Январский человек (джен)

Незнакомый человек словно из воздуха появился посреди комнаты, которая досталась мальчику всего несколько месяцев назад. До этого он спал на матрасе в родительской спальне.

В какой-то из дождливых осенних дней, которые в Кроукворте были особенно противными, отец снова поругался с мамой и крикнул ей: «Я хочу быть единственным, кто имеет к тебе доступ в любое время!». Северус не понял, что это значит, но испугался вместе с мамой — от того, как сильно она сжалась и замерла. После этого они вместе все выходные расчищали кладовку на первом этаже, и уже к вечеру воскресенья мальчик перебрался туда — вместе со своим старым матрасом, парой ветхих книг, тусклой лампой и обогревателем. Отопление не работало, а без него дома было холоднее, чем на улице — настолько, что ноги мёрзли даже в шерстяных носках.

Вся кладовка была размером чуть больше самого матраса и обогревателя, стоящих поближе друг другу. Сюда не влез бы даже и шкаф. Но Северус всё равно был по-своему счастлив — наконец-то, у него появилось что-то своё!

И вот посреди этой комнатушки прямо сейчас стоял незнакомый человек, ростом чуть ли не до потолка. На улице ещё было темно, и его лица разглядеть не получалось. Он держал в руках какой-то свёрток, а его длинная одежда касалась пола. Человек присел на корточки, чтобы оказаться на уровне глаз Северуса, и улыбнулся. Лица всё ещё было не разглядеть.

Северус: Ты кто?

Н.: Я — гость.

Северус: Чей гость?

Н.: Твой гость.

Северус: Я вас не приглашал!

Н.: Ты не приглашал меня сегодня или вообще?

Северус: Я… Я не знаю.

Н.: А меня ты знаешь?

Северус: Я… Я не уверен.

Н.: Присмотрись повнимательнее.

Северус: Я не уверен, но возможно я где-то вас уже видел.

Н.: Это ведь хорошо?

Северус: Да.

Незнакомец и Северус немного помолчали.

Н.: Скажи, а ты знаешь, какой сегодня месяц?

Северус: Знаю. (с гордостью) Сегодня — январь. Девятое января.

Н.: У тебя же сегодня день рождения, да?

Незнакомец совсем опустился на пол, сел на свои же пятки, видимо, чтобы было удобнее — и всё это под пристальным взглядом мальчика, который следил за ним, не отрываясь.

Северус: Да.

Н.: И сколько лет тебе было вчера?

Северус не ожидал такого вопроса, поэтому вначале растерялся, но потом ответил.

Северус: Четыре! А сегодня — уже пять!

Н.: Только вчера было четыре, а сегодня пять. А до этого три, ещё раньше — два, и совсем-совсем давно — один… Удивительно, правда?

Северус: Да. Но я не понимаю, о чём вы.

Н.: Удивительно, как быстро ты растёшь. Хотя сейчас кажется, что 6 лет тебе исполнится через целую жизнь. Но вот сейчас тебе 5, а когда-то тебе было 4 года, и ты точно также думал, что 5 лет тебе исполнится через целую жизнь. Удивительно, как быстро на самом деле ты становишься взрослым.

Северус: Я бы хотел… Стать взрослым совсем быстро.

Н.: А что бы ты сделал первым, когда стал взрослым?

Северус: Я бы сказал отцу, что он не должен обижать маму.

Н.: Это хорошо, очень хорошо. Никто не должен обижать других. И особенно маму. Как ты думаешь, почему один человек может обидеть кого-то другого?

Северус: Я не знаю.

Н.: Я думаю, что кто-то может обидеть другого, если сам очень обижен. Как ты считаешь?

Северус: Наверное…

Н.: Подумай об этом до нашей следующей встречи, хорошо?

Северус: Хорошо. А мы встретимся ещё?

Н.: Конечно, и даже не один раз. Когда бы ты хотел увидеть меня, в следующем году или через год?

Северус: Может быть, в следующем?

Н.: Так значит мне прийти в следующем году?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Я приду в следующем году. А сейчас у меня кое-что есть для тебя, небольшой подарок.

И незнакомец протянул маленькому Северусу свёрток, который держал в руках всё это время. Мальчик разворачивал его жадно, но аккуратно, стараясь не порвать бумагу. Наконец, в его руках оказался стеклянный шарик — внутри него, будто живой, падал снег. Падал и укрывал своими пушистыми снежинками разлапистую ёлку, почему-то темно-синюю, украшенную гирляндами и рождественскими игрушками.

Северус: Как красиво! Но почему она синяя?

Н.: А как ты думаешь, почему она синяя?

Северус: Потому что вода синяя?

Н.: Где вода синяя?

Северус: В той речке. У дома, где живёт тётя Мелани, которая никогда не улыбается.

Н.: Ты расскажешь мне в следующий раз про речку и про тётю Мелани?

Северус: Не знаю…

Н.: Ты расскажешь мне в следующий раз про речку и про тётю Мелани с удовольствием, как будто это очень интересная история, которой ты хочешь со мной поделиться?

Северус: Хорошо.

Н.: Обещаешь?

Северус: Обещаю.

Н.: Хорошо. Я приду в следующем году, ты помнишь?

Северус: Помню.

Н.: Тогда до встречи.

В следующем году зима выдалась совсем холодной. У Северуса мёрзли не только ноги в шерстяных носках, но и нос, и кончики ушей — хотя он уже привык ходить дома в дырявой в паре мест шапке, которая досталась ему от отца. Носки были целые и от мамы.

Северус плохо помнил, как прошло Рождество и Новый год — помнил только, что отец с мамой ругались больше, чем обычно. Или он чаще слышал? А ещё — отец точно стал ниже на целую книгу про капитана сокровищ. Северус даже проверял, какой она толщины, чтобы убедиться.

Незнакомец снова появился неожиданно. Судя по тому, что он был без шапки — он не мёрз. Северусу стало интересно.

Северус: Все взрослые не мерзнут или только вы?

Н.: Взрослые тоже мёрзнут. Просто их никто не заставляет надевать шапки, а они сами иногда забывают. (смеётся) Привет.

Северус: Здравствуйте.

Они оба немного помолчали.

Северус: Я не буду забывать надевать шапку, это глупо. И глупо хотеть поскорее стать взрослым.

Н.: Всё так. Но сегодня ты стал взрослее, да?

Северус: Да.

Н.: А когда мы виделись последний раз?

Северус: Год назад. Мне тогда было пять, а сейчас — шесть.

Н.: Хорошо. А помнишь, о чём мы с тобой говорили?

Северус: О том, как удивительно, что я быстро расту. И о воде.

Н.: Ты расскажешь мне о ней сегодня?

Северус: Да. А что бы вы хотели узнать?

Н.: Расскажешь мне обо всём по порядку?

Северус: Я не очень помню…

Н.: Сколько тебе тогда было лет? Наверное, четыре или четыре с половиной?

Северус: Четыре с половиной.

Н.: Хорошо. И что произошло?

Северус: Я бежал домой. Мама просила вернуться к обеду пораньше. Я опять опаздывал, я всегда опаздывал. Мне очень нравилось сидеть под той ивой и читать, меня там никто не трогал…

Н.: Хорошо. И что было дальше?

Северус: Я вдруг заметил тётю Мелани. Я бы не обратил внимание, мне было очень интересно читать, но она как-то странно шла, всё время дергалась, и я заметил, что она тащит с собой к реке Барреля.

Н.: Кто такой Баррель?

Северус: Её пёс. Он очень старый. Он всегда жил с тётей Мелани, а она часто заходила с ним к маме, когда отца не было. Они разговаривали, а я играл с Баррелем. И это было лучше всего…

Н.: Как ты думаешь, у тебя в жизни ещё будут счастливые моменты?

Северус: Я не знаю. Наверное, будут.

Н.: Тебе хотелось бы, чтобы были?

Северус: Да, конечно.

Н.: А как ты думаешь, если бы грустных моментов не было, ты бы понимал, когда происходят счастливые?

Северус: Нет. Я думаю, что я бы не понимал, что это такое. Они бы просто случались.

Н.: Хорошо. И если представить, что грустные моменты тоже случаются с нами для того, чтобы могли произойти счастливые, что ты тогда к ним чувствуешь?

Северус: Мне не хватает Барреля! (мальчик всхлипнул, всё его тело затряслось, и он вдруг расплакался) Я просто хочу, чтобы мы всё время играли. Когда мы играем, всё хорошо! А когда его нет, происходит что-то плохое — отец пьёт, или они ругаются с мамой, или снова идёт дождь!

Н.: Как ты думаешь, это на самом деле связано — то, что ты играешь с Баррелем, и всё хорошо, и то, что происходит что-то плохое, когда ты с ним не играешь?

Северус (успокаиваясь): На самом деле, я так не думаю. Просто когда он рядом… Всё как будто немного лучше, чем обычно, понимаете?

Н.: Понимаю. И у тебя ещё будет много моментов, когда кто-то будет рядом и тебе будет немного лучше или даже хорошо. И много моментов, когда тебе просто будет хорошо, даже если рядом никого не будет. Ты бы хотел, чтобы тебе ещё было хорошо?

Северус: Да.

Н.: Тогда так и будет. А расскажешь мне, чем закончилась эта история? Мне очень интересно.

Северус: Угу. Тётя Мелани тащила Барреля к реке и не видела меня. Если бы видела, она бы, наверное, не стала этого делать — я не знаю… Она взяла его за шерсть на шее, подтащила к воде и опустила его морду под воду. Я видел, как он пытался выкарабкаться, задеть её лапами и когтями, но она так встала, что он не мог. А потом он вдруг затих. А тётя Мелани просто отбросила его в сторону, как тряпку. Развернулась и пошла домой.

Н.: Как ты думаешь, что тогда произошло?

Северус: Я спросил тётю Мелани вечером, когда она пришла к маме в гости снова, и Барреля с ней не было. Она сказала, что он убежал.

Н.: Как ты думаешь, что тогда произошло на самом деле?

Северус: Я думаю, что она убила Барреля.

Н.: Как ты думаешь, почему тогда это могло произойти?

Северус: Баррель был очень старый.

Н.: И?

Северус: И он болел… Я не помнил этого — а сейчас вспомнил. Тётя Мелани как-то пришла без него и рассказывала маме, что он совсем перестал есть и почти не двигается. Она очень плакала тогда…

Н.: Как ты думаешь, тётя Мелани обидела Барреля тем, что она сделала там, на реке?

Северус: Я думаю, да. Но она не была обижена.

Н.: Тогда как ты думаешь, почему она это сделала?

Северус: Она очень любила Барреля. Я помню, как она рассказывала, что росла вместе с ним. И что они часто играли под той ивой, где я люблю читать. Она бросала ему ветку, а он всегда приносил её, даже если она падала в реку.

Н.: Как ты думаешь, если бы ты очень сильно кого-то любил, ты мог бы сделать для него что-то такое, что тётя Мелани сделала для Барреля?

Северус: Сейчас — нет. Может быть, когда вырасту. Пообещать?

Н.: Не надо. Я знаю, что когда ты вырастешь, ты сделаешь всё, что нужно. Тебе не обязательно обещать мне это.

Северус: Вы что, знаете, каким я вырасту?

Н.: Я много чего знаю. Например, я знаю, что мы с тобой снова увидимся в январе, я только не уверен, в каком именно — в следующем или через год?

Северус: Через год. Когда я стану совсем взрослым.

Н.: Хорошо, я приду не в следующем году, а через год. Могу я попросить тебя кое о чём?

Северус: Да.

Н.: Но всё таки, если с тобой приключится какое-нибудь несчастье, как ты думаешь, ты сможешь мне о нём рассказать, всё равно где и когда?

Северус: Конечно.

Н.: Хорошо, и ещё кое-что. Как считаешь, ты уже достаточно взрослый, чтобы пожать мне руку? Ты ведь уже знаешь, как это делается?

Северус: Да. Отец как-то раз заставил меня это сделать… Заставил пожать ему руку. Я тогда случайно наступил на гусеницу. Мы возвращались домой. И он заставил поднять её с земли. И пожать ему руку.

Н.: Тебе было неприятно?

Северус: Это было хуже всего на свете.

Н.: Помнишь, что я говорил про грустные моменты?

Северус: Помню. Это один из таких?

Н.: Ты мне скажи.

Северус: Да, очень на это похоже. А я… Могу как-то сделать этот момент не таким?

Н.: Этот — не можешь. Но я могу пожать тебе руку сейчас. Безо всяких гусениц. Просто потому, что ты большой молодец. И ты очень смело рассказал мне обо всей этой истории с рекой, тётей Мелани и Баррелем, поэтому я хочу пожать тебе руку.

Незнакомец протянул руку Северусу — и тот её пожал. Это было надежно и тёпло.

Н.: Хорошо. Иногда ещё люди так здороваются, ты знаешь?

Северус: Да.

Н.: В следующий раз мы тоже пожмем друг другу руки — сразу, как я приду, или немного позже, что думаешь?

Северус: Лучше сразу. Мне нравится пожимать вам руку. Там нет гусениц.

Н.: Хорошо. Тогда до встречи через год?

Северус: До встречи.

Северус сидел на полу, обхватив колени руками. Он не знал, сколько уже так просидел. На улице успело стемнеть, а он даже ни разу не поднял глаз, хотя мама звала его — и на обед, и на ужин. Северус не хотел вспоминать о том, что произошло. И очень-очень надеялся, что не придётся.

Н.: Привет. На сколько ты вырос в этот раз?

Северус: Не знаю. Мама говорит, что я вырастаю из всех штанов быстрее, чем она успевает штопать новые.

Н.: Она штопает тебе штаны?

Северус: Да. У нас нет денег на новые, так она говорит. Всегда. И поэтому штопает свою и отцовскую старую одежду для меня.

Н.: Она, верно, очень сильно тебя любит?

Северус: Сильнее всех.

Н.: А ты её?

Северус: И я её.

Н.: Тебе уже исполнилось восемь?

Северус: Да, вчера.

Н.: А помнишь, о чём мы договорились в прошлый раз?

Северус: Пожать друг другу руки при встрече. Но я не могу.

Н.: Почему?

Северус: Потому что я не молодец. И сделал кое-что плохое.

Н.: А хочешь узнать, что я думаю по этому поводу?

Северус: Да, наверное.

Н.: Тогда расскажешь, что произошло?

Северус: Отец вчера вернулся домой пьяный. Сказал, что праздновал мой день рождения. Мама просто спросила, почему он праздновал его не с нами. Не стоило спрашивать, у него лучше вообще ничего никогда не спрашивать, но мама, наверное, так устала, что забыла про это — и она спросила.

Н.: Хорошо, и что было потом?

Северус: Он сначала на неё накричал, а потом хотел ударить, но я ему не позволил. Я подбежал и ударил его первым, кулаком. Я видел, как взрослые это делают на улице, от них пахло, как от отца, и они били друг друга. Я ударил его кулаком между ног. А он заревел как медведь и поднял руку, чтобы ударить меня. Но мама оттащила меня от него за волосы, было очень больно. И потом она закричала на отца — точно из-за меня, она никогда раньше на него не кричала. Закричала, что если он хоть пальцем меня тронет, она за себя не ручается.

Н.: Ты думаешь, это плохо — что ты ударил отца? Или что мама закричала?

Северус: И то, и другое.

Н.: Хочешь знать, что я думаю по этому поводу?

Северус: Да, хочу.

Н.: Я думаю, что ты молодец. И что твоя мама молодец — и если бы я мог, я пожал бы руку и ей. Ведь я не ошибусь, если скажу, что в этой — и любой другой — истории с твоим отцом иногда нужно больше смелости, чтобы ударить или закричать, чем чтобы просто промолчать?

Северус: Я думаю, да. Мама боится с ним ругаться. И я тоже. Иногда мне кажется, что он может сделать со мной что-то такое, что тётя Мелани сделала с Баррелем, если сильно разозлится.

Н.: Могу ли я посоветовать тебе кое-что?

Северус: Да.

Н.: Если такое случится — оно может и не случиться вовсе, но вдруг — ты ведь знаешь, что можешь всегда обратиться за помощью к кому-нибудь? И ты ведь знаешь, что даже не обязательно ждать, чтобы что-то случилось — можно попросить о помощи раньше, когда только чувствуешь, что что-то может произойти?

Северус: Я… Да, я знаю. Но не знаю, кто может захотеть мне помочь. Я дружу только с мамой. И вами. И немного с тётей Мелани, хотя она больше дружит с мамой.

Н.: Я думаю, что пройдёт ещё совсем немного времени, и у тебя появятся друзья. Настоящие друзья, с которыми тебе будет легко делиться счастливыми и грустными моментами. И даже такими противными, как с той гусеницей.

Северус: Вряд ли. Никто не хочет со мной дружить. Из-за отца. И из-за того, что мы тут живём. Тут даже других детей нет.

Н.: А что, если я скажу тебе, что ты встретишь здесь других детей — может быть, через год, два или три — и они станут тебе друзьями?

Северус: Вы точно знаете?

Н.: Точно. И ты теперь это знаешь.

Северус: Ладно.

Н.: А что с той гусеницей?

Северус: Ну, мне больше не противно о ней думать. И даже пожимать руки. Один раз я захотел пожать её маме — после того, как она меня накормила, и это было очень вкусно. Я захотел её поблагодарить. Мама почему-то засмеялась, но руку пожала.

Н.: Хорошо. (протягивает руку)

Северус: (пожимает её) У мамы не такие руки. Они грубые и горячие. А у вас — мягкие и надёжные.

Н.: Это потому, что я ничего не готовлю.

Северус: А кто вас кормит?

Н.: А кто будет кормить тебя, когда ты вырастешь?

Северус: Наверное, я сам? Вряд ли мама с отцом будут это делать.

Н.: Вряд ли.

Северус: Я хочу сказать вам ещё кое-что. И за это мне совсем стыдно. Больше, чем за то, что я его ударил.

Н.: Ты можешь рассказать мне всё, помнишь?

Северус: Угу. Просто я сегодня утром понял, что не хочу быть взрослым. Не хочу вырастать. Мне не нравится, как ведёт себя отец, и я не хочу быть похожим на него. А мама… Она чаще всего просто терпит всё, что отец говорит и делает. А могла бы тоже его ударить. Или выгнать. Без него было бы лучше! Но она ничего не делает. Ещё есть тётя Мелани, и я очень её уважаю, но не хочу быть на неё похожим.

Н.: Ты не хочешь быть похожим на отца. Ты не хочешь быть похожим на маму. И не хочешь быть похожим на Мелани, хотя и очень её уважаешь. Я всё верно услышал?

Северус: Да.

Н.: А если представить на одну минутку, что я могу взмахнуть волшебной палочкой — и ты станешь похожим на кого угодно, на кого бы тебе хотелось, как ты думаешь, кто бы это мог быть?

Северус: Ну… (смеётся) Это мог бы быть Баррель. Он был классный. Верный и очень добрый. И смелый — как-то раз он спас меня от отца. Это было позапрошлым летом. Отец на меня ругался, что я бестолковый и ничего не умею, потому что я выронил дрова, с которыми мы возвращалась домой. Я не хотел, просто они были очень тяжелые. Тётя Мелани с Баррелем проходили мимо, и он так залаял на отца, когда тот начал на меня наступать… Не думаю, что он тогда меня ударил бы. Это было утром, и он в тот день ещё совсем не пил. Наверное, поэтому он и Барреля не ударил. Просто оскалился на него, будто сам был собакой, а затем заткнулся и пошёл дальше. А Баррель вылизал мне все руки в тот день. И они пошли дальше гулять.

Н.: Это действительно очень смело — то, что сделал Баррель. Теперь я понимаю, почему ты так расстроился, когда он ушёл. И почему ты хочешь быть на него похожим. Я бы тоже хотел.

Они немного помолчали. Северус поглядывал на незнакомца из-за чёрных волос, которые уже успели отрасти и закрывали глаза.

Н.: Хочешь спросить меня ещё о чём-то?

Северус: Я не знаю… Много о чём, на самом деле.

Н.: Можешь выбрать какой-то один вопрос?

Северус: Да. Он правда странный, да мне и не так важно, но… Куда ушёл Баррель после смерти?

Н.: А ты спрашивал об этом у кого-то ещё?

Северус: Да. У мамы.

Н.: И что она сказала?

Северус: Что Баррель попал в собачий рай. Но это же глупость какая-то!

Н.: А как ты сам думаешь?

Северус: Я думаю, что нет никакого собачьего рая, и Баррель попал в самый обычный рай. Там где люди, и кошки, и собаки. И все-все-все.

Н.: Хорошо. Я тоже так думаю. И я думаю ещё кое-что, поделиться этим с тобой?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. И я уверен, что ты поймешь меня правильно. Я думаю, что тот рай, о котором говоришь ты, и тот рай, о котором говорю я или твоя мама — это немного разный рай. Или, возможно, это один и тот же рай, но мама, ты и я — мы все понимаем его по разному. Ведь когда ребёнок становится чуточку старше, он начинает иначе смотреть на те же самые вещи. И то, что ребёнку сложно и непонятно, просто и понятно взрослому. Как ты думаешь, то, что просто и понятно твоей маме — на самом деле просто и понятно?

Северус: Я думаю, да.

Н.: Я думаю, это просто и понятно твоей маме, и сложно и непонятно тебе — и это нормально. Возможно, сейчас ты и не вспомнишь об этом, но когда-то тебе было сложно сказать слово «мама», а теперь ты рассказываешь мне целые истории — про Барреля, про маму, про тётю Мелани — и делаешь это так складно, что я очень восхищаюсь тобой. А когда ты вырастешь, как мама, и будешь жить в другом месте, и, возможно, в окружении других людей — то, что казалось тебе сложным и непонятным сейчас, будет совсем простым тогда. И возможно ты ещё посмеешься с этой истории про собачий рай. Как думаешь, я прав?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Ну и когда мы теперь с тобой увидимся? В каком возрасте ты хочешь со мной встретиться?

Северус: Я думаю, не в следующем году и не через год. Думаю, когда мне уже исполнится 10 — это будет хорошо.

Н.: Мы увидимся в любое удобное для тебя время и там, где тебе захочется. Я могу даже стать Человеком из мая.

Северус: Вы нравитесь мне и так — Январским человеком.

Н.: Хорошо, тогда до встречи не в следующем году, не в после-следующем, а в после-после-следующем?

Северус: Да.

Это был первый день рождения, которому Северус был по-настоящему рад. И на который ему подарили подарки…

Н.: Привет. Как твои дела?

…Мама уже знала, что он умеет колдовать, и подарила ему две книги — по Зельям и истории магии. Почти все маггловские книги из библиотеки тёти Мелани он уже прочитал.

Отец, в основном, собирал детективы. А тётя Мелани — книги по логике, истории и статистике. Других вариантов у Северуса особо не было — пропадать у тёти Мелани было явно лучше, чем терпеть, как отец относится к нему дома. Тем более, что спустя столько лет тётя Мелани снова завела себе щенка. Поэтому после уроков Северус частенько не доходил до своего дома и сворачивал к её крыльцу.

А ещё — этим летом он познакомился с Лили. И это было самым лучшим, что происходило с ним в жизни…

Северус: Я… Всё хорошо. Я не знаю, о чём рассказать первым.

Н.: (смеется) Начни с самого лучшего, что произошло с тобой этим летом.

Северус: Я встретил подругу. Друзей. Я помню, что вы говорили про друзей. Это странно, их двое, это девчонки. И одна из них мне очень нравится.

Н.: Как её зовут?

Северус: Лили. У неё волосы как у солнышка, рыжие-рыжие. Я таких ни у кого не видел! Только у её мамы. У её сестры — другие, как солома. И она мне не нравится.

Н.: Иногда люди, которые не нравятся нам с первого взгляда, становятся нашими добрыми друзьями. И наоборот. Как ты думаешь, если бы кто-то впервые увидел тебя, что бы он о тебе подумал?

Северус: Ну… Я не особо-то нравлюсь людям. И никому не нравлюсь с первого взгляда. Я думаю, что и Лили я понравился только потому, что я тоже волшебник. Ну а Петуния просто везде с ней таскается.

Н.: Расскажешь об этом поподробнее?

Северус: Ну, я и сам ничего раньше не знал. Мама только этой осенью рассказала, когда я случайно сжег соседские тыквы. Мистер Галифастер всегда говорил плохо про мамины незабудки, про маму, про нас. Что нам не то что тут не место, а вообще в мире. Я подумал, что могу легко его ударить, если захочу — но не стал. Посмотрел на его тыквы, а они возьми да загорись, представляете? Ох и устроила тогда мама переполох, видели бы вы её глаза! А мистер Галифастер вообще ничего не понял, кинулся на свои тыквы, давай их землей закидывать и кричать «Мамочки! Мамочки!». Я тогда тоже ничего не понял. А потом мама рассказала. И показала свою волшебную палочку. И пару заклинаний.

Н.: И что думаешь обо всем этом?

Северус: Я думаю, что мама глупая! Она тысячу раз могла проклясть отца. Просто заколдовать его, чтобы он заткнулся. Или чтобы не мог ходить в бар. Да что угодно, чтобы он нас не обижал.

Н.: И почему она этого не сделала?

Северус: Она говорит, что не могла. Что есть какое-то правило, которое нельзя нарушать. Что нельзя колдовать, чтобы магглы видели.

Н.: А ты что думаешь?

Северус: Что это все глупости. Она могла заколдовать отца так, чтобы он не видел. Да и я читал, что если маг и не маг женятся, то это правило на них не действует. И мама мне врёт.

Н.: Если бы у неё была какая-то причина для этого — и, возможно, она показалась бы не важной тебе, но была важной для мамы — ты смог бы её принять?

Северус: Ну, это странно звучит. Но я думаю, да.

Н.: Иногда люди поступают не так, как нам хочется. Но это не значит, что они поступают плохо. На самом деле, они просто не могут поступить по-другому. Было ли у тебя такое, что ты что-то делал, а потом жалел?

Северус: Та гусеница. Я жалею, что наступил на неё. Она ни в чём не была виновата, просто я невнимательно смотрел.

Н.: Ты бы поступил по-другому, если бы мог?

Северус: Не думаю, что я мог. Но теперь я внимательнее.

Н.: Всё так. И некоторые грустные события иногда случаются ещё и для того, чтобы чему-то нас научить. И на самом деле, все события чему-то нас учат, если мы позволяем себе немного расслабиться, улыбнуться, и легко принять этот урок, каким бы тяжелым он ни был. Ведь это всего лишь урок.

Северус: Я должен научиться чему-то прямо сейчас?

Н.: Я не знаю, но думаю, ты лучше меня и точно лучше других знаешь, когда и чему стоит учиться именно тебе, сейчас или в будущем. Ведь только ты знаешь, что именно из того, что происходит сейчас, будет иметь отношение к чему-то вне этой комнаты, и наоборот.

Северус: Иногда я не совсем понимаю, что вы говорите. Я знаю все эти слова, но не всегда понимаю.

Н.: Возможно, ты поймешь однажды. Но даже если и не поймешь — это не страшно, ведь то, о чём я говорю, не нуждается в понимании, чтобы ты мог использовать это для себя сейчас или позже, когда вырастешь. Или иногда я могу просто говорить глупости, чтобы тебе не было так скучно со мной. Не знаю, делаю ли я это сейчас, но я могу, ведь иногда банан — это просто банан.

Северус: Какая глупость!

Н.: Знаю. (смеётся) Расскажешь мне ещё про Петунию, сестру Лили?

Северус: А что вы хотите услышать? Она мне не очень-то нравится.

Н.: Почему?

Северус: Ну, она не очень симпатичная. И волосы у неё тонкие и редкие. И ещё она горбится.

Н.: Как ты думаешь, ей бы хотелось с кем-то дружить?

Северус: Я думаю, да. Наверное, ей не очень-то дружить с Лили. Лили хорошая и умная, но задира. Она часто дразнит сестру — напоминает, что она не может колдовать и не поедет с нами в Хогвартс.

Н.: Как ты думаешь, ты мог бы дружить и с Лили, и с Петунией? Ведь иметь двух друзей лучше, чем одного.

Северус: Я… Могу попробовать.

Н.: Попробуй это для меня пожалуйста, ладно? И расскажи мне в следующий раз?

Северус: Ладно.

Н.: Хорошо. Что ты сейчас читаешь?

Северус: Зелья за третий курс. И «Бесконечную гирлянду»⁽¹⁾. С Зельями мне легко. А вот «Гирлянда» даётся сложно. Но мне нравятся все эти истории про Ахилла и Черепаху. И если я чего-то не понимаю, тётя Мелани мне объясняет.

Н.: Хорошо. Я рад, что ты подружился с ней. Ты уже думал о том, что будет, когда ты уедешь в Хогвартс?

Северус: Если честно, я не знаю. Мне очень хочется туда — мама рассказывала, что когда я приеду, там будет пир в честь начала учебного года. А на Рождество поставят красивую ёлку — обычную, не синюю. Хотя мне сейчас и синюю было бы хорошо. Я уже не так боюсь воды. А уезжать — боюсь.

Н.: Если ты уедешь, тебе придётся попрощаться с чем-то старым и впустить новое.

Северус: Да. Но я не уверен, что готов.

Н.: К этому тяжело быть по-настоящему готовым. Даже, если ты взрослый. Но если подумать о том, что там будет другой дом, другие люди, другие вещи — и они будут радовать также или даже чуточку больше, если позволить им произойти — это делает прощание легче. Как ты думаешь, ты мог бы немного подумать об этом?

Северус: Да, хорошо. Когда мы встретимся в следующий раз?

Н.: А когда ты хотел бы встретиться со мной в следующий раз?

Северус: Я думаю, через год. Это будет первый год в Хогвартсе. И я точно захочу что-то спросить и рассказать.

Н.: Договорились. Тогда до встречи.

Северус: До встречи!

---

1) «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда», Дуглас Хофштадтер

Вернуться к тексту

Северус сидел у себя в комнате на том же самом матрасе и усердно писал кому-то письмо. Сова недовольно дожидалась, пока он закончит, чтобы отнести его получателю. Гость, как и всегда, появился внезапно.

Н.: Привет, Северус.

Северус: Январский человек! (радостно протягивает руку)

Н.: (пожимает её в ответ) Ну что, расскажешь мне, как начался учебный год?

Северус: Ужасно. (хмурится)

Н.: Что именно ужасно?

Северус: Этих выскочек, Поттера и Блэка с ним вместе, распределили в Гриффиндор. А меня в Слизерин. Блек вечно меня из-за факультета задирает, а Поттер просто так.

Н.: А что Лили?

Северус: Она тоже в Гриффиндоре, мы редко видимся. Но каждую субботу вместе сидим в библиотеке и читаем… Разное. Я ей рассказываю про петли Гёделя⁽¹⁾, а она мне — как её восхищает магический мир. Кажется, вместе с ней я тоже начинаю видеть в нём что-то удивительное — мама этого не замечала, просто рассказывала и давала мне книги.

Н.: И что удивительнее всего в магическом мире?

Северус: Лили говорит, что завтраки, обеды и ужины, которые появляются словно из ниоткуда, а потом снова исчезают. Я ей уже сотню раз объяснял, что все эти блюда просто готовят домовые эльфы и переносят из кухни наверх, уже готовые. Меня это совсем не удивляет. Мама рассказывала, что когда она жила с моими бабушкой и дедушкой, у них тоже был домовой эльф — и он готовил, стирал, убирал… В общем, делал всё по дому. Это не сложно, если понять, как работает их магия. Она настроена на дом, к которому они принадлежат. Поэтому им так важно иметь дом и хозяина. Эльф без дома потеряет свою силу и угаснет очень быстро, потому что его некому подпитывать. Это и Пивзу понятно.

Н.: Хорошо. А ты об этом откуда узнал?

Северус: Это было просто. Я читал про фамильяров, нам задали на Истории магии. Жутко скучный предмет — всё то же самое, что происходило у магглов, но по другую сторону баррикад⁽²⁾. Я это уже знаю. А вот про фамильяров было интересно. Ну я просто немного разобрался, поспрашивал эльфов в Хогвартсе и даже узнал у старосты про феникса, это фамильяр директора Диппета⁽³⁾. Оказалось, что его магия похожа на магию эльфов — только фамильяр принадлежит магу, а домовик — дому. И фамильяр для мага может сделать что угодно, что будет ему хорошо, как и домовик для дома. А навредить — не может.

Н.: Ты молодец, это все действительно очень интересно. Ты бы хотел себе того, кто будет делать что-то, что хорошо для тебя, фамильяра или домовика?

Северус: Фамильяра было бы хорошо. Директор Диппет так круто появился на пире с этим своим фениксом — как будто из воздуха! Феникс влетел в окно, так что в зале стало совсем ничего не видно из-за того, как он светит, раскрыл перья и вспыхнул ещё ярче, так что даже пришлось зажмурится, а когда я открыл глаза — там уже стоял директор, а феникс просто сидел у него на плече, как какая-то обычная птица красными перьями, но это точно был он!

Н.: Ты бы хотел себе феникса или другого фамильяра? Мне кажется, тебе хорошо подошёл бы кто-то, кто сможет защитить тебя — например, от врагов, если они у тебя будут.

Северус: Поттер и Блэк — вот мои враги. Но я и сам могу себя от них защитить!

Н.: А помнишь, когда ты был совсем ещё маленький и первый раз увидел Барреля, что тогда было?

Северус: Он был очень большой и страшный. Я испугался, что он меня укусит.

Н.: А он укусил?

Северус: Нет. Он стал моим лучшим другом.

Н.: А Поттер и Блэк?

Северус: Они никогда не станут моими друзьями!

Н.: А как ты думаешь, может быть такое, что они и не враги?

Северус: Ну… Наверное.

Н.: Хорошо. Просто подумай об этом, не обязательно что-то говорить мне об этом прямо сейчас.

Северус: Ладно. Ещё я попробовал подружиться с Петунией.

Н.: Расскажешь, что из этого вышло?

Северус: До конца лета она мне не нравилась. Я честно пытался с ней общаться, даже пару раз звал погулять только её. Мы мало говорили, и, мне кажется, она всё время стеснялась чего-то. А потом мы уехали в Хогвартс, Лили распределили в Гриффиндор, а меня в Слизерин. На факультете я ни с кем особо не сблизился, с Лили мы виделись только по субботам. И в какой-то день мне стало так грустно и так хотелось пообщаться хоть с кем-то, что я не выдержал — написал Петунии о том, как начался год, и как одиноко я себя чувствую, и как было летом классно всем втроём сидеть у реки, читать книги, болтать и бросать камни в воду. И отправил письмо с совой.

Я не думал, что она вообще ответит, а она ответила. Я не помню, когда в последний раз так смеялся — она очень классно пишет. И о том, как родители перепугались, когда сова впервые принесла письмо в дом — оказывается, от Лили ещё не приходило ни одного. И о том, как Петуния пошла в этом году в старшую школу и задирает там всех — мальчишек и девчонок. И о том, как рассказывает, что её сестра не пошла в этом году в школу, потому что оказалась волшебницей — и прямо сейчас учится превращать шестиклассников в жаб, чтобы вернуться и всем им показать.

Я представлял маленькую Петунию с этими её песочными волосами, вздёрнутым носом, сгорбленными плечами, как она грозит своим бойким голосом, что все, кто плохо к ней относятся, превратятся в жаб — и мне было весело и хорошо. Мы потом писали друг другу письма почти каждую неделю, и я очень надеялся увидеться с ней на каникулах. Но в самый последний день Лили сказала, что их родители выиграли билеты в какой-то заповедник, и они всей семьей уедут на 3 недели в Румынию — смотреть карпатских серн⁽⁴⁾.

Н.: Я правда очень рад, что ты подружился с Петунией. Если честно, я не думал, что ты обменяешься с ней и парой писем, но очень рассчитывал хотя бы на пять. Сколько же писем ты ей написал?

Северус: Это — двенадцатое. (гордо)

Н.: Хорошо. Ты бы хотел увидеть её поскорее, да?

Северус: Да, её и Лили. Но её даже больше — мы не виделись с лета. Я бы очень хотел показать её все, чему научился в Хогвартсе! Ха, Лили точно не сможет этого сделать, потому что она живет с магглами. А я смогу — никто не узнает, колдовал я или мама.

Н.: Что ты об этом думаешь?

Северус: О том, что на каникулах нам запрещают колдовать?

Н.: Да, об этом.

Северус: Я не знаю.

Н.: Тебе интересно, что я об этом думаю?

Северус: Да.

Н.: Мне кажется, в некоторых случаях, когда говорят чего-то не делать — этого делать не стоит. А в некоторых — очень даже стоит.

Северус: А какой это случай?

Н.: Ты мне скажи.

Северус: Если честно, я думаю, тот, в котором можно, если мама будет рядом.

Н.: Это хороший вариант. Знаешь, что мне нравится в нём больше всего?

Северус: Что?

Н.: То, что из двух вариантов, которые я предложил, ты выбрал третий. А это значит, что ты растёшь — и становишься всё больше похожим на Барреля, в хорошем смысле.

Северус: (смеётся) Я правда говорил, что хочу быть похожим на него?

Н.: Он был верный, добрый и смелый. Как думаешь, какой ещё он был?

Северус: Сейчас я думаю, что он ещё был очень умный. Он знал тогда, что отец ничего ему не сделает — поэтому залаял на него. Если бы он думал, что что-то может пойти не так — он бы сделал что-то другое.

Н.: Есть ещё много замечательных черт, которые ты будешь вспоминать и замечать в нём по мере того, как будешь взрослеть, и замечать их в самом себе. И если быть совсем честным, ты был похож на Барреля больше, чем думаешь, уже тогда, когда мы встретились с тобой в первый раз, просто ещё не знал об этом. Также как и о том, что дружить с Петунией — приятно и успокаивающе. Или о том, что домовые эльфы просто переносят еду наверх. Или, что врагами не всегда оказываются те, о ком мы так думаем.

Северус: Я думаю, вы правы — на счёт всего этого.

Н.: Хорошо. Ты говорил в прошлую встречу, что, возможно, что-то захочешь спросить у меня?

Северус: Да. Это одна из тех вещей, которые удивительны в мире магии для меня. Я не понимаю, как совы могут приносить письма даже в очень защищенные места вроде Хогвартса. Я читал, что почтовых сов с детства обучают разносить посылки и письма, и что у них особая склонность к магии… Но как они преодолевают любую магическую защиту? Почему её не настраивают на сов, раз они магические существа? Кому будет приятно получить какую-то дурацкую посылку перед всем Хогвартсом, если он о ней даже не просил?!

Н.: Расскажешь, что именно тебе прислали?

Северус: Мама зачем-то отправила мне подарок на Рождество в школу. Я не знаю, зачем. Видимо, хотела порадовать. А там её старый учебник по Зельям за шестой курс. Он чуть не развалился, пока я его разворачивал. Я успел применить «Репаро», но какой-то парень с третьего курса это заметил и начал надо мной смеяться. Как будто мало того, что они называют меня «Нюниусом», я теперь ещё и «Трухля»!

Н.: Могу я спросить у тебя кое-что?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Ты уже не так сильно любишь сказки, как раньше, да?

Северус: Ага.

Н.: И всё таки я спрошу, как ты думаешь, в них есть какой-то важный смысл? Может быть, важный не только в детстве, ну и потом?

Северус: Наверное, да.

Н.: Хорошо. Я бы хотел, чтобы ты вспомнил одну сказку — возможно, мама читала тебе её в детстве, а если нет, то не страшно, я расскажу тебе её сейчас. Это сказка — про серенького утёнка, маленького и слабого. Из-за того, что он отличался от других, его прозвали гадким утёнком. Все над ним смеялись и издевались, никто не хотел дружить. Но однажды он увидел лебедей и полюбил их так, как никого никогда не любил. Он думал, что никогда не сможет плавать, как они, летать, как они, быть, как они. И помнишь, что произошло дальше?

Северус: Помню. Он сам оказался лебедем.

Н.: Верно, он сам оказался лебедем. Пусть когда-то все говорили ему, что он никогда не станет смелым и не будет летать, пусть ему было очень тяжело — он продолжал быть собой. И благодаря этому смог однажды увидеть в отражении воды свои лебединые крылья. Как ты думаешь, мог бы ты притвориться на какое-то время таким утёнком, зная, что только притворяешься и что на самом деле ты — не он?

Северус: Я думаю, что могу попробовать.

Н.: Тебе вовсе не обязательно быть этим утёнком. Я даже попрошу тебя, если ты не против, на самом деле всегда помнить, что ты — не он. Ты можешь просто представить, что притворяешься им для других, хорошо?

Северус: Хорошо.

Н.: Тебе ещё интересно, что там с совами?

Северус: Да!

Н.: Мне кажется, у тебя уже есть мысли по этому поводу?

Северус: Ну, на самом деле да. Я думаю, что совы — это что-то вроде фамильяров или домовиков, только наоборот. Они тоже принадлежат дому или волшебнику, но их магия направлена вовне. От этого дома или волшебника к другому дому или волшебнику, чтобы сова могла его найти. И именно из-за того, что магия направлена «от», а не «к», от сов так тяжело укрыться, и они могут так спокойно залететь даже в открытое окно Хогвартса. Замок просто не считает их чем-то враждебным, словно не видит их.

Н.: Ты молодец, я тоже так думаю. Ты совсем скоро возвращаешься в Хогвартс, да?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Когда мы с тобой встретимся в следующий раз?

Северус: Возможно, стоит немного подождать.

Н.: А сколько? В каком возрасте ты хочешь со мной встретиться?

Северус: Думаю, что… Вы не будете против, если Вам придётся подождать, пока я не перейду на третий курс или, скажем, четвертый курс?

Н.: Я не против подождать. А ты не будешь против, если я попрошу тебя подумать о фамильяре ещё немного сейчас или когда ты вернешься в Хогвартс? Не обязательно его сразу брать, ты можешь просто подумать о том, кого бы ты хотел.

Северус: Хорошо, я подумаю об этом, когда вернусь в Хогвартс.

Н.: Отлично. Тебя что-нибудь сейчас беспокоит?

Северус: Нет.

Н.: Хорошо. Тогда до встречи!

---

1) Здесь Северус упоминает о «странных петлях» из «Бесконечной гирлянды» Хофштадтера. По сути, это лента Мебиуса.

Вернуться к тексту

2) Игра слов. Попасть в Косой переулок из Дырявого котла можно только через стену, по сути, разрушив её. Она как баррикады закрывает магический мир от магловского.

Вернуться к тексту

3) В этой истории фамильяр передаётся по наследству от прежнего директора к новому, когда он сменяет пост. На истинность не претендую.

Вернуться к тексту

4) Что-то подобное в истории про Гарри Поттера уже было, припоминаете? :)

Вернуться к тексту

Н.: Здравствуй. Как твои дела? (протягивает руку)

Северус: Здравствуйте. (пожимает её) Нормально.

Н.: Ты знаешь, кто я?

Северус: Да, вы Январский человек.

Н.: Ага. Как ты думаешь, я изменился?

Северус: Совсем немного.

Н.: А что изменилось?

Северус: Вы стали ниже. И голос у вас другой. Мне нравится.

Н.: Это хорошо. Когда люди нравятся друг другу, им легче друг другу доверять — и помогать. Сколько тебе сейчас лет?

Северус: Пятнадцать.

Н.: Ого, ты совсем уже взрослый. А я вовремя пришёл?

Северус: Да, я сейчас на четвёртом курсе.

Н.: Это замечательно. А где мы сейчас?

Северус: В общей комнате. Все разъехались на каникулы по домам, а я не люблю ездить домой. Только тогда ездил, когда мы в прошлый раз виделись. Я не хочу туда возвращаться.

Н.: Что именно тебе мешает?

Северус: Ну, отец, наверное. Или даже больше мама сейчас. Она всё время меня воспитывает.

Н.: А ты уже взрослый, да?

Северус: Вы шутите?

Н.: Нет. Разве я когда-нибудь шутил над тобой?

Северус: Нет.

Н.: Я обещаю и впредь над тобой не шутить — не думаю, что это помогает отношениям. Мне бы хотелось, чтобы мы могли сохранить их и через год, и через три, и позже. Что скажешь?

Северус: Это было бы хорошо.

Н.: Было бы хорошо нам встретиться ещё. Ответишь на мой вопрос?

Северус: Про взрослость?

Н.: Ты бы хотел поговорить о ней?

Северус: Я не знаю. Я много сейчас о чём хочу поговорить. Но не уверен, что могу.

Н.: А что будет, если поговоришь?

Северус: Я перестану вам нравиться.

Н.: Не думаю, что ты на самом деле можешь перестать мне нравиться. Но я был бы не против узнать тебя получше, чтобы наши встречи были более полезными для тебя. Итак?

Северус: Мама подарила мне фамильяра. Ну, это не совсем фамильяр, оказалось, что они очень дорогие. Так что это просто ящерица, Малый волшебный поясохвост⁽¹⁾. Откуда вы знали, что она это сделает?

Н.: Я не совсем знал, скорее, догадывался. Иногда я догадываюсь о разных вещах, а потом они случаются на самом деле.

Северус: (подозрительно) Такое возможно?

Н.: Да, и ты тоже так научишься. Тебе бы этого хотелось?

Северус: Да, было бы неплохо.

Н.: Значит так и будет. Так что там с поясохвостом?

Северус: Он очень смешной, но иногда мне бы хотелось, чтобы он был больше и правда мог меня защитить. А потом я пугаюсь этих мыслей.

Н.: Что будет, если он станет большим?

Северус: Ну, все могут начать смеяться надо мной, если его увидят.

Н.: Почему?

Северус: Не знаю… Мне кажется, они все надо мной смеются.

Н.: Как ты думаешь, если бы они узнали, что я встречаюсь с тобой, они перестали бы смеяться?

Северус: Возможно. Может быть, они бы тоже захотели что-то узнать у вас — про то, как взрослеть.

Н.: Как ты думаешь, о чём они могли бы спросить?

Северус: Ну, о том, как нравиться девчонкам. Или пригласить их на свидание. Или что делать, если страшно быть большим.

Н.: А что из этого больше беспокоит тебя?

Северус: Наверное, последнее.

Н.: Сказать тебе, что я об этом думаю?

Северус: Да.

Н.: Думаю, когда тебе всего 15, те, кому 25 кажутся совсем большими. Но также, когда тебе 7 или 8 лет, кажется, что пятнадцатилетние — по-настоящему взрослые. А потом тебе тоже исполняется 15 — вот как сейчас. И то, что казалось очень большим, на самом деле оказывается нормальным.

Северус: Я не могу представить, что доживу до 25.

Н.: А потом и до 40…

Северус: Какой ужас!

Н.: Может быть. Поговорим об этом через 5 или 10 лет? Это будет интересно.

Северус: А вы будете приходить?

Н.: А ты не хочешь, чтобы я приходил?

Северус: Хочу.

Н.: Тогда я приду. Расскажешь ещё про поясохвоста?

Северус: Он смешной. Когда он думает, что ему что-то угрожает, он сворачивается в клубок и кусает свой хвост. Я назвал его Гёделем.

Н.: А что ты делаешь, когда думаешь, что тебе что-то угрожает?

Северус: Ну, я придумываю заклинания. Всякие разные. От одного из них вырастает свиной хвост.

Н.: Это хорошо. Свиньи совсем не расположены к магии, ты знаешь?

Северус: Знаю.

Н.: Как ты думаешь, это поможет тебе от всего?

Северус: Нет. Я попросил Люциуса и Эйвери показать мне кое-что из ментальной магии и научить владеть шпагой. Люциус посмеялся и предложил начать с рапиры. И пытается научить меня ставить ментальный щит, но пока плохо получается.

Н.: А тебе бы хотелось, чтобы получалось лучше?

Северус: Да, но я не знаю, как.

Н.: А как ты думаешь, я мог бы что-то тебе посоветовать?

Северус: Да.

Н.: Ты говорил, что у тебя получается придумывать заклинания, если тебе что-то угрожает. Как думаешь, ты бы мог придумать заклинание, которое бы защищало твой разум?

Северус: Хм, я думаю, да. Вообще, это не должно быть очень сложно. Мне нравится изучать латынь и я понимаю, как работают слова в заклинаниях.

Н.: Ты молодец. Я помню, как ты любил читать под той ивой.

Северус: Это было так давно, я тогда был совсем маленький!

Н.: Верно. Как думаешь, а тебе бы хотелось снова оказаться там, увидеть Барреля?

Северус: Возможно. Если только ненадолго.

Н.: Я думаю, у тебя получится. Возможно, когда подрастёшь, ты придумаешь какое-то заклинание и для этого.

Северус: Это тоже будет ментальная магия?

Н.: Да, очень большая, и она многих восхитит.

Северус: Ну, если вы так говорите…

Н.: Как ты думаешь, если бы ты смог что-то такое придумать или создать, ты бы захотел рассказать об этом людям, например, написать книгу? Чтобы другие волшебники её прочитали и, может быть, поставили у себя в библиотеке, чтобы и их дети тоже могли её прочитать.

Северус: Это было бы хорошо.

Н.: И я так считаю. Ты ещё общаешься с Петунией?

Северус: Да, но реже. Нам сейчас не особо есть, о чём поговорить. Но прошлым летом мы много времени провели вместе с ней и Лили у них дома — и это было классно. Мы играли в плюй-камни, Лили как-то протащила их с собой в чемодане, хотя все вещи проверяли перед отъездом из Хогвартса. Почему-то детям запрещают брать такие игрушки с собой — что за глупость? Как будто, это кого-то остановит.

Н.: А как ты считаешь, что было бы правильнее?

Северус: Ну, можно было бы рассказать, как это всё работает. О чём мы?

Н.: О взрослых.

Северус: Да, точно. Они иногда говорят и делают совершенные глупости.

Н.: Возможно, их просто никто не учил видеть дальше своего носа. Но тебе-то точно придётся?

Северус: Вы всё-таки шутите надо мной?!

Н.: Разве что, самую малость и только здесь — чтобы тебе не приходилось отращивать хвост каждому, кто обидит тебя там. Скажешь, если я перегну палку?

Северус: Ладно.

Н.: Я не перегнул её сейчас?

Северус: Нет, сейчас всё нормально.

Н.: Хорошо. Когда мы увидимся?

Северус: У меня и в мыслях нет назначать вам свидание. Когда вы сами хотите появиться?

Н.: Да в любое время, когда я смогу тебе пригодиться.

Северус: Через два года я уже буду на шестом курсе. Может быть тогда и встретимся?

Н.: Согласен. Правда, будет приятно увидеться снова через некоторое время? И ведь это действительно произойдёт?

Северус: До сих пор так и было.

Н.: Вот именно.

---

1) Малый поясохвост реально существует. Загуглите, это просто прелесть, а не зверёк! В его обычной версии — 15-20 сантиметров длины. Волшебный поясохвост чуть больше, размером с юного котёнка. Идеально помещается на коленях, но больше не вырастает.

Вернуться к тексту

Н.: Привет, это снова я. (протягивает руку)

Северус: (пожимает её молча)

Н.: Ты не хочешь сегодня со мной общаться?

Северус: Не хочу.

Н.: Ладно. А если я приду в другой день?

Северус: В какой?

Н.: А в какой бы ты хотел?

Северус: В седьмой.

Н.: Год, возраст или день?

* * *

Северус.: Привет.

Н.: Сколько тебе лет?

Северус: Семь.

Н.: А давно у тебя был день рождения?

Северус: Неделю назад⁽¹⁾.

Н.: А ты знаешь, кто я?

Северус: Да.

Н.: Ну и как меня зовут?

Северус: Январский человек.

Н.: Мы уже встречались?

Северус: Да, когда мне было 6 лет и когда было 5.

Н.: А мы продолжим наши свидания?

Северус: Мне бы этого хотелось.

Н.: Ну хорошо, а как мне обращаться к тебе?

Северус: У меня сотня имён. Но вы можете называть меня Тоби.

Н.: Почему именно Тоби?

Северус: Отца бесит, когда кто-то его так называет.

Н.: Хорошо, Тоби. Возможно, однажды ты захочешь, чтобы я называл тебя иначе — и тогда ты скажешь мне об этом, ладно?

Северус: Ладно.

Н.: Хорошо, Тоби, договорись. А как поживает та синяя ёлка, которую я подарил тебе в нашу первую встречу?

Северус: Всё хорошо. Она просто стоит, я о ней специально не думаю.

Н.: А если бы я попросил тебя сказать, что ты о ней думаешь?

Северус: Ну, она красивая. Она, наверное, должна быть зеленой, но мне нравится, что она синяя. Это успокаивает.

Н.: Успокаивает кого?

Северус: Меня.

Н.: А от чего она тебя успокаивает?

Северус: Ну, когда что-то плохое происходит. Раньше я бежал к тёте Мелани и Баррелю, а теперь нет. Поэтому просто прихожу домой, переворачиваю её и смотрю, как снег падает.

Н.: А ты бы хотел иметь возможность обсудить с кем-то то, что происходит — например, со мной?

Северус: Это было бы хорошо, но вы не поймёте.

Н.: Ты правда так думаешь?

Северус: Я бы хотел, чтобы вы поняли.

Н.: Когда-нибудь, когда ты станешь старше и вдруг почувствуешь себя несчастным, может быть, тогда ты сможешь мне всё рассказать, а я смогу тебя понять. Ты не против?

Северус: Нет, конечно.

Н.: А если что-нибудь причинит тебе боль, что ты будешь делать?

Северус: Я не покажу вида, что мне плохо.

Н.: И никому ничего не расскажешь? А мне?

Северус: Вам — расскажу. Я же обещал.

Н.: Ты только не рассказывай мне сразу, хорошо? Подожди, пока почувствуешь себя уверенным в том, что правда хочешь это мне рассказать.

Северус: Ладно.

Н.: А если не будешь уверен, лучше не рассказывай.

Северус: Я расскажу.

Н.: Расскажешь?

Северус: Да, расскажу.

Н. Хорошо. Время расставаться, Тоби. Мы ещё увидимся. Можешь пока ещё раз перевернуть эту синюю ёлку?

* * *

Н.: Привет снова. Какой сегодня год?

Северус: 1977.

Н.: Как ты думаешь, почему я здесь?

Северус: Потому что вы хотите мне помочь. Но я не думаю, что это возможно.

Н.: А ты можешь рассказать мне, что случилось?

Северус: Слишком много всего. Вас правда не было очень долго!

Н.: Ты обижаешься на меня?

Северус: Да!

Н.: Прости, что меня не было так долго. Ведь мне правда не стоило так пропадать. Но сейчас я здесь, и ты можешь мне всё рассказать.

Северус: Я назвал Лили грязнокровкой, и она больше не общается со мной. А Поттер и Блэк в прошлом году использовали на мне одно из моих заклинаний от врагов. Это было унизительно!

Н.: Что именно они сделали?

Северус: Это было летом, после экзамена по Гербологии. Мы ждали результатов, Блэку стало скучно, ему всегда скучно. И он попросил своего дружка что-то сделать. А Поттер взял и подвесил меня в воздухе головой вниз на виду у всех. Я его ненавижу! Его, Блэка и этого Люпина, чтоб его ещё раз укусили!

Н.: Как ты думаешь, это всё еще будет унизительно лет через 10?

Северус: Наверное, нет. Но сейчас это очень обидно.

Н.: Ты ведь не думаешь, что Поттер и Блэк обижают тебя потому что любят⁽²⁾?

Северус: Какая глупость! (смеётся)

Н.: Ага, скажи? Точно не поэтому.

Северус: Вообще, я не думаю, что Блэку хорошо живется с его чёкнутой семейкой. Не удивлюсь, если он даже завидует — моя семья не лучше, но мне, по крайней мере, хотя бы есть, где от них укрыться.

Н.: Ты хорошо научился укрываться, да?

Северус: Да. Если я не захочу, чтобы кто-то меня нашёл, он никогда не сможет додуматься, как это сделать⁽³⁾.

Н.: Может быть такое, что ты когда-нибудь захочешь укрыться от меня?

Северус: Вряд ли. Но откуда вы знали, что это может у меня получиться?

Н.: Может получиться — что именно?

Северус: То заклинание, чтобы снова увидеть Барреля. А ещё, как только я его придумал, никто больше не может прочитать мои мысли, даже если очень захочет. Я пока не понимаю, как это работает, но скоро разберусь. Тётя Мел через свой университет заказала книгу с лекциями Павлова о работе мозга⁽⁴⁾ — и подарила мне её летом.

Н.: И как она тебе?

Северус: Книга или тётя Мел? (краснея)

Н.: Ты мне скажи.

Северус: Не знаю. Я слишком остро на всё это реагирую.

Н.: Хорошо, не будем об этом. Просто расскажи мне, как разберешься, идёт?

Северус: Идёт.

Н.: Договорились. Что ещё у тебя происходит?

Северус: Я больше не дружу с Лили. Я очень злюсь на неё и одновременно постоянно про неё думаю, это очень бесит. Она показала своим дружкам-мародёрам одно из моих заклинаний. И они использовали его на мне⁽⁵⁾.

Н.: Мне жаль, что так произошло. Иногда люди не думают о последствиях, и это не всегда происходит со зла, хотя и может очень сильно злить. Ведь было бы странно злиться на тех, на кого нам совсем всё равно? И так же нормально думать о них. Ведь если позволить себе думать и злиться, то в какой-то момент можно заметить, что злость уходит, а на её место приходит что-то новое. И я пока не знаю, что, но, думаю, ты обнаружишь это совсем скоро.

Северус: Вы предлагаете просто злиться?

Н.: Не просто злиться, а злиться, если чувствуешь злость. И не злиться, когда она проходит. А всё однажды проходит, как день, час или год, вместе с ними. Как ты считаешь?

Северус: Да. Раньше я тосковал по Баррелю так, что он мне снился. Теперь просто иногда вспоминаю, как мы играли. И чаще думаю про своего Гёделя или о новом щенке тёти Мелани.

Н.: Очень хорошо. Просто позволяй всему, чему нужно, проходить — и всё, сможешь?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Ты поддерживаешь связь с Петунией?

Северус: Да. Почему вы всё время о ней спрашиваете?

Н.: Я думаю, что она очень важна в этой истории.

Северус: В какой истории?

Н.: Которая с тобой ещё только случится. Именно поэтому я прихожу, ты знаешь? Чтобы помочь тебе сейчас — и тогда в будущем.

Северус: Знаю. А как вы можете знать, что случится? Если честно, я даже не очень понимаю, как вы можете приходить ко мне. Я изучал путешествия во времени, но ни один маховик не позволяет путешествовать так далеко.

Н.: У меня особый способ. Однажды, когда ты станешь ещё старше, ты сам мне о нём расскажешь, потому что кое-что поймёшь. Сейчас я не могу тебе этого рассказать, но когда это случится — я отвечу на все твои вопросы, какие ты захочешь мне задать. Хорошо?

Северус: Ладно.

Н.: Что ты думаешь делать после школы? Когда это всё закончится?

Северус: А разве вы не знаете?

Н.: Пока нет. Расскажешь?

Северус: Я буду варить зелья и придумывать заклинания для одного известного волшебника, Тома Реддла. Люциус познакомил нас летом — и он мне очень понравился. Он полукровка, как и я, но держится очень уверенно, и никто над ним не смеется. Он сказал, что поможет мне в любых моих исследованиях.

Н.: И что ты обо всём этом думаешь?

Северус: Мне нравится, что я смогу заниматься зельями и заклинаниями. И что не придётся возвращаться домой. Но не нравится, что Реддл говорит о маглорожденных и полукровках, и что он не хочет, чтобы они учились вместе с нами. Мне кажется это странным. Я пытался обсудить это с Эйвери и Мальсибером, но им эти идеи пришлись по душе. Люциус просто сказал, что ему до этого нет никакого дела. Я хотел поделиться с Петунией, но ей всего не расскажешь, а без этого я не могу получить её совета. Мне бы очень хотелось узнать точно, что она думает.

Н.: Я рад, что вы так хорошо с ней подружились. Если бы ты мог рассказать ей всё, какого совета ты бы у неё попросил?

Северус: Я не уверен, как поступить правильно. Я бы не хотел, чтобы из-за меня кому-то было больно или кто-то чего-то лишился.

Н.: Если даже это произойдёт, то, возможно, кому-то другому будет лучше или совсем хорошо от твоих зелий и заклинаний. Я уверен, ты сможешь придумать много хороших вещей, ведь ты умеешь слушать своё сердце.

Северус: Вы правда так думаете?

Н.: Я думаю, Баррель умел.

Северус: Наверное. (улыбается)

Н.: Как ты чувствуешь себя сейчас?

Северус: Хорошо.

Н.: Что скажешь, я могу сейчас уйти на какое-то время и вернуться позже?

Северус: Да. Конечно, можете.

Н.: Как думаешь, ты уже разберешься с тем заклинанием, когда я вернусь?

Северус: Думаю, да — я уже близок к разгадке.

Н.: Хорошо. И ты сможешь мне рассказать всё о нём — и не только?

Северус: Да, конечно, без проблем.

Н.: Хорошо. Тогда я буду внимательно слушать всё, что ты будешь мне рассказывать. Договорились?

Северус: Да.

Н.: До встречи.

---

1) Здесь становится понятна игра слов, которой Незнакомец воспользовался выше. Он спрашивает — «В возраст, год или день (седьмой)?». Это становится мостиком в 67 год, через 7 дней, следующих за днём, когда Северусу исполнилось 7 лет.

Вернуться к тексту

2) Тут Н. делает отсылку на события первых встреч, когда они с Северусом пришли к тому, что люди могут обижать других в двух случаях — если очень их любят или если обижены сами. В этой главе — второй случай.

Вернуться к тексту

3) Отсылка к разговору про ментальный щит из прошлой главы. Щитом укрываются. Здесь Северус косвенно даёт понять, что он уже придумал способ укрываться от мысленного вторжения.

Вернуться к тексту

4) Речь идёт об издании «Лекции о работе больших полушарий головного мозга». В него вошли лекции, которые Павлов читал в 1924 году в Военно-медицинской академии перед врачебной. Подробнее: https://www.labirint.ru/books/568062/

Вернуться к тексту

5) В одном из фанфиков прочитала гипотезу, что мародёры могли узнать заклинание, которое они использовали против Северуса в тот день, только из его же учебника. Который, в свою очередь, мог попасть к ним только от Лили — Северус делился учебником с ней, и поэтому она была одной из лучших учениц по Зельям.

Вернуться к тексту

Северус сидел в кресле, смотрел на разожженный камин — и не видел в нём ничего. Он только что вернулся в свои покои от директора Дамблдора. Они немного посидели, отметили его день рождения, поговорили. Больше говорил Дамблдор. Северусу казалось, будто тот пытается помочь ему — но мужчина не думал, что ему это удастся.

Со смерти Лили прошло 2 месяца. А Северус до сих пор не понимал, как она могла умереть. Также он не понимал, как оказался здесь, в Хогвартсе. Он — убийца, среди этого праздника жизни, праздника магии. Как и чему он мог научить всех этих юных волшебников и волшебниц?

Гёдель лежал у него на коленях, свернувшись в клубок, и лишь слегла зашипел, когда в гостиной возник человек.

Н.: Привет.

Северус: Привет.

Н.: Ты помнишь, кто я?

Северус: Январский человек.

Н.: А какой сейчас месяц?

Северус: Январь. 9 января — как и всегда.

Н.: А сколько лет тебе будет через год?

Северус: Через год — 23, а сейчас — 22. Кажется, вы уже сбивали меня с толку подобным образом.

Н.: Я могу иногда сбивать с толку. Как ты думаешь, почему я пришёл только сейчас?

Северус: Не знаю. Вы не хотели меня видеть?

Н.: Разве я когда-либо не хотел тебя видеть?

Северус: (наконец-то смотрит на гостя) Нет.

Н.: Разве я когда-либо давал тебе повод так думать?

Северус: Нет.

Н.: А раз так, скажи мне, я изменился?

Северус: (наконец-то смотрит на гостя) Нет. Но вы стали одного со мной роста. Даже ниже.

Н.: Всё так.

Северус: Почему вы пришли сейчас?

Н.: Я пришёл тогда, когда ты стал готов говорить, ведь я обещал, что приду и буду слушать.

Северус: Разве здесь есть о чём говорить?

Н.: Я думаю, что и там есть о чём говорить. Мне бы очень хотелось, чтобы ты мне всё рассказал, чтобы я мог тебе помочь.

Северус: Но я не помню, о чём рассказывать.

Н.: Позволь я пожму тебе руку сейчас? Как тогда, когда тебе было 8 лет — и тебе будет 9.

Северус: Хорошо. (протягивает руку, и Незнакомец её пожимает)

* * *

Н.: Привет. Сколько тебе лет?

Северус: 9.

Н.: Это хорошо. Когда мы виделись в последний раз?

Северус: В прошлом году.

Н.: Тоже на твой день рождения?

Северус: Да, конечно.

Н.: Хорошо. Тоби, а о чём мы тогда говорили?

Северус: О Барреле. Я рассказывал историю, как однажды он меня спас.

Н.: И ты был очень благодарен ему за это?

Северус: Да.

Н.: Как ты думаешь, если бы Баррель мог говорить, он бы захотел что-то сказать тебе сейчас?

Северус: Нет. (вдруг всхлипывает)

Н.: Сейчас я пожму тебе руку, хорошо? И ты вспомнишь, что произошло между тем, как тебе было уже не четыре, но ещё и не пять. И ты будешь точно доверять мне, хотя не будешь уверен, что знаешь. Но когда увидишь меня, узнаешь почти сразу. Договорились?

Северус: Да. (продолжает всхлипывать)

Н.: Хорошо: А сейчас ты точно знаешь, какой момент нужно вспомнить. Хорошо? (протягивает руку)

Северус: Да. (пожимает руку)

* * *

Н.: Привет. Сколько тебе лет?

Северус: Четыре с половиной.

Н.: Ты знаешь, кто я?

Северус: Я не уверен.

Н.: А сейчас?

Северус: Я вас точно знаю.

Н.: Хорошо. Расскажешь мне, что случилось?

Северус: Мне страшно.

Н.: Ты можешь рассказать мне это, как очень хорошую историю, которую мне будет интересно слушать. Историю о том, что произошло совсем недавно. И тебе будет легко рассказывать мне об этом, ведь кое-что об этой запутанной истории я уже знаю.

Северус: Я ничего не запутывал!

Н.: Нет, конечно. И мы не будем распутывать это сейчас. Только когда я в следующий раз попрошу тебя об этом, хорошо? Ведь сейчас ты помнишь всё, что происходит?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Я хочу, чтобы ты запомнил это как следует. И когда-нибудь, когда ты станешь выше и старше, ты сможешь поговорить со мной об этом. Я буду называть тебя Тоби и попрошу тебя «Тоби, расскажи мне всё об этом. Всё-всё-всё». Я очень хочу, чтобы ты всё мне рассказал, сразу, как только сможешь это сделать. Также легко и чётко, как ты когда-то смог сказать «Питер Пайпер собрал множество маринованных перцев»⁽¹⁾ — ты ведь учил эту скороговорку?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. А теперь, что мне нужно сделать, чтобы ты почувствовал уверенность — что сможешь всё-всё мне рассказать, легко и чётко?

Северус: Вы меня должны спрашивать — и это будет напоминать мне об этом.

Н.: И когда ты станешь выше и старше, и я попрошу, ты всё расскажешь мне об этом, правда?

Северус: Да.

Н.: Обещаешь?

Северус: Обещаю.

Н.: Хорошо. Сейчас я пожму твою руку обратно, и мы вернёмся туда, откуда начали в прошлый раз.

Незнакомец протягивает руку — и Северус её пожимает.

* * *

Н.: Привет, Тоби.

Северус: Привет.

Н.: Сколько тебе лет сейчас?

Северус: Девять.

Н.: Мы вернулись, хорошо. Ты помнишь, о чём я просил тебя?

Северус: Да. Рассказать всё.

Н.: И ты обещал мне это?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Как ты себя чувствуешь?

Северус. Мне страшно. Почему мне страшно?

Н.: Тоби, расскажи мне всё об этом. Всё-всё-всё, помнишь? Также легко и чётко, как ты смог сказать ту скороговорку.

Северус: Она никогда мне не нравилась. Та, которая про сурка, мне больше по душе.

Н.: Расскажешь её сейчас?

Северус: Да. Сколько дров бросил бы сурок, если бы сурок мог бросать дрова…⁽²⁾

Н.: У тебя получается очень хорошо — легко и чётко⁽³⁾. А теперь, Тоби, расскажи мне всё об этом. Всё-всё-всё.

Северус: Это случилось в середине лета. Мне было четыре с половиной. Тёте Мелани пришлось уехать на несколько дней, и ей не с кем было оставить Барреля. Она попросила нас с мамой его взять. Мама, конечно, согласилась, и мы с ним тогда много играли в саду. Я дразнил его палкой — кидал, а потом, когда он её ловил и начинал грызть и рычать, я хватал её за другой конец и пробовал отобрать. Понарошку пробовал, я знал, какие у него зубы — я как-то видел, как он принёс в зубах мышь, и она вся была в крови. Я бы не стал всерьёз пытаться.

Но как-то раз мы заигрались, и я снова кинул ему палку. Он схватил её за один конец, я схватил тоже — за другой. Баррель зарычал и резко открыл пасть, чтобы перехватить палку. Я тоже захотел её перехватить, и его клыки оказались очень близко. Я испугался, что он может укусить меня, вскрикнул и зажмурился, а следом услышал глухой удар и визг. Когда я поднял глаза, то увидел, что Баррель лежит далеко у дерева и совсем не шевелится.

Я сразу бросился к нему, попробовал поднять его на лапы, тряс, но он только скулил и не хотел вставать. Я позвал маму, но она не сразу услышала. Расплакался, позвал громче, и когда она прибежала и увидела нас с Баррелем, то закричала на меня, чтобы я ничего никому не рассказывал о том, что сделал, никогда, потому что иначе случится что-то плохое. Она кричала, а я мог только обнимать Барреля, всхлипывать и извиняться. Я даже не знаю, за что я извинялся. Мне было очень страшно.

Она оттащила Барреля в дом. Он не двигался целый день и всю ночь, наверное, тоже. Я сидел рядом с ним и ничего не мог сделать. Мне было страшно его коснуться, чтобы не сделать ему больно ещё раз. Ещё было стыдно, и я не мог даже посмотреть на него или поговорить об этом с мамой.

Утром ему стало лучше, он даже попил, но не ел. А днём его забрала тётя Мелани. Мама сказала, что он только с утра себя плохо чувствует, а вчера всё было хорошо. Она врала ей, а смотрела прямо на меня — чтобы я ничего не рассказал, наверное, не знаю.

Тётя Мелани пришла через несколько дней, одна, без Барреля. Сказала, что ему плохо, и что он совсем не ест. Я вечером сбежал к их дому — он лежал на крыльце, устроив морду на лапах, и просто смотрел. Он, наверное, видел меня. В какой-то момент мне показалась, что точно видел. И он так смотрел — не отрывался, не моргал, что я просто не смог подойти ближе. Я думал, что всё еще наладится, что он поправится, и тётя Мелани снова приведёт его к нам, и я смогу ещё извиниться, и мы будем играть. А в субботу я увидел то, что случилось на реке. Как она убила Барреля. Я смотрел и точно знал, что это из-за меня, но ничего не мог сделать.

Когда тётя Мелани ушла, я добежал до Барреля, наверное, за минуту, упал рядом с ним и заплакал. Он лежал весь мокрый, совсем неподвижный, глаза как игрушечные, и сам тоже… Он был весь как игрушка. Мягкая, мокрая, только мёртвая. Не знаю, сколько я так с ним просидел. Никто за нами не пришёл, ни тётя Мелани, ни мама.

Я попробовал оттащить Барреля от реки хотя бы под ту иву, но он был очень тяжелый, и у меня не вышло. Тогда я оставил его там и побрёл домой. А утром его у реки уже не было…

(Северус выдохся и замолчал. На некоторое время в комнате повисла тишина, пока её не прервал голос)

Н.: Иди сюда.

Северус: Зачем?

Н.: Иди сюда. Позволь, я обниму тебя.

Северус: Зачем?

Н.: Думаю, что это должна была сделать твоя мама, когда случилось то, что случилось. Ты против?

Северус: Нет.

Девятилетний Северус подошёл к незнакомцу, неуверенно дёрнул плечами, а уже в следующее мгновение и эти плечи, и его всего целиком обнимал человек. Объятия были похожи на его руки — такие же надёжные и тёплые. Северус вдруг всхлипнул один раз, другой — и затем расплакался как следует, уже не сдерживая себя.

Н.: Вот так, хорошо. Всё правильно.

Северус: Это я его убил! Не болезнь, не тётя Мелани, а я!

Мальчик продолжал реветь. Незнакомец не пытался успокоить его. Вместо этого, как только Северус сделал паузу для того, чтобы снова набрать в легкие воздуха для нового рыдания, он сказал ему следующие слова очень просто, твердо и с сочувствием, делая небольшие паузы после каждого предложения.

Н.: Ты, конечно, думаешь, что ты ужасно, ужасно виноват. Ты думаешь, что если бы ты был осторожнее или не испугался, Баррель остался бы жив. И ты будешь так думать ещё какое-то время, возможно, очень долгое. Но иногда долгое оказывается совсем недолгим, если посмотреть на него спустя действительно долгое время. Например, через 10, 11 или 13 лет. Когда уже можно говорить о чём-то с разных сторон и чувствовать всё иначе.

Северус: Разве можно?

Н.: Можно что?

Северус: Не думать о том, что это я его убил?

Н.: А что случится, если ты не будешь об этом думать?

Северус: Тогда я буду плохим другом. Другом, который просто забыл его.

Н.: Как ты считаешь, помнить о нём — всегда значит думать, что это ты его убил?

Северус: Нет, наверное.

Н.: А когда нет?

Северус: Когда я вспоминаю, как мы играли. Или рассказываю о том, каким он был — вам или кому-то ещё.

Н.: А кому ещё ты хотел бы рассказать?

Северус: Я бы очень хотел рассказать маме, но…

Н.: Она велела никому не рассказывать, иначе случится что-то плохое?

Северус: Да.

Н.: Но ты уже рассказал мне. И всё в порядке, не так ли?

Северус: Так.

Н.: Ты мог бы попробовать поговорить с ней об этом? Может быть, просто не так прямо? Например, написать ей письмо о том, что хотел бы познакомить её со своим близким другом. Но друг далеко, и ты можешь только рассказать ей о нём, чтобы она тоже узнала. Ведь тогда и она будет о нём помнить. Письмо не обязательно отправлять, даже если ты просто его напишешь — это уже будет хорошо. Что скажешь?

Северус: Я правда мог бы попробовать.

Н.: Что бы ты написал?

Северус: Что он был самым лучшим другом. Что он спас меня от отца. Что я любил с ним играть больше всего на свете, не хотел его обидеть и что я никогда его не забуду.

Н.: Хорошо.

Незнакомец продолжал обнимать мальчика, и они стояли так, пока он совсем не успокоился — но никто из них точно не знал, сколько времени прошло. На улице было темно, комнату освещал только небольшой светильник, да и он скорее делал видимыми силуэты, а не черты.

Северус: Спасибо.

Н.: Пожалуйста.

Северус: Вы не можете остаться, так ведь? Было бы проще, если бы вы остались.

Н.: Было бы проще. Но разве стоит?

Северус: Не стоит. Но я хочу увидеть вас снова.

Н.: И ты увидишь. А когда увидишь, вспомнишь и этот вечер, и тот день, и ту реку, и наш разговор. А когда вспомнишь, то поймёшь, что прошло уже долгое время, действительно долгое. И сможешь улыбнуться, ведь это так приятно — улыбаться, вспоминая тех, кто нам дорог. Как думаешь, ты сможешь улыбнуться, когда мы увидимся снова?

Северус: Да.

Н.: Хорошо. Позволь я пожму тебе руку — как тогда, и это будет сейчас?

Северус протягивает руку первым — и чувствует, как тепло и надёжно её пожимают в ответ.

* * *

Н.: Привет ещё раз. Я рад тебя видеть.

Северус: И я рад видеть вас.

Н.: Как мне обращаться к тебе сейчас?

Северус: Так, как меня зовут. Северус.

Н.: Хорошо, Северус. Помнишь, о чём мы говорили?

Северус: Много о чём. О Питере Пайпере, сурке, маме, дровах, Барреле, дружбе и времени.

Н.: И сколько времени прошло после нашей прошлой встречи?

Северус: Достаточно.

Н.: Хорошо. И сейчас ты точно знаешь, что произошло тогда?

Северус: Да. Магический выброс, ранний. Я читал, что иногда магия может проснуться совсем рано, чтобы защитить волшебника, помочь ему постоять за себя. Вот только моя магия встала не с той ноги… И причинила вред тому, от кого меня нужно было защищать в последнюю очередь. Я так долго ненавидел её за это, что узнал о ней всё. И думал, что это поможет. Но то, что случилось теперь — по-настоящему невыносимо. Вы ведь знаете, что произошло, верно?

Н.: Я много чего знаю, но есть вещи, о которых мне важно узнать от тебя. Что первым приходит на ум, когда я говорю тебе это?

Северус: То, что это была моя вина. Я не варил ей тёмного зелья, не бросал в неё смертельное проклятие, но я рассказал о пророчестве Тёмному Лорду, и теперь Лили мертва.

Н.: Иногда мы делаем выбор, не зная, как далеко он нас заведёт. Это как идти по льду, когда думаешь, что всё под контролем, пока не слышишь треск под ногами.

Северус: Да. Но я думал, что смогу защитить её — и ошибся.

Н.: И это хорошо. Иначе я бы не смог сейчас так спокойно сказать тебе, что я ошибался много раз. Ведь это напомнило мне одну историю. О том, как ко мне приходил один человек, как к тебе сейчас. Он также говорил со мной, задавал вопросы и пожимал руку. Ты ведь уже понял, как работает то заклинание?

Северус: Я думаю, да. То, что происходит сейчас — это только мои воспоминания, по которым вы путешествуете вместе со мной. Но что происходит на самом деле?

Н.: Я не могу сказать тебе этого прямо сейчас, но сделаю это совсем скоро, может быть, даже в нашу следующую встречу. Ты согласишься подождать ещё немного?

Северус: Ладно. А что случилось у вас с тем человеком?

Н.: Чем больше мы встречались, тем больше я чувствовал, что могу ему доверять. А однажды, когда всё пошло не так, я доверил ему свою жизнь — и выжил. В тот момент, когда всё пошло не так… Что изменилось внутри тебя, Северус?

Северус: Всё. Я чувствовал, будто больше ничего не контролирую — и никогда не контролировал по-настоящему.

Н.: И когда ты говоришь об этом, что тогда приходит тебе на ум?

Северус: Что я зря столько лет держался за мысль, что могу что-то исправить, если буду контролировать себя. Что бы я ни делал, всё разваливается — и мне даже не с кем об этом поговорить кроме вас и одного старого и немного сумасшедшего директора Хогвартса.

Н.: Что, если смерть Лили или Барреля — это не результат того, что ты не смог проконтролировать? Что, если это просто случилось, как случается многое в жизни? Иногда радостное, а иногда грустное, чтобы мы могли узнать радостное, помнишь?

Северус: Я пытался думать и говорить об этом так. Но всё это время я чувствовал вину. Мне казалось, что если я перестану себя винить, то потеряю их навсегда.

Н.: И сейчас, я думаю, ты уже начинаешь понимать, что настоящая память о них — это не что-то, что можно удержать таким образом, не так ли? Ведь вина — это просто тень того, что было между вами. Что, если память о них останется, даже когда вина исчезнет?

Северус: Думаю, мне станет немного проще, и я даже смогу вспомнить о них что-то такое, чего не расскажешь в приличном кругу еженедельного преподавательского совета.

Н.: И когда ты думаешь об этом, оно может получиться у тебя достаточно легко. Возможно, даже легче, ведь память — странная штука, и она не всегда просит, чтобы её несли на плечах. Иногда она просто хочет, чтобы ей позволили стать тем, чем она всегда была — частью истории, а не грузом. И может быть, однажды ты поймёшь, что можешь рассказать эту историю не только мне — здесь, за закрытыми дверями… Но и в кругу того самого преподавательского совета.

Северус: Рассказывать истории на совете… Это будет что-то новенькое. Правда, я предпочёл бы бывать на них пореже — если честно, я просто уже не могу пить чай Альбуса с этими его лимонными дольками.

Н.: Ты прав, от них спасения нет. (Незнакомец засмеялся)

Северус: Вы с ним знакомы?

Н.: Даже ближе, чем ты думаешь. Но это сейчас не важно. Важно, чтобы ты на несколько секунд или даже минут допустил, что память может стать легче, ведь тогда ты сможешь посмотреть на неё иначе.

Северус: (выдыхая) Кажется, я действительно готов к этому.

Н.: Хорошо. Ведь иногда, когда это происходит, наступает не тишина, а удивительное спокойствие. Как будто после долгой бури море вдруг становится гладким, и может пройти много времени, прежде чем появится новая волна. И, возможно, этот момент — долгий. Настолько долгий, что встречи, подобные этой, больше не нужны… По крайней мере, на некоторое время.

Северус: Вы уходите?

Н.: На некоторое время, да. Но, думаю, ты уже знаешь, что это время покажется тебе сейчас более долгим, чем выйдет на самом деле, поэтому позволь я не буду точно его называть?

Северус: Хорошо. Я и правда знаю.

Н.: Тогда до встречи, когда придёт время, Северус.

Северус: До встречи.

Незнакомец в последний раз пожимает Северусу руку, а затем тихо исчезает, как будто растворяясь в тишине.

 

Комментарий автора: Ох, друзья. Для меня это — самая важная и трепетная глава во всей истории. Пожалуйста, встретьте её со всей любовью и вниманием.

Когда я придумывала эту историю про Барреля и Северуса, про ранний магический выброс и смерть лучшего друга, в которой Северус косвенно был виноват — я, если честно, совсем не связывала это с историей про Лили. И увидела параллель уже только тогда, когда начала писать начало этой части, про первую встречу после смерти Лили.

Мне искренне жаль, что Северусу пришлось пережить смерть близкого друга, а в этой истории — ещё и столкнуться с ней дважды. Но я также искренне рада, что мне удалось через образ таинственного (пока что) Незнакомца дать ему всю ту поддержку, которую он заслужил и которую вряд ли получал на самом деле.

---

1) В оригинале звучит как «A peck of pickled peppers Peter Piper picked». Долго думала, как быть — использовать русские скороговорки или писать английские в оригинале. Остановилась на таком варианте — было бы странно, если бы Северус учил в детстве русские скороговорки, а английский прямо в тексте сбивал бы с толку, как мне кажется.

Вернуться к тексту

2) В оригинале: «How much wood would a woodchuck chuck if a woodchuck could chuck wood?»

Вернуться к тексту

3) Терапевтический приём, который Милтон Эриксон использовал в «Февральском человеке», а я, как многие другие приёмы, подглядела и взяла в эту историю. С помощью скороговорок Незнакомец дал 4,5-летнему Северусу первую установку на «быстрый-пересказ-без-всяких-пауз», а в девятилетнем Северус её сам подтвердил и повторил, закрепляя ещё сильнее.

Вернуться к тексту