Кем-то запримеченная революция (гет)

Общий язык с умным, образованным стариком нашла и Ева, которая взахлёб стала читать книги, Ахиллес умел мастерски подавать их под любую тему разговора. Прошло всего пару дней, а мне казалось, что мы провели в поместье несколько месяцев. Такая приятная атмосфера тут царила. Не нравилось мне лишь мамино недовольство, но отец списал всё на тоску по сыновьям. Я мало в это верила, но другого мнения мне не оставалось. Больше меня на тот момент интересовало устройство дома, угодий поместья, которые я ещё не успела изучить как следует. В Лондоне родной дом и все близлежащие к нашему были изучены мной досконально. Пока девушки сидели за правилами этикета и разучивали пируэты в танцах, я искала тайники под соседскими домами и сидела на крыше собственного.

Конечно, меня не оставили без девичьего образования, но что-то из того, что полагалось знать юной девушке, я вовсе пропустила мимо ушей. Прилежной невесты для достопочтенного жениха из меня никак не получалось. Но отец почему-то не противился этому так яро, как это делала матушка.

На третий день своего пребывания в поместье я решилась выйти наружу. Одеваться теплее было для меня дико, но иначе поступить нельзя, ведь обмороженные руки и ноги мне не особо нужны. Надев отцовский мундир, оставшийся у него ещё с незапамятных времён его службы британцам, напялив кое-как слегка большую для меня треуголку великолепного Смита, который утверждал, что в ней рассекала волны покойная его жёнушка, я вышла. Конечно, были понятны раздосадованные жалобы моей мамы о том, что холод царит несусветный, но я глубоко вдохнула свежий, резкий воздух. Странно, может, мне казалось, может — нет, но именно этот воздух я чувствовала переполненным свободой. Я глубоко дышала всей грудью, несмотря на то что холод обжигал горло.

Вскоре я привыкла, обойдя уже не на один раз весь дом. Протоптанная позади меня тропиночка забавно петляла из стороны в сторону, казалось поодаль бродил пьяница.

Да, я действительно металась из стороны в сторону, всё вызывало дичайший интерес. Что удивило меня больше всего — это топор, вонзённый в колонну около входной двери. Что это значило, я могла лишь догадываться, но я пристально могла рассмотреть, как он расположен, как его примерно вонзили, как сделан и украшен топор. Почему-то первая мысль, посетившая меня на тот момент, была о том, что Ахиллес что-то не поделил с местным индейскими племенами. Странно, они могли вонзить топор ему в голову, но никак не в колонну у дома. Предупреждением ли это было? Не ясно.

Всё же, восхитившись такой искусной отделкой топора, яркими перьями на нём, я пошла далее. Что восхитило меня более всего, так это он, тот самый вид, открывшийся мне в то самое мгновение. Я заворожённо глядела вниз не в силах понять, снится ли мне это.

Как выяснилось, дом стоял на высоком утёсе, и вид с этого утёса открывался шикарный. В бухте смирно стояли два корабля, чуть покачиваясь на спокойных и редких волнах. Дымок из избушки местного капитана вздымался вверх, вихрями он растворялся у верхушек деревьев. Да, там внизу, по другую сторону от меня, гуляла команда Смита с местными матросами. Скорее всего, та самая чёрная точка, которую мне удалось увидеть среди множества точечек, бегающих как муравьишки туда-обратно, и был Смит. Возможно, он снова кричал на Эдди, перебравшего с алкоголем в который раз.

Через месяц-полтора команда должна была отплыть, и мысль посетить Смита вдруг засела в моей голове. Но не сейчас, не тогда, когда было так необходимо удивляться и восхищаться.

Утреннее солнце радовало своими лучами высоко над головой, хоть и нисколько не согревало. Всё заливалось лучистым светом, от которого так игриво искрился снег вокруг. Свет заливал всё, и меня в том числе. Прикрывая глаза ладошкой, я подняла голову к небу и от восхищения, восторга и радости на миг забыла всё, даже как дышать. Парящий над заливом орёл, рассекающий небо, украл всё моё внимание. Такой красоты, таких просторов я ещё не видела. Такого счастья и такой свободы я никогда прежде не чувствовала. Конечно же, мне показалось, что я могу всё! Всё в этом мире мне под силу! Встать на краю утёса мне не удалось, поскольку столько неизвестного ожидало меня тут, возле дома, да и моя боязнь высоты никуда не делась, даже если учесть, что я была готова на многое в тот момент. Всё же падать с утёса куда выше и опаснее, чем с мачты или кормы корабля.

Следующим объектом моего исследования стала крыша дома. Надо полагать, что никаких лестниц и столбов, близких к дому, я не нашла. И пришлось импровизировать. Легче всего было залезть на балкон, а с него прыгнуть на крышу. Рассудить о том, как залезть на крышу у меня получалось почему-то куда быстрее и лучше, чем, допустим, решить, какое же платье больше подходит Еве или что приготовить на ужин для семьи. Частые шутки, что я должна быть пиратом или бандитом забавляли, но в то же время, я часто задумывалась, а в своё ли время и в том ли месте я родилась.

Может, я действительно предрасположена для какой-то мужской и грубой работы, а не для воспитания детей в будущем? Но в тот момент меня это интересовало меньше всего, так как лёд на карнизе балкона жалил холодом ладошки. Всё же я нещадно вцепилась в него руками и, запрокинув ноги на перила балкона, влезла на него. Не хватало только победного клича, но вместо этого я стала оглядывать местность с новой точки. Балкон не давал таких замечательных пейзажей для обзора, коих можно было наблюдать с утёса, но деревья, покрытые снегом, пробегающая мимо них лисичка, всё это радовало меня.

Я навалилась на ограждение балкона, наблюдая за зайцем, который, по-видимому, учуял присутствие лисы неподалёку, как вдруг позади меня скрипнула дверь. Я в ужасе обернулась, не зная, что делать.

— А, дорогая Литрис! — на балкон вошёл Ахиллес, прихрамывая на одну ногу.

Он опёрся на трость и пристально посмотрел на меня.

— Здравствуйте, мистер Дэвенпорт, — поздоровалась я, прикусив язык от неожиданности.

Было ясно, что на этом балконе я оказаться не могла просто так, когда он был закрыт изнутри. Я нелепо улыбнулась.

— Как ты тут оказалась? — на моё удивление спокойно спросил хозяин поместья.

— Я… Залезла, — честно призналась я.

Ахиллес удивлённо поглядел вниз, потом на меня.

— Как? Покажи! — заинтересованно попросил он.

Я не стала спорить и ловко спрыгнула в сугроб. Потом взглянула на старика и, глубоко вдохнув, решила повторить всё, что делала до этого. На этот раз получилось не так быстро и слажено, как то было в первый, и всё же я снова стояла перед стариком. Он пару раз хлопнул в ладоши, выказывая мне своё почтение.

— Извините меня.

— Ты, оказывается, блещешь не только скромностью, но и навыками ловкости! Отец не говорил тебе, откуда такие способности?

— При чём тут отец? Ведь это мои способности… — я с подозрением нахмурилась.

Ахиллес выдержал паузу и, вернувшись к двери, ответил, не оборачиваясь на меня:

— Ну, не сейчас, так потом… так потом.

* * *

Проснулась я от дикого визга:

— БОЖЕ МОЙ, АЛИСТЕР!..

Имя моего отца тут же заставило вскочить меня и в одной ночной сорочке прилететь на крик. Моя мама сидела в дверном проёме гостиной и рыдала, пока отец перевязывал раненую руку. Ахиллес же, опираясь на столик, протирал окровавленный клинок о свою одежду. У входа лежал труп какого-то мужчины в красном мундире.

— Отец? — я подбежала к родителю и стала помогать ему с перевязкой.

Никто не пытался объяснить хоть что-то. Ева испуганно выглядывала из-за другого дверного косяка, подрагивая и всхлипывая.

— Я так и знала, Алистер! — кричала мама, утирая слёзы.

— Габриэлла, замолчи, я прошу! — спокойно отвечал отец.

— Ты уже не настолько молод, чтобы снова возвращаться в это чёртово Братство! Я говорила, не стоит ехать сюда!

— Это мой долг, женщина! — гаркнул отец.

Ахиллес усмехнулся, оглядывая труп.

— Дорогая Лита, Вас не испугал этот мужчина?

— Надо сказать, испугал, но больше меня испугала кровь на руках отца.

Старик восторженно взглянул на меня и потянул труп за ноги на улицу. Кровавая дорожка осталась неприятно бить в глаза каждый раз, как взор обращался к двери.

— Что случилось, отец?

Папа лишь замотал головой и поблагодарил меня за помощь.

— Оденься, Лита! — беспомощно пролепетала мама, так и не меняя позы, в которой сидела всё это время.

— Мама… Давай я помогу?

Матушка не стала противиться, и я помогла ей подняться.

— Спасибо, дитя.

Я вернулась в комнату, руки мои подрагивали от шока и ужаса. Только что я увидела первый в своей жизни труп неизвестного мне человека. Мой отец был ранен, мама в истерике. Что это?

— Лита… Сюда! — подозвала меня испуганная Ева.

Я оделась на скорую руку, и мы спустились вниз. Ева пару раз дёрнула подсвечник на стене, как вдруг что-то скрипнуло и, как оказалось, в стене открылась дверь.

— Чего это? — спросила я.

— Открыла для себя недавно это место. Никто не знает. Пойдём скорее! — зазвала меня подруга.

Я, конечно же, пошла за ней, не раздумывая и не подозревая, что это место могло быть совершенно не для наших глаз. Нашему взору предстало маленькое помещение, больше похожее на тренировочную площадку. Вот манекены для тренировки рукопашного боя, вот какие-то принадлежности для боя холодным оружием. Вот бочки с порохом, вот какой-то странный наряд с капюшоном. Меня передёрнуло.

— Красота, не правда ли? Столько оружия! Какое-то странное… Смотри, клинок на верёвке! — Ева кинулась к столу с оружием, но я тут же остановила её, схватив за руку.

— Тихо! Это не наше дело. Как... ты нашла это?

— Пока ты бегала по снегу, я искала что поинтереснее внутри. Смотри! Кто это такие? — Ева указала на стенку напротив нас. Там висели портреты каких-то людей, подле которых краской были написаны имена.

Один мне был знаком, это точно. Томас Хики, о котором уже успели поговорить все в Англии. Имя его было перечёркнуто. С портрета на нас взирал нагловатого вида человек в треуголке. Казалось, он выпрыгнет из рамы и убьёт. Слишком уж странное ощущение напряжения, осадок оставлял его взгляд.

— Я знаю только Томаса Хики… Он был одним из держателей колонии для Короны.

— Хм, смотри! Хэйтем Кенуэй! Я знаю, кто это. Служил Короне, после был отослан сюда, в колонии, искать нечто… Даже документы Короны умалчивают об этом. Он уплыл около двадцати четырёх лет назад, похоже, так и не возвращался на родину.

Хэйтем Кенуэй был самым приятным из всех изображённых на портретах мужчин. Мягкая улыбка, утончённые черты лица, добрый взгляд карих глаз. Странно, как среди этих неприятных личностей оказался он. И тем более, его изображение было центральным. Выходит… Он был главным среди них. Но кто они?

— Они все служат Короне?

— Хм, вряд ли. Хотя как знать? Они не причислены к красным мундирам, но красные мундиры, похоже, повинуются им. Это элита, только элита для кого? Сегодня утром красный мундир, которого вынес мистер Дэвенпорт, ворвался в дом и грозил твоему отцу тюрьмой. Он вынес ему множество обвинений, в которых я мало что поняла, но главным было причисление к какому-то Братству…

— Братству?

— Да, твой отец обнажил клинок, и началась драка.

— Интересные персоналии, да?

Мы обернулись. У лестницы стоял Ахиллес, как всегда, опираясь на свою трость. Ева рванула наверх. Я же осталась, остановившись глазами на Хэйтеме.

— Приятный человек? — Ахиллес подошёл ко мне.

— Не знаю, мне кажется, да.

— На первый взгляд, думаю, всем так кажется. Мы с ними по разные стороны истины, Литрис.

— Что это значит? Что произошло сегодня, Ахиллес?

Старик засмеялся.

— По правде сказать, я не знаю, что произошло раньше. Но я этого ждал. Ваш отец, милая, хороший, талантливый человек. Специалист в своём деле. Отличный юрист, профессионал. Но есть одно «но», которое перечёркивает все его достижения, казалось бы, на благо Короны, и всех тех, кто подчиняется ей.

Я внимательно смотрела на изображение Хеэйтема и кивала, в знак того, что слушаю.

— Алистер является ассасином.

Я оторвалась от изучения Хэйтема и резко повернулась к Ахиллесу.

— Что?

— Ваш отец состоит в Братстве Ассасинов, Лита!

— Убийц?

— Ваша мама поведала об этом?

— Нет, она говорила, что они убийцы…

— Так и есть. Но и тамплиеры не лучше. Знаете что-нибудь о противоборстве этих сторон?

Я замотала головой в знак отрицания.

— Я вспоминаю события восьмилетней давности… — старик задумался, улыбнулся. Похоже, воспоминания пробудили в нём тёплые чувства. — Тогда на моём пороге стоял юноша, чуть младше вас, просил научить его. Он ничего не знал. Совершенно ничего. Но умел многое. И у него было желание. Есть ли оно у Вас?

— Смотря о чём Вы?

Ахиллес похлопал меня по плечу и предложил сесть. Мне предстояло многое услышать.

Услышать мне удалось не так много, и всё же я поняла, что самой большой и продолжительной войной была война именно ассасинов с тамплиерами. Мужчины на портретах были тамплиерами. А мы — ассасинами. Точнее, из моей семьи таковым был отец. На себе он решил прервать долгую цепочку нашего пребывания в Братстве. Ведь Братство рушилось за годом год. Но что-то изменилось несколько лет назад.

Поместье предводителя Братства зажило новой жизнью. Стали появляться новые рекруты. Люди пошли в бой за свою свободу. Кто был всему виной? Или… не виной… Во мне взыграло чувство какой-то непреодолимой гордости и счастья. Мой отец — борец за свободу! Он ассасин. Он убийца. Но убийца лишь тех, кто берёт на себя слишком много. Кто не даёт спокойно жить мирным людям. Чувство какого-то ещё неизвестного мне долга пристало к горлу, хотелось плакать, хотя почему бы?

Наш разговор прервала Ева, зазывающая нас наверх. Напоследок я взглянула на Хэйтема и вздохнула. Он же так и продолжил мягко улыбаться мне, провожая своими тёплыми глазами карего цвета.

— Мистер Дэвенпорт… К Вам пришли…

Ахиллес встретил гостя. Тот был очень усталым, и ему понадобилось много времени, чтобы отдышаться.

— Где-то по Вашим угодьям бегает лошадь… Она совсем выбилась из сил и опешила, мистер Дэвенпорт… — сказал мужчина.

— Кто послал Вас?

— Пол Ревир. Предупредить. К вам идут красные мундиры. Они ищут Вашего гостя. Также им бы хотелось найти во Фронтире предателей. Их меньше, чем во время первой битвы… Но вооружены они лучше. Выдвигаться планируют через пару дней. Нужно что-то… — мужчина перевёл дыхание, — Сделать! Мистер Ревир просил явиться в Бостон господина Коннора.

— Коннора нет, — сухо ответил Ахиллес.

— Как же так?

— Он уехал. В Нью-Йорк. К Вашингтону. Что я могу сделать, уважаемый? Мы встретим этих ублюдков, если они явятся, одного мы уже…

Посланник хохотнул.

— Что два пожилых мужчины, две девчонки и женщина сделают взрослым, здоровым воинам? Нужен господин Коннор! Он должен их остановить, дело касается и жителей Фронтира… Мистер Ревир отправил вместе со мной письмо… Как Вы думаете, где господин Коннор?..

Нехотя Ахиллес взял письмо и прочёл его. Он что-то вписал туда, снова завернул его в конверт и протянул посланнику.

— Ищите его во Фронтире по пути в Нью-Йорк.

— Мистер Дэвенпорт… Я отморозил себе руки… И, похоже, ногу… Я не могу.

Посланник и вправду выглядел паршиво. Ева помогла ему усесться в гостиной.

— Я вряд ли доберусь до него быстро, — пожал плечами Ахиллес. — Да и на лошади я давно не сидел…

— Давайте я! — вызвался отец.

— Вас ищут, Алистер. Не вариант.

Мама взяла отца за руку и прижалась к его груди.

— Мне некого даже послать, рекруты на пути в Нью-Йорк. До Бостона нужно донести весточку в любом случае. Остаётся надеяться, что Коннора ещё можно догнать, — обеспокоенно рассуждал сам с собой Ахиллес.

Я сжала кулаки как можно сильнее. Мгновение, и я решилась. Пока все спорили, а Ева выхаживала гостя, я оделась потеплее, напялила сапоги, стоявшие в потайной комнате. Они как раз пришлись мне по размеру. Главным на тот момент стало другое: решиться сказать остальным. Украсть письмо из рук Ахиллеса я не могла, нужно было, чтобы он сам отдал его мне.

— Я поеду! — выпалила я, войдя в гостиную.

Все обернулись на меня, и повисло молчание. Отец сжимал и разжимал кулак на раненой руке, мама непонимающе хлопала глазами, Ева была готова вот-вот заплакать. Один Ахиллес был доволен.

— Ни в коем случае, — отрезал отец.

— Но… папа!

— Никаких «но»! Девушка… Чтобы ты!.. Там метель, пурга и…

— Это наш долг, папа, долг Братства!

— Кто тебе сказал?..

— Я сказал, — прервал наш спор Ахиллес, подойдя ко мне. — Она должна была знать хотя бы минимум того, что ей полагается. Алистер, Вы один не справитесь. И сейчас всё зависит от того, насколько быстро Ваша дочь сможет найти Коннора, а он нейтрализует опасность. Тогда Вы тут же сможете отправиться в Нью-Йорк и там уже делать то, что положено!

Спор между отцом и Ахиллесом мог бы длиться вечно. Отец упирался, предлагал ехать сам, но его рука то и дело давала о себе знать. Снова слёзы матери, Ева кое-как отпоила её чаем и успокоила.

— Пусть она едет. Она в любом случае доедет быстрее нас всех! — подытожил посланник.

— Папа… Ведь мы можем всё восстановить. Справедливость, честь, свободу… И Братство! — шепнула я, обнимая отца.

Тот нехотя отпустил меня и накинул мне на плечи красный мундир.

— Это единственное, что я могу тебе дать в такую вьюгу. Избавься от него, как только сможешь, — хрипло сказал отец.

Ахиллес протянул мне письмо.

— За Братство, Ахиллес?

Старик кивнул и приобнял меня:

— Береги себя.

Ева кинулась мне на шею и стала говорить. Быстро. Коротко. Непонятно. Какое-то волнение, смятение перебивали её слова. Мама просто уселась на диване и опустила глаза. Как бы я ни пыталась заговорить с ней, она отворачивалась, молчала. Стало ясно, что она не меньше отца не хотела пускать меня. Но не согласиться с ним она не могла.

Я надела мундир, натянула на голову треуголку. Ахиллес приготовил мне лошадь. Позже отец протянул мне клинок и тихонько сказал:

— Не дай Бог тебе им воспользоваться.

Уже сидя в седле, я спросила Ахиллеса:

— Как мне узнать этого Коннора?

— Он сам тебя узнает.

— Что?

Но Ахиллес сильно ударил лошадь по боку, и она недовольно заржала, а после поспешила вперёд, в сторону Фронтира.