Ся (джен)

Жон заскользил по каменным плитам, отставив одну ногу назад, чтобы удержать равновесие. Его бело-голубая мантия развевалась, подхватываемая холодным утренним бризом. Дыхание туманом застыло в воздухе, когда он резко, с болью вздохнул. Напротив него мастер Рен опустил ногу обратно на землю.

— Ты не должен позволять своим глазам слишком сильно сосредотачиваться на моих руках, — поучал он. — Твое оружие — это все тело. Еще раз.

Быстро кивнув, Жон бросился обратно, и вскоре боевой танец начался заново. Их руки мелькали перед ними на расстоянии не более шага — гораздо ближе, чем в любом обычном бою. Мастер Рен назвал это зоной неудобства, потому что именно это ты заставлял чувствовать любого, кто держал в руках оружие, заходя в эту зону. Гримм тоже испытывали трудности, когда ты стоял так близко. Их более крупные тела означали более длинные конечности, которые были удобны для атак на средней дистанции, но были менее полезны, когда ты проникал под их защиту.

Так близко, что даже в свои собственные удары стало трудно вкладывать достаточную силу. Такая дистанция больше подходила для ударов локтями, коленями и иногда ладонью, и даже тогда последнее предназначалось больше для создания дистанции за счет отталкивания противника.

— Оставайся гибким.

У мастера Рена никогда не было проблем с речью во время боя. Чего нельзя было сказать о Жоне, которому нужно было сохранять концентрацию на быстрых движениях старика.

— Многие боевые искусства сосредоточены на прямых линиях. Они стремятся пробиться сквозь противника. Только вперед или назад. Наше более плавное, более извилистое. Реагируй и приспосабливайся. У тебя есть возможность использовать полный диапазон движений во всех направлениях, так что не пренебрегай ей.

Блокировать локтем, ударить рукой поперек туловища, чтобы нанести следующий удар по мышцам предплечья, затем сделать шаг вперед и нанести удар локтем в лицо мастеру, используя свой бицепс для защиты от контратаки.

Поначалу было больно даже с аурой, но за год с лишним тренировок Жон обнаружил, что его тело закалилось. Его кости привыкли к шоку от ударов, а повторные тренировки на деревянных манекенах сделали его кожу более жесткой. Руки мастера Рена сами по себе были похожи на деревянные палки, а аура только сделала их еще тверже.

— Говорят, что досягаемость — повелительница боя. Досягаемость ценна, — продолжил его учитель, — но только когда оба бойца полагаются на нее. Когда вы оба владеете оружием с оптимальной дистанцией, преимущество имеет тот, у кого больший радиус действия. Когда меч, копье или молот не могут опустить свою ударную часть с достаточной силой, они становятся не более чем помехой.

Мастер Рен ухмыльнулся.

— Вот почему они будут пытаться разорвать дистанцию —

Жон поднял правое колено и уперся ногой в поднимающееся колено Мастера Рена, блокируя попытку нанести удар еще до того, как он успел начаться. Мужчина крякнул и попятился, опустив руки в знак завершения поединка.

— Хорошо. Ты учишься.

Жон вытер пот со лба.

— Только потому, что вы буквально рассказали мне об этом. Настоящий враг не скажет мне, что собирается нанести удар, чтобы оттолкнуть меня.

— Он расскажет тебе по-своему. Тонкие намеки, подсознательные движения, гримаса разочарования на лице из-за того, что он оказался в такой тесноте, сигнализируют об осознании того, что им нужно оттолкнуть тебя. Мастер боевых искусств не является ни пророком, ни телепатом. Это просто человек, который научился читать движения человека и реагировать на них.

— И я не имею в виду всякую чушь насчет чтения движений мышечных волокон или подергивания глаза. — Мастер Рен часто приходил в отчаяние от таких киношных тропов. — Признаки могут быть гораздо более очевидными. Если ты зажал врага в ближнем бою и знаешь, как он сражается, то ты сможешь предсказать, что он предпримет движение, чтобы увеличить дистанцию. Конечно, так и будет. Какой еще у него останется выбор? Если противник отводит ногу назад, это потому, что он использует ее, чтобы подготовиться к сильному замаху или удару ногой, а не потому, что он оставил на плите кастрюлю с рисом, и хочет сбегать и выключить ее. Тебе не нужно быть детективом, чтобы заметить эти вещи, Жон. Тебе нужно только держать глаза открытыми, а разум ясным и готовым.

Мастер Рен прижал кулак к ладони и поклонился. Жон повторил жест, убедившись, что поклонился ниже.

— Спасибо за спарринг, мастер.

— Хм. Я должен поблагодарить тебя за вкусную оленину этим утром. Хотя я заметил, что части мяса не хватает.

— Пока я освежевывал его, подошла стая волков.

— Они на тебя напали?

— Нет. — Жон покачал головой. — Они были голодны. С ними была мать и ее детеныш, родившийся этой зимой. Я сжалился над ними и оставил часть туши. Нам все равно не нужно было столько мяса.

— Верно. Верно. Круговорот жизни продолжается. Однажды я накормлю животных своим телом — и ты тоже. Хотя твоя смерть, если повезет, не наступит еще многие лета.

— Лучше животные, чем Гримм.

Хотя Жон смирился со смертью своей семьи, он все еще ненавидел Гримм. Это была одна из немногих вещей, за которые мастер Рен его не критиковал. Месть была безрассудной, а ненависть могла сделать человека жестоким, но Гримм были монстрами без каких-либо смягчающих факторов. По мнению мастера Рена, всему живому должно ненавидеть их.

Однако вокруг храма их было немного. Гримм привлекали негатив и человеческие души, и здесь их было только две. Помимо этого, постоянная медитация успокаивала Жона и мастера Рена. В этом не было никакой магии, никаких секретных медитативных техник, которые притупляли бы их эмоции. Просто постоянные размышления о жизни и твоем месте в ней приводили к самоанализу, и это позволяло им обратиться к своим страхам, сомнениям и чувствам.

Большинство страхов живут в человеческом разуме, по крайней мере, так сказал мастер Жэнь. Люди носили свои сомнения с собой, и они росли и множились по мере того, как люди сдерживали свои эмоции. Правильная медитация заключалась не в том, чтобы избавиться от них, а в том, чтобы встретиться с ними лицом к лицу в спокойствии и без отвлекающих факторов.

Да, он потерял свою семью.

Да, это причиняло боль.

Но, когда он медитировал, он мог думать о них и о хороших временах, а также о падении Анселя. Это заняло время, но в конце концов он пришел к выводу, что ничего не мог изменить. Он всегда знал это объективно, но именно субъективное заставляло его душу болеть. Постоянная медитация позволила ему принять это глубоко внутри и отпустить голос в своей голове, говорящий, что это все его вина.

Это было не так. Эти мысли были просто отчаянными криками ребенка-сироты, который хотел кого-то обвинить и который хотел представить, что его семья могла быть спасена, если бы он поступил по-другому. Жон признал чувства обиженного ребенка, желающего сохранить свою семью.

В конце концов, это был его собственный разум. Это были его собственные мысли и чувства.

И он принял их как часть себя.

Как таковое, в нем осталось мало негатива. Немного разочарования от того, что он слишком медленно чему-то учился у Мастера Рена, немного испуга, от снившихся кошмаров, немного печали, от необходимости убивать животных ради еды.

Но никакого реального негатива. Не было такого, как в деревнях или городах, где люди не любили своих соседей, заводили и разрывали отношения, рвали друг другу глотки за деньги, соперничали по мелочам, испытывали чувства неразделенной любви или любую из миллиона других вещей, которые могли заставить вас породить негативные эмоции. Также помогало то, что их было всего двое. Они не могли создать достаточно негатива, чтобы привлечь хоть сколько-то реально опасных Гримм.

Жизнь здесь была простой. Гримм их не беспокоили.

— Твое мастерство совершенствуется, — сказал мастер Рен. — Возможно, так не кажется, когда ты постоянно сталкиваешься лицом к лицу со мной. В прежние времена здесь были бы другие ученики, с которыми ты мог бы спарринговаться, чтобы точнее оценить свой прогресс. Однако их отсутствие позволяет мне больше сосредоточиться на твоем обучении.

— Спасибо вам, учитель.

— На самом деле... — Старик слабо улыбнулся. — Я полагаю, ты готов покинуть храм.

Лицо Жона побледнело.

— Что?!? Я ведь еще не закончил свое обучение! Я не готов!

— Закончил? Ты? Ахахах! — Мастер Рен согнулся в приступе смеха, его длинная борода вздымалась, когда он выл от веселья. — О боже, он думает, что близок к завершению своего обучения. Как смешно. Нет, мой мальчик, я имел в виду, что доверю тебе сходить в ближайшую деревню и купить нам кое-что из припасов.

Мастер Рен вытер слезу с глаза.

— Закончил свое обучение. Боги мои. Ты золотая рыбка в маленьком аквариуме. Давай пока не будем кидать тебя к акулам в океан.

Покраснев, Жон почувствовал облегчение и смущение одновременно, но он был счастлив узнать, что его не выгоняют из храма. Тем не менее, мастер Рен мог бы выразить это немного яснее! Старик наверняка сделал это нарочно, дабы насладиться унижением Жона.

— Ч-что насчет припасов, мастер?

— Меняешь тему? Хммм. Да, небольшой поход за припасами. Мне нужны лекарства из аптеки — я, знаешь ли, старый человек. Мои запасы закончились, а путь займет около пяти миль. Как я смогу осилить его с этими старыми ногами?

Легко. Жон видел, как мужчина подпрыгивал и балансировал на ветвях дерева.

Но зачем делать что-то самому, когда у тебя есть ученик, который сделает это за тебя?

— Очень хорошо, мастер. У вас есть список для меня?

— Есть. Возьми также шкуры, которые я велел тебе собрать. Я дам льен на мое лекарство, но ты сможешь купить все, что пожелаешь, на деньги с продажи шкур — только имей в виду, что тебе придется нести все обратно самому, и что у нас нет электричества.

Настроение Жона мгновенно улучшилось.

— Все, что я захочу? Правда? Я думал, мы проповедуем аскезу. Это ведь не какая-то проверка, не так ли?

— Хм. Проповедую? Я? Не будь идиотом. Мы живем экономно, потому что живем посреди леса. При желании закупись ведрами сахара и специй. Я не буду жаловаться, если буду есть еще и десерты. И я не вижу ничего плохого в том, чтобы научить тебя тому, что упорный труд приносит вознаграждение. Это хороший урок. Ты сам освежевал животных, так что деньги от продажи их шкур достанутся тебе.

Он помнил, как его родители пытались заставить его заниматься домашними делами. Не свежеванием животных, конечно, но уборкой и помощью по дому. Он всегда был таким ленивым, но теперь он вырос из этого.

— Спасибо, мастер. Теперь я могу идти?

— Сначала я принесу тебе список и карту. Фармацевт знает меня, так что у тебя не должно возникнуть никаких проблем, но помни, что ты несешь с собой и репутацию Секты Лотоса. Веди себя соответствующим образом. Также возьми посох. Сомневаюсь, что он тебе понадобится, но с ним ты сможешь отгонять животных.

— Я так и сделаю.

— И остерегайся Гримм. Они будут более распространены вблизи деревень, как эта. Я бы не отправил тебя, если бы не был уверен, что ты сможешь постоять за себя, но если ты столкнешься со слишком большим их количеством, тебе следует немедленно отступить. Вступление в безнадежную битву не будет образчиком ни мужества, ни мудрости. Готовность к последней битве следует приберечь на случай, когда последствия поражения будут слишком велики, чтобы их принять. — Взгляд старика обострился. — Уязвленная гордость или ненависть на то, что они сделали с твоей семьей, не являются оправданием.

Жон снова поклонился и пообещал, что не сделает ничего, что могло бы расстроить его учителя. Мастер Рен приютил его, заботился о нем и обучал. Теперь он его не разочарует. Получив список и описав маршрут к удовлетворению мастера Рена, Жон надел рюкзак с шкурами, а также бурдюк с водой и направился к воротам храма.

Это будет его первый выход к людям за почти два года.

/-/

Лес был полон шума и суеты, пока Жон преодолевал пять миль до деревни, названия которой мастер Рен ему даже не сказал. В то время как его учитель утверждал, что обладает способностью сжигать ауру в качестве топлива, что позволяет ему с легкостью пробежать пять миль, Жону еще предстояло постичь все тонкости этой техники. Его собственная аура все еще была непостоянным зверем, который, казалось, был доволен тем, что защищал его, когда он в этом нуждался, но не хотел, чтобы его использовали каким-либо другим способом.

Однако это было не так. Придавать его ауре индивидуальность или собственный разум было опасно, потому что это создало бы в его голове представление о разделении его и его ауры, подсознательно заставляя его бороться с самим собой.

Его аура была им самим.

У него просто еще не было достаточного контроля.

Погода была прекрасной. Лес был полон жизни и пения птиц, чем Жон не мог насладиться в полной мере, пока не замедлился и не начал медитировать. Он привык к мысли, что в мире просто есть определенный уровень шума, который на самом деле постоянно игнорируется. Дома он ходил с наушниками, из которых доносилась музыка, или слушал приглушенную болтовню окружающих людей. Рычание автомобилей, сигналы, шаги, радио и другие звуки заглушали все и превращались в сплошной фоновый шум.

Однако, когда он медитировал, у него было достаточно времени, чтобы просто посидеть и поразмышлять об окружающем мире. Слушать и различать чириканье птицы, вьющей гнездо, слышать плеск рыбы, выпрыгивающей из воды, или нежный хруст листвы, поедаемой животным. В мире была своя музыка, которую он никогда по-настоящему не ценил, и возможность побродить среди нее большую часть часа была благословлением.

Помогло то, что постоянный акцент мастера Рена на физических тренировках сделал Жона удивительно подтянутым. Пять миль быстрой ходьбы заставили его почувствовать себя разогретым и довольным, и он, наконец, вновь уловил звуки цивилизации, а за ними последовали запахи древесного дыма и сгораемого Праха, масла и навоза — запахи, которые он мог определить только как запах человеческого жилья.

Не хороший. Не плохой. Просто другой. Уникальный.

Однако он был неприятным. Отвлекающим. Жон сморщил нос. Он провел более двух лет в храме с чистым воздухом и тонкими ароматами. Лес был чистым, и когда он готовил даже самые простые блюда, запах казался таким сильным. Запах дыма от готовящейся еды и навоза животных стал невыносимым, и ему пришлось остановиться и несколько раз вдохнуть, просто стоя на тропинке и позволяя своему телу привыкнуть к ароматам.

Жон не был уверен, чего он ожидал, войдя в такую деревню. Облегчение от того, что снова увидел нормальную жизнь? Растерянность от напоминания о своем доме? Замешательство? Культурный шок? Он представлял себе комбинацию из них всех, и все же все, что он действительно чувствовал, было легким любопытством, когда он шел к открытым воротам. Толстые деревянные врата удерживались кольями, вбитыми в землю, и их можно было закрыть, выбив их молотком. Это не остановило бы по-настоящему решительных Гримм, но позволило бы людям на стенах стрелять в них. Часто защита заключалась лишь в том, чтобы выиграть время. Только крупные города могли надеяться отбить нападение Гримм такого масштаба, как то, что разрушило его дом.

Никто не посмотрел косо на странного мальчика, вошедшего в деревню. Свободная одежда выделяла его среди местных. Мастер Рен носил одежду в мистралийском стиле, несмотря на то, что жил в Вейле, но даже такая маленькая деревушка, как эта, не была полностью изолированной. Обычно они населялись людьми, слишком бедными, чтобы найти хорошую работу в городе. Или теми, кто устал от города и хотел отдохнуть от всего.

Его собственные родители решили переехать в Ансель, потому что у них рано родились дети, еще до того, как у них появилась какая-либо серьезная финансовая база. Его мать, Джунипер осталась сиротой после катастрофы в Маунтин-Гленн, в то время как его отец, Николас, на самом деле не рассказывал о своем прошлом. Оставшись без денег, молодая семья была вынуждена покинуть дом из-за непомерных цен в Вейле.

У этих людей было почти то же самое. Молодые неспособные найти работу, старые и вышедшие на пенсию, но неспособные позволить себе все растущие расходы, или те, у кого просто не было необходимых навыков, чтобы выжить в городе. Все они нашли дом снаружи, в дикой местности, где бродили Гримм.

Жон брел по центральной грунтовой дороге и наблюдал, как люди приходят и уходят. Это были простые, но выносливые люди. Фермеры, лесорубы, ремесленники и владельцы магазинов. Здесь не было ни юристов, ни бухгалтеров, ни банкиров. Люди хранили свои деньги при себе или в своих домах, и закон, вероятно, устанавливался каким-то избираемым советом. Или назначаемым мэром. В первую очередь местные, занимались выращиванием сельскохозяйственных культур, но он мог видеть кур на свободном выгуле на огороженных участках и слышал свиней еще дальше, за деревянными домами.

Его нос привел его к источнику действительно ужасного запаха.

Дубильне.

Процесс, с помощью которого шкура превращалась в кожу, был точным и притом довольно вонючим. Жон нашел небольшое деревянное здание, похожее на сарай, с запечатанными дверями, из-за которых исходил запах, и мужчину, сидящего снаружи с несколькими готовыми кожами, расстеленными перед ним. Кожа выглядела такой же старой и сухой, как и кожа перед ним, он посмотрел на бело-голубую мантию Жона и прищелкнул языком. На нем не было кожаной одежды, хотя это было не столько сознательным решением, сколько фактором ношения одежды мастера Рена.

— Здравствуйте, — сказал Жон, помахав рукой. — Я пришел на запах дубления. Вы случайно не скупаете шкуры животных?

Мужчина провел языком по внутренней стороне рта, не совсем довольный тем, что его попросили потратить деньги и ничего не получить взамен.

— Скупаю, — в конце концов сказал он с притворным вздохом. — Но немного. Леса здесь богатые. Охота удачная.

— Вы сами охотитесь, сэр?

— Раньше да. Сейчас нет. Мой сын охотился, пока его не призвали. — Мужчина горько усмехнулся. — Тебе повезло, что тебя здесь не было, когда они пришли.

— Они...?

— Вояки. Приходили два месяца назад в поисках здоровых мужчин и женщин. С момента последнего набора никого не прибавилось, поэтому они взяли подростков. Моему мальчику было четырнадцать. Они забрали еще нескольких человек. И мальчиков, и девочек. — Он оглядел Жона с ног до головы и сказал: — Они бы схватили тебя в мгновение ока.

— Я и не подозревал, что война стала такой ужасной ... — Жон заметил выражение лица мужчины и добавил: — Я жил в Анселе. Он пал перед Гримм около двух лет назад. С тех пор я живу со стариком в заброшенном храме.

— Хм. Вот чего твоя одежда показалась такой знакомой. Тот старый отшельник, не так ли? Странный мужик, но безобидный. — Кожевник сел немного свободнее, очевидно, решив, что он не представляет угрозы. — Меня зовут Барон. Приятно познакомиться. И сожалею об Анселе. Мы узнали об этом только несколько месяцев назад, только когда люди поняли, что от поселения давно нет сигналов.

— Жон. — Он протянул руку для рукопожатия. Рука Барона была старой и потертой, но сильной, с мозолистыми пальцами. — И я бы не назвал мастера Рена безобидным. Он может быть настоящим тираном, если захочет. Хотя я был вне новостей целых два года. Полагаю, ты не против посвятить меня в подробности, пока я буду выкладывать шкуры?

Барон хмыкнул и принялся за рассказ.

— Война продолжается так же, как и раньше. Она ничуть не обострилась, но бойня забирает свое. Между Атласом и Фавнами было одно, может быть, два больших сражения, но Вейл пытался сохранять нейтралитет. Не слишком успешно. Раньше мы были в союзе с Атласом, и они втянули нас в это. Оказывается, Фавны не приняли наши заявления о нейтралитете, из-за того, что мы продавали оружие Атласу, и потому они сожгли несколько деревень на южной границе. Приплыли морем и ушли тем же путем. Я слышал, они вырезали всех.

— Всех!?

— Это то, что мне сказали. Конечно, до нас сведения дошли через пятые руки, воспринимай их как хочешь. Тем не менее, беженцы, бегущие с побережья, не выдумки. Они рассказывают о Фавнах в масках, массово уничтожающих людей, даже убивающих себе подобных — тех, кто пытается защитить не-Фавнов. Тем временем Атлесианские пуристы творят то же самое с другой стороны, а другие королевства пытаются держаться в стороне, не занимая ни одну из сторон — что, как ты можешь заметить, у нас не совсем получилось.

Конечно, это было не так. Вейл начал создавать свою собственную армию, якобы для оборонительных целей и потому, что слышал желание народа, но это не меняло того факта, что Вейл был на стороне Атласа во время первого восстания фавнов, и они остались союзниками после. Все знали, что Вейл продолжит поддерживать своих старых союзников, и что в конце концов они придут на помощь Атласу. Фавны знали это точно.

— Теперь мы официально воюем, — сказал Барон, просматривая несколько высушенных шкурок животных, добытых Жоном. Он уже выскоблили их дочиста. — Но запах войны пока только витает в воздухе. Самые кровавые битвы происходят между Атласом и Менажери, и Мистраль попадает под перекрестный огонь. Здесь лишь несколько рейдов по прибрежным районам, пара мелких стычек и куча позерства. Честно говоря, нам повезло, что мы оказались в стороне.

— Тогда зачем Вейлу нужно мобилизовать так много своих граждан?

— Чтобы защитить город, я полагаю. Видят Боги, у нас здесь нет ничего для защиты, и я сомневаюсь, что у Анселя тоже, что-то такое было. — Он сделал паузу. — Без обид.

— Все в порядке. И ты прав. У нас этого не было.

— Хм. Мы все знаем, как это бывает. Они называют себя королевством, но Вейл — это прежде всего город. Такой же, как и другие в большой четверке. Они будут защищать свое ближайшее окружение и сельскохозяйственные угодья, чтобы прокормиться, но все, что находится за их пределами, будет предоставлено самому себе. Наша единственная надежда — фавны поймут это, и пройдут мимо.

Барон вздохнул и, по-видимому, устав от разговоров о войне и политике, взял шкуры.

— Я могу дать тебе за это двести льен. Это немного, но у меня здесь не так уж много наличных.

Это было не так уж много.

— Тогда, бартер?

— Да. Это мне сделать проще.

В конце концов, Жон ушел с сотней льен, и кожаными изделиями на сумму еще около двухсот в виде кожаного ремня с несколькими кожаными подсумками на левом бедре и бронзовой пряжкой. Он также получил пару кожаных наручей, предназначенных для защиты запястий при стрельбе из лука, но которые действительно неплохо послужили бы ему в качестве наручей, особенно когда мастер Рен будет бить его по предплечьям. Барон пошел еще дальше и указал ему направление, в котором находилась аптека.

— Я только что понял, что никогда не спрашивал, как называется эта деревня, — сказал Жон.

Барон пожал плечами.

— Она называется Покой. Ничего особенного. Когда-то у нее даже не было названия, но несколько человек пришли, сказав, что им нужен покой, а потом не ушли. Название было чем-то вроде шутки, но потом прижилось.

Аптека была еще одним маленьким зданием, ветхим снаружи, но удивительно хорошо обставленным внутри, со стеклянными шкафами и полками, доверху забитыми товарами. Покой был недостаточно большим, чтобы требовать наличия полностью укомплектованной аптеки, поэтому ассортимент заполнялся за счет других товаров, имеющих сходное значение, таких как кулинарные специи, травы и даже кое-какие продукты питания. Женщина за прилавком, где-то между сорока и шестьюдесятью, с седеющими волосами, в очках просмотрела список, который дал ему мастер Рен.

— От старины Шу Рена, не так ли? Я не знаю, как этот человек все еще жив в его возрасте. Эта болезнь должна была убить его лет сорок назад.

Жона охватила тревога.

— Болезнь!?

— Он тебе не сказал? — спросила пожилая женщина. — Ничего удивительного. Когда ты доживешь до моего возраста, ты не захочешь, чтобы молодежь мучилась из-за того, что нельзя изменить. Это заболевание легких. Неизлечимое. Хотя ты можешь быть спокоен, потому что его диагноз выявился, когда я была подростком, а старый болван все еще бродит по Ремнанту.

Посмеиваясь, она собрала припасы.

— Это просто для лечения симптомов. Я помню, как моя мама говорила ему, что это даст ему несколько спокойных лет. А он взял и пережил ее!

Мастер Рен действительно был чем-то особенным. Должно быть, за это был ответственен его прекрасный контроль ауры, позволяющий ему непрерывно циркулировать ауру по меридианам в груди и стимулировать легкие для борьбы с болезнью. Возможно, он заставил их работать только за счет ауры, даже после того, как они должны были остановиться. Это было не меньшим безумием, чем те подвиги, которые Жон уже видел в исполнении мастера Рена.

— Некоторые говорят, что старик знает секрет бессмертия. Это был слух, когда я была молода, но он распространился, когда ему исполнилось девяносто, и продолжает распространяться. Как думаешь, ты не знаешь секрета?

— Простая еда, медитация, регулярные физические упражнения и молодой ученик, который сделает за тебя всю тяжелую работу.

Женщина рассмеялась.

— О, это сработало бы! Тем не менее, он мог бы разбогатеть, обучив людей способу достигнуть бессмертия.

— Я уверен, что он мог бы, но я не думаю, что он бессмертен. Он довольно часто говорит о смерти. Я думаю, что он просто исключительно здоровый и активный старик.

— Хм. Возможно, и так. — Она положила лекарство в пакет на стойке. — Но ты скажи ему, чтобы он не обращал на меня внимания. Просто из-за него я чувствую себя старой. Это будет стоить девяносто льен.

— Девяносто? Мастер Рен сказал мне, что будет тридцать.

— Ах. — Лицо женщины потемнело. — Это было так в последний раз, но инфляция… ну, больше похоже на соотношение спроса и предложения. Город и армия требуют все большего, а для остальных из нас остается не так уж много. Мы не можем позволить себе покупать лекарства по тем ценам, которые могут заплатить горожане, поэтому большая их часть идет туда. Достать даже это было непросто, и это обошлось мне дороже. А я должна как-то жить.

Жон вздохнул и открыл свой кошелек, чтобы достать льены. Женщина расслабилась, когда он начал пересчитывать деньги. Повезло, что он заработал немного денег на продаже шкур, прежде чем прийти сюда.

— Все в порядке. Я дам знать мастеру Рену —

Снаружи раздался громкий треск, заставивший Жона вздрогнуть, а старую женщину подпрыгнуть.

После этого воцарилась тишина.

— Это был выстрел? — Спросил он.

— О нет. — Пожилая женщина выглядела еще более измученной. — Они вернулись.

— Кто? Кто вернулся? — Он ткнул пальцем в небо. — Военные? Это еще один мобилизационный отряд?

— Нет. — Женщина уже вытаскивала кассу, качая головой. — Это дезертиры. Воры и бандиты. Они появляются каждые пару месяцев, и практически никто не может их остановить.

— Бандиты? Преступники? Почему их до сих пор не арестовали?

— Кто арестовал? Всех, кто мог сопротивляться, призвали в армию. Они даже забрали то немногое оружие, которое у нас было, чтобы раздать его солдатам. В деревне осталось только декоративное оружие, и они забрали все боеприпасы. Нашим охотникам пришлось научиться пользоваться луками и капканами только для того, чтобы добыть еду на стол.

Жон услышал громкий женский голос, доносящийся снаружи.

— Ладно, вы все. Собирайтесь. Пора снова платить за крышу. Давайте, у нас не весь день впереди! Вы знаете, что произойдет, если вы попытаетесь что-то от нас спрятать. Тащите свои задницы сюда.

Жон нахмурился. Это было неправильно. Несправедливо. Деревня не могла даже защитить себя, и ополчение, которое должно было быть у нее для защиты от подобных людей, было отведено в город для пополнения армии. Он направился к двери, но женщина схватила его за руку.

— Не надо, — взмолилась она. — Они опасны.

— Я и сам не беспомощен.

— Может быть, но мы нет. И если ты их рассердишь, то расплачиваться за тебя будем мы. — Женщина смотрела ему в глаза, пока Жон боролся с мыслями о том, что она сказала.

— Пожалуйста, — взмолилась она. — Это всего лишь льены. Ради них не стоит навлекать на свои головы худшее.

Но дело было не только в льенах. Не так ли? Она сама сказала, что лекарства слишком дороги для импорта, и Жон подозревал, что та же ситуация происходит со многими другими импортными товарами. Потерянные деньги означали, что не останется средств для ухода, за больными и пожилыми людьми, поэтому им пришлось бы стать жертвой ради своих семей и умереть рано, измученными болезнями и болью, потому что они не захотели бы, чтобы их дети страдали от траты средств на покупку лекарств по завышенной цене.

Кто-то должен что-то сделать…

Но должен ли это быть он?

Он не мог оставаться здесь бесконечно, поэтому, даже если бы он каким-то образом отпугнул их, они бы просто вернулись, и Жон не был уверен, что сможет справиться с ними. Он даже не знал, сколько их было и насколько они могли быть сильны. А если бы они начали стрелять из своего оружия, когда вокруг были люди…

Это была бы настоящая резня.

— Просто сохраняй спокойствие, — вновь взмолилась пожилая леди, направляясь к двери. — Когда ты становишься старше, ты начинаешь понимать, что ты не так много можешь изменить в мире, как тебе казалось вначале. Горы, равнины и реки будут существовать еще долго после тебя. Лучше плыть по течению. Научиться жить с тем, что дает тебе жизнь, а не думать о том, какой идеальной могла бы быть жизнь, если бы миллион вещей случились по-другому.

Жон закрыл глаза и вздохнул.

— Хорошо. Я посмотрю, к чему это приведет.

Вместе с женщиной он вышел из аптеки на оживленную улицу. Там стояли пять человек в ветхих доспехах и с оружием в руках. Впереди была невысокая девушка с коротко выбритыми волосами и татуированными руками. В одной руке она держала странное оружие, похожее на пистолет, но с двумя изогнутыми лезвиями, выступающими сверху и снизу, как у чакра. Другое висело у ее бедра.

— Племя Бранвен требует дани, — крикнула она, дерзко улыбаясь старым, усталым и беспомощным жителям деревни. — Было бы лучше, если бы вы вынесли свои ценности и передали их нам, иначе мы превратим Покой в место вашего последнего упокоения.

Кулак Жона сжал посох с такой силой, что дерево заскрипело.

Его аура беспокойно зашевелилась.