Зарисовки (джен)

Маленькая часовенка Скайхолда ничуть не напоминала огромную киркволльскую церковь. Отдельного здания для дома Создателя в крепости вообще не предусмотрели: статуя Андрасте, подсвеченная неровными огоньками алых свечей, оттененная парой гобеленов и тонкой книгой с выдержками из «Песни Света», ютилась в небольшой келье. Вход в нее прятался в саду, и найти его было не так просто — к дому Создателя вело два пути, и оба длинных: каменная галерея, прилепившаяся к основанию донжона и опоясывающая весь сад, и едва заметная, заросшая тропинка, петляющая по дикой части, опоясанная разросшимися кустами плетущейся колючей розы. Леди Инквизитор довольно ярко демонстрировала свое отношение к религии, хотя, на самом деле, скорее всего, просто не подумала об этом.

И все же желающие побеседовать с Создателем и Его Невестой находились регулярно: в таком расположении часовни была своя прелесть — тишина и уединение, которые едва ли можно было найти в полной солдат крепости. Вот и Варрик искал именно их — тишины и уединения, — хотя, конечно, не ради молитвы. После поездки в сердце орлейского серпентария, то есть Игры — на Зимний бал в Халамширале, — появилась пара интересных идей для будущей книги. Они теснились в голове, мешали друг другу и громко требовали бумажного воплощения. Их стоило упорядочить, обдумать и встроить в общую схему повествования; вечная суета Скайхолда, в которую обычно писатель с охотой окунался, теперь только мешала и сбивала с мысли.

И вот, попетляв по тропинкам, чтобы наверняка оторваться от возможных поклонников, оставив фрагмент рукава на колючках одной особенно любвеобильной и хищной — интересный образ — розы, преодолев невысокий заборчик, он остановился перед чуть приоткрытой дверью, ведущей в местное средоточие веры.

Хотя с этим он бы тоже поспорил. За последние месяцы леди Инквизитор — Вестница Андрасте — привлекала внимания куда больше, чем сама Невеста Создателя.

Вот только вожделенное место оказалось занятым: изнутри доносился тихий шепот, так что слов не разобрать, и такой же тихий звон металла и скрип кожи. Кто бы ни решил раскрыть душу высшим силам, он явно носил доспехи. И, поскольку никто из интересующих Варрика персонажей находиться внутри не мог — Искательница верить предпочитала молча, Героя куда проще было найти в таверне, Кудряш от своих отчетов отрывался не каждый день даже на сон, а остальные доспехов не носили, — гном осторожно отступил обратно в заросли роз. Неожиданное препятствие вызвало легкое чувство досады: не так чтобы сильно расстроило, да и часовней мог пользоваться любой посетитель Скайхолда, но на работу писатель настроиться успел.

С другой стороны, хорошо, что эту подлянку судьба подбросила не на пороге сортира. Вот там это было бы и правда крайне досадно.

За размышлениями, подождать ли, пока таинственный посетитель закончит и уйдет, или не терять время даром, Варрик едва не пропустил еще одно действующее лицо. Куда более уместное, чем писатель, если уж честно.

Мать Жизель медленно подошла к двери в часовню и замерла рядом с ней так же, как несколькими минутами раньше сам гном. Но сделала противоположный выбор: мягко толкнула дверь и прошла внутрь. «И зачем мне чужие проблемы?» — философски подумал писатель и развернулся в сторону более обжитых тропинок сада. Посидеть над записями можно было и в одной из беседок, если повезет, то его там найдут не сразу.

А потом ноги сами, без участия головы, принесли его к небольшому окошку, сквозь которое наружу выходил дымок от свечей, а вместе с ним и звуки. «К чему мне церковные тайны?» — сам у себя поинтересовался Варрик, а потом обратился в слух.

— Я вижу, что тебя что-то гложет, Фелестия, — говорила мать Жизель привычно-спокойным голосом. — Тебе не обязательно держать все в себе. Если ты захочешь, я всегда выслушаю тебя.

— Я помню, преподобная мать, — хрипло и надломлено отозвалась названная Фелестия.

Варрик только в удивлении вскинул брови: ладно, может, эти тайны ему и интересны. Храмовницу Фелестию он помнил еще по Киркволлу — не то чтобы хорошо знал, но столкнуться с этой «Бандой Трех» ему довелось. Пожалуй, троица ученых — точнее, на момент их встречи уже пара, — импонировала гному: надо обладать хорошим чувством юмора, чтобы, приехав по заданию Церкви, причем ее самого сурового Ордена, назвать свою компанию «Банда».

Судя по тихому шелесту ткани, жрица на месте не стояла — вероятно, зажигала свечи или поправляла что-то из немногочисленного инвентаря, явно давая храмовнице время на раздумья. Но, не дождавшись реакции, мягко поинтересовалась:

— Я знаю, ты была в Киркволле. Расскажешь мне о Владычице Эльтине?

— Я видела ее только раз, — глуховато проговорила Фелестия. — Мы приехали в Киркволл с другой целью. Но слышала, люди любили ее. Вы ее знали?

— Нет, — голос матери Жизель стал громче, похоже, она остановилась возле окна. — Мне не доводилось бывать в Вольной Марке. Но о Киркволле и его Владычице Церкви я, разумеется, слышала.

Фелестия не ответила. После всего, что случилось, едва ли нашелся бы хоть один человек, за исключением разве что дремучих ферелденских крестьян, который не слышал бы о Киркволле. Ну и Варрик, разумеется, для того неплохо постарался: продажи «Истории о Защитнике» оказались даже выше ожидаемых.

В часовне повисло молчание, такое густое, что свечной дымок принялся застревать в нем, не доходя до окошка. Будь хоть один из присутствующих магом, гном счёл бы, что звуки скрывает какое-то заклинание — должны же женщины хотя бы дышать, верно? — но магов внутри не было. Прикрыв глаза, Варрик попытался представить себе мизансцену: небольшое помещение, серые каменные стены, местами покрытые мхом, и три женские фигуры — каменная Андрасте, молитвенно воздевшая руки к небу, но на самом деле получается, что к двери на выход; закованная в сталь Фелестия, скорее всего на коленях перед ней, и мать Жизель чуть левее, под окошком, в спокойной уверенной позе. Эта жрица Церкви умела стоять непринужденно, красиво, с внутренним достоинством — талант, которым обладал не каждый.

Будь эта сцена выписана в романе, на нее можно было бы наложить вуаль символизма: внешний мир и Андрасте на полюсах, между ними кающаяся храмовница, и жрица, что встала чуть в стороне. Пожалуй, на нее вряд ли падает так уж много света — свечи выставляли прямо на полу у ног статуи, так что комната вечно пребывала в сумраке, — но край бело-алых одежд, скорее всего, привлекает внимание. Неплохая вышла бы обложка для книги, рассказывающей о последних событиях.

— Мы пришли в Киркволл по заданию Церкви, — вдруг глухо проговорила Фелестия. — Вернее, Искателей Истины — стремились найти то, что породило магию крови, в надежде уничтожить ее источник. Но вместо этого нашли Недозволенных — тех демонов, что учили людей запретной магии.

— Разве это не было вашей целью? — мягко проговорила мать Жизель. Храмовница не ответила, вместо этого снова послышался скрип кожи и тонкий лязг ударившегося о камень металла — похоже, Фелестия, наконец, поднялась с колен. Звук шагов только утвердил писателя в этой мысли.

— Мы были учеными, — отозвалась, наконец, храмовница. — Привыкли сидеть в архивах, сравнивать карты, отыскивать ссылки в одних трактатах на другие. Брат Кероуэн прекрасно знал историю, Ванель, долийский маг, — разбирался в магии. Я… мне было интересно. Нравилось открывать древние тайны, нравилось чувствовать свою причастность. Нравилось знать, что мы открываем миру информацию, которая могла принести пользу, и скрываем ту, что несла вред. Слишком многое осталось после тевинтерского протектората такого, что могло бы смутить даже самый благонадежный ум.

— Но вы не уничтожали их? — негромко, словно боясь перебивать, поинтересовалась мать Жизель.

Шаги на мгновение замерли, и Фелестия спросила с искренним удивлением:

— Уничтожать знания? Мы и так упустили слишком многое. Уподобиться долийцам и потерять все? Ванель много рассказывал, и он был прав. Церковь многое теряет, отказываясь от некоторых исследований. К тому же то, что единожды было открыто, сможет узнать и другой исследователь. И лучше быть готовым к излишне смелым экспериментам.

Замолчав на мгновение, храмовница продолжила уже другим тоном:

— Искатель Кахейл отправил меня присматривать за магом и монахом с широким взглядом на мир. Предполагалось, что храмовник уравновесит их рвение и присмотрит за соблюдением законов Церкви, но… Кероуэн часто смеялся и называл меня рыцарем и ученым. Не храмовником. Я слишком увлекалась, а вот смирения мне недоставало. С моей подачи мы перешли от теоретических изысканий к реальным поискам.

Фелестия снова замолчала. Варрик с трудом подавил желание привстать на цыпочки и заглянуть в окно, слишком тихо вдруг стало внутри. К счастью, ненадолго.

— Киркволл — огромный лабиринт, шкатулка с потайными отделениями. Мы сумели обнаружить такое, что другим и не снилось: древние фолианты и свитки, трактаты по магии крови, описания экспериментов… И все это лежало в открытых заброшенных комнатах, куда мог пройти любой! В городе, который известен своими проблемами с малефикарами!

— Полагаю, вы спасли много жизней, укрыв эти знания, — заметила мать Жизель.

— Да, — голос Фелестии потух, резко лишаясь той жажды, что проснулась в нем всего мгновение назад. — Думаю, да. Но я не смогла спасти… Мы привлекли внимание. В этом городе множество опасных людей, воры, убийцы, отступники. Ванель часто уводил нас такими дорогами, которыми не рисковали ходить другие, но именно он и поплатился за осторожность. Однажды нас… подкараулили.

— Твоей вины в том нет, — шелест ткани и чуть отдалившийся голос подсказали, что преподобная мать решила все-таки покинуть свой пост. Вероятно, она подошла ближе к храмовнице, но наверняка сказать было сложно.

— Я должна была охранять их, — пробормотала Фелестия. — Я должна была предусмотреть. Я знала, что мы подвергаем себя опасности. Но сначала Ванель… Мы сумели найти логово одной из Недозволенных и тех, кто смог ее убить. Наверно, это можно считать победой, но вкус ее был горек. Когда же нам удалось найти другого демона, я… снова не смогла. Кероуэн…

В этот раз паузы Варрик все же не выдержал и осторожно заглянул в окошко, хоть для этого и пришлось вытянуться во весь рост. Фелестия опустилась на колени, но теперь не у статуи — со склоненной головой она замерла напротив жрицы.

— Я недостойна звания храмовника, — прошептала она. — Я недостойна доверия. Я… удар, который Ванель принял на себя, был предназначен мне. И Кероуэн… я могла его спасти. Но… я струсила.

Мать Жизель мягко опустилась рядом и положила руки на плечи женщины:

— Не стоит корить себя, Фелестия. Все мы — лишь люди; есть вещи, справиться с которыми нам не по силам. Вы выступили против тех, кто привел в мир запретную магию. Возможно, справиться с ними было суждено не вам. Но вы указали на них.

Храмовница склонила голову еще ниже и проговорила еще тише, так что, даже затаив дыхание, Варрик едва расслышал:

— Но это не вернет нашу… банду.

— Тогда сделай так, чтобы ваши труды не остались напрасными, — мать Жизель встала и потянула за собой женщину. — Создатель даёт нам лишь те испытания, что нам по силам, Фелестия. И, возможно, твое ещё впереди.

Храмовница так и не подняла глаз, в отличие от жрицы. Окошко, сквозь которое заглядывал гном, было совсем небольшим, да и снаружи уже темнело, и все же Варрик был готов поклясться, что мать Жизель его заметила. Осторожно отступив, он все же вернулся на тропинку. Некоторые чужие тайны, определенно, не так уж и интересны. И не все сцены просятся на страницы книги.

Хотя книга о троице учёных, влипающих в неприятности, может оказаться интересной. Эту идею тоже стоит записать, на будущее.