Кузены (джен)

Хэнк Андерсон мутным взглядом смотрел в свой стакан с чем-то хрен его знает, чем, самое главное, что спиртным, и думал о том, как же его все это задрало.

Гора отчетов, которым не было конца и края, ворчание Джеффри, заносящим очередной выговор в его дело, на что ему, впрочем, было плевать, и улицы этого дурацкого города, где он прожил большую часть жизни, чей облик становился все более чуждым. Ему осточертел пустой дом, где его ждал только верный пес Сумо, и куча гребаных призраков, которые были во всех углах. Разочарованные жизнью родители, Сюзанна⁽¹⁾, Коул. Все они населяли каждый угол этого дома и только могли, что осуждающе на него смотреть своими пустыми глазами.

Будто он и сам не понимал, как облажался и что все в этой жизни просрал.

А еще его достали мудачии сны, которые были полны ледяных дорог, детского крика и обдолбанных красным льдом хирургов. Или криков его жены, которая в конце концов его бросила, и чьи глаза были полны ненависти, когда они хоронили Коула, будто то была его вина, что дороги плохо почистили, а отделение неотложки был только доктор-нарик и гребаный андроид. Мучили его сны и те, где в главных ролях были его родители. Мать с вечно недовольно поджатыми губами и отец, снова и снова бурчащий, что в Англии у них было бы все и что среди этих вонючих янки нет никакого будущего. Так же ему приходили дурацкие сны о том, что с ним было в юности. Сны о том, о чем Хэнк уже и забыл. Они тоже вернулись, а вместе с ними жутких холод и мутные воспоминания о мерзких тварях, чуть не лишивших его рассудка.

Короче, Хэнка задолбала всего его поганая жизнь.

Ему бы давно уже приставить пистолет к виску и закончить этот цирк, но нихрена не выходило. Каждый раз, когда он приставлял дуло к голове и нажимал на курок, до его ушей доносились лишь щелчки пустого затвора. Бывало, что его пушка просто заедала. Выдавала лишь серию пустых щелчков и не более того. Казалось, сама судьба была против, чтобы он уже наконец-то сдох и мучила его как только могла.

Злобная стервозная сука.

Помнится с его кузиной и теткой, которую он никогда и не знал, та так же поступила. Наверное, это у них в крови, мать его. Хэнк хмыкнул и опрокинул в себя весь стакан. Глотку тут же приятно обожгло, а по телу разлилось тепло, которое могло хоть на миг разогнать тот холод, что, казалось, не оставлял его с той поры, как те неестественные мерзости не выпили его душу, когда ему было пятнадцать и он был совершенно другим человеком. Дерьмовым, кстати говоря, человеком, которым он полжизни пытался перестать быть, начав пользоваться своими мозгами и свалив от своих гиперопекаемых родителей в полицейскую академию, хотя мать и была против, и стал самым молодым лейтенантом Департамента Детройта.

Города, который мои родители ненавидели всей душой и до самого конца мечтали вернуться в Англию, откуда они были родом.

Хэнк нахмурился, не понимая, чего это его так в последнее время потянуло на ностальгию по прошлому, и обиженно уставился в бутылку, которая была оскорбительно пуста, когда он потянулся, чтобы налить себе еще порцию. Его движения были слишком медлительными и неловкими от всего того алкоголя, что он уже выпил, поэтому не было ничего удивительного в том, что его хватка разжалась и пустая бутылка с глухим стуком упала на пол, куда уже спустя миг свалился и он сам.

— Ммм, — болезненно застонал Хэнк, когда его лицо встретилось с полом.

Из его груди вырвался рваный вздох, когда от удара у него перехватило дыхание. Зубы звучно клацнули и на миг ему почудилось, что он сломал себе нос. Хэнк вновь застонал и кое-как перевернулся на спину. Он только с третьей попытки смог коснуться лица и ощупать свой нос.

— Не сломал, — невнятно констатировал Хэнк и безвольно раскинул руки в стороны, развалившись на полу как какая-то гребаная морская звезда.

Так как сил встать, чтобы дойти до кровати, или за еще одной бутылкой, у него не было, он решил заснуть прямо здесь. Ему не в первой было спать на кухне именно в такой позе, так что Хэнк не парился. В какой-то момент он услышал цокот когтей Сумо, а потом ощутил, как его пес начал облизывать его заросшие щеки, но ничего, кроме пьяного стона выдавить из себя не смог. Он слабо отмахнулся от сенбернара, а потом повернулся на бок и было уже захрапел, как вдруг Сумо начал рычать.

Не самое обычное поведение для его пса.

Хэнк бы напрягся, будь он трезв, но сейчас он был настолько пьян, что ему было бы плевать, даже если бы его вынесли из дома вместе с мебелью и всем остальным. К тому же, может это просто опять кошка Эндрюсов приперлась, чтобы нагадить на его дорожке. Гадкая тварь, которую он точно пристрелит в следующий раз, когда увидит кошачье дерьмо на своем крыльце.

Хлопок.

Это был еле слышный звук, но видать инстинкты копа все еще были в нем живы, потому что Хэнк даже своим мутным разумом понимал, что кажется к нему кто-то собрался вломится. Какая-то часть него смутно узнала этот звук, будто он где-то уже его слышал, но Хэнк был слишком пьян, чтобы вспомнить где. Он кое-как приоткрыл веки и вяло поискал взглядом свою пушку, которой пытался застрелится одну бутылку назад, но ничего нашел. Ни пушки, ни Сумо, который уже бросил его и скрылся в коридоре. Хэнк попытался нахмурится и напрячь слух, чтобы услышать тявканье пса, или еще что-то подозрительное, но была тишина. Какая-то странная и заставлявшая напрячься даже его насквозь пропитанную алкоголем тушку.

В доме кто-то был.

Хэнк это буквально нутром чуял и попытался все же встать. Ну, или хотя бы приподняться с пола, хотя даже простое поднятие головы далось ему ему очень трудно. Зато это помогло ему найти взглядом пистолет, который валялся неподалеку и отчаянно троился перед его несфокусированным взглядом. Он несколько раз похлопал по полу, и в конце концов нащупал до боли знакомую прохладную рукоять пушки. Хэнк сжал ее покрепче и приступил к попытке принять вертикальное положение.

Как ни странно, он не только смог сесть, но даже встать на ноги.

Широкий проход кухни, соединяющий ту с гостиной, шатался так, будто происходило землетрясения, а пол точно так же качался под его ногами, но Хэнк упрямо потопал вперед, сбивая по пути коробки от пиццы, лежавшие на столе.

— К-кто с-здесь? Поди сюда, вор-воришка! Я тя счас пристрелю! — пьяно заревел он, щурясь в темноте и пытаясь разглядеть в коридоре хоть что-то. — Сумо! Фас!

Но сенбернар молчал, а силуэт, он, наконец, смог тот разглядеть около двери, медленно начал подниматься из положения сидя, в котором тот был. Будто незваный гость присел чтобы что-то поднять с пола, или что-то вроде того. Хэнк не стал церемонится и ждать, пока воришка заговорит или еще что-то. Он пьяно прищурился, пытаясь хоть на миг сосредоточится, а потом нажал на курок. Вот только его тело столь невовремя качнуло в сторону, он наступил на мячик Сумо и с громким грохотом рухнул на пол, а выстрел пришелся не в незваного гостя, а в потолок.

Хэнк застонал.

Его затылок, по которому явно потекло что-то горячее, пылал от боли, спина жутко саднила, как и его бедная задница. Все то, что он выпил вперемешку с желчью подскочило к его горлу, и Хэнк не мог с ноткой мрачного веселья не подумать, что сдохнуть от блевоты — это самый позорный способ смерти, которые только можно придумать. Впрочем, может он именно этого и заслужил за все то дерьмо, которое сделал в своей жизни, и за то, что не сделал, хотя мог бы… Мог быть лучшим отцом, мог быть лучшем мужем, мог быть лучшим копом, мог быть лучшим сыном, мог быть лучшим…

Тут перед его плывущим взором появился довольно жуткий силуэт.

Вроде женский, среднего роста, сильно худой и в какой-то рваной полосатой одежде, похожу на тюремную форму прошлого, а то и позапрошлого века. Длинный спутанные черно-седые патлы, висящие почти до того уровня, где у этой незнакомки должен быть зад, закрывали большую часть лица, которое он все равно бы не увидел, поскольку у него в глаза все плыло и троилось. Как от удара, так и от выпитого виски, которое все еще просилось наружу, неприятно ожигая глотку и не давая свободно дышать.

— Ты че, с-смерть, а? Ну и страшная же ты! Неужели наконец-то приперлась за мной, старая кляча? — прохрипел Хэнк, бессильно раскинувшись на полу, откуда знал, что уже сегодня уж точно не встанет во второй раз.

Тем временем «Смерть» наклонилась к нему ближе, уперевшись костлявыми руками в колени, и он увидел, что худого и заостренного лица на него смотрела пара странно знакомых изумрудно-зеленых глаза.

А потом та сипло и с отчетливым весельем в голосе прокаркала:

— Старая? Вообще-то мы с тобой ровесники… кузен.

Брови Хэнка сошлись на переносице, пока его затуманенный алкоголем пытался обработать поступившую от «Смерти» информацию, которая с трудом усваивалась в его голове.

А потом его глаза широко распахнулись и недоверчиво уставились на женщину, которую он не видел с тех пор, как ему было семнадцать, и ту, что он думал, что уже никогда не увидит. Нет, он не раз задавался вопросом, где он и что с ней случилось после этой их войны. Хэнк даже пытался ее искать, когда только стал лейтенантом, мучимый виной за их детство и то, каким придурком он тогда был, но все бестолку.

Наконец мозг догнал рот, который он было открыл, чтобы произнести ее имя, но прежде, чем Хэнк успел что сказать, его глаза закатились, и он отключился.

1) жена Хэнка. В каноне не было ее имени, так что я придумала его сама

Вернуться к тексту