Ласточка (гет)

Вообще, я собиралась дождаться гуляк с родника, и план казался вполне реалистичным. Ошибкой было принять горизонтальное положение на диване в гостиной и начать залипать в телефон. Звуки видосиков с прохождением игр плавно перекрыл треск поленьев из камина — успокаивающий, убаюкивающий.

В памяти отпечаталось, как недовольно мычала, пока меня укрывали чем-то мягким и тяжёлым. Ещё помню фразу, что сплю я, как убитая, и мерзенькие смешки.

Конечно, это была Нин Евгеньнна с Андреем, но сил у меня хватило только на то, чтобы отвернуться к спинке дивана и укрыться вязанным пледом с головой.

 

Минус два бойца на поле боя.

 

Проснулась в подозрительной темноте. В камине дотлевают седые угольки, еле-еле задевающие своим светом защитное стекло. Поняла, что лежу в презабавном виде: ноги голые, весь плед скомкался выше пояса, только макушка торчит. А мне ещё сон такой странный снился, будто ползу под домом, тяжело так, жарко. А вон оно что.

 

Кхекаю в попытке найти телефон под подушкой, но тот оказывается на полу.

Ага, почти два часа ночи. Лучше бы он так на полу и лежал, честное слово.

Скидываю плед и сажусь на диван. Отлично, ещё и голова гудит. Вечерний сон нарушил все её планы на полноценные отношения с ночью.

На втором этаже горит маленький настенный светильник, чтобы ночные жруны, если выползут в поисках еды, на лестнице не расшиблись.

Меня этот этап миновал, так что я просто топаю на кухню в поисках воды.

А может и еды. Перешагивая границы гостиной, замечаю сидящее ко мне спиной нечто за столом, освещённое экраном ноутбука.

 

Он бы ещё простынкой сверху прикрылся.

Прохожу мимо стола сразу к кухонным шкафчикам, один щёлчок, и над столешницей загорается тёплая подсветка, озаряя кухонные владения и обладателя розовой футболки за ноутом.

 

Макбук. Кто бы сомневался.

Не отрываясь от экрана вяленько машет мне ладошкой и дальше что-то печатает себе под нос.

— Что, зло не дремлет? — спрашиваю, наливая в стакан воду из фильтра. Делаю глоток.

— Что? — снимает наушник не отводя взгляд от экрана.

Играет что-то тихое и непонятное.

Смакую живительную водичку и мотаю головой:

— Не, ничего.

Ныряю в холодильник с целью найти что-нибудь пожевать.

«Найти», глупости какие — это же бабушкин холодильник, конечно, тут будет, чем поживиться.

— Дремлет, ещё как. Вон там, на втором этаже, и храпит на всю комнату.

 

Усмехаюсь в полку холодильника. Не слышал он, как же.

— Выспался, да и ночью работается лучше, — складывает наушники в кейс и продолжает что-то делать в своей моднявой машине с экраном.

 

— М-м, — киваю в ответ.

Я тоже занята, у меня раскопки.

— Ба, вот ты крыса!

Шипя, высовываю башку из-за дверцы холодильника, натыкаясь на удивлённый взгляд.

— Пирог будешь?

— С чем? — облокотившись на стол, заинтересованно вскинул брови.

Отламываю край в поисках начинки.

— Явно не сладкий, — пихаю кусок в рот и достаю пирог.

— Тогда буду, — одобрительно кивает и закрывает ноут.

 

Судя по тесту — пирог заливной. Бабуля не любит сладкие заливные пироги.

Ставлю награду за раскопки около раковины и щёлкаю чайник:

— Вам чай али кофий, сударь?

— Чай, есть обычный? — киваю. — А ещё, на крыльце курить можно? Я как-то не решился и на балкон поднимался.

 

Бля, какой кадр.

Не кадр, а воспитанный гость.

— Да, конечно, можешь прям с кухни выходить, — достаю кружки. — У нас дед курил, всё в порядке. Пепелка под лавкой.

«Понял». Выходит во двор, а я, засыпав чай по кружкам, крадусь к туалету.

 

Заглядываю в зеркало, м-да. Видок у меня отменный: заспанный, умеренно помятый, гнездо на голове и унылое лицо лица. Умыться будет очень кстати.

Чуть посвежев, ползу обратно на кухоньку, а здесь уже и чай налит, и розовая футболка за столом, и тарелки с пирогом… и вилки?

 

Гляди-ка, хозяйничает, как у себя дома.

Присаживаюсь на стул напротив, подтягивая к себе пострадавший кусок, вилочку кокетливо отодвигаю обратно.

Отламываю немного и поднимаю вверх, шепчу:

— Пс-с, Бурьяка, смари, чё нашла!

Наверху слышится копошение и тихое шлёпанье до вытяжки.

— У вас там над крыльцом гнёзда забавные, — с вилкой во рту бормочет, наблюдая за довольным домовым, присевшим с добычей рядом на столе.

— Ага, ласточки. Раньше одна семья гнездилась, потом прибавилось: нравится им здесь, насекомых из-за цветущих растений много.

 

Кусаю пирог.

М-м, с яйцом и луком.. и ветчиной. Жмурюсь от удовольствия и запиваю ромашковым чаем. Лишь скрежет вилки о тарелку нарушает эту идиллию. Нахуя, кто бы знал. Педант несчастный.

Буре тоже не импонирует, потому домовой двигает свой кусок поближе ко мне и как-то неодобрительно пинает рядом лежащую чистую вилку. Не могу сдержать ухмылку.

 

Тянусь за телефоном и, когда не наблюдаю ответного действия с ноутбуком, останавливаюсь:

— Да, в целом всё, птицы и птицы, их здесь всегда много. Они же к знахарям тянутся, это вроде не секрет, — он как-то внимательно разглядывает свою тарелку, не отрываясь от трапезы. — Я, если что, не мешаю: можешь дальше в ноуте зависать.

— Я пока закончил, устроил перерыв.

Откинулся на спинку стула, чай попивает, кухонные угодья рассматривает. И молчит.

 

Бля, просто уткнись обратно в ноут, господи.

Мне вот неловко от этой тишины, будто должна поддерживать очень скучную беседу из приличия. Как-то не горю сейчас желанием натягивать гостеприимную улыбку и кого-то развлекать.

 

Сама виновата. Не пила бы вчера вечером кофе, спала бы сейчас наверху и бед не знала.

Да-да, в курсе.

Решаю украдкой рассмотреть парня, зависшего взглядом в окне.

Синяки под глазами выдают усталость на лице, а нос настолько прямой, что им можно убивать людей. Чуть приподнятые уголки губ, наверняка улыбается с ямочками. Снова растрёпанные тёмные волосы, «зализанные» с правой стороны, наверняка подушкой. Небольшой шрам на подбородке.

Сейчас он выглядит как студент где-то в середине сессии, когда тело двигается на автомате, а голова уже устала болеть от попыток впихнуть в неё невпихуемое.

Вроде и милый, а вроде и обычный, не знаю.

Сидит, молчит, виды оконные созерцает, вздыхаю:

— Намёков ты не понимаешь, да?

— Что ты, я довольно проницателен, — окидывает меня взглядом, — просто жду.

Не совсем понимаю, о чём он, но откладываю жевание пирога на потом.

— Жду, когда спросишь, какого хуя я за вами увязался.

 

А-а.

— Андрей ведь мог спокойно соврать, что погнал к друзьям на выхи, — делает глоток чая и поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди. — Честно? Я думал, что это ты всё в метро подстроила, а под предлогом «поехать к бабушке» решила закончить начатое.

Он так извиниться хочет или просто обменяться взаимными наездами? Я лично за второе.

— Если ты решил в качестве извинений за свои домыслы раскрыть мне свои карты, то у тебя хуёво получается.

Поглаживаю рядом сидящего домового, забавный такой, весь в крошках.

— Но если мы здесь про мутные образы рассуждаем — я тоже о тебе не великого мнения.

Пожимает плечами. «Продолжай». Некроманты всегда дофига уверенные в себе, да?

— Сначала я думала, что ты нянька беспокойная. Прошляпил момент в метро и теперь из чувства вины следуешь за мальчонкой по пятам.

— Сначала?

— Сейчас же я думаю о том, а не захотел ли ты спиздить парочку наших семейных камней для своих припизднутых экспериментов с алхимией.

— И как, по-твоему, уже успел по комнатам всё обшарить? — улыбается, а глаза за реакцией следят.

 

Ха.

— А я? Как, по-твоему, уже присосалась к Андрею? Вдруг, пирог с его кишками? — наклоняюсь в сторону оппонента. — Кстати, вкусный?

Секунда, ещё одна, тишина сменяется тихим смехом и лёгким поскрипыванием спинки стула.

— Ладно, если серьёзно, спасибо, что приглядела за этим несчастьем. У нас родители знакомы: они раньше в одной больнице работали. Иногда и правда как нянька с ним ношусь.

 

Врачи? Звучит солидно.

Некроманты — ценные единицы не только в колдовском обществе, но и обычном. Это не редкость — встретить в нейро-, кардио- и детской хирургии обладателей чёрного оникса. Рождённые с особыми привилегиями в отношениях со Смертью, они лучше чувствуют приближение конца, нежели колдуны-лекари.

 

Нет, неправильно.

Предчувствие смерти у некромантов и знахарей — два абсолютно разных явления.

К примеру, род Алёхиных относится к знахарям-ткачам. Течение жизни мы видим как еле уловимый поток, состоящий из переплетений нитей, исходящий из тела. Мама называла его «Пуповиной».

 

Когда ребёнок рождается, его поток довольно плотный и соединён с материнским. С течением времени, болезней и недугов, некоторые нити рвутся. На некоторых же, наоборот, образуются узелки, захватывающие и укрепляющие другие нити в потоке — результат воздействия извне, будь то лечение, операции или профилактика. Всё это — естественный процесс взросления организма. Когда знахарь нашей фамилии берётся за дело, своими действиями он завязывает на нитях узелки, укрепляя связь человека с Жизнью. Если дело серьёзное, то передает часть своей силы и вплетает временную нить: она играет роль заплатки и немного отличается по цвету от остальных.

Ещё точно знаю, что шаманы с Алтая видят связь с Жизнью через душу человека, точки силы и потоки внутри тела. А чукчи, к примеру, помогали больным через связь с предками, приходившими в образе различных животных и птиц во время обрядов.

Техник у знахарей и шаманов огромное количество, и все передаются по своей родословной, иногда комбинируясь между собой или укрепляясь в одном направлении.

 С некромантами немного иначе. Они наблюдают за прогулкой Смерти, способны вести с ней диалог и абсолютно точно не боятся «загробья».

 

Как-то раз мне довелось пофилософствовать с одной миловидной некроманткой на вписке у однокурсника. Настя? Да, вроде Настя, училась в меде и планировала стать патологоанатомом. Под любопытными взглядами мы обсуждали человеческий страх перед смертью, когда она объяснила своё отношение к этому вопросу:

«Люди так сильно боятся конца, не осознавая одного: в последний путь человека проводит именно Смерть. Она будет вести вас за руку, напевая самую нежную колыбельную — это будет ветер. Она омоет ваше лицо от слёз страха — это будет вода. Она согреет вашу замёрзшую душу, накрыв своим плащом, — это будет огонь. И она сплетет вам самый красивый венок из луговых цветов — это будет земля. Смерть сделает всё, чтобы ваша последняя прогулка была комфортной. Она оплакивает каждого, кого берёт за руку.

С рождения человек идёт не за Жизнью, он уже живёт, он идёт за Смертью.

Вы — результат любви их обеих, они обе оберегают вас от невзгод, но каждая по-своему. Потому, Жизнь ступает по вашим следам, а вы — по следам Смерти…»

 

Тогда я почти влюбилась в эту стройную особу с каштановыми косами и голубыми глазами, так элегантно курившую тонкую сигаретку с ментоловым шариком.

Нашу беседу нарушили возгласы про насильников, убийц и аборты. Ещё что-то ляпнули про религию, и пошло-поехало. Типичная тусовка разномастных ребят, предпочитающих граниту науки море алкоголя и интересные знакомства.

 

Чуть позже мы ещё немного поболтали у подъезда. Настя рассказала, как в лет тринадцать, в морге, где работал её отец, она впервые разглядела Смерть: та бродила около тела и поглаживала его то по голове, то по руке. А под столом, где лежал труп, была кровавая земля, кишащая опарышами. «Насильственная смерть» — подумала она тогда и оказалась права: мужчину отравила сожительница, подмешав что-то в алкоголь.

Когда подъехало такси, девушка сказала на прощание:

«Маш, мне жаль, что ты такое пережила. Как склеенная хрустальная ваза. Тебя вернули в мир живых, а не должны были. И теперь оберегают против воли».

 

Обычному человеку было бы неприятно такое услышать. Что касается меня, я и до Насти была в курсе всей этой мешанины со смертью.

Некроманты в момент «видения» могут быть до одури бестактными по отношению к собеседнику.

Но за «Гьебом» пока такого замечено не было, это из-за камня в кольце? Сдерживает силу? Вот бы он его снял.

— А почему твои родители не помогли ему с наставником?

— Тётя Таня против магических фокусов: они плохо с отцом Андрея разошлись, почти в ненависти. — «Гьебь» налил ещё кипятка и тормознул у пирога. — Мои пытались вразумить, сама видела — парень видный. Но она будто отрицает саму суть колдовства. Я её не виню, она хорошая, просто боится, что малой сам себе навредит.

 

Ведёт себя так легко и свободно, как будто не он здесь гость, а я. Аккуратно отрезал себе ещё пирога, чистую вилку со стола убрал, окно приоткрыл. Я точно у себя дома? А готовить он умеет?

 

— В таком случае, у меня для неё плохие новости, — тяну свою тарелку, намекая на добавку, — Андрей реально мог умереть, он даже барьер ставить не умеет.

— Обычно эту тему мои минералы закрывали, — садится обратно, передаёт мою порцию. — Я давал ему самые ёмкие, у меня таких даже на продаже нет, делать муторно и невыгодно.

И то правда, бабушка за ужином покрутила один такой, из бирюзы, была приятно удивлена качеству цацки.

Камень легко достать как болванку для барьера, а кровь некроманта ни разу не слабая составляющая. Или что там алхимики используют в своих целях? Слюни? Слёзы?

 

Сперму?

Мозг!

 

— Ни твоя бирюза, ни мои родовые обереги не смогли бы его спасти, Глеб. Над Андреем золотой сглаз висит.

— Какие… охуенные новости, — выдыхает, потирая переносицу.

А мы всё ещё делаем вид, что не знаем, кто такой Гьебь?

Нет, уже не делаем.

— Даже твоя связь со Смертью не помогла бы в этой ситуации, — говорю максимально спокойно, под слегка приподнятую бровь на другом краю стола.

«Златоглазые» тем и опасны: каким бы сильным не был некромант, знахарь или пророк, он не сможет предсказать преступление против родной крови. Они как слепая зона в автомобиле. Как ошибка природы, что желает обладать не только силой предков, но и потомков.

 

Трясу запястьем с браслетом и указываю на кольцо на руке парня. Тонкое украшение из белого металла, с чёрной точкой в центре. Симпатичное.

Крутит его на пальце, размышляет и, через пару секунд, почти снимает с руки, но возвращает на место.

Видимо, по привычке.

Сидит, нахохлился весь, губы поджал.

— Расслабься, бабушка рассказала, я бы ни в жизнь сама не заметила. Старая глазастая ведунья в семье — зло.

Хиленько улыбаюсь, зеваю.

Провожаю Бурьку взглядом до верхних шкафчиков — атмосфера ему наша не понравилась и этот, с вилкой.

— Без кольца сильно жить мешает? Как оникс вообще работает, помимо укрытия от глаз? Он как-то сдерживает способность «видеть» или просто помогает контролировать?

 

После разговора с бабулей мне правда стало интересно. «Гьебь» ничем не отличался по своему потоку от обычного «барьерника» или «элементника».

Ровная аура лазурного оттенка — вода в союзниках. Ничего в землю уходящего, как пишут в учебниках: «Аура некроманта «расползается» по земле вокруг колдуна на несколько метров, образуя область подвижного потока, что позволяет поддерживать постоянный эффект «Видения» и контакт со Смертью».

Вода и Земля — лучшие вспомогательные элементы в случае некромантии.

Как шутил дед: «Труп либо в воду, либо в землю, а дальше — гравитация и время разберутся».

У Насти с тусовки как раз была та аура из учебника. Напоминала расползающиеся от ног корни дерева, постоянно подвижные, но никого не задевающие. Интересное зрелище, скажем так, незабываемое.

— Допустим, фантома позади тебя я и с кольцом вижу. Ты в курсе, да?

 

Она в курсе.

После инцидента с сестрой, после реабилитации. Сначала изредка — в отражении, далее всё чаще, боковым зрением, я стала замечать чуть подвижную тень за спиной. Без очертаний лица, но с фигурой точно человека… ребёнка. На него никто никогда не реагировал, даже чувствительные домовые. Со временем просто перестала обращать внимание, скинув всё на психологическую травму и стресс, привыкла, а оно и не мешалось.

Оказывается, кто-то видит.

 

Киваю в ответ, а он продолжает:

— А ты в курсе, что это часть твоей души… — голос резко ледяной, сквозь меня смотрит, пристально так, заставляя волосы на загривке подорваться дыбом от накатывающего страха.

Наклоняется ближе.

«Что давно мертва?» — раздаётся звоном в голове, и паника, словно по команде, хватает меня за горло своими когтистыми ручищами. Сдавливая всё сильнее, царапая кожу, не даёт и шанса на вздох.

 

Я больше ничего не вижу, я чувствую.

Чувствую, как в лютый мороз стою в поле, без единого клочка одежды. Как сердце заходится в ужасе, пропуская удар за ударом.

Чувствую слабый пар изо рта, иней на ресницах, онемевшее лицо.

Здесь, посреди снега, в тщетных попытках выжить, я с такой силой сжимаю пальцы на ногах, что в икрах отдаёт судорогой. Звон в голове не прекращается, в глазах пляшут разноцветные точки, не давая сфокусировать зрение. А мурашки водят хороводы по всему телу, словно обжигающие порывы ветра.

 

А этот, с вилкой, как будто в том же поле стоит, наблюдает, скалится.

Сука.

Дай.

Мне.

Вздохнуть!

 

А он не унимается:

— Смерть пережила, да? С того света вытягивали, — цокает, мотая головой, и откидывается обратно на стул, отводя взгляд, — слишком долго, даже для колдовских.

Минута, как вечность, ещё одна; начинает отпускать.

Сразу задышать не получается, делаю несколько коротких вздохов и шумно выдыхаю.

Нахожу свои руки, вцепившиеся в край стола. Зубы скрипят от напряжения. Судорога в ногах очень даже реальна. Вся в стол вжалась, как комок нервов. Сердце где-то в пятках чечётку отбивает, живое ещё. Спасибо.

 

Ничо такой парень в смешных носках, да?

Иди нахуй, «ничо такой парень». Иди нахуй со своим ёбанным кольцом!

Второй штрафной.

Теперь моя очередь хмуриться и губки поджимать.

— А насчёт камня. Он избавляет от резких выбросов ауры перед видениями, но пользоваться силой не мешает. И бонусом скрывает причуды некромантии с глаз, чтобы людей не пугать: почерневшие конечности там или письмена на теле, или ещё чего, у всех по-разному, — в более мягкой форме объясняет колдун.

Тело расслабляется, кладу голову на стол и отворачиваюсь от колдуна. Закрываю глаза и пытаюсь глубоко дышать, как после марафона, иногда пошмыгивая носом.

Хмыкает.

 

Сука, ХМЫКАЕТ!

Аккуратно встаёт из-за стола, цепляя пачку сигарет, и тихо выходит под недовольное поскрипывание двери.

Смотрю в окно, на пока ещё тёмное небо, густые облака и наши зелёные кусты по бокам. Успокаиваюсь, ползу за стаканом воды, всё ещё будто в тумане.

Так вот, как ощущается насильное считывание души, омерзительно. Как будто вывели на площадь ради потехи, а под ногами липкое и колючее.

 

Дуновение ветра с улицы, запах сигаретного дыма, привычное шарканье ножек стула:

— Мне ещё ни разу не доводилось общаться с такими выжившими. Извини, если было неприятно, оно само собой получается, даже с камнем.

— Вы, некроманты, такие шизики, просто пиздец, — накидываю бабушкину кофту и сажусь обратно.

Что-то больше не хочется заглядывать ему в глаза, поэтому туплю, разглядывая свои ладони. Зависла.

— Есть такое, — посмеивается, — расскажешь?

 

Ты посмотри какая дрянь. Специально так ласково спрашивает, чёрт любопытный.

— А что рассказывать? Ты вроде умный, сам поймёшь. Руки на стол положи.

Покорно кладёт, а я, чуть помедлив, стягиваю браслет с руки.

Кожа бледнеет, прилипая поплотнее к костям, сосуды проступают, губы сохнут. И это вечное ощущение простуженности.

Колдун внимательно меня рассматривает и кивает, как будто бы не мне, а своим домыслам. В ночи, без браслета, я выгляжу как человек, давно страдающий анемией, дефицитом витамина Д и запущенной формой анорексии.

Кладу руку на стол, киваю:

— Дотронься.

Тянется и слегка проводит рукой по предплечью.

Под его пальцами кожа дубеет, отзываясь болезненным покалыванием.

Морщусь.

Чёрный рисунок расползается под чужой ладонью, становясь совсем прозрачным по краям, оставляя после себя лишь неприятные ощущения.

— Печать наложили ещё в детстве. Нет у меня никаких сил. Поэтому, Глеб, — решаюсь оторвать взгляд от руки и посмотреть ему в глаза, — никогда больше так не делай. Из-за магического голода твоя магия отзывается во мне болью. Так и помереть недолго.

Убираю руку, надеваю обратно браслет, спокойно добавляю:

— Меня высосали, Андрей не говорил?

— Нет, даже намёка не было, — растирает ладонь со своим невозмутимо спокойным лицом. — Я понял, извини.

 

Пожимаю плечами. Ну, он не знал.

Такие фокусы я ещё до печати проворачивала с соседскими колдунишками. Посылаешь крупицу силы и, если он не отразит твоё намерение, проникаешь в суть человека — обитель сознания. Так и происходит «считывание» тела и души. Человек как на ладони, но волен в любой момент выкинуть тебя из своей головы. Детская шалость, настолько лёгкая в исполнении раньше, сейчас заставляет всё моё тело реагировать инстинктивно, желая забиться куда-нибудь в угол, корчась от страха. Даже мыши смелее.

Раз атмосфера ночных посиделок окончательно слилась в трубу, решаю рассказать «Гьебю» немного про своё детство, в общих чертах, захватив небольшой кусок про сестру. А потом и про знакомство с Андреем в метро, про разговор с бабушкой и упоминание деда с его исследованиями. На этом моменте парень оживился и расхохотался в стол.

Оказывается, школьник не запомнил мою фамилию и пытался объясниться по средству ассоциаций, а какие могут быть ассоциации с фамилией Алёхина? Пральна, Алёша Попович! Потому представлена я была как Марья ПопОвна, блять! Андрей, ну сук-ка, ну что ты за горе-то такое.

 

Пóповна звучит лучше, хе-хе…

Слышь.

 

Ещё выяснилось, что колдовские исследования Михаила Сергеевича Алёхина популярны даже среди некромантов. Родители колдуна лестно отзывались о парочке из них, как практикующие врачи. Приятно такое про деда слушать, даже в улыбке расплылась.

— Когда дед все эти разработки затеял, вскоре выяснилось, что помимо собственной внутренней защиты мага способен укрыть алмаз. Именно обычный камень, знаешь, без огранки, с примесями.

— Но алмазы очень привередливы к своим хозяевам, нет?

О, тут он прав, эти паршивцы выносливы к напитыванию магией, но способны погубить собственного хозяина из-за его «тёмных» мыслишек и поступков. Причём под эти действия попадает даже убийство комара и мысли матом на какого-нибудь человека.

Очень странный камень. Слишком правильный, слишком чопорный, но только он способен отразить попытку «золотых» проникнуть к тебе в голову.

Однако есть управа и на эту драгоценность:

— Если поместить алмаз в слияние с другими минералами, — показываю браслет, — он становится просто душечкой. Это тестовый образец, здесь в слиянии алмаз, морион и яшма. Больше трёх лучше не комбинировать: может пострадать крепость и свойства. И желательно, чтобы в составе был ещё один драгоценный камень — связующее между алмазом и обычным минералом.

Результат алхимии в моём браслете не похож на кристально чистый алмаз. Это мутный огрызок с потемнениями внутри и красноватой окантовкой снаружи — единственное, что позволяет мне спокойно расхаживать по городу, зная, что где-то в этом же городе может разгуливать моя сестра. Но, если совсем честно, не думаю, что ей есть дело до меня — оболочки без съестного.

— Но основная проблема в том, что алмазы не поддаются алхимическому воссозданию. Точнее, то, что получается на выходе, сильно отличается по своим свойствам от природного камня — над этим сейчас и работает дедушка.

— А публично об этом не говорят, потому что слишком большая цена выходит?

Киваю.

— Да не переживай, для Андрея камень точно достанут, бабушке он понравился, небось и деду уже все уши прожужжала.

— Ага.

Ещё немного поболтали о всякой ерунде, просто чтобы отвлечься от дум великих, и я даже не заметила, когда он успел убрать посуду со стола. Стоит теперь, тарелки намывает. Опять спиной ко мне, в свете первых лучей, деликатно пробивающихся сквозь стекло и как бы намекающих об окончании ночи.

 

Бля-я, да ла-а-дно, уже рассвет?

Смотрю на время, начинаю стонать, закрывая лицо руками.

— Ты чего? — поворачивается ко мне с полотенцем на плече.

— Я никогда не высплюсь в этой жизни, — продолжая ныть, подхожу выключить кухонную подсветку.

Плетусь к холодильнику, отдираю от дверцы стикеры на магните, зеваю, пишу записку для пострадавшего пирога.

— Это зачем? — подглядывает через плечо, расставляя чистую посуду по местам.

— Заметаю следы преступления, или хочешь пиздюлей утром выхватить? — мотает головой. — Вот и я не хочу, а придётся.

Заворачиваю пирог плёнкой, клею бумажку поверх и ставлю обратно в холодильник. Поправляю бабушкину кофту на спинке стула.

Колдун тянется к мятой пачке с голубым верблюдом, когда добавляю:

— Долго тут не засиживайся, бабушка по утрам не самая приятная личность.

— Понял, замету следы и залягу на дно, — утвердительно кивает и, подцепив губами сигарету, выходит во двор.

 

* * *

 

«Антонина Евгеньевна, на меня напал пирог!

В попытках защититься,

пришлось выгрызть ему сердце.

С первого раза не нашла,

поэтому попыток было много.

С любовью, еле выжившая, Мария Анновна!

P.s. Прекратите так вкусно готовить!»

 

«Я всё видел и готов выступить свидетелем.

Битва была не на жизнь, а на смерть!

С уважением, Глеб Аркадьевич.

P.s. Подтверждаю, слишком вкусно готовите!»