Мартуся (гет)

Мартуся увидела Платона с Цезарем сразу, как вышла со школьного двора. Увидела, и очень удивилась. Во-первых, он совершенно точно сказал ей, что сегодня у него занятия в институте заканчиваются намного позже, собственно, поэтому она с самого начала собиралась сегодня ехать к тёте на работу. Во-вторых, и речи не было о том, чтобы встретить её возле школы, тем не менее, сейчас он стоял с собакой на поводке на противоположной стороне улицы и, заметив Марту, махнул ей рукой. Марта так обрадовалась этому неожиданному явлению, что почти бегом бросилась ему навстречу, затормозив уже почти на проезжей части, когда водитель такси, которому она едва не выскочила наперерез, ударил сразу по тормозам и по клаксону. Платон, глядя на это, только руками развёл и пальцем ей погрозил, а потом показал жестами, чтобы она оставалась на месте, а они сами к ней перейдут. Очень выразительная получилась пантомима. Марта ждала их, широко улыбаясь, и лишь когда эта сияющая улыбка отозвалась саднящей болью в щеке, она с ужасом вспомнила, как выглядит. Сегодня утром царапины смотрелись ещё хуже, чем вчера, тётя с утра намазала их какой-то мазью, но заклеивать пластырем, как хотелось Марте, не стала, сказала, что на воздухе они заживут быстрее. Теперь же Марта инстинктивно прикрыла щёку ладошкой и повернула лицо здоровой стороной вперёд, понимая при этом, что придумать ничего не успевает, да и вообще соврать Платону она физически не сможет. Вот не сможет и всё.

— Привет!- Он тоже ей улыбался. — Я и сам рад тебя видеть, но только под машину-то бросаться за... — Он внезапно замолчал, а улыбку словно выключили. — Что с лицом?

— Поцарапалась... — виновато пробормотала она очевидное.

— Обо что?

— О мусорный бак.

Платон как-то громко втянул в себя воздух.

— Я же просил тебя никуда одной не выходить!..

— Я никуда и не собиралась, только мусор выносила. А в остальном я всё сделала, как ты меня учил, отбилась и убежала.

При слове "отбилась" он окончательно изменился в лице. На мгновение Мартусе показалось, что он сейчас заорёт на неё, но вместо этого он перешёл на пронзительный свистящий шёпот.

— Так я же надеялся, что мои советы тебе никогда не пригодятся, про "толкать и бить" так точно. Чёрт, чёрт, чёрт!

Он резко отвернулся от неё, и простоял где-то полминуты, глядя в сторону в полном молчании. Потом так же молча взял её за руку и повёл по направлению к дому. Когда пару минут спустя он заговорил, голос его звучал уже почти нормально.

— Извини, Марта. Я не на тебя рассердился, на себя самого. Просто расскажи мне, что вчера произошло. Как можно подробнее, это важно. Обещаю больше не шипеть. Пойдём, на скамеечку присядем.

И она рассказала о вчерашнем так подробно, как смогла. И даже то, что вроде бы позабыла, но Платон задал ей пару правильных вопросов, и подробностей стало больше. А ещё ей не было страшно, и противно тоже не было, наверное, потому, что он очень внимательно и сочувственно её слушал и руку её за всё это время так и не выпустил. И от этого она чувствовала себя так, будто ей обезболивающее вкололи, и могла рассказывать о случившемся с ней вчера, словно это был просто кошмарный сон.

— Как чувствовал, что надо было ещё вчера всё закончить, — сказал Платон, когда она замолчала. — Мы даже, когда тебя вчера проводили, побродили с Цезарем ещё по переулкам и дворам в поисках этого твоего Тихвина и его присных, но никого не обнаружили и...

— Никакой он не мой! — неожиданно резко перебила его Марта.

Он не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял, кивнул — отчасти ей, отчасти самому себе — и ответил:

— Вот и я думал, что не твой. Что ты для него просто девочка-соседка-сирота, случайная жертва, лёгкая добыча, а оказалось всё не так просто.

— Почему?

— Потому что моё появление вызвало у него не естественные опасения, когда Самсонов и Бочкин рассказали ему про моего отца, а острый приступ ненависти. Ревность? — Он внимательно посмотрел на неё и вдруг широко и лукаво улыбнулся: — Да ты у нас, выходит, роковая женщина, Марта. Вон, бедолага совсем голову потерял из-за твоих рыжих кудрей.

— Да ну что вы в самом деле! — возмутилась Мартуся, и даже руку попыталась у него отобрать, но Платон не позволил. — Вы бы лучше объяснили мне, кто такие Самсонов и Бочкин? Те, которые с вашего двора? Но вы вчера не говорили, что знакомы с ними.

— Так я и не был вчера с ними знаком. После вчерашнего пришлось навести справки.

— Это как? Вы же не хотели отцу ничего рассказывать.

— Не хотел и не рассказывал. Бабулечек на скамейке возле подъезда расспросил, они всех знают и к нам с Цезарем благоволят.

— И что?

— Понятно, что. Оба из неблагополучных семей, плохо учаться, курят, раньше по мелочи подхулиганивали, а в последние полгода, как с цепи сорвались.

— Из-за Тихвина? Он как раз полгода, как в наш дом с родителями переехал.

— Правильно. Я разговаривал вчера с матерью Бочкина и с самим Самсоновым. Женщина Тихвина прям ненавидит, за сына переживает, она одна четверых детей тянет, а тут старший, который, несмотря на трудный характер, всегда ей помочь старался, как с Тихвиным связался, совсем от рук отбился. Она даже с родителями Тихвина поговорить пыталась, но они её и слушать не стали, тоже милые люди, судя по всему. А Самсонов сказал, что Тихвин мальчишек, которых вокруг себя собрал, для чего-то между собой стравливает, их с Бочкиным хотел поссорить, а они с песочницы дружат. Так что они где-то даже обрадовались моему появлению и возможности хотя бы временно в его делах не участвовать.

Пока он рассказывал, Мартуся смотрела на него во все глаза. Вот когда он это всё успел? Получается, он вчера полдня только её делами и занимался. Как это может быть, если они, по большому счёту, только вчера познакомились? Разве так бывает? Вот ей только что, когда он "роковой женщиной" дразнился, чуть ли не стукнуть его хотелось, а теперь... хочется погладить его по щеке? Или что?

— Марта, ау, ты меня слушаешь? — прервал Платон её размышления на самом интересном месте.

— Конечно, слушаю. У вас получается, что Олежа Тихвин прям какой-то паук. Выходит, напрасно вы мне тут про "бедолагу" и мои роковые "рыжие кудри" рассказывали?

— Ну, это я так, чтобы обстановку разрядить. Хотя, и у пауков бывают "страсти роковые". Ты просто маленькая ещё для таких материй.

Ну, уж тут она не выдержала, отобрала-таки свою руку и стукнула его. Не то чтобы стукнула, конечно, а так, ткнула кулачком в плечо. На что Платон, естественно, развеселился ещё больше:

— М-да, с советом про "отбиться" я, похоже, погорячился. Как-то ты быстро во вкус вошла. Некоторые мухи-цокотухи вполне способны сами с пауками разобраться, не нужны им для этого никакие комарики.

Тут она не выдержала и сама захихикала, тем более, что при сравнении с комариком он ещё и потёр свой выдающийся нос.

— Ладно, пойдём, Марта, провожу я тебя до дома, до двери даже, чтобы уж точно ничего больше с тобой не случилось. Даже мусор вынесу, если надо, но только чтобы ты сегодня и носа больше из квартиры не высовывала. И раз уж ты перешла к рукоприкладству, можешь говорить мне "ты", это как-то больше соответствует.

— Не надо мусор, — немного невпопад ответила Мартуся. — Сегодня не наша очередь...

Ей вовсе не нравился такой поворот событий. Ну, то есть возможность перейти с ним на ты нравилась, конечно, но вот остальное... Пока она будет дома сидеть, он пойдёт с Тихвиным разбираться, а она всё пропустит. Конечно, он потом ей всё расскажет, но это уже будет совсем не то. Ох, да о чём она думает вообще?! А если с ним что-нибудь случиться, а её не будет рядом? А чем она ему поможет, скорее уж помешает, их там и так четверо, а он один, ну, то есть вдвоём с Цезарем, а если ему ещё придётся отвлекаться на её защиту...

— Марта, и снова ау, ты о чём это размышляешь с таким лицом?

Мартуся вздрогнула и выпалила:

— А может, не надо вам, то есть тебе, одному?! Может, лучше к участковому?..

Он довольно долго молчал, глядя на неё как-то непонятно. Вот не просто смотрел, а рассматривал, словно в первый раз увидел.

— Это ты за меня сейчас испугалась? Надо же... Из-за себя самой ни за что не хотела в милицию идти, а из-за меня готова? Значит, не такая уж ты и маленькая. Я думал, будешь со мной проситься "на дело пойти".

— Я и хотела сначала, — призналась Мартуся со вздохом.

— А потом превозмогла себя? Молодец! — похвалил её Платон. Не без иронии, конечно, но ей всё равно было приятно.

— А вы можете сказать мне, зачем вам самому это всё?

— Что всё, Марта?

— Ну вот это самое, "на дело идти"? Бабулечки, Бочкин, Самсонов, меня из школы встречать? Ведь не из-за моих же "рыжих кудрей"?

В этом месте он вдруг захохотал, да так, что она немедленно на него обиделась. Чего смешного то, в самом деле? Смеялся несколько минут, в конце концов прижал к лицу ладони, чтобы успокоиться.

— Нет, Марта, твои кудри не являются причиной моего поведения, во всяком случае, не главной...

— А что является? Вы тоже хотите стать милиционером, да?

— Я хочу стать инженером- гидростроителем, Марта, на это и учусь. А главная причина, если ты непременно хочешь знать, в том, что человек должен упорядочивать пространство вокруг себя, иначе рано или поздно всё превратится в хаос.

— Это ваш отец так говорит?

— Это второй закон термодинамики так говорит. Ну, то есть не буквально так, но вывод получается именно такой. А мой отец говорит: "Можешь помочь — помоги".

— То есть я просто случайно попала в упорядочиваемое вами пространство, вместе с Бочкиным и Самсоновым?

— Нет, не случайно. Тебя Цезарь выбрал. И давай, пробуй на "ты", у тебя получится.

— Спасибо, Цезарь... Может и получится, но не сразу. Значит, вы, то есть ты, физику любишь? Ну, да, инженерам она, конечно, нужна.

— Она и милиционерам нужна, и девочкам-восьмиклассницам... Пойдём, Марта.