Второй шанс - часть вторая "Диалог"-а (гет)

Магический вихрь, который забрал Гермиону с чердака их с Роном дома, втянул ее в темный, узкий туннель и закрутил ее как тугую веревку, пока она не стала думать, что ее разломит посередине на две части. Когда женщина уже решила, что с Ритуалом что-то пошло не так и она будет вечность летать сквозь это место безвольной тряпкой, ее забросило куда-то вниз, впихнуло сквозь игольное ушко, ей стало тепло, и она потерялась среди тысяч маленьких звездочек.

Выплеснутая на лицо холодная вода возвращает ее в себя, и она судорожно вдыхает воздух. Чуть-чуть приподнимает веки и сквозь ресницы видит блеск солнечного дня, который ослепляет ее.

„Как-то стало светлее, чем на чердаке, разве я успела все сделать правильно?”, — подумала она и решительно открыла глаза пошире.

Над собой видит испуганное лицо матери, совсем молодое и красивое, а ее длинные каштановые кудри мягко обрамляют щеки, спускаются и щекочут лицо Гермионы. В порыве бесконечного счастья она бросается и обнимает двумя руками плечи матушки, задохнувшись от подымающиеся изнутри эмоций.

— Хэтти, что произошло, маленькая моя? — нежным голосом говорит Эмма, сразу же, как карие глаза ее девочки, ее сокровища, открылись и из них хлынул поток слез. — Ты вдруг потеряла сознание и упала, как теперь себя чувствуешь? Ну, почему плачешь, милая? Давай, я тебя помогу пойти в твою комнату. Ты так много читаешь, не отсыпаешься и, из-за этого, твое кровяное давление ниже нормы. Надо беречь себя, милая, еще начитаешься. Ты должна спать не меньше десяти часов!

Молодая, но спортивная женщина — ее мать — помогает своей дочери выпрямиться, одной рукой обнимает ее за талию и ведет наверх по лестнице.

Тем временем, колыхаясь от слабости, плача, но внутренне ликуя, Гермиона с гордостью думала:

„Я успела, успела! Мне это удалось — я снова ребенок, будущее еще не случилось, все еще предстоит. Все можно наладить так, чтобы та жизнь не повторилась.”

Она пьянеет от радости, смотря на свою молодую и здоровую маму, которая в той, другой жизни, глядя на свою несчастливую дочь, рано состарилась, заболела и умерла.

Отец, Ричард Грейнджер, бросается навстречу обеим, осторожно подхватывает дочку на руки и уносит к ее полной света комнате. Первое, что в ней замечает Гермиона, это ее темнеющий посередине комнаты магический сундук и ее старенькая дамская сумочка поверх него. Ее отец, ничего не замечая, обходит вокруг непривычного элемента меблировки, но Эмма сразу обнаруживает нечто незнакомое и, как вкопанная, уставляется на него.

— Ричи, ты видишь этот сундук в комнате Хэтти? Как он здесь появился, ты его принес?

— Эми, не глупи, пожалуйста, дочурке плохо, а ты за что-то зацепилась, — журит ее муж, который возится с уложенной в красивую девчачью кровать в розовых тонах Гермионой как с хрустальной фигуркой. Но пока поправлял воротничок и рукавчики ночнушки, в которой, из-за раннего часа, еще была одета его принцесса, он заметил две новых вещи в ее туалете — золотое кольцо на безымянном пальце правой руки и загадочные стеклянные песочные часики, висящие на золотой цепочке на шее девочки.

Песок мерцал и завораживал взгляд мужчины, и он легким движением потрогал странное украшение.

— Хэтти, милочка, откуда у тебя это? — как бы строгим, но больше восхищенным голосом спросил он у Гермионы. Привлеченная необычным интересом своего мужа к бижутерии, Эмма Грейнджер оторвалась от созерцания деревянного сундука и тоже приблизилась к лежащей на кровати дочке, чтобы посмотреть.

Быстрым движением Гермиона схватила объект интереса своих родителей, всмотрелась в его мерцающем содержании и в ее голове кто-то закричал:” Гарри! Гарри! Гарри!”

Вдруг она встрепенулась и крикнула:

— Мам, какое сегодня число?

— Тридцать первое июля, милая, — ответила ей Эмма, наблюдая как Ричард, внимательно притягивает легкое хлопковое одеяло к подбородку дочки, а затем выпрямляет складки простыни ее тесной детской кровати. — Но ты ничего об этом не ответила, — указала она на хроноворот.

— Потом, мама, потом, — прервала его девочка. — А который год?

— 1991 года, тыковка. Как ты могла забыть, что осенью идешь учиться в школу Волшебства и колдовства Хогуортс! Ты обещала нам, что выучишься и будешь самой выдающейся ведьмой своего поколения.

Как ей забыть такое?

Но там, откуда она вернулась, вроде бы и забыла свое, данное родителям обещание.

Важность сегодняшнего числа подбрасывает ее из уютной кровати, и она заметалась шутихой по своей комнате. Под ошарашенными взглядами обоих взрослых она одела на себя розовую маечку, потом передумала и сменила ее на белую хлопковую блузку. Джинсовая тёмно-синяя юбка, белые босоножки на ногах и она стала толкать развеселенных быстротой переодевания родителей к лестнице, попутно лепеча:

-Мама, папа, нам надо быстро в Лондон, в Косой переулок! Нам надо спешить, чтобы не упустить его приезд. Это очень, очень важно — встретиться сегодня с ним. Папочка, да не ленись, прошу тебя!

— Куда, Хэтти? С кем ты хочешь встретиться? — ее мать, Эмма, вдруг насторожилась бессвязным лепетом Гермионы и испуганными, полными невысказанной тревоги глазами посмотрела на свою единственную дочь. — Хэтти, ты меня пугаешь, мы никуда не будем...

— Но мамочка, там будет Гарри, Гарри Поттер — мы читали о нем в „Истории Хогвартса”, и в „Возвышении и падении Темных Лордов двадцатого века”, и в.... — Гермиона захлебывается словами, пробуя доказать важность посещения волшебного мира именно сегодня. — Сегодня его День рожденья, и он явится за покупками. Я должна поговорить с ним, чтобы не позволить случиться самому страшному, не упустить его. Пожалуйста-а-а-а...

Увидев, что с истерикой дочки они не справятся, кроме того — смысла отказывать ей в ее маленькой прихоти не было, раз у них был летний отпуск, поэтому Эмма и Ричард переглянулись и синхронно кивнули друг другу. Почему бы не поехать поразвеяться, закупиться, посмотреть кино, эпизод „Алиены”, например... Они решили прогуляться до Лондона и почему бы не начать прогулку с Косого переулка, если Хэтти так настаивает о встрече с этим своим героем, Гарри Поттером.

Но, чтобы не выглядело со стороны, что они сдаются без боя, Эмма заворчала с озабоченным видом:

- Ты еще не оправилась после утренней потери сознания, надо подвезти тебя до больницы... Еще не завтракала...

— Я чувствую себя превосходно, ничего не болит, в голове царит спокойствие, светит солнце, — возразила Гермиона и стала тянуть отца к входной двери. — Перекусим по пути, полежу на заднем сиденье, возможно вздремну немножко, ну, давайте ехать уже!

Ее родители снова посмотрели друг другу в глаза на целую минуту, после которой оба прыснули и смеясь, согласились, что в семье командует кто-то другой, но точно не они.

* * *

Лежа на заднем сиденье машины, Гермиона призадумалась о том, что, когда-то, по возвращению домой после первого курса она стала вечером мечтать. Она мечтала о том же, о чем мечтают все маленькие девочки — в основном, о принце на белом коне, который придет и заберет с собой и увезет куда-то туда, среди белых облаков. Внезапно, однажды, она спохватилась, что лицо принца определилось и стало похоже на лицо ее однокурсника, Гарри Поттера.

Снова дома, после третьего курса в Хогвартсе она, наконец, призналась себе, что любит его всем сердцем и начала каждым вечером, перед сном, писать ему любовные записки, которые утром уничтожала, так и никогда не отправив их к нему, стыдясь своих взрослых чувств к этому невысокому мальчику. На третьем курсе, в свои четырнадцать лет, она чувствовала себя взрослой, оформившейся девушкой в то время как он был еще маленьким.

Позже, под беспрестанным нытьем сестры Рона, Джинни, что она с самого детства влюблена в Мальчика-который-выжил, а он ее не замечает, Гермиона сама оттолкнула от себя Гарри, бросив его Джиневре, не задаваясь вопросом, что выбор — дело обоюдное. Чтобы не ударить лицом в грязь под пытливо смотрящими зелеными глазами, полными тысяч неозвученных вопросов к ней, она стала его уверять, что ей нравится Рон. И повторяла как заведенная шарманка, что Джинни хорошая девчонка, что та его любит.

Поступая так, Гермиона совершила двойное преступление — соврала сначала своему другу Гарри, что к нему она совершенно безразлична, а ей нравится рыжий придурок. Соврала и насчет порядочности сестры Рона, в загребущие ручонки которой сама его толкнула, тем самым обрекся на печальную, почти рабскую жизнь. А ему, Гарри, гарантировала такое громоздкое, как у его Патронуса, головное украшение, что все ему смеялись за спиной.

Теперь она уже знала, что не она была ответственна за принятые ошибочные решения. Все было заранее спланировано и реализовано под вещим оком и строгой правой рукой Молли Уизли. Рыжая толстуха сама выбрала Гермиону в невестки, она и пригласила ее впервые погостить летом у них в Норе, она и стала поить ее зельями и толкать своего шестого отпрыска к самой лучшей ученице выпуска.

Но почему они выбрали именно ее, почему не другую девушку?

Когда Гермиона представила себе расстановку своих друзей, она сразу поняла — она была полезна Уизли, только потому что ее первым другом был Гарри Поттер, герой Волшебного мира. Ценный союзник и завидный жених, о котором, сама себе не отдавая в том отчет, девушка стала заботиться, помогать в учебе, защищать. Зная недалекий ум своего ленивого шестого отпрыска, Молли и Артур, наверное, подумали почему бы, одной пулей не убить двух зайцев. Пусть, если магглорожденной выскочке так хочется кому-либо помогать, не потянуть за собой Рончика. И обеспечить их дочке, Джинни, желанного парня в мужья.

С этим — все понятно, но почему Уизли выбрали ее в качестве невестки? Почему не выбрали какую-то другую девушку, чистокровную?

Подумав немного, Гермиона сама себе ответила, потому что ответ на последний вопрос сам засветился в голове яркой красной лампочкой, но только сейчас, после возвращения.

„Боже мой, Мерлин, какая я тупая дура, — пожурила она себя, злясь за свою опрометчивость. — Где, в каком захолустье мира, Уизли нашли бы чистокровную ведьму, готовую ради Рональда, пойти на такое — выйти за Предателя крови! Подумать только, они все взяли себе в жены либо магглорожденных, вроде меня, либо полукровок, или полувейл. О Приворотном нечего и говорить! Но ведь, Билл и не Уизли... Надо подумать, что там с этим ритуалом Усыновления не в порядке. Что-то там существует, какая-то деталь, о которой Драко сам не догадался. Быть может, во время того ритуала по принятию в род все обстоятельства забываются, как иначе объяснить это рвение Уизли к грязнокровкам, Артура — к магглам...”

И чтобы уладить счастье обжорливого лодыря, ее поили, околдовывали... Молли, подобно генералу, вела свою красную армию в бой по завоеванию волшебного мира, но кто-то давал ЕЙ указания?

Хех! А кого, как не своего школьного директора — дай вспомнить — высокая сутулая фигура, разодетая в атласную мантию яркого цвета, длинная белая борода, мерцающие синевой за очками-половинками глаза, выражение Доброго Дедушки, вкупе с акульими челюстями — кого еще, как не самого профессора Альбуса ПБВ Дамблдора, обожала больше своих детей Молли Уизли? Не ему ли верно и преданно служила вся ее семья, начиная с нее самой и заканчивая рыжеволосой шалавой, своими причитаниями так хитро затолкавшей Гермиону в ж — — чертовой бабушки? Хныча какая она несчастная из-за того, что ЕЕ любимый парень Гарри Поттер даже и не замечает ее, Джиневру, а все к ней, Гермионе, липнет и общается Рыжая бестия добилась своего. И сумела убедить «самую умную ведьму своего поколения», что Рон целыми днями вздыхает, а ночью глазом не смыкает, думая и мечтая о ней — Гермионе.

После пятнадцати часов в сутки непрестанного хныканья и хлюпанья носом рыжей доставучки, мозговой центр Золотой троицы наконец не выдерживает и сдается рыжим в лапки.

Тем самым давая лишнее доказательство тому, что даже самый выдающийся ум иногда засыпает и позволяет навесить лапшу на уши.