Книжный магазин Бальдура (гет)

* * *

Выбирать подарки — пытка, куда хуже Круцио. То, что Гермиона считает полезным, у других вызывает приступы храпа или мгновенное засыпание. Ей никогда не дарят перья или пергаменты, хотя первые постоянно ломаются, а вторые последнее время исчезают из её комнаты. Клаус, староста Рэйвенкло, таскает везде с собой миниатюрный бинокль (как-то раз рассказывает Гермионе четыре часа о четырёх созвездиях, пока у неё отмерзает нос, руки, ноги) и практикует пренеприятное увлечение — фанатеет от карликовых пушистиков. Одного из них зовут «Милочка», хотя Гермиона скорее назвала её «молниеносным утилизатором»: у неё нюх на очень важные, очень нужные Гермионе записи. В своём вкусе она избирательна: съедает только самое свежее. Вот и вчера Гермиона пыталась найти план рассадки на Рождественском ужине, а вместо этого обнаружила обслюнявленный клочок с обрывком имени «Дра».

У Гермионы в тот вечер лопается терпение. Клаус в ответ на её претензии обещает подарить ей что? Правильно, карликового пушистика. За это его синий галстук с чернильным пятном, старательно зачарованный Гермионой, гоняется за ним по Башне Старост, хлеща по бокам и щекам, а после следует за ним на завтрак, где расплескивает тыквенный сок и вызывает недовольные возгласы.

Будь Клаус тем настоящим пузатым существующим в рождественской реальности мифом, то дети просыпались бы не от запаха имбирного печенья, а от шершавого языка в ноздрях. Для неё это было бы трагедией. Когда у Гермионы были два огромных передних зуба, и она не могла выговаривать «Рождество», не коверкая звуков, она попросила у Санты одного: сделать её волшебницей. Из всей её группы в воскресной школе «Хампстеда» только её письмо зачитали родителям, потому что оно было слишком грамотным и аккуратным для её возраста.

К счастью, она тогда ещё не знала, что через шесть лет её желание сбудется, а через пятнадцать — она не сможет решить, как именно запаковать подарки Рону и Гарри, — руками или же палочкой.

Сейчас у Гермионы одна цель и одно желание: выкинуть из головы планы планировать, сбросить тяжёлую сумку с учебниками и наведаться в новый магазинчик Хогсмида, где по слухам есть первое издание сборника древних заклинаний кельтов. Оно необходимо ей для коллекции, закрытой на замок в её личном книжном шкафу. Причина одна: Гарри и Рон, распаковывающие двадцатую шоколадную лягушку и сомневающиеся в её способности узнавать известных личностей по их колдографиям, раздражают её почти на уровне Клауса. Они не верят, что исчезнувший с карточки — Освальд Бимиш.⁽¹⁾ Хотя куда уж им думать про права гоблинов, когда послезавтра их ждёт матч по квиддичу. Их рвение поражает: активнее, чем за шесть предыдущих лет. Конечно, Гермиона догадывается, почему мальчикам так необходимы соревнования. Каждый из них пытается притвориться ребёнком в свой последний год в Хогвартсе. Хотя Гермиона уверена — каждый из них потерял своё детство в июле далекого девяносто пятого.

В Хогвартсе сегодня пахнет клюквой и корицей — запах декабрьского утра, когда мама приносит какао, а ей не хочется вылезать из тёплой постели. Это вторые каникулы, когда Гермиона не едет к родителям.

Когда Гермиона выходит во внутренний двор, мимо пролетает хохочущий Пивз, кидается мандариновыми косточками в конопатого первокурсника, у которого мантия в крошках имбирного пряника. Скрип: Гермиона переступает через сугроб. Не один, а целых пять раз предпринимается варварская попытка кинуть в неё снежок. На пятый Гермиона не уворачивается.

— Есть!

Прямо в лицо.

— Ниже целиться надо было, идиот. Ты что слепой и не видишь, где её задница?

Слышится перешёптывание и копошение. Из сугроба выглядывает хитрый Теодор Нотт: красные уши, курносый нос, коварный взгляд. Из-за его кудрей, торчащих в разные стороны, он походит на нашкодившего эльфа, перепутавшего не только подарки, но и адреса направления. От широкой улыбки у него вот-вот треснут румяные щёки. Ужасные-ужасные мальчишки! Все, как один, одинаковые.

— Грейнджер, куда направляешься?

Ладонью Гермиона вытирает лицо, фыркает и гордой походкой проходит мимо, игнорируя закатившиеся глаза угрюмого, вставшего из их укрытия Малфоя. Слышится хрюк: неповторимый смех Нотта младшего.

* * *

Книжный магазин, который она ищет, находится слева от «Волшебной брюквы» в заметеленном закутке. Чтобы к нему пройти, Гермиона всполошила гоблинский хор, закрывший проход и ужасно фальшививший. Маленькие круглые окна, как дырки в сыре. В них горит яркий свет. Фонари немного напоминают кувшинки с Чёрного озера. Дверь необычная: круглая с выжженной спиралью, немного гипнотизирует. На кривой вывеске висят несколько сломанных циферблатов. Её замело снегом: Гермиона читает: «Чепуха Бальдура». В следующую секунду мимо лица пролетает страница «Пророка». Тёплый воздух опаляет лицо — дверь со скрипом приоткрывается, задев пушистую ель. Та отряхивается от белой шапки, когда Гермиона проходит мимо, вынуждая её подпрыгнуть от неожиданности. За спиной раздаётся узнаваемый, а оттого ненавистный смешок. Нежданный, заставший её врасплох слизеринец.

Гермиона оборачивается и выразительно поднимает подборок, чтобы выглядеть, хотя бы на пять сантиметров выше. Это зимнее пальто делает его вытянутую сухую фигуру больше, а может за послевоенный год он сильно вытянулся, как Рон. В любом случае Гермионе не нравится чувствовать себя маленькой. В ответ Малфой, у которого руки утоплены в карманах, а вместо носа — красная плямба, закидывает голову назад и снова хмыкает. Выдыхает пар из рта, расправляет плечи и щурится. Чёрный цвет, который он любит больше всего (не то, чтобы Гермиона наблюдает за ним в свободное время, только иногда в Большом Зале задерживается взглядом, когда однокурсницы обсуждают его и хихикают) разбавляет зелёное пятно — за одну секунду шарф развязывается и падает под ноги. Правильно: Малфою лучше быть чёрно-белым, напечатанным и уж точно не красочным. Как на первой полосе Пророка, посвященной оправданию семьи в Визенгамоте: тот выпуск она не стала даже дочитывать. Как на шестом курсе, когда он больше напоминал привидение. От его ухмылки у Гермионы было в груди зарождается раздражение, но ямочка, появившаяся на щеке, уничтожает это чувство. Вместо этого между рёбер горячо, будто от глинтвейна, который она планировала выпить по окончании сегодняшней исследовательской миссии в Хогсмиде.

Драко Малфой нравится половине всех девушек Хогвартса. Загадка, что симпатичного в его долговязой фигуре, остром смазливом лице и язвительном тоне. Хотя не Гермионе определять критерии. У неё другие приоритеты: исключительно научные, так как подростковые всегда вызывают презрение. Гермионе не надо никому нравиться: нет потребности. Когда в мире существует захватывающие рунные задачки, парни теряют свою привлекательность. Заниматься уроками в свободные вечера интереснее, чем сплетничать, кто кого поцеловал за статуей дракона у нижней лестницы.

— Ты что, следишь за мной, Малфой?

— Чего-чего?

Она сужает глаза, а в ответ Малфой смотрит лукавым, а не злым взглядом. В нём всё сегодня непривычно расхлябанное. От порыва холодного ветра Гермиона вздрагивает, а Малфой качается с ноги на ногу.

— Хочу купить книгу. Это что, разве запрещено… — он невыносимо тянет конец предложения, заставляя Гермиону сжать зубы в ожидании обзывательства. — Главная староста?

— Я нашла этот магазин первая.

— Он с месяц открылся, Грейнджер.

— И что? Я пришла сюда первая.

Его светлые брови поднимаются в притворном недоумении:

— И?

— Ты не можешь зайти в него! Сейчас моя очередь.

— Ещё как могу, Грейнджер.

— Не можешь! Иначе я…

Фразу она, конечно же, не заканчивает. На это Малфой снова издаёт смешок, от которого Гермиона напрягается в сто раз сильнее, чем если бы он выдавил из себя привычную реакцию.

Он проходит мимо неё, выдыхает в лицо тягучее:

— И что ты мне сделаешь?

Гермионе остаётся услышать хлопок двери, смириться с алеющими щеками и достать палочку, чтобы приманить к себе шарф. Зря он вот так одиноко валяется.

* * *

Гермиона любит книги чуть меньше, чем само чтение. У неё есть мечта открыть собственный книжный магазин, где волшебники могли бы брать магловскую литературу для свободного пользования. Правда, пока она так не может придумать название, только представляет в голове двухэтажное здание. Сверху её спальная комната, снизу читальный зал с книжными полками: Гермиона заколдовала бы тома, чтобы создавать фигуры в зависимости от праздника. На Рождество, наверное, была бы ель из экземпляров Истории Магии. На окно Гермиона бы повесила огромный носок, связанный миссис Уизли, а прилавок бы усыпала бы открытками, которые отправляют только романтики. Покупатели бы ждали чека, бросали взгляд вниз и вспоминали, как когда-то давно, не на улицах серого Лондона, они смеялись под звёздами или бегали босиком под дождём, влюблённые и свободные.

Гермиона бы и сама сейчас хотела отправить открытку с утёса Мохе́ра ⁽²⁾, а не пытаться игнорировать Малфоя. У него влажные волосы: снежинки в прядях растаяли. Скулы раскрашены розоватым румянцем, а под тканью водолазки видны лопатки. Ей приходится поднять взгляд к книжным полкам, чтобы долго не засматриваться.

Книги почти как люди. Обложка не всегда рассказывает о содержании. Некоторые книги читаются за ночь, другие навсегда остаются закрытыми. Гермиона может составить аннотацию, если её спросят о Малфое, хотя она никогда бы не прочитала его историю от пролога до завершения.

Гермиона бросает взгляд на круглые настенные часы: стрелка отбивает без пяти пять. Магазин пуст, как будто его только покинули. На столе чашка кофе со сколом, перо до сих пор в чернильнице. Гирлянды остролиста распускаются, стоит Гермионе пройти вдоль левого стеллажа свитков. Единственное, что отличает его от обычного книжного, — омела, вьющаяся под потолком. Нет ни самовоспламеняющихся книг, ни томов, желающих откусить кусочек пальца, ни томно вздыхающих мускулистых мужчин на обложках бестселлеров. Только парящие свечи, да паразитирующее растение. Стоит контролировать расстояние между ней и Малфоем.

Гермиона не успевает проверить название у взятой со второй полки книги, голос Малфоя прерывает её.

— Что это?

Она переводит на него взгляд. В его пальцах — небольшой круглый колокольчик, обвитый серыми веточками. Малфой склоняется над столом и рассматривает его.

— Не стоит звонить в него, Малфой. Наверное, это вещь хозяина.

— Почему не стоит?

— Вдруг на нём чары. Ты же не хочешь, чтобы у тебя пальцы склеились?

Он морщит нос. Гермиона раньше никогда не видела, как он это делает. Она вынуждена признать, что это довольное милое зрелище.

— Да ладно тебе. Обычная побрякушка, не более.

— Я так не думаю. Оставь его. Может, это что-то опасное.

Ухмылка.

— Разве это не по твоей части, Грейнджер? Немного риска? Немного опасности?

— Мне хватило опасности, Малфой. В позапрошлом году её было достаточно.

Он мрачнеет.

— Ты всегда портишь кайф, да?

— В отличие от тебя я способна использовать голову.

— Или ты зануда, Грейнджер. Точно, зануда.

Она решает его проигнорировать, а Малфой поднимает колокольчик, придирчиво изучает. На его лице застывает задумчивое выражение. Гермиона неодобрительно косится на него.

— Малфой, положи его, — тихо просит она и добавляет: — Пожалуйста. Спросишь у хозяина, что это.

— Ого, я ослышался? Ты сказала «пожалуйста»?

Гермиона тяжело вздыхает. Это просто потеря времени.

— Ладно, делай, что хочешь. Мне плевать, — слабо жестикулирует она в его сторону. — Сам будешь разбираться с последствиями.

Уголок его губ дёргается:

— Ну, раз так.

До ушей доносится мелодичный перезвон. Часовая стрелка замирает, свечи гаснут и снова вспыхивают. Перед носом взрывается сноп искр: из воздуха появляется маленькая серебряная фея. Гермиона долго рассматривает её тонкие блестящие крылышки, волосы-ветки и платье-пожухлый лист. Фея без остановки хихикает, не по-доброму.

— Эй!

Существо щёлкает её по носу и дергаёт за волосы, переворачивает несколько книг и перелетает к Малфою, оставляя за собой мерцающий след в воздухе. Мерзкое хихиканье продолжается. Гермиона наблюдает, как Малфой сводит брови на переносице.

Фея хватается за живот, часто дышит и, наконец, останавливается. Проходит минута, прежде чем она писком сообщает:

— Охранная система феи «Ха-Ха» активирована. Колокольчик феи «Ха-ха» может быть использован только хозяином, но вы не хозяева, а потому я вынуждена принять меры в соответствии с инструкцией! Ура-ура! Не выпущу вас!

— Не выпустишь?! — возмущается Гермиона. — Ты собираешься запереть нас тут?!

— Да-да, запереть вас тут! Хих-хах, так и надо!

Малфой подпрыгивает в попытке её поймать, но фея уворачивается.

— Глупыш, хи-ха! Вы ещё ничего не украли, как некоторые прошлые плохиши-посетили, а потому я запру вас, но не буду ухихикивать до смерти.

— Мерлин… — Гермиона сжимает переносицу. — Какой абсурд.

— Слушай, может мы договоримся? Наверное, мы сможем предложить что-то полезное? Мы не хотели ничего красть. Да, Грейнджер?

— Да-да. И я не вызывала тебя, — она кивает в сторону Малфоя. — У него нет мозгов, поэтому он просто полюбопытствовал.

— Я позвонил колокольчик не потому, что мне было любопытно, Грейнджер.

— Пока это единственная причина.

— Я позвонил, потому что мне было интересно увидеть твою реакцию.

— Какая прекрасная идея, Малфой! А теперь что ты сделаешь? Может, съешь блевательный батончик, чтобы посмотреть мою реакцию?

— Я не тупой, чтобы пойти на такое.

— Да ты…

Фея взвизгивает, и они прерываются.

— Хих-хах, я придумала-придумала. Малыши-плохиши выйдут отсюда, но при условии. Маленьком, малюсеньком условии. Да-да, замечательно!

— Что-то мне это не нравится, — слабо говорит Гермиона. — Что за условие?

Фея раскручивается и взлетает к потолку.

— Я столько служу своему хозяину, но ни разу к нам не заглядывали такие прекрасные мальчик и девочка! Симпатичные-умные-честные. Мама хозяина бы так обрадовалась, узнай, что я сделаю, — тонкая ручка касается омелы. — Пх, очень-очень обрадовалась.

— Что мы должны сделать?

Фея снова хихикает, делает несколько кругов и садится на стол между ней и Малфоем.

— Поцелуй! Хих-хах, один поцелуй! Малюсенький-маленький поцелуй! Не в щёку, а прямо губы в губы! Не смейте обманывать! Мама хозяина сделала из омелы цветок любви, мимо нельзя проходить, а вы нарушили правило! — она раскидывает руки в разные стороны. — Сможете выйти, когда поцелуетесь! Хих, удачи! Пока, плохи-малыши!

Сноп серебряных искр — фея исчезла в воздухе. Гермиона переводит злой взгляд на Малфоя, а тот несколько раз моргает в неверии.

Мерлин, они обречены и состарятся тут. Гермиона скорее поцелует жабу, чем Малфоя.

1) Освальд Бимиш (англ. Oswald Beamish) (1850-1932) — первый маг, боровшийся за права гоблинов. Удостоен чести быть изображённым на карточке от шоколадной лягушки.

Вернуться к тексту

2) достопримечательность Ирландии

Вернуться к тексту

Примечания:

Спасибо Лине за помощь с текстом!

* * *

Интереснее книг только заметки читающих на полях. Конечно, сама Гермиона ни за что не осмелилась бы сделать подобное, но благо есть куда более безответственные люди из прошлого. В старых, рассыпающихся от прикосновений экземплярах всегда можно найти что-то особенное. Например, недавно в расширенном «Алфавите Рун», который она позаимствовала, чтобы написать свиток о различиях старой и современной письменности, с десятой по двенадцатую страницу было рассуждение о том, почему цены на гусей стали высокими.

В найденном сборнике чар около красной строки нарисована забавная рожица, что-то между оккамием и обезьяной. В данный момент Гермиона клянется себе увлечённо читать, пока Малфой мельтешит перед глазами и в десятый раз набрасывается на дверь, будто надеется, что его агрессивное поведение хоть что-то изменит в их безнадёжной ситуации.

За два часа они используют все заклинания, которые приходят первыми в голову и о которых она даже не думает. Безуспешно: стрелка часов не двигается, а её партнёр по несчастью становится раздражительнее и невыносимее. Лучшее место спрятать страх, тоску, гнев — библиотечная полка, но не сегодня. Сегодня чувств настолько много, что Гермиона еле успевает скрывать их за очередной перевернутой страницей. Причина в трёх метрах — пытается разыграть Ватерлоо⁽¹⁾ с дверью.

За двадцать страниц Малфой успевает покачать стеллаж с правой стороны от прилавка, попинать бедный твидовый пуховик в центре читального зала и перебрать все возможные ругательства, от произнесения которых у Гермионы горят кончики ушей.

Очередной сноп искр, а за ним шипение:

— Она что, реинкарнация Крампуса?⁽²⁾

— Ты сам виноват.

Ей было не обязательно говорить это, но удержаться оказалось труднее, чем она думала.

— Я знаю, Грейнджер! Сколько ещё раз ты напомнишь мне?

Она пожимает плечами.

— Бесполезно паниковать.

Он фыркает и бросает на неё взгляд из-за плеча.

— Может, мне просто поцеловать тебя, а?

От его слов у Гермионы зудит в груди, и отказываются работать лёгкие. Пальцы сжимают рукава свитера. Когда ей было пять, главный хулиган школы Алекс с выбитым зубом, во время урока вставлял ей в кудри цветные фломастеры. Те падали, стоило Гермионе повернуть голову, чтобы отчитать его. Однажды на перемене у себя в шкафчике она нашла сложенную кривую звёздочку с надписью «Бителигейзе»: в тот день на первом уроке она представляла проект о ней. Гермиона нахмурилась и исправила две ошибки в названии. Когда подняла глаза, то увидела, как мальчишка следит за ней. Её шкаф наполнялся бумажными звёздочками, а через месяц, на вечеринке её лучшей подруги Клементины Алекс поцеловал Гермиону в щёку, пока раскачивал на качелях во дворе. Страшно признавать, но Малфой чем-то напоминает ей Алекса. Он, конечно, не вставляет в кудри фломастеры, зато постоянно терзает взглядами, от которых она беспокойно ёрзает на месте и не может читать. Видимо, все блондины, которых она встречает в жизни, наглые, вредные, и, к сожалению, обаятельные.

— Даже не думай. Приблизишься, и я оглушу тебя.

— Вот в кого точно вселился дух Крампуса.

— Отстань.

Тяжёлый обречённый вздох.

Лучше Гермионе закончить читать про защитные заклинания от свечного попрошайки⁽³⁾, чем вслушиваться в приглушённое брюзжание сбоку.

Драко Малфой — Джек Фрост⁽⁴⁾ её поколения. Если у Малфоя и есть талант, то один: портить спокойное времяпрепровождение взглядом, от которого температура в комнате падает, а душа покрывается инеем. Малфой не умеет улыбаться, или он сохраняет эту эмоцию для особых случаев? Может, у него есть круг людей, которым он дарит улыбку втайне, как подарок на Рождество. Вряд ли Гермиона хотела бы быть в их числе, хотя иногда она всё же раздумывает, как меняется лицо Драко Малфоя при воспроизведении нормальных человеческих эмоций. Наверное, Гермиона бы не узнала его.

Пальцы переворачивают страницу, и она слышит, как рядом стул царапает пол. Не поднимает глаза, потому что незачем. Малфой сопит, а Гермиона не обращает внимания.

— Зловредное существо. Чей, драккл его дери, это магазин?

— Бальдура. Вряд ли он, конечно, того самого Бальдура.

Малфой вопросительно поднимает брови и язвительно кривится:

— Того самого Бальдура? Так говоришь о нём, будто он… Поттер? Вы знаете Гарри? Того самого Гарри Поттера?

Не верится.

В подтверждение её мыслей над головой вьётся и распускается очередная омела — ужасное безобразие.

— Ты, правда, не знаешь?

Его длинные пальцы несколько раз стучат по подлокотнику кресла. Малфой надувает губы и отрицательно качает головой. Иногда ей кажется, что её природная любознательность обрекает её на мученическую участь: теперь приходится объяснять очевидные вещи не только лучшим друзьям, но и задирам, от которых у Гермионы в венах кипит раздражение.

— Бальдур, бог мира, был смертельно ранен стрелой, сделанной из омелы, но его исцелили по просьбе его матери. С тех пор Фригг сделала омелу цветком вечной любви. Теперь каждый проходящий под омелой должен разделить поцелуй в доказательство, что это цветок любви, а не ненависти.

— Легче не стало, Грейнджер. Ответов не появилось.

Пальцы переворачивают страницу. Малфой раздражённо цокает.

— Есть предложения, как выйти из этой пыльной тюрьмы? Я вообще-то планировал зайти за подарком Тео на Рождество.

Удивительный факт номер раз: Малфой дарит друзьям подарки. Гермиона соврала бы, скажи, что не хочет записать маленькую незначимую деталь на полях, как тот человек, подписавший тридцатую страницу кривоватыми инициалами-кляксами.

— Я думаю.

— Ты читаешь.

— Это помогает сосредоточиться.

— Чтение отвлекает, а не помогает искать решение.

— Ты отвлекаешь меня, когда разговариваешь. Надо подходить к любой задаче более вдумчиво, а не пытаться взорвать бомбардами дверь. Что я и делаю.

— Зануда.

— Лучше быть занудой, чем иметь двигатель в заднице.

— Вовсе нет у меня...

— Сколько раз ты обошёл магазин по кругу?

— Какая разница!

Конечно же, Гермиона закатывает глаза. Малфой, конечно же, с раздражённым вздохом съезжает по стулу и сжимает переносицу, будто пытается бороться со всемирной усталостью. Его острый подбородок упирается в грудь, топорщит водолазку. Под его внимательным взглядом Гермиона собирает волосы рукой и закрепляет их палочкой. Возмущённый возглас:

— Серьёзно?

— Что? — озадаченно моргает Гермиона. — Что тебя не устраивает?

— Палочка — не заколка, Грейнджер.

— Мне мешают волосы, — спокойно говорит Гермиона. — Лезут в глаза.

— Драккл.

Какое-то время они сидят в тишине. Глаза Гермионы бегут по строчкам, а Малфой стучит пальцами по деревянному подлокотнику. Идиллия. Случайный прохожий с заснеженной улицы, никогда бы не подумал, что между ними с десяток лет взаимных обид и ненависти.

Слышится шуршание — так звучит чудо из родительской комнаты. Мама запаковывает сладости отдельно, пока отец пытается уместить энциклопедию в купленную коробку. Выходит всегда косо и помято, но Гермиона не обижается. Из всех сладостей у Гермионы аллергия только на карамельные: она предпочитает горький шоколад, а не леденцы, от которых губы слипаются. Краем глаза Гермиона видит, как Малфой засовывает красный леденец в форме снитча в рот, а после нескольких секунд морщится, прежде чем вынуть его. У него блестящие красные губы. Светлые волосы непривычно взлохмачены. Острый кадык под небрежно загнутым воротом, под тканью которого прячется родинка.

— Как тебя занесло сюда?

Гермиона прерывает чтение на слове «посюсторонний». Отличное слово для описания их ситуации.

— Эм, меня занесло? Ты тоже хотел купить здесь книгу, нет?

Когда она решается поднять на него взгляд, Малфой повторяет возмутительные махинации с леденцом. Кто же знал, что от его втянутых щёк будет так трудно оторвать взгляд. Его скулы раскрашивает румянец. Гермиона смущается, разрывая зрительный контакт. Затылок лижут мурашки, нос чешется. Ей вдруг и жарко, и холодно, и волнительно. Всё одновременно, но ничего, что бы вправду ей нравилось.

Знакомый саркастический тон не заставляет ждать, хотя почему-то Гермиона ждала от него другой реакции:

— Я помню, Грейнджер. Но в отличие от тебя, у меня был план.

— План? — Гермиона закрывает сборник и откладывает том в сторону, проведя по жёстким золотым страницам несколько раз подушечкой пальца. — Обычно люди, направляющиеся в книжные, не строят «планы»?

Быстрый взгляд в сторону корешков на противоположной стене. Руки в замок. Леденец в рот. Ногу на ногу. Видимо, Малфой решил её игнорировать. Подозрительно.

— А какая книга была тебе нужна, Малфой?

— Что?

— Говорю: как называлась книга, которую ты хотел купить?

— Не твоё дело.

— Ещё как моё. Говори немедленно.

Он слизывает карамель с нижней губы и прищуривается. Гермиона поворачивает к нему лицо и терпеливо ждёт ответа на элементарный вопрос. Он крутит леденец между пальцами, прежде чем выдать невнятное:

— Э… Как… Как управлять… Как управлять заучками и их книззлами?

— Что?!

— Говорю книга называется «Как управлять…

От возмущения у Гермионы не хватает воздуха, чтобы сделать вдох.

— Не бывает таких книг!

— Ещё как бывают! Тебе стоит признать, что все названия в мире в твою голову не поместятся.

— Ты ведь только что придумал название, не так ли? Я всё видела! Ты издеваешься!

— Ничего подобного.

— У тебя же нет книззла!

— Заучки тоже. И что из этого?

— Да как ты смеешь!

Из-за веселья цвет его глаз меняется: не холодный, а тёплый и плавленный. На щеке проступает ямочка. Нахально тянет фразу так, как не умеет никто другой:

— Может, я хотел прочитать её, чтобы прислать подарок тебе на каникулы, — хмыкает он. — А то так и не поймешь, что у тебя в голове, сколько не наблюдай за тобой.

— Выдумываешь.

— Не нравится?

Гермиона вскакивает со стула, чтобы возвышаться над ним. План проваливается: через секунду Малфой поднимается следом и лениво потягивается. В отличие от неё поза, мимика, осанка — всё выражает спокойствие.

— Получается, ты вправду следил за мной?! Мерлин, какая я дура, что…

— Книжные — всеобщее достояние.

— Ты даже не пытаешься отрицать? Да? Выметайся немедленно!

— Я не могу.

— Выметайся отсюда немедленно!

— Это реально, только если ты поцелуешь меня.

Чёрт.

Малфой издаёт рассеянный смешок, прежде чем снова засунуть леденец за щёку и сделать шаг в её сторону. У Гермионы горит лицо, словно она только что уворачивалась от драконьего пламени. Нахал!

— Как выберемся, я доложу о тебе Макгоногалл.

— Угу.

— Я абсолютно серьёзно. Пусть тебе назначат отработку в теплицах! Мадам Спраут как раз нужна помощь с поганками. Немыслимо, как… Что ты, Мерлиновы штаны, делаешь? Ай!

Она чувствует, как кудри щекочат уши. Локон падает на нос: ей приходится сдуть его. В тонкой руке с красными костяшками напротив — палочка. Локоть сгибается, он рассматривает древко. Всё медленно выходит из-под контроля, а Гермиона не успевает придумывать нотации. Приходится подождать около минуты, чтобы сформулировать что-то внятное и привычное:

— Малфой! А, ну, немедленно отдай мне мою палочку!

— Лёгкая! — мямлит он с леденцом за щекой. — Интересно, послушается?

— Отдавай палочку!

— Нет уж.

— Сейчас же.

Леденец и палочка в двух руках, поднятых над его головой. Его, наверное, в заднем кармане брюк. Гермиона вряд ли достанет её, чтобы пошантажировать.

— А вот не надо ей закалывать свои безобразные волосы!

— А ну…

Шаг вперёд. Прыжок. Грохот.

Звон разбитого стекла.

Сложно сказать, кто начал первым: Малфой шагнул в её сторону, или она потянулась к нему в попытках достать украденное. Единственное, что удаётся подробно проанализировать: под ней что-то довольно крепкое и горячее. Если честно, Гермиона никак не могла предугадать, что она вот так будет валяться посреди книжного верхом на злейшем враге. Если честно, Гермиона могла бы предотвратить произошедшее. Если честно, поздно раздумывать, когда твой нос упирается в его лоб, а ладонь сминает жёлтый листок у его локтя. Её пальцы касаются кожи предплечья — мягкая. Гермиона резко переводит взгляд вверх, но вместо метки видит чистую розоватую кожу. Видимо, это другая рука. Выше — то, что Малфой украл у неё. Палочка ждёт, когда Гермиона вернёт её. У Гермионы есть цель, и ради неё она готова пойти на многое.

В нос ударяет запах барбарисок. За светлой макушкой поваленный стеллаж, вокруг них раскрытые книги из разных столетий вперемешку со стеклянной крошкой и одиноко крутящимся леденцом. Гермиона замечает разодранный корешок, когда чужое дыхание опаляет щёку. У неё получается опереться на ладони и нависнуть над Малфоем. Одна прядь касается его носа, и он морщится.

По-невыносимому миленько. Как и всё в нём: ухмылка-улыбка, длинные костлявые руки и липкие от сладости губы.

Когда она ёрзает, у Малфоя вырывается странный вздох, и он замирает с приоткрытым ртом. Вроде бы Гермиона ничего такого не делала, а зрачки у Малфоя огроменные. Губы всё ещё такие же яркие и блестящие, а ресницы, оказывается, у него длинные. Раньше Гермиона их не рассматривала, а теперь есть шанс разделить взглядом каждую. У Малфоя на подбородке есть еле-заметная ямочка: теперь Гермиона в числе исключительных. Малфой не дарил Гермионе улыбки, но зато: у него на подбородке есть ямочка.

Её взгляд постоянно возращается к аккуратному контуру тонких губ вместо того, чтобы сконцентрироваться на палочке. Наверное, у Гермионы контузия. Может быть, ей свалился том истории магии на голову в процессе падения. Сердце у неё колотится, скоро выскочит. Малфой наблюдает за ней из-под ресниц и, видимо, специально не двигается. Когда их взгляды встречаются, мурашки бегут по затылку, рукам и ключицам. В мыслях — белый шум. Гермионе хотя бы немного собранности, чтобы вспомнить, куда она должна двигаться.

В груди вдруг тепло: так разгорается бенгальский огонь, который Гермиона не любит настолько же, насколько не выносит Малфоя. Два опасных неконтролируемых явления — хуже только улыбающийся Малфой с бенгальским огнём в ночь, когда сменяется год. Вряд ли хорошая идея думать о том, как будет выглядеть Драко Малфой в свитере с оленем и без него, но мысли Гермионы давно не хотят её слушаться.

— Мне нужна моя палочка, — говорит она на границе слышимости, словно они играют в испорченный телефон. По его губам она читает «возьми», но стоит ей двинуться, как Малфой резко дёргается вверх. Его нос сталкивается с её носом, а губы касаются её губ. Простое прикосновения, детское и невинное, но Гермиона проходит все круги стыда и смущения. Она несколько раз моргает, когда затылок Малфоя ударяется об паркет. Не может не то, что двигаться. Гермиона не в состоянии думать, потому что всё, что получается, — раз за разом прокручивать произошедшее.

— Кажется, ты поцеловал меня, — медленно говорит Гермиона и несколько раз моргает. — Ты поцеловал меня.

— Да, Грейнджер, но оно всё равно не считается, — ехидно вздыхает Малфой и щурится. — Тебе все ещё нужна твоя палочка?

— Ты мешаешь мне думать.

— Снова? О чём это?

Гермиона зажмуривается и дарит ему ещё один поцелуй, но на этот раз настоящий и длительный. Кажется, где-то в середине истории про приключения одного несносного девятнадцатилетнего волшебника Гермиона небрежно начертила своё имя на весь разворот, но ей всё равно: Драко Малфой на вкус как барбариски и рождественское чудо, которое она утратила вместе с родителями.

Примечания:

Следите за анонсами глав на канале https://t.me/konfetafic с

1) Битва при Ватерло́о — последнее крупное сражение французского императора Наполеона I. Битва явилась результатом попытки Наполеона вернуть себе власть во Франции, утраченную после войны против коалиции крупнейших европейских государств и восстановления в стране династии Бурбонов («Сто дней»).

Вернуться к тексту

2) В ночь с 5 по 6 декабря Крампус сопровождает святого Николая, наказывая непослушных детей и пугая их, — тем самым он действует в противовес Св. Николаю, который раздаёт подарки хорошим детям. Считается, что когда Крампус находит капризного ребёнка, он кладёт ему под подушку уголь или засовывает его в свой мешок и уносит напуганное дитя в пещеру, предположительно, чтобы съесть на рождественский ужин. В более старых версиях легенд Крампус похищает детей и уносит в свой жуткий замок, а потом сбрасывает в море.Изображать Крампуса принято в Австрии, Южной Баварии, Венгрии, Словении, Чехии, некоторых северных областях Италии (Боцен (Больцано)) и Хорватии. Вид этого существа и его название варьируются в зависимости от местности. Как правило, в альпийском регионе Крампуса изображают как рогатое и косматое звероподобное чудище демонической внешности. Традиционно мужчины наряжаются в наряд Крампуса в течение первой недели декабря, а особенно в ночь с 5 (нем. Krampuslauf — «День Крампуса») на 6 декабря (нем. Nikolotag — «День Св. Николая») и бродят по улицам, пугая детей цепями и колокольчиками. Часто Крампуса изображают на специальных рождественских открытках (нем. Krampuskarten).

Вернуться к тексту

3) Следует за детьми, чтобы украсть их рождественские свечи (которые раньше делались из салаи, следовательно, были съедобными).

Вернуться к тексту

4) Джек Фрост или Ледяной Джек (англ. Jack Frost) — персонаж англо-саксонского и германо-скандинавского фольклора, олицетворяющий собой зиму и все её проявления — мороз, лёд, снег и холод. Согласно традициям, Джек Фрост оставляет морозные узоры на окнах холодным зимним утром и щиплет конечности в холодную погоду[1][2]. Аналогичные персонажи есть и в других фольклорных преданиях народов Европы, например Мороз или Госпожа Метелица.

Вернуться к тексту

* * *

О поцелуях болтают многое.

Гермиона предпочитает пропускать подобную информацию мимо ушей, чтобы изучать, действительно, нужную. Например, о том, как использовать яд цикуты в пяти вариациях, или о восстании гоблинов в Ливерпуле в десятом веке из-за низкой оплаты рабочего времени в шахтах.

Словом, в мире существует тысяча и один полезный факт, а не то, что постоянно повторяет Лаванда за ужином: если покрывать губы малиновым блеском, на вкус и поцелуи как ягодный джем. Ерунда, а не достойная анализа теория: все джемы, которые Гермиона когда-либо пробовала, были донельзя приторными.

На третьем курсе все девочки из её спальни играют в «пять минут в раю» (на самом деле, пять минут в коморке для швабр с паутиной над головой и непередаваемым запахом туалета Миссис Норрис в углу) с мальчишками из Когтеврана и Гриффиндора. Многие мечтают о первом поцелуе с Гарри, а Гермионе бы просто минутку спокойствия: в пятый раз доказывать, что она не целовалась ни с кем, кроме учебника Нумерологии (пару раз случайно засыпала в библиотеке), — утомительно.

На четвертом курсе Виктор разделяет с ней поцелуй у Чёрного Озера. Не даёт ей договорить о появлении мётел, о которых она, между прочим, специально читает ради его компании. Её первый долгожданный поцелуй, о котором в подробных деталях шепчутся после отбоя девочки. В отличие от однокурсниц Гермиона не трепещет от восторга, а пытается осознать, почему рот Виктора на вкус как драконий помёт? Её кудри лезут им в рот, и всё, о чём она думает, — незаконченный свиток-эссе о Гриндиллоу, упавший в лужу от нападения Виктора.

Говорят, поцелуи воруют здравый рассудок. Гермиона опровергает эту гипотезу, когда целует Рона огромное количество раз в разных декорациях с разными намерениями, от шутки до нежности. Приятно, но мысли у неё в процессе чёткие, а действия, отрепетированные заранее. Как будто кто-то сомневается, что даже для столь ненужного занятия в её жизни она создаёт план обучения и выписывает литературу по теме, куда более содержательную, чем советы Лаванды.

Сейчас на губах Гермионы липкие тягучие барбариски, внизу живота горячо, а вздохи Малфоя вынуждают целовать его ещё и ещё. В мыслях нет ни законченных свитков, ни обязанностей старост по организации бала, ни волнения о том, как именно прикусывать губы и куда двигаться. По правде, Гермиона давно потеряла счёт времени. Когда-то давно она уже слышала, что поцелуи влюблённых останавливают стрелки часов. Видимо, это правда в отличие от сотни мифов, рассказанных матерями о данном занятии.

Движения у неё хаотичные, нескоординированные, а губы, наверное, красные от раздражения: щёки Малфоя колятся. Его ладони на её пояснице под оттопырившимися джинсами тёплые, а когда Гермиона втягивает носом воздух у его кадыка, чтобы поцеловать две рваные родинки, запах заставляет её вернуться к его губам. В комнате, чрезвычайно узкой и душной, невозможно раздумывать ни о чём, кроме разделённого на двоих дыхания и прикосновений, от которых свистящая буря за окном кажется мирской глупостью.

— Хих-хах, достаточно-достаточно! Ай-ай, негодники, что же вы тут устроили?

Гермиона, правда, пытается оторваться, чтобы встать, собраться и выйти на улицу, но руки ложатся ей на ягодицы, прижимают ближе и — трение. Он ловит её стон губами, когда поднимается с пола. Её ноги скрещиваются за его спиной. Где-то справа падает уцелевшая после разгрома стопка книг. Фея пищит от восторга, а Гермиона продолжает бездумно целовать Малфоя и рисовать ладонями цикличные линии от запястья до локтя. Вряд ли её можно обвинять, что их случайный и вынужденный поцелуй прибавляет в рейтинге, но разве кто-то из них остановится? В этом Гермиона почему-то уверена куда больше, чем в честности фейского обещания.

У неё не получается осуществить план зарыться пальцами в мягкие волосы, потому что ей в бок прилетает книга, ударяется острым уголком о ребро. Не больно, но весьма раздражающе.

Дыхание Малфоя опаляет шею, когда она разрывает поцелуй и поворачивает голову к фее, безмятежно болтающей тонкими ножками. Вредина хитро улыбается, когда Гермиона встречается с ней взглядами и, наконец, фокусируется.

— Хих-хах, достаточно-достачно! Честно, это считается! Хотя можете продолжать, раз вам так нравится! Разве это не чудо чудесное?

«Чёрт» — вырывается у Гермионы, когда она осознает весь масштаб ей содеянного. От неловкости и возбуждения у неё, как всегда, горит лицо вместе с кончиками ушей и шеей. Больше всего ей хочется сейчас аппарировать из Хогсмида в гостиную Гриффиндора, а лучше и вовсе из Хогварста. Быстро, так чтобы не задерживаться взглядом на Малфое, она откашливается и встаёт с его колен, от чего тот шумно всасывает воздух сквозь зубы. Дёргает на себя ремень сумки, приглаживает волосы и уверенно направляется к двери. Фея ехидно хихикает, когда Гермиона приближается к выходу.

— А пожалуйста? Хи-хи, ну, скажи, пожалуйста?

— Как унизительно, — доносится возмущённый голос Малфоя из-за спины. — Мы выполнили свою часть договора! Давай открывай без «пожалуйста»!

Вредина появляется перед её носом и раскачивается из стороны в сторону:

— Хах-Хих, нет, открою, если девочка скажет «пожалуйста»! Пожалуйста, говори «пожалуйста»? Несносный мальчик не понимает правила вежливости! Иначе придумаю ещё кое-что!

— Посмотрим, как ты заговоришь, когда я поймаю тебя…

— Пожалуйста, — отчаянно шепчет Гермиона, подавляя внутренний протест. — Открой дверь, пожалуйста!

— Пожалуйста! — хлопок в ладоши. — Проходи, пожалуйста!

Фея буднично сообщает, прежде чем испариться со взрывом серебряных искр в воздухе: «Возвращайтесь, негодники!»

В этот раз ручка легко поддается. Гермионе необходимо закачать в лёгкие свежего воздуха, иначе она не переживёт ещё минуту с Малфоем в одной комнате.

Её останавливает севший голос, на который она, точно-точно, не будет сейчас оборачиваться:

— Грейнджер?

Лучше промолчать, чтобы не вырвалось что-нибудь необдуманное, вроде: «Повторим как-нибудь?»

Гермионе отчаянно надо прибавить очков в чашу «Ненависть к Драко Малфою», чтобы та перевесила «возбуждение».

Холод кусает лицо. Гермиона не может сдвинуться с места и нервничает. Впереди её ждёт привычная заснеженная улица. Так близко, но одновременно далеко: впервые она сомневается, как именно повести себя в ситуации, хотя знает правильное решение.

— Ты отлично целуешься, — тянет Малфой, прежде чем задеть плечом и выйти в метель, закручивающуюся спиралями. — Повторим как-нибудь?

С этого момента у Гермионы появляется новый исследовательский проект, как в начальной школе про звёзды в космосе. Каждому поцелую она находит логичное объяснение. Чтобы ни говорил Гарри, они вовсе не похожи на оправдания.

* * *

Следующим декабрьским утром в совятне шумно и людно, не протиснуться. Все пытаются урвать шанс отправить письмо до сочельника, а Гермиона приходит заранее, поэтому не застаёт огромную очередь. Температура на улице падает, а Гермиона не взяла ни шарф, ни шапку: слишком торопилась, чтобы отправить родителям письмо, не имеющее значения. Они, наверное, подумают, что кто-то ошибся адресом, хотя она заплатила два галлеона за международное сообщение.

Справа Джордж взрывает хлопушку с фиолетовой цветочной пыльцой, за что получает осуждающий взгляд в свою сторону. Слева Блейз Забини крутит палочкой, направляя пузырь замерзающей воды в сторону первокурсника в десяти ступеньках от него. Сжалившись, Гермиона не отправляет его на отработку к Макгонагалл, а изящным жестом лопает шар над его головой и скрывается в вихре мантий на улице . Ей следует добраться до кухни и попросить нового эльфа-начальника Пампилуса позаботиться о рождественском угощении. Скорее всего, в начале выслушать тираду о том, что шоколадные муссы, куда лучше пудингов, но Гермиона готова пожертвовать своим временем. Подготовка к балу позволяет отвлечься от омел и поцелуев с блондинами. В конце концов, решать, сколько носков повесить на центральный камин куда важнее, чем прокручивать в памяти произошедшее.

Ей удаётся отойти от совятни на тридцать метров, прежде чем Гермиона поскальзывается на узкой, покрытой коркой льда тропинке. Чья-то рука сжимает её локоть, восстанавливает равновесие.

У Малфоя слезятся глаза от холодного ветра, а ещё губы потрескались. Кажется, Гермиона никогда не подмечала столько деталей, но нельзя же упускать возможности для анализа.

Ещё через две минуты Малфой отдаёт забытый в книжном сборник заклинаний из внутреннего кармана пальто. Удивительно, как он каждый раз появляется из ниоткуда. Нелепые случайности вскоре станут закономерностью. Не то чтобы она предполагает, что и их поцелуи станут закономерностью, правда ведь?

— Снова следишь за мной?

— Каждый в совятне следит за тобой?

Она прищуривается, но тянется за книгой. Их пальцы трутся друг об друга. За этим прикосновением следует согревающий ток. Гермиона отдёргивает руку и сглатывает, прежде чем выхватить сборник из рук и убрать его в сумку.

— Что ты делал в совятне?

— Грейнджер, используй голову. Что делают люди в совятне перед сочельником?

Так она ему и поверила.

Гермиона не из тех, кто оставляет следы своего присутствия. Гермиона не из мечтателей, у которых всё постоянно валится из рук. Уникальный талант летать в облаках и забывать форму для квиддича в гостиной есть только у Рональда, а она пример чопорной собранности.

Увы, поцелуи со слизеринцами меняют многое, но хотя бы в этот раз Гермиона заранее подготовлена. Рука выцепляет шарф, свёрнутый между двух книг, — шерсть чуть не распустилась вчера от пристального наблюдения вечером — и бросает его в Малфоя. Зуб не попадает на зуб, но Гермиона подавляет дрожь и сжимает губы. Надеется, что он не замечает, насколько ей холодно.

Малфой ловит шарф, закидывает голову назад и издает счастливый смешок, который отличается от арсенала самодовольных привычных смешков. Наверное, строит планы по захвату мира, пока Гермиона пытается совладать со смущением.

Малфой, накрывающий шарфом её плечи и притягивающий к себе, — феномен из соседней реальности, когнитивный конструкт, пациент из Мунго, но точно не трезвый и адекватный человек. Она возмущённо ойкает, но не успевает сказать и слова, когда он оставляет лёгкий поцелуй на её кончике носа. Невероятный уровень наглости.

— Оставь себе, Грейнджер. Ещё чуть-чуть, и у тебя нос отвалится от холода.

В первый раз Гермиона объясняет этот невинный жест пронизывающим холодом, который помутнил их сознание.

Во второй раз аргументы не работают, приходится изворачиваться. В теплицах температура поддерживается искусственно, да и никто не заставлял её красться по тёмным коридорам, чтобы успеть к месту встречи у грядки с мальвой. На смежной паре ей на стол падает самолётик с координатами, временем и знакомыми инициалами. Для храбрости Гермиона пьёт протащенный Дином в гостиную огневиски. Кажется, она шокирует друзей, куда больше, чем изначально предполагала в воображении. Гермиона приходит первая, на ватных ногах, ждёт десять минут, взвинченная и раздражённая. Уже хочет уйти, но вдруг оказывается в воздухе и теряет землю под ногами. Возмущённые возгласы прерываются, когда Малфой усаживает её на стол и извиняется долгими дразнящими поцелуями. Искренняя уверенность, что это в последний раз, испаряется, стоит его пальцам поддеть гетры и мучительно медленно стянуть ткань. Гермиона тяжело дышит и дрожит, когда его губы легко касается бедра. Благо её спасает Мадам Пинс, забывшая удобрения для своего комнатного растения. Они прячутся за мандрагорами, но, увы, профессор находит их по намотанному на цапень красно-золотому галстуку. В результате им достаются две отработки, а Гермиона не может избавиться от заноз в течение месяца. Малфой смеётся, а она проклинает его, но от сглаза воздерживается. В этот раз огневиски и Дин — виновники произошедшего. Сама бы Гермиона вряд ли решилась нарушить школьные правила, чтобы безрассудно зажиматься с Малфоем в теплицах после отбоя несмотря на то, что тайно (никому не стоит рассказывать) ей по душе это бессовестное занятие.

На третий раз всё случается неожиданно. Гермиона склоняется к тому, что именно эффект внезапности повлиял на неё, иначе как объяснить, что вместо того, чтобы чистить кубки от ржавчины под храп Филча, Малфой предпочитает затянуть её в альков и касаться тела на запрещенной территории, с севера на юг, с запада на восток. Его руки повсюду, а у Гермионы в голове взрываются сотни пузыриков. Губы болят, щёки горят, мир вокруг кружится, а их поцелуи — вечные. Правда, Гермионе кажется, что времени для поцелуев с Малфоем у неё всё равно никогда недостаточно.

Четвёртый поцелуй — левитация. Свет медовой луны, хрустящие стебли травы, засыпающие снежинки на ресницах. Огромное необъятное поле для квиддича, а в середине Гермиона стоит на мысочках, чтобы дотянуться до губ Драко Малфоя, чей чёрный плащ закрывает её от декабрьских холодов, напрасных надежд и грусти, приходящей с каникулами. По возращении в замок на губах застывает вкус, и Гермиона молчит весь вечер, чтобы продлить, сохранить и запомнить. Она не отвечает на четыре вопроса Рона, а тот советует ей сходить в Больничное Крыло, чтобы вылечиться. Только Гермиона знает, что причина её невнимательности — не простуда, а кульбиты в животе, от которых не удается сдержать глупую улыбку украдкой каждый раз, когда она бросает взгляд на стол змеиного факультета.

На пятом поцелуе в Хогсмиде со вкусом какао у Гермионы ломается счётчик в голове, зато она замечает, что безоблачное небо над головой слишком синее, а улыбки Малфоя взаправду искренние, больше не перетекают в ухмылки. Барбариски, тающие в его карманах, чересчур сладкие, но слизывать их с его губ — одно удовольствие. Неопознанное чувство в груди сильное-сильное — от него никуда не спрятаться — Гермиона решает повременить с привычкой обдумывать. Мало ли, может шестой поцелуй будет куда интереснее пятого.

Видимо, это те самые «бабочки в животе», о которых она слышит от каждого. Гермиона быстро приходит к выводу: нет ничего хуже, чем вынашивать в желудке личинки до их вылупления. Факты о батохаки, прочитанные в атласе «Самые разрушительные волшебные болезни XX века» на четвертом курсе, ещё больше убеждают Гермиону в её непопулярном мнении. Не важно, что думают Парвати и Лаванда, когда она пытается рассказать им о подробных, а оттого ужасающих чёрно-белых картинках. Иллюстрации не заставляют их поверить, что «бабочки в животе» — чушь. Вместо того чтобы бояться процесса, они, напротив, со всей силы пытаются найти ощущения, — глупые влюблённые дурочки.

И вправду: нет ничего хуже, чем быть глупой влюблённой дурочкой.

Когда пальцы Малфоя сплетаются с её пальцами под партой на «Защите от тёмных искусств», в её животе вылупляется рой раздражающих бабочек. Гермиона бы сделала всё, чтобы никогда-никогда в жизни не испытывать этого унизительного, лишающего концентрации ощущения, но обещанное свидание вечером меняет мнение. Малфой задумывает сюрприз, а Гермиона заранее не одобряет, но всё равно соглашается. И не важно, что через час Плакса Миртл застаёт их наполовину раздетыми в ванной старост. Призрак ворует их одежду, вынуждая добираться до Башни Старост полуголыми и дрожащими (у Малфоя нет штанов и носков, а у Гермионы юбки и лифчика). Жаль, что им так и не удалось протестировать розовую пупырчатую пену, лимитированная коллекция из аптекарского магазинчика Хогсмида. Тем не менее, побелевшее лицо Клауса, обнаружившего Малфоя в постели Гермионы в первый день каникул, запоминается надолго. Лучшая месть за карликовых пушистиков.

Вскоре Гермиона осознаёт, что ей нравится не только целоваться с Драко в тайных уголках старинного замка. Нет, пишется целый список о том, что именно привлекает её во времяпровождение с Малфоем.

С ним ей нравится барахтаться в снегу до момента, пока они не промокнут насквозь; переплывать Чёрное Озеро и забираться на вершину Астрономической башни; пьяно хохотать у Визжащей Хижины после перестрелки снежками; воровать леденцы из его карманов и делать вид, что она ненавидит их; взахлёб спорить, ругаться и расходиться по комнатам; хлопать дверью гостинной от раздражения и в ладоши от радости, когда они обмениваются подарками (Драко дарит ей перо, а она ему набор леденцов разных вкусов из Зонко); вместе читать (хотя Драко не читает, а мешает поцелуями чтению); называть его по имени и каждый раз наслаждаться реакцией; смущать однокурсников на Рождественском бале совместным танцем, а после заставить покраснеть темноту в коридоре и опешить Макгонагалл; притворяться детьми и казаться взрослыми; знакомиться с ним, узнавая его «настоящего», «прошлого»; сбегать и прятаться в объятиях друг друга от последствий и выборов; любить так, что ещё чуть-чуть и сердце раскрошится; разделять последние минуты уходящего года под взрывы петард напополам с поцелуями; оторваться, посмотреть в горящие глаза и понять, что чудеса все же случаются.

Гермиона не верила в чудеса, но второго января они возвращаются к книжному магазину «Чепуха Бальдура», чтобы найти тихое уединенное место. Конечно же, оба понимают для чего именно. Вместо полуразрушенного здания их встречает сияющий человек с густой рыжей бородой, продающий венки из остролиста и пучки блестящей на солнце омелы. Подозрительно, что только вокруг его развала в Хогсмиде тает снег, а на земле расцветают камелии. Они несколько раз переглядываются, прежде чем решиться купить венок. Человек широко улыбается, а краем глаза Гермиона замечает серебряное свечение. Ей, наверное, кажется, но стоит Драко взять её за руку, сбоку раздаётся ехидное хихиканье. Гермиона забывает о нём сразу же, когда Драко в очередной раз целует её.

* * *

Примечания:

С Рождеством и Новым Годом, дорогие читатетели! Вышла небольшая очень милая и тёплая история. Делитесь впечатлениями, если есть, что сказать.

Канал для связи:https://t.me/konfetafic