Шарфик. Мой призрачный хранитель (гет)

Остаток рождественских каникул Гермиона провела у Луны. Правды о случившемся в праздник никто не узнал. Гермионе было дико стыдно. Как будто это она сама была во всем виновата. Рон перестал узнавать родных, и целители настояли на лечении в Госпитале Святого Мунго. Об этом, а также о том, что предварительный диагноз — отравление Эйфорийными батончиками, Гермионе сообщил патронус Гарри. Сам Гарри хотел прийти к Лавгудам и поговорить с Гермионой лично, но она уговорила его не беспокоиться. Они же увидятся в школе, всего через несколько дней.

Так и получилось, что Джинни и Гарри, чьи отношения в Рождество перешли на новый уровень, не стали выяснять подробности того вечера. Адская убойная сила «Волшебных Вредилок Уизли» была им хорошо известна. А в сочетании с алкоголем она вполне могла довести Рона и до больничной койки. Койку же в спальне пылкие влюбленные испытывали на прочность до утра. Напрочь забыв о подруге. Бывает. Старшие Уизли были заняты хлопотами с Роном.

Вернувшись в школу, Гермиона сократила общение с Джинни. Не то чтобы она считала Джинни виноватой в чем-то, но некоторая натянутость в отношениях появилась. К счастью, подготовка к выпускным экзаменам и холодное время года сами по себе были достаточным поводом, чтобы отменить все посиделки и совместные прогулки. Гарри тоже увлеченно занимался. Квиддич был в прошлом, но рыжее игривое настоящее — Джинни — занимало все его свободное время. Гермиона с удивлением поняла, что успехи Гарри в освоении волшебных наук ее больше не беспокоят.

К экзаменам Гермиона готовилась вместе с Луной.

На Рейвенкло дураков не держат, это знает каждый. Подготовка Луны по всем предметам была основательной. Плюс широкий кругозор — помогала отцу в издании «Придиры» — и чистокровность — с рождения жила в мире магии и буквально впитывала ее из воздуха. Гермионе же очень не хватало этих простых повседневных знаний, и она жадно слушала рассказы подруги. После проведенных вместе каникул Гермиона поняла, насколько невыгодно положение магглорожденных учеников, которым до совершеннолетия разрешалось колдовать лишь в школе, лишь на уроках, по сравнению с теми, у кого имелся хотя бы один волшебный родитель, в присутствии которого колдовать можно было сколько душе угодно. Почему это не работало в семье Уизли, Гермионе теперь было все равно. В любом случае, совершеннолетие давно наступило, да и тренировка колдовских навыков во время пропущенного седьмого курса была жесткой и эффективной, но направленной на защиту, нападение, выживание. А вот как просто жить в мирное время, нужно было учиться и учиться.

В воздухе уже пахло ранней весной и мартовское солнце ярко освещало пустой класс, в котором Луна и Гермиона занимались подготовкой. Гермиона отложила один учебник и потянулась было за другим, но вдруг почувствовала головную боль.

— Надо отдохнуть, — сказала она, растирая виски.

Луна кивнула. Подошла к Гермионе и стала гладить ее по голове. Она как-то умела прикосновением отгонять боль. Гермиона замерла, чувствуя, что боль уходит, сменяясь приятным чувством тепла и покоя. Солнце, склоняясь к закату, светило прямо в глаза.

Луне нравилось трогать волосы Гермионы. Густые и вьющиеся, на ощупь они были очень мягкими. Подушечками пальцев Луна нежно массировала голову Гермионе. Она чувствовала легкое покалывание в пальцах, значит, источник боли был именно здесь. И вот он растворялся, повинуясь ее движениям. Луна не была легилиментом, но легко считывала эмоции окружающих. Эмоции Гермионы были очень яркими. Очень волнующими.

Они не говорили об этом, но обе помнили, что случилось почти год назад, в апреле, в коттедже «Ракушка». Несомненно, произошедшее повлияло на их дальнейшие отношения, сделав их более доверительными, и, что более всего удивительно, не оттолкнуло их друг от друга.

Солнце, это все солнце. Руки Луны, уняв головную боль, спускаются Гермионе на плечи. Волосы светлым занавесом загораживают лицо от ярких солнечных лучей, когда Луна склоняется к подруге, обнимает ее за плечи. Гермиона затылком прислоняется к плечу Луны.

Гермиона задумчиво смотрит, как исчезает за горизонтом краешек солнца.

— Ты не потеряешь меня, — говорит Луна, тоже заглядевшись на закат. Гермиона гладит ее по волосам, заплетает ей косу, не в силах сразу расстаться, разойтись по своим башням. Как же хочется еще продлить эти минуты безвременья, покоя…

* * *

Лунный день

Луна смотрит с подушки.

Колышутся ветром подвески.

Соль и песок. Ракушки.

Белые занавески.

В подвале не было солнца.

Четыре месяца целых.

Не было там оконца.

Но солнце внутри смеется.

Волны внутри трепещут —

Нежное синее море.

Медом янтарным плещут

Глаза, что застыли от горя.

Больно, как это больно.

Как пережить потерю.

Шрамы, как это странно.

Себе я больше не верю.

Нет невозможней романа!

Но нет между нами и пяди…

И с кудрями цвета каштана

Сплетаются лунные пряди.

Мягкостью лунного света

Сейчас ты меня обнимаешь.

Как бы сказать тебе это…

С тобой хочу быть, понимаешь?

Хочу забыть на мгновение

Пытки волшебницы черной.

Лечишь прикосновением

Слова моей метки позорной.

Я же не виновата!

И здесь я, сейчас, с тобой,

Хочу в этот час до заката

Себя ощутить живой.

* * *

Подготовка к экзаменам меж тем все больше напоминала битву. Битву с ускользающим временем, но в большей степени — с собой. Повторить все, запомнить все, повторить еще раз, чтобы суметь воспроизвести на экзамене…

Зелья Гермионе давались хуже, чем все остальные предметы. Профессор Слагхорн хвалил ее, конечно, но сама она чувствовала себя неуверенно.

Как-то раз Гермиона пришла в класс зельеварения. Профессор разрешал выпускникам тренироваться самостоятельно. Был уже вечер, пара часов до отбоя, а у Гермионы никак не варилось Зелье Надежд. Так и этак она пыталась справиться с ним, но надежды таяли, а зелье все не получалось. Уже уставшая, она пропустила момент, когда нужно было обязательно потушить огонь под котлом. А так как до этого Гермиона ошиблась в дозировке магического бессмертника…

… то взрыв котла стал вполне закономерным завершением этого изнурительного зельеварческого марафона.

Перед глазами Гермионы мелькнуло голубоватое сияние. Девушку отбросило к стене. Осколки котла разлетелись в стороны и повредили стеллажи с ингредиентами. Капли неудачного Зелья Надежд оросили пол и потолок класса. На Гермиону не попала ни одна из них.

Гермиона отняла от лица руки. Правила техники безопасности в учеников были вбиты еще профессором Снейпом. Не допускать косяков — Правило номер один. Правило номер два — беречь глаза. Еще были другие Правила — не варить незнакомые зелья без контроля профессора, не находиться в классе после отбоя… Только правило номер два она сегодня выполнила — про глаза. А чем это она протирает их и покрывшийся холодным потом лоб?

Не может быть.

Опять этот шарфик.

Как, как он опять оказался у нее в руках?!

Шарфик был возвращен в сумочку. В классе зельеварения несколькими взмахами волшебной палочки был наведен порядок.

Порядка не было только в душе у Гермионы.

* * *

Экзамены были сданы блестяще. Только Зелья не дотянули до высшего балла. Но Гермионе было уже все равно. Она торопила время, считала дни — ведь ей предстояла поездка в Австралию. К маме и папе.

* * *

Родителям вернули память в австралийской магической больнице. Они долго не могли принять то, что с ними произошло. Не могли простить Гермионе ее своевольное единоличное решение. Первым сдался отец, они с Гермионой поговорили, и он повлиял на миссис Грейнджер. И Гермиона вновь в конце концов почувствовала себя почти счастливой — у нее опять была семья. Но счастье было непрочно и мимолетно. Родители приняли решение остаться в Австралии. Возраст, сказали они, не позволяет уже так быстро перемещаться по миру туда-сюда. Климат, сказали они, в Австралии им больше нравится. Жизнь, сказали они, всего одна и почему бы не провести остаток ее на краю света. Это так романтично, сказали они. Гермиона погостила у них неделю или две, потом вернулась домой. Ей нужно было жить дальше. Жить свою жизнь.

Родительский дом был пустым. Все оставалось на своих местах, вещи, мебель, но уют, душа, чувство, что ты здесь — дома, ушли. Переехали вслед за хозяевами на другой континент, горько подумала Гермиона. Она бродила из комнаты в комнату, тиская в руках свою неизменную сумочку. Доставать из нее свои вещи и раскладывать их на старые места казалось неимоверно трудным делом. В конце концов Гермиона подумала, что неплохо бы было, наверное, пожить какое-то время в другом месте. Финансовые вопросы она подробно обговорила с родителями. Грейнджеры не собирались продавать лондонский дом. Гермиона увидела в этом надежду на то, что когда-нибудь они вернутся в Британию. Однако о переезде пока речи не было, и дом оставался в распоряжении Гермионы. Живоглотик, мурлыкая, развалился на диване и излучал спокойствие и негу. «Везет же котам», — подумала Гермиона и решила пройтись по тихим улицам, по которым гуляла в детстве.

В расстроенных чувствах она вышла из дома…

… и чуть было не попала под колеса мчавшегося с огромной скоростью автомобиля. И попала бы, потому что автомобиль появился словно бы из ниоткуда, и среагировать на него, отбежать, отскочить было не в человеческих силах. Но — промелькнула яркая вспышка, которую, впрочем, заметила только Гермиона, и девушка оказалась прижата к стене дома в пяти метрах от дороги. Сила, что притиснула ее к зданию, исчезла, как только бешеный автомобиль умчался прочь.

В руках Гермионы опять оказался шарфик. Она со злостью взглянула на него, вернула в сумочку. Потом аппарировала в Косой переулок к книжному магазину. Надо было разобраться, что же это за шарфик такой самостоятельный.

Библиотека Хогвартса была теперь недоступна. Поиски сведений в книжных лавочках Косого и даже Лютного переулка дали больше вопросов, чем ответов. В волшебных книгах нашлись сведения о неких хранителях, но последние достоверные свидетельства были датированы шестнадцатым веком. Более поздние упоминания являлись лишь пересказом старых легенд.

Между тем, случайные неприятные происшествия в прямом смысле преследовали Гермиону. И всякий раз после чудесного спасения девушка обнаруживала в своих руках скомканный грязный шарфик. Ей все чаще приходило в голову просто уничтожить его, но как-то не поднималась рука.

Как-то раз, в самом конце января 2000 года, Гермиона подумала, что, может быть, Луна что-то знает о таинственных хранителях? Почему, почему только через столько времени Гермиона сообразила, что можно спросить совета у подруги — потомственной волшебницы? Мешала самоуверенность, убеждение, что может разобраться во всем сама? Нежелание грузить своими проблемами другого человека? В любом случае, только Луне можно было рассказать про все.

Луна, внимательно выслушав Гермиону, сказала, что да, бывают такие призраки-хранители. Если обычные призраки привязаны к месту своей гибели и не могут покидать его, то душа призрака-хранителя в результате проведенного ритуала оказывается привязанной к материальному носителю — некоей вещи, значимой как для живого мага, проводящего ритуал, так и для мертвого мага, призванного стать хранителем. По мере того, как выясняются все подробности появления и поведения загадочного шарфика, Луна становится все более серьезной, а Гермиона — все более мрачной. Значит, ей не показалось. Значит, и кровь, и слезы, и снова кровь были задействованы в ритуале? Ритуале вызова призрака-хранителя? Который был ей вовсе не нужен? Ведь не нужен же?!

Гермиона плачет. Зачем это? Зачем это все? За что это все?

Луна, доставая взглядом своих прозрачных голубых глаз до самого дна души, цепляя там что-то, переворачивая и — успокаивая, говорит певучим, нежным голосом о незримых связях, магии чисел, о датах, о душах и о судьбе…

При упоминании магии дат и чисел у Гермионы высыхают слезы. Исследовательский азарт заставляет ее тут же выписать на пергамент все даты ее несчастных случаев и чудесных спасений. Взглянув на список, Луна качает головой. Да и Гермиона не зря ходила на Нумерологию…

— Смотри, ритуал был в Самайн… — говорит Луна. — Сильная дата, день поминовения мертвых.

— Да… А случай с зельем — это… Остара? Как раз перед весенними каникулами?

— Получается, что так, — кивает Луна.

Гермиона не произносит этого вслух, и Луна тоже, но дата, когда Рон слетел с катушек — это Йоль…

— А случай с машиной? Начало августа…

— Лугнасад.

— Да что же это за чертовщина такая?! — взрывается Гермиона.

Луна молча наливает ей чаю.

— И что мне теперь делать? Прятаться в подвале всю жизнь?

— Просто помнить про древние праздники, полагаю. Завтра, например, Имболк…

— Час от часу не легче, — Гермионе кажется, что весь мир ополчился против нее.

— Останься у нас на пару дней. Уверена, ничего плохого не случится, — предлагает Луна. Гермиона соглашается. Ей страшно одной.

Луна и мистер Лавгуд, оказывается, проводят в колдовские праздники особые ритуалы, на первый взгляд забавные, нелепые, но поучаствовав в ритуале, посвященном приближению весны, Гермиона впервые за долгое время чувствует покой и умиротворение в душе. «Второе февраля — День Сурка», — вспоминает Гермиона фильм, который смотрела в кинотеатре с родителями во время каникул после третьего курса Хогвартса, и в очередной раз удивляется совпадениям в традициях магических и маггловских.

Следующий потенциально опасный для нее праздник, Остара, что приходится на день весеннего равноденствия, Гермиона проводит с Лавгудами. И снова ничего плохого не происходит. Лишь мир и покой. И в оставшиеся весенние, летние, осенние важные даты вновь Гермиона в гостях в странном доме, у странных, на первый взгляд, волшебников, принимает участие в странных ритуалах. И — присматривается к действиям мистера Лавгуда и Луны внимательнее, чем могла бы вообразить еще два-три года назад… И слова Лита и Мабон, и другие больше не кажутся только буквами, но обретают реальные очертания и смысл.

* * *

Перед Рождеством двухтысячного года, Луна с отцом уехали куда-то в Индию. Гермиона готовилась провести праздник в одиночестве. Она украсила дом, чтобы хоть что-то было как раньше. Провести Рождество с родителями было бы хорошей, но неосуществимой идеей — международный портал стоил неприлично дорого. Поговорив с мамой и папой по телефону, что тоже было недешево, все-таки Австралия — не Шотландия, Гермиона решила проникнуться духом Рождества и присоединиться к празднествам в центре Лондона.

И. Надо же было такому случиться. Некий гражданин спьяну решил, что наилучшим способом отметить Рождество будет отправить к праотцам пару-тройку человек, и, вооружившись кухонным ножом, отправился на охоту прямо в шумную веселую толпу.

Гермиону вновь спасло только чудо.

Вновь мелькнул перед глазами блик, вновь неведомая сила отшвырнула ее от места неминуемой гибели.

Вновь в руках оказался шарфик. А ведь она специально выложила его из сумочки перед выходом из дома!

Луна, узнав о происшествии, предлагает Гермионе поговорить с призраком.

Гермиона боится. Этот страх иррациональный, глубинный, это как будто потрогать руками свое сердце, стоит сделать что-то не так, и случится самое ужасное, ужасное… О чем ей говорить с этим призраком?! О том, что он хочет ее убить? Несоответствие этого предположения и действий призрака по ее спасению не находит отклика в разуме Гермионы. Постоянный стресс и постоянный страх приводят к тому, что теперь при приближении праздников она просто запирается на все замки у себя дома и большую часть времени просто спит, приняв Зелье Сна-без-сновидений. Это еще больше влияет на ее эмоциональное состояние.

* * *

И вот наступило 1 мая 2001 года. Белтейн. И — канун битвы за Хогвартс. Луна много раз звала к себе, чтобы отметить начало лета особыми действиями. Но Гермионе было не до ритуалов. Завтра в Министерстве будет очередной пафосный прием, как всегда, будут чествовать победителей… Как всегда, Гермиона не придет. И Уизли не придут, никто, кроме Артура и Джинни. Как всегда, Гарри будет улыбаться в объективы колдокамер, пряча в глазах горечь — он опять будет один среди толпы. Ну, то есть не совсем один. Рыжее солнце озаряло его жизненный путь, он казался безоблачным и безмятежным.

Гермиона опять стояла на мосту рядом с местом, где она в тот несчастный Самайн нашла этот проклятый шарфик. То есть рядом с местом гибели мага, ставшего ее персональным кошмаром.

Ей все надоело. Ее безумно вымотали все эти происшествия. Она устала бояться. Она хотела покончить с этим ужасом раз и навсегда. Уговоры Луны не помогли. Гермиона слушала и все равно не слышала разумных доводов подруги. Умом-то она и сама все понимала, но эмоции унять не могла. Девушка была в отчаянии. Нервы были расшатаны.

Стояла она на ограждении моста, высоком и скользком, и взгляд ее был устремлен вниз, в пропасть, он метался по камням, словно бы подыскивая наиболее острый, чтобы уж наверняка, чтобы точно, чтобы насовсем… В левой руке Гермиона сжимала надоевший шарф, правой держалась за опору крыши. Сейчас она отпустит руку, и больше не будет ничего. Ни волнений, ни кошмаров. Вдруг со стороны Запретного леса показалась полупрозрачная фигура егеря, того самого егеря из шайки Фенрира Грейбека. Выглядел он, как и при жизни, уверенным и наглым, бывшая красная прядь отливала ярким серебром и выделялась на фоне остальных растрепанных волос, клетчатые штаны утратили окраску, но сохранили клетку. Егерь подлетел к Гермионе.

— Подожди. Не надо.

— Что?! Это — ты?! Как?! Ничего не понимаю.

— Слезай с перил. Поговорим.

Гермиона с трудом спустилась с высоких перил, не глядя села на сухие доски настила и прислонилась к перилам спиной. Без сил, без слез, без эмоций, как будто присутствие призрака внезапно лишило красок весь окружающий мир. Егерь лишь на первый взгляд показался ей наглым. Лицо призрака было печальным и серьезным. Он приблизился к ней. Чтобы говорить с ней лицом к лицу, он был вынужден показаться из настила лишь наполовину. Гермиона, за время обучения в Хогвартсе множество раз наблюдавшая привидений, все же не готова была вести серьезные разговоры с половиной человека. Она поднялась на ноги. Посмотрела в глаза призрака.

— Объясни мне.

— Что у тебя в руках? — спросил он, глазами указывая на предмет, который Гермиона комкала в ладонях.

— Это мой шарф.

— Теперь уже не совсем. Теперь это артефакт, к которому привязана моя душа.

— Но я не хотела! Не думала, что так получится…

— Как часто мы не думаем, и что получается, — горько усмехнулся егерь. — Что же это вы, мисс Грейнджер. Такая сильная ведьма… Колдовать научили, а думать?

— Слушай, как тебя…

— Скабиор. Меня зовут Скабиор, — сказал призрак. — То есть звали, — добавил он тихо.

— Скабиор, — произнесла Гермиона, медленно, словно пробуя это имя на вкус, — Скабиор… А настоящее, нормальное имя у тебя есть?

— Нет, Гермиона. Мое нормальное имя умерло еще до моей настоящей смерти.