Под кровавой луной (гет)

Рассказ Андрея о нападении Дикой охоты на Болотные ели взволновал Ксюшу настолько, что она целый день не находила себе места. Потерянные воспоминания призраками преследовали её по всей знахарской. Вот, на кухне, пушистая Искорка прыгает кому-то на колени, в палате визжит татуированная рыжая девчонка, а в спальне её одинокая кровать до сих пор хранит слабый отзвук первых сладострастных стонов, томительной неги, вызываемой близостью двух обнажённых тел, укрытых одним одеялом… Образы были похожи на обрывки сна — несвязанные, нечёткие, размытые. Но Ксюша чувствовала — наконец-то в её руках появилась тоненькая ниточка, потянув за которую можно будет распутать весь клубок.

Андрей говорил, что извлечь из подсознания воспоминания о ней самой помог её друзьям их одноклассник легилимент Ростислав Егоров. В Лихоборах легилементов не было, но сама возможность склеить свою разодранную память в единое целое воодушевила Ксению. Андрей поддержал это её намерение, пообещав разыскать для неё Егорова или другого хорошего легилимента, но что-то в его тоне насторожило Ксюшу. Будто бы он и не считал, что ей так уж и нужны эти воспоминания…

Она и сама немножко страшилась того, что намеревалась вспомнить. Но напряжённая тьма неизвестности страшила её ещё больше. Только связав в единое полотно обрывочные воспоминания прошлого, она сможет жить настоящим. Время давно тянулось для неё от полнолуния к полнолунию, отравленное липким страхом за своего ребёнка. В заботе о Тёме потерялась она сама — её собственные мечты, стремления, надежды… Стыдно было признаться, но Ксюша давно забросила свои эксперименты с зельями, обходясь стандартным знахарским набором, давно не выезжала куда-то за пределы Лихобор, давно не испытывала сладкого жгучего желания понравиться мужчине. И вдруг что-то пробудилось у неё внутри. Ветер перемен настойчиво бился в закрытую форточку, и ей как никогда раньше хотелось быть подхваченной этим ветром.

* * *

Андрей отправил отчёт по Лихоборам вместе с заявлением на отпуск за свой счёт. До полнолуния оставалось пару дней, и он собирался провести их рядом с Артемием. Девчонки, конечно, немного расстроились, узнав, что его командировка затягивается, но, он успокоил их, заверив, что вернётся, как только сможет. Они были такие похожие и такие разные одновременно, и у Андрея щемило сердце от того, что он прямо сейчас не может крепко-крепко прижать к себе обеих. Что бы он делал, если бы у них, как и у Тёмы, обнаружился какой-нибудь недуг? Даже думать об этом было страшно. Имея собственных детей, он ещё глубже и больнее ощущал проблемы чужих, твёрдо решив, что сделает всё возможное, чтобы научить Артемия контролировать себя во время полнолуния. И может быть когда-нибудь кто-то поможет и его девочкам в трудной ситуации.

Они начали, следуя заветам магистра Дубровского, преподающего в Колдовстворце анимагию, с дыхательных практик. Артемий к таким урокам отнёсся скептически, но перечить не стал, послушно выполняя все указания Зорича. Однако с концентрацией у бойкого юркого мальчишки было худо. Только сейчас Андрей понял, почему Дубровский так долго не подпускал их, нетерпеливых, шумных, жаждущих поскорее похвастаться своей анимагической формой перед товарищами юнцов к настоящим превращениям. Для успешной трансформации необходима сосредоточенность и умение полностью освободить голову от лишних мыслей. Требовать такое от молодых волшебников в период пубертата — всё равно, что пытаться прикрыться зонтиком от взрыва атомной бомбы. А потому подготовка к превращениям — все эти дыхательные практики и медитации — занимали в образовательном процессе гораздо больше времени, чем сама практика превращений.

Андрей не тешил себя иллюзией, что у Артемия сразу же получится сохранить преобладание человеческого сознания над волчьим. Нет, для таких фокусов нужны годы кропотливого труда. Наверняка, стае Дикой охоты известны какие-то секреты, передающиеся от одного Пастыря к другому, но истории известны и другие случаи приручения внутреннего волка. Впереди планеты всей были, конечно же, тибетские маги, славящиеся своим умением искусно контролировать собственное и чужое сознание с подсознанием. В газетах и журналах периодически Андрею попадались статьи оборотней со всего мира, делящихся своим опытом контроля над звериной сущностью, но массового распространения ни одна из предложенных систем не получила, а кандалы, цепи и зелья по-прежнему считались самой надёжной защитой от желания перегрызть кому-нибудь глотку.

— Я не думаю, что это сработает, — освобождать сознание Тёме было скучно, и Андрей не мог его осуждать. Сам в своё время изнывал от желания куда-нибудь сорваться и убежать во время уроков анимагии. Понимание философии Дубровского и уважение к преподавателю пришли позже, уже на старших курсах.

— Если не думаешь, значит, не сработает, — честно ответил Андрей. — Это твой зверь, и тебе с ним жить. Если ты не веришь, что сможешь его приручить, то я ничего не смогу с этим поделать…

— Знаете, меня боятся собаки, — неожиданно сообщил Тёма. — Как увидят меня, так всё в конуру свою пытаются забиться и стонут как-то жалостливо. Чувствуют?

— Чувствуют, — согласился Андрей. — Хорошо, что твоя мама держит кошек — те ничего не бояться и ни к чему не привязываются. А ты сам бы хотел контролировать себя без зелий во время превращений?

Артемий пожал плечами. Не зная другого, он давно свыкся со своей судьбой.

— Мне бы хотелось, чтобы мама стала счастливой, — признался он. Сердце Андрея рухнуло куда-то вниз. — Она была бы счастливее, если бы я был нормальным…

Комплекс вины точно не сослужит мальчику добрую службу, когда он вырастет.

— Ты нормальный, — твёрдо сказал Андрей. — Просто другой. И твоя мама совершенно точно любит тебя таким, какой ты есть. Но она будет очень рада, если наша затея получится. Ну что, продолжим?

* * *

Затея не удастся — Андрей понял это, когда выскользнувшая из облаков луна вступила в свои права. Стоял тёплый сентябрь, но ночи уже были холодными, и Тёму, стоявшего перед ним в амбаре в одних латанных-перелатанных штанах, била дрожь.

— Ты знаешь, что у нас сентябрьское полнолуние называют Урожайной Луной? — спросил Андрей, пытаясь отвлечь мальчишку от надвигающегося приступа боли. — А в Китае — Луной Хризантем. Индейцы — Ореховой Луной и луной гона, потому что… кхм… у оленей в это время начинается брачный период. Кельты называли сентябрьское полнолуние Полющей Луной…

— Ага, и я уже слышу её песню, — то ли в шутку, то ли всерьёз отозвался Артемий. — А Вы слышите?

— Нет, — Андрей встревожено осмотрел худенькую фигуру мальчика. Артемий зажмурил глаза и нервно покачивался с пятки на носок. — И что она поёт?

— Я разорву тебя на девяносто девять ран, я отплачу тебе за луны полные сполна, — тихо запел Тёма. — Согрею кровью твой голодный лик, холодный храм… Не смей ходить в мой дом… — лицо мальчика напряглось, кадык дёрнулся, прежде, чем он выдохнул последнее слово: луна…. ⁽¹⁾

В этот момент виновница торжества показалась на небосклоне. Тёма открыл глаза — жёлтые, дикие, безумные как два янтаря они горели на бледном мальчишечьем лице.

Превращение заняло лишь несколько мгновений. Сухожилия Тёмы вытянулись, бледная, покрытая редкими веснушками кожа, укрылась светлой блестящей шерстью. Волчонок резко опустился на четыре лапы, и, вытянув морду к небу, протяжно завыл.

Андрей не стал медлить и тоже превратился. Учуяв, что запах человека сменился на запах животного, волчонок резко вперился взглядом во взрослого волка. Ни следа разума в его глазах не было, лишь жгучая ненависть к сопернику. Андрей низко зарычал, давая понять, что он старше, сильнее, и, если будет нужно, готов дать отпор. Но Тёма проигнорировал его предупреждение — кровь кипела в нём, сдерживаемая сущность заполняла его всего без остатка, а Луна — прекрасный цветок хризантемы над его головой — маминым голосом ласково, но настойчиво пела ему на ушко:

— Я разорву тебя… на девяносто девять ран…

* * *

— А он у тебя не промах, — попытался улыбнуться Андрей, морщась от боли. Весь его бок, от подмышки до бедра, словно бы горел огнём, и болотного цвета мазь, которой Ксюша обрабатывала рану, отнюдь не добавляла приятных ощущений. Пальцы у Ксюши были холодные, лицо осунувшимся, под глазами залегли тёмные круги. Как и они с Тёмой, ночь полнолуния она провела без сна.

Привыкший к зельям, сдерживающим в нём волка, мальчишка совсем обезумел. Он набрасывался на Андрея снова и снова, быстро сообразив, что хотя взрослый волк и может причинить ему боль, то почему-то совсем не хочет этого делать. Напрасно Андрей искал в янтарных глазах хоть проблеск разума. Молодому оборотню хотелось играть, кусать, бороться. А ещё ему очень хотелось на волю — за пределы закрытого на серебряный замок амбара. Туда, где щекотала обоняние пожухлая листва, где огнём горели горькие рябины, где он мог видеть округлое лицо луны и петь вместе с ней кровожадные песни.

Что ж, отрицательный результат — это тоже результат. Прав был Дубровский — за парочку недель волка в себе не приручишь и одними лишь дыхательными практиками не обойдёшься. Что действительно тревожило Андрея так это то, что малышу, по-видимому, понравилось всё это адское безумие. «Наверное, это как наркотик. Ужасно, страшно и больно, но попробовав единожды, уже не сможешь остановиться», — думал он, любуясь чёткими профессиональными движениями Ксюши, обрабатывающей его рану. Не выпустил ли он джина из бутылки, уговорив Ксюшу отказаться единожды от зелий?

— Думаю, с экспериментами стоит повременить, — нарочито бодро сказал он, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучали мучавшие его опасения. — А вот дыхательные практики…

— Не надо ничего, — резко оборвала его Ксюша. — Тёма будет пить зелья, и всё будет хорошо, как раньше. Раны не глубокие — заживут за пару дней, — сугубо профессиональным тоном добавила она, выпрямляясь. — Так что где-то послезавтра ты сможешь вернуться в Смоленск.

И, не глядя ему в глаза, выскользнула из палаты.

* * *

Всю ночь Ксюша ходила по дому из комнаты в комнату, изредка поправляя плотные шторы на окнах. Луна, казалось, следила за ней, насмешливо улыбаясь. Из амбара не доносилось ни звука — Андрей заранее наложил на его стены звукоизоляционное заклинание. Воображение рисовало немыслимые картины — а если они убьют или серьёзно покалечат друг друга? Минуты растягивались в вечность, а рассвет всё не наступал.

Наконец, дверь амбара отворилась, и Андрей, слегка покачиваясь, вынес на руках обессилевшего Тёму. Мальчик отделался парой царапин да синяком — Зорич как мог сдерживал его яростные атаки, стараясь не причинить сильных повреждений в ответ. А вот тело самого Андрея покрывали многочисленные следы когтей и укусов. Из подмышки вовсю хлестала алая тёплая кровь.

Будучи знахаркой, она не раз видела кровь, сломанные кости и даже вывернутые наружу внутренности. Но при виде Андрея что-то больно сжалось у неё внутри, пробудив спящие много лет чувства. Напрасно она уговаривала себя, что должна в первую очередь думать о Тёме, винила себя за искрящееся на кончиках пальцев желание прикоснуться к Андрею в немедицинских целях. «Это от стресса», — убеждала она себя, когда они укладывали Тёму в кровать. Чёрный котёнок Уголёк юркнул следом, уютно устроившись под рукой у мальчика, его мама — кошка Искорка — улеглась по другую сторону от мальчика. Искорка мяукнула с упрёком, когда Ксюша подхватила стремительно теряющего кровь и силы Андрея и вместо того, чтобы как обычно всё утро лежать рядом с сыном, гладя его светлые непослушные волосы, потащила Зорича в палату.

Она работала быстро, чётко и профессионально — ни одного лишнего движения. К счастью, поглощённый болью и раздумьями о провале эксперимента, он и не заметил, что с ней что-то не так. А не так было всё, потому что приступ похоти в отношении истекающего кровью и находящегося в полуобморочном состоянии пациента явно противоречил врачебной этике.

Андрей был очень красив и хорошо сложен, но ведь Ксюша знала это и раньше. Она втирала целебные мази в его раны сотни раз — ещё с тех далёких пор, когда они оба были детьми. Вдыхала его запах, чуть терпкий, горький, как скошенная трава в поле, ненароком касалась его плеча и локтя. Но никогда ей и в голову не приходило, что эта случайная близость может быть такой волнующей. Андрею всегда нравилась её подруга Яра — этого знания хватало, чтобы подавить маленький росток не вполне дружеской симпатии. Но Яра была мертва вот уже несколько лет…

«Совсем ты, Вронская, без мужика с ума сходишь, — мысленно осадила она саму себя. — Это же Андрей! Друг, товарищ, брат... Другой крови, но всё же…»

Мысленно она попыталась вызвать в голове образ Яры, но её доброй улыбчивой подруге совсем не шёл образ грозной Фурии. Ксюше казалось, что где-то там, куда ей пока ещё нет хода, Яра от души смеётся над её затруднениями. Тогда она обратилась мыслями к Артемию. О сыне надо думать, а не краснеть, как девица на выданье, от случайных прикосновений к чужому мужу. Она ведь целитель, в конце-то концов! «Артемию нужен отец, — шепнул в голове предательский голосок. — И Андрей мог бы стать для него им…».

— Думаю, с экспериментами стоит повременить, — бодро заметил Зорич, не догадываясь о её мучениях. — А вот дыхательные практики…

— Не надо ничего, — Ксюша не узнала собственный голос, настолько резко и грубо он прозвучал. — Тёма будет пить зелья, и всё будет хорошо, как раньше. Раны не глубокие — заживут за пару дней. Так что где-то послезавтра ты сможешь вернуться в Смоленск.

Так будет лучше. Андрей вернётся домой к дочкам, а цель её существования вновь сведётся к Тёме. От полнолуния к полнолунию они будут жить, как и прежде, находя маленькие радости в их простой рутинной жизни. К тому же, Зорич наверняка решит, что она сошла с ума, если она хотя бы намекнёт на то, что её симпатия к нему становится не просто дружеской…

— Не будет никаких «если», — упрямо возразила Ксюша вслух. Неторопливо выглянувшая из комнаты Тёмы Искорка насмешливо мяукнула. — Это ведь… неправильно.

В чём именно состоит эта неправильность, она объяснить самой себе так и не смогла, поэтому просто приняла на веру. Мысли, желания, стремления путались в её душе, и тот самый ветер перемен, которому она совсем недавно готова была подставить усталое лицо, теперь казался ей угрожающим штормом, грозящим смести её устоявшуюся, устаканившуюся жизнь, не принеся ничего взамен.

* * *

Измученный полнолуньем, Артемий быстро провалился в сон. Тело его горело, словно в огне, каждая косточка ныла от боли, но, несмотря на всё это, в душе его растекалось мягкое удовлетворение, граничившее со счастьем.

Этой ночью впервые в жизни он почувствовал себя свободным.

1) Использован текст песни «Волчья луна» группы «Мельница»

Вернуться к тексту