Книжный магазин Бальдура (гет)

* * *

О поцелуях болтают многое.

Гермиона предпочитает пропускать подобную информацию мимо ушей, чтобы изучать, действительно, нужную. Например, о том, как использовать яд цикуты в пяти вариациях, или о восстании гоблинов в Ливерпуле в десятом веке из-за низкой оплаты рабочего времени в шахтах.

Словом, в мире существует тысяча и один полезный факт, а не то, что постоянно повторяет Лаванда за ужином: если покрывать губы малиновым блеском, на вкус и поцелуи как ягодный джем. Ерунда, а не достойная анализа теория: все джемы, которые Гермиона когда-либо пробовала, были донельзя приторными.

На третьем курсе все девочки из её спальни играют в «пять минут в раю» (на самом деле, пять минут в коморке для швабр с паутиной над головой и непередаваемым запахом туалета Миссис Норрис в углу) с мальчишками из Когтеврана и Гриффиндора. Многие мечтают о первом поцелуе с Гарри, а Гермионе бы просто минутку спокойствия: в пятый раз доказывать, что она не целовалась ни с кем, кроме учебника Нумерологии (пару раз случайно засыпала в библиотеке), — утомительно.

На четвертом курсе Виктор разделяет с ней поцелуй у Чёрного Озера. Не даёт ей договорить о появлении мётел, о которых она, между прочим, специально читает ради его компании. Её первый долгожданный поцелуй, о котором в подробных деталях шепчутся после отбоя девочки. В отличие от однокурсниц Гермиона не трепещет от восторга, а пытается осознать, почему рот Виктора на вкус как драконий помёт? Её кудри лезут им в рот, и всё, о чём она думает, — незаконченный свиток-эссе о Гриндиллоу, упавший в лужу от нападения Виктора.

Говорят, поцелуи воруют здравый рассудок. Гермиона опровергает эту гипотезу, когда целует Рона огромное количество раз в разных декорациях с разными намерениями, от шутки до нежности. Приятно, но мысли у неё в процессе чёткие, а действия, отрепетированные заранее. Как будто кто-то сомневается, что даже для столь ненужного занятия в её жизни она создаёт план обучения и выписывает литературу по теме, куда более содержательную, чем советы Лаванды.

Сейчас на губах Гермионы липкие тягучие барбариски, внизу живота горячо, а вздохи Малфоя вынуждают целовать его ещё и ещё. В мыслях нет ни законченных свитков, ни обязанностей старост по организации бала, ни волнения о том, как именно прикусывать губы и куда двигаться. По правде, Гермиона давно потеряла счёт времени. Когда-то давно она уже слышала, что поцелуи влюблённых останавливают стрелки часов. Видимо, это правда в отличие от сотни мифов, рассказанных матерями о данном занятии.

Движения у неё хаотичные, нескоординированные, а губы, наверное, красные от раздражения: щёки Малфоя колятся. Его ладони на её пояснице под оттопырившимися джинсами тёплые, а когда Гермиона втягивает носом воздух у его кадыка, чтобы поцеловать две рваные родинки, запах заставляет её вернуться к его губам. В комнате, чрезвычайно узкой и душной, невозможно раздумывать ни о чём, кроме разделённого на двоих дыхания и прикосновений, от которых свистящая буря за окном кажется мирской глупостью.

— Хих-хах, достаточно-достаточно! Ай-ай, негодники, что же вы тут устроили?

Гермиона, правда, пытается оторваться, чтобы встать, собраться и выйти на улицу, но руки ложатся ей на ягодицы, прижимают ближе и — трение. Он ловит её стон губами, когда поднимается с пола. Её ноги скрещиваются за его спиной. Где-то справа падает уцелевшая после разгрома стопка книг. Фея пищит от восторга, а Гермиона продолжает бездумно целовать Малфоя и рисовать ладонями цикличные линии от запястья до локтя. Вряд ли её можно обвинять, что их случайный и вынужденный поцелуй прибавляет в рейтинге, но разве кто-то из них остановится? В этом Гермиона почему-то уверена куда больше, чем в честности фейского обещания.

У неё не получается осуществить план зарыться пальцами в мягкие волосы, потому что ей в бок прилетает книга, ударяется острым уголком о ребро. Не больно, но весьма раздражающе.

Дыхание Малфоя опаляет шею, когда она разрывает поцелуй и поворачивает голову к фее, безмятежно болтающей тонкими ножками. Вредина хитро улыбается, когда Гермиона встречается с ней взглядами и, наконец, фокусируется.

— Хих-хах, достаточно-достачно! Честно, это считается! Хотя можете продолжать, раз вам так нравится! Разве это не чудо чудесное?

«Чёрт» — вырывается у Гермионы, когда она осознает весь масштаб ей содеянного. От неловкости и возбуждения у неё, как всегда, горит лицо вместе с кончиками ушей и шеей. Больше всего ей хочется сейчас аппарировать из Хогсмида в гостиную Гриффиндора, а лучше и вовсе из Хогварста. Быстро, так чтобы не задерживаться взглядом на Малфое, она откашливается и встаёт с его колен, от чего тот шумно всасывает воздух сквозь зубы. Дёргает на себя ремень сумки, приглаживает волосы и уверенно направляется к двери. Фея ехидно хихикает, когда Гермиона приближается к выходу.

— А пожалуйста? Хи-хи, ну, скажи, пожалуйста?

— Как унизительно, — доносится возмущённый голос Малфоя из-за спины. — Мы выполнили свою часть договора! Давай открывай без «пожалуйста»!

Вредина появляется перед её носом и раскачивается из стороны в сторону:

— Хах-Хих, нет, открою, если девочка скажет «пожалуйста»! Пожалуйста, говори «пожалуйста»? Несносный мальчик не понимает правила вежливости! Иначе придумаю ещё кое-что!

— Посмотрим, как ты заговоришь, когда я поймаю тебя…

— Пожалуйста, — отчаянно шепчет Гермиона, подавляя внутренний протест. — Открой дверь, пожалуйста!

— Пожалуйста! — хлопок в ладоши. — Проходи, пожалуйста!

Фея буднично сообщает, прежде чем испариться со взрывом серебряных искр в воздухе: «Возвращайтесь, негодники!»

В этот раз ручка легко поддается. Гермионе необходимо закачать в лёгкие свежего воздуха, иначе она не переживёт ещё минуту с Малфоем в одной комнате.

Её останавливает севший голос, на который она, точно-точно, не будет сейчас оборачиваться:

— Грейнджер?

Лучше промолчать, чтобы не вырвалось что-нибудь необдуманное, вроде: «Повторим как-нибудь?»

Гермионе отчаянно надо прибавить очков в чашу «Ненависть к Драко Малфою», чтобы та перевесила «возбуждение».

Холод кусает лицо. Гермиона не может сдвинуться с места и нервничает. Впереди её ждёт привычная заснеженная улица. Так близко, но одновременно далеко: впервые она сомневается, как именно повести себя в ситуации, хотя знает правильное решение.

— Ты отлично целуешься, — тянет Малфой, прежде чем задеть плечом и выйти в метель, закручивающуюся спиралями. — Повторим как-нибудь?

С этого момента у Гермионы появляется новый исследовательский проект, как в начальной школе про звёзды в космосе. Каждому поцелую она находит логичное объяснение. Чтобы ни говорил Гарри, они вовсе не похожи на оправдания.

* * *

Следующим декабрьским утром в совятне шумно и людно, не протиснуться. Все пытаются урвать шанс отправить письмо до сочельника, а Гермиона приходит заранее, поэтому не застаёт огромную очередь. Температура на улице падает, а Гермиона не взяла ни шарф, ни шапку: слишком торопилась, чтобы отправить родителям письмо, не имеющее значения. Они, наверное, подумают, что кто-то ошибся адресом, хотя она заплатила два галлеона за международное сообщение.

Справа Джордж взрывает хлопушку с фиолетовой цветочной пыльцой, за что получает осуждающий взгляд в свою сторону. Слева Блейз Забини крутит палочкой, направляя пузырь замерзающей воды в сторону первокурсника в десяти ступеньках от него. Сжалившись, Гермиона не отправляет его на отработку к Макгонагалл, а изящным жестом лопает шар над его головой и скрывается в вихре мантий на улице . Ей следует добраться до кухни и попросить нового эльфа-начальника Пампилуса позаботиться о рождественском угощении. Скорее всего, в начале выслушать тираду о том, что шоколадные муссы, куда лучше пудингов, но Гермиона готова пожертвовать своим временем. Подготовка к балу позволяет отвлечься от омел и поцелуев с блондинами. В конце концов, решать, сколько носков повесить на центральный камин куда важнее, чем прокручивать в памяти произошедшее.

Ей удаётся отойти от совятни на тридцать метров, прежде чем Гермиона поскальзывается на узкой, покрытой коркой льда тропинке. Чья-то рука сжимает её локоть, восстанавливает равновесие.

У Малфоя слезятся глаза от холодного ветра, а ещё губы потрескались. Кажется, Гермиона никогда не подмечала столько деталей, но нельзя же упускать возможности для анализа.

Ещё через две минуты Малфой отдаёт забытый в книжном сборник заклинаний из внутреннего кармана пальто. Удивительно, как он каждый раз появляется из ниоткуда. Нелепые случайности вскоре станут закономерностью. Не то чтобы она предполагает, что и их поцелуи станут закономерностью, правда ведь?

— Снова следишь за мной?

— Каждый в совятне следит за тобой?

Она прищуривается, но тянется за книгой. Их пальцы трутся друг об друга. За этим прикосновением следует согревающий ток. Гермиона отдёргивает руку и сглатывает, прежде чем выхватить сборник из рук и убрать его в сумку.

— Что ты делал в совятне?

— Грейнджер, используй голову. Что делают люди в совятне перед сочельником?

Так она ему и поверила.

Гермиона не из тех, кто оставляет следы своего присутствия. Гермиона не из мечтателей, у которых всё постоянно валится из рук. Уникальный талант летать в облаках и забывать форму для квиддича в гостиной есть только у Рональда, а она пример чопорной собранности.

Увы, поцелуи со слизеринцами меняют многое, но хотя бы в этот раз Гермиона заранее подготовлена. Рука выцепляет шарф, свёрнутый между двух книг, — шерсть чуть не распустилась вчера от пристального наблюдения вечером — и бросает его в Малфоя. Зуб не попадает на зуб, но Гермиона подавляет дрожь и сжимает губы. Надеется, что он не замечает, насколько ей холодно.

Малфой ловит шарф, закидывает голову назад и издает счастливый смешок, который отличается от арсенала самодовольных привычных смешков. Наверное, строит планы по захвату мира, пока Гермиона пытается совладать со смущением.

Малфой, накрывающий шарфом её плечи и притягивающий к себе, — феномен из соседней реальности, когнитивный конструкт, пациент из Мунго, но точно не трезвый и адекватный человек. Она возмущённо ойкает, но не успевает сказать и слова, когда он оставляет лёгкий поцелуй на её кончике носа. Невероятный уровень наглости.

— Оставь себе, Грейнджер. Ещё чуть-чуть, и у тебя нос отвалится от холода.

В первый раз Гермиона объясняет этот невинный жест пронизывающим холодом, который помутнил их сознание.

Во второй раз аргументы не работают, приходится изворачиваться. В теплицах температура поддерживается искусственно, да и никто не заставлял её красться по тёмным коридорам, чтобы успеть к месту встречи у грядки с мальвой. На смежной паре ей на стол падает самолётик с координатами, временем и знакомыми инициалами. Для храбрости Гермиона пьёт протащенный Дином в гостиную огневиски. Кажется, она шокирует друзей, куда больше, чем изначально предполагала в воображении. Гермиона приходит первая, на ватных ногах, ждёт десять минут, взвинченная и раздражённая. Уже хочет уйти, но вдруг оказывается в воздухе и теряет землю под ногами. Возмущённые возгласы прерываются, когда Малфой усаживает её на стол и извиняется долгими дразнящими поцелуями. Искренняя уверенность, что это в последний раз, испаряется, стоит его пальцам поддеть гетры и мучительно медленно стянуть ткань. Гермиона тяжело дышит и дрожит, когда его губы легко касается бедра. Благо её спасает Мадам Пинс, забывшая удобрения для своего комнатного растения. Они прячутся за мандрагорами, но, увы, профессор находит их по намотанному на цапень красно-золотому галстуку. В результате им достаются две отработки, а Гермиона не может избавиться от заноз в течение месяца. Малфой смеётся, а она проклинает его, но от сглаза воздерживается. В этот раз огневиски и Дин — виновники произошедшего. Сама бы Гермиона вряд ли решилась нарушить школьные правила, чтобы безрассудно зажиматься с Малфоем в теплицах после отбоя несмотря на то, что тайно (никому не стоит рассказывать) ей по душе это бессовестное занятие.

На третий раз всё случается неожиданно. Гермиона склоняется к тому, что именно эффект внезапности повлиял на неё, иначе как объяснить, что вместо того, чтобы чистить кубки от ржавчины под храп Филча, Малфой предпочитает затянуть её в альков и касаться тела на запрещенной территории, с севера на юг, с запада на восток. Его руки повсюду, а у Гермионы в голове взрываются сотни пузыриков. Губы болят, щёки горят, мир вокруг кружится, а их поцелуи — вечные. Правда, Гермионе кажется, что времени для поцелуев с Малфоем у неё всё равно никогда недостаточно.

Четвёртый поцелуй — левитация. Свет медовой луны, хрустящие стебли травы, засыпающие снежинки на ресницах. Огромное необъятное поле для квиддича, а в середине Гермиона стоит на мысочках, чтобы дотянуться до губ Драко Малфоя, чей чёрный плащ закрывает её от декабрьских холодов, напрасных надежд и грусти, приходящей с каникулами. По возращении в замок на губах застывает вкус, и Гермиона молчит весь вечер, чтобы продлить, сохранить и запомнить. Она не отвечает на четыре вопроса Рона, а тот советует ей сходить в Больничное Крыло, чтобы вылечиться. Только Гермиона знает, что причина её невнимательности — не простуда, а кульбиты в животе, от которых не удается сдержать глупую улыбку украдкой каждый раз, когда она бросает взгляд на стол змеиного факультета.

На пятом поцелуе в Хогсмиде со вкусом какао у Гермионы ломается счётчик в голове, зато она замечает, что безоблачное небо над головой слишком синее, а улыбки Малфоя взаправду искренние, больше не перетекают в ухмылки. Барбариски, тающие в его карманах, чересчур сладкие, но слизывать их с его губ — одно удовольствие. Неопознанное чувство в груди сильное-сильное — от него никуда не спрятаться — Гермиона решает повременить с привычкой обдумывать. Мало ли, может шестой поцелуй будет куда интереснее пятого.

Видимо, это те самые «бабочки в животе», о которых она слышит от каждого. Гермиона быстро приходит к выводу: нет ничего хуже, чем вынашивать в желудке личинки до их вылупления. Факты о батохаки, прочитанные в атласе «Самые разрушительные волшебные болезни XX века» на четвертом курсе, ещё больше убеждают Гермиону в её непопулярном мнении. Не важно, что думают Парвати и Лаванда, когда она пытается рассказать им о подробных, а оттого ужасающих чёрно-белых картинках. Иллюстрации не заставляют их поверить, что «бабочки в животе» — чушь. Вместо того чтобы бояться процесса, они, напротив, со всей силы пытаются найти ощущения, — глупые влюблённые дурочки.

И вправду: нет ничего хуже, чем быть глупой влюблённой дурочкой.

Когда пальцы Малфоя сплетаются с её пальцами под партой на «Защите от тёмных искусств», в её животе вылупляется рой раздражающих бабочек. Гермиона бы сделала всё, чтобы никогда-никогда в жизни не испытывать этого унизительного, лишающего концентрации ощущения, но обещанное свидание вечером меняет мнение. Малфой задумывает сюрприз, а Гермиона заранее не одобряет, но всё равно соглашается. И не важно, что через час Плакса Миртл застаёт их наполовину раздетыми в ванной старост. Призрак ворует их одежду, вынуждая добираться до Башни Старост полуголыми и дрожащими (у Малфоя нет штанов и носков, а у Гермионы юбки и лифчика). Жаль, что им так и не удалось протестировать розовую пупырчатую пену, лимитированная коллекция из аптекарского магазинчика Хогсмида. Тем не менее, побелевшее лицо Клауса, обнаружившего Малфоя в постели Гермионы в первый день каникул, запоминается надолго. Лучшая месть за карликовых пушистиков.

Вскоре Гермиона осознаёт, что ей нравится не только целоваться с Драко в тайных уголках старинного замка. Нет, пишется целый список о том, что именно привлекает её во времяпровождение с Малфоем.

С ним ей нравится барахтаться в снегу до момента, пока они не промокнут насквозь; переплывать Чёрное Озеро и забираться на вершину Астрономической башни; пьяно хохотать у Визжащей Хижины после перестрелки снежками; воровать леденцы из его карманов и делать вид, что она ненавидит их; взахлёб спорить, ругаться и расходиться по комнатам; хлопать дверью гостинной от раздражения и в ладоши от радости, когда они обмениваются подарками (Драко дарит ей перо, а она ему набор леденцов разных вкусов из Зонко); вместе читать (хотя Драко не читает, а мешает поцелуями чтению); называть его по имени и каждый раз наслаждаться реакцией; смущать однокурсников на Рождественском бале совместным танцем, а после заставить покраснеть темноту в коридоре и опешить Макгонагалл; притворяться детьми и казаться взрослыми; знакомиться с ним, узнавая его «настоящего», «прошлого»; сбегать и прятаться в объятиях друг друга от последствий и выборов; любить так, что ещё чуть-чуть и сердце раскрошится; разделять последние минуты уходящего года под взрывы петард напополам с поцелуями; оторваться, посмотреть в горящие глаза и понять, что чудеса все же случаются.

Гермиона не верила в чудеса, но второго января они возвращаются к книжному магазину «Чепуха Бальдура», чтобы найти тихое уединенное место. Конечно же, оба понимают для чего именно. Вместо полуразрушенного здания их встречает сияющий человек с густой рыжей бородой, продающий венки из остролиста и пучки блестящей на солнце омелы. Подозрительно, что только вокруг его развала в Хогсмиде тает снег, а на земле расцветают камелии. Они несколько раз переглядываются, прежде чем решиться купить венок. Человек широко улыбается, а краем глаза Гермиона замечает серебряное свечение. Ей, наверное, кажется, но стоит Драко взять её за руку, сбоку раздаётся ехидное хихиканье. Гермиона забывает о нём сразу же, когда Драко в очередной раз целует её.

* * *

Примечания:

С Рождеством и Новым Годом, дорогие читатетели! Вышла небольшая очень милая и тёплая история. Делитесь впечатлениями, если есть, что сказать.

Канал для связи:https://t.me/konfetafic