Январский человек (джен)

Северус сидел на полу, обхватив колени руками. Он не знал, сколько уже так просидел. На улице успело стемнеть, а он даже ни разу не поднял глаз, хотя мама звала его — и на обед, и на ужин. Северус не хотел вспоминать о том, что произошло. И очень-очень надеялся, что не придётся.

Н.: Привет. На сколько ты вырос в этот раз?

Северус: Не знаю. Мама говорит, что я вырастаю из всех штанов быстрее, чем она успевает штопать новые.

Н.: Она штопает тебе штаны?

Северус: Да. У нас нет денег на новые, так она говорит. Всегда. И поэтому штопает свою и отцовскую старую одежду для меня.

Н.: Она, верно, очень сильно тебя любит?

Северус: Сильнее всех.

Н.: А ты её?

Северус: И я её.

Н.: Тебе уже исполнилось восемь?

Северус: Да, вчера.

Н.: А помнишь, о чём мы договорились в прошлый раз?

Северус: Пожать друг другу руки при встрече. Но я не могу.

Н.: Почему?

Северус: Потому что я не молодец. И сделал кое-что плохое.

Н.: А хочешь узнать, что я думаю по этому поводу?

Северус: Да, наверное.

Н.: Тогда расскажешь, что произошло?

Северус: Отец вчера вернулся домой пьяный. Сказал, что праздновал мой день рождения. Мама просто спросила, почему он праздновал его не с нами. Не стоило спрашивать, у него лучше вообще ничего никогда не спрашивать, но мама, наверное, так устала, что забыла про это — и она спросила.

Н.: Хорошо, и что было потом?

Северус: Он сначала на неё накричал, а потом хотел ударить, но я ему не позволил. Я подбежал и ударил его первым, кулаком. Я видел, как взрослые это делают на улице, от них пахло, как от отца, и они били друг друга. Я ударил его кулаком между ног. А он заревел как медведь и поднял руку, чтобы ударить меня. Но мама оттащила меня от него за волосы, было очень больно. И потом она закричала на отца — точно из-за меня, она никогда раньше на него не кричала. Закричала, что если он хоть пальцем меня тронет, она за себя не ручается.

Н.: Ты думаешь, это плохо — что ты ударил отца? Или что мама закричала?

Северус: И то, и другое.

Н.: Хочешь знать, что я думаю по этому поводу?

Северус: Да, хочу.

Н.: Я думаю, что ты молодец. И что твоя мама молодец — и если бы я мог, я пожал бы руку и ей. Ведь я не ошибусь, если скажу, что в этой — и любой другой — истории с твоим отцом иногда нужно больше смелости, чтобы ударить или закричать, чем чтобы просто промолчать?

Северус: Я думаю, да. Мама боится с ним ругаться. И я тоже. Иногда мне кажется, что он может сделать со мной что-то такое, что тётя Мелани сделала с Баррелем, если сильно разозлится.

Н.: Могу ли я посоветовать тебе кое-что?

Северус: Да.

Н.: Если такое случится — оно может и не случиться вовсе, но вдруг — ты ведь знаешь, что можешь всегда обратиться за помощью к кому-нибудь? И ты ведь знаешь, что даже не обязательно ждать, чтобы что-то случилось — можно попросить о помощи раньше, когда только чувствуешь, что что-то может произойти?

Северус: Я… Да, я знаю. Но не знаю, кто может захотеть мне помочь. Я дружу только с мамой. И вами. И немного с тётей Мелани, хотя она больше дружит с мамой.

Н.: Я думаю, что пройдёт ещё совсем немного времени, и у тебя появятся друзья. Настоящие друзья, с которыми тебе будет легко делиться счастливыми и грустными моментами. И даже такими противными, как с той гусеницей.

Северус: Вряд ли. Никто не хочет со мной дружить. Из-за отца. И из-за того, что мы тут живём. Тут даже других детей нет.

Н.: А что, если я скажу тебе, что ты встретишь здесь других детей — может быть, через год, два или три — и они станут тебе друзьями?

Северус: Вы точно знаете?

Н.: Точно. И ты теперь это знаешь.

Северус: Ладно.

Н.: А что с той гусеницей?

Северус: Ну, мне больше не противно о ней думать. И даже пожимать руки. Один раз я захотел пожать её маме — после того, как она меня накормила, и это было очень вкусно. Я захотел её поблагодарить. Мама почему-то засмеялась, но руку пожала.

Н.: Хорошо. (протягивает руку)

Северус: (пожимает её) У мамы не такие руки. Они грубые и горячие. А у вас — мягкие и надёжные.

Н.: Это потому, что я ничего не готовлю.

Северус: А кто вас кормит?

Н.: А кто будет кормить тебя, когда ты вырастешь?

Северус: Наверное, я сам? Вряд ли мама с отцом будут это делать.

Н.: Вряд ли.

Северус: Я хочу сказать вам ещё кое-что. И за это мне совсем стыдно. Больше, чем за то, что я его ударил.

Н.: Ты можешь рассказать мне всё, помнишь?

Северус: Угу. Просто я сегодня утром понял, что не хочу быть взрослым. Не хочу вырастать. Мне не нравится, как ведёт себя отец, и я не хочу быть похожим на него. А мама… Она чаще всего просто терпит всё, что отец говорит и делает. А могла бы тоже его ударить. Или выгнать. Без него было бы лучше! Но она ничего не делает. Ещё есть тётя Мелани, и я очень её уважаю, но не хочу быть на неё похожим.

Н.: Ты не хочешь быть похожим на отца. Ты не хочешь быть похожим на маму. И не хочешь быть похожим на Мелани, хотя и очень её уважаешь. Я всё верно услышал?

Северус: Да.

Н.: А если представить на одну минутку, что я могу взмахнуть волшебной палочкой — и ты станешь похожим на кого угодно, на кого бы тебе хотелось, как ты думаешь, кто бы это мог быть?

Северус: Ну… (смеётся) Это мог бы быть Баррель. Он был классный. Верный и очень добрый. И смелый — как-то раз он спас меня от отца. Это было позапрошлым летом. Отец на меня ругался, что я бестолковый и ничего не умею, потому что я выронил дрова, с которыми мы возвращалась домой. Я не хотел, просто они были очень тяжелые. Тётя Мелани с Баррелем проходили мимо, и он так залаял на отца, когда тот начал на меня наступать… Не думаю, что он тогда меня ударил бы. Это было утром, и он в тот день ещё совсем не пил. Наверное, поэтому он и Барреля не ударил. Просто оскалился на него, будто сам был собакой, а затем заткнулся и пошёл дальше. А Баррель вылизал мне все руки в тот день. И они пошли дальше гулять.

Н.: Это действительно очень смело — то, что сделал Баррель. Теперь я понимаю, почему ты так расстроился, когда он ушёл. И почему ты хочешь быть на него похожим. Я бы тоже хотел.

Они немного помолчали. Северус поглядывал на незнакомца из-за чёрных волос, которые уже успели отрасти и закрывали глаза.

Н.: Хочешь спросить меня ещё о чём-то?

Северус: Я не знаю… Много о чём, на самом деле.

Н.: Можешь выбрать какой-то один вопрос?

Северус: Да. Он правда странный, да мне и не так важно, но… Куда ушёл Баррель после смерти?

Н.: А ты спрашивал об этом у кого-то ещё?

Северус: Да. У мамы.

Н.: И что она сказала?

Северус: Что Баррель попал в собачий рай. Но это же глупость какая-то!

Н.: А как ты сам думаешь?

Северус: Я думаю, что нет никакого собачьего рая, и Баррель попал в самый обычный рай. Там где люди, и кошки, и собаки. И все-все-все.

Н.: Хорошо. Я тоже так думаю. И я думаю ещё кое-что, поделиться этим с тобой?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. И я уверен, что ты поймешь меня правильно. Я думаю, что тот рай, о котором говоришь ты, и тот рай, о котором говорю я или твоя мама — это немного разный рай. Или, возможно, это один и тот же рай, но мама, ты и я — мы все понимаем его по разному. Ведь когда ребёнок становится чуточку старше, он начинает иначе смотреть на те же самые вещи. И то, что ребёнку сложно и непонятно, просто и понятно взрослому. Как ты думаешь, то, что просто и понятно твоей маме — на самом деле просто и понятно?

Северус: Я думаю, да.

Н.: Я думаю, это просто и понятно твоей маме, и сложно и непонятно тебе — и это нормально. Возможно, сейчас ты и не вспомнишь об этом, но когда-то тебе было сложно сказать слово «мама», а теперь ты рассказываешь мне целые истории — про Барреля, про маму, про тётю Мелани — и делаешь это так складно, что я очень восхищаюсь тобой. А когда ты вырастешь, как мама, и будешь жить в другом месте, и, возможно, в окружении других людей — то, что казалось тебе сложным и непонятным сейчас, будет совсем простым тогда. И возможно ты ещё посмеешься с этой истории про собачий рай. Как думаешь, я прав?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Ну и когда мы теперь с тобой увидимся? В каком возрасте ты хочешь со мной встретиться?

Северус: Я думаю, не в следующем году и не через год. Думаю, когда мне уже исполнится 10 — это будет хорошо.

Н.: Мы увидимся в любое удобное для тебя время и там, где тебе захочется. Я могу даже стать Человеком из мая.

Северус: Вы нравитесь мне и так — Январским человеком.

Н.: Хорошо, тогда до встречи не в следующем году, не в после-следующем, а в после-после-следующем?

Северус: Да.