Мелодия безумства (гет)

Поразмыслив над наставлениями Чарльза, я не мог не смекнуть, что идеальный шанс приятно проводить время во благо — это чаще заглядывать к мистеру Гриффину. В один из замечательных четвергов, проведенных мной в консерватории, я смог наблюдать профессора по-особенному счастливым. Причина была в том, что вечером того самого замечательного четверга я принёс мистеру Гриффину банку ароматного китайского чая и небольшую просьбу — проводить для меня дополнительные занятия каждую неделю, по моим словам, "по возможности, если не получится, то ничего страшного, все-таки вы директор, и я абсолютно вас пойму, если вы мне откажете..." Лицо мистера Гриффина озарилось улыбкой, как только его взгляд оказался на банке, но ещё больше профессор обрадовался моей просьбе. С тех пор каждый вечер четверга гарантирует мне отличный настрой на оставшийся день, и даже бесчисленные ехидные замечания Чарльза не могут мне его испортить.

Когда я успешно справлялся с очередным этюдом или симфонией, у нас нередко возникал разговор по душам, после парочки из которых профессор стал называть меня по имени. В беседах с мистером Гриффином я ощущал себя как рыба в воде. Меня восхищали подходы профессора к делу и его страсть узнать, что же творится в головах юных умов. Он хотел быть приближенным к молодому поколению, вкладывал всю душу в то, чтобы консерватория стала вторым домом для студентов. Однажды я попросил его рассказать больше про окружающие класс растения.

— На каждое из них приходится одна своя небольшая история. Уверен, что хочешь узнать их все, или выберешь цветок, который больше всех понравился?

Я осмотрелся: вокруг меня было множество растений. Казалось, каждый цветок ждал моего взгляда и хотел, чтобы профессор рассказал именно о нем. И тут я заинтересовался бегонией. Мне приглянулись ее аккуратные ярко-оранжевые цветки и чуть округлые, с острым мелким зигзагом на концах листья. В детстве в моей комнате стояла одна похожая бегония, о которой я с нежными чувствами всегда заботился. Но по обе стороны бегонии стояли две калатеи. Их цветастые листья показались мне неестественными. Они выглядели так, будто мгновения назад они были всего лишь рисунком гуашью ребёнка с очень хорошим воображением, а после по неизвестным причинам творение воплотилось в реальность, и теперь растение стояло на подоконнике в классе мистера Гриффина. Почему профессор так любит калатеи? Они выглядели весьма причудливо, и я, если бы мне поручили украсить кабинет, отдал бы предпочтение цветковым, как, например, моим любимым бегониям. Я уже было хотел задать вопрос про них, но любопытство взяло верх, и я, недолго оглядывая класс, спросил:

— Мистер Гриффин, я заметил, что у вас множество калатей в кабинете. Это ваше любимое растение?

Этим вопросом на пару мгновений я ввёл профессора в ступор. Проницательность проснулась, когда я взглянул на фотографию на преподавательском столе.

Первоначально, рассматривая рабочее место мистера Гриффина, я не придал значения ей. Вероятно, у профессора есть семья: на фотографии был изображён молодой Гриффин и женщина с болезненно-белым цветом лица и радостной улыбкой. Однако позже я понял: если бы у преподавателя были дети, он бы не терялся в работе и уж тем более бы не стал обучать меня дополнительно.

А если бы он и согласился, то, после того как я оставлял приличную сумму на профессорском столе, не говорил бы мне каждый раз: "Пустяки! Не стоит того, забери". Несмотря на слова мистера Гриффина, я все равно оставлял деньги, но уже в другом месте, да так, чтобы он не заприметил их раньше, чем мне бы хотелось. Однако позднее я замечал, что сумма снова при мне. Как оказалось, мистер Гриффин посылал письма с возвращенными деньгами, а мать подыгрывала ему и клала их, пока я спал, мне под подушку. «Неужели зубная фея мне задолжала?» — такая была у меня первая мысль, как только, проснувшись, я обнаружил это недоразумение у себя в постели.

Круговорот денег по четвергам каждой недели был неизбежен. Более того, мистер Гриффин был слишком жизнерадостным и доброжелательным мужчиной, и он бежал бы сломя голову с букетом цветов для жены домой, к своей любимой семье, если бы у того она имелась.

Кажется, без слов мы поняли друг друга. После, будто ничего и не произошло, мистер Гриффин улыбнулся и сказал непринужденно:

— Ох, нет, что ты! Эти растения, конечно, не мои любимые, но ты прав: я, кажется, переборщил с калатеями... Однажды меня попросили поухаживать за одной калатеей, и так они мне понравились, что я увлёкся... Так сильно увлёкся!.. — он приостановился и после сменил тему — Вот что ты мне скажи, Курт: ты, как я вижу, юноша наблюдательный, любознательный. Ты — обучающийся, и таким, как ты, будет виднее. У меня есть для тебя просьба, а просьба такова: провести опрос среди нескольких групп студентов. Мне нужно, чтобы обучающиеся обозначили: что им нравится в консерватории больше всего, а что доставляет огромные неудобства, над чем, по их мнению, стоит поработать начальству. Опрос всеобъемлющий, и студенты могут включить абсолютно любое замечание по такой же абсолютно любой теме. В последнее время у меня настоящий завал, и я, к глубокому сожалению, не смогу вести у тебя занятия ближайшие недельки две, но у меня есть для тебя несколько заданий, которые ты мне продемонстрируешь спустя этот промежуток времени. Тогда мне как раз и будут необходимы результаты. Я доверяю тебе, так как ты умеешь производить впечатление доброго человека, располагающего к себе, пусть и слегка неприметного на первый взгляд. Несколько студентов уже согласились и принесли результаты, а сейчас вместе с тобой будет работать Кристофер Коллинз. Он тоже первокурсник и обучается на дирижерском факультете. Славный, добрый юноша, готов прийти на помощь, но ему чуть не хватает уверенности. Я могу познакомить вас в день, когда вам обоим удобно, если вы еще не знаете друг друга. Не опрошен факультет музыковедения и вокальный. Вам с Коллинзом предстоит рассказать про суть опроса в аудитории во время любой пары и раздать такие специальные листовки, которые я выдам. Позже студентам будет необходимо, если они решат подумать над опросом в течение этих двух недель и забрать работу на дом, принести лист в аудиторию на первом этаже, где находится мисс Браун, ты её знаешь, это секретарь. В общем-то, ничего трудного. Также скажу, что ты имеешь полное право отказаться, если тебя не устраивают какие-либо условия. После проведения опроса всем согласившимся помочь будет устроено чаепитие. Справишься?

По лицу мистера Гриффина разлилась улыбка, и, кажется, ответ мог быть только один.

— Мистер Гриффин, да, я полагаю, я справлюсь, спасибо, что доверяете мне. Я уверяю вас, вы можете на меня полностью положиться: взамен на вашу доброту и уважение к своей работе я не подведу вас. Для меня удобны все дни, чтобы познакомиться с Кристофером. У меня также есть один вопрос по поводу дела. Я хочу узнать, какое количество опрошенных будет необходимо, — на этой фразе у меня чуть заметно дрогнул голос, и тут я осознал, на что подписался.

— С тебя мне нужно желательно две или три группы. Спасибо большое, Курт. Я знал, что ты согласишься. Постой, не уходи. Сейчас я выдам тебе одно маленькое приспособление, оно поможет тебе выделиться.

Мистер Гриффин быстро нашёл в шкафу бейджик, торжественно изобразил на нем крупными аккуратными буквами моё имя и фамилию и вручил мне вместе с листовками, так, будто я только что одержал победу в каком-нибудь умственном конкурсе и эти бумажки были моим вознаграждением.

— Держи. Ещё раз огромное спасибо за помощь, ты прямо выручил меня. Я думаю, мы можем закончить с занятием на сегодня.

— Вам спасибо, мистер Гриффин. Хорошего вечера, профессор!

Я не уловил ни одного звука из прощальных слов мистера Гриффина. Держа в обеих руках бейджик и изумленно рассматривая его, я исчез из класса. Выделиться! Коллинз! Что я только натворил?

Этим же вопросом, судя по всему, поинтересовался Чарльз. Я, не отворачивая пристального взгляда от бейджика, услышал, как он заговорил, вероятно, облокачиваясь на дверь в класс мистера Гриффина:

— Забавно, она не открывается, хотя моему возможному весу она бы точно поддалась. Не находишь это смешным, Курт? Я думаю, мой дорогой друг, более смешным тут может быть только твоё нынешнее положение. Разве ты забыл, что я тебе говорил? Создание дружеских связей потом. Вот уж не ожидал, что ты заведешь приятельские отношения с профессором, так ещё и спустя две недели после поступления. Жаль, здесь нет зеркала, ты бы посмотрел на свое выражение лица.

Чувство стыда совладало над остальными ощущениями. Да как я мог пообещать мистеру Гриффину такое? И почему он решил, что я могу справиться? Он доверяет мне, а я просто подведу его! Надеюсь, этот Коллинз более приветливый, чем я. Черт возьми, почему я согласился?..

Мистер Гриффин считает, что я умею производить хорошее впечатление. Преподаватель, которого я так сильно сумел зауважать, говорит мне подобные вещи!.. Он упомянул об этом так искренне, кажется, так честно, что я и принял его слова подчистую! Неужели он действительно такого мнения обо мне?..

Чарльз рассеялся. Я оторвал взгляд от бейджика, спрятал выданные профессором вещи в сумку и решил узнать, что интересного за окном. И тут напряжение ушло вмиг.

Закат вот-вот должен был перегореть. Бурые облака сгущались, будто бы стараясь обратить внимание смотрящего на себя. Возле тротуаров и дорог загорелись фонари на тонких столбах. Они были похожи на маленькие луны, подчинявшиеся их предводительнице — настоящей Луне, спрятавшуюся в глубинах облаков. Домики, погрузившиеся в сон, уже не казались приветливыми, но от них веяло умиротворением и спокойствием. На горизонте виднелась красноватая вспышка. Да, завтра будет новый день. Пора возвращаться домой.

Пройдя по лестницам и забрав из гардероба зонт, я оказался в главном зале. И тут я взглянул на портрет Баха, находившийся ближе всего к входной двери. Я остановился. Моё спокойствие сменилось небольшой тревогой.

Бах смотрел на меня осуждающе. Черты композитора показались мне грубее, чем обычно. Казалось, что его лицо сейчас изменится: оно станет еще больше похожим на четкий квадрат, а скулы станут еще более резкими. Тонко сомкнутые губы выражали неприязнь. Нахмуренные тёмные густые брови будто бы предвещали: что-то обязательно должно произойти. И только глаза, уголки которых опускались вниз, оказывали снисходительность и даже доброту. Тогда я не обратил внимание на его глаза.

Внезапно здание укуталось в зловещую обертку. Я не удосужил взглядом остальные портреты: я боялся, что они, как и Бах, тоже не подарят мне больше никаких чувств, кроме стыда и страха. Громоздкая люстра, напоминавшая фонарь, казалось, сейчас упадет с шумом и вызовет пожар, прямо как во время выступления Карлотты. Я позабыл о недавней доброте мистера Гриффина, о том, что каких-то несколько минут назад я находился в приятно обставленном, уютном, безопасном кабинете. Домой! Нужно домой!..

Я выбежал из консерватории и очутился на тротуаре. Дома, окружавшие меня, кажется, проснулись и неодобрительно смотрели на меня жёлтыми глазами. Магнолия, находившаяся возле здания, беспокойно покачивалась на ветру. Фикусы, дубы, кустарники подражали её поведению. Я чуть перевёл дух и отправился, наконец, домой, но, пройдя несколько метров, я увидел страшную картину.

На ограждении сидел маленький котенок. Он дрожал: то ли от ветра, то ли от страха. На крошечное существо сердито смотрела бродячая крупная собака. «Это точно не кончится добром!..» — пронеслось в моей голове. Множество крошечных, как этот котенок, животных страдало от лап уличных псов. Тут страх обуздал и меня: кажется, я и сам почувствовал себя этим несчастным котёнком. Я должен ему помочь. Должен!..

Я не мог не действовать, и, казалось, не я начал контролировать свои руки, а кто-то другой. Я чуть подошёл к собаке и принялся выпрямлять и распрямлять зонт, пытаясь увести животное подальше от котёнка. Пёс начал лаять и рычать. Сердце начало биться до безумия быстро, дыхание участилось, ноги едва стояли на земле, руки дрожали, немели, но действовали.

Прежде я ни разу в жизни не сталкивался с враждебно настроенными псами. Имея радость наблюдать почти каждый день за озорным Тедди, шпицем миссис Моррис, перепалками других собак, встречавшихся мне случайно на улицах, я не мог предполагать, что однажды мне придётся участвовать в серьезной драке с животным. Судьба распорядилась так, что мгновение назад я почувствовал себя рыцарем, который был просто обязан спасти котёнка от злого дракона. Импульс победил здравый смысл: четкий план действий и не думал появляться у меня в голове. Ребёнок внутри меня управлял мной и, возможно, полагал, что если я вступлю в схватку с псом и одержу победу, то противник таинственным образом испарится в воздухе, а жертва будет спасена.

Не успел я вовремя заново раскрыть зонт, как собака едва не перешла в атаку. Пошевелившись и снова принявшись орудовать зонтом одной рукой, я снял пиджак другой, отскочил назад и кинул его рядом с животным. Если зонт играл роль щита, значит, пиджак был оружием, чтобы отвлечь пса. Мельком посмотрев на ограждение, я заметил, что котёнка больше нет. "Убежал", — подумал, вероятно, внутренний ребёнок, побывший у главного руля в моей голове и, разочаровавшись, что прекрасную принцессу уже не спасти, тут же исчез. Во мне проснулось гнетущее чувство, говорившее о жалости к собаке и о бессмысленности произошедшей схватки. Силы, медленно покидавшие меня все это время, дали о себе знать своим уходом и исчезли вместе с внутренним ребенком. Веки тяжелели, а глаза закрывались, но сердце продолжало бешено стучать. "Идиот! Пустоголовый идиот!" — навязчивая мысль крутилась в голове, заглушала все остальные цепочки мыслей, пока я не услышал голос, звучавший громко, уверенно и грозно:

— Стоять! Место!

Пёс попятился назад, залаял, развернулся и бросился на другую сторону дороги. Простояв и недовольно пролаяв ещё немного, он скрылся, не оставив и следа.

По другую сторону изгороди стояла рыжая фигура с котёнком в руках. Не разглядев лица, но почувствовав, что силуэт был мне уже знакомым, я не обратил внимания на него и досадно опустился на землю. Полусидев, облокотившись на изгородь и держа в одной руке зонт, я равнодушно глядел на истерзанный пиджак. Перевести дух было невероятно тяжело. Волнение во время вступительного экзамена ни за что не сравнится с испытанным в тот день. Я взглянул наверх. Сквозь плывущие облака стал виден лунный диск. Внезапно в моей памяти предстал портрет Баха, его глаза, светившиеся, словно звезды прямо передо мной. «Да, это определенно одобрительный взгляд», — подумал я и погрузился в сон. Это было последнее, о чем я думал после драки с уличным псом.

Меня разбудил всплеск холодной воды. Я оживился на долю секунды, но тут ломота в теле и усталость, не прошедшая после сна, дали о себе знать. Улица показалась моим глазам лишь в размытых пятнах. Потерев глаза, я увидел, что передо мной стояла девушка с котёнком в одной руке и бутылкой освежающей жидкости в другой. Пару мгновений она рассматривала меня, а после залилась смехом, то ли искренним, то ли истерическим.

— О боже! Сегодня тёте кое-кто изъест нервы!.. — она осторожно пригладила котёнка, облокотилась на изгородь и разочарованно вздохнула.

Молчание пробыло в нашей компании несколько минут, но оно не душило и не заставляло кого-то из нас начать разговор. Я был настолько шокирован, что первое время не хватало сил даже связать пару слов.

Она снова произнесла звук, похожий на смех, но уже более разочарованный.

— Почему ты решил с ней подраться? Ты мог просто снять котёнка с другой стороны забора.

Смысл её слов дошел до меня не сразу. Мозг начинал работать, но мысли от этого лишь крутились и путались в голове, пока мне не пришла идея выпалить нечто бессмысленное и глупое. Попытавшись найти себе оправдание и поддавшись наставническому тону, которым говорила девушка, я сказал:

— Я... Я думал... Вдруг она бешеная.

— Поэтому ты решил, что схватка с бешеной собачкой — хорошая идея? Знаешь, окажись она бешеной, ты бы мог умереть.

— Как ты поняла?

— Как же я поняла? — она широко растопырила локти и приняла уверенную позу, говорившую о том, что это — человек, знающий свое дело. — Во-первых, посмотри вокруг. Здесь полно уже загоревшихся фонарей. Бешеные животные, а если уж на то пошло, собаки, не будут подступаться к свету. Вероятно, будь она нездоровой, она бы нашла себе укромное место и не высовывалась, чтобы полаять на котёнка на заборе. Но это все ерунда. Этот дружок был очень похож на соседскую Нелли, поэтому я и уверена, что эта собачка здоровая. Эта пройдоха очень любит гонять котят.

Энергичный тон собеседницы прибавил мне бодрости, и здравый смысл медленными шагами начал возвращаться. Откинув голову назад и безмятежно посмотрев на небо, я понял: что-то в её словах не так. А когда пришло осознание, я удивлённо спросил:

— Почему на ней нет ошейника?

Собеседница лишь рассмеялась.

— Значит, ты живёшь далековато от мистера Нельсона. Такой чудной старик, ты бы знал! Он говорит, что его Нелли такая преданная, что никогда от него не убежит и не потеряется. Про собачку уже почти всем в округе известно, так что если Нелли действительно захочет убежать, то она снова окажется у мистера Нельсона благодаря помощи какого-нибудь добродушного прохожего. А старик так и будет думать, что Нелли сама прибежала домой. Представляешь, как бывает?

Рассказ об озорной собаке окончательно привёл меня в чувства. Рассудок вернулся, и я наконец понял, в какой же нелепой ситуации мне довелось оказаться. Свежие воспоминания о драке с Нелли вдруг показались мне очень старыми, далёкими, а теплое, сладкое ощущение безопасности пришло на смену тревоге и страху. Нарастающая неловкость из-за собственной глупости едва не перешла в серьезное, больное чувство стыда, и я рассмеялся.

— Подумать только! Я подрался с какой-то соседской Нелли!.. Надеюсь, ты не думаешь, что я настолько глупый. Я не полагал, что она бешеная, я просто...

— Решил почувствовать себя рыцарем? — она улыбнулась краем рта и пригладила котёнка.

— Давай не будем об этом. Я не сильно-то и похож на сказочного рыцаря. Обычно они ходят в доспехах, сражаются с сильными противниками, а после развлекаются на балах и ходят во дворцы. Мне же приходится носить пиджаки, как этот, который валяется на дороге, сражаться с собачками-непоседами и ходить в консерваторию.

— Рыцари спасают прекрасных принцесс так же, как ты спас эту прелесть.

— Спаситель здесь стоит передо мной. Я не сделал ничего толкового.

— Ты можешь сыграть важную роль в этой сказке, если эта пушистая принцесса поселится у тебя. Моя тётя не очень похожа на Фею-Крестную, и она не одобрит, чтобы я притащила домой "лишнюю шерсть", как она говорит. У неё аллергия.

Котенок старался спрятать мордочку в руках собеседницы, но то и дело не мог выбрать удобное положение и колебался. Старания усмирить малютку поглаживаниями были тщетны. Котенок вдруг повернул голову и посмотрел на меня своими большими, полными страха минуты назад, глазами. Казалось, они умоляли о чем-то, и принцесса, как бы подтверждая мою догадку, мяукнула.

Повисло молчание. Во мне вдруг начали бороться двое сторонников противоположных мнений. Один из них представлял интересы моей матери. При мысли о том, что я могу забрать это бедное существо к себе, в дом, обставленный дорогой мебелью, во мне проснулось чувство стыда. Этого и добивался первый спорщик. Однако другая, то есть чувствительная, сторона победила. Я решил умолчать, что мне не разрешают заводить животных.

— Я согласен.

— Как замечательно! Наконец-то у меня получилось найти добрые руки самостоятельно. Я огромно признательна тебе, потому что приюты уже закрыты. А ты тут как тут! Ты меня спас, но я все ещё не доверяю тебе до конца. Я считаю, что доверять людям нужно по объективным причинам, а не по первому впечатлению, поэтому мне нужно будет проверить, как у тебя ужилось это маленькое чудо. Не возражаешь?

Чувство чего-то запретного будоражило, но счастье от того, что у меня появится маленький друг, загораживало первое. Я чуть не пропустил мимо ушей слова Аннабель, пока любовался на рыжую ушастую прелесть.

— Не возражаю. И никогда не буду возражать, если дело касается Авроры, — я понял не сразу, какие слова сорвались у меня с языка.

— Уже имя придумал? Ну-ну, шустрый какой. В таком случае мы ещё увидимся с тобой в консерватории.

Девушка передала мне котёнка. Испуганные глаза закрылись, и, кажется, успокоились, когда Аврора оказалась у меня на руках.

— Мы товарищи по спасению этого бедного существа, но даже не успели представиться друг другу, — она села рядом со мной и поставила бутылку на пол. — Что-ж, тогда я протягиваю тебе руку. Я Бернгард. Аннабель Бернгард. Ты... — она сделала паузу и осмотрела меня, — не слишком ли ты обескуражен тем, что произошло?

В её голосе прочитывались нотки обеспокоенности и облегчения, уважения и разочарованности. Сладкое чувство безопасности притупилось, и тревога понемногу начала возвращаться. Всё окончательно смешалось в кашу, а после запуталось в крепкую паутину. Но от общества этой девушки веяло чем-то настолько противоречивым, что беззаботным, и я тихо рассмеялся под стать ей.

— Ты та девушка, так сильно покорившая сердце миссис Хейз? Я тебя узнал. Я Курт. Курт Робинсон. Рад знакомству, а что до обескураженности... Безусловно, да, я в шоке, но еще я просто счастлив.

— Я смотрю, тебе мало нужно для счастья: испорченная одежда да драка с злой собакой, — сказала Аннабель с усмешкой.

— Мне нет дела до этого пиджака. Я рад, что теперь у меня есть это чудо.

Выражение лица Аннабель внезапно приняло задумчивое, будто бы замечающее что-то новое для себя в привычном предмете. Она резко встала и сказала:

— Тогда я желаю тебе и Авроре счастья в совместном проживании.

Она снова протянула мне руку, но на этот раз уже в знак прощания. Я ответил ей тем же, и мне оставалось смотреть ей вслед, держа на руках своего нового маленького зверя.

Я взглянул наверх. Тёмные облака, почти не выделяющиеся на чёрном небе, неспешно куда-то направлялись. Белый свет луны перекрыл весь огромный сгусток эмоций, в котором смешались тревога и радость, стыд и страх; теперь существовало только умиротворение. В памяти снова предстал портрет Баха, показавшийся мне ранее предвестником опасности. Он и его добродушные глаза с опустившимися уголками теперь были частью моего внутреннего спокойствия. Безмятежность слилась в одно целое с радостью, и я почувствовал себя счастливым: мой новый друг принесёт мне радость!..