Дары данайцев (гет)

«Когда Бог хочет сделать вам подарок, он заворачивает его в проблему. И чем больше подарок, тем в большую проблему он его заворачивает.» —  Брайан Трейси

Утро было серым и безрадостным, как и мысли Есении. Из клуба, точно крысы с тонущего корабля, выбегали вчерашние выпускники, такие счастливые и беззаботные этой ночью, а сейчас перепуганные и подавленные. Все они, как один, прятали глаза, стараясь не смотреть в сторону кареты скорой помощи, где стояли носилки с телом их подруги.

— Руки убери! Руки, я сказал! — надрывался Осмысловский, пытаясь вырваться из железной хватки ОМОНовца.

-Да что ты за человек такой! — возмутился Саша, — Аню только что убили, а ты ведешь себя, как…

— Да пошел ты, правозащитник! — отмахнулся от него Женя, — Юристы, бл..! Будущие толстые жопы России! Будете всю свою жизнь в бумажках копаться!

— Ну а ты то, в чем будешь копаться? В чем батя-генерал разрешит, да? — разозлился обычно спокойный и рассудительный Саша. 

Осмысловский сплюнул, — Да лучше в говне, чем в бумажках прокурорских! Я как Меглин буду! Видели, как он его расколол? За две минуты, на чистой психологии!

Есения сверлила взглядом Осмысловского, прокручивая снова и снова его слова о загадочном следователе.

— Слушай, у меня дома нет никого, все за город уехали. Если хочешь… — снова завел старую пластинку Саша, не замечая, что девушка его не слушает.

* * *

Гипсовые головы мудрых философов безучастно наблюдали за слиянием двух тел на черных атласных простынях. Древнее, как мир, искусство любви превратилось в подобие битвы, где не осталось места нежности, а была лишь бешеная гонка за экстазом, выброс адреналина и гормонов.

— Угощайся, — щедро предложил поделиться дорожкой белого порошкообразного вещества Осмысловский.

— Спасибо, мне и так хорошо, — Есения старалась не думать о том, где он берет наркотики, и знает ли об этом его папаша. Она, вообще, редко думала о Жене, периодически встречаясь с ним для того, чтобы снять напряжение. Такое положение дел устраивало обоих: и ловеласа Осмысловского, не способного, по мнению Есении, на серьезные отношения; и ее саму, не желающую связывать себя обязательствами.

— Сволочь я, — Есения села, обхватив колени руками.

— Почему? Нет, я, в общем-то, согласен. Просто интересно, — Осмысловский, ничуть не стесняясь собственной наготы, облокотился о барную стойку.

— Мне было хорошо, и я забыла… Анюлю. Мы с ней четыре года дружили.

— Не ты ж ее убила! Тем более, правосудие свершилось, ура, — Женя вернулся на кровать, предусмотрительно захватив с собой выпивку, — Быстро он его. Меглин. Вот у кого надо учиться, а не на юрфаке этом сраном.

Он приподнял свой стакан, предлагая выпить, и не дожидаясь ответа, одним глотком осушил напиток, -  Такими делами, от которых у обычных следаков памперсы мокнут, занимается только Меглин.

— Он, что, спец по маньякам? — заинтересовалась Стеклова.

— Спец, — хмыкнул Женя, — Спецов пол страны, а он один такой!

— Чем он так крут? — перед Есенией снова замаячила надежда, пусть призрачная, но уже более осязаемая, чем раньше — найти убийцу матери.

— У него раскрываемость — восемьдесят процентов. Как он их находит, никто не знает. По бумажкам — обычный майор, а на деле… — Осмысловский выдержал многозначительную паузу, — На ментов и на ФСБ клал большим прибором, а в генеральские кабинеты дверь с ноги открывает.

— Это к кому, к отцу твоему? — подколола его Есения.

— И к твоему тоже, — не остался в долгу Женя, — Батя говорит, что в отделе кадров на него даже дела нет. Папка есть, но пустая, ни анкет, ни фотографий, ни биографии. Вообще ни хрена! — он прочертил губами дорожку от подбородка девушки до ключиц, намекая на то, что есть вещи поинтереснее обсуждения майора Меглина.

— Ну и как этого Меглина найти? — стараясь казаться равнодушной, поинтересовалась девушка.

Женя закатил глаза, шумно выдохнул и лег рядом, — Да никак, — раздраженно буркнул он, — Появляется, когда захочет, и сразу же маньячок кверху брюхом всплывает.

— Он их что, убивает?

— Ну, почти. Он их, как бабочек, сачком ловит, — резкий рывок, и Осмысловский навис над Есенией, хищно ухмыляясь, — Метод у него какой-то есть, а какой — никто не знает…, — шептал он, невесомо прикасаясь губами к ее лицу.

— Тебя Анюля никогда не любила. Говорит, ты снаружи ничего, а внутри — пустой, — внезапно выдала Стеклова.

— Да и я снаружи не полный. Как думаешь? — ничуть не смутился Осмысловский.

— А я о тебе не думаю, Жень, — натягивая платье, парировала девушка, — Карандаш есть?

— Стесняюсь спросить, зачем? — прищурив глаза, уточнил растянувшийся на кровати Евгений.

— Волосы собрать.

— У Иосифа Виссарионовича спроси, — он ткнул пальцем в сторону гипсовой головы кровавого Вождя народа.

Стеклова скрутила волосы в тугой узел, закрепив конструкцию позаимствованным карандашом, — Ну, я поехала. Всё же уже?

— К своему рыцарю печального образа? — хмыкнул Женя.

— Саша хороший, у него душа есть, — снисходительно заметила девушка.

— А у меня нет?

Есения подумала, что цвет глаз Осмысловского в точности отражает его натуру хамелеона, и напрасно девчонки называют его глаза кошачьими. Как по ней, в них есть что-то от рептилии — холодное и расчётливое.

— У тебя вместо нее член, Жень, — улыбнулась она, — Пока…

* * *

Два дня спустя прощались с Анюлей. Маленькая рыжая девочка в черной траурной косынке стояла чуть поодаль от безутешных родителей, в силу возраста, еще не осознавшая до конца, что произошло с ее сестрой. Есения, присев на корточки, заглянула малышке в глаза, так напоминающие глаза подруги, погладила россыпь веснушек на щеках. Девочка подняла голову, и в тонком луче солнца, пробившемся сквозь густую листву, тускло блеснули маленькие сережки-гвоздики, вызывая из глубин памяти недавний разговор: «Зато мне по украшениям не надо париться!» Знала бы она, молодая, красивая девушка, будущий успешный (в этом у Стекловой сомнений никогда не возникало) юрист, что ее погубит! Есения аккуратно сняла серьги, бережно вложив их в маленькую ладошку, а взамен надела свои, пытаясь этим подарком заглушить щемящее чувство вины перед подругой. 

* * *

Всемирная паутина в поисках ответов на вопросы, мучившие Стеклову, ясности не внесла, но кое-какие записи она все-же сделала. На очереди был архив ФСБ, который она собралась брать штурмом. Или наглостью, это уже как получится. Для такого дела она даже сменила стиль одежды, выбрав светлый брючный костюм, идеально подходящий, по ее мнению, для начинающего, но подающего большие надежды, юриста.

— Привет, Есеня! — обрадовалась посетительнице служащая архива, — Слышала про ваш выпускной… Ужас! Слов нет, просто в голове не укладывается. Вы ведь с Аней дружили… А родителям каково, я, вообще, представить не могу!

Проклиная человеческую бестактность, Есения с трудом держала себя в руках, — Похоронили вчера, — пытаясь удержать на лице вежливую улыбку, выдавила она.

— Ну, жизнь продолжается. Держись... Что тебя интересует? — перешла к делу Елена Васильевна.

— Дела. Вот список, — Стеклова старалась держаться как можно уверенней, но от нее не укрылось, как менялось лицо сотрудника архива.

— Эти дела были в разработке у майора Меглина… — озадаченно протянула Елена Васильевна, разглядывая Есению так, словно видела ее впервые.

— Да, я как раз работу по его методу пишу, — нашлась с ответом девушка.

— Это закрытый материал. Отец в курсе?

Есения небрежно сдула с лица выбившуюся прядь волос, — Конечно в курсе, он просил на его имя записать. Я же не буду переснимать, только почитаю.

Елена Васильевна кивнула, и ушла куда-то за стеллажи.

— Привет! Ты чего здесь делаешь? — откуда ни возьмись появился радостный Саша.

— А ты? — удивилась Стеклова.

— Я, вообще-то, в аспирантуру поступаю, — с гордостью сообщил он, — Ты тоже?

— Нет, — усмехнулась Есения, но увидев приближающуюся Елену Васильевну, передумала, — То есть, да.

— Извини, Есень, материалы на руках.

— Как на руках? У кого? — не смогла скрыть разочарования Стеклова.

Елена Васильевна улыбнулась, — Ну, этого я сказать не могу.

Прощание получилось скомканным. Уходя, Есеня чувствовала на себе подозрительный взгляд служащей архива и недоумевающий Сашин.

* * *

Настойчивый звон телефона выдернул Есению из невеселых мыслей. Она съехала на обочину и заглушила двигатель.

— Привет, папа! — папочка-прокурор был, как всегда, предсказуем. 

— Привет, чем занимаешься? — вкрадчиво поинтересовался родитель.

— Пока ничем.

— Понятно. У меня к тебе просьба. Не бери в архиве закрытые материалы от моего имени, ясно? — голос Андрея Сергеевича отдавал металлом, это могло бы заставить поволноваться любого из его подчиненных, но только не строптивую дочь.

— Стукнула Елена Васильевна. Мо-ло-дец! — заводя двигатель, отозвалась Есеня.

— Зачем тебе дела Меглина?

— Надо, — с вызовом бросила девушка.

Вполне ожидаемо, что ее собеседника этот ответ не устроил, — Повторю вопрос — раздраженно прошипел полковник Стеклов, — Зачем?

— Я хочу у него работать.

— Это исключено! — безапелляционно отрезал прокурор, — Сейчас совещание, поговорим дома.

— Прости, не могу говорить, у меня тоже совещание! Пока, — передразнила его Есения, и, не дожидаясь ответа, бросила трубку. Отец всегда предпочитал уходить от разговоров, которые ему не нравились. Именно поэтому она решила сама, без его помощи, выяснить что же на самом деле случилось с мамой.

Мало кто мог похвастаться способностью противостоять полковнику Стеклову. Его холодный, пробирающий до костей, взгляд и обманчиво-ласковый голос, негромкий, но режущий слух получше любого крика, словно лишали подчиненных остатков разума. Что хоть и раздражало Андрея Сергеевича, но и безусловно льстило его самолюбию. В глубине души он гордился дочерью: красивая, умная, талантливая, но своенравная и упрямая. Такая же, как и ее мать — женщина, ради которой он был готов на все. Обет безбрачия он, разумеется не давал, но ни одна женщина не смогла пробить ту броню, которой он окружил себя после смерти любимой супруги. Он поклялся любой ценой уберечь дочь, поэтому не мог позволить, чтоб она работала с Меглиным. Да что там, он всеми силами старался даже встречи их не допустить! Немного подумав, Стеклов набрал номер:

-  Иван Михайлович, приветствую! … Спасибо, твоими молитвами. Слушай, насчет Есени... Спасибо тебе, дорогой, но не получается. Да нет, она-то хочет, просто климат питерский переносит плохо. В меня, аллергик. А мы подальше что-нибудь можем придумать?

— Андрей Сергеевич, — в кабинет зашла секретарь, — Ждем Долгова из областной и… этого…, — она многозначительно подняла брови, — Оба должны быть вот-вот и можем начинать.

Не успел Стеклов ответить, как в кабинет решительно вошла Есения. Кивком головы отпустив помощника, он выжидающе посмотрел на дочь.

— Смотрю, совещание в самом разгаре! — Есения отодвинула кресло и устроилась поудобней, предвкушая непростой разговор.

— Мы же договорились дома все решить!

— А я уже решила! — заявила Есеня, позаимствовав у папочки безапелляционный тон, — Хочу работать стажером у Меглина.

— Что ты знаешь о нем? — спросил прокурор, непривычным, словно надтреснутым голосом.

Она заметила эти нотки неуверенности, но вида не подала, — Я знаю, что он лучший!

— Ты не думала, что, если о человеке мало известно, это неспроста? — Стеклов нервно вышагивал по кабинету.

— Он вычислил убийцу Ани за пять минут! Я хочу с ним работать, и ты знаешь, почему… — Есения смотрела не мигая, старательно испытывая на отце все приемы, которым он же и научил ее, возможно, сам того не подозревая.

— Я сказал — тема закрыта! — лице Андрея Сергеевича нервно дрогнул мускул.

— А если он жив? — не отступала дочь, — Если он до сих пор ходит по земле? Тебя эта мысль не беспокоит?

— Послушай меня хоть раз… Стажеров к себе он отроду не брал. Тем более соплячку, студентку вчерашнюю. Он отшивал следаков с десятками дел за плечами! Меглин работает один! Точка! — Андрей Сергеевич откинулся в кресле, — Не хочешь в Питер — ладно. Хочешь грязь месить — пожалуйста. В Новосибирском убойном место есть. Следователь-стажер. Сибирь, реальная работа. Лететь завтра. Подумай. А у меня и правда сейчас совещание, — он моногозначительно посмотрел на часы, намекая Есении, что разговор окончен. Но все его усилия оказались напрасны.

— Андрей Сергеевич, — открыла дверь кабинета секретарь, — Меглин...

Есения развернулась так стремительно, что чуть не опрокинула тяжелое кресло. В дверях стоял тот самый загадочный следователь в плаще.

* * *

Меглин неважно себя чувствовал. Таблетки уже не помогали. Иногда он сомневался, стоит ли запивать препараты коньяком? Но недолго. Он, вообще, редко сомневался в правильности своих действий. Поэтому, не обращая внимания на тщетные попытки секретаря его остановить, Родион Викторович вошел в кабинет полковника Стеклова. Рассыпаться в приветствиях не было желания, да и смысла, как такового. Меглин взял папку с материалами, приготовленную специально для него, и попытался вникнуть в суть.

Забыв, что на нее смотрит отец, всем своим видом пытающийся высказать неодобрение, но, что для него странно, не вслух, Есения сорвалась с места и подскочила к Меглину. Она, как школьница, переминалась с ноги на ногу, следя за каждым его движением, но никак не решалась заговорить, возможно потому, что майор не обратил на нее никакого внимания, даже не взглянул в ее сторону. Отец бросил на нее многозначительный взгляд: «Ну я же говорил!» 

— Здрасте…, — выдавила из себя Стеклова, заискивающе улыбаясь. Никакой реакции.

— Меня зовут Есеня Стеклова, — чуть громче продолжила она, — Окончила юридический. С отличием!

Меглин по-прежнему не проявлял к ней никакого интереса, словно она была предметом обстановки. Ее решительность таяла с каждой секундой, зато глаза отца сияли торжеством. Именно этот ледяной блеск заставил потерявшую всякую надежду Есению сделать последний шаг:

— Стажером к себе возьмете? — почти жалобно попросила она. 

— В стажеры? — хриплый баритон снова отозвался покалыванием в кончиках пальцев.

Меглин, наконец, соизволил оторваться от папки, и посмотрел на нее коротким, и в то же время обжигающим взглядом, от которого у девушки задрожали колени. 

— Да, хорошо, — как-то слишком буднично ответил тот, кто никогда не брал стажеров. Но Есения не обратила на это внимания, всецело упиваясь первой собственной победой, вопреки желаниям отца.

— Может быть телефончик свой дадите, чтоб созвониться… — решила окончательно закрепить позиции Стеклова.

— Нет у меня телефона, — бросил следователь уже откуда-то из приемной, покинув кабинет так же неожиданно, как и появился в нем.

Андрей Сергеевич не мог выговорить ни слова. На побелевшем лице выступили капельки пота. Оставалось только надеяться, что Меглин не станет ворошить прошлое, что и в его интересах, кстати, тоже.

С трудом переставляя ноги, ставшие вдруг ватными, Есения взяла сумку, покружилась на месте, будто не могла найти двери, и, не прощаясь, вышла из кабинета. Она была слишком потрясена случившимся. Все оказалось намного проще, вот только непонятно — что дальше? Уже в машине Есения еще раз прокрутила в голове события встречи, и короткую фразу, небрежно брошенную глубоким хриплым голосом: «Да, хорошо». Меглин — легенда, и он взял ее в стажеры! Стеклова закурила и улыбнулась — могла ли она предполагать, проснувшись сегодня утром, что вселенная приготовила ей такой подарок!

* * *

По темной аллее парка идет девушка. Редкие фонари отбрасывают бледные лужи света. Девушка ускоряет шаг, слыша за спиной чье-то прерывистое дыхание. В двадцати метрах оживленная трасса, ярко освещенная витринами магазинов и фарами проезжающих автомобилей, но аллея темна и безлюдна, а чужое дыхание уже обжигает шею. Девушка срывается с места, пытаясь скрыться от преследователя. Сегодня ей повезло — на трамвайной остановке сидит пожилая дама. Хотя, нет, с выводами торопиться не стоит. Преследователь и не думал отступать от намеченной цели. Он подошел сзади и накинул на шею несчастной жертвы петлю. Пронзительно закричала дама, призывая помощь, прозвенел по рельсам трамвай и уехал, увозя в ярко освещенном салоне перепуганную женщину. Черный шнурок все сильнее сдавливал шею девушки, она уже не сопротивлялась, только хрипела, пытаясь поймать взгляд своего мучителя, в надежде вымолить пощаду.

Ночь. Безмолвная улица. Опустевшая трамвайная остановка. На холодной скамейке тело девушки…