Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Примечания:
Главная метка — Моря/Океаны. В последний раз я там была... очень давно:) (Если, конечно, не считать того, что Петербург стоит на Балтийском море)
Q: Я поджарил яичницу, а затем разогрел ее в микроволновке — она не взорвалась!A: Яичницы, в отличие от яиц, редко взрываются в микроволновках.
— Знаете, если не гипнотизировать микроволновку взглядом, то она всё равно прекрасно разогреет еду, — говорила Алёна, наблюдая за тем, как гости из прошлого задумчиво смотрят на эту любопытную машину. Можно было только догадываться, что так привлекало их в этом зрелище — то, как тарелка вращается вокруг своей оси или то, что там лампочки внутри горят. В общем, это была необъяснимая загадка природы, суть которой Алёна даже не хотела раскрывать. Впрочем, на её слова так никто и не обратил внимания, так что она села на диван и начала листать конспект, с надеждой смотря в будущее и видя там одну неминуемую сессию. — Никогда не знала, что замороженная пицца, которая пролежала в холодильнике бог знает сколько на чёрный день, так мне пригодится в этой жизни.
— А где же ваши родители? — вдруг неожиданно спросила Александра Фёдоровна. — Вы же не одна здесь живёте?
Да, конечно, Алёна жила не одна; она жила вместе с мамой, вот только мама вместе со своей сестрой, тётей Полиной, и её ребёнком, ужасным чёртиком двенадцати лет по имени Маруся, улетели в Таиланд, в Пхукет. В этой ситуации был только один плюс: её не заставляли сидеть с двоюродной сестрой и следить за тем, что она решит вытворить на этот раз. На этом плюсы прискорбно заканчивались — сейчас в Пхукете стояла прекрасная погода: солнышко, море, свежий ветерок… Конечно, в Питере было не хуже, и море тоже было, и ветерок, да такой, который сдувал тебя куда угодно, но только не туда, куда тебе нужно… Солнышка, правда, не было, но не в этом состояла главная проблема. Мама сейчас загорала там, в Таиланде, ела суши и всякую прочую дребедень, а Алёна торчала дома, учила никому не нужную теорию и тусовалась с пятёркой странных людей, происхождение которых ей ещё только предстояло выяснить. Она тяжело вздохнула и пожала плечами.
— Ну, я живу с мамой… А она уехала. Надолго. Недели на две. С моей тётей и кузиной. Поэтому пока я здесь одна. Не считая вас, конечно… С вами в моей квартире шесть человек, и мою маму непременно заинтересует, что вы делаете здесь.
— Надеюсь, вы сможете объяснить вашей маменьке, что мы здесь делаем, — полувопросительно, полуутвердительно сказал Дмитрий Прокофьевич, и Алёна обречённо кивнула.
Микроволновка неожиданно запищала, оповестив всех о том, что отведённые ей две минуты закончились; все, кроме Алёны, едва ли не подпрыгнули, а Алёна достала еду из микроволновки, выяснила, что пицца, как обычно, холодная, а тарелка горячая, и положила её обратно.
— Вот всегда гадала о том, где живут те фантастические твари, которые сдают сессию, ни разу не появившись на парах. Я даже готовлюсь, а всё равно чувствую, что не сдам, — вздохнула Алёна.
— Я вам уже говорил, что то, что вы называете подготовкой, вряд ли можно назвать таковой, — ответил Дмитрий Прокофьевич. — Нужно было материал постепенно переваривать в течение всего года, а вы пытаетесь это сделать за два дня.
— Угу. На первом курсе получилось как-то сдать летнюю сессию, и на этом получится. Ничего, пока живём-живём, даже неплохо, я бы сказала. Время есть, значит, не всё потеряно. На море бы сейчас…
Алёна мечтательно ещё раз достала пиццу из микроволновки, убедилась, что она всё равно до конца не прогрелась, но решила есть её так, полутёплой — потому что надоело.
— Мы иногда ездили летом в Ялту вместе с детьми, — отозвалась Александра Фёдоровна и с опаской взяла предложенный кусочек пиццы. — В Ливадийский дворец. Там мы проводили много времени… море было тёплое, почти всегда достаточно жарко, только изредка там шли проливные дожди. Хотя Николай любил и Балтийское море — мы часто выходили в него на «Штандарте»… Это была его любимая яхта, — с огромной грустью в голосе произнесла экс-императрица.
— А как вы попали сюда? — осторожно поинтересовалась Алёна, ожидая снова услышать какие-нибудь придирки в свой адрес.
— Из Екатеринбурга, — коротко ответила Александра Фёдоровна. Больше она ничего не сказала, но было видно, что сама тема ей неприятна. Алёна в который за сегодня взялась за телефон, нашла в википедии биографию русской императрицы и узнала, что из Екатеринбурга она живой больше не выйдет.
— Понятненько… — сказала Алёна, не зная, что можно ещё сказать в таком случае, и угрюмо начала есть пиццу.
К слову, до этого Алёна никогда не интересовалась историей. Ну, что такое история? История — она как мясной паштет: лучше не вглядываться, как его приготовляют. Поэтому с высоты птичьего полёта на достижения или промахи своих предков иногда полюбоваться стоит, но закапываться в этом… гарантированно нет. Собственно, и сама история как наука посложней будет, чем даже химия или физика. В химии или физике всё понятно: есть закон — и всё этому закону подчиняется, а если не подчиняется, то придумываем новый закон и объяснем, почему он работает, а предыдущий — нет. История — совсем другое дело; помимо того, что существуют даты, документы, свидетельства, воспоминания очевидцев, которые кропотливый учёный изучает, рассматривает, читает, есть ещё много других факторов, влияющих на исторический процесс.
Кто-то, например, считает, что история основывается на поступках и воле героев — по крайней мере, так думали старики греки и римляне; кто-то думает, что историю вершат людские массы, и неважно, кем, чем и когда они ведомы: если между двумя народами возникает напряжение, рано или поздно они идут друг на друга войной, с приказом их лидера или без; кто-то вообще полагает, что историю составляет в основном экономика, политика и человеческий фактор, а никакого напряжения между народами нет и в помине, сие есть бред и россказни военщины.
Алёна, как, впрочем, и мы, придерживалась того мнения, что в каждом взгляде на происхождение истории есть свое здравое зерно, но всё же больше всего её привлекала теория древних. История героев? Да, конечно, люди вокруг нас не Гераклы и не Тесеи, но если истории героев можно дать точное определение, то напряжение между народами — вещь гораздо более абстрактная. Что это такое? Один другому дал по лбу, и теперь у нас война, как в детском саду? Вечный идеологический конфликт между западной цивилизацией и восточной? Ну, пока для гостей из прошлого его нет и в помине: со времён Петра Великого Российская Империя бодро шагает в ногу с Европой — даже в пору войны с Наполеоном; а идеология — это немного другое, это уже двадцатый век, это будет только лет через пятьдесят… Ну и что же, спросит читатель? Вот, например, не будь Наполеона, разве французы пошли бы воевать против всей Европы?
Но зачем им это? Был у французов король, были жирондисты, был Робеспьер, была Директория — и что же? Вначале еще был революционный запал — а потом что? Не будь Наполеона, который своей харизмой зажёг сердца людей, стали бы французы идти через полконтинета, чтобы по его воле мёрзнуть в далекой России? Да зачем им это было бы нужно? Далёкие московиты, которых большая часть французов в глаза не видела, и ничего у них за душой нет — только леса, водка и медведи. С них и взять-то нечего — да у них даже рабство до конца не отменили, что уж и говорить-то!
Не будь Наполеона — и сидели французы бы дома, по завету Генриха IV поедая бы каждое воскресенье курицу. Но нет! Вот — лидер! Вот — харизма! И не народ идёт против народа — это лидер идёт против лидера! Не будь у французов Жанны д’Арк, изгнали бы они англичан? Может быть, и изгнали бы, но Столетняя война длилась бы гораздо больше — не сто с лишним лет, а двести, триста! Но вот она, святая дева, появилась в мужских доспехах — и люди пошли за ней, как овцы за пастухом. Что это, как не история героев? Нет, не героев — лидеров. Вдохновителей людей, зажигателей сердец. Вот она, причина напряжения между народами — напряжение между лидерами.
Все эти соображения плыли перед Алёной нескончаемым потоком, поэтому, когда её деликатно потрясли за плечо, она от неожиданности едва ли не упала со стула и с удивлением перевела взгляд на того, кто нарушил её покой.
— Сударыня, вы себя хорошо чувствуете? — обеспокоенно спросил Дмитрий Прокофьевич. — Каким-то слишком неподвижным взглядом вы смотрели на стену напротив…
— Да так, задумалась о путях истории, — ответила Алёна. — Вот вы как считаете, кто вершит историю: герои, народы или внешние факторы?
— Думаю, что и те, и другие, и третьи; а всеми ими заправляет госпожа Фортуна, та самая, которая и отправила нас сюда. Но это тема для споров философов, а не для размышлений юной девушки, которой предстоит готовиться к экзамену по химии…
— Нашли, о чём напоминать! Не сыпьте мне соль на раны, и так тяжело даётся жить с осознанием того, что времени остаётся всё меньше, — Алёна встала со стула и рукой показала на посудомойку. — Складываем всю посуду сюда — и машина сама всё моет. И если кто-нибудь скажет, что я, живя вместе с ней, несчастна, потому что не намываю тарелки самостоятельно, то пусть он пеняет на себя, — Алёна выразительно посмотрела на Алексея Григорьевича, и молодой юнкер, кажется, понял, что его единственная реплика, как удивительный феномен, не осталась незамеченной. — И по поводу счастья, господа: всё в этом мире относительно, как доказал Альберт Эйнштейн, поэтому то, что нам кажется вполне приемлимым, вам вполне может казаться лютой дичью. Это не значит, что я плохая или вы не догоняете. Просто примите как факт, что у нас всё немного по-другому. Ну, разница культур, если хотите. Так что извольте это учитывать, когда делаете какие-то логические выкладки. И вообще: что за Фаддей Булгарин такой нарисовался?
— Да был такой у нас литератор, — со смешком ответил Дмитрий Прокофьевич. — О нём замечательно выразился Пушкин в своей эпиграмме: «Все говорят: он Вальтер Скотт, но я, поэт, не лицемерю: согласен я, он просто скот, но что он Вальтер Скотт — не верю». Этим всё сказано.
Алёна весело засмеялась, пожалела некоего Булгарина за то, что он нажил врага в лице Пушкина, и с чистой совестью отправилась в комнату — когда-нибудь она непременно должна была начать готовиться, и этот момент показался ей наиболее подходящим.
Kukusikuавтор
|
|
jestanka
Да, то, что для химика - это органика, для физика - это теормех, а все вместе взятое - это Сильм в пересказе Гоблина:) Говорят, что Дмитрий Прокофьевич был в книге всегда Разумихин, поэтому тяжело его опознать - приходится спрашивать всезнающую коробочку... Музло и футболки, как и размышления об истории, - это лично наболевшее от автора:) 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |