Неприятие встреч (гет)

Для него время ощущалось по-странному глупо: то месяца пролетали, не оставив после себя ни одного воспоминания, то тянулись так безнадежно долго, словно время исчислялось в каких-то совершенно иных единицах измерения. Однако рано или поздно это все равно должно было произойти — полгода бегства от страны, людей и себя подошло к логическому завершению, и Скорпиус вновь стоял возле знакомой центральной части магического Лондона, и в руках его сиротливо покачивался чемодан.

Весна искрилась в чистых окнах ухоженных домов, зелень источала приятный аромат, но его все еще по привычке тошнило, когда он шел по расчищенной мостовой, отчаянно стараясь не ударяться своим плечом о тела других людей.

В общем и целом — идти ему было некуда. К родителям Скорпиус никогда не спешил, Альбус, очевидно, был еще на работе, а соваться в дом Поттеров просто так… что ж, по определенным причинам ему этого совсем не хотелось. Несмотря на полгода рационализации и попыток забить воспоминания, в его голове образовалась странная каша из мыслей: то он думал, словно по странной привычке, об Аиде-еще-Роули, то его кидало в полумрак комнаты, к фиолетовому платью, которое накрепко зацепило его сознание.

Результат бегства был плачевным. Скорпиусу не стало легче. Он даже не научился заново дышать.

Квартира на отшибе Лондона встретила его едким запахом пыли, но он не сморщился — Скорпиус давно перестал испытывать бытовые неудобства. Та мясорубка, через которую он прошел в Мексике, прибавила ему шрам на лице и уничтожила любой конформизм. Теперь Малфою, казалось, что он был не убиваем и выходило так, словно так же теперь думали в аврорате.

Его впервые встречали на перроне. Вместо презрительности в глазах его коллег вдруг появилась угодливость. И только потом Скорпиус Малфой узнал, что слава о нем шла впереди него самого — то, с какой отчаянностью боролся он с подпольной мафией, отравлявшей умы глупых волшебников, видимо, вызывало в их трусливых натурах восхищение, смешанное со страхом.

Но… выходило странное — Малфой не испытал ни счастье, ни радость, когда сам Гарри Поттер подошел к нему и пожал руку, по-забавному щурясь. Мистер Поттер что-то говорил, и до него доносились только отрывки фраз о званном вечере в его честь, о том, что все гордятся уроженцем Англии.

Малфой слушал. Но совершенно не слышал. Его извечная подруга, тошнота, подкатывала комком к горлу, и Скорпиус даже не мог ничего сказать.

Ему было тошно. Грустно. Может, немного одиноко. Он окидывал свою безжизненную комнату взглядом, полным бессмысленности, и почему-то вспоминал ярко-рыжие волосы Лили Поттер. Они горели огнем перед его взором, заслоняя искрящиеся глаза Аиды.

В конце концов…

— Мерлин, Малфой, все твои планы осуществлялись! Ты чего такой мрачный? — насмехаясь, бросал ему Альбус. Его слова шли в унисон с мыслями Малфоя, поэтому-то отвечать было трудно, а еще труднее — смотреть по сторонам, оглядывать толпы разодевшихся волшебников и испытывать странного рода ненависть.

Здесь были все те, кто его ненавидел и не признавал. Здесь была его семья, и было видно, что Драко Малфою совершенно некомфортно. Здесь был Гарри Поттер, был Андре Лонгботтом и его… красавица жена, которая улыбалась точно так же, как и тогда, когда стояла рядом с ним. На ее четвертом пальце все еще было платиновое кольцо, но уже не его, и в ней, право, почти ничего не изменилась.

Ему хотелось взвыть, хотелось просто подойти к ней и спросить простое: «Какого хрена ты пришла на мое торжество, блядь?». Но слова не слетали с его уст, а ярость потухала так же быстро, как и поднималась в душе.

— Альбус, правда ли, что ходили какие-то слухи… — он отчего-то запнулся. Может, дело было в том, что его взгляд деланно случайно был пойман цепким взглядом Аиды, а может, Малфой просто совершенно не отдавал себе отчета в том, о чем хотел спросить. — … об Аиде, когда мы с ней уже встречались?

Поттер присвистнул лихо, проследив за его взглядом, и, резко закрыв ему обозрев, прямо посмотрел на друга.

— Да вроде нет.

— Но твоя сестра говорила о другом, — упрямо протянул Малфой, смакуя каждое слово. Почему-то именно сейчас ему хотелось подтвердить свою ненависть, найти ей достойное оправдание.

— Что? Лили? — Альбуса это только раззадорило, и он по-забавному прикусил губу. — Давай-ка у нее и спросим.

И не успел Малфой опомниться, как Альбус круто развернулся и направился куда-то в сторону, схватил Лили Поттер за рукав платья и потащил за собой. У нее на лице был коктейль эмоций — непонимание, раздражение и что-то странное, неподдающиеся описанию, то, чего Скорпиус совершенно не понимал. И стоило Лили Поттер только оказаться перед его лицом, как это что-то словно начало шириться в размерах, сметая все — она посмотрела на него, прикусив губу, и в глазах ее он словно увидел ту ночь. Она отпечаталась во всем ее лице, оставляя невидимый для других шрам, но он-то видел его, чувствовал, буквально мог ощутить, не касаясь.

— Что там за слухи ходили об Аиде в Хогвартсе? — беспечно поинтересовался наконец Альбус, крадя ее внимание у Скорпиуса.

Лили посмотрела на брата и побледнела. С силой дернув свою руку, она выпрямилась, поглаживая тонкими пальцами свои запястья, и, не смотря ни на кого, вдруг оскалилась:

— Слухи всегда ходят. И обо всех.

— Ну в общем ничего нового, — покачивая головой, тянул Альбус, — моя сестренка известная сплетница, Малфой. Может, эти слухи ты и пускала? — говорила он с весельем.

Но Лили весело не было. И, казалось, Малфой физически мог ощутить, как ей хочется со всей дури впечатать лицо Альбуса в свой кулак. В ней поднималась буря, но на лице лишь дернулась бровь, когда она вызывающе посмотрела на них.

— Было дело.

— Что? — тупо переспросил Скорпиус, слегка склонив голову, которая уже начинала кружиться.

— Я пускала о ней слухи, — чеканила она красными губами, которые кривились… будто бы от боли. — И о вас пускала. О ваших с ней отношениях. И делала это постоянно, слышишь, Малфой? П-о-с-т-о-я-н-н-о. Кто знает. Может, это я стала причиной, почему она вдруг переключилась на удачно — так странно удачно — подвернувшегося мистер Лонгботтома?

Фужер в его руке треснул, и он буквально почувствовал, как белоснежный рукав рубашки мокнет, как кровь тонкой струйкой стала проделывать дорожку к запястью. Тошнота внутри него отступала, и появилось что-то новое, странное, необъятное — мучительно желание уничтожить человека, стоявшего перед ним.

— Какого черта, Поттер?

Но она уже его не слушала, развернулась, взмахнув рыжими волосами, и быстрым шагом вышла из зала. Сотни глаз были устремлены на них, но Малфоя это не волновало — он хотел броситься следом, остановить ее, прижать к стене и выпытать из нее признание, хотел…

— Не глупи, Скорп.

Надежная рука Альбус схватила его за локоть раньше, чем он двинулся.

— Моя сестра просто идиотка. И, кажется, она просто тебя ненавидит. Отсюда несет всякий треп. Забей, Малфой.

Но это была не ненависть — ее странное выражение лица. Это было что-то большее, и этот вопрос мучал Скорпиуса, заставлял вспоминать Хогвартс, вскрывать свои воспоминания, нагнаивать старые раны.

Лили Поттер. Чертова Лили Поттер. Звезда Гриффиндора, образец рассудительности — она то холодно взирала на него, когда Скорпиус приезжал к ним на каникулы, то о чем-то шепталась за его спиной, криво скалясь. Он не понимал ее, совершенно не знал.

И это по-настоящему начало мучить его больной рассудок. Мысли, словно идеально выправленная рота, маршировали по его черепной коробке, делая кульбит, отсекая реальность от сознания. Нигде покоя не было, и даже на работе, в своем новом кабинете Скорпиус Малфой закрывался от всех и прятался в глубине своих рассуждений.

Прятался. Точно. Прятался. Пока буря сама не нагрянула на его порог — пока пшеничные волосы вновь не появились перед его глазами, а искрящиеся глаза не впились в его лицо с забавной, ненужной тоской.

— Как ты, Скорпиус?

Ее голос не был полон эмоций: в нем не было ни привычного раздражения, ни страсти, ни радости. Она вся стала словно сосуд, из которого вылили остатки жидкости — Аида Лонгботтом лишилась доли своего очарования, и это вернуло его к реальности быстрее, чем любые потуги его коллег.

— Пожалуй, пребываю в состоянии, при котором совершенно не хочу видеть тебя. Осознаешь?

— Малфой…

— И это я еще мягко сказал. Какого черта, Роули? Беги к своему муженьку, думаю, он явно чувствует себя потерянным без твоих извечных нотаций. Или постой… ему ты мозг не трахаешь с таким же постоянством, как мой?

Скорпиус хмыкнул, отвернувшись от нее, от ее глаз, волос, губ, от своих воспоминаний. Он проживал эти полгода, взращивая собственное кладбище в душе. А теперь покойник стучался к нему с того света.

Но Малфой хотел жить, ему не хотелось обратно. А еще, правда, ему хотелось понять очевидно, но все равно неясное — почему?

— … что было не так? Когда ты познакомилась с ним?

Аида молчала, бросая липкий взгляд на его новый кабинет. Жалела ли она, что не дождалась того мгновения, когда имя «Малфой» стало не ругательством, а именем нарицательным?

— Ты просто ублюдок, Малфой. Мог бы уехать в эту свою Мексику года так три назад. Мог бы бросить вызов этой всратой системе раньше!

— Что опять не так, Аида?

— Все! Все не так, придурок! — ее голос сорвался на крик, а глаза отяжелели от боли. — Ты был идеальной партией, кроме разве что одного — ты никогда со мной не был. Все твои мысли были только о тебе, о твоей карьере, о твоем будущем…

Скрипнув громко стулом, Скорпиус резко поднялся с места, испытывая до поражающего похожие эмоции, что и тогда, когда Лили Поттер плевалась ядом ему в лицо.

— Врешь, и сама знаешь, что врешь. Я строил наше будущее. И думал о нас с тобой. Это ты не дождалась, это ты до последнего паразитировала на мне. А потом появился мистер Лонгботтом, у которого было все то, что я тебе обещал раздобыть. Поэтому переключилась, да? Да, впрочем, плевать. Скажи мне только одно: как давно это произошло?

Ее тяжелое дыхание вздымало грудь, но она больше не казалось ему такой красивой, как раньше. Ничто теперь в ней не вызывало в нем трепет или нежность, только вязкую обиду, которая наполняла его сердце до краев.

— Мерлин, неужели я могу наконец сказать это так спокойно? — тихо прошептала она. — Неужели я могу наконец признаться тебе, что никогда особо и не любила, что ты просто был удачный вариант, ровно до тех пор, пока не появился кто-то лучше. Моя мать всегда учила меня ценить себя и свое тело. Поэтому я и отдавалась только лучшим. А Андре, да… он оказался лучше тебя, вот и все. Поэтому я ушла к нему почти сразу, как только у меня появилась возможность уйти от тебя без скандала.

Однажды в детстве он гулял с отцом по берегу моря. Серое небо застилало солнце, и в какой-то момент волны загудели, словно трубы, и обрушались на несчастные булыжники. Тогда ему казалось страшным то, с какой стремительностью в природе ясная погода сменяется ненастьем, и то, как сильно это напоминало ему собственные вспышки агрессии, которые накрывали его ревущей волной.

А теперь он думал, почему чувства настигают его словно с запинкой. Почему, глядя на нее сейчас, Скорпиус ничего не испытывает?

— Кто вас познакомил, а? — лениво протянул Скорпиус Малфой, холодно глядя в свое прошлое.

— Что? — удивлению ее не было предела. Может, она хотела, чтобы он начал брезжить слюной, а может, чтобы накинулся, обнажая душу, сердце, тело. — Это была случайность. Однажды, когда ты уехал, я пришла на вечеринку Лили Поттер. Ты же знаешь, у нее всегда собиралась вся элита магического мира.

Летние солнце жарило беспощадно, но в густой зелени это уже не ощущалось так убийственно, как в докучливом, суетливом Лондоне. Именно поэтому, наверное, на лето Поттеры всегда перебирались в свой летний дом — чтобы спрятаться от гудящей теплоты и смердящего города. Всякое лето Скорпиус проводил у них бывало неделями, а иногда и целыми месяцами, поэтому, конечно, никто не удивился, когда он появился на пороге их деревянного дома. Альбус встретил его с поразительным радушием, а Лили Поттер не повела даже бровью.

Когда-то давно, в прошлой жизни, они каждый вечер жарили мясо на костре и купались в близлежащем озере, напивались до веселого состояние и танцевали под луной. Да, так было раньше, и тогда, в том далеком прошлом, Скорпиус с радостью принимал участие в этом незатейливом веселье.

А сейчас его тошнило от всего, и он в одиночестве бродил в густой зелени, и, добредая до забытого пирса, окунался в прохладную гладь воды.

Луна отражалась отчетливо и вокруг было светло почти так же, как днем. Не было никого — и Скорпиус наслаждался своим одиночеством, смакуя его под водой, ныряя и выбираясь наружу, наслаждаясь прохладой.

Зачем он приехал сюда? Чего искал? Ответа не было, и он продолжал нырять, пересекать границу между сушей и водой с упоительной легкостью.

И, когда вдруг Скорпиус Малфой задержался под водой больше обычного, он неожиданно для себя почувствовал, что был на этом пирсе уже не один.

На мостике, свесив в воду ноги, сидела задумчивая Лили Поттер, и когда он вынырнул, у нее от ужаса исказилось лицо, а ноги резко приподнялись так, чтобы вода больше не касалась бледной кожи. В ее лице опять появлялось то непонятное, странное выражение, вытравляющее в нем Аиду с ее искрящимися глазами, заполняющее его внутреннее пространство по-новому.

Это что-то, неподдающиеся описанию, вдруг стало ему таким очевидным и понятным, что он даже позволил себе ухмыльнуться.

Ах, Лили Поттер, образец рассудительности. Она была в него влюблена настолько глупо и очевидно, что было даже странно, как не понял он этого раньше, как не увидел в ее теплых, карих глазах такую сумасшедшую бурю эмоций. И все это — была ли это месть? Свела ли она их, как говорила, или только пыталась обратить на себя внимание?

Лихое настроение овледло им полностью, и, медленно подплывая к ней, Скорпиус почти что ощущал себя хищником.

— Что… я… Я уйду, — запинаясь, мямлила она, и ее длинные ноги были уже готовы вскочить, когда Скорпиус приблизился к ней вплотную и положил руки на мост, приподнимая свое тело так, чтобы быть с ней одного роста.

Ее холодные ноги касались его груди и таким образом были словно захвачены в плен, отчего лицо у Лили стало совсем растерянным.

— Любим играть по-взрослому, а, Поттер? — с нотками стали спросил Скорпиус. — Любим играть в человеческие жизни… или в сваху?

— Причем здесь вообще я? — словно загнанный в клетку зверь, она защищалась до последнего, и глаза ее поразительно сверкнули. — Это всегда был только ее выбор.

— Да, но бывает так, когда человек словно пытается сплести чужие жизни. Знакомо?

Оперевшись на мост, он вынудил Лили слегка двинуться назад, и встав наконец ногами на поверхность, Скорпиус посмотрел на Поттер сверху-вниз, прожигая взглядом. Много было в ее лице, много отчаянного, болезненного, влюбленного. Это «много» никогда им не замечалось. Поэтому она захотела наконец обратить его внимание?

Подав руку, Скорпиус дернул Лили на себя, заставляя встать, но напрасно она думала сбежать — его руки крепко держали ее плечи.

— Только, Поттер, за играми следует расплата. А чем ты готова заплатить?

Они целовались довольно страстно для людей, у которых, казалось, была обоюдная неприязнь, тошнота, депрессия и что-то еще. В его голове мысли сметались, комкались, превращались в один безжизненный шар, который не катился по черепной коробке, а прилипал к ее стенкам.

Это чувство потерянности сменялось интересом.

Да, было по-настоящему забавно его открытие — и не менее забавно было то, что ему совершенно не претило от осознания, что кто-то тоже его любил.

Тайно. Безответно. Мучительно. Долго.

И что этим человеком была не Аида Роули, от которой у него когда-то сводило нежностью сердце.

Им всегда была она.