The Fallen Angel (гет)

Они познакомились через общую подругу и, стоит признать, так неловко себя Сергей еще не чувствовал. По меньшей мере из-за самого общения, по большей — из-за того, что Рони сравнила их, но вот сам мальчик видел напротив себя лишь свою точную противоположность. Олег вовсе не был скромным и тихим ребенком, даже… скорее напротив. Ужасно громкий, непоседливый, небрежный и непредсказуемый — его образ можно было передать лишь этими словами. То есть, их было достаточно для того, чтобы понять, что это за человек, и осознать то, что они навряд ли когда-нибудь смогут стать друзьями.

И ровно как Сергей со смесью безразличия и недоверия смотрел сперва на Волкова… точно так же и Олег сначала отнесся к Разумовскому. Что говорила Вероника там об их схожести? В первую же встречу состроили одинаковую крайне недружелюбную гримасу, что едва не заставило девочку расхохотаться прямо здесь, но она сдержалась. Сдержалась не из-за того, что это было бы неприлично или же как-то неуместно, а скорее… просто потому что ей показалось, что Сереже надо бы выходить из своей скорлупы. А Олег был честным и хорошим человеком, что непременно бы понравился Разумовскому. Почему?

Ну… возможно, тут даже сыграло не столько «понравился бы», сколько ее личное желание играть с кем-нибудь в компании. Вдвоем им было хорошо. Но Рони видела, как он смотрел на других ребят и, наверное, еще до их дружбы замечала, как робкий мальчишка пытался подойти к их группе, да все не решался и по итогу просто уходил. Еще тогда ей хотелось громко окликнуть его и предложить погонять мяч. Тогда же хотелось подбежать, узнать, как его зовут, и позвать «бродить без дела» вместе с остальными, ведь в большой компании, как она думала, всегда веселее, но… на самом деле, сейчас, благодаря Сереже, она узнала, что дело вовсе не в количестве. А в качестве. С хорошими ребятами всегда здорово, вне зависимости от того, сколько детей будет в группе и куда они пойдут.

Правда… несмотря на то, что она видела его тогда и хотела позвать, сама на то ни разу так и не решилась. Возможно, дело было в неловкости и поначалу она боялась настолько красивого мальчишки, не хотела его смущать или выглядеть какой-то дурой, а потом… главарь просто положил ей руку на плечо и рассказал обо всем. О том, насколько опасен этот чудик и что никто с ним не общается — не просто так. Вероника была удивлена, ведь тот рыжий мальчик совсем не походил на хулигана, да и… как-то наоборот даже. Казалось, что она его может спугнуть одним приветствием или внезапным порывом вместе погулять. Чудак? Да вот уж нет! До нее ему явно будет далеко. Но рисковать не стала.

И старалась не обращать на него внимания она довольно долго. Переглядывалась, когда они встречались на одном и том же забытом Богами пляже, когда помогала волонтерам собирать мусор и полученное вознаграждение в виде конфет отдала детям младше. «Сестринский инстинкт» — так звали это ребята, что видели, как Ника, их подруга, зачем-то печется о малолетках, обнимает новичков и успокаивает, когда кто-то начинает реветь или пытается сбежать в возрасте, скажем, пяти лет. Но в итоге они остаются. Не потому что понимают, что им в лесу или на улицах не выжить. Они остаются, потому что «Ника будет за них волноваться».

Ну и, само собой, из-за особо добрых воспитательниц на подобии Антонины Павловны, женщины, которую все малыши хотели бы звать своей мамой. Правда, Вероника насмехалась над ней и грубо отзывалась, называя ее вовсе не по имени и отчеству, а просто «Матерью Терезой». Почему? Потому что она на дух не переносила взрослых, что пытались перевернуть все ее чувства и проникнуть в душу. Терпеть не могла психологов, что временами давали им какие-то там тесты, и ненавидела тех людей, что приходили и смотрели на ребят так, словно зверушку себе выбирали. И особенно раздражали ее те, что прямо говорили: «Мы просто посмотреть».

Детей выбирали исключительно по характеристикам. Всем нужны маленькие и красивые вундеркинды, цветом волос похожие на них самих. Начитанные, нежные, послушные и все в том же духе. Выдрессированные, одним словом. Как собаки. И каждый раз, когда она ловила на себе прожигающие взгляды очередной молодой пары, Вероника чувствовала унижение и, вместе с ним, свое бессилие. Что же она еще может противопоставить им, чтобы никуда не уходить? Наверное… только притвориться каким-то отшибленным на голову аутистом, пока воспитатели того не видят. А уже потом те кретины, слушая рекомендации работников, что мол «Вероника очень умная и сообразительная девочка», думают, скорее всего, о том, что их хотят надуть и подсунуть «бракованного» ребенка.

Они уходили, Морозова победно ухмылялась, не забывая показать средний палец на дорожку, а уже после снова уходила шляться без дела с бандой более старших ребят, благодаря которым, наверное, и начала расти так рано. Многие в ее окружении еще тогда курили. Подростки тайком протаскивали сигареты, подначивали детей, что за какую-то услугу могут дать попробовать, а после она видела, как ребята, старше нее года на четыре, подбирали за ними еще окурки. Противно. Ей много раз предлагали закурить, но запах стоял настолько ужасный, что Вероника даже близко не могла подойти к ним, сразу начиная кашлять. Вонь невыносимая.

И потому ни одной сигареты в руки она так и не взяла, хотя возможностей было, на самом деле, просто выше крыши. В каждой бочке Морозова была затычкой, общалась одновременно, вроде как, почти со всеми, но в то же время и ни с кем. Как правило, не задерживалась в одной группе надолго. Но познакомившись с Разумовским… только протянув однажды ему руку, девочка осознала, что совершенно не хочет ее больше отпускать.

Он был очень добрым. И пугливым. Настолько, что боялся ей надоесть и намеренно сбегал от нее первую неделю, когда она настойчиво искала повод с ним погулять и поиграть. Сначала Вероника восприняла это как нежелание с ней общаться вообще. Поникла, когда поняла, что, видимо, он и правда считает ее недалекой. Глупой. А, может, и вообще скучной. Но зачем же было тогда жать ей руку? Почему согласился стать друзьями? Ради приличия? Или же боялся отказать? А она что, уродина какая-то, чтобы ее так бояться? Или, может, она больно ему делала? Дралась? Кусалась? Что?

На взводе Морозова однажды все-таки нашла его. Нашла и прямо высказала все, что думает, а после сама же чуть ли не расплакалась у него на глазах, жуть как сильно испугавшись и переволновавшись из-за того, что мальчик, который спас ее и кота от хулиганов, ненавидит Рони или считает бестолковой и… на самом деле, растерянное и перепуганное выражение лица Сережи тогда надо было просто видеть. Мальчик в жизни никогда и никого еще не успокаивал, а про разговоры с девочками и вообще лучше молчать. Сначала он пытался перед ней зачем-то оправдаться. Потом предложил вместе поиграть с дворовой собакой. И когда девочка чесала за ухом их большого лохматого друга, им удалось нормально переговорить.

Тогда же Вероника и узнала, что причиной его «пряток» стал испуг. И испугался он того, что быстро надоест ей, как и другие ребята до него. Признаться в этом ему было нелегко, девочка еще некоторое время не понимала, почему, а услышав о том, от кого он об этом узнал, и кто ему гадостей наговорил — в Морозовой буквально проснулось вселенское зло, желающее треснуть идиота, посмевшего ляпнуть такую ерунду и напугать ее героя. Правда… чем больше она узнавала Сережу, тем сильнее не понимала того, от чего он вообще помог ей и как духу-то хватило, чтобы полезть разом на троих ребят. Уже не говоря о том, как он их побил. И при этом совершенно не умея драться. Вот уж точно, Разумовский — настоящая загадка человечества. Никогда не узнаешь, что у него на уме. А если и узнаешь — даже не поверишь.

— Ребят, вы просто… — она замолчала, не найдя сейчас нужных слов. Перед ней стоял ее Сережа и Олег. Оба побитые, с разбитыми костяшками на руках. Разумовский вел себя так, как было совсем ему не свойственно, но и Волков, которого она, видно, ошибочно посчитала добрым и мирным ребенком, общался так, словно всю жизнь только с шпаной какой-то и водился.

— Ну, не расстраивайся, Ник… живы они, — по спине малышки пробежался холодок, когда Олег, самый покалеченный из них двоих, вдруг произнес такую пугающую фразу.

— А… то есть тем, кто это с вами сделал, досталось гораздо больше? — тем не менее, девочка искренне постаралась взять ситуацию под свой контроль. — Я уж думала, что вы друг друга так и… Боже, — сил на то, чтобы объясняться еще перед ними, у Морозовой просто не осталось. Она была в шоке. Нет, в ужасе. Вот так слышишь «Там Волков с Разумовским драку устроили!» от какой-то малолетки, а потом придумываешь себе всякое, да начинаешь искать этих двоих по всей территории детдома!

— Само собой. Волч морду одному так набил, что, наверное, тот не только измываться над другими перестанет, но и сигареты больше в руки не возьмет, — сейчас она не знала, бояться ли ей или же плакать.

— Лучше расскажи про то, как вывел того ублюдка на чистую воду! — со смехом заявил Олег и малышка не сдержала легкой улыбки.

— А еще лучше скажите оба, что мне сделать, чтобы вас в колонию не упекли с такими развлечениями, — Вероника осуждающе взглянула на Волкова, а уже затем на своего друга, во взгляде которого прямо-таки и читалось: «Ну, мы же, как и всегда, что-нибудь придумаем?».

— Мне кажется, что она нам врежет… — задумчиво пробормотал мальчишка, обратившись при этом к другу, что оказался совершенно не таким робким и изнеженным тихоней, каким казался ему все до этого.

— И за волосы до медпункта потащит, — на самом деле, ему было сложно даже представить что-то подобное, но учитывая то, как хмурилась и беспокоилась за них девчонка… все невозможное сейчас казалось вполне себе возможным, если это касалось его милой Рони.

— Добродетельная сестричка-Ника, — подловил его сразу же Олег, от чего, на самом деле, Веронике, и правда, захотелось их обоих чем-нибудь ударить.

— Хорош… — и Сергей не сдержал тихого смешка, когда Морозова все-таки их стукнула.

— Ой, ну и ладно, голубки! Сами друг другу тогда болячки обработаете, — закатив глаза, важно произнесла девочка, как оба переглянулись, и уставились после на нее. Пугающе.

— Как ты нас назвала?..

Веронике сначала показалось, что он, Олежа, не на шутку разозлился. А уж про Сергея и говорить ничего не стоило, ведь на лице все было написано. Но затем, увидев, как второй слегка улыбнулся, она поняла, что всерьез они не разозлились, но повторять, для ее же блага, этого не стоило.

— А что, со слухом проблемы? — и все же, рискнуть очень хотелось. Девочка заранее отошла от них на безопасное расстояние, чтобы была возможность побежать, а уже после задорно и так нахально улыбнулась, гордо задрав голову. — Хотя, чего еще ожидать от инвалидов? Вы ж и догнать если что меня уже не сможете! — мальчишки срываются, как по команде, когда она же сразу дает деру, как бы только не получить от них по голове и не стать жертвой щекотки до смерти…