Сакура завороженно застыла. У ее соулмейта цвет глаз сливался с темнотой бархатного ночного неба. Зов в груди тянул, рвал жилы, требовал подойти и коснуться. Но он смотрел на нее так безразлично, будто не… Губы дернулись в смешке. Да, Шизуне говорила, что люди не чувствуют это так остро. Может, они вообще не чувствуют?
— Вы уверены, что все в порядке? — та же темненькая девушка повторила вопрос, озабоченно щуря серые глаза.
Сакура опустила взгляд. Дым шел не из его рук, как показалось сначала. Дым сочился с конца белой тонкой палочки, придерживаемой двумя пальцами.
— Я уверена, — твердо ответила она, не давая вкрадчивому и холодному волнению прорвать спокойное лицо.
Внутри нее, помимо зова, сотрясалась идиотская робость, не позволяющая протянуть руку. Что… что, если он не поймет? Не распознает, останется таким же равнодушным… Зов протестующе вспыхнул пульсирующей болью в висках.
— Меня зовут Сакура, — ладонь с заостренными кончиками пальцев медленно приподнялась, протягиваясь к высокой мужской фигуре.
Пожалуйста. Просто пускай возьмет за руку.
Она была готова сжаться в комочек, взвыть от накатившей боли в грудной клетке, потому что соулмейт продолжал просто смотреть. Оценивающе. По кончикам пальцев прошла дрожь, когда его невыносимо черные и прищуренные глаза обвели ее фигуру от макушки и до босых ног.
Он не хотел к ней прикасаться. Знал? Точно нет. Разве тогда на его лице оставалось бы такое выражение? Но Сакура упрямо держала руку на весу, сжимая челюсти. Она заметила, как темненькая девушка незаметно для других подтолкнула соулмейта в бок локтем.
Кто-то из них усмехнулся. Соулмейт скривился, будто у него внезапно свело бедро. Большая ладонь сжала самые кончики ее пальцев. Поддернутые пеленой раздражения черные глаза остекленели на мгновение, блестя на белом свету. Полыхнувшее в них спустя еще одно мгновение нечто привело Сакуру в состояние настороженности. Он прошелся по ней взглядом еще раз, уже внимательней. Выражение лица изменилось. Его пальцы, сжимавшие ее ладонь чисто символически, вдруг скользнули дальше и горячо оплели узкое запястье.
Сакура удивленно округлила глаза, машинально дернулась в попытке вернуть руку обратно. Но оказавшиеся невероятно жесткими пальцы не собирались разжиматься и уступать ей свободу.
Соулмейт рвано вдохнул ночной прохладный воздух и, не отводя взгляда от ее лица, бросил своей компании:
— Мы отойдем.
Не терпящим возражения жестом он подтащил Сакуру к себе.
Она едва поспевала за его длинными шагами, пыталась не отставать и боялась сжать ладонь сильнее. Внутри нее поселилось вопреки обстановке ласковое тепло, разрастающееся, греющее замерзшие и сбитые ноги. Сакуре было все равно, куда ее тащил соулмейт. Она была рядом, она держала его за руку, а остальное перестало существовать, словно оказалось затянуто серой облачной дымкой, какая возникает в пасмурные дни. Ей всего лишь хотелось увидеть его лицо еще раз. Но для этого ему пришлось бы остановиться.
И он, будто поймав ее мысль за призрачный хвост, замер на месте.
Сакура стряхнула с себя странное дымчато-серое оцепенение, оглянулась назад. Дом, от которого он ее увел, теперь казался отдаленным. Они стояли в переулке, надежно закрывающим их двумя стенами от чужих глаз. Ее соулмейт обхватил край белой и дымящейся палочки, с конца которой сыпалось что-то серое и похожее на пыль, губами. Вдохнул, задержал дыхание, прикрывая глаза, и неспешно выдохнул наружу неприятный белесый дым. Порывом сквозняка, гуляющего в переулке, дым плеснуло Сакуре в лицо.
Она задохнулась, морщась от неприятного едкого запаха. Соулмейт заметил это, скривил губы и уронил вонючую палочку себе под ноги, растер об грязный асфальт тяжелым ботинком.
Сакура рассматривала черты лица человека, предназначенного ей судьбой, и сдерживала трясущиеся руки в статичном положении, хотя так и тянуло мазнуть ладонью по чужой щеке.
— Скажи мне, у тебя что-то случилось? — он рассматривал ее, не стесняясь. — Я могу чем-то помочь? Где ты живешь?
Сердце странно ёкнуло. Она ждала не этих вопросов.
— Зачем вам? — формальное обращение само сорвалось с губ.
Люди… эти странные люди. Разве при знакомстве спрашивают о таком? Впрочем, что же еще у нее спрашивать. Она ведь выглядела, в отличие от остальных людей, достаточно раздетой.
— Я вызову тебе такси, — ладонь соулмейта скользнула в карман штанов, вытаскивая плоскую вещицу, с помощью которой люди общались на расстоянии.
Что бы это не значило, но ей не нравилось. От нее... хотели избавиться?
— Но… — Сакура неловко прижала задрожавшие руки к груди. — Я же…
— Моя родственная душа, — договорил он за нее, щурясь. — Да. Я уже понял.
Сердце пропустило удар, после которого по венам вместо крови побежал жидкий лед. Сакура смяла ткань сарафана на груди, подсознательно готовая услышать нечто ужасное. Как же она надеялась сейчас, что он просто протянет ей руку, уберет эту ухмылку с губ…
— Судьба, соулмейты, предназначенность… — он небрежно перечислял все то, что связывало ее жизнь с ним. — Я предпочитаю самому решать, как жить. Мне от судьбы, — на губы наползла веющая прохладцей насмешка, — ничего не нужно. Даже ты. Понимаешь?
Ее словно залили материальностью второй раз, утяжелили вдвое, а потом вбили в этот асфальт по самое горло. Колени были готовы подломиться, не удержать тело в вертикальном положении. Дать ему упасть и разбиться на сотни кровавых осколков. То нежное и ласковое тепло, растущее в груди, залило сплошным льдом, трескающимся и больно режущим по живой ткани.
Набирающаяся силы с самого первого прикосновения босых ног к асфальту муть рванула вверх, цепляясь когтями за ребра, накрыла голову.
— Мне жаль, — с абсолютно не сожалеющим видом, равнодушно, будто случайно, бросил ей соулмейт. — Так что случилось? Почему ты без обуви? Я могу чем-то помочь?
Сакура рвано, болезненно улыбнулась. Чем же он ей может помочь? Ударит пускай лучше — больнее, чем есть, не станет, но в чувство, может быть, приведет?
— Спасибо, — ноги медленно наливались колющей энергией.
Спасибо, что дотронулся.
Большего и не… а почему она вообще надеялась на большее? Разве не могла додуматься, что люди, недоверчивые и черствые, не придают такой связи значение?
Стесанные до волдырей пятки взорвались болью. Из головы выбило все, что там крутилось. Эта колючая сила подстегивала, уводила далеко, помогала сбежать и не упасть.
Вслед ей прогремел окрик.
Сакура неслась, как если бы ее в спину толкал штормовой ветер. Боль в ногах исчезла, оставляя только инстинкт. Он подсказывал ей бежать. И слезы просто потому, что в глаза ветер. Совсем не потому, что внутри все тряслось. Совсем не потому, что на нее сейчас уронили всю тяжесть этого бархатного ночного неба.
Почему? Почему это случилось с ней? Почему из-за него ей никогда больше не чувствовать ничего, помимо разочарования? Шизуне говорила об отсутствии эмоций. Но только о хороших. Неужели остальное никуда не денется? Вечность с этим рвущимся сердцем?
Сакура запнулась обо что-то, теряя равновесие, и упала вперед руками. Ладони и колени больно обожгло. Она вдохнула поглубже, пытаясь с собой совладать. Нужно было подняться. Прийти в себя! Но Сакура только тяжело дышала, поджимала губы, чтобы они не тряслись предательски, и бесслёзно оплакивала свою жизнь.
В переулке, которых в этой части города хватало, не было освещения. Темные стены прикрывали собой от любого проблеска, а луна скрывалась за облаками.
Сакура беспомощно скребла пальцами, сведенными судорогой, по асфальту, покачивалась вперед-назад и не давала себе расплакаться. В этот момент в голову не приходило, что можно встать, оттолкнуться ногами и взлететь.
Приближающиеся со спины шаги были громкими. Сакура, разбитая, потерявшая чувство времени, не обратила на это внимания, надеясь, что человек просто пройдет мимо. Но некто остановился прямо позади нее. Она почувствовала проблеск опасности, когда бежать было уже поздно.
Ее рванули за волосы вверх, грубо вмяли ладонь в раскрывшийся с криком рот. Сакура забилась в чужих руках, попыталась укусить грязную, воняющую чем-то паленым ладонь, но не вышло. «Кляп» впечатали ей в лицо еще сильнее. Кожу головы обожгло острой болью.
— Сложно за тобой угнаться, — мерзко хихикнул ей на ухо женский голос. — Как там, наверху, милашка? Летаете, в облаках купаетесь, да?
Ей будто прострелило голову. Сакура распахнула глаза, попыталась обернуться, чтобы увидеть — кто?
Кто это?! Откуда он… Она задергалась активнее, за что тут же поплатилась новым приступом боли.
— Знаешь, а ваши волосы отличная штука, — хихиканье перешло в визгливый смех. — Длинные… красивые… сильные!
Сакура задохнулась. В груди застучало в два раза быстрее. Ноги лизнуло нежной беспомощностью, от которой хотелось взвыть. Нет. Нет-нет-нет!
Колени надломились, давая телу сложиться. Ее тут же встряхнули, намотали волосы на кулак.
— Сакура! — прокатился эхом знакомый голос, раздавшийся, казалось, совсем неподалеку. — Эй! Где ты?
— Только пискни, — смех опасливо затих. — Давай ты уже, — шикнули кому-то еще.
Что-то прохладное и тонкое мазнуло по шее, обжигая. Сакура перепугано застонала, дергаясь. Хватка на волосах ослабла. Что-то туго лязгнуло у затылка. Ужас лизнул виски. Волосы натянуло. Отвратительно щелкнуло чем-то. Голова вдруг стала легкой. А на тело обрушилась боль — пульсирующая у затылка, облегающая голову, тянущаяся по шее вниз.
Толчок в спину застал ее врасплох. Сакура неудачно приземлилась на локти, обдирая их о твердый и шершавый асфальт, и так и осталась лежать.
— Эй! — рявкнули неподалеку.
Сакура слышала, как они убегали, видела их спины и ничего не могла сделать. Она неловко оттолкнулась кровящими ладонями, садясь, с безумной надеждой впилась пальцами в волосы. Сердце пропустило удар. С губ сорвался вопль отчаяния, дикий, разворотивший изнутри грудную клетку. Сакура ощупывала голову, жмуря глаза, и дышала часто-часто. Горячие дорожки слез прочертили щеки одновременно с рыданиями, взорвавшими горло. Между пальцами скользили неровно и варварски обстриженные короткие пряди.
К ней кто-то спешил — она сквозь вату паники, заложившую уши, слышала приближающиеся шаги. И теперь ей было уже все равно. Руки безвольно опустились обратно, оперлись ладонями об асфальт. Шизуне… Шизуне же говорила ей. Говорила беречь волосы. Почему она не обратила внимания на это? Кого же теперь винить, если не себя?
Что-то горячее легло на подбородок, вздернуло вверх.
— Кто? — поинтересовался тихий пробирающий до мурашек знакомый голос. — Кто это сделал?
Он ощупал ее затылок с осторожностью, тяжело выдохнул.
— Кто?
Сакура отчаянно замотала головой, скидывая с нее чужие руки. По лицу хлестнули короткие влажные пряди. Это стало последней каплей. Она бессильно и тихо расплакалась, сотрясаясь всем телом. Соулмейт попытался поднять ее, даже умудрился поставить на ноги, но Сакура неизбежно сползла вниз, не имея в себе никакого стержня, способного удержать в вертикальном положении.
Ее мечта вернуться домой испарилась. Как же теперь?
Вся сила любого духа воздуха концентрировалась именно в волосах. Это они, длинные, яркие, тяжелые, обрушивающиеся на плечи водопадом давали возможность скрыться за облаками. А теперь ей даже не взлететь…
— Ненавижу… — прохрипела она, впиваясь пальцами в свое же лицо.
Ее вжали в теплое человеческое тело, крепко, без возможности вырваться, накрыли затылок горячей ладонью. Сакура задыхалась, моча слезами одежду соулмейта. Под пальцами твердели напряженные плечи, но никакого удовлетворения от этого не чувствовалось. Безразличие окутало голову, останавливая поток слез. Сакура обвисла в чужих руках, дыша ртом. Сила ее волос ослабеет и исчезнет вместе с цветом спустя пару часов. Что с ними они сделают потом? Выбросят? Остаточная энергия от истерики подтолкнула смешок к горлу.
Шизуне… неужели тебе было так же больно?
— Они больше ничего тебе не сделали? — соулмейт, почувствовав ее мнимое спокойствие, попытался узнать, что же случилось. — Тебя отвезти в больницу?
Она негромко рассмеялась. Отшатнулась от него, врезаясь спиной в холодную стену.
— Аха… нет, — грудная клетка рвалась насадным смехом. — Зачем?
Сакура, обрывая снова подступившую истерику, запрокинула голову к небу. Дома над ее головой высились огромными башнями. Не было видно крыш. Все пошло кругом. Смазался темный бархат ночного неба, раскинувшегося над городом. Равновесие удержать не получилось, и тело как-то повело... Сакура не смогла выпрямиться и рухнула лицом вниз, теряя сознание раньше, чем твердые руки поймали ее.
Примечания:
Вот так вот.