Сервис согласия «Земля – Плутон» (джен)

Кристина была не в духе ещё с утра. Вечером ей предстояла встреча с братцем и его ненаглядной.

— И знаешь, какой повод? Вот знаешь? — донимала она Андреа.

Уолт сидел тут же на подоконнике, попивал чай и усмехался.

— Догадываюсь, — наконец ответил Андреа. — Сегодня День Заселения.

— Обалдеть можно! День, когда восемь миллиардов землян рискнули осквернить священный Плутон, будь он проклят, почему-то сделали всепланетным праздником! И вся наша сумасшедшая семейка каждый год собирается в этом снобском ресторане, в «Tantal’s Cuisine», и все поздравляют друг друга хрен пойми с чем! И ведь, главное, я ж даже не смею возмутиться! А? По должности мне не положено.

— Никто... — начал Андреа.

— Меня здесь не держит? А зарплата? Да я с моим дипломом психолога по миру пошла б, если бы не ССЗП. Всё-таки люблю его, чертяку, — Кристина закинула запястье за голову и мечтательно развалилась в кресле. — Болтаешь с умными людьми, ловишь всяких придурков и отгребаешь приличные такие деньги. Не должность, а мечта.

— Допиши отчёт, будь добра, — напомнил Андреа.

Кристина принялась за работу, и, естественно, прежнее дурное настроение не замедлило вернуться.

Дверь открылась, вошла Ромашка. Уолту она напомнила бездомного щенка: мокрая и униженная. На улице шёл дождь, а вот почему у Ромашки был такой побитый вид, Уолт не мог понять.

— От шефа, что ли? — спросил он.

— В районе Крита-II тройное убийство, — сказала Ромашка. — Две жертвы — земляне, третья — плутонец. Он застрелил землян.

— И застрелился сам? — спросил Андреа.

— Хотел, но его успел ликвидировать полицейский. Пресса уже там. Прекрасное утречко.

— А вечерок будет вообще зашибись, — пробурчала Кристина.

— Отчёт дописан? — спросила её Ромашка.

Она начинает цепляться к подчинённым, когда дело огорчает её больше обычного.

— Почти. Потом допишу.

Кристина встала из-за стола.

— Напридумывают праздничков, — сказала она.

Тут Ромашка грустным голосом напомнила, что через две недели ждёт всех на своём дне рождения.

— Нет, — опомнилась Кристина, — вот у тебя-то всё как полагается. Домашняя обстановка, вкусная еда, и нет всей этой показухи. «Ах, Кристиночка, ты так изматываешь себя! Нельзя же тебе, молодой и прекрасной, сгореть на работе! Кстати, а какая зарплата?» А у самих глазищи так и пылают от зависти. Только наша благоверная сидит, вся распушившись, мол, не работаю, а деньги гребу лопатой.

«Нашей благоверной» Кристина называла свою золовку, Айрин Торн.

— А у тебя не так, — продолжала Кристина, ведя служебный реактомобиль. — К тебе я хожу с удовольствием.

* * *

Шестая улица района Крита-II была оцеплена. Реактомобиль с эмблемой ССЗП припарковался почти рядом с сине-фиолетовой неоновой лентой — знаком ограждения.

— Инспектор Нокти, — представился высокий русоволосый человек, подойдя к ним.

— Нокти? Какие Нокти? Это такая реклама салона красоты?

— Уймись, Кристина, пожалуйста.

— Отдалённая версия слова «ночь», — спокойно сказал инспектор.

Молодой совсем. Почти их ровесник. Может, постарше.

— Ладно, посмотрим, что тут у нас, — сказал Андреа, оглядываясь. — Типичный спальный район. Двадцати-, сорокаэтажные дома, продуктовые магазинчики, фруктовые лавки, аптека... Беговые и велосипедные дорожки расчерчены, зоны выгула собак огорожены. Всё прекрасно. Кроме этого, — он кивнул в сторону сине-фиолетовой ленты.

— Да, слегка портит пейзаж, — согласился инспектор. — И вы правы: это совершенно обычный спальный район. Тихий и без происшествий.

— Можно? — спросила Ромашка, кивнув в сторону места преступления.

Кристина, не дожидаясь разрешения, и так уже туда влезла.

— Ну, ничего необычного, — сказала она, прилепив к серьге видеорегистратор. — Так-с, плутонец, я полагаю, тот, что с простреленной башкой. Земляне... Вернее, землянки, выстрел в грудь, скорее всего, точно в сердце. Уолт разберётся. Пока могу предположить, что анатомию наш убийца знает. Кто застрелил плутонца?

— Я, — сказал инспектор Нокти.

— Как вы вовремя оказались поблизости, — отметила Ромашка.

Инспектор хотел возразить, но Ромашка исправилась:

— Почти вовремя.

— Вот именно. Я просто-напросто шёл на работу. Такое совпадение.

— Двадцатое плуто-октября, девять тридцать четыре утра, с вами Кристина Торн, и мы ведём репортаж с места событий специально для вас и только для вас, дорогой начальник.

— Кристина, не паясничай, пожалуйста.

— А мой другой начальник, как видите и слышите, сегодня не в духе, поэтому мы переходим на деловой тон. Здоровья вам и вашим близким, и помните: плутонцы и земляне абсолютно идентичны, и если уж вам захотелось убить кого-то, сделайте это с представителем своей планеты, не добавляйте нам лишней работы.

— Обе землянки — молодые девушки, двадцать четыре и двадцать шесть лет, — сказала Ромашка, читая с планшета материалы дела — то, что успел записать и передать инспектор. — Иви Скай и Линда Гиммель. Работали в модельном агентстве, одна моделью, вторая секретарём.

— Какое стандартное лицо, — произнесла Кристина, глядя на труп одной из девушек. — Я таких, наверно, тыщу раз видела.

С мёртвыми, как и с живыми, Кристина церемонилась редко.

Ромашка тоже взглянула на убитую. Золотистые волосы, голубые глаза, острый подбородок — нынче многие могли позволить себе из мышонка превратиться в девушку с обложки. Только эти девушки были действительно похожи как две капли воды.

Ромашка отвернулась и продолжила читать:

— Плутонец — Герберт Грюнд, тридцать четыре года, фотограф в том же агентстве — «The Brightest». Что послужило причиной конфликта, неизвестно.

— Думаю, это не по вашей части, — сказал инспектор Нокти. — Вполне может быть что-нибудь личное. Вам нужно только констатировать случай межпланетной вражды. Ведь это так у вас делается?

— Хотите поскорее избавиться от нас? — спросила Кристина.

— Честно говоря, да. Никогда ещё вмешательство других подразделений не помогало ходу дела.

— Мы только опросим свидетелей и работников агентства, — сказал Андреа. — Если конфликт действительно сугубо личный, мы тут же закроем дело.

— То-то и оно. Я собираюсь предпринять те же шаги. Мы будем путать опрашиваемых и путаться друг у друга под ногами.

— Так давайте работать вместе, — сказала Ромашка, пока Кристина разглядывала синюю с фиолетовыми рукавами куртку инспектора — обычная полицейская форма.

— А что ещё остаётся, — бросил инспектор, уходя к позвавшему его сотруднику.

— Вы нас полюбите! — крикнула Кристина ему вслед. — Мы милашки! Да, Андреа?

— Свидетелей, я так понимаю, раз-два и обчёлся, — ответил Андреа.

На углу улицы стояла старушка, собиравшая подаяние в простой деревянный ящик. Ромашка опустила в её коробочку три ламии. Старушка улыбнулась, пожелала Ромашке здоровья и Бога рядом.

— Ты хоть знаешь, на что бросила? — спросила Кристина.

— Какая разница. Захотелось вдруг.

— Она экуменистка. На платке крест с тремя перекладинами не заметила?

— Какая разница, — повторила Ромашка. — Бросила и бросила.

— Что ты пристала? — сказал Андреа Кристине. — Внезапный порыв. Бывает.

— Может, у тебя будет внезапный порыв угостить нас коньячком? Ах нет, это же ты. Водкой?

* * *

Он был прав. Старушки с нижних этажей и аптекари с продавцами хором твердили, что в окна не глазели и знать ничего не знают, а взрослые и школьники разошлись по работам и учёбам раньше происшествия. Инспектор оставил двух своих подчинённых опрашивать нижние этажи, а сам вместе с третьим отделом отправился в модельное агентство.

Их встретила высокая и худая девушка. Золотистые волосы, голубые глаза. Улыбалась. Потом перестала.

— Полиция? — неуверенно переспросила она. — ССЗП?

— Мы хотели бы побеседовать со всеми сотрудниками агентства, — сказала Ромашка. — Это возможно?

— У них индивидуальный график, — сказала консультант. — Жёсткий рабочий день только у меня, секретарей и Батлера Блэка.

— Кто есть Батлер Блэк? — спросила Кристина.

— Директор этого заведения, — ответил за девушку-консультанта инспектор.

— Прекрасно, я к нему, — заявила Кристина.

— Я побеседую с вами, если не возражаете, — сказала Ромашка и, усевшись в шоколадное кожаное кресло для посетителей, принялась выуживать из сумки видеорегистратор.

— Н-нет, — просипела девушка, пока в это же время Андреа говорил:

— Я опрошу тех, кто в данный момент на месте. Могу я попросить вас составить список всех работников?

— Я с вами, — сказал инспектор Кристине.

* * *

— Между прочим, а данные о семье-близких-друзьях уже пришли? — спросила Кристина, пока они шли по хорошо освещённому потолочными лампами коридору. — Мне нравится цвет, — кивнула Кристина лимонным стенам.

— Думаю, в этом месте люди дружат с бон тон, — сказал инспектор.

— О, знаете французский?

— Только расхожие выражения.

— Землянин?

— Да. Прабабушка была наполовину гречанка, наполовину француженка.

— А я вот плутонка фиг знает в каком поколении. Такие дела. Пришли.

Табличка на гладкой ореховой двери гласила: «Директор. «The Brightest».

— От скромности не умрёт, — прокомментировала Кристина.

— Неплохого о себе мнения, — прокомментировал инспектор.

Они постучали.

В приёмной сидела девушка, вся в трауре. Жетоны им показывать не пришлось: секретарь распознала сине-фиолетовую форму.

— Да-да, конечно, — распахнула перед ними дверь.

Батлер был красив. И кабинет его был красив. Длинный гладкий стол перпендикулярно столу директора, кремовые диваны (покруче тех, что в ССЗП, будут) и царственное белоснежное начальническое кресло. Высокий осанистый брюнет с небрежно-профессионально уложенными волосами. Карие глаза и белый костюм. Тьма и свет.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, — с лёгким поклоном и огромным достоинством предложил директор.

— Позвольте... — начала Кристина, но одновременно с ней говорил и инспектор:

— Мы бы хотели...

Чёрт, ну сколько можно. Надо уже научиться как-то работать бок о бок с этими.

Инспектор смолк, Кристина продолжила:

— Господин Блэк, позвольте задать несколько вопросов, касающихся планетной терпимости вашего покойного подчинённого.

— Я к вашим услугам, — усевшись в своё кресло и приложив руку к сердцу, сказал Батлер.

Видео в серёжку. Всё официально тут у нас.

— Господин Блэк, замечали ли вы признаки планетной нетолерантности у покойного Герберта Грюнда?

— Позвольте предложить вам напитки? Чай, виски, ром?

«Агент Ром, — про себя усмехнулась Кристина, — тебя предлагает в качестве напитка учтивый красавчик. Завидую».

— Благодарю вас, алкоголь не сочетается с моими таблетками.

— Чай? А вы, инспектор?..

— Нет, спасибо. Я плотно позавтракал.

— Не суетитесь, господин Блэк. Прошу вас, давайте вернёмся к нашему разговору.

— Конечно-конечно, — приоткрытые губы. Ослепительная улыбка.

Интересно, кто более обольстителен: сеньор Фатум или господин Блэк?

Эй, за окном будто проглядывает солнце?

— Герберт был великолепным человеком. Великолепным. Наши лучшие проекты не обходились без его участия. Он ценил и уважал всех своих коллег. И плутонцев, и землян. И плутонок, и землянок.

— Не замечали ли вы что-нибудь странное в поведении сэра Грюнда в последнее время? — встрял инспектор.

— Замечал. Когда мы работали над рождественской фотосессией, это значит, м-м, где-то полмесяца назад.

— Две недели назад? — уточнила Кристина.

— Полагаю, около того. Да, пятого числа мы были в съёмочном павильоне. Альпийская деревушка, XIX век перед к.З. Великолепный стиль.

— Что же случилось пятого числа?

— Конкретно пятого — ничего, но после этого проекта Герберт изменился. Стал угрюмым. Ушёл в себя. С…отвращением, что ли, смотрел на всё, созданное землянами: фотоаппарат, телевизор, даже на нашу альпийскую деревушку. Потом поссорился с Иви. А ведь какая чудесная была пара!

— Герберта Грюнда и Иви Скай связывали любовные отношения? — уточнил инспектор, строча что-то в своём планшете.

— Да-да... Неделю назад они расстались. Он, м-м, кричал, что наша Иви — обманщица. Скрыла от него своё происхождение.

— Вы утверждаете, что Герберт Грюнд и Иви Скай расстались по причине планетной нетолерантности со стороны первого?

Эк закрутила. Уолт там помирает со смеху.

— Да. Утверждаю.

Сплёл пальцы, элегантно опустил кисти на стол. Бог ты мой, ещё и в белых перчатках. Обалдеть можно.

— Последний вопрос, дорогой господин Блэк. Вы подтверждаете, что налицо противоправное деяние, направленное на нарушение равновесия между землянами и плутонцами?

— Подтверждаю, как ни прискорбно.

Чистый. Точно, самый подходящий к нему эпитет. Тьма, свет и чистота.

— А что насчёт Линды Гиммель? У неё были какие-то отношения с покойным? — спросил инспектор, указательным пальцем впечатав мост очков в переносицу.

— Ах, Линда, Линда. Наш бесценный секретарь. Сейчас вместо неё Мина, вы с ней уже знакомы, — директор кивнул на дверь. — Не знаю, как пойдёт. Линда была очень исполнительная девушка. Знаете, на все мои просьбы отвечала: «Да, мой лорд». Я не лорд, но всё же, как приятно... Насколько я знаю, отношения Линды и Герберта не вышли за рамки чисто деловых. Правда, Линда и Иви часто общались во внерабочее время. Возможно, они все вместе, втроём, проводили досуг. Чего не знаю, того не знаю. Линда на работе много не болтала.

Вдруг воцарилось молчание.

— Благодарю вас за содействие, — сказала Кристина, поднимаясь.

Больше здесь делать нечего. Он если хочет, пусть остаётся.

— Благодарю вас, — произнёс инспектор, поднимаясь вслед за ней.

Батлер Блэк встал и отвесил такой же скромный-с-достоинством поклон.

— Всего наилучшего.

* * *

— Как дела? — спросил Андреа, попавшийся в коридоре возле статичного робота-баристы.

— Есть кой-какая информация. Без оригинальностей.

Раз Андреа спрашивает, как дела, значит, сто пудов что-то нарыл.

— У тебя?

— Нашёл интересный документ в рабочем компьютере покойного. Угадай.

— Что, предсмертная записка? Или список тех, кого надо отправить на тот свет?

— Ставлю на записку, — сказал инспектор.

— С вами неинтересно. Да. Вот.

Андреа протянул планшет.

«С завтрашнего дня я не жилец на этой планете. Мой выбор полностью осознан: ходить по тем же дорогам, что и земляне, невыносимо. Этот мир неправильный. Завтра я уничтожу тех, кто втёрся ко мне в доверие и своим обманом причинил страшную боль. Уходя в пекло, прихвачу ещё двух из племени, которое это полностью заслуживает».

— Ну и идиот, — хмыкнула Кристина. — Вот ничтожество, а.

— Какие фразочки, — оценила Ромашка, только что присоединившаяся к ним и прочитавшая записку из-за плеча Андреа. — «Этот мир неправильный». Невыносимая оригинальность. «Из племени, которое это полностью заслуживает». А эта строчка действительно бесит.

— Его будто кто-то подтолкнул, — задумчиво сказал инспектор, погрузившись в планшет. — Шаблонные фразы, пропитанные ненавистью. Записка, составленная человеком среднего ума, которому перед этим хорошенько профильтровали мозги.

«А он неплох», — подумала Кристина, скользя взглядом от сине-фиолетовой куртки к офисному растению в белом горшке.

— Вполне возможно, — ответил Андреа, когда они покинули агентство и могли обсудить дело в тихом переулке, наполовину загромождённом мусорными баками. — Мои свидетели утверждают, что погибший изменился очень резко. Как сказала одна сотрудница: «Его будто переключили на другой канал».

— Да, неделю назад он работал в павильоне студии «Кино-дом-27», после этого стал геофобом, — сказала Ромашка. — Кто-то мог его там встретить.

— Только проверить версию нельзя, — сказал инспектор, закончив копаться в планшете. — Я послал запрос в студию, его отклонили в связи с непредвиденными обстоятельствами. У них какая-то авария с электричеством.

— Ага. То авария, то записи утеряны, а то и вовсе хакер навестил, — сказала Кристина.

— У вас не первый такой случай? — заинтересовался инспектор.

— Уже пару лет как, — пожала плечами Кристина. — Дело раскрыто: есть и преступник, и жертва. Но это только как бы первый уровень. До босса мы ни разу не добирались. И да, каждый раз всё рушилось из-за камер.

— Камеры...- повторила Ромашка. — Как в парнасском деле.

— Думаешь? — спросил Андреа. — Поспешные выводы.

— Сходство есть, согласись.

— Есть, — хором откликнулись Кристина и Андреа.

— Что за дело?

— До вас оно так и не дошло, насколько я знаю. «Да и мы его закрыли молниеносно», — сказала Ромашка. — Я сброшу вам отчёт и ссылку в Сети, если интересно.

— Но главная героиня того действа нас уделала, — добавила Кристина. — Почувствовали себя тупыми, как полицейские. То есть, простите, тупыми.

— Ничего страшного, — инспектор был спокоен, как и после штуки про Нокти. — Я прекрасно знаю, какая репутация о нас ходит в вашем заведении. В некоторых случаях это даже не предубеждение.

— Уймись, пожалуйста, — сквозь зубы проговорила Ромашка.

Они расстались с инспектором, договорившись держать друг друга в курсе дела.

— На этот раз я не нарочно, само сорвалось. Эй, смотри.

Кристина кивнула на экран реактомобиля. Мигающая бирюза. Вызов по службе.

— Что там? — спросила Ромашка.

— Теракт на пятнадцатой улице. Пять минут езды от нас. Взорвана парикмахерская землянки. Пострадал соседний магазин косметики. Жертв нет.

— Как это получилось, что жертв нет? — спросила Ромашка, пока они ехали.

— Хозяйка парикмахерской в честь свадьбы дочери устроила всем выходной. Владелец магазина отмечает День Заселения. Планировал выспаться и открыться на три часа позже обычного, — отрапортовал Андреа.

— Видишь, праздники полезны, — улыбнулась Ромашка.

— Лень человеческая полезна. Я вот тоже могла сегодня не идти на работу, это даже прописано в каком-то там декрете.

— В твоих словах есть логика, — сказал Андреа. — Говорят, что работа убивает. Значит, лень спасает.

— Возьму на заметку, — хмыкнула Кристина. — Что нам там нужно? Судить террористов?

— Да, полиция задержала без нас.

— Ох, не люблю.

— Не будем казнить. Дадим пожизненное.

— Парикмахерская и магазин — это два объекта. От двух и больше — тяжкий теракт, — решил напомнить кодекс ССЗП Андреа. — За такое пожизненное не дают. Безболезненная форма казни.

— Чудный денёк. Утром казню, вечером бухаю с родственничками.

* * *

Террористы — трое плутонцев, два парня и девушка. 19, 19, 21. Их возраст. В наручниках. У дыры, что раньше была дверью в магазин.

— Отдаём полностью в ваше распоряжение, — добродушно, с ухмылочкой сказал полицейский средних лет.

Второй реактомобиль, для заключённых, прибыл через три минуты после них. Они успели поговорить с обвиняемыми.

— Знаете, что с вами будет? — спросила Ромашка.

Те помотали головами.

— Распоряжением мэра Олимпа, подтверждённым шефом ССЗП, тяжкий теракт влечёт за собой смертную казнь.

— Безболезненную, — добавил Андреа.

— Вы знали, на что шли? — спросила Ромашка.

Теперь три кивка.

— Мы читали тот закон, — сказала девушка в голубом капюшоне. — Можете не стараться, мы не испугаемся.

— Что, очистили Плутон от землян? — спросила Кристина. — Взорвали площадь, на которой еле уместятся ваши могилы, и гордитесь собой?

— Мы не будем с вами разговаривать, — сказал старший парень, смуглый, чёрные глаза, раздутые ноздри.

— Даже без жертв. Неудачники.

Тут подкатил реактомобиль.

— Ваше последнее путешествие, — сказала Ромашка. — Уличные камеры видеонаблюдения зафиксировали все ваши действия, так что подтверждения вины не требуется. По приезде в тюрьму ССЗП вы будете усыплены и затем растворены.

Их трое — нас трое. Ромашка вколола снотворное старшему парню, Кристина — девушке, Андреа — третьему парню, который не проронил ни слова. Кислотными ваннами занялись уже надзиратели. Камера А-101 — камера смерти. Кристина слышала, такой номер — отсылка к некоему роману, созданному века назад.

Из этого четырёхэтажного здания в виде буквы «О» никто из преступников не выходил. Сюда свозили террористов с разной степенью тяжести. Вида «лёгкий теракт» не существует. За средний теракт — пожизненное. Тяжкий и особо тяжкий — нетрудно догадаться, что. Уже много лет господин Голландец доказывал правительству, что меры слишком жестоки. Так и не доказал.

— А ещё удивляются, чё это мы такие психованные, — проговорила Кристина, когда они отъехали от тюрьмы на приличное расстояние.

Фраза была первой, сказанной кем-то из них троих с того момента, как они на пятнадцатой улице сели в реактомобиль.

* * *

Потом была бумажная работа: отчёт о начале расследования, отчёт о теракте, отчёт о приведении приговора в исполнение. Табло несколько раз верещало, объявляя ЧП, но на задания, к счастью, отправлялись другие отделы.

— Пришла свидетельница, — сказала Ромашка перед самым обедом. — Кристина, допроси, будь добра.

— Не «допроси», а «побеседуй», — поправил Уолт, занятый штудированием дела. — Суровые вы какие, с вашими терминами все свидетели от вас разбегутся.

— От нас и так разбегаются, — пробурчала Кристина, вставая.

На шестнадцатом этаже располагались допросные для преступников (за исключением замешанных в терактах, разумеется), на семнадцатом — для простых свидетелей. Кристина воспользовалась не рабочим лифтом, а центральным, для посетителей — с круглыми стеклянными стенами. Так чувствуешь себя крутым сотрудником какой-нибудь пафосной организации. Ах да, так оно и есть. Приятное ощущение, если не считать отвратительных воспоминаний.

* * *

В комнате допросов — девушка. Невысокая, пухлощёкая, белёсые брови. Некрасивая, взгляд в пустоту. Отчаянный, погружён в лучший мир. Знаком этот взгляд. Такой, как у меня.

Сажусь, представляюсь. Задаю вопрос:

— Шайло Раслесс, знакомо ли вам имя Иви Скай?

— Да, — отвечает девушка.

Прыщи на щеках. Двойной подбородок.

— А Линда Гиммель?

— Нет.

Бурая толстовка скрывает фигуру. Полновата.

— Герберт Грюнд?

— Да.

— На ваш взгляд, между названными именами есть какая-то связь?

— Герберт работал с сестрой. И встречался с ней какое-то время.

Надо же, сёстры. Двоюродные, правда. Так не похожи. Интересно, можно ли считать, что Иви-красотке повезло больше, если её тело два часа назад валялось бездыханным на плутонской земле?

— Что могло послужить причиной разрыва?

— Гербрет узнал, что Иви не плутонка.

— Когда это произошло?

Может, слезть с таблеток? Я слабохарактерная. Уже две недели предлагаю сама себе.

— Около недели назад. На работе у Иви тогда тоже не заладилось. Он отказывался её снимать. В этом бизнесе... словом, таких, как Иви...

— Пруд пруди, — подсказала я.

День без синенькой. Одни сутки, вернее. Там посмотрим. Плевать на сегодняшний вечер.

— Да. А Герберт... был... талантливый фотограф.

Я вытерплю. Я переживу. Парочка бокалов и никакого эффекта. Но я переживу.

— То есть вы подтверждаете, что налицо противоправное деяние, направленное на нарушение равновесия между землянами и плутонцами?

— Да. Подтверждаю.

— Большое спасибо, Шайло. Ваши показания крайне ценны. Сочувствую вам, правда.

Правда. Сочувствую. Во всём.

* * *

Дальше совсем по мелочам. Кофе с Уолтом и Андреа — обсуждение сегодняшних событий. Сплетни от Уолта — встреча лидеров шести мегаполисов назначена предположительно на декабрь, так шеф сказал. Да-да, работа, вернее, мука с базой данных ведётся. Когда? Да кто ж знает. Слышали, сколько вызовов сегодня?

— День Заселения всегда нелёгкий, — сказал Андреа.

Он работал в ССЗП пять лет — ветеран, по сравнению с Ромом и Кристи, и новичок, по сравнению с Уолтом и шефом.

— Двенадцать ЧП, и это только в Олимпе. Что творится в остальных городах, мы не знаем, — сказал Уолт. — Кажется, гипнотизёр из меня никудышный: сколько раз я внушал Генри, чтобы он намекнул там насчёт филиалов.

— Может, это шеф плохой гипнотизёр и не может как следует намекнуть, — сказала Кристина.

— Плохо то, что у нас может быть по три вызова на день. Не конкретно у нас, а в других отделах.

— Да, милый, ситуация-то накаляется, — сказала Кристина. — Когда я только пришла, бывало, дня три без дела маялись.

— Вицегерент тоже будет на той встрече, — сказал Уолт, получив пришедшее на почту обновление новостей. — У нас появится общая религия, что ли? Серьёзно?

— Обалдеть можно.

— Может быть, никакой встречи и не случится, — сказал Андреа, глядя в окно.

Дневная дождливая бирюза сменилась угрожающей сумеречной тёмно-синестью.

— Эй, вроде как семь. Пойдёмте-ка домой, — весело сказал Уолт.

— Ага, кому домой... — начала бурчать Кристина.

— Знаем, знаем. Удачи. Вернись к нам живой и невредимой. Завтра поедем в съёмочный павильон.

— Кино. Обожаю.

Они вышли на крышу — проводить Уолта, которому полагался начальнический минилёт. Ромашка стояла там около получаса: говорила, ей так лучше думается.

— Подвезти кого-нибудь?

— Меня, если можно, — сказал Андреа.

— Ни в коем разе, только не тебя. А вы, девчонки?

— Мне в центр, — угрюмо сказала Кристина.

— Мне тоже. Встречаюсь с подругой в баре.

— Тогда удачно повеселиться! — Уолт подмигнул Кристине.

Через минуту минилёт взмыл над сияющим городом, над крышами небоскрёбов, над красными маячками-огнями. Олимп веселился в этот вечер. Олимпийцы праздновали День Заселения или что-то своё, лично-недоступное другим.

Зелёные, фиолетовые, ярко-синие огни внизу. А они наверху, смотрят то в пестроту земли, то в черноту неба.

— Так не должно быть, — сказала Кристина.

— Я знаю, — ответила Ромашка.

— Мы должны не уничтожать их, а защищать.

Сильный ветер. Охрипла.

— Шеф пытается, — ответила Ромашка.

— Чего они взъелись? Какая разница, ху из ху? Ты помнишь, как всё начиналось?

Сильный ветер. Прослезилась.

— Плантации плутонцев были разрушены частной фирмой землян, — подумав, сказала Ромашка. — Плутонцы возмутились, а за землян вступилось правительство.

— Вступилось вместе с армией, — сказала Кристина. — Мол, агро — прошлый век.

Сильный ветер. Шарф Ромашки растрепался. Мой тоже.

— Встал вопрос, чья это территория. За работниками сельского хозяйства поднялись другие пролетарии. Вот и готовы митинги, — сказала Ромашка.

— Первое масштабное кровопролитие на плутонской земле. Митинги — забастовка -массовые столкновения — армия.

— Дальше — больше. За Тавридой возмутилась Троя. Плутонцы подожгли жилой дом с ни в чём не повинными землянами.

— Ага. Потом убийство молодого плутонца землянами-полицейскими в Итаке. Выступления плутонцев.

— Земляне и плутонцы делят территорию в Крите. Резервации землян и резервации плутонцев.

— Граница — колючая проволока. Потом, вроде, затихли.

— Тогда был создан ССЗП. Лет тридцать назад, да?

— Да. Всепланетный пожар от маленькой искры. Как обычно.

Сильный ветер. Скоро расходиться.

— Нужно больше пропаганды, — сказала Ромашка. — И…рискнуть и провернуть акцию мира?

— Это чтобы враги встретились лицом к лицу и пожали друг другу руки? Ох, опасно.

— Тебе надо в ресторан.

— Да знаю я. Ром. Как думаешь, конкретно мы...

— Мы стараемся их мирить, — вздохнула Ромашка. — Конкретно мы, да. Стараемся. Но больше уничтожаем.

* * *

Подруги договорились о встрече в баре «Nordsteam», стилизованном под европейский корабль Нового времени. Слишком людно там, конечно, было, и не только в праздник. Третья улица — самый центр Олипма.

Ромашка, не возвращаясь домой, добралась из ССЗП в бар за двадцать пять минут. Поскольку она так и не удосужилась купить собственный реактоцикл, пришлось брать напрокат на семнадцатой улице, то есть, три квартала пешком.

«На следующих выходных точно куплю, хоть и поклялась, что после аварии никакого личного транспорта».

Нечаянно вспомнилось, как пять месяцев назад они с матерью ездили за город и чуть было не исчезли в пламени взрыва: земляне (земляне, земляки!) заплатили механику, чтобы тот установил в Ромашкином реактомобиле, зелёненькой «Грации», маленькую и мощную бомбу. Механик, естественно, не знал, что оказывает услугу ссзповцу; думал, участвует в разборках мафиози. В общем, чудом Ромашка тогда заметила крохотного убийцу на стрелке спидометра. Потом Уолт убеждал её в том, что реактоциклы гораздо удобнее, и это оказалось сущей правдой.

Эрго: неприятный эпизод пронёсся в Ромашкиной голове, пока она искала свободный столик, или подругу за столиком, или место у барной стойки, или подругу у барной стойки. Нашёлся последний вариант.

— Дэйзи!

— Стэзи!

Так повелось, что они называли друг друга на манер героинь английсих земных телесериалов. Они познакомились в библиотеке, когда в читальном зале уселись друг напротив друга и обнаружили, что взяли одну и ту же книжку. «Гарри Поттер и кубок огня» — эх, славное отрочество.

Стэзи работала рекламщицей в крупной частной фирме. Её зарплата была раза в три больше, чем у Ромашки, но последняя не завидовала, потому что, во-первых, занималась любимым делом, а во-вторых, её собственные доходы и так были, честно говоря, гораздо выше средних.

— Прости, опять работа, — сказала Стэзи.

Вечно у неё трещал телефон. Они вживила его себе в левую ладонь: маленький экранчик и три кнопки. Сома-телефон умел только звонить, зато его владелец в любой момент был на связи: на кухне ли, в ванной ли... ну и так далее.

— Да, — сказала Стэзи, приложив ладонь к уху. — Да, Станислава Сантвийска. Слушаю вас. Да, выходит в четверг. Премьера в четверг. Предпоказ во вторник. Шестнадцать ноль-ноль. Хорошо, я включу вас в список. Буду рада видеть. До вторника. Приятного вечера. Извини, — обратилась она к Ромашке, отняв ладонь. — Будущая реклама пива производит почему-то живой интерес.

— Кстати о пиве. Ты уже заказала что-нибудь?

— Да, текилу.

«Кристина обожает текилу», — вспомнила Ромашка и сказала голубоглазому бармену, вытянувшемуся в ожидании:

— «Вясенні гай», пожалуйста.

Это была водка с берёзовым соком. Стэзи усмехнулась: никогда подруга не изменит себе.

— Как работа? — спросила Стэзи, когда они выпили по рюмочке.

— Прекрасно. Теперь просто водки и мясную нарезку, пожалуйста. А работка так себе. Сегодня занимались одним грязненьким делом. Вернее, двумя, но одно более тошнотворное, другое менее.

— Вымоталась?

— Скорее морально. Сегодня праздник же, вот они и буйствуют.

— Кто буйствует, а кто и веселится, — Стэзи кивнула куда-то сквозь Ромашку.

Там за столиками сидели люди, обнимаясь с флагами плуто-земного единства: две планеты-круга, голубая и ярко-зелёная, пересекаются в центре.

— Любо-дорого смотреть. Официант, передайте, пожалуйста, тому дружелюбному столику бутылку рома. Скажите, это от благодарного ссзповца.

Подвернувшийся официант вытаращил глаза и уставился на электронный бейдж на чёрной майке. Ромашка сладко улыбнулась и, когда он ушёл, отцепила бейдж.

— Теперь ты официально не на работе, — констатировала Стэзи.

— Я его редко надеваю, а потом забываю снять. Так-то мы электрожетонами пользуемся, — Ромашка выудила из набедренной кожаной сумки прямоугольный мини-планшет с эмблемой ССЗП.

— Да, видела такой. На билбордах ваш главный держит такой обеими руками, словно христианский крест.

— Ну символ единства, и всё прочее. Выпьем.

Шум за толерантным столиком на минутку смолк. Ромашка чувствовала, как взгляды прожигают ей спину, не обернулась. Посмотрела налево, в окна — там уже вовсю было черным-черно, не считая пронзительных вывесок и оранжево-красных глаз проносящегося с рёвом реактотранспорта.

— Когда я была помоложе, — сказала Ромашка, — лет девятнадцать, наверное, мне было. Я боялась одиночества. И ещё я не понимала, как это — человек заточён сам в себе, и никто ему не помогает. Но через некоторое время я осознала, что быть запертым внутри себя так же естественно, как дышать. Этого не надо бояться. Принять себя, изучать себя и постараться принести пользу — вот и всё. Вот и весь человек, пусть и одинокий, и сам по себе, но ведь рядом — товарищи по несчастью. Раз уж нас угораздило жить, надо найти занятие по душе. Так я решила.

— И ушла работать в ССЗП.

— Да. До ССЗП мне иногда казалось, что моя жизнь нереальна. Глупо, да? Что всё вокруг — это какая-то чуждая мне область, я не вхожу в неё, не являюсь её частью. А потом... после того как я пришла в ССЗП, я почувствовала вкус жизни. Теперь я не чужеродный механизм, я самостоятельное устройство и в то же время — составляющая целого общества, целого мира. Чёрт, какую же я пошлятину несу, пока не контролирую себя.

Подруга смотрела на неё, расплывшись в улыбке.

— Ты такая милая, когда пьяная.

— Я всё, я выговорилась. Пол-одиннадцатого?

Круглые электронные часы над барной стойкой утверждали именно это.

— Пойдём? — сказала Стэзи. — Пройдёмся пешком, если мы в состоянии.

— Так. Смотри, я стою и не шатаюсь.

— Я тоже.

У входа Ромашка всё-таки взглянула на празднующих. Образы забавно кружились, но ей показалось, она смогла уловить какие-то флюиды братства, витающие вокруг них. Фантазия. Но пока приятно верить.

Они запрограммировали каждая свой транспорт (у Стэзи был личный красно-синий «FL») на возвращение в пункт назначения. К счастью, соответствующая кнопка автоматически высвечивалась на экране при касании. Автопрограмма была создана именно для таких случаев — чтобы даже пьяный вдрызг кое-как смог позаботиться о пламеннохвостом друге.

Они шли долго, болтая о новых хобби, старых проблемах, семье и работе. Потом на какой-то улице (двадцать первой, что ли) расстались: Стэзи села в трамвайчик № 8, идущий к спорткомплексу «Адонис и Кипарис» (она жила совсем рядом, при этом почти в центре, на пятой улице), а Ромашка — в трамвайчик № 10, на свою Желтковую улицу. В спальных районах, что были слишком далеко от центра, улицы теряли номера и приобретали имена.

* * *

— Сын приехал, — сказала Барб.

Это первое, что с порога услышал господин Голландец. И первое, за шесть или семь дней сказанное не тоном «как же ты мне надоел».

— Когда?

— Пятнадцать минут назад.

Кшиштоф сидел в кухне, прислушиваясь к разговору родителей. Не враждебны ли интонации? Есть ли напряжённые паузы? Увы, на оба вопроса ответы: да.

— Давай не будем при нём.

— Разумеется. Но он всё знает.

— Привет. Решил заглянуть в семейное гнездо? — сказал господин Голландец, входя в кухню.

Холодно протянул руку сыну, но тепло улыбнулся.

— Не нарушаю традиции. Всё-таки наш семейный праздник и немножко твой профессиональный, — сказал Кшиштоф, улыбаясь в ответ.

Хитрая усмешка — от матери. Мягкий свет карих глаз — от отца.

— Ты за рулём?

— Да. Реактолёт на крыше.

Реактолёты ещё не были оснащены системой, позволяющей перемещаться без пилота.

— Это значит, ты не пьёшь или останешься на ночь? — спросила Барб.

Кшиштоф посмотрел сначала на одного, потом на вторую. Отец жил за городом, среди плутонских скал и не тронутых пока лесов. В его распоряжении был целый реактодом — здание, красиво парящее в воздухе. Это почти так же круто, как дом со стеклянной крышей. Привилегия, доступная бо-о-ольшим начальникам. И каким-то образом доставшаяся Голландцам.

В общем, отсюда до центра Олимпа быстро не доберёшься. Тридцать минут на реактолёте — значит, минус полчаса драгоценного сна. Но как они смотрят, как хотят, чтобы он остался. Словно их ненависть друг к другу тогда уменьшится.

— Переночую, если позволите.

— Что за тон! — сказала Барб. — Мы тебе не начальники, — и покосилась на мужа.

— Оставайся, — с улыбкой ответил отец.

— Я заказала ужин из ресторана, — сказала Барб. — Минут через десять должны доставить. Идёмте в столовую, а?

Кухня напоминала ей, какая из неё хозяйка. Вернее, никакая. Но Кшиштоф почему-то обожал сидеть за кухонным деревянным (имитация дерева) столом и пить кофе.

— А где Урсула? Я думал, она тоже приедет.

— В командировке, — сказала Барб. — В Трое, кажется.

Урсула, родная сестра Кшиштофа, только год как получила усложнено-достаточное образование, закончив Парнасский университет искусств. Работала режиссёром и снимала преимущественно клипы для поп-звёзд. Мотаться приходилось по всему Парнасу.

— Она прислала видеопоздравление, — сказала Барб. — В столовой можно посмотреть.

Предприняла вторую попытку. Кшиштоф на это раз понял: украдкой взглянул на отца, улыбнулся и встал, оставив недопитый капучино на столе.

Кшиштофу Голландцу было двадцать семь. Он работал психотерапевтом в клинике, обслуживающей исключительно сливки общества. Зарекомендовал себя как неплохой специалист и, обладая утончённым вкусом, мог позволить себе роскошь, напоминающую ещё о земных временах. Например, он любил пить кофе сваренный, а не выплюнутый кофе-машиной, и ставить глиняную чашку на дерево, а не на идеально ровную поверхность.

Ужин и правда доставили через десять минут. В столовой они посмотрели открытку Урсулы (Кшиштоф назвал бы это хорошо смонтированным трейлером), насладились итакским красным 160-го года и попытались завязать тёплый семейный разговор. Кшиштоф рассказывал о работе, отец, размахивая руками, пытался поведать сыну о всечеловеческих проблемах, а Барб пришлось молчать. Зная, как сын любит натуральное, она вместе с ужином заказала настоящие ароматические свечи. Погасила настенные неоновые лампы, включила расслабляющую музыку, имитирующую шум воды и пение птиц. Но принимать участие в разговоре было ей не под силу. Она любила сына, но ни на йоту не разбиралась в его работе. Быть может, она понимала заботы мужа, но его-то она не любила, а потому и говорить с ним не хотела. Барб недавно исполнилось сорок шесть, она тщательно следила за собой и была спонсором одного довольно успешного салона красоты (хлопоты свели её и с сеньором Фатумом, и с Айрин Торн, и с Батлером Блэком). Женщина волевая, но ленивая и совершенно ничего не смыслящая в семейной жизни. Чувствуя, что семейные узы — роковая ошибка, Барб хотела теперь обрести наслаждение в объятиях любовника. Руководитель фирмы, продающей реактомобили, занимал положение в обществе гораздо менее престижное, чем опостылевший муж, а о влиянии в высших кругах и говорить нечего. Но ни то, ни другое не интересовало Барб. Её муж добился всего сам, без какой-либо поддержки с её стороны. Ей не жаль было расставаться с почестями жены большого начальника. Зато с Меркурием (да, очередное пафосное и ну очень говорящее имя) Нокти она будет и отдыхать на курортах, и ужинать в ресторанах, и сиять на вечеринках — а что ещё надо? У неё — двое взрослых детей, у него — взрослый сын, оба не видят смысла жизни в семье, так почему бы не провести некоторое приятное время друг подле друга? А что будет дальше, покажет время. Нищей и беспомощной Барб точно не останется.

«Не буду портить им праздник, — решил Кшиштоф, когда, поцеловав мать и пожав руку отцу, он остался один в своей одичавшей без хозяина комнате. — Расспрошу отца как-нибудь потом. Сегодня, кажется, ему было спокойно. Мама тяготилась семейной обстановкой, но всё равно рада была меня видеть. Определённо, этот День Заселения прошёл лучше, чем в прошлом году. Тогда они усиленно делали вид, что брак их крепче всех плутонских металлов».

В родительском доме снились приятные сны. Рано утром в хорошем настроении Кшиштоф улетел в город.

* * *

В три ноль пять зазвонил мобильный. Ромашка в полусне нашарила его на полу, нажала на экран, и агрессивно настроенный солист «Cold Like Blood» тут же захлебнулся на полуноте.

— Обалдеть можно, — шептала Кристина в трубку. — Знаешь, кто это?

— Ты о ком?

— Сегодняшняя убитая, Иви. Знаешь, кто это? Подруга нашей благоверной. Обалдеть можно.

— Ого.

— Вот-вот. И самое интересное, я видела её пару раз. Вот почему лицо её показалось таким знакомым. Знаешь, наша благоверная заявилась сегодня вся в чёрном — я сначала аж испугалась, подумала, ты к нам пришла. А она траурная, слёзки льёт, платочек достала. Мы такие, мол, несчастные, а от ресторанчика не отказываемся, ни-ни!.. Как же пропустить семейную встречу, что вы, что вы. И даже губочки чёрным намале...

— До завтра, — Ромашка бросила трубку.

Кристина знала, что по ночам коллега теряет свою рабочую вежливость. Ромашка была уверена, что Кристина не обидится, тем более она успела выговориться почти до конца.

* * *

— Жаль, родственникам нельзя. Ух, я бы её допросила. Ух, как допросила бы, во всём бы созналась мне, милочка наша.

Кристина аж подпрыгивала, пока ранним утром Андреа допрашивал Айрин Торн.

— Ты дописала отчёт? — спросила Ромашка, не отрываясь от своего экрана.

— Разумеется. Мы же вчера вместе писали.

— А позавчерашний?

— У-у, что ж за память у тебя.

Кристина нехотя отъехала от круглого стола и притормозила у рабочего.

— И напомни мне серьёзно поговорить с тобой насчёт одежды на работе.

Вчера на Кристине была ярко-розовая майка с надписью «Not a good girl», сползающая на одно плечо. А сегодня сотрудник ССЗП заявилась в широченной серой футболке (может быть, мужской), которая гласила: «This world has no anime ‘cause it has no Japanese».

Вошёл Андреа, аккуратно водрузил диктофон и планшет с материалами на круглый стол. Кристина повернулась к нему, дабы он оценил новую футболку.

— Что такое «аниме»? — спросил Андреа, ознакомившись с надписью.

— Понятия не имею, — сказала Кристина. — Что-то японское, видимо. Кажется, боевое искусство. Что-то типа того.

— Неучи, — улыбаясь, сказал Уолт, но в объяснение сути вещей так и не вдался.

Табло замигало. Новое задание: обращение горожанина.

— О, кто-то наябедничал, — сказала Кристина.

В обязанность работников входила и проверка подозрительных лиц, о которых сообщали стукачи-соседи или завистники-знакомые. В тридцати пяти процентах случаев, правда, беспокойство было оправданно.

— Берёмся? — спросила Ромашка.

— Прочитай, что там, — отозвался Уолт.

— Заявление от жительницы-землянки, — сказала Ромашка, нашарив пульт (табло было и сенсорным, но до него надо было ещё дотянуться — это создатели явно не продумали). — Просьба проверить плутонку, проживающую по адресу: Олимп-II, Кросс-стрит, 33. Причина: необоснованная ненависть к родственникам-землянам. Подробнее? Вот.

Во весь экран засверкало:

Персональные данные проверяемого.

ФИ: Торн Кристина.

Возраст: 22 года.

ПП: плутонка.

Образование: усложненно-достаточное.

Род занятий (тунеядец\учёба\работа): Работа.

Место работы, должность: ССЗП, устранитель конфликтов.

Адрес работы: Олимп-II, Двадцатая улица, 1.

Место жительства: Олимп-II, Кросс-стрит, 33.

Персональные данные заявителя.

ФИ: Торн Айрин.

Возраст: 20 лет.

ПП: землянка.

Образование: достаточное особое.

Род занятий (тунеядец\учёба\работа): Работа.

Место работы, должность: ЧП «Форевер Янг», косметолог.

Адрес работы: Олимп-II, Восемнадцатая улица, 4.

Место жительства: Олимп-II, Сильвер-стрит, 30.

Кристина окаменела с того момента, как услышала свой адрес. Пока все молчали, экран замигал.

Внимание! Поручено отделу № 5.

Раз «поручено», а не «взято отделом», значит, шеф лично принимал у себя заявительницу. Возможно, она ещё в здании.

— Проверяемому сотруднику запрещено принимать участие в каких-либо расследованиях, — очень тихо сказал Андреа.

Уолт развернул к ним экраном свой рабочий планшет. Краткое сообщение шефу: «Кристина Торн отстранена от дела 20,10-II,179-3.1 по причине подозрения в планетной нетолерантности».

— Сука. Ладно, ребят, я домой. Хотя нет, там же обыск сейчас.

— Кристина, — тихо сказала Ромашка, — синенькая надёжно спрятана?

— Надёжно, — со вздохом ответила Кристина. — Если не знаешь, где искать.

— При тебе есть?

— Без сомнения.

— Выбрось.

Кристина подошла к окну и зашвырнула пластиковую коробочку подальше на реактополосу.

— Вот, — вдруг сказал Уолт, кивнув на табло. — Кристина, поручаю тебе эту работу. Охранник на конференции лингвистов. Обсуждение щекотливой темы смешения языков в национальном и планетном масштабах. Пока ничего не подтверждено, я легко прикрою тебя.

— Спасибо, милый. Обещаю повеселиться сразу после досмотра.

* * *

В сопровождении Ромашки Кристина отправилась в досмотровую комнату, где её уже ждали двое сотрудниц пятого отдела — Фредерика и Гекуба.

Помещение без окон и обоев, выкрашенное в приятный глазу травянистый цвет, находилось на третьем этаже. Обе сотрудницы, женщины средних лет, вели себя подчёркнуто отчуждённо, но не враждебно — и на том спасибо. Всего процедура длилась около двенадцати минут. Изъяты были жетон (рабочий планшет она оставила ещё в кабинете), две пачки жвачки, мобильный телефон. Больше всего вопросов было насчёт Кристининой майки: что да почему, а какое отношение к, нет ли, на её взгляд, чего-нибудь нетолерантного.

— Всё в порядке, спросите у Уолта или Рома, они подтвердят, — говорила Кристина.

На прощание она сказала дамам:

— Развлекайтесь, дорогие, жвачка вкусная, рекомендую, только не ешьте всю, пожалуйста. На мобиле не уйдите в минус.

Сразу из досмотровой Кристина собралась на сороковую улицу, но в холле ждала неожиданная встреча.

— Сучара, — процедила Кристина, пока навстречу ей цокала Айрин — явно с шефом повидалась.

— Ты сердишься на меня? Я ведь не совершила ничего противозаконного? — и ждёт ответа, хлопая ресничками.

— Что-то добродетельное ты тоже не совершила.

— Извини, если можешь. Я так расстроена смертью Иви. Ещё этот допрос... Я просто хотела убедиться, что ты достаточно компетентна для того, чтобы вести расследование. Мы ведь семья, я скажу тебе откровенно, — осмелилась положить рученьку на правое плечо собеседницы. — Частые смены настроения, резкие высказывания, твоя враждебность ко мне вынудили меня усомниться в тебе. Но я уверена, все мои сомнения рассеются, ведь правда? И мы будем дружить.

С этими словами Айрин убрала наконец-то руку, послала воздушный поцелуй и зацокала к выходу — чёрная юбка, красные шпильки, чёрное каре. И красный пиджак.

Садясь в реактомобиль, Кристина почувствовала новый приступ ломки, самый сильный из всех, что были за последние часы. А жвачку отобрали. Грустно.

* * *

Конференция проходила во Дворце Искусств — древнем шестиэтажном здании, предназначенном для таких же древних почтенных наук. Охрана, разумеется, была предусмотрена, а Кристину потребовали именно из-за «щекотливости темы», как правильно отметил Уолт. Всё, что затрагивало проблемы сожительства плутонцев и землян, могло быть рассмотрено как «щекотливое». Наблюдая за прибывающими учёными, Кристина решила, что они вполне себе люди мирные и выше всяких препирательств. Хотя кто знает, какие волки кроются внутри этих овечек. Журналисты выглядят гораздо более неблагонадёжными, поэтому к ним интереса меньше.

В зал, где проходило торжественное открытие, Кристину не пустили, да у неё и так желания не было. Прогулка по фойе — тоже развлечение. В крайнем случае об опасности сообщит охранник, а там уже она поможет, чем сможет, и заодно вызовет подкрепление. Больше бы людей в ССЗП. Уолт бесится, когда такое говорят. Да, надо, всё надо: и базу данных, и филиалы, и увеличить штаб сотрудников, и учредить какую-нибудь академию или школу. Но кто ж денег даст?

Зазвонил рабочий телефон (он прилагался в комплект с реактомобилем и потому не мог быть изъят). Кристина увидела незнакомый номер и помедлила, прежде чем поднять трубку.

— Как вы?

А, тот землянин. Уже узнал про дурацкую ситуацию.

— Пока не сдохла, дежурю на съезде лингвистов. Проблемы неоностратического языка и варваризмы земных мёртвых языков. Звучит, да?

— Вы в хорошем настроении, — усмехнулся инспектор. — Я хотел сказать: я отправил госпоже Сонечной материалы, какие смог достать. Касательно вашей таинственной незнакомки.

— Вы не хотели с нами сотрудничать.

— Ну да. Ждёте, что я скажу это? Вы неплохие ребята.

— Рада, что вы оценили, Гектор. Я порасспрашивала о вас кое-кого, и тайна вашего имени была мне раскрыта. Ничего?

Утром Кристина успела пристать к Уолту с вопросом: «Как зовут инспектора-ногтя?»

— Я даже польщён.

— И спасибо, что подбадриваете меня. Отстранённый сотрудник — ужасный нудила.

— Не в вашем случае. Полагаю, мы ещё свидимся. Я отвлекаю вас?

— Сейчас начнётся кофе-пауза, будут шум и вкусные запахи.

— Понял. До скорого. Удачи.

— И вам. Гектор.

* * *

— Эй, что это ты пьёшь?

Алкоголь в рабочее время им не запрещался. Официально не был разрешён, конечно, но кому нужно официальное разрешение, если и так никого не уволили.

Джеймс, встретившись с ней в коридоре тринадцатого этажа, выхватил из её рук бутылку «Нежного Диониса» и, не церемонясь, глотнул из горлышка.

— Что за невыносимая дрянь! Откуда берёшь?

— В любом супермаркете, — Ромашка пожала плечами. — Вполне сносно, по-моему.

— Идём со мной.

Они вошли в кабинет Джеймса. Одна из полок была полностью уставлена спиртным. Бутылки он даже не прятал.

— Вот, — в руке Ромашки оказалась наполовину выпитая «Смущённая вакханка». — Название так себе, как и у любой водки, впрочем. Но ты попробуй. Глотни.

Ромашка послушалась. Водка действительно оказалась очень хорошей. Наверное, очень дорогой.

— Напомни мне после работы отвести тебя в один толковый магазинчик, — сказал Джеймс, отхлебнув из той же бутылки.

— Обязательно.

— Это будет как путешествие в страну чудес, — мечтательно произнёс Джеймс и очаровательно улыбнулся.

Ромашка улыбнулась в ответ и ушла, пообещав зайти после работы, в семь.

* * *

Ромашка встречалась с теми мужчинами, которые предлагали ей встречаться и не вызывали отвращения. Из них нравились некоторые. Любила Ромашка одного.

С Шиньей она познакомилась в четырнадцать. На школьный стадион пришёл новичок из старших классов. Он держался не приветливо и не холодно. Было видно, что он уверен в каждом своём движении. Тело его было прекрасно натренированно. Разум ясный. В физическом и духовном развитии он превосходил сверстников, поэтому друзей у него оказалось немного, зато авторитетом он пользовался абсолютно у всех.

Ромашка, мрачная девочка в чёрном, попала в поле его зрения. У неё были какие-то оригинальные тараканы в голове, что и привлекло Шинью. Сначала он стал её покровителем и учителем. По сути, роль его никогда и не менялась, просто Ромашка вообразила однажды, что она действительно его девушка. Он ценил Ромашку, дорожил ею и мог бы быть счастлив.

В девятнадцать он встретил свою настоящую любовь. Он не краснел, не запинался. Кажется, это Мэдилейн пригласила его на свидание, а не он её. После этого он сказал Ромашке, что Мэдилейн — его судьба. Он решил, что лучше им с Ромашкой разорвать всякие отношения — ей будет не так больно. Именно «ей», а не «им». Ромашка умерла для Шиньи, когда он встретил Мэдилейн.

Вот и всё. Больше она не видела Шинью и ничего о нём не знала. Изредка видела Мэдилейн — та была одной из владелиц казино «Три Грации», но, разумеется, с ней не разговаривала.

Те мужчины, которые нравились Ромашке, были темноволосыми, с непослушными космами, и светлоглазыми — при определённом освещении их глаза могли показаться прозрачными. Они все были Шиньей, различными вариациями Шиньи. Кто-то поглупее, кто-то поумнее, кто-то спортивный, кто-то не очень — не важно. Тёмные волосы и светлые глаза — грубая копия Шиньи. Приходилось довольствоваться этим.

Военный доктор был темноволосым и светлоглазым. Но впервые Ромашка, глядя на него, видела не призрак Шиньи, а Джеймса — нового человека, интересного человека. Вот почему она считала, что из этого романа могло что-нибудь выйти.

* * *

Съёмочный павильон на двадцать седьмой улице был всего-навсего трёхэтажным зданием и даже напоминал чем-то тюрьму. В три часа дня сюда подъехал сине-фиолетовый реактомобиль. Инспектор Нокти и двое его подчинённых вылезли из мобиля и стали осматриваться.

— Я бы здесь не снимался, — сказал Брауни, сорокалетний брюхастый семьянин, добрейшей души человек.

— Тебя никто и не зовёт, — ответил ему Джелатти, темпераментный мужественный патрульный. Играть с ним в азартные игры было невозможно: Джелатти, в случае проигрыша, готов был разнести всё, что под руку попадётся.

— Слишком тут олдскульно, — хмыкнув шутке Джелатти, отозвался Брауни. — И стены обшарпаны. Однако же, где наши драгоценные коллеги?

Слово «коллеги» он произнёс с «о», желая выразить пренебрежение. Но в голосе его невольно прозвучал страх.

Нокти протянул ему планшет.

— Записка от госпожи Сонечной. Они опоздают.

— Ладно, начнём без них, — сказал Джелатти и пружинящим шагом направился ко входу.

В здании, кроме пожилого консьержа в вязаном кардигане, не было ни души. Иногда за съёмочные павильоны шли настоящие драки между модельными агентствами и киностудиями, а иногда «Кино-дом-27» одиноким старичком грустил среди себе подобных — улица двадцать семь, кстати говоря, хоть и была в центре, но ни чистотой, ни новизной блеснуть не могла.

— Отлично, хоть спокойно всё осмотрим, киношники с камерами не будут путаться под ногами, — сказал Джелатти, покусывая красивые пухлые губы.

— Тебе ведь льстит внимание публики, — заметил Брауни. — Чуть какое интервью насчёт дела — ты тут как тут.

— Нам нужен павильон четырнадцать, — сказал инспектор. — Думаю, это на третьем этаже.

— Сходить с вами? — спросил Джелатти.

— Нет. Брауни, попробуй всё-таки проверить записи с камер. Отправь данные в лабораторию, может, там поколдуют и что-нибудь да восстановят.

— Окей, — Брауни направился к старичку, надеясь, что тот с первого раза поймёт, чего от него хотят.

— Джелатти, а тебя я попрошу помочь мне исследовать остальные павильоны. Их тут восемнадцать. Третий этаж я беру на себя.

— Я начну со второго, да?

— Выбор за тобой. Тогда встретимся на первом.

— Ага. Чао, инспектор.

— Оревуар.

Иногда они форсили друг перед другом словечками из языков наций, к которым принадлежали их предки. Но, если инспектор всё же признавал себя франко-греком, Джелатти считал себя истым плутонцем и День Заселения не праздновал.

* * *

Ромашка и Андреа болтали, направляясь к служебному реактомобилю на стоянке нулевого этажа. Обсуждали и Кристину, и шефа, который принял Айрин Торн, и Уолта, обрадованного выходом новой версии программного обеспечения — «Этерна 8.0».

— Эй, а что это с машиной?

Реактомобиль никак не хотел заводиться — то ли из глупого упрямства, то ли из-за серьёзной болезни.

«Будем на 20 мин позже. Технич. Неполадки», — написала Ромашка инспектору, после чего они вылезли из последнего, оставшегося на стоянке, реактомобиля и быстрым шагом почесали в стороны ближайшей аренды транспорта.

* * *

Голый пол, голые стены, голый потолок, старые деревянные окна. В противоположной от главного входа стене — аварийный выход. Просторную комнату пополам делили стеклянные двери — чтобы одну локацию можно было превратить в две, а может, чтобы сдавать один павильон как два разных. Предполагалось, что клиенты сами оборудуют павильон четырнадцать, как их душеньки пожелают. Из-за отсутствия искусственного освещения и довольно плохого естественного задняя стена растворялась в сумраке.

Запах бензина — услышал инспектор. Лужи на полу — увидел инспектор. Опасность — почувствовал инспектор. Вытащил МР-71 и бесшумно двинулся к дальней стене, присматриваясь и прислушиваясь.

— Преступник всегда возвращается на место преступления. Вы согласны, господин Гектор?

Лёгкие шаги, пружинящая походка, уверенные интонации. Могло показаться, что из чуть раздвинутых стеклянных дверей ему навстречу вышла богиня. Но он не умел себя обманывать.

— Согласен. Очень рад, что вы сами изволили прийти, леди..?

— Меня зовут Любовь. Если это имя ни о чём вам не говорит, искренне сочувствую.

Она вытащила сигарету из кроваво-красных губ и пыхнула в потолок, воздев очи горе. Затем бросила сигарету к луже, разделяющей его и её. Огонь разросся мгновенно, а она вытащила из сумочки алую зажигалку и достала из пачки новую сигарету.

— Свой фирменный знак оставлять не буду. Передадите его, кому надо, на словах. Если выживете.

Пламя окружило его со всех сторон. Он пальнул наугад, но потом решил, что для начала неплохо бы спасти собственную шкуру. Только вот, кажется, путей к освобождению не было. Огневые лужи срослись в кольцо, обещающее быть последней тюрьмой.

* * *

Ромашка и Андреа подъехали на реактоциклах, позволив скорой обогнать себя.

— Ещё даже не прибыли на место, а уже что-то случилось, — пробормотала Ромашка.

Паркуясь, они видели, как огонь изнутри лижет стёкла окон третьего этажа. В эту минуту подъехала пожарная.

Немного погодя они выяснили, что аварийный выход ведёт во внутренние дворики, где центр с улочками-цифрами теряет полномочия. Начинается спальный район с лабиринтами арок и заборов, с заброшенными электрощитовыми и ухоженными коттеджами, где живут милые старушки. Опрос свидетелей показал, что около трёх десяти прилегающий к «Кино-дому-27» двор посетила миловидная молодая дама, очень ухоженная и очень уверенная в себе. Она села в припаркованы здесь вишнёвый «FL» и исчезла в неизвестном направлении. Дорожные камеры засекли вишнёвый «FL» лишь один раз, когда тот ехал по двенадцатому проспекту. Далее реактомобиль мистическим образом исчезал.

* * *

Гектор Нокти остался жив. Ожоги четвёртой степени не позволили ему оставаться в теле. Хирургами клиники «Дисципулюс Асклепии» было принято решение о попытке полной киберизации.

Съезд лингвистов прошёл без происшествий. В семнадцать двадцать Кристина вернулась в штаб ССЗП, исполненная желания написать отчёт. Без синенькой думалось плохо, но Кристина усердно боролась с этим обстоятельством.

Она удивилась, найдя кабинет третьего отдела пустым. Если они не на задании, тут обычно околачивается Уолт. Но теперь здесь темно, пусто, грустно, и дождь стучит в окно.

Спустя семь минут рабочее табло сообщило Кристине, возжелавшей развлечь себя новостями, о трагическом случае на двадцать седьмой улице. Кристина набрала номер начальницы:

— Вы где?

— В больнице. Уже знаешь, да?

— Скажи... попроси... Скажи шефу, у него, вроде, сын в крутой клинике работает. Пусть Гектора поместят туда.

— Уже поместили. Кажется, у него отец при деньгах.

— Хорошо. Лучшего хирурга. Потом — лучшего психотерапевта. Я еду к вам.

Через двадцать шесть минут Кристина подрулила на одиннадцатую улицу, где сверкало приятным травяным оттенком высотное здание «Дисципулюса».

— Ну что? Живой? — спросила она, найдя Ромашку и Андреа в фойе.

Они сидели на кушетке, вдыхали солоновато-нашатырный больничный запах и провожали глазами медсестёр в белых халатах, носилки, интернов, ходячих больных и инвалидов-колясочников.

— Кристина, — сказала Ромашка, — он подвергнется киберизации. Его тело не выживет.

— Отвратительно. Ладно, хоть киберизация. Да. Потеря человеческого облика.

Ромашка смотрела на Кристину и не узнавала её. Поникшее бесцветное существо, оплакивающее почти незнакомого человека. Может, вместе с ним — как знать? — и надежды на светлое будущее?

Полная киберизация, которая, в случае удачного расположения звёзд, ожидает Гектора, — это потеря тела. Потеря голода, жажды, усталости и чувственных наслаждений. Потеря возможности найти жену, оставить потомков. Идеальный страж закона.

— Зачем? — прошептала Кристина, глядя в потолок и закусив губу. — Человек-машина. Из живого в неживое. Занятная алхимия нашего века.

* * *

По коридору прошёл высокий молодой доктор. Остановился возле них, секунду поглядел и спросил:

— Вы из ССЗП, верно?

Кристина нервно перебрасывала электрожетон из одной руки в другую. Подняла глаза на врача:

— А вам что, есть на кого донести?

— У вас коллега ранен? — спросил доктор Ромашку, не обратив внимания на Кристину.

— Да. Почти. Полицейский, с которым вместе вели расследование, — сказала Ромашка.

— Мне назначили провести курс психотерапии для Гектора Нокти, — сказал доктор.

— Вам придётся хорошо постараться, — заметила Кристина и умолкла.

— Инспектор Нокти подвергнется киберизации, — пояснил Андреа.

Доктор покивал.

— Сложное дело. Но я сам вызвался.

И он ответил на недоумённые взгляды:

— Меня зовут Кшиштоф Голландец.

— Очень приятно, — вежливо ответила Ромашка. — Мы из третьего отдела.

— Может быть, вам нужна психологическая помощь? — спросил Кшиштоф и при этом сразу почему-то посмотрел на Кристину.

Та ответила свиреповатым зырком исподлобья.

— Спасибо, быть может, позже, — сказал Андреа.

Кшиштоф кивнул и улыбнулся.

— Ещё увидимся, думаю.

— До встречи, — сказала Ромашка.

Через пятнадцать минут дежурная медсестра сообщила им, что операция по киберизации начата.

* * *

Они вернулись в штаб, немного поработали. Обсудили, кто мог сломать инспектору жизнь.

— Меня не оставляет мысль об этой девице, — сказала Кристина. — Проблемы с электричеством, странная поломка вашего реактомобиля... Отчёт пришёл?

Андреа проверил информацию на планшете и утвердительно кивнул.

— Работа хакеров. Очень профессиональная.

— Взломать систему защиты ССЗП... — проговорила Ромашка. — Уолт там со стыда не повесился?

— Уолт жив! — послышалось за дверью.

Начальник вошёл, широко улыбнувшись — на секунду. Лицо его тут же стало угрюмо-сосредоточенным.

— Уолт жив, но не знаю, надолго ли это, — сказал он, присев на краешек центрального стола и поводив указательным пальцем по отполированной столешнице. — Хакер мог взломать нашу систему, только если он сам часть этой системы. Другими словами — да. Это кто-то из наших.

— Обалдеть.

— Кто-то... кто-то из ССЗП в сговоре с Люси? — переспросила Ромашка, стараясь держаться хладнокровно.

— Других вариантов не существует. У нас завелась маленькая длиннохвостая крыска.

— Что делать будем? — спросила Кристина, выуживая из кармана пачку сигарет.

Уолт выразительно посмотрел на неё.

— Ты пойдёшь домой и выспишься. Таких зелёных женщин я в своей жизни ещё не видел.

— Медленно и осторожно начнём наблюдение, — сказала Ромашка. — Уолт, каков шанс, что это кто-нибудь из верхушки?

Начальник нахмурился, и Андреа вместе с ним.

— Шанс, конечно, есть. Но я уважаю господина Голландца и хочу ему доверять. А если ты о правительстве — тут никаких гарантий не даю.

— Тогда всё совсем плохо, — сказала Кристина.

— Я и не отрицаю, — ответил Уолт. — Ладно, ребятки. Нам и так есть чем себя понакручивать. Давайте. Медленно и осторожно. Тяжело и медленно.

— И незаметно, — прибавил Андреа.

— Разумеется. Это вы уж постарайтесь.

* * *

Доктор разрешил навестить инспектора, когда киберизация была выполнена на 50%. Это значит, мозг инспектора подключён к стандартному кибертелу. После того как инспектор освоится с новым речевым и двигательным аппаратом, можно будет из стандартного тренировочного переселиться в индивидуальное тело, какое душе угодно.

Кристина вошла в палату, где инспектор, сидя, разрабатывал пальцы. Большой-указательный-средний-безымянный-мизинец. Мизинец-безымянный-средний-указательный-большой. Ещё разок. Теперь левой.

— Доброго дня, инспектор, — сказала Кристина.

Тот поднял голову.

— Доброго дня. Извините за паузу, я пытался улыбнуться. Пока не очень получается, — сказал дрожащий механический голос.

— Как самочувствие?

— Рад. Живой.

— А вы немногословны, как и прежде. Продолжите работу или уйдёте в отставку?

— Я теперь уникальный работник, сами понимаете. Таких, как я, в мире всего три процента. Я ознакомился со статистикой. Буду служить отечеству.

— У вас есть отечество? Рада за вас.

— Я считаю Олимп своим отечеством. Леди Торн, я хотел пригласить вас на чашку кофе.

— Я бы не отказалась.

— Только теперь это не имеет смысла.

— Я буду навещать вас. Думаю, мы подружимся.

— Благодарю. По мне незаметно, но я очень ценю то, что вы так беспокоитесь обо мне. Вам бы отдохнуть. После всего, что на вас навалилось.

— Да что со мной-то. Одно маленькое отстранение, совсем на чуть-чуть.

— И всё же я посоветовал бы вам взять выходной. Вечером я составлю краткий отчёт обо всём произошедшем. Меня пыталась убить Люси Фий де Руа. Скорее всего, за то, что я передал вам материалы на неё.

— Понятно. Мы разберёмся.

— Я помогу вам, как только вернусь в строй.

Кристина подошла к окну. Палата находилась на семнадцатом этаже, отсюда открывалась неплохая панорамка города.

— Я кое-что скажу вам, инспектор. Теперь это уже не имеет значения. Вчера я подумала, что вы — мужчина моей мечты.

— Приятно слышать. Вы тоже сразу привлекли моё внимание. Леди Торн, вы ведь не плачете?

— О нет, — Кристина быстро повернулась. Слёз не было видно. — Мы с вами будем гулять в парке, как романтичные идиоты. Я всё-таки хочу узнать вас получше.

— В таком случае, я всё же приглашу вас на чашку кофе. Вы любите алкоголь, я знаю. Это будет очень крепкий кофе.

Кристина улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

— Видите, уже получается, — грустно сказала Кристина.

— В честь этого перейдём на "ты"?

— Давай. Сейчас придёт твой психотерапевт, он сын нашего шефа.

— Не думаю, что мне уже нужен психотерапевт. Но от услуг не откажусь.

— Тогда позвони мне как-нибудь. Мой номер у тебя есть.

— Да. Обязательно. Оставь свободный вечерок для меня.

За секунду до того, как Кристина вышла, дверь отворилась, и на пороге появился Кшиштоф Голландец.

* * *

В шесть пятьдесят шесть Джеймс спустился на шестой этаж, прошёл пост охранника и постучался в единственную комнату — кабинет третьего отдела.

— Войдите, — сказал женский голос.

Джеймс приоткрыл дверь, просунул голову в щель и улыбнулся девушке, сидящей за рабочим столом под бирюзовым табло. Свет она уже выключила, так что только монитор и табло пронзали темноту своими оттенками голубого. А небо за окном было уже почти чёрным.

— Не передумала?

— Я уже всех отпустила, как видишь, — сказала Ромашка, разворачиваясь в кресле к нему. — Только... Может быть, не сегодня?

Он открыл дверь пошире и вошёл. В руке у него была пол-литровая бутылочка светлого.

— Я уже и аперитив принёс. Слышал, какие нехорошие вещи у вас сегодня творились. Так ты не хочешь развеяться?

— Может быть, и хочу, — помолчав, сказала Ромашка. — Но я не думаю, что тебе будет приятен угрюмый, погружённый в себя собеседник.

— Я тебя разговорю. Вот увидишь.

Ромашка колебалась. Но... светлыеволосытёмныеглазаНЕШиньядругойчеловекпопробовать?

Она улыбнулась и, решительно хлопнув себя по коленям, встала.

— Как там назывался бар?

— Я не говорил про бар, — засмеялся Джеймс. — Я говорил об элитном магазине. Но намёк понят. «Ярый дракон» подойдёт?

— Наслышана, наслышана. Но сама там не была никогда, каюсь.

— Кайся. Я выведу тебя на путь истинный.

Прекрасно. Кажется, он знает немного о Библии. Интересный.

* * *

Кристина снимала однокомнатную квартиру на пятом этаже, и теперь эта комната была вывернута наизнанку.

— Даже подушку распороли, сволочи. На чём я теперь спать буду?

Кровати не было, Кристина обычно ложилась на матрас на полу. Но от матраса остались рожки да ножки. Об одежде, выброшенной из шкафа и помятой, видимо, с истинной страстью, и говорить нечего.

— А ещё коллеги. Сука.

Заначка лежала под плинтусом стены с монитором. Плинтус был вскрыт.

— Твою мать.

Кристина села на пол и уставилась на красное кресло (для гостей) со вспоротой обшивкой.

— Я планировала день без синенькой. Все специализированные аптеки уже закрыты. Вашу мать, а. Есть хоть хлебнуть чего-нибудь?

Разумеется, алкоголь из бара был изъят.

— Кто-то сегодня знатно нажрётся, — сказала Кристина, сидя на кухонном стуле, окружённая рассыпанными крупами и раздавленными ягодами: черникой, малиной и земляникой — мать из деревни передала когда-то.

Она хотела подняться, но решила, что, может быть, попозже. Уронила голову на стол и перестала двигаться.

* * *

В пять тридцать три раздался звонок.

— Ну что ещё? — пробормотала Ромашка.

Утром самый сладкий сон. И сушняк прошёл.

— Ром. Звоню тебе первой. Я в больнице.

— Где? Ты что там делаешь?

— Стыдно признаться, но я пыталась покончить с собой.

— Что?

— Всё в порядке...

— Что ты делала?

— Всё в...

— Адрес!

— Я же говорю, всё хорошо. Первая городская больница. Третья улица. Я сама вызвала скорую. Думаю, я ещё чем-нибудь могу пригодиться.

Ромашка с полминуты молчала.

— Чтобы к моему приезду было готово внятное объяснение, — проговорила она, нашаривая на полу чёрные брюки.

Кристина перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. На правой лопатке светилась татуировка — шиповник, три ярко-красные ягодки, чёрный стебель и чёрные листья.

"Вот-те на, у неё есть татуировка, оказывается", — подумала Ромашка.

— Ты не обижаешься? — раздался из-под подушки приглушённый голос.

— Если бы попытка удалась, обиделась бы, — ответила Ромашка.

— Это была ломка, банальная ломка, — сказала Кристина. — Ты прости.

— Я не хотела бы видеть на твоём рабочем месте кого-то другого, — сказала Ромашка. — Через четыре дня мой день рождения. Если тебя не будет...

— Уволишь меня?

— Нет, позову вместо тебя Айрин.

Кристина засмеялась хрипя.

— Этого я даже через мой труп не допущу. Ты не расстраивайся из-за меня, Ром. Я сломалась, но я поднимусь. И вернусь.

— Отдыхай. Раз уж устроила сама себе отпуск, проведи его как следует, — сказала Ромашка. — Мне пора, у меня, в отличие от некоторых, выходного нет.

— Держи меня в курсе дел, лады?

— Разумеется. Днём к тебе Андреа зайдёт, а вечером Уолт и, может быть, шеф.

— Обалдеть. Я стала такой популярной.

— Наслаждайся.

Ромашка окинула взглядом закрытые жалюзи окна, кушетку с пушистым одеялом, настенный телевизор (гораздо меньше, чем её домашний монитор — всего четверть стены), мягкие желтоватые обои. Закончив беглый осмотр, она улыбнулась Кристине на прощанье.