Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Гарри Поттер привык быть на последнем месте для тёти, дяди и кузена. Привык отмалчиваться на уроках, получать табель с невысокими оценками, привык не иметь друзей. Кто знает, до чего довела бы его привычка «сидеть и не отсвечивать», по меткому выражению Дадли, если бы однажды новая учительница не заставила его читать вслух какой-то отрывок про обработку дерева. «Пила вгрызалась в дерево, с визгом маленькие сучки падали в лужу», — прочитал Гарри и удивился взрыву хохота.
После этого случая только ленивый не показал на безграмотного Поттера, осмелившегося сказать плохое слово прямо перед училкой. И Гарри почему-то это задело так, как не задевали неуды по математике или довольное лицо тёти, когда он приносил оценку хуже, чем у Дадлипусечки.
Гарри отправился в библиотеку за толковым словарём, потом пришёл за «Основами грамматики», потом стал ходить каждый день. И даже в выходные и каникулы.
В библиотеку часто ходили мальчик Джонатан и девочка Виктория, и Гарри потихоньку начал общаться с ними.
— Мы не друзья, Поттер. Не подходи к нам в школе, — ещё в начале общения сказали они, и Гарри согласно закивал головой: с теми, кто осмелился назвать себя другом противного очкарика, случались неприятности. Дадли ревниво следил, чтобы с Поттером никто не общался.
К одиннадцати годам Гарри привык скрывать своих друзей, свои интересы, свои мечты. Ворвавшийся со странными письмами, совами, Хагридом волшебный мир ошеломил его и разрушил привычное течение жизни.
Сначала Гарри воспрял духом, решив в новом мире сделать всё по-своему. Оказалось, что у всех есть на него какие-то планы, а первый друг показал себя не менее ревнивым, чем Дадли. Правда, Рон хотел, чтобы Гарри общался, но только с ним.
Потом вылезла шилопопость, задавленная суровым воспитанием тёти, и вместо того, чтобы исследовать новый мир или хотя бы больше узнать о родителях, Гарри ввязывался во всё более опасные приключения.
Потом уже он размышлял, почему же не может сидеть спокойно и учиться, гонять в квиддич, играть в плюй-камни вместо игр со временем, сражений с василиском или припадочным, которому Волдеморт ударил в голову. Ответ был не очень приятен. Гарри чувствовал себя чужим в магическом мире и вместо адаптации (умное слово Гермионы) искал приключения, чтобы чувствовать себя нужным. Избранным. Забавно, что сама Гермиона адаптировалась из рук вон плохо. Вот и дружили они: два не могущих найти себя чужака и Рон, бывший на отшибе даже в своей семье.
На четвёртом курсе Гарри начал понимать, что такими темпами его жизнь может слишком быстро оборваться. Он уже не хотел быть «Просто Гарри», но не знал, что делать со славой и как требовать своего вместо того, чтобы защищать чужое. События канона не дали ему возможности разобраться и потащили к финалу со страшной силой.
Волдемортовская Авада вышибла не только крестраж, но и большую долю шилопопости. Никогда ещё Гарри не чувствовал себя настолько хозяином в своей голове, не воспринимал мир настолько полно.
Как потом разобрался Гарри, 1/128 Волдеморта, несмотря на ущербность и расщеплённость, получила всю волдемортовскую жадность. Крестраж хотел занять всё тело, а не маленький кусочек в лобной кости. Глупый обломок Волдеморта не понимал, что сдохнет вместе с носителем тела, так как его функционала не хватит даже на управление дыханием.
Все самоубийственные порывы, жертвенность и стремление подчиниться, а не бороться поддерживались крестражем. Даже прелести пубертата были подпорчены им. Потом добавился сам хозяин осколка и начал транслировать своё сумасшествие прямо в мозг.
Гарри сам не знал, как умудрился остаться адекватным. Относительно адекватным, конечно. И как ухитрился о большей части видений умолчать. Хотя у Гермионы бесцеремонность была максимально прокачана, и она, не моргнув глазом, могла поинтересоваться даже цветом нижнего белья что самого Гарри, что Волдеморта (не то чтобы оно у того было).
Гарри страшно завидовал Дину, Симусу и Рону с их снами про прекрасных брюнеток-блондинок-рыжих (нет, Рон, это не о Джинни!) Увы, на пятом курсе у него начало просыпаться либидо… И сцены пыток, Круцио от Белатрикс, садомазохистские развлечения Пожирателей, Круцио по Беллатрикс и её сладострастные стоны — всё это шипованными сапогами пробежалось по эротическим снам Гарри и непоправимо исказило их.
Когда крестраж освободил его голову, Гарри робко понадеялся на выправление и этой стороны своей жизни. А потом понял, что ничего плохого не видит в своём стремлении к власти и желании сделать всё по-своему во всех сферах жизни.
Он уже не стеснялся раздавать щедрых пенделей (словесных и не только) тем, кто желал видеть его витринным Мальчиком-Который, жадно учился всему и у всех, кого только мог. Отремонтировал дом крёстного, разобрался в необходимости определённых ритуалов, отбросил ненужное, как шелуху, и постепенно стал не показушной, а весомой фигурой в Магической Британии.
Мысль обзавестись семьёй не приходила ему в голову, несмотря на всё более настойчивые требования общественности. Какие бы замечательные, казалось, кандидатки в миссис Поттер ни мечтали о холостяке номер 1, Гарри отказал всем. Он остался дубом в менталистике (по меткому выражению профессора Снейпа), но всем телом ощущал корыстность, тщеславие, лживость тех, кто желал занять место его супруги.
Гарри предполагал, что надолго остался бы холостяком, если бы не встреча с Джинни.
С сестрой Рона у него было связано несколько интересных воспоминаний. Первое говорило о неожиданной чуткости или некой прозорливости девушки. На шестом курсе после решающей победы в турнире по квиддичу девчонки решили было зацеловать его. Джинни, посмотрев в его глаза, что-то в шутку сказала Лаванде и завернула её в сторону вратаря, как и всех остальных, желающих приобщиться к капитанскому телу.
Гарри после этой истории не то чтобы заинтересовался Джинни, но некоторое внимание уделял.
Второй случай произошёл с Захарией Смитом. После того как тот решил, что прилюдно пару раз подержаться с подружкой за ручки не подходит для рассказов в мальчишеской спальне, и приукрасил свои похождения, разъярённая Джинни не только приложила его Летучемышиным сглазом, но и прокляла кошмарами вместо мокрых снов. Смит прилюдно извинился, а другие кавалеры сестры Рона стали крайне осмотрительными.
И вот повзрослевшая, похорошевшая Джинни вернулась в Британию. Она не бросилась с порога возобновлять школьное знакомство, не козыряла родством с близким другом Героя, не требовала срочной консультации с замглавой Аврората. Гарри уж было подумал, что его интуиция дала сбой, когда одним прекрасным днём получил приглашение в очень дорогой ресторан для своих.
Там за обедом в отдельном кабинете Джинни сказала ему:
— Поттер, предлагаю тебе сделку. Мы заключаем министерский брак на два года и пробуем наладить семейную жизнь. Финансовую сторону обговорим отдельно. Обещаю дать тебе столько свободы, сколько захочешь, не принуждать к воспитанию детей, быть верной, остальное — по согласованию. Да, детей я хочу троих и готова пройти ритуалы на зачатие тройни, если ты хочешь отмучиться сразу. С твоей стороны мне нужны спокойствие, разумное обговаривание и решение проблем и защита, в том числе от вмешательства в нашу жизнь.
— Даже от вмешательства твоей матери? — уточнил Гарри и удовлетворённо кивнул в ответ на кивок Джинни. — Ты говорила о верности. Она должна быть обоюдной?
— Это тебе решать.
В итоге министерский брак заключили без проволочек. Новоиспечённые супруги исподволь проверяли друг друга. Джинни держала своё слово, совершенно не возражала против постельных инициатив и экспериментов супруга, принимая в них самое горячее участие.
Как-то незаметно Гарри привык, что в сферу его ответственности входит не только он сам. И слова Джинни ни в чём, ни на гран не оказались фальшивыми. Она спокойно относилась к отлучкам Гарри, к неприкосновенности его кабинета, мастерской и комнаты Сириуса. Она терпеливо сопровождала его туда, куда звали "плюс 1", и столь же спокойно оставалась дома, когда Гарри хотел побыть в чисто мужской компании. Она была верной, более того — надёжной.
Подумав, Гарри предложил магический брак и в договоре не стал указывать пункт о верности. От тройни, подумав, отказался, спокойно восприняв рождение Джеймса на вторую (магическую) годовщину.
Джинни где-то нашла магического ткача, восстановившего гобелен Блэков. Стоя у него, Гарри бережно обвёл пальцами имя крёстного и переключился на новый золотой росток от своего имени и имени Джиневры Моллисенты Поттер (Уизли). Подумав, добавил к плетениям гобелена ещё одно заклинание. Понимающая улыбка Джинни не стала для него сюрпризом.
Постепенно просыпался отцовский инстинкт, и Поттер сам начал возиться сначала со старшим сыном, потом и с младшими детьми, спокойно отпускал жену на встречи: с подругами или с теми, кто хотел консультации по оценке старинных артефактов.
Иногда семейный покой нарушали желающие странного. Например, девицы, страшно разочарованные выбором Поттера, или "Ежедневный пророк", возмечтавший о былой славе. Они раздражали, но по-настоящему неприятный сюрприз преподнесла Гермиона.
Сначала она по привычке полезла со своим ценным мнением, потом неоднократно намекала Гарри, что не против увидеть его в своём списке побед. Когда авансы бывшей подруги вышли за все рамки, Поттер понял, что решать проблему придётся радикально.
Дин Томас рад был отделаться от мстительного Поттера, не простившего статьи в "Пророке". Он с облегчением узнал, что всего-то надо под оборотным встретиться с Грейнджер.
Вопрос, казалось, был закрыт, но через пару месяцев Гарри узнал, что Гермиона беременна. Проведя небольшое расследование, Поттер выяснил, что перед встречей с ним она каждый раз принимала зелье для зачатия. Тайно проследив за бывшей однокурсницей, он погрузил её в сон и временно скрыл у формирующегося плода признаки отцовства Томаса.
Гарри не собирался открывать глаза Рону на моральный облик жены: он сам не любил вмешательства в свою личную жизнь. Но, наблюдая за ехидно-довольным лицом младшей миссис Уизли, считавшей себя всех хитрее, думал о том времени, когда выстрелит его сюрприз.
Семья Поттера процветала, основанная на уважении и доверии. Заклинание Mutua Fides (взаимная верность), наложенное на гобелен, показывало, что Гарри и Джинни когда-то сделали правильный выбор.
Поттер постепенно подминал под себя всю магическую Британию, и Джинни шутила, что это под стать его аниформе, любящей большое пространство. Гарри не знал, как она одна догадалась, что его зверь поменялся, когда вся страна была твёрдо уверена, что Поттер может быть только оленем. Новая аниформа Гарри любила свободу, имела привычку к одиночеству и обладала спокойствием, сменяемым взрывными вспышками. Да, у его зверя тоже были рога, но кому в голову придёт смеяться над носорогом?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |