Кружащие листья (гет)

Ночью разразилась гроза с сверкающими молниями, жутко гремящим громом; в общую какофонию звуков добавлялись хлопающий ставни, скрип ступенек и шумящие деревья.

Пертвишна спала на большой кровати резного дуба, утонув в пуховой перине. Она не слышала ничего, и её старческая грудь тихо вздымалась под толстым стеганным одеялом.

Кларуся, спящая на втором этаже, на кровати из резного ясеня, покоясь на простынях из стопроцентного батиста и накрывая свое великолепное тело одеялом из стопроцентного хлопка, вся извозилась. Ей мешало решительно все — отблески молний, гром, шуршащие листья и шумящий дождь. Наконец она затихла, выпростав из-под одеяла плечи и разбросав руки.

Вдруг она почувствовала чье-то присутствие. Вскочив и подтянув одеяло, но при этом показав легкий намек на плавную окружность груди, Кларуся уставилась на темный силуэт, возникший в углу комнаты.

— Сударь! Как можно вламываться в комнату к женщине?! — прошептала она самым строгим голосом.

— Иди со мной! — властно проговорил силуэт.

— Я с незнакомыми мужчина никуда не хожу! — Кларуся тряхнула волосами, — сгиньте, сударь, а то я закричу!

— Ты будешь моей! — силуэт прянул к ней; Кларуся разглядела тонкое интеллигентное лицо, темные безумные глаза… клыки и потеряла сознание.

Альфия дрыхла на кровати из мореной осины под ватным одеялом и на ватной перине. Она свернулась калачиком и тихо сопела в две дырочки. Но что это? В её спокойный сон ворвались странные звуки. Альфия открыла глаза. Рядом с её кроватью стояло двое интеллигентного вида мужчин в плащах и бесцеремонно разглядывали её беспомощное тело. Альфия взвизгнула и попыталась натянуть на себя одеяло, но поздно. К её носу поднесли тряпку с чем-то, от чего Альфия потеряла сознание.

Антон спал на соломе в конюшне, покрывался попоной, и сон его нечто не нарушало.

Утром, когда все дышало свежестью, и редкие лужицы, оставшиеся после дождя, поблескивали под лучами восходящего солнца, в доме Трэвиса случился переполох. Альфия исчезла совсем, а Кларуся лежала почти что бездыханная в своей кровати, и только редкое дыхание указывало, что она жива.

— Боже! — Трэвис стоял в дверях комнаты Кларуси и, не без удовольствия, наблюдал за тем, как Пертвишна обмывает бедную девочку, — что с ней приключилось?

— У неё на шейке ранки! — Пертвишна растерла чеснок и намазала им укусы, — у нас побывал вампир.

— Нет, нет, — Трэвис встревожился, — здесь нет никаких вампиров. Её, наверняка, укусило какое-то животное. Летучая мышь например.

— Оооо, — простонала Кларуся, открывая глаза.

— Что ты помнишь, милая Кларочка? — нежно спросила Пертвишна, надевая на Кларусю батистовую ночную рубашку, дабы оградить её от довольно жадных взглядов, которые бросал на неё мистер Трэвис.

— Тут… был… мужчина… — пролепетала та, — он сделал мне больно…

— Сможешь опознать?

— Не уверена, — Кларуся села на кровати и, обежав взглядом комнату, остановилась на Трэвисе, — милый, милый Трэвис! Вы защитите меня от несчастий?

— О, да! Любезная моя Кларуся, не соизволите ли спуститься в гостиную, предварительно одевшись, дабы вкусить легкий утренний завтрак? — ответил тот.

— Соизволю, — царственно ответила Кларуся, встав с кровати, пошлепала в ванную комнату.

— Идемте, мистер Трэвис, — Пертвишна, цепко взяв за локоть хозяина, выпихнула его за дверь.

Завтрак состоял из копченой сельди, сыра, яичницы, тостов, джема и вина. Сельдь была наисвежайшая, сыр в меру твердый, яичница сверкала шестью глазками.

Тосты были румяные, джем клубничный, а вино красное французское.

Скатерть белоснежная, тарелки сверкали, бокалы блестели, а челюсти жевали.

В раскрытое окно лился аромат жимолости и черемухи.

Небо было чистым и ничего не предвещало грядущих ужасов.