Надежда (гет)

В заснеженном городе кипит жизнь. Тот, кто наблюдает за нашей планетой сверху, вспомнил о Чикаго — и он очень добр к нам. Мы все живы, каждый из бесценных восьмисот шестидесяти человек, что жили в городе по итогам декабрьской переписи. Все, кто мне дорог, живы и здоровы. У меня появляется надежда, что мы дотянем до весны, а потом до следующей, а потом ещё...

Вместе с надеждой оттаивает память. В голове всплывают обрывки молитв, которые мама читала по вечерам. В Отречении было легко их заучивать — складные, каждое слово на своем месте, взвешенное и отточенное за столетия до меня. Иногда я думаю этими словами. И даже надеюсь, что Он меня услышит. Изредка надеюсь, когда мне не слишком стыдно.

Каких-то несколько недель назад я не думала о Форе и Кристине. Какая разница, кто с кем лёг в постель, если завтрашний день мог не наступить. Все приличия отступили перед безжалостным холодом.

Сейчас не так.

Я до сих пор очень привязана к Фору, я многим ему обязана. Он был чудесным инструктором, таким терпеливым и хладнокровным, если бы не он, я бы никогда ничему не научилась. Фор помогал мне скрывать дивергенцию. Кажется, это было десятки лет назад.

А Эрика я боялась во время инициации, старалась не попадаться на глаза. Все новички от него шарахались. Если кого-то наказали или того хуже, отчислили — вся фракция знала, чьё это решение. А Фор, он замечательный...

Вот только со временем я заметила, что в случае проблем — любых! — Фор предпочитает самоустраниться. Предложили должность Лидера — "Мне это не нужно". Узнал о заговоре Макса и Джанин — "Я хотел уйти". Не сорвать переворот, не предотвратить массовое убийство Отреченных, а переждать горячее время, прячась в Дружелюбии. Или и вовсе под крылышком у мамы.

Причём боевые навыки у Фора — дай Бог каждому. И он прекрасно разбирался в ситуации в городе. Просто Фор не любит ответственность. Предпочитает скидывать ее на других, а потом презирать за каждый промах. Так было во время раскола Бесстрашных, так осталось до сих пор... Какой бы проблемой я с ним ни поделилась, все советы на одно лицо: "Веди себя как все", "Главное — не спалиться", "Не ввязывайся в это". В один прекрасный момент я перестала с ним советоваться.

Не ошибается тот, кто ничего не делает. Эрик, в отличие от Фора, ответственности не боится. Лезет в гущу событий и разруливает то, что натворили другие. У него хватает душевных сил принимать трудные решения. Когда Эрику приходится выбирать из нескольких зол, он всегда делает, как лучше для города. Кто бы что ни говорил.

На самом деле это всё неважно. Нельзя же разочароваться в муже из-за таких мелочей. Я к нему несправедлива, вот и выискиваю недостатки, которых нет. Вслух никто не обвиняет, но я пытаюсь оправдать себя, потому что...

В первый раз я сумела понять Эрика года три назад, когда пришлось увольнять медсестру-токсикоманку. Она воровала обезболивающие и принимала их сама, ампулы, таблетки, капсулы — всё сметала. Это было жестокое решение, она обвиняла меня во всех смертных грехах. Но выбор стоял между нею и теми, кто доверил мне своё здоровье. Потом Эрик прихромал ко мне с пулей в ноге, ее пришлось извлекать. Потом я поняла, что он приходит в больничный корпус без острой необходимости, формально многие проблемы мы могли бы решать, просто поговорив по рации. Но короткие встречи с Эриком — вечно наспех, между сотней дел — стали моей тайной радостью, отдушиной, вредной привычкой.

Я давно уже знала, что однажды мы окажемся в постели. Всем нам нужно где-то брать силы, подзаряжаться энергией. Жители Чикаго обычно приходят за подзарядкой ко мне. С ранами — ко мне, с инфекциями — ко мне... со страхами, депрессиями, со всеми претензиями к миру — тоже ко мне! Грех жаловаться, моральная поддержка сограждан — часть моей работы. Именно на должности медика я могу принести людям максимум пользы. Да только мне тоже нужна подзарядка, я не святая и не железная. Хочется что-то для себя.

Сложно вспомнить, кто из нас с Эриком сделал первый шаг. Да, он первый сказал вслух "пойдем ко мне". Но я начала любоваться им задолго до этого. Я так горда и счастлива, что могу поддержать его в это суровое время. Так странно, что он выбрал меня. До того как Эрик женился на Кристине, он... как бы это назвать... не отличался примерным поведением. Он встречался с яркими красавицами из Дружелюбия, со стильными красавицами из Эрудиции, с опасными красавицами из Бесстрашия... всех не упомнишь. Но неразборчивым Эрика не назовешь. Наблюдая издалека за его личной жизнью, я поняла, что у Эрика очень высокие стандарты женской красоты. И Кристина в ряду его девушек заняла достойное место — яркая, заметная, громкая, резкая... Если честно, Кристине самое место рядом с Лидером. Не мне. Я покушаюсь на чужое.

Я плохой человек, я знаю. Именно за такие поступки Отреченных называли святошами и лицемерами. Может быть, из-за таких, как я, развалилась довоенная цивилизация. Спать с чужим мужем, какой позор! При наличии собственного — красавца, героя сопротивления, отличного инструктора, прекрасного бойца... такого идеального, такого безупречного... зачем ему я, идеальному?

Иногда я уверена, что Фор знает. Он так странно смотрит на меня... Но он молчит. Я восхищаюсь его сдержанностью, честно. А вот когда Эрик радуется или злится, весь Чикаго ходит ходуном.

Не знаю, что бы я стала делать, если бы Фор предложил заняться любовью, как раньше. К счастью, Фор то и дело уходит на охоту, пропадает за Стеной по несколько дней. А когда он в городе, у меня случайно находятся дела в медицинском корпусе. Я даже ночные дежурства беру. Больных много, а медиков мало.

И когда Эрик навещает меня на работе, все тревоги отступают, а проблемы кажутся неважными. Пока он рядом, я готова и дальше бороться с холодом и чужими болезнями.

Кристина, кажется, подозревает нас. Мне отчаянно стыдно, но я старательно веду себя как обычно. Вежливо, приветливо, но не навязываю общение. В душе я всегда помню, что виновата перед Кристиной. Когда анализы выявили у неё анемию, я своими руками выдала ей таблетки железа. Довольно ценная вещь в Чикаго, последняя партия. Мы с медсёстрами шутим, что следующим малокровным придется принимать в пищу ржавое железо, чтобы поправить здоровье. А у меня анализы были ещё хуже, но я обойдусь без лекарств, печень волкозаев как метод лечения никто не отменял.

Пока Кристина не знает, что Эрик ей изменяет, ей не будет больно. Никаких доказательств у нее нет и быть не может, мы с Эриком очень осторожны. Да, я твердо уверена (совсем в духе Отречения) — нашу ситуацию можно разрешить так, чтобы всем было хорошо. Правда, не знаю, как. Но выход, конечно же, есть, надо только подумать хорошенько. И пока я не придумала этот выход, я стараюсь не проболтаться Эрику, что скучаю по нему, что мне его всегда мало. Я даже ни разу не говорила ему, что люблю его. Чтобы не усложнять то, что и так непросто. Я живу от встречи до встречи, напитываюсь силой Эрика, наслаждаюсь каждой минутой нашего тайного счастья. У меня, у нас у всех, не так уж много радостей, даже с поправкой на знаменитое терпение Отреченных.