Зарисовки (джен)

Зеркало отражает

…комнату с тысячей костюмов и масок, ставших роднее собственного лица, заменивших прошлое, лживо обещающих будущее, смеющихся и рыдающих, гневных и влюбленных. Скрывающих за улыбками и шелками острые кинжалы.

Позволяющими спрятаться.

…тяжёлые бархатные портьеры, когда-то алые, а теперь бордово-ржавые, пропыленные, словно запекшаяся кровь. Маски скрывают их почти полностью, но тягучая кровь стекает складками ткани, проступает сквозь вырезы глаз.

Стекает по лицу из разрезов, брызгает на руки из ран.

…золотые канделябры, чье пламя отблескивает алым, неровно бьётся на сквозняке из приоткрытого окна. Тянет пряностями и горящим маслом, удушливо-сладким ароматом роз, в котором чудится подтон гнили и скверны.

Так пах дом, когда он еще был — в последний раз. Так пахла та, что спасла и убила. Так пахла ненависть.

…взлетающие фейерверки, чьи взрывы заглушает гомон толпы. Радостные крики, доносящиеся с улицы, искажаются и чудятся в них ноты страха и боли, и смех становится натужным, словно с ножом у горла.

Все, что осталось.

Зеркало отражает шрамы. Уродливые рубцы, сетью покрывающие нежную кожу. Набухшие алые и почти растаявшие белесые, паутиной обвивающие лицо.

Стальной отблеск ножа, пьяный смех и боль.

Зеркало отражает магию, скрывающую лицо слоем грима — ещё одной маской, позволяющей спрятать свое прошлое.

Где была эта магия, когда ее уродовали?

— Но теперь она с тобой, — шелестит по комнате вкрадчивый голос Второй. — Больше никто не посмеет причинить тебе боли.

Боль. Ее почти не осталось в памяти, все заслонил собой страх.

Запах крови и дерьма из вывороченных наружу кишков. Запах дыма от костров и стали мечей, которыми тщетно пытались защититься люди. Запах скверны, что шел вместе с нападающими — жуткими тварями, порождениями тьмы и смерти, мертвыми если не снаружи, то наверняка внутри.

Деревня горит, и это ее вина, ее магия, ее страх. Но ни огонь, ни магия, ни страх не спасают, и она видит, как лавина тварей устремляется вверх по улице. Разрывает надвое соседку, тетку-пекаря, что угощала маленькую Амалию печеньем. Распарывает горло мальчишке-пастуху, что учил ее плавать.

Ничто не помогает, и Амалия бежит в самое страшное место: подвал, куда отец запрещал ей соваться. Может, и они не сунутся?

Но там она встречает Китти, свою любимую Китти, от которой почти сразу ее спасли пришедшие герои. Они прогнали порождений тьмы и забрали Китти. Но где они были, когда через день на оставшихся в живых жителей деревни напали разбойники? Благородные герои оставили их на смерть — она помнит бледное лицо мертвого отца. Она помнила запах паленого мяса и крики старого Сэма, который гонял ее из своего яблоневого сада. Она помнит крики Лотти, которую утащили эти твари в человеческом обличье, сдирая ее платье прямо на ходу. Она помнила, как пришли за ней.

Стальной блеск ножа. Хриплый и пьяный смех. Грубые руки, придавившие ее к полу. Острое лезвие рядом с ее глазом, в последний момент впивающееся ниже. Соль, жгучая, убивающая соль, и снова смех.

О, если бы милая Китти осталась с ней!

Не было бы этих ночей, полных боли, не было бы дней рядом с полуживой Лоттой.

Не было бы шрамов.

— Скоро она снова будет с тобой, — голос Второй вкрадчив и мягок, словно кошачья лапка. Но совсем не такой, как у Китти. Китти любила ее, а Вторая только использует. Они обе используют друг друга.

Голос ластится, обволакивает, скрывая некстати ожившую память. Скрывая каждый раз оживающую при виде шрамов память.

Зеркало отражает ее лицо, но оно меняется, шрамы пропадают, и ее карие глаза наливаются лиловым. Теперь из зеркала смотрит Вторая, а ее руки мягко ложатся на плечи.

— Старший вернет тебе твою Китти, а мне мою силу, — ласкающе шепчет она, и уха касается горячее дыхание несуществующих губ. — Нам нужна всего лишь малость. Одна герцогиня, одна императрица. Будет весело.

И Амалия улыбается, растягивая уже почти невидимые под магией шрамы в уродливую гримасу ужаса. Если Вторая обещает, будет и правда весело.

Но не всем.

* * *

Алая кровь стекает по лезвию. Яркая. Живая. Свежая.

Последний хрип как последний аккорд на лютне, которую все еще сжимает умелая, но такая мертвая теперь рука. Жить под музыку и умирать музыкой, последним ее дыханием, последним владыкой и последним слугой. Барды.

— Благодарю, — герцогиня смотрит без страха, хотя нож все еще угрожающе поднят, хотя маска скрывает лицо — здесь все лица скрывают маски, — хотя черно-алый костюм шута говорит сам за себя. В этой Игре ферзь не волен в своих движениях, конь заперт в тесной клетке, а шут прячет в ярком трико кинжал. Иногда этот кинжал обращается против ферзя, но сегодня ставки иные, и кровью своей расплатился бард, решивший проследить за ферзем.

— Мой господин восхищен вами, — мурлычет Вторая голосом Амалии. — Мой господин отправил меня помочь вам. Во всем.

— Вот как? — Великая герцогиня улыбается, но смотрит расчетливо. — Весьма смелое обещание для незнакомца.

Амалия прячет кинжал, мельком жалея, что больше не удастся полюбоваться переливами крови на стали, и подходит поближе. Вкрадчиво шепчет Вторая:

— Мой господин станет богом. Он может позволить себе обещания. Он может позволить себе союзников. Он может помочь своим союзникам.

Великая герцогиня Флорианна чуть наклоняет голову. И проходит мимо, в последний момент роняя:

— Следуй за мной.

Слабость накатывала волнами, отдаваясь пульсирующей болью в основании глазниц. Реальность билась прибоем ей в такт, то приближаясь, садня кровавыми ранами на руках, выжигая глаза слепой тьмой окружения, отдаваясь болью в позвоночнике, то откатываясь вдаль, оставляя наедине с привычными шепотками из-за Завесы. Сил шевельнуть хотя бы пальцем не было, хотя что-то внутри нашептывало: стоит взять себя в руки, зажечь светляк и осмотреться — в какую неприятность он влез на этот раз. Сиплое, разбавляемое всхрапами, дыхание, всплывающее вместе с болью и темнотой, намекало, что в неприятности на этот раз он угодил не в одиночку. Это странным образом утешало.

«Помочь тебе некому, — прошелестел знакомый голос. Его обладателя Йован знал ещё со времён Круга магов: его звали Тач, и обычно он докучал рассказами о том, чего достоин юный маг, посулами могущества. За магию крови тоже стоило бы поблагодарить его, сам по себе Йован, может, и не решился бы с ней связываться. Сегодняшний репертуар был чем-то новеньким — уже ради этого стоило вляпаться. — Но я могу дать тебе силу. Подумай, без меня тебе не выбраться».

«Откуда у тебя силы», — привычно огрызнулся маг, когда реальность в очередной раз уплыла куда-то в туман, и вытолкнул навязчивого собеседника из мыслей. Тач был демоном страха, и маг крови Йован превосходил его силой на порядок. Хотя когда-то юному ученику Йовану льстило внимание хоть какого-то демона — значит, и в нем силы достаточно. Но эти времена давно прошли.

В какой-то момент маг осознал, что голос на этот раз слышался лучше, отчётливее привычного, да и полностью от него избавиться не выходило — словно он провалился в Тень, или в сон, или… Это открытие, пожалуй, напугало, так что даже удалось взять себя руки и этими руками пошевелить. Вспышка боли прокатилась по всему телу: кажется, к привычным порезам добавились и другие раны. И синяки. Но на синяки Йован отвык обращать внимание ещё в Круге, а служба у Серых Стражей этот навык развила до полного равнодушия.

— Задохлик? Живой? — раздался хриплый голос Огрена, от которого маг едва не застонал громче, чем от боли. И стоило же из всех сослуживцев оказаться в какой-то дыре именно с вечно пьяным берсерком!

— Живой, — все же отозвался он хриплым, будто сорванным голосом. Стоило все-таки быть справедливым: если не удалось вляпаться вместе со Стражем-командором, то Огрен — лучшая ему замена. Йован открыл глаза, оказавшиеся почему-то закрытыми, и с удивлением понял, что тьма не такая уж слепая: разглядеть знакомую растрепанную бороду удалось почти без проблем. С облегчением выдохнув, маг прохрипел: — Где мы?

— На Глубинных, мать его, тропах, — сплюнул гном куда-то в сторону. — Веришь, от них даже я заколебался уже?

— Верю, — Йован невольно улыбнулся. Патрулирование подземных тоннелей и правда успело достать всех в Ордене. За столько-то лет… — Как мы сюда попали?

Огрен негромко выругался и буркнул:

— Упали. Вместе со всей долбаной крепостью.

Маг снова прикрыл глаза и попытался вспомнить, о чем речь. Почему-то отлично вспоминался Круг магов и его побег. Потом сражение за Денерим. И потом — Амарантайн. Но это было давно. Вспоминались вылазки в заброшенные тейги — это была самая интересная часть патрулирования, ведь всегда можно было найти что-нибудь древнее, хоть черепок какой-нибудь. Правда, чаще находили гнезда порождений тьмы. Однажды был демон гордыни.

Йован тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на мыслях о настоящем времени, и снова едва сдержал стон. Голова ныла немилосердно.

Неплохо помнились последние три года: весь ферелденский Орден провел их под землёй, и за это время им удалось отыскать немало интересного. Древние фрески, выложенные драгоценными камнями, светящиеся лириумные жилы, уходящие в глубину подземелий. При помощи Архитектора им удалось дойти до настоящего логова архидемона, того самого, что пришлось побеждать своими руками. Впрочем, без последней находки лично он, Йован, прекрасно бы обошёлся: удрать от порождений тьмы, что до сих пор охраняли зал своего божества, удалось только ценой нескольких жизней. Да он сам тогда еле ушел целым, крикуна с его шеи сбили в последний момент.

— Что за крепость? — наконец сдался маг. Память о более близких событиях… не то чтобы отсутствовала, но расплывалась так, что собрать единую картину никак не удавалось. Пустыня и большая крепость — это было сейчас или в прошлом? Он бывал в Вейсхаупте, помнил белые стены и красный песок. Сейчас цветовое сочетание в памяти было иным.

— Чё, по голове тоже прилетело? — почти сочувственно отозвался берсерк. — Хренов Адамант. Поехавшая Кларель. Демоны. Хер какой-то из Тевинтера. Вспомнил?

Йован напряг память, и на слове «Адамант» что-то щелкнуло. Все-таки пустыня была в этот раз, и не андерфелсская, а орлейская. Западный предел с его лиловыми песками, в который зачем-то понесло весь орлейский Орден. Чернокаменная крепость Адамант, в которой они заперлись. Страж-командор Кларель, решившая пройтись по Глубинным тропам армией демонов. И тевинтерский малефикар, подавший ей эту прекрасную мысль.

— И какой кретин додумался бабу во главе ставить? — бурчал Огрен. — Что Кларель, что Бранка, одни проблемы.

— А как же леди Инквизитор? — Йован усмехнулся. Вспомнились, наконец, все подробности, в том числе и тот, вернее, та, кто их и просил проверить Адамант. Инквизитору верить хотелось: она уже давно показала, чего стоит. Многого.

— Ещё посмотрим, чо она там навоюет, — недовольно отозвался гном и скомандовал: — Короче, задохлик, раз ты ожил, давай лечи нас и пошли отсюда. Этих спасателей пока дождешься, жопа в камень превратится.

Маг прикрыл глаза, оценивая свое состояние: как бы чего не перепутать и вместо лечения не добавить новых проблем. Но головная боль потихоньку отпускала, остальные раны без магии и впрямь не заживут, так что стоило последовать совету невольного напарника. Единственное, что все еще причиняло дискомфорт — это некоторая незаконченность полных воспоминаний. Малефикара и Кларель он помнил, разрыв в Завесе, через который они призывали демонов — тоже, даже нападение этого мага на Стража-командора… а вот что было дальше — память говорить отказывалась.

— Огреб ты от него люлей, чо тут помнить? — Огрен шумно выдохнул, и Йован заподозрил, что какая-то брага у гнома была при себе даже сейчас. — Потом прилетел здоровущий дракон, Инквизиторша наша, а потом вся крепость рухнула в разлом.

— И каким образом мы оказались здесь? Вдвоем?

Гном замолчал и, если глаза не обманывали, отвернулся. Нехотя и как-то без запала ответил:

— Я тебя тащил, потому и вдвоем. Мы уже вниз летели, а потом нас что-то подкинуло вверх, как шипучка пробкой выстрелила. В камень мы вписались знатно, но зато хоть в тоннель влетели.

— А Страж-командор? И остальные? — верить, что герой, на которого Йован старался равняться последние десять лет, погиб, было больно. И странно — выжить ему, малефикару, отступнику, тому, кого с радостью вздернули бы в любом городе мира и любом Круге, когда победитель архидемона, спаситель мира, Герой Мора — мертв.

Но Огрен не обнадежил, кивнул куда-то за спину магу. Там оказался завал, сквозь щели которого пробивались тонкие лучики света. Видимо, туннель засыпало, хоть и не очень плотно. И с той стороны — Глубинный разлом. Предел Бездны. Могила героев…

— Значит, нам надо выбраться, — проговорил, наконец, Йован. — Там остался Корифей. И порождения тьмы, они ведь не исчезли. Мы должны помочь.

— Напомогался я уже, — тихо буркнул гном. — Чуть не сдох с этой помощью.

— Страж-командор бы не отступился, — так же тихо ответил маг.

Огрен на это ничего не ответил. Помолчал немного и велел:

— Лечи давай, отсюда мы один хер никому не поможем. Самим бы не сдохнуть.

Сил, по крайней мере, магических, за последние полчаса не прибавилось. Кажется, тот малефикар был силен — у Йована до сих пор мелко тряслись руки, а светляк, которого он зажег, чтобы разогнать темноту, отозвался темными пятнами в глазах и головокружением. Лириума не было — его не было уже давно, кажется, даже к началу битвы оставался только один флакон, да и тот сгинул в неизвестности.

Зато при себе был верный нож; его подарила магу подруга детства и первая возлюбленная, а сейчас — Первая Чародейка Круга, Солона Амелл. Странно было принимать такой подарок от нее, никогда не касавшейся запретной магии. Ей, кажется, было странно дарить, она даже в глаза ему не смотрела. Тем ценнее он был.

Порез вышел легким и аккуратным. Кровь выступила полосой, набухла каплей и попыталась стечь, но маг подхватил ее, вытянул силу в нить и сплел кружево первого заклинания. Для себя, чтобы унять остатки головной боли и не отвлекаться. Второе досталось Огрену: берсерк вывихнул ногу, ушиб плечо, но если верить его рассказу — это было весьма малой платой за выживание. Сам Йован отделался еще легче, словно их сам Создатель уберег.

Малефикара и берсерка-алкоголика, отравленных скверной. Странная мысль, что до них Создателю?

Самый первый порез, на который маг решился — еще в Круге, — вышел глубоким и сильно кровоточил. Унять тогда кровь едва удалось, и это надолго отбило охоту экспериментировать с запретной магией. Но мальчик рос, а его сила — нет, и храмовники начали поговаривать об Усмирении. Тогда Йован вернулся к магии крови, начиная планировать побег, но все попытки были омрачены страхом разоблачения. Не пустым, ведь в итоге его поймали уже на пороге, за которым начиналась свобода.

Потом была недобровольная попытка вмешаться в политику, и он снова все испортил и попался. И магия крови не помогла.

— Огрен, ты когда-нибудь сидел в тюрьме? — спросил Йован, наблюдая, как берсерк делает первый осторожный шаг, словно пробует, справилась ли магия. Сам он знал, что заклинания никогда не подводили, поэтому очередное сплел почти неосознанно — затягивал порезы, чтобы не нахватать в них грязи. Видит Создатель — если вообще смотрит, конечно, — в его крови и без того достаточно дряни.

— Шутишь, задохлик? — недовольно фыркнул берсерк и второй шаг сделал уже увереннее. — Да я все застенки Орзаммара изучил.

Спрашивать подробности маг не решился, но гном неожиданно поделился сам:

— Когда эта долбанутая стерва, моя женушка, свалила на Глубинные тропы, оставив меня в Орзаммаре, я со злости переколотил половину таверн. А потом и этого сопляка, Мэйно. А чего ты вспомнил?

— Да так, — Йован отвернулся. — Я только однажды, у эрла Эамона. Меня освободил Страж-командор.

Огрен мрачно кивнул, и разговор затих. Вспоминать того, кто погиб, было больно, а не вспоминать не выходило — их обоих он так или иначе спас. Йован не знал, что произошло в Орзаммаре и почему после поиска Бранки берсерк решил уйти на поверхность — он тогда еще не присоединился к Стражам, — но в последующие годы без чуткого руководства эрла Кусланда или Стража-командора Кусланда, в зависимости от возникших проблем, не проходило практически ни дня. И под этим руководством любые проблемы, от перебитой в таверне посуды до осады всего эрлинга, казались мелкими и решаемыми.

Насчет Глубинных троп Огрен явно преувеличил: пока что тоннель на них не походил совершенно. Голые каменные стены без отделки, грубо вытесанный пол со следами когтей. Можно было бы решить, что это отнорок, прокопанный порождениями тьмы, но даже маги Серых Стражей умели читать следы — и здесь оскверненных тварей не было. Видимо, это были те туннели под Адамантом, что когда-то вырыли в качестве стойл для грифонов. Тот выход, откуда грифоны вылетали — ведущий прямо в разлом, — был засыпан, и теперь стоило рассчитывать только на какой-нибудь запасной.

«Здесь нет выхода, — снова проявился Тач. — Ты умрешь здесь, если не решишь принять помощь».

На этот раз поверить этим словам было проще. Темный коридор, больше похожий на драконью кишку, как их себе представлял Йован, не внушал оптимизма. Как не внушали его и не до конца залеченные раны, отсутствие еды и воды, слишком медленно восстанавливающиеся силы. Но связываться с демоном? Андерс уже связался, и чем это кончилось?

Когда Страж-командор решил дать Йовану шанс, он сам в себя не верил. Как и потом, в Амарантайне — магия крови была под запретом, а без нее он явно был недостоин звания Серого Стража. С ней же… Слишком демонстративного использования запретной магии Церковь не простила бы даже Стражу. К счастью, в Башне Бдения, резиденции Ордена, преподобных матерей не было, а остальные жители после битвы в крепости отнеслись к нему неожиданно спокойно. Но Йован все равно старался скрывать свою магию.

Когда же они впервые отправились на Глубинные тропы в долгий рейд… в Вольную марку, в какой-то древний тейг, чтобы проверить опасные слухи о новом виде лириума… мана могла кончиться. Лириум мог кончиться. Кровь же была в тебе до последнего. Если ты не можешь использовать магию крови, значит, ты мертв. И после этого все походы под землю только утверждали его в этом мнении. Запретная магия? Плевать. Если пользы от нее куда больше, чем вреда…

«Разве это единственный запрет?» — промурлыкала Несса, демон желаний. Она появилась не так давно, видимо, Йован стал сильнее или магией крови пользовался слишком часто, раз привлек внимание новых демонов. С этой демонессой он никогда не заговаривал — не то чтобы опасался поддаться ее соблазнам, но предпочитал не проверять свою устойчивость. Особенно сейчас: похоже, в этих туннелях Завеса была слаба, раз голоса были так хорошо слышны. Неудивительно, в общем-то, после всего, что здесь произошло.

— Как ты думаешь, Огрен, далеко до Глубинных троп? — поинтересовался маг, чтобы отвлечься от навязчивых визитеров. Гном недовольно буркнул в ответ:

— Я-то почем знаю? Как выйдем, так сразу узнаешь.

— А как же это ваше чувство камня? — Йован сам не знал, пытается сейчас поддеть напарника или спрашивает всерьез. Но берсерк огрызнулся:

— Слышь, задохлик, я щас чую только как от тебя кровищей несет. И молись, чтобы ЭТО чувство тут было только у меня.

Теперь маг кивнул уже точно серьезно: нападения они бы не пережили. Порождений тьмы в округе не было, это Серые Стражи ощущали, демонов тоже — это он знал как маг, — но под землей водились и другие твари.

Йован на всякий случай взял кинжал в руку — мало ли что, — и быть постарался внимательнее. Тач и Несса отвлекали, но он усилием воли отмахивался от них, пытаясь сосредоточиться на дороге.

* * *

На Глубинные тропы они вышли через несколько часов, не встретив ни одного противника. И оба, одновременно, почувствовали порождений тьмы. Пока что — далеко…

Маленькая часовенка Скайхолда ничуть не напоминала огромную киркволльскую церковь. Отдельного здания для дома Создателя в крепости вообще не предусмотрели: статуя Андрасте, подсвеченная неровными огоньками алых свечей, оттененная парой гобеленов и тонкой книгой с выдержками из «Песни Света», ютилась в небольшой келье. Вход в нее прятался в саду, и найти его было не так просто — к дому Создателя вело два пути, и оба длинных: каменная галерея, прилепившаяся к основанию донжона и опоясывающая весь сад, и едва заметная, заросшая тропинка, петляющая по дикой части, опоясанная разросшимися кустами плетущейся колючей розы. Леди Инквизитор довольно ярко демонстрировала свое отношение к религии, хотя, на самом деле, скорее всего, просто не подумала об этом.

И все же желающие побеседовать с Создателем и Его Невестой находились регулярно: в таком расположении часовни была своя прелесть — тишина и уединение, которые едва ли можно было найти в полной солдат крепости. Вот и Варрик искал именно их — тишины и уединения, — хотя, конечно, не ради молитвы. После поездки в сердце орлейского серпентария, то есть Игры — на Зимний бал в Халамширале, — появилась пара интересных идей для будущей книги. Они теснились в голове, мешали друг другу и громко требовали бумажного воплощения. Их стоило упорядочить, обдумать и встроить в общую схему повествования; вечная суета Скайхолда, в которую обычно писатель с охотой окунался, теперь только мешала и сбивала с мысли.

И вот, попетляв по тропинкам, чтобы наверняка оторваться от возможных поклонников, оставив фрагмент рукава на колючках одной особенно любвеобильной и хищной — интересный образ — розы, преодолев невысокий заборчик, он остановился перед чуть приоткрытой дверью, ведущей в местное средоточие веры.

Хотя с этим он бы тоже поспорил. За последние месяцы леди Инквизитор — Вестница Андрасте — привлекала внимания куда больше, чем сама Невеста Создателя.

Вот только вожделенное место оказалось занятым: изнутри доносился тихий шепот, так что слов не разобрать, и такой же тихий звон металла и скрип кожи. Кто бы ни решил раскрыть душу высшим силам, он явно носил доспехи. И, поскольку никто из интересующих Варрика персонажей находиться внутри не мог — Искательница верить предпочитала молча, Героя куда проще было найти в таверне, Кудряш от своих отчетов отрывался не каждый день даже на сон, а остальные доспехов не носили, — гном осторожно отступил обратно в заросли роз. Неожиданное препятствие вызвало легкое чувство досады: не так чтобы сильно расстроило, да и часовней мог пользоваться любой посетитель Скайхолда, но на работу писатель настроиться успел.

С другой стороны, хорошо, что эту подлянку судьба подбросила не на пороге сортира. Вот там это было бы и правда крайне досадно.

За размышлениями, подождать ли, пока таинственный посетитель закончит и уйдет, или не терять время даром, Варрик едва не пропустил еще одно действующее лицо. Куда более уместное, чем писатель, если уж честно.

Мать Жизель медленно подошла к двери в часовню и замерла рядом с ней так же, как несколькими минутами раньше сам гном. Но сделала противоположный выбор: мягко толкнула дверь и прошла внутрь. «И зачем мне чужие проблемы?» — философски подумал писатель и развернулся в сторону более обжитых тропинок сада. Посидеть над записями можно было и в одной из беседок, если повезет, то его там найдут не сразу.

А потом ноги сами, без участия головы, принесли его к небольшому окошку, сквозь которое наружу выходил дымок от свечей, а вместе с ним и звуки. «К чему мне церковные тайны?» — сам у себя поинтересовался Варрик, а потом обратился в слух.

— Я вижу, что тебя что-то гложет, Фелестия, — говорила мать Жизель привычно-спокойным голосом. — Тебе не обязательно держать все в себе. Если ты захочешь, я всегда выслушаю тебя.

— Я помню, преподобная мать, — хрипло и надломлено отозвалась названная Фелестия.

Варрик только в удивлении вскинул брови: ладно, может, эти тайны ему и интересны. Храмовницу Фелестию он помнил еще по Киркволлу — не то чтобы хорошо знал, но столкнуться с этой «Бандой Трех» ему довелось. Пожалуй, троица ученых — точнее, на момент их встречи уже пара, — импонировала гному: надо обладать хорошим чувством юмора, чтобы, приехав по заданию Церкви, причем ее самого сурового Ордена, назвать свою компанию «Банда».

Судя по тихому шелесту ткани, жрица на месте не стояла — вероятно, зажигала свечи или поправляла что-то из немногочисленного инвентаря, явно давая храмовнице время на раздумья. Но, не дождавшись реакции, мягко поинтересовалась:

— Я знаю, ты была в Киркволле. Расскажешь мне о Владычице Эльтине?

— Я видела ее только раз, — глуховато проговорила Фелестия. — Мы приехали в Киркволл с другой целью. Но слышала, люди любили ее. Вы ее знали?

— Нет, — голос матери Жизель стал громче, похоже, она остановилась возле окна. — Мне не доводилось бывать в Вольной Марке. Но о Киркволле и его Владычице Церкви я, разумеется, слышала.

Фелестия не ответила. После всего, что случилось, едва ли нашелся бы хоть один человек, за исключением разве что дремучих ферелденских крестьян, который не слышал бы о Киркволле. Ну и Варрик, разумеется, для того неплохо постарался: продажи «Истории о Защитнике» оказались даже выше ожидаемых.

В часовне повисло молчание, такое густое, что свечной дымок принялся застревать в нем, не доходя до окошка. Будь хоть один из присутствующих магом, гном счёл бы, что звуки скрывает какое-то заклинание — должны же женщины хотя бы дышать, верно? — но магов внутри не было. Прикрыв глаза, Варрик попытался представить себе мизансцену: небольшое помещение, серые каменные стены, местами покрытые мхом, и три женские фигуры — каменная Андрасте, молитвенно воздевшая руки к небу, но на самом деле получается, что к двери на выход; закованная в сталь Фелестия, скорее всего на коленях перед ней, и мать Жизель чуть левее, под окошком, в спокойной уверенной позе. Эта жрица Церкви умела стоять непринужденно, красиво, с внутренним достоинством — талант, которым обладал не каждый.

Будь эта сцена выписана в романе, на нее можно было бы наложить вуаль символизма: внешний мир и Андрасте на полюсах, между ними кающаяся храмовница, и жрица, что встала чуть в стороне. Пожалуй, на нее вряд ли падает так уж много света — свечи выставляли прямо на полу у ног статуи, так что комната вечно пребывала в сумраке, — но край бело-алых одежд, скорее всего, привлекает внимание. Неплохая вышла бы обложка для книги, рассказывающей о последних событиях.

— Мы пришли в Киркволл по заданию Церкви, — вдруг глухо проговорила Фелестия. — Вернее, Искателей Истины — стремились найти то, что породило магию крови, в надежде уничтожить ее источник. Но вместо этого нашли Недозволенных — тех демонов, что учили людей запретной магии.

— Разве это не было вашей целью? — мягко проговорила мать Жизель. Храмовница не ответила, вместо этого снова послышался скрип кожи и тонкий лязг ударившегося о камень металла — похоже, Фелестия, наконец, поднялась с колен. Звук шагов только утвердил писателя в этой мысли.

— Мы были учеными, — отозвалась, наконец, храмовница. — Привыкли сидеть в архивах, сравнивать карты, отыскивать ссылки в одних трактатах на другие. Брат Кероуэн прекрасно знал историю, Ванель, долийский маг, — разбирался в магии. Я… мне было интересно. Нравилось открывать древние тайны, нравилось чувствовать свою причастность. Нравилось знать, что мы открываем миру информацию, которая могла принести пользу, и скрываем ту, что несла вред. Слишком многое осталось после тевинтерского протектората такого, что могло бы смутить даже самый благонадежный ум.

— Но вы не уничтожали их? — негромко, словно боясь перебивать, поинтересовалась мать Жизель.

Шаги на мгновение замерли, и Фелестия спросила с искренним удивлением:

— Уничтожать знания? Мы и так упустили слишком многое. Уподобиться долийцам и потерять все? Ванель много рассказывал, и он был прав. Церковь многое теряет, отказываясь от некоторых исследований. К тому же то, что единожды было открыто, сможет узнать и другой исследователь. И лучше быть готовым к излишне смелым экспериментам.

Замолчав на мгновение, храмовница продолжила уже другим тоном:

— Искатель Кахейл отправил меня присматривать за магом и монахом с широким взглядом на мир. Предполагалось, что храмовник уравновесит их рвение и присмотрит за соблюдением законов Церкви, но… Кероуэн часто смеялся и называл меня рыцарем и ученым. Не храмовником. Я слишком увлекалась, а вот смирения мне недоставало. С моей подачи мы перешли от теоретических изысканий к реальным поискам.

Фелестия снова замолчала. Варрик с трудом подавил желание привстать на цыпочки и заглянуть в окно, слишком тихо вдруг стало внутри. К счастью, ненадолго.

— Киркволл — огромный лабиринт, шкатулка с потайными отделениями. Мы сумели обнаружить такое, что другим и не снилось: древние фолианты и свитки, трактаты по магии крови, описания экспериментов… И все это лежало в открытых заброшенных комнатах, куда мог пройти любой! В городе, который известен своими проблемами с малефикарами!

— Полагаю, вы спасли много жизней, укрыв эти знания, — заметила мать Жизель.

— Да, — голос Фелестии потух, резко лишаясь той жажды, что проснулась в нем всего мгновение назад. — Думаю, да. Но я не смогла спасти… Мы привлекли внимание. В этом городе множество опасных людей, воры, убийцы, отступники. Ванель часто уводил нас такими дорогами, которыми не рисковали ходить другие, но именно он и поплатился за осторожность. Однажды нас… подкараулили.

— Твоей вины в том нет, — шелест ткани и чуть отдалившийся голос подсказали, что преподобная мать решила все-таки покинуть свой пост. Вероятно, она подошла ближе к храмовнице, но наверняка сказать было сложно.

— Я должна была охранять их, — пробормотала Фелестия. — Я должна была предусмотреть. Я знала, что мы подвергаем себя опасности. Но сначала Ванель… Мы сумели найти логово одной из Недозволенных и тех, кто смог ее убить. Наверно, это можно считать победой, но вкус ее был горек. Когда же нам удалось найти другого демона, я… снова не смогла. Кероуэн…

В этот раз паузы Варрик все же не выдержал и осторожно заглянул в окошко, хоть для этого и пришлось вытянуться во весь рост. Фелестия опустилась на колени, но теперь не у статуи — со склоненной головой она замерла напротив жрицы.

— Я недостойна звания храмовника, — прошептала она. — Я недостойна доверия. Я… удар, который Ванель принял на себя, был предназначен мне. И Кероуэн… я могла его спасти. Но… я струсила.

Мать Жизель мягко опустилась рядом и положила руки на плечи женщины:

— Не стоит корить себя, Фелестия. Все мы — лишь люди; есть вещи, справиться с которыми нам не по силам. Вы выступили против тех, кто привел в мир запретную магию. Возможно, справиться с ними было суждено не вам. Но вы указали на них.

Храмовница склонила голову еще ниже и проговорила еще тише, так что, даже затаив дыхание, Варрик едва расслышал:

— Но это не вернет нашу… банду.

— Тогда сделай так, чтобы ваши труды не остались напрасными, — мать Жизель встала и потянула за собой женщину. — Создатель даёт нам лишь те испытания, что нам по силам, Фелестия. И, возможно, твое ещё впереди.

Храмовница так и не подняла глаз, в отличие от жрицы. Окошко, сквозь которое заглядывал гном, было совсем небольшим, да и снаружи уже темнело, и все же Варрик был готов поклясться, что мать Жизель его заметила. Осторожно отступив, он все же вернулся на тропинку. Некоторые чужие тайны, определенно, не так уж и интересны. И не все сцены просятся на страницы книги.

Хотя книга о троице учёных, влипающих в неприятности, может оказаться интересной. Эту идею тоже стоит записать, на будущее.

Солнце вставало над самым прекрасным в мире городом, расцвечивая его золотистой палитрой дня. Редкая зелень скверов и парков Первого круга вспыхивала под лучами охрянными бликами, отражаясь от стен Серебряного Шпиля, играла огненными иллюзиями в брызгах фонтана на площади Трех Императоров и укрывала район легкой дымкой. Парящий над городом Круг магов казался на рассвете леденцово-янтарным, и падающие вниз капли от прошедшего ночью дождя вспыхивали в полете огненными искрами. Город казался шкатулкой, полной украшений, но искушенный человек знал, что главным достоинством Минратоса, столицы древнейшей человеческой империи, была вовсе не красота. Едва ли хоть один город во всем Тедасе мог похвастать таким количеством могущественных артефактов, умелых магов и старинных трактатов.

Ночью улицы Минратоса переливались заклинаниями так ярко, что перекрывали свет звёзд, а иногда и луны. Алые фонари «Вуали Разикаль», золотистые огни Большой императорской библиотеки, белые и голубые блики Серебряного Шпиля выделялись на фоне ночной тьмы, обрисовывая силуэт столицы. Многочисленные рекламные вывески всех цветов и размеров, на которые с большой охотой тратились торговцы, казались яркими светлячками, запертыми в фигурном стекле.

Сейчас вся эта иллюминация отцветала, уступая место солнцу, и это время архонт особенно любил: сочетание вершин магической науки и мощи природы порой выдавало поразительные картины. Минратос часто накрывали туманы, и в них светящиеся огни обретали очертания призраков и древних божеств. С балкона главного дворца столицы — его собственного, Дворца архонта, — вид на ярко светящиеся ближайшие районы, черное кольцо окраины и усыпанное звездами море был захватывающим. В иные дни от восторга перехватывало дыхание, даже теперь, спустя столько лет и рассветов.

Все это: светящиеся огни и туманы, парящее в небе кольцо Магистериума и едва заметную отсюда Рыбную площадь неподалеку от Черного порта, магистров и работорговцев — архонт считал своим. Конечно, официально в Тевинтере власть принадлежала Магистериуму, и три с лишним сотни титулованных магов тщательно старались перетянуть одеяло власти на собственную задницу, но правда была в том, что мнением уважаемых коллег можно было без особых проблем манипулировать. Тонкое искусство интриги Радонис освоил еще в детстве — и именно это позволило ему удержать титул архонта после смерти отца, — поэтому нечасто мнение Магистериума шло вразрез с его планами.

Раньше. Так было раньше — до появления венатори и их предводителя.

Пушистая белая кошка вальяжно прошлась у ног хозяина, вспрыгнула на перила балкона, едва не спихнув вниз кубок вина, и уставилась на город.

— Осторожнее, Лаэта, — Радонис убрал вино подальше от своей любимицы и положил руку ей на спину. Кошка нетерпеливо переступила лапами, и архонт почесал кончиком пальца ее между лопатками. — Занятно выбирать между величием других и своим собственным, верно, Лаэта?

Былое величие империи Тевинтер, которым грезили самые наивные из тех ядовитых змей, что приползали на заседания Магистериума, было отличным рычагом давления — и были времена, когда Радонис сам пользовался им. Сейчас же удобный аргумент повернули против него: что сделал нынешний правитель ради расширения границ империи или хотя бы победы над северными варварами? Он мог бы многое ответить, но необходимости в ответах не было; иногда достаточно только вопросов.

Впрочем, пока что большинство предпочитало проверенного временем лидера и свои теплые места, а потому и идею перемен восприняли со скепсисом. Древний жрец Думата, собирающийся стать богом, вызвал не прилив энтузиазма, а настороженность, и потому сегодняшнее — уже вчерашнее — заседание обернулось едва ли не митингом в поддержку мира. Даже магистр Вирен, ежемесячно требующий увеличения финансирования легионов, в этот раз предпочел отмолчаться.

Возможно, величие родной страны, возвращение ее традиций и было идеалом, к которому должен стремиться каждый имперский патриот. Но величие собственных должностей пока что заботило больше — и это радовало архонта, поскольку в этом отношении он ушел от коллег недалеко.

Трон принадлежал ему. Этот затянутый дымкой город принадлежал ему. Вся империя принадлежала ему — и менять этот факт он не собирался даже ради бога.

— Идем, Лаэта, — Радонис одним глотком допил вино, подхватил пушистую любимицу и направился в кабинет. Ночь принесла ему множество тайных совещаний, день обещал еще большее количество явных.

Истинный архонт империи Тевинтер собирался дать бой самозваному богу. На своих условиях и на своем поле.

Тайный канцлер Инквизиции стояла у окна, разглядывая заросший сад Скайхолда, и ловила себя на непривычном и, казалось, надежно забытом чувстве. Зависти.

Внизу, в беседке, устроились навязанная императрицей Орлея советница по магии и ее сын. Будь воля самой Лелианы, Морриган не подошла бы к Инквизиции и на выстрел арбалета… или даже требушета… но с некоторыми союзниками спорить было совершенно невозможно. К тому же приходилось признать, что польза от ведьмы была — и сейчас, и десять лет назад: Морриган была умна, хитра и знала многое о магии. А главное, не стремилась занять положение лидера, да и вообще не вмешивалась в планирование очередной кампании. Идеальный союзник, если не брать в расчет ее собственных неизвестных мотивов.

Но завидовала Лелиана не этому. Темные волосы, прямой нос, небольшой медальон с грифоном, который носил десятилетний мальчик, сидящий сейчас рядом с неоднозначной союзницей, напоминали совсем другого человека. Того, о чьем местонахождении тайный канцлер могла только догадываться. Того, кого не видела уже несколько лет.

Может быть, сейчас она могла бы сидеть в саду и рассказывать истории сыну или даже дочери, или обоим, а те внимательно слушали бы мать? Или, скорее, носились вокруг, разбивая тишину радостным смехом. И их отец непременно находился бы где-то рядом.

Когда она упустила этот шанс? Во время Мора, когда темная колдунья предложила свой незаконный, но необходимый ритуал? Или после, когда согласилась помочь своей давней спасительнице, а потом погрязла в проблемах Церкви? Когда не приехала в Амарантайн в первый раз или не смогла вырваться из круговерти дел в последний?

Лелиана бросила последний взгляд за окно и вернулась к своему столу. Возможно, сделай она иной выбор десять лет назад, и жизнь была бы иной. А возможно, нет — потому что нельзя перестать быть бардом просто по щелчку пальцев; потому что нельзя забыть азарт охоты; потому что из убийцы не получится домохозяйка.

В любом случае, выбор сделан.

Но на еще один шанс надежда все равно теплилась. Ведь второй шанс всегда должен быть…

Карты, подчиняясь привычным движениям рук, сатиново шелестели рубашками. Мелькали рыцари и дамы, беззубо ухмылялась Смерть, сменяли друг друга Луна и Солнце… следить за рисунками было сложно, и чем дальше, тем сложнее. От пестрящих картинок рябило в глазах. Старуха, что так ловко управлялась со своим нехитрым инвентарем, смотрела вперед, и взгляд казался острым и проницательным, хотя весь облик намекал скорее на безумие.

— Чего мы тут забыли? — мрачно пробурчал остриженный так коротко, что просвечивала макушка, орлесианец с капитанским лычками. Второй, явно ниже званием, но держащийся с начальником слишком свободно, хлопнул его по плечу и пьяно рассмеялся:

— Брось, Том, нет ничего плохого в том, чтобы немного подсмотреть, что там под подолом у Андрасте. Когда ты стал таким набожным?

— Повтори, что ты сказал, — с угрозой предложил капитан, и стало заметно, что он тоже нетрезв. — Связываться с церковниками неохота. За сделки с отступниками они по голове не погладят.

Приятель положил руку ему на плечо, ничуть не испугавшись, и громоподобно зашептал:

— Да какая из нее отступница? Старуха на ладан дышит, да и храмовники в деревне есть, забыл? Наврет с три короба, но хоть будет повод для пары баек.

Стриженный поморщился, но кивнул и перевел тяжелый взгляд на гадалку.

— Давай, старая, говори, что меня ждет.

Под взглядом стальных глаз хотелось съежиться, но старуха только безумно захихикала и выложила первую карту. На ней темно-серая, почти черная башня рушилась от ярких молний, бьющих с темно-фиолетовых небес. Не надо было быть магом или предсказателем, чтобы понять: ничего хорошего эта дрянь предвещать не может. Со второй слепым глазом подмигивала луна, и пара каких-то воющих тварей под ней только подчеркивали ее одиночество. Третьим с засаленного картона уставился старик с белой бородой и фонарем в руках, одетый в невнятное тряпье.

Капитан помрачнел еще сильнее, и теперь в его голосе почувствовалась настоящая угроза:

— Ты что это, решила мне беду накликать?

— Беда не жрица, не накликаешь — сама приключится, — снова захихикала старуха и неожиданно крепко схватила его за руку. — Ты свою беду сам найдешь, разрушишь все, что получил, потому что всегда хочешь больше. Но короны ронять ой как больно.

— Замолкни, — капитан резко встал и оттолкнул старуху так сильно, что она покачнулась на своем кресле, но все же не упала. Бить ее рука не поднялась, но и слушать дальше безумные бредни орлесианцу явно не хотелось. Бросил подчиненному:

— Идем. Сэр Робер хотел поговорить со мной. Нет смысла тратить тут время.

Гадалка на такое обращение не обиделась, посмотрела на несостоявшегося клиента еще одним острым, проницательным взглядом, который тут же скрыла очередным безумным хихиканьем.

— Ты много потеряешь, будешь лгать и изворачиваться, прятаться и бродяжничать, — прокричала она вслед. И добавила уже тише, так что капитан не услышал: — Пока не найдешь истинный путь.

С карты ей подмигнул огонек в фонаре Отшельника, обещая, что на дорогу он посветит. А уж сумеет ли глупый человек воспользоваться его светом…

На все воля Создателя.

Снег в этом году как-то неприлично задержался: Сатиналия отгорела, огненные листья давно облетели, а на дороге только слякоть да мерзкая ледяная крупа в лицо. Плевать ему было и на праздники, и на листья, а горела уже давно разве что злость в груди, но ледяной ветер в лицо раздражал еще сильнее, чем последние новости.

Когда у него на пороге появился гонец, первым порывом было выставить наглого юнца вместе с его посланиями. Но порывистость и потакание своим эмоциям в список его недостатков никогда не входили, поэтому послание он все-таки принял.

И едва сдержался второй раз. Но все же сдержался, а потом, сцепив зубы, ответил согласием. Слишком редко за последние десять лет ему выпадала возможность заняться настоящим делом. Поэтому теперь приходилось терпеть слякоть, ветер, лед, но главное — орлесианских прихвостней, которых в иной ситуации он с радостью отправил бы на встречу с их императором. Но сейчас стоило набраться терпения: снова был общий враг, снова в нем возникла нужда.

Как будто кто-то сомневался!

Даже у ворот замка его встречала та орлесианка, что терлась вокруг Стражей во время Мора. Правда, на этот раз ее лицо украшала не блаженная улыбка святоши, а настороженность, да и взгляд изменился. Стал злым и острым. Чем-то похожим на тот, что он видел в зеркале по утрам.

Странным образом это принесло некоторое удовлетворение.

— Логэйн, — поприветствовала она кивком. — Рада, что вы согласились помочь Инквизиции.

Он зло усмехнулся:

— Кто бы мог подумать: война — и вам неожиданно нужен я.

— Странно поворачивается судьба, — согласилась она, и усмехнулась в ответ. Так же зло.

— Во имя предков, да что нашло на эту безумную девицу? — причитал известный торговец и знаток старины Бодан Феддик, в спешке упаковывая в небольшую сумку золото и ценности из тех, что поменьше и подороже.

— Колдовство! — отозвался на этот риторический вопрос его сын, Сэндал, но отец только отмахнулся:

— Поторапливайся, сынок, надо быстрее уносить ноги. Думаю, меня хватятся довольно скоро.

Наверняка гном не знал, но вряд ли даже половина его немаленького состояния сможет удержать стражу от погони надолго. К тому же половину оставшегося сейчас ждал один из тех пылеглотов, что периодически работали на него — вот только сейчас он должен был отправиться не в дальние тейги на поиски сокровищ, а доставить самого торговца на поверхность в обход официального выхода из Орзаммара. И эта операция обошлась Бодану в куда более круглую сумму, нежели полный риска поход на Глубинные тропы, хотя денег на находки он никогда не жалел.

— Каждый норовит урвать свой кусок, — скорбно возвестил торговец, и его сын снова с сочувствием отозвался:

— Колдовство.

— Да-да, конечно, сынок.

Помимо денег и некоторых артефактов в сумку отправились инструменты Сэндала и небольшое количество лириумного порошка. За большое его могли бы пристукнуть собственные же провожатые, если бы вдруг сочли конкурентом в деле лириумной контрабанды, поэтому приходилось осторожничать.

Последний раз окинув взглядом дом и лавку, которые принадлежали его роду всю его жизнь, Бодан тяжело вздохнул и, взяв сына за руку, выскользнул через заднюю дверь. Стоило торопиться: проводник предупредил, что после начала суматохи цена за безопасный путь вырастет. А ведь нужно было еще добраться до места встречи!

К счастью, пылеглот дождался. Обычно они приходили к задней двери лавки Бодана, как раз той, через которую сегодня пришлось бежать ему самому, и выглядели при этом настолько презентабельно, насколько могли бескастовые. Иные даже пытались улыбаться заискивающе. Но сегодня торговец впервые четко осознал, что, похоже, связался с Хартией, и эта мысль вызвала не удовлетворение от возможностей его работников, а страх.

— Не бзди, — сплюнул провожатый. — Уговор есть уговор. Берат велел напомнить, чтобы ты не забыл его доброту в будущем.

— Конечно, друг мой, Бодан Феддик не забывает долги, — быстро ответил торговец. Сейчас он был готов пообещать многое за то, чтобы выбраться из передряги целым, вместе с сыном и, по возможности, с остатками денег.

А ведь все так хорошо начиналось! В этот раз пылеглоты притащили с Глубинных троп отлично сохранившиеся наручи с чудной резьбой! Совсем немного чистки, полировки — и они стали выглядеть как новые. До сих пор подобные вещицы аристократы из Алмазных кварталов отрывали с руками — в переносном, разумеется, смысле, — лишь бы напомнить самим себе о былом величии. Никому и в голову не приходило обвинить торговца в неподобающем отношении к находкам, даже когда ему попалась наковальня дома Ортан или решетка от очага с эмблемой дома Дейс. А ведь эти дома вполне живы и по сей день, последний и вовсе имеет большой вес в Совете!

Увы, наручи признала весьма скандальная гномка, обвинила Бодана в краже и добилась его ареста. Сбежать из-под которого оказалось весьма дорого, а уж побег из Орзаммара и вовсе лишит его остатков состояния. И где справедливость? Если бы не он, эти наручи так и валялись бы на Глубинных тропах, ржавея и покрываясь скверной.

Хорошо хоть его сын…

— Мы что же, идем через Глубинные тропы? — очнулся Бодан от сожалений, увидев знакомые кованые врата, отгораживающие Орзаммар от коридоров, полных порождений тьмы и других ужасов Подземелья.

— Можешь сунуться через главные ворота, — презрительно и с насмешкой отозвался провожатый.

— Ну-ну, Дегранд, полюбезнее с нашим дорогим коллегой, — из ниши возле ворот вышел незнакомый черноволосый гном, густо заросший бородой. До сих пор Бодан ни разу его не видел, но узнал моментально: мало кто из тех, кто занимался торговлей или шахтерским делом — да и любым другим, если уж на то пошло, — не знал о Берате, главе Хартии. Откровенно говоря, торговец предпочел бы оставить это свое знание сугубо теоретическим.

Гном усмехнулся и проговорил:

— Не переживай, Феддик, идти придется недалеко, а там и подъем наверх. Ты ведь не собираешься оставлять такое выгодное занятие? Мои ребята и дальше готовы ходить по твоим наводкам или приносить тебе свои находки на реализацию, а наземники не откажутся купить какую-нибудь древнюю цацку.

— Конечно, нет, Берат, мне ведь тоже надо на что-то жить, — торопливо отозвался Бодан. — Если что-то услышу, так обращусь непременно к вам.

— Понадобится лириум твоему парнишке, можешь тоже обращаться, — щедро разрешил главарь всей преступности гномьего города. — Ну, а если понадобится нам…

— Сэндал с удовольствием зачарует вам оружие, — понятливо отозвался торговец, чувствуя, как начинают стучать зубы. Пожалуй, последний раз он так пугался несколько лет назад, когда рискнул сунуться в подземелья самостоятельно и едва не попал на зуб тем самым порождениям. Зато тогда он встретил Сэндала, и это искупало его страхи. Получит ли он хоть что-то хорошее в этот раз?

Берат словно умел читать мысли, потому что, отойдя на шаг в сторону и пропуская беглецов, вдруг выбросил руку вперед, хватая Бодана за плечо, и едва ли не шепотом проговорил:

— Помнишь, как мои ребята принесли тебе драконью башку и камушки? А потом ты приволок своего щенка вместо драгоценностей? — Бодан торопливо кивнул, и хартиец жутковато улыбнулся. — Запомни добрый совет, Феддик. Поменьше болтай о находках, которые не смог вернуть в город. Или, думаешь, той клуше действительно были нужны паршивые наручи?..

Отпустил он так же неожиданно, как и схватил, а потом и вовсе растворился в тени.

— Идем, — буркнул провожатый, и Бодан торопливо двинулся за ним. А в голове крутилась несвоевременная мысль: а действительно ли та аристократка жаждала неведомых сокровищ? Или Берат разыграл свою схему, и теперь Бодан никогда не избавится от этого долга, который на него так ловко навесили?

— Наверно, неплохо тут жилось. Ну, до всего, — проговорил Кеннет, старший следопыт в отряде. Натаниэль осмотрелся и пожал плечами:

— Пожалуй. Саму деревню мне видеть не довелось, но мы со Стражем-командором попадали в Тень и видели ее там. Не уверен, что именно такой она была на самом деле, но выглядела довольно мило.

Кеннет согласно покивал и посмотрел с уважением. Да и весь отряд, хоть и делал вид, что не прислушивается к разговору командиров, косился все равно с интересом. И тоже — уважением.

Сам Натаниэль предпочитал внимательнее смотреть по сторонам. Хоть порождений тьмы он и не ощущал, а от разбойников земли эрлинга регулярно очищали — в том числе и под его командованием, — но Черные болота и без них обладали крайне дурной репутацией. Были времена, когда юный наследник эрлинга мечтал собственноручно очистить это место от любых опасностей, но с возрастом эти мечты поблекли. Тем не менее, ему довелось поучаствовать в улучшении местной обстановки, и после этого ему еще несколько дней снились кошмары с участием демонов гордыни и отвратительных порождений тьмы на длинных паучьих лапках. Детей, как их называла их создательница. После такого возвращаться сюда снова не слишком хотелось.

Но вокруг цвели и пахли болота, внизу, под ними, зарастали пылью и скверной Глубинные тропы, а призраки погибших здесь людей упокоились не до конца — было, что проверить, заместителю главы эрлинга. К тому же снова наползал туман — как в тот раз, как после этого в кошмарах. Не такой густой, как навеянный магией демона, его вполне можно было бы принять за обычный… в конце концов — болота.

Но Натаниэль все равно опасался. Даже если не брать во внимание магию, поход через болота в туман был плохой идеей: деревья прятались в белесом мареве и медленно проявлялись изломанными монстрами, которых ты совсем не ждал; бочаги казались ровной землей, так что оступиться было куда проще, чем обычно; видимость падала, а звуки искажались. Если бы отряд только зашел в болота, Хоу уже развернул бы всех в сторону дома: патруль патрулем, но настолько глупый риск совершенно не нужен. К сожалению, до старого особняка Баронессы и деревни было уже куда ближе, да и почва здесь, как помнилось Нату, была надежнее. Придется пережидать скверную погоду в скверном месте.

— А что точно мы здесь ищем? — снова заговорил Кеннет. Его голос звучал глухо, как сквозь вату, увязал в тумане, словно в подушке. Пожалуй, разойдись отряд на большое расстояние, собраться вместе будет сложно.

Зато не было эха. В прошлый раз, когда туман был магическим, любой звук отдавался громким эхом, а теперь — нет, все как положено. Наверно, стоит поумерить паранойю, все же сильных демонов они уничтожили, все ритуалы оборвали, магических существ перебили. Просто болота. Просто туман.

Просто призрак.

Вздрогнув, Нат схватился за лук и успел выстрелить первым. Первым же и попал, не зря считался одним из лучших стрелков эрлинга. Но развеялся призрак только после третьей стрелы, и, к чести подчиненных, — все три отправились в полет с разных луков. Отряд разведчиков уступал Серому Стражу ненамного.

— Похоже, нам стоит быть еще осторожнее, — кривовато усмехнулся означенный Страж. — В болотах пропали несколько человек, Страж-командор хочет быть уверен, что это не разбойники, не порождения тьмы и не демоны. Порождений я не чувствую, но когда-то они тут были, и было бы неплохо найти их лазы. Со всем остальным надо разобраться.

— Мы будем воевать с демонами? — нахмурился Кеннет.

— Не хотелось бы, — улыбнулся Натаниэль, стараясь успокоить людей. Магов в отряде не было, а без них сталкиваться с жителями Тени не хотелось никому, и ему самому в том числе. — Поэтому ведем себя очень осторожно. Наша задача — разведать, что тут творится, и доложить.

Старший разведчик хмуро кивнул и посмотрел по сторонам особенно пристально. Остальные тоже подобрались и луки убирать уже не стали. И к лучшему — обстановка навевала самые мрачные мысли.

Хотя за те пару лет, что Нат здесь не был, деревня почти не изменилась. Обветшать она успела еще раньше, рушить ее намеренно никто не спешил, так что узнавались даже отдельные места: проваленная стена домика, за которой легко можно было разглядеть его обстановку с приметным шкафом, полузатопленные бадью и стиральную доску — на них намело сухих листьев, да бадья, кажется, просела в землю на пару сантиметров. На первый взгляд, в деревне ничего не изменилось и ничьего чужого присутствия не ощущалось. Одинокого призрака в расчет можно не принимать. Но проверить все же стоило тщательнее: во-первых, потому что Натаниэль привык все делать добросовестно, во-вторых, уходить пока все равно было опаснее, чем оставаться — туман, болота. Вот и шел он вперед по центральной улице, подмечая знакомые мелочи.

Особняк Баронессы не изменился совсем. Даже ворота, которые они сломали в пылу битвы с бывшей хозяйкой, все еще висели на одной проржавевшей петле, зловеще поскрипывая.

— Не нравится мне этот туман, спаси меня Андрасте, — пробормотал Вилли, один из разведчиков. Кеннет бросил на него хмурый взгляд, но Хоу неожиданно поддержал:

— Мне тоже. Толком ничего не разглядеть, любой разбойник легко нас обойдет в паре шагов, а мы и не заметим. Думаю, пока стоит осмотреть особняк: внутри тумана не будет, а проверить его все равно нужно.

Старший разведчик коротко кивнул в ответ.

Внутри оказалось совсем не так ужасно, как воображал Нат. Когда-то особняк сожгли вместе с владелицей, но напоминали об этом только темные стены и выбитые окна — сажу давно смыли дожди, никаких обгорелых тел не валялось, сохранилась даже часть обстановки. И лестница — и на второй этаж, и, по всей видимости, в подвал. Осмотрев холл, крупную комнату, бывшую, видимо, гостиной, и какие-то подсобные помещения, Страж скомандовал:

— Посмотрим, что внизу. Кеннет, берешь половину ребят и караулите здесь, у лестницы, а мы посмотрим, что там.

Вниз пришлось спускаться долго — лестница была хоть и короткой, но от времени пострадала куда сильнее, чем вся остальная обстановка. Дерево распухло от влаги и прогнило, ржавые гвозди щерились кривыми зубами в разные стороны, и вся эта трухлявая роскошь издавала совершенно душераздирающие скрипы от каждого шага.

— А правда, что здесь жил демон? — шепотом спросил Вилли. Похоже, дурная погода его не особенно пугала, скорее, пробуждала интерес к страшным сказкам.

— Правда, — тихо отозвался Натаниэль. — Когда-то она была обычной женщиной, но занялась магией крови и превратилась в демона гордыни.

— Но вы со Стражем-командором ее убили? — не успокоился парень. На вид ему было лет двадцать, но сейчас Хоу засомневался и наметил себе проверить — не хватало еще подростков на опасных заданиях. В ответ на вопрос он кивнул, но развивать мысль не стал, чтобы не отвлекаться.

Впрочем, вскоре их смогла отвлечь Баронесса — ведь и мертва уже, дважды мертва, но все равно умудряется оставлять свои следы. Подвал делился на несколько помещений, и если первое казалось обычным погребом, то во втором обнаружился выбитый прямо в каменном полу круг с какими-то рунами, а над ним, цепями прикованный к потолку, висел скелет — с перепутанной паклей длинных, когда-то светлых волос и в полуистлевшей женской рубахе.

— Святая Андрасте! — пробормотал Вилли и отшатнулся. Его поймал за плечо Дик, еще один из разведчиков, и буркнул:

— Стой спокойно, не укусит она тебя уже.

— Да и на Андрасте не очень похожа, — нервно хохотнул Джей. Дик проворчал:

— Это тебе не деревенская девка, чтобы ты зубы скалил. Но если такой храбрый, снимать сам будешь.

— Нет, — прервал их Натаниэль и указал на пол. — Это явно что-то магическое, так что нам нужен маг. Думаю, девушка висела столько лет, пару дней роли уже не сыграют. Идем, будем надеяться, что это последний сюрприз Баронессы.

И надежда эта оправдалась.

Зато Глубинные тропы оказались не настолько милосердны, так что весь отряд оказался вымазан в грязи. Но в этой истории никакого волшебства не было — только болота и туман.

Его Величество Алистер Тейрин, король Ферелдена, сидел в своем кабинете, в королевском дворце Денерима, посреди столицы, может, не самого крупного и сильного, но определенно самого стойкого государства, и мрачно смотрел на бутылку гномьего эля. В свете единственной свечи жидкость была отвратительно похожа на скверну, и оттого желание напиться понемногу отпускало. Тем более что Алистер не строил иллюзий относительно своей личной стойкости: единственный кубок скверны его не сумел убить, а вот единственный кубок гномьей отравы — не убьет, конечно, но наутро он об этом пожалеет.

Хотя новости того стоили. Говорят, что нельзя уйти из Серых Стражей — но он усомнился в этом, получив корону. Серые Стражи стоят над политикой, а значит, его из Ордена исключили — прямо на коронации: корона опустилась на голову, а наплечник с грифоном с лязгом отвалился и упал на каменный пол. Никто, кроме него, этого звука, конечно, не слышал, как и грохота разбитых надежд, как не чувствовал каменную тяжесть новых обязанностей… Но вот поди ж ты, некоторые вещи не отменит никакая корона.

Даже обидно, пожить Серым Стражем ему не удалось, а вот умирать, похоже, придется.

Когда-то, едва только оправившись от Посвящения, он затаив дыхание слушал рассказы старших товарищей о Призыве: о ночных кошмарах, о прекрасной музыке, что смущала разум, о героической смерти на Глубинных тропах. Сколько в том было правды, свежеиспеченный Страж не знал — ни один из болтунов еще не пробыл в Ордене достаточно долго, чтобы знать что-то наверняка. А Дункан, Страж-командор Ферелдена, старший из них, — молчал. И только накануне той самой битвы… только тогда коротко обмолвился, что начал слышать Зов.

И вот теперь Алистер мог бы и сам рассказать, что там происходит со Стражами под конец. Кошмары и правда приходили, но после Мора и архидемона, которого он видел ближе, чем порой видит жену, они не так уж впечатляли. Музыка… видимо, это и был Зов, и что-то привлекательное в нем и правда было, но в то же время и искаженное — если сравнивать, то лично он назвал бы гниль, а не музыку. Сладковатая нотка в Зове была, но счесть ее признаком приятного вкуса было никак нельзя. Тихий шепот, сливающийся в шелестящую мелодию, слышался на самой грани, так тихо, что легко пропустить — и долго время он пропускал. Зато, осознав, уже не мог перестать прислушиваться к нему. И знал, что со временем этот шепот станет громче, и громче, и… пока не заглушит собственные мысли. Серые Стражи не дожидались такого, уходили на Глубинные тропы и там умирали так же, как и жили — во тьме, в скверне, по колено в трупах.

«Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно.

Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься.

И если суждено вам погибнуть, знайте — ваша жертва не будет забыта.

И однажды мы все присоединимся к вам».

Интересно, а ему позволят хотя бы это? Умирать отчаянно не хотелось, но жить среди людей, медленно превращаясь в вурдалака и сходя с ума… уж лучше Призыв.

Но кроме размышлений о жизни и смерти — и скверне! — мысли уже неделю занимала и еще одна проблема. Он, увы, не простой Серый Стражи, он король. За Ферелден, пожалуй, можно не беспокоиться, его королева справится куда лучше, чем он справился бы сам, да и советники за десять лет собрались вокруг него опытные. Но как сказать об этом Аноре…

Между ними не было любви, по крайней мере, такой, как пишут в романах — ни страсти, ни трогательных подарочков и милых взглядов. Они были соратниками, король и королева почти разоренной страны. Они не любили друг друга поначалу, почти ненавидели. Анора, Алистер знал, его презирала — недостаточно образован, недостаточно умен, недостаточно король. Но он старался, как старался достигнуть отличного результата во всем, что приходилось делать, и со временем отношения наладились. Сейчас вынужденные супруги уважали друг друга вполне искренне. Можно даже сказать, подружились. Привыкли.

Анора расстроится. Дважды вдова.

И были эти самые советники, ближний круг. Со всеми его связывала дружба, прошедшая не одно испытание — и боями, и дипломатией. Как сказать им?

«Привет, я Алистер Тейрин, и я умираю от скверны. Скоро мне придется уйти в одиночку под землю, чтобы там умереть от рук порождений тьмы».

Алистер вздохнул, достал бутылку обычного человеческого вина, а гномий эль спрятал подальше. Рано или поздно придется это сказать. Но пока Зов еще совсем тихий, почти неслышный. Время еще есть.

Не сегодня.

Рубиновое вино в свете единственной свечи походило на отравленную скверной кровь. И как тут напиться?

От стен крепости отражались звуки боя: звонкий лязг от ударов клинка о клинок и глухой, басовитый — когда оружие соприкасалось со щитом. Вместе они сливались в единую мелодию битвы, стократно усиленную эхом древних камней. Посторонний, оказавшийся поблизости, мог бы счесть, что внутри крепости кипит ожесточенная битва, но посторонних в этой глуши, к счастью, не было.

— Баланс, Эмери, — четко разделяя слова, словно вплетая их в удары, проговорила новая глава Искателей Истины, Кассандра Пентагаст. — Ты слишком торопишься. Не забывай про баланс.

Ее противница вздрогнула, пропустила удар и отступила. Будь это реальный бой, Кассандра не задумываясь воспользовалась бы этим преимуществом, но сейчас опустила меч и уточнила:

— Что случилось?

Эмери покачала головой:

— Ничего. Так же говорил Лорд-Искатель Люциус, когда был моим наставником. Даже интонации похожи… У меня никак в голове не уложится эта история с демоном и Орденом Пламенного Обета.

— Извини. Я не собиралась тебя расстраивать, — Кассандра вложила меч в ножны и опустила щит. — Думаю, нам пора заканчивать. Скоро приедут остальные.

Появление отряда, отставшего в ближайшем городе, вряд ли могло бы помешать, но Эмери согласно кивнула. Тренировка нужна была ей не для оттачивания навыка — сражаться она умела, и весьма неплохо, раз до сих пор была жива. Другое дело, что новости, рассказанные Кассандрой, выбили ее из равновесия, лишили того самого баланса — и это сказывалось на навыках. Сложно было поверить, что ее наставник, человек, который научил всему, что она умеет, предал идеи Ордена, позволил демону занять свое место и примкнул к извечному противнику. Но не верить не получалось, у Кассандры не было причин врать, да и проверить ее слова было просто. И Эмери проверила, верить на слово даже самым уважаемым людям она отучилась давно.

Все оказалось правдой. И теперь эта правда не давала спокойно спать, свербела на душе, отдаваясь в мыслях одним-единственным вопросом: как он мог? Эмери надеялась заглушить его звоном мечей, но раз отвлечься не вышло — продолжать и правда не имело смысла.

Крепость, которой довелось наблюдать эту попытку уйти от навязчивых мыслей, впечатление производила унылое. Камни, из которых она была сложена, когда-то были вытесаны правильными удлиненными блоками, но случилось это явно не один век назад: дождь размыл скрепляющий состав между ними, разгладил острые углы, ветер изрезал поверхность царапинами и оспинами. Нижнюю часть стен покрывал густым одеялом мох, наверху попадались цветы, чудом зацепившиеся то ли за остатки раствора, то ли за нанесенную вместо него почву, и даже небольшое деревце, оплетшее корнями несколько выбитых камней на втором этаже левой надвратной башни. Внутренние помещения выглядели куда лучше, но тоже не казались жилыми.

Кассандра явно перехватила один из взглядов, которые Эмери бросала по сторонам, и попыталась утешить:

— Скайхолд выглядел еще хуже, нам приходилось разбивать шатры для ночевки. Но несколько месяцев работы — и крепость смогла бы выдержать даже налет дракона. Здесь хорошая основа, работы, думаю, понадобится меньше.

Младшая Искательница кивнула: по крайней мере, ночевать по-походному им не придется. К тому же маркиз де Серо, которому официально принадлежали и окрестные земли, и этот замок, обещал прислать каменщиков, столяров… кого там еще надо для ремонта. За ними и присматривали по дороге остальные, только две женщины вырвались вперед, чтобы быстрее осмотреть свой новый дом. Конюшни сохранились отлично, внутренние помещения тоже выглядели целыми, без проломов в стенах и потолке.

Да и волновали Эмери больше другие вопросы.

— Ты знала насчет усмирения? Раньше? — поинтересовалась она. По словам Кассандры, этот ритуал изобрели Искатели Истины, и вместе с ним — обратный, позволяющий вернуть усмиренному все, что у него было отобрано. Это тоже не укладывалось в голове: и то, что ее саму усмирили, а она даже не заметила, и то, что война, бушевавшая больше года, унесшая кучу жизней, началась из-за упрямства именно их Ордена. Сколько людей могло бы сейчас остаться в живых, если бы не Лорд-Искатель Ламберт?

И, судя по последовавшим событиям, ее бывший наставник решил придерживаться политики своего предшественника, став новым Лордом-Искателем. И вот теперь их обоих нет, а во главе Ордена — Правая рука Верховной Жрицы. Как распорядится этим знанием она?

— Нет, — Кассандра коротко качнула головой. — Эти знания не доверяли никому уже несколько веков. Всегда знал только Лорд-искатель. У Искателей Истины есть книга, в которой все ритуалы описаны, я забрала ее у Люциуса. Покажу тебе позже.

— А остальным? — вырвалось у Эмери. Новая глава Ордена бросила на нее короткий взгляд и отвернулась. После небольшой паузы ответила:

— И остальным. Я считаю, такие знания не стоит утаивать. И я уже рассказала о них Инквизитору. Насколько я знаю, эти ритуалы уже изучает группа из нескольких магов и храмовников.

Младшая Искательница вздохнула с облегчением.

Женщины прошли через внутренний коридор, в который выходило несколько дверей — зал, когда-то бывший столовой, судя по длинному, рассохшемуся столу, несколько пустых комнат неясного назначения, и оружейная, полная ржавого железа. Прошли мимо главных дверей донжона, поднялись на крепостную стену. Кассандра шагала уверенно, а вот Эмери этой уверенности недоставало: слишком шаткими выглядели камни. Но отставать она не стала: делать в крепости в одиночку было нечего — то, что можно было привести в порядок своими силами, женщины уже привели, все остальное требовало более профессиональных рук.

А со стены открывался прекрасный вид на зеленый ковер густого леса, заснеженные пики окрестных гор и желтую пыльную дорогу. Листва Тирашана казалась изумрудной, пыль отливала золотом, а снег блестел на солнце то алмазами, то серебром. Это буйство природы приковывало к себе внимание, так что даже носящиеся по кругу мысли замирали и позволяли передохнуть от вопросов без ответов.

— Скоро мне нужно будет вернуться в Вал Руайо, — проговорила Кассандра. — Организовать поиски наших… тех, кто выжил. Договориться о поставках, из Серо смогут привезти не все.

— Чем нам заниматься? — уточнила Эмери. — Рекрутов пока нет.

— Будут, — уверенно отозвалась Леди-Искательница. — Пока что я оставлю вам эту книгу, чтобы вы знали, какие ошибки нам совершать больше нельзя. Тренируйтесь. Присмотрите за окрестными лесами — крестьяне чего-то боятся, и я слышала, там живут долийцы, приносящие кровавые жертвы демонам. Сейчас наша главная задача — собрать выживших, не растерять то, что у нас осталось.

На дороге показался обоз из нескольких телег, которые охраняли рыцари в черных доспехах с белым оком. Кассандра долго смотрела на них, так что отряд проехал больше половины пути до замка, и только потом негромко проговорила:

— Кое-кто из нас был слишком горд. Другие переборщили с терпением. В итоге мы не заметили Киркволл, допустили Дарсмуд, не заметили разлада в собственных рядах. Нужен баланс, Эмери. Постарайтесь его найти.

Легким скользящим шагом, равно подходящим и танцу, и бою, шла по улицам Антивы Орланда Валисти, Третий Коготь Антиванских Воронов, и легкомысленно улыбалась окружающим. Неблагоразумные — или незнакомые с ней — люди отвечали такими же улыбками, а то и недвусмысленными взглядами: красивая женщина, захлестнувший улицы карнавал и начинающаяся весна многих пьянили и толкали в объятия риска. Но большинство предпочитали рисковать чем-нибудь менее ценным, чем жизнь, и либо уважительно кланялись, либо отводили глаза: за внешней красотой прятался блеск отточенной стали и жесткий властный характер. За последние три года многие в Антиве могли убедиться в последнем.

Дому Валисти не везло в веке Дракона. Будучи не только Антиванскими Воронами, но и Торговыми принцами Тревизо, глава дома и его наследники много внимания уделяли торговым делам. Проблемы, случившиеся в начале столетия, и вовсе вырвали их из жизни гильдии, так что влияние Валисти закономерно упало. Само собой, отразилось это и на торговле, и несколько десятков лет члены семьи барахтались между двумя огнями, не в силах снова вынырнуть на поверхность. Топлива в этот костер позора подбросил отец: Орланда признавала, что убийцей он был неплохим — плохие до его возраста не доживали, — но руководить он не умел. За то время, что он пробыл во главе дома, Валисти едва не скатились до ранга Младших Когтей.

А потом во главе встал Клаудио. Брата Орланда не любила еще сильнее, чем отца — Эдуардо был слаб, а Клаудио, напротив, силен, — но полностью признавала его таланты: меньше, чем за пять лет, дом Валисти вернул свое богатство и из Восьмого Когтя поднялся обратно до Третьего. Немного жаль, что все эти таланты в итоге угробила жадность… к чему сама Орланда успела тайно приложить руку. Место гильдмастера естественным путем освобождается редко. Вернее сказать, убийство своего предшественника как раз и было самым естественным путем.

Последовавшие за этим три года клановой войны, в которой пришлось не раз доказывать свою состоятельность и как убийцы, и как главы, оставили у Орланды чувство полного удовлетворения. Она давно подтачивала дома конкурентов, помогая то одним, то другим, так что серьезных противников у нее осталось не так много, да и те в итоге признали ее Третьим Когтем. Правда, поползли слухи, что Орланда то ли заплатила Черной тени, неизвестному убийце, неплохо проредившему гильдию за последние десять лет, то ли сумела вызвать демона себе в помощь, но всерьез в них никто не верил. Тем более что Тень, как ей и положено, исчезла, а наличие демона без храмовников доказать было непросто.

Сегодня был особенный день. Интриги и убийства, договора и предательства привели ее к главной цели: сегодня у нее, возможно, получится стать Вторым когтем. Дом Балазар давно балансировал на грани, словно нарочно дразня нижестоящих шатающимся рангом. Временами столь демонстративно, что Орланда далеко не сразу поверила в выпавший шанс, но найти подвох убийце не удалось, как она ни старалась.

Помня о своей собственной роли в убийстве брата, Орланда не решилась брать с собой кого-то из младших членов дома. В конце концов, считалось, что Когти неприкосновенны для коллег, так что свидетели ей в любом случае не нужны. Да и глава дома Балазар слыл лириумным наркоманом — это не означало, что убить его будет просто, но определенное преимущество все же давало.

Особняк, где Данте должен был находиться, принадлежал дому Кантори, Седьмому Когтю. О том, чтобы хозяев на месте не оказалось, Орланда позаботилась лично. Слуги Воронов старались быть незаметными и слепыми, так что особых трудностей убийца не ожидала. Когда входила через черный ход. Когда бесшумно поднималась по лестнице. Когда открывала дверь, за которой должен был находиться противник. Сложности были раньше: подготовка заняла много времени и сил — нужно было не только разузнать, где бывает Второй Коготь, не только выманить выскочку Кантори, но остаться вне подозрений самой. Сегодня — ночь триумфа.

— Mi amor, ты пришла, — раздавшийся голос не принадлежал ни Данте Балазару, ни Андаратейе Кантори, но был знаком до последней интонации.

Как и нож, холодком скользнувший по сонной артерии. Пока — плоской стороной.

— Amante, — протянула Орланда и усмехнулась. — Все-таки ловушка.

Одно короткое движение — и рискнувший подойти со спины противник должен был бы осесть, не удержавшись на отказавших ногах, и спустя минуту умереть от паралича. До сих пор тактика всегда срабатывала — мало было тех, кто знал о тайном увлечении Орланды ядами. Увы, именно этот противник знал.

Но вырваться ей все же удалось. Отойдя на пару шагов, Орланда обернулась, уверенная, что нападать сразу он не станет — слишком любит поговорить. О нем она тоже знала достаточно.

— Неужели решил отомстить? — Валисти улыбнулась, зная, что от этой улыбки таяли даже самые суровые сердца. И зная, что в этот раз уловка не сработает. — Брось, amante, ты и сам знаешь, что гильдмастером даже Восьмого Дома тебе не позволили бы стать. Я оказала тебе услугу, позволив уйти живым.

— И я благодарен за нее, — черная тень, с трудом угадывающаяся в углу возле двери, сделала шаг вперед и превратилась в светловолосого эльфа. — Mi amor, я никогда не позволил бы себе мстить красивым женщинам, это просто преступление.

— Неужели решил напомнить о себе? — Орланда демонстративно убрала оружие, надеясь усыпить бдительность и обыграть противника.

— Увы, — эльф развел руками, ножа в которых уже не было. — Ты покусилась на нашего почти святого воина, Данте ведь успел поработать храмовником. А я как раз задумался о том, чтобы поднять немного свою репутацию в глазах Создателя. Ты ведь и сама знаешь, никто лучше убийцы не скажет, как близко подошла смерть.

— Ближе, чем ты думаешь, — прошипела Орланда, решив не тянуть, и выхватила отравленный дротик. Одно короткое движение, и даже убийца не успеет…

Темноту разрезал огненный шар, превративший в обугленные останки и дротик, и державшую его руку, да и в груди проплавив дыру изрядных размеров.

— Ого, — задумчиво проговорил убийца, посмотрев на крупный перстень с красным камнем, что украшал его левую руку. Сейчас камень немного оплавился, но внутри него еще угадывалась искорка. — И снова ты подвела меня, Орланда. Вряд ли Создатель оценит такую помощь. Не забыть бы потом за нее поблагодарить…

— «…Тише, тише, — шелестели тени, чернильные блики на черных камнях. Следами твоих — не твоих? — преступлений решили опутать и выманить страх. Решили, кружили, ложились, плели, и руки твои уже в камень врос…»

— Хватит!

Голос оказался звучным и напевным, каким не был давно. Как давно? Память отказывалась отвечать на этот вопрос. Подкидывала иные картины: наполненные светом и ароматом благовоний, сквозь который пробивалось пение, и иные, с тьмой подворотен и привкусом крови. Что из этого было реальностью? Что вообще было реальностью? Тени и холод, каменной мантией ложащиеся на плечи? Свет, брызнувший с кончиков пальцев, стоило лишь поднять налившиеся свинцовой тяжестью руки?

Тени истаяли, разбежались, оставляя в одиночестве, но собраться с мыслями никак не выходило. Воспоминания сыпались гроздьями недозрелого винограда, отдаваясь кислинкой на языке.

Юное изможденное лицо, обрамленное рыжими волосами, почти светящееся в неверном лунном свете. Безмятежный покой в золотистом свете. Алые одежды, богатые залы, золото и драгоценные камни. Свободный полет сквозь пространство. Взрыв и пламя. Течение времени, ощущаемое как нечто материальное.

И снова взрыв. И две фигурки, убегающие от демонов.

Она одна из них? Кто она?

— «Кто же ты, кто же? Предводитель ничтожеств. Жертва или спасенье? Лишь твое искупление»… — снова тени запели, снова зашелестели…

— Хватит!

Свет брызнул во все стороны, высветляя изломанные, искаженные очертания мира, наполняя зеленоватую тьму легким золотом музыки, разгоняя — снова — тени, в которых теперь мерещились демоны. Или это и были они?

Верховная Жрица Джустиния. Она? Не она?

С именем воспоминания окрепли.

Если и не она, то какая разница? Теперь есть надежда.

Солнце светило в окно, отражалось от полированной поверхности стола и било прямо в глаза. Адан пытался занавешивать проклятое окно, но тогда света категорически не хватало: свечи обещали привезти только на следующий день, а без них в полумраке его хибары можно было готовить разве что бутерброды и самые примитивные припарки из эльфийского корня, кипятка и тряпки — и захочешь, не испортишь. Но требовали от алхимика более сложные зелья, так что занавески пришлось с руганью содрать. Попытался постелить их на стол, чтобы отражаться лучам было не от чего, но и так работать было неудобно.

Продолжая ругаться на вопиющее безобразие — результатов требуют, а минимальные условия для работы создать не могут! — Адан повернулся к котелку.

И в этот момент мир содрогнулся. Дрогнула и невольно разжалась рука, в котелок полетели глубинные грибы, которых там не должно было быть, но испорченное зелье все равно выплеснулось, гася огонек горелки. Впору бы снова выругаться, но почему-то не тянуло: на ногах и сам Адан устоял только благодаря тяжеленному дубовому столу, за который успел схватиться.

И через мгновение вслед за толчком пришел грохот. Словно взорвали огромную бомбу, может, даже этот демонов кунарийский гаатлок, про который давеча в таверне трепались. Вот только ни от одной бомбы, ни от гаатлока не будет такого чудовищного эха, в котором слышались крики и стоны, не будет свиста, словно целая свора гигантских мечей рассекает воздух. Солнце, мгновение назад еще золотисто-слепящее, не станет изумрудным.

А потом во дворе, едва ли не у самых дверей его хижины, гулко бухнулось что-то огромное, и свист в своей множественности потерял один из голосов. На этот раз Адан не устоял и все-таки упал — пол от этого, второго, удара содрогнулся ничуть не меньше, чем от первого.

— Этак он мне крышу проломит, — пробормотал алхимик, шустро поднимаясь на ноги. Не решаясь сразу выскочить наружу, он подскочил к окну.

Возле крыльца лежала каменная голова Андрасте. На губах ее застыла чуть удивленная улыбка, словно Пророчица не понимала, как могло такое случиться, и Адан ее в полной мере понимал.

Солнца больше не было. И неба, чудесного голубого неба с белыми облачками, тоже не было. Весь мир накрыла гигантская зеленая воронка, вращающаяся вокруг своего центра, словно какое-то болотное ведьминское зелье в котле, и из нее разлетались во все стороны камни. А в центре мерцала, искрилась изумрудная магическая… дрянь…

На том месте, где еще недавно был Храм Священного Праха.

— Подумай, это может быть ловушка! — короткие рыжие волосы Первой чародейки Вал Руайо мягко подпрыгивали в такт шагам, становясь похожими на пламя. Она вся была похожа на пламя — яркая, порывистая, горячая. И магия ей лучше всего подчинялась такая же — огненная. Сейчас она тоже металась в небольшой комнатке на втором этаже таверны, где сумели найти приют маги. Временный, только до решения Верховной Жрицы — но и это было уже что-то.

На ее фоне Фиона казалась выточенной из камня. Но сейчас, после года войны, каменное спокойствие представлялось ей более предпочтительным.

— Успокойся, Адриан, — велела Великая чародейка. И мимоходом подумала, что все эти титулы были важны в Круге. Стоит ли уделять им такое внимание сейчас, когда Круги пали? — Сегодня Конклав собирается в полном составе. «В опасности мироустройство…», по словам Верховной Жрицы. Провокации со стороны храмовников, несомненно, будут, но я не думаю, что это ловушка. Её Святейшество была на нашей стороне.

Адриан остановилась и вперила в соратницу пылающий взгляд.

— Не слишком она помогала нам все это время! Как ты можешь доверять Церкви после всех этих веков издевательств?

Фиона не ответила, сделав вид, что увлечена делом: она записывала основные тезисы своего выступления на Конклаве. Не потому, что могла их забыть — годами выстраданные, они были отшлифованы до последнего слова, разбиты по группам, и даже реакцию на них со стороны что храмовников, что жриц чародейка знала. Знала, и подготовила возражения. Нет, запись нужна была для собственного спокойствия — чтобы не поддаться эмоциям так же, как сейчас бушевала Адриан.

Об издевательствах Фиона могла бы рассказать многое. Эльфийка из эльфинажа Вал Руайо, она успела узнать разные стороны жизни. Круг, если сравнить с альтернативами, был вполне приемлемым вариантом, и если бы чародейка не успела вкусить свободы в Ордене Серых Стражей, восстание, вполне вероятно, возглавил бы кто-то другой. Та же Адриан.

И вполне вероятно, оно бы провалилось — не потому, что Адриан так уж плоха в роли предводителя, ее горячности можно было бы позавидовать. Но вот стратегическим талантом Создатель ее не наделил, все ушло в эмоции. Фиона же успела научиться выживать сначала в городских трущобах, потом — на Глубинных тропах. Не совсем то, что нужно, но пошедших за ней магов такой опыт устраивал.

— Фиона…

— Я предлагаю решение Конклаву, — перебила Великая чародейка, не отрываясь от бумаги. — Люциус Корин предлагает свое. Ни Верховную Жрицу, ни кого-то из нас, несомненно, не устроит ни один из вариантов. Мы будем искать компромисс. Но, поверь, Адриан, загнать нас обратно в Круги, как стадо овец, я не позволю. Должно быть другое решение.

— Уверена, у храмовников оно есть! — желчно отозвалась Первая чародейка. — Раз уж ты говоришь, что Церковь на нашей стороне, храмовники просто убьют и тебя, и Верховную Жрицу, а потом обвинят в этом убийстве тебя и выставят себя героями! Тогда нам покоя не будет ни в одном уголке Тедаса, жрицу магам не простят!

— Тогда придется им перебить всех, кто будет находиться в Храме, — спокойно ответила Фиона. Вздохнула и наконец взглянула на соратницу прямо: — Что ты предлагаешь?

Андриан втянула ноздрями воздух, словно гончая, наконец почуявшая след, и выпалила:

— Отправь на Конклав кого-то другого под своей личиной! Тогда, что бы ни произошло, ты останешься во главе, восстание не захлебнется.

Над личностью «кого-то другого» сомневаться не приходилось, и Фиона критически осмотрела собеседницу. Адриан была с ней одного роста, но шире в кости — что и не странно для человека. Но это не было проблемой: магия помогла бы ненадолго замаскировать различия. Куда хуже дело обстояло с пластикой движений, голосом, характером. Характером — особенно, ведь Конклав собирался в первую очередь ради переговоров, и в этом деле Фиона доверяла соратнице куда меньше, чем в ведении боя.

С другой стороны, в провокациях со стороны противника Великая чародейка была уверена, да и ловушки исключать нельзя: Церкви не с руки ссориться со своей боевой силой, храмовниками и Искателями Истины. Возможно, Верховная Жрица сменила сторону.

Может, и не зря она записывала свои тезисы.

— Хорошо, — после недолгих раздумий согласилась она. — Нужно будет подобрать отряд сопровождения. Но помни, Адриан, ты идешь на переговоры. Мы не можем воевать вечно.

— Конечно, — обрадованно согласилась чародейка. — Я соберу отряд сама. Не переживай, Фиона, воевать надоело всем. Это будут успешные переговоры!

У кошмара цвет ночи зажженных костров, затянутого тучами неба, пожирающего пламени и поглощающей тьмы. Кошмар пахнет кровью и раскаленным железом, вьется вокруг туманом, сковывает кандалами из дыма. Кошмар блестит оскаленными клыками и обнаженным кинжалом, Кошмар мягок как осенняя прелая листва, как жирная земля, стучащая о крышку гроба.

У каждого свой кошмар. 

И свое избавление. Ты желаешь его?

У иного он звучит грохотом камней и взрывов, укрывает тьмой, в которой мерещатся лики чудовищ. Он растворяет, иссушает, тянет жизнь без перерыва, пока ты не сдаешься на его милость, не отдаешь себя в его власть.

И малая свеча сумеет разогнать тьму. Попроси немного огня!

Кошмар другого отравляет весь мир, скверной проникает повсюду, сочится язвами. Он опутывает гнилью и медленно убивает, он отравляет все, к чему прикасается, пока ты не сдаешься на его милость, не отдаешь себя в его власть.

Но цветы по-прежнему растут там, где была гниль. Хочешь почувствовать их аромат?

Судьба безраздельно владеет третьим, погружая его в свой кошмар. Спасает от мечей и когтей, оберегает от болезней, чтобы наброситься неожиданно, зазвучать в голове древней музыкой, привести во тьму и одиночество. Он поет и зовет, и манит, горит огнем в жилах и меняет тело, пока ты не сдаешься на его милость, не отдаешь себя в его власть.

Судьба не жестока и не всесильна. Ты ведь стремился делать выбор сам, так выбирай!

Отчаяние и кошмар переплетаются в четвертом, сплавляясь в неразделимый монолит, доспех, сдавливающий сердце. Он кровоточит фантомной раной, парализует волю, лишает надежды, пока ты не сдаешься на его милость, не отдаешь себя в его власть.

Ответ часто содержится в вопросе, вера — в отчаянии. Ты жаждешь всего, но потеряла обратную сторону.

Пятого кошмар преследует наяву и во сне, отдаваясь болью потери. Он отталкивает от мира, замыкает в себе, колет ледяными иглами душу, пока ты не сдаешься на его милость, не отдаешь себя в его власть.

Среди одиночества и потерь спасает привычное. Протяни руку и обними.

Кошмар властвует над этим миром. Покорись же Кошмару!

Нет надежды без страха, как и страха без надежды. Выбери правильно.

* * *

Порывом ветра или дыханием Тени издали донеслось:

— Жива ты или мертва, скажешь мне сама, когда придешь из Тени.

Гремучая смесь ужасов и желаний, бурлящая в окруженном золотой дымкой пространстве, замерла.

Блеклый лиловый песок в очередной раз захрустел на зубах, и Айдан с досадой сплюнул его в сторону. Когда-то давно, практически в другой жизни, он мог бы получить нагоняй от матери за этот жест; а может, и нет — леди Элеонора слишком хорошо помнила собственное пиратское прошлое, чтобы требовать соблюдения этикета даже посреди пустыни. Как бы то ни было, сейчас замечаний делать было некому — родители погибли десять лет назад, старший брат никогда не страдал любовью к нотациям, а вредная младшая сестра рисковала сейчас своей жизнью где-то в другой части мира.

Вспомнив родных, Айдан невольно улыбнулся. Тогда, десять лет назад, жизнь едва не закончилась — не из-за нападения на семью, после которого выжил только он, не из-за Мора, посреди которого он оказался выброшен, как слепой щенок… потеряв все, что составляло смысл этой жизни, Волчонок Кусланд едва не сдался. Помогла, как ни странно, жутковатая легенда, воплотившаяся в безумной старухе — Флемет, Ведьма Диких Земель, сначала пробудила злость, с ней и жажду жизни, а затем помогла выбрать цель. Потом появилась нежная и смертоносная, как клинок убийцы, рыжая девушка, заставившая его не только ожить, но и забыть о других женщинах. За ней — мелкая, вредная, но ставшая такой родной девчонка, невесть как оказавшаяся посреди разоренных Мором земель. А там дошли слухи и о выжившем брате.

Налетевший ветер швырнул в лицо новую порцию песка, заставляя вынырнуть из воспоминаний, и Айдан перевел взгляд с горизонта на лагерь, который разбивали подчинённые у подножия облюбованного им холма. Огрен привычно матерился на рукожопость всех магов в целом и одного конкретного малефикара в частности, Йован в ответ советовал хоть раз подойти к выполнению задачи трезвым… странное требование для всех, кто знал гнома хоть немного. Жан-Марк работал молча и, возможно, поэтому со своей палаткой успел разобраться первым. Чуть в стороне работала тройка разведчиков, которые сопровождали небольшой отряд Серых Стражей по заданию Инквизиции. Мысль снова невольно скользнула в прошлое.

Думал ли он когда-нибудь, что станет тем, кем стал? Страж-командор Ферелдена, эрл Амарантайна, Герой Мора и убийца архидемона. Брат леди Инквизитора. Последняя мысль заставила усмехнулся: когда-то Алиена представлялась сестрой Героя Мора, а теперь роли так причудливо сместились… пожалуй, он много бы дал за то, чтобы все оставалось как раньше — не из тщеславия; дорога героя усеяна не только чужим восхищением, но и потерями и болью. Хотелось надеяться, что леди Инквизитор сможет их избежать, но опыт прожитых лет убивал эту надежду на корню.

— По крайней мере, ей вряд ли раздерет горло крикун, — едва слышно пробормотал Страж-командор и потёр это самое горло. Шрама уже давно не было, глупо было бы оставлять его, имея под рукой талантливого целителя, но ощущения от толчками вытекающей крови он помнил так, словно это случилось вчера. Винн когда-то давно говорила, что эти воспоминания — ложные, сознание он потерял почти моментально, да и почувствовать именно кровопотерю вряд ли было возможно… но Айдану все равно казалось, что он даже сейчас ощущает железистый запах крови, пульсацию и холод, растекающийся от кончиков пальцев по всему телу.

— Эй, командор! — заорал Огрен. — Отправляй этого безрукого задохлика к демонам, иначе жрать мы будем песок, а спать не ляжем вообще!

— Огрен, я могу усыпить тебя прямо сейчас, чтобы ты проспался, — вполне мирно, и не подумаешь, что это подначка, отозвался Йован.

Айдан только вздохнул и поднялся с песка: спокойно посидеть ему теперь не дадут, даже с учетом того, что он вроде как в дозоре. Пустыня вокруг была почти плоской, для наблюдений Страж-командор нашел единственный, кажется, на всю округу холм, и с него никого живого видно не было. Значит, в ближайшие полчаса нападений точно можно не ждать: подкрасться незаметно в таких условиях могли бы только крикуны, но уж порождений тьмы четыре Серых Стража учуют загодя. Или, как вариант, можно отправить дежурить Страуда, благо, он успел закончить со своей частью работы.

Жаль, Гарм, мабари, которого подарил еще отец, погиб год назад на Глубинных тропах. Будь он здесь, вопрос со стражей бы отпал.

— Десять лет прошло, и ничего не меняется, — проворчал Айдан и невольно задумался: достались ли ему изначально такие несамостоятельные подчиненные… подданные в эрлинге… слуги в крепости… или он сам разбаловал их всех попытками решать все вопросы самостоятельно? На весь Амарантайн только два человека никогда не ждали распоряжений своего эрла: сестра и кухарка. И если первая, как и свойственно детям, раньше старалась избегать нотаций старшего брата, то вторая всегда готова была и самого эрла построить, как своих поварят.

Палатки пришлось устанавливать не то что с нуля — для начала пришлось разобраться, что малефикар и берсерк натворили с крепежами. К концу процедуры Айдан сам рычал не хуже этого самого берсерка и остро жалел, что не взял в отряд кого-нибудь другого. Огрен был незаменим в бою и на Глубинных тропах, но жизнь наземника до сих пор временами ставила его в тупик. Йован был более приспособленным к бытовым вопросам, но неизменно проигрывал напористому гному в инициативе. В целом, обоих спутников Айдан ценил, но в такие моменты руки чесались надавать им подзатыльников, и приходилось напоминать себе, что рукоприкладство в Ордене официально не практикуется.

Ужин немного примирил Стража-командора с действительностью — благо, готовили на этот раз не его подчиненные, а разведчики Лелианы, — а после него ближе подсели Страуд и Зверолов, глава разведчиков.

— Завтра мы выйдем к Ритуальной башне, — неторопливо, словно смакуя свой орлесианский акцент, проговорил Страуд. — Небольшой отряд Стражей остался там, остальные отправились дальше вглубь песков. Думаю, в Адамант.

Айдан кивнул и провел оселком по лезвию меча. Не то чтобы ему требовалась правка, но хотелось прикоснуться к синевато поблескивающему сильверитовому клинку — подарку любимой женщины. Тем более что второй меч, выкованный лучшим оружейником Ферелдена почти сразу после Мора, внимания не требовал.

— Сначала проверим башню, — спустя пару секунд отозвался он. — С небольшим отрядом, думаю, мы сможем разобраться и сами. А к Адаманту, если и правда в Ордене начались проблемы, придется вызывать нашу леди Инквизитора с ее армией. Насколько я слышал, крепость большая.

— Не слишком, Страж-командор, — Жан-Марк улыбнулся в усы и посмотрел в сторону предполагаемой цели. — Но атаковать ее неудобно, подход есть только с одной стороны.

— Завтра разберемся, — решил Айдан. — Для начала надо понять, зачем Кларель вообще сюда сунулась, а потом дергать Алиену.

Страуд согласно наклонил голову и замолчал. Зверолов добавил:

— Сестра Лелиана предоставила нескольких воронов для связи. Мы сможем отправить письмо по первому вашему требованию, Страж-командор.

— Завтра, — повторил Герой Мора. — Надеюсь, нас ждут прием, фуршет и никакого песка. Штурмовать потом Адамант не хочется. Не хватало еще сражаться со своими.

— Погибнуть в крепости Ордена будет обидно, — согласился Жан-Марк, и Айдан вздрогнул. О смерти он не думал — слишком часто она ходила рядом, чтобы по-прежнему переживать. А вот о близких он беспокоился всегда — этот страх изжить никак не получалось. Лелиана вряд ли отправится штурмовать крепость, а вот бедовая сестра…

Хоук смотрел насмешливо — пожалуй, как и всегда. Варрик усмехнулся в ответ и отсалютовал кружкой:

— А ведь на этом кресле мог бы сидеть ты, дружище. Чуть больше внимания к Мередит — и быть бы тебе виконтом Киркволла.

Иронии в ответном взгляде прибавилось, но приятель промолчал; действующий виконт Киркволла отпил из кружки и привычно поморщился: ни высокий пост, ни внушительные запасы самого разнообразного алкоголя, никакие другие причины так и не могли отучить его от фирменного пойла из "Висельника". Во всяком случае, оно отлично оттеняло написанные ровным каллиграфическим почерком отчёты, которые ежедневно притаскивал сенешаль, Бран Кавин. А еще сводки происшествий от Авелин, финансовые сверки от Торговой гильдии, сметы из гильдии каменщиков…

— И лучше бы ты это сделал, — проворчал гном, откладывая очередной листок.

— Брось, Варрик, кресло как тебя делали, — насмешливо отозвался Защитник Киркволла. — Я и так на него наработался ещё при Мередит, без официального признания обойдусь. К тому же я простой ферелденский беженец, куда уж мне троны задницей полировать.

— Мне-то не заливай, простой ферелденский беженец, — Варрик отвернулся к окну, чтобы не видеть ни иронии, ни отчётов. Хоук в ответ хохотнул:

— Как сейчас помню, как мы неприкаянно бродили по двору Казематов и выбирали между Атенриль и Миираном.

— Ещё скажи, и Мор как сейчас помнишь, — гном снова повернулся. — Между прочим, и Атенриль, и Мииран давно кормят червей, а ты?

— Сам знаешь, — теперь настала очередь поморщиться Хоуку. Он тоже покосился на окно и задумчиво хмыкнул: — А знаешь, Мор я тоже помню отлично. И Лотеринг. Там все было… проще.

— Несмотря на Солнышко, отца-мага и залетных храмовников? — удивился виконт. И тут же прикусил язык: тогда вся семья Хоука была жива, да и проблемы не выходили за рамки обычных забот отступников. То ли дело мятежный Киркволл?

Хоук словно прочёл эту мысль, хмыкнул и не ответил. Варрик вздохнул и снова вернулся к документам. Пожалуй, сегодняшний день был не самым плохим с точки зрения его новой должности: под очередной сметой обнаружилась тонкая прослойка из доносов. Ими виконт зачитывался, пытаясь определить, который правдив, а какие отправятся на растопку каминов. Правда, большинство совмещало оба этих пункта: на Торговую гильдию регулярно жаловались человеческие купцы, обвиняя гномов в связи с Хартией, что было абсолютной правдой, вот только делать с этим Варрик ничего не собирался. Торговлю и криминал все равно не разделить, и пока Хартия и Общество не наглеют, на них смело можно закрыть глаза.

— Ого, а вот это интересно, — он вскинул брови. — Некий Эмиль обвиняет почтенного Торгвара в связях с Корифеем и распространении скверны.

— Ещё скажи, в поиске крови Хоуков, — снова хмыкнул владелец крови. — Ты вроде говорил, на этот раз Корифея вы грохнули надежно. А если бы и нет, на кой демон ему снова сдались гномы?

— Надежно, — заверил Варрик задумчиво и отложил донос в отдельную стопку. Все, что касалось Корифея, до сих пор проверяли самым тщательным образом. — Знаешь, Киркволлу очень не хватает Защитника. Угадай, кто бы отправился проверять этот донос?

— За казенные деньги — почему бы и нет, — Хоук на мгновение задумался, прищурился немного и уточнил: — А что за Эмиль? Не тот придурок де Копьи, что выдавал себя за мага крови? Надо было его еще тогда вернуть обратно Мередит, сейчас бы у тебя времени не отнимал.

Фамилий на доносе, разумеется, не было, но виконт сделал приписку для Авелин — проверить источник информации. Если и правда графеныш, то можно будет отправлять бумагу в растопку.

— Вместе с ним самим, — дополнил друг, словно прочитав мысли. Варрик усмехнулся, отложил документы и вытащил чистый лист бумаги. Отпил из кружки и велел:

— Ответь мне на пару вопросов, раз уж ты здесь.

— Решил еще одну книжку про меня накатать? — Хоук хохотнул. — Про Инквизитора пиши, с ней херня и покрупнее случается.

— Она на очереди, — заверил гном и выразительно постучал пальцем по листку. Защитник Киркволла поморщился, но кивнул:

— Ладно, валяй. Гонораром потом поделиться не забудь. Кстати, мог бы мне тогда и прозвище придумать.

— Хоук, ты упрям как осел, самоуверен как таран и заносчив как демон гордыни, — Варрик рассмеялся. — Я до сих пор в раздумьях. Ладно, раз уж я тебя поймал… Жалеешь о чем-нибудь?

Хоук едва заметно сощурился и растянул губы в ехидной усмешке.

— Десять золотых, которые мне был должен Андерс. Никак мне покоя не дают, как я согласился их простить?

— За него хорошо просили? — предположил гном, бывший свидетелем и появления этого долга, и его исчезновения. На мгновение сердце кольнула иголочка боли: многое с тех пор изменилось, кто-то погиб, кто-то уехал так далеко, что и письма не всегда доходят… Вряд ли еще когда-нибудь удастся собраться такой же теплой компанией. — Ладно, а если серьезно?

— Думаешь, мне не о чем пожалеть? — проворчал Защитник Киркволла и задумался. Правда, ненадолго, спустя едва ли минуту пожал плечами: — А знаешь, вроде и не о чем. Карвера я спасти не смог бы, отца тем более… Красный лириум припер Бартранд. Корифей, как мне клялась наша леди Инквизитор, выбрался бы в любом случае, даже если бы мы с Бет оба сдохли. Мама, Бетани и Мерриль счастливы. На троне Киркволла ты, вот уж за что хвала Создателю. Может, мне самому мемуары накатать?

— Ты что-нибудь длиннее письма на полстраницы вообще писал? — хмыкнул Варрик в ответ, делая пометки. — Доверься профессионалу. Лучше расскажи о своих шрамах.

— Шрамах? Варрик, откуда у меня шрамы? — Хоук в очередной раз насмешливо выгнул бровь, и гном чуть поморщился. С таким другом, как Андерс, о шрамах заговаривать и правда было глупо, но он все же попытался настоять:

— Давай, Хоук, вспомни хоть один. Я собирался назвать книгу “Шрамы Защитника”, будет странно, если я не найду у тебя ни одного.

— Один у меня есть, но рассказывать о нем тебе я не буду, — проворчал Защитник. — Ни о том, где он, ни о том, откуда взялся. Валяй дальше, а то у тебя вон отчеты стынут.

— Когда и кого ты впервые убил? — сдался писатель. На этот вопрос Хоук тоже не ответил сразу, задумался о чем-то, глядя в окно. Но Варрик не торопил: возможно, на этот раз получится услышать серьезный ответ, а не очередную байку? И приятель не подвел:

— Тогда еще был жив отец. Бет и Карверу было по десять, мне пятнадцать. Мама часто оставляла меня наблюдать за младшими, пока она и отец работали. В тот раз я показывал Карверу блок, но у него никак не получалось, хоть он и старался. Дело было на опушке леса, он злился, когда проигрывал, и вечно отвлекал родителей… на нас выскочил волк. Честно говоря, не уверен, что он собирался нападать, но Бетани испугалась и выпустила магию. Кажется, это был первый раз, когда она что-то наколдовала. Бедняга волк загорелся моментально и завыл так, что испугался и Карвер. Пришлось его добить.

— Ого, не ожидал от Солнышка, — удивился гном.

— Вот после этого она и недолюбливает магию, — буркнул Хоук и снова отвернулся к окну. И Варрик понял, что с вопросами пора завязывать, время осталось максимум на один.

— Ладно. Скажи, Хоук, что бы ты увидел в Тени?

Голос невольно дрогнул, вопрос повис в воздухе без ответа. Хоук по-прежнему смотрел насмешливо и косился на окно, и Варрику пришлось чуть переставить портрет, чтобы смотреть другу в глаза. И ответить самому себе — снова.

— Демонов.

Я неслась вниз, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки. Позволь я себе подобное в королевском дворце Денерима, и меня бы за ухо отвели к королеве — возможно, даже сейчас, когда я повзрослела и обзавелась определенным статусом. Анора всегда следила за соблюдением этикета, и одними уроками я у нее никогда не отделывалась. В Башне Бдения, скорее всего, проигнорировали бы: в крепости Серых Стражей, рядом с которыми живет и гражданское население, постоянно кто-то носился — то слуги, то дети, а то, бывало, и гости, попавшие под горячую руку нашей кухарки. В Скайхолде уже, скорее всего, поднялась бы тревога — еще бы, Инквизитор просто так бегать не станет.

Здесь на меня только оборачивались с понимающими усмешками.

Лестница кончилась слишком быстро, и я не успела затормозить, с разгону влетая в объятия любимого мужчины.

— Сдала? — тепло улыбнулся он, и я радостно кивнула. Может, я и Инквизитор, но сейчас я на отдыхе, и сданный с первой попытки экзамен вполне тянет на самое приятное событие последних месяцев.

А может, и нет. Никакой экзамен не сравнится с поцелуями, особенно если целует — меня мой командор. Каллен не торопился выпускать из объятий, не обращая внимания на проходящих мимо магов, но замечаний делать нам не рискнул никто: слишком мы были известными персонами и слишком влиятельными знакомыми обладали.

— Домой? — почти шепотом предложил он, оторвавшись от моих губ. И я кивнула в ответ.

— Домой? После успешного боя за звание полноценного мага? — услышала я возмущенный голос одного из “влиятельных знакомых”. И откуда он тут только взялся? — Командор, да ты издеваешься над всеми традициями!

Я обернулась и увидела самодовольное загорелое лицо с лихо подкрученными усиками, затянутое в кожаный доспех и лазурную тунику поджарое тело, украшенный лириумным кристаллом посох и полтонны блистательности, принадлежащие одному из самых скандальных граждан Тевинтера. Альтус Павус разглядывал нас с такой довольной улыбкой, словно это он только что отбился от половины магистров Круга магов Карастеса.

— В таверну, друзья мои, в таверну!

— Дориан! — я не видела друга… да с тех пор, как мы последний раз собирались в рамках Инквизиции, и успела соскучиться, так что теперь с удовольствием обняла его и даже чмокнула в щеку, на что он только рассмеялся:

— Осторожнее, моя дорогая. Иначе твой ненаглядный храмовник посрамит всех местных магистров, включая главу Круга, и прожжет нас взглядом без всякой магии.

Каллен улыбнулся и покачал головой, но я все же отпустила приятеля и отступила обратно к возлюбленному. Как ни крути, его объятия в любом случае приятнее.

— Ну, давай, веди в свою таверну. И расскажи, что у вас интересного?

— В двух словах? — Дориан иронично выгнул бровь.

Идти по Карастесу в такой компании было непривычно. Я уже бывала в этом городе — до Бреши, до инквизиторства и войны с Корифеем… или, скорее, для меня война с Корифеем как раз примерно тогда и началась. Я уже знала, что он бессмертен, что после боя с Хоуком банально сбежал, и пыталась выследить его, метаясь по Тевинтеру поджаренной блохой. Тогда со мной были Зевран и Фенрис, изображавшие моих рабов — Зеврану роль раба давалась чуть хуже, слишком уж непокорным был взгляд, зато играл он с видимым удовольствием, Фенрису лучше, но и бесила она его больше, — сама же предпочла прикидываться танцовщицей и слабеньким магом, который сумел наскрести деньги на обучение в самом престижном Круге империи… внимания мы привлекали ровно столько, сколько хотели сами. Теперь же нашу компанию провожали взглядами почти все встречные — Инквизитор и герои войны с Корифеем. Впрочем, под сочный рассказ Дориана об очередном происшествии в Минратосе или споре в Магистериуме эти взгляды почти не цепляли.

Знакомые улочки пробуждали воспоминания, от которых удавалось отгораживаться весь последний год. Вот в этой таверне я танцевала в прошлый свой приезд — отвлекала внимание на себя, пока мои друзья искали следы Корифея. Вот в этом особняке жил один из преподавателей Круга, которого мы тогда заподозрили в нужных нам знакомствах.

— А вон там было логово работорговцев, — я кивнула на здание из черного, с синим отливом мрамора, украшенное четырьмя золотистыми пилястрами на фасаде. — Фенрис собирался наведаться туда в одиночку, и мы полвечера спорили, стоит ли.

— Кажется, он был не из тех, кто отказывается от планов? — улыбнулся Каллен. Я фыркнула:

— Если речь идет о работорговцах? Проще было бы убить, чем отговорить. Так что отправились туда всей компанией, только меня с собой не взяли.

— Теперь там самая приличная забегаловка в этом чудном городе, — перебил мои воспоминания Дориан. — Вполне подходящее место для леди Инквизитора.

Внутри и правда оказалось довольно мило, и не скажешь, что когда-то тут держали живой товар. Стены радовали глаз яркими мозаиками, явно совершенно новыми, с потолка свисали гирлянды живых цветов, сквозь которые пробивался свет, напоминающий солнечный. Вместо пола под ноги ложилась настоящая земля с короткой щеткой зелёной травы; то тут, то там попадались цветы — в основном ярко-желтые, нарядные дурнолуковки, но возле каждого стола непременно алел эмбриум, отгоняя вредный аромат. Я прикрыла глаза, с наслаждением втягивая запахи цветов и чего-то тонко-пряного, явно доносящегося с кухни, и улыбнулась.

— Говорят, работа одного из студентов, — негромко прокомментировал Дориан, посмотрел на меня и хмыкнул: — Был уверен, что ты оценишь. Ну что, твоя очередь делиться новостями. Сменишь теперь свой шест на приличный магический посох?

— Вот ещё! — я возмущенно глянула на приятеля. — От ваших посохов толку никакого, а Enansal для меня выковал сам Совершенный Каридин!

— Что-то я такое от Варрика слышал, — задумчиво кивнул альтус. И жестом предложил выбирать столик. — Раскроешь мне эту великую тайну: за что же такая честь? Это ведь было ещё до Корифея?

Я осмотрелась теперь уже более прицельно: большинство мебели явно было рассчитано на вкусы имперцев, невысокие столы из серого материала, напоминающие каменные алтари, окружали невысокие диванчики-клинии. У меня это моментально вызвало не самые приятные воспоминания — алтари прочно ассоциировались с Думатом, клинии — с теми заведениями, где приходилось танцевать. К счастью, владельцы таверны учитывали мнение разных посетителей, так что обычные столики здесь тоже были — на одной витой ножке, с отделанной мозаикой столешницей, так что больше напоминали экзотические цветы, чем творение столяров. К одному такому я и отправилась, на ходу, обдумывая вопрос.

У столика-цветка оказались крепления для магических посохов, чтобы магам не приходилось далеко откладывать свое оружие. Прислонив Enansal, я неуверенно пробежалась пальцами по украшающим его накладкам из драконьей кости. Ту историю я не любила, но прошло столько лет, не цепляться же за старые страхи…

— До. Во время Мора, — задумчиво согласилась я. И на недоверчивый взгляд приятеля уточнила: — Да, мне было десять, и да, я путешествовала вместе с Айданом, это-то ты знаешь. Кажется, о знакомстве с архидемоном я успела всем похвастаться… Вот тогда же познакомилась и с двумя Совершенными. Точнее, нам пришлось влезть в их конфликт. Честно говоря, не знаю, почему Каридин сделал подарок именно мне, мы тогда все отличились. Разве что я убила Бранку? Но она просто не восприняла меня всерьёз, поэтому и подпустила близко.

— В десять лет? — по-прежнему недоверчиво повторил Дориан. — Да ты переплюнула большинство наших магистров, моя дорогая.

— И не горжусь этим, — проворчала я. Каллен ободряюще мне улыбнулся; он эту историю уже слышал и теперь больше внимания уделял окружению: полные магии улицы и заведения Тевинтера доверия ему по-прежнему не внушали. Я улыбнулась в ответ, и Дориан закатил глаза от этой картины. — Вот, моя, так сказать, доска почета.

Я выложила на стол один из своих кинжалов. Лезвие украшала гравировка в виде дракона, на гарде нашли место стилизованная гномья голова, меч храмовника и символ Думата. Маг тут же бросил гримасничать и пододвинул оружие ближе к себе.

— Я так понимаю, это знаменитый архидемон, а это та самая Бранка, — он осторожно провел пальцем по драконьему хвосту и гномке. — Это наш недобог. А это? Неужели ты успела и храмовника убить?

— Это в Киркволле, — задумчиво отмахнулась я. К нам как раз подошла официантка, и я выбирала между "медом элвен" и "слезой Думата". Отвлекшись от приятеля, я подняла глаза на девушку и насмешливо заметила: — А тут повара с фантазией.

— Это старинные рецепты, светлая госпожа, — официантка тут же поклонилась, глядя на меня с заметным испугом. Я едва сдержалась, чтобы не поморщиться: к рабству я привыкнуть никак не могла, да и не хотела. Бросила выразительный взгляд на Дориана, и он пожал плечами:

— Мы работаем над этим. Так что там с храмовником в Киркволле?

— Воплощение всего плохого, что тогда говорили о храмовниках. Уверена, доживи он до Корифея, первым бы побежал к красному лириуму, — ворчливо отозвалась я и выбрала "мед". С Думатом я и так была знакома ближе, чем хотелось бы: жреца убила, в его ловушки вляпывалась, храм едва не разрушила… даже первую и пока единственную, к счастью, седую прядь заработала благодаря Дракону Тишины.

Каллен отвел глаза, видимо, вспомнив сэра Алрика — ему та история не давала покоя даже сильнее, чем мне. Может, оно и правильно, все-таки он был начальником того мерзкого типа и упустил все его… нарушения. Но говорить подобное вслух я бы не стала никогда, всем нам хватает чувства вины за прошлое, и не дело его усугублять.

Я задумчиво коснулась седой пряди и вздохнула. Каллен чутко поймал мое настроение, взял за руку и с немного натянутой улыбкой спросил:

— Раз уж мы вспоминаем прошлое… ты никогда не говорила, почему Варрик назвал тебя Перчинкой. А мне всегда было интересно, ты была такой милой девушкой.

Дориан захохотал, и я тоже рассмеялась, не сдержавшись. Лукаво поинтересовалась:

— Только была?

— И осталась, — в глазах моего командора забегали смешинки. — Но теперь это прозвище кажется мне более заслуженным.

— Готов поставить все артефакты Магистериума на то, что раньше она при тебе прикидывалась милашкой, — отозвался маг. Я досадливо прицокнула языком и недовольно отозвалась:

— Я ведь и соврать могу, а потом посмотреть, как ты будешь выкручиваться. А что до прозвища… Варрик на мой вопрос тогда ответил: "мелкая и острая". Я к тому моменту успела уже взбесить и Андерса, и Хоука, причем с Хоуком мы познакомились хорошо если минут за двадцать до этого.

— Если бы это сказал мне кто-то другой, я бы не поверил, — удивлённо ответил Каллен.

Мою ладонь он так и не выпустил, нежно поглаживая пальцем линию жизни. Мне на мгновение показалось, что вдоль нее пробежали изумрудные искры, но… показалось. Зато в голову пришло, что, может, ну ее, эту таверну? И этот Тевинтер вообще? Сейчас лето, моя яхта ждёт в порту, и, в отличие от тевинтерские кораблей, "Ястреб" может не опасаться нападений кунари, так что… может, отправиться на поиски каких-нибудь сокровищ? Вдвоем. Я украдкой покосилась на Дориана и вздохнула: обещала же приехать.

Сам альтус на мой вздох недовольно ответил:

— Я внезапно почувствовал себя лишним, и это совсем не то новое ощущение, которое я хотел бы испытать.

В этот момент нам наконец принесли вожделенный мед элвен, и я вместо ответа предложила:

— За Инквизицию?

— За Инквизитора, — поправил меня мой командор. Дориан добавил:

— И за ее блистательную команду!