Нитка (гет)

Сакура спит. Как ребенок. На боку, с приоткрытым ртом, сбив простынь в ком.

Сквозь полузадернутые шторы просачивается уличный желтый свет и смешивается с комнатными сумерками. Не хватает только елки, кучи подарков под ней, метели на улице и зловещего поскрипывания. Мадара не разбирается в триллерах, но сейчас задумывает воссоздать атмосферу.

До начала семейного рождественского ужина — сорок минут.

Он группирует задачи на день так, чтобы сделать его максимально наполненным и освободить вечер. А Сакура, которая имеет сегодня выходной, решает выспаться.

Мадара медленно вдыхает через нос, чтобы бесшумно выдохнуть. Если сейчас не подавить раздражение, вечер испортится до его официального начала.

Не бывает ни одного раза, когда их планы не подвергаются форс-мажорам. Причем форс-мажоры обычно несет Сакура. У нее их целая коробка: одежда не по погоде, перепутанное время, умение невовремя заснуть… Ему непонятно, почему так происходит. Гораздо проще читать прогнозы, ставить себе напоминания и держать режим сна (а не портить его — ему).

Но Сакура подвергает каталогизации и планированию только свои рабочие дни. Одна из лучших нейрохирургов в частной клинике под крылышком у вечных соперников по бизнесу. Даже тут идиотское совпадение (он проверял, правда совпадение).

У песка раздражения, скрипящего на зубах, постепенно снижается жесткость. Убедившись, что не обдаст Сакуру негативной реакцией с первого же слова, Мадара прикасается к ее лодыжке.

Сакура крупно вздрагивает и подтягивает ноги к груди нервным движением.

— Вставай, — требует он и похлопывает по теплой коже.

Сакура перекатывается на другую сторону кровати, избегая прикосновений. Медленно ерзает на сбитой простыни. Смотрит сонно, видя разом две реальности. И вдруг резко садится.

Она вязким движением зачесывает розовые волосы, морщится, как если бы ее разбудили в пять утра, а не в пол-седьмого вечера.

В Мадаре медленно гаснут остатки раздражения. Он ощущает бесконечное понимание: во-первых, они не успеют к началу, во-вторых, ему стоит предупредить об этом Изуну, в-третьих… Покрасневшие и нездорово блестящие глаза выдают Сакуру лучше, чем это бы сделала история отклонённых будильников.

— Я… эм… немного проспала? — сипло интересуется она, посматривает виновато.

На чудо можно не надеяться.

— Полчаса до начала, — Мадара опускается на край кровати и подманивает ее к себе. — Температура?

— Да… ничего страшного, — прокашлявшись, отвечает Сакура и перебирается к нему поближе. — Я уже выпила таблетку. Хотела прилечь на часик, но… Я забыла про будильник. Ничего, мне только волосы заплести и одеться! Начнут и без нас.

Мадара упирается локтями в колени, медленно вдыхает, медленно выдыхает. Пока он справляется с очередным приступом раздражения, Сакура резво сползает с кровати и действительно собирается одеваться.

Приходится определиться и выстроить план действий.

— Я позвоню Изуне. Попрошу нас прикрыть, — говорит Мадара, разглядывая ее, замершую у двери. — С твоим везением… клан вымрет от гриппа.

Согнувшаяся пополам Сакура триумфально чихает.

Черт бы ее побрал.

Мадара бросает пиджак на стул на кухне, закатывает рукава рубашки. Пока вскипает чайник — звонит Изуне. Младший брат, выслушав, раздраженно советует перед такими событиями заворачивать Сакуру в пупырчатую пленку, а разворачивать уже в банкетном зале. Мадара сквозь зубы отбивает непрошенный совет своим: предлагает Изуне представить семье его девушку и прекратить делать так, чтобы за их ветку отдувался один Мадара.

Как и всегда, они отлично договариваются и решают, что на следующий ужин Изуна берет «отгул».

И это еще по-божески.

Мадара заваривает чай, добавляет туда имбиря, корицы, меда, гвоздики — всего, что вспоминает как народное средство. Таблетки таблетками, конечно. Но с везением Сакуры лучше перестраховаться.

С этим ему приходится смириться.