Время, хранящее тепло (гет)

— Каззи!

Каз поймал себя на том, что широко улыбается, опускаясь на колени в грязь, чтобы встретить решительно мчавшегося к нему на маленьких ножках Матти. Добежав, Матти кинулся в объятия Каза. От силы удара тот едва не опрокинулся назад и засмеялся, удерживая Матти.

— Добрый день, малыш, — сказал Каз, взъерошив ему густые волосы.

— Святые, Матти, осторожнее с больной ногой Каза!

Каз поднял взгляд на голос Инеж — она с улыбкой подошла более спокойным, чем у сына, шагом.

— Чтобы меня одолеть, одного земенского ковбоя недостаточно, не беспокойся, — ответил Каз, и Матти лучезарно улыбнулся ему поверх яркого шейного платка и деревянной звезды шерифа, гордо прикрепленной к груди.

Каз поселился прямо через дорогу от Инеж и Матти, как только смог получить доступ к своему счету в земенском банке, и в последующие несколько недель постепенно входил в жизнь Инеж в Пелтоне.

Снова войти в жизнь Инеж было просто, слишком просто — словно некая часть ее поврежденного разума помнила его, или по крайней мере признавала его безопасным. Каз часто заходил на ужин или на крепкий земенский чай и однажды солнечным утром отвел Матти в школу, когда из-за ежеквартальной инвентаризации Инеж надо было пораньше начать работу в клубе. Матти держал его за руку, таща по улице, и возбужденно показывал на остальных детей, когда они приблизились к школе. Учительница Матти, Вивани Онтар, которая стояла возле школьных ворот и считала входящих детей, вздрогнула, посмотрев Казу в лицо, ее челюсть упала в беззвучном «о», пока она изучала черты его лица, так похожие на Матти. Каз пронзил ее взглядом, и она быстро взяла себя в руки, одарив его быстрой смущенной улыбкой, после чего повернулась к Матти и велела ему заходить.

Каз не стал задерживаться для светского разговора.

Сейчас он неловко поднялся, опираясь на трость. Инеж понимающе улыбнулась ему, пока Матти тихо воспитанно стоял, с ожиданием глядя на него. Каз подавил улыбку и изобразил, как прохлопывает пиджак, вытащив пустую подкладку кармана и покачав головой. На личике Матти начало появляться беспокойство. Каз потянулся в первый проверенный карман, позволив Матти заглянуть в него и увидеть, что он пуст, и в его руках появился бумажный сборник сказок. Название было написано на керчийском, а на обложке красовался грубый рисунок земенского ковбоя, потрясающего двумя револьверами, с бандитской татуировкой на предплечье: явный намек на Джеспера. «Готов поспорить, ему понравилось», — подумал Каз, когда разворачивал пришедшую утренней почтой книгу. С тех пор, как он узнал о любви Матти к приключенческим книгам, он договорился, чтобы Джеспер с каждым письмом присылал ему из Керчии новую. Матти поглощал их, осваивая керчийский с завидной легкостью, с которой дети осваивают языки. В конечном итоге они хотят только историй и приключений и воспринимают их на любом возможном языке.

Каз шагнул к Инеж и достал из еще одного с виду пустого кармана фиолетовый тюльпан, с улыбкой протянув ей, и она тепло улыбнулась.

— Спасибо, Каз, — пробормотала она, беря цветок.

Ее пальцы коснулись его пальцев, и мгновенное прикосновение к ее коже заставило его задрожать от восторга.

Он не ответил, но непроизнесенные слова эхом отдавались внутри.

Что угодно для тебя, Инеж.

* * *

— Ты празднуешь Мавануски?

Каз с Инеж стояли рядом — он мыл тарелки после ужина, она их вытирала. У нее над раковиной находилось окно, и Каз видел пару ярких птичек, порхающих по веткам мускатного дерева снаружи.

Инеж покачала головой.

— Нет, хотя госпожа Баррос — моя соседка, которая иногда присматривает за Матти, когда я работаю — обычно приглашает нас на ужин в последний вечер, — она помолчала и заметила: — У тебя есть планы на праздник?

Голос Инеж звучал немного слишком беспечно.

— Вообще-то есть, — сказал он. — У одного моего хорошего друга семья в Кофтоне. Я присоединюсь к ним на несколько дней.

Джеспер и Колм практически приказали Казу присоединиться к ним и Уайлену на земенский праздник урожая, раз уж он в этом году оказался так близко к Кофтону. Каз не мог отрицать, что мысль о том, чтобы провести несколько дней среди людей, которые знали его, знали Инеж — настоящую Инеж, — казалась блаженным перерывом. Он ждал праздника почти с нетерпением.

Инеж бросила на него тоскливый взгляд. В конце концов, прошло много лет с тех пор, как она проводила время с семьей, и она этого даже не помнила.

— Звучит здорово.

Каз хотел утонуть в ее глазах. С тех пор, как она пропала, он каждую ночь видел ее взгляд во сне — часто в кошмарах. Теперь, когда она вернулась к нему, он не хотел больше никогда отводить от нее глаз.

— Я, э… упоминал Колму о тебе и Матти в одном из писем, — признался он, чувствуя себя влюбленным подростком, каким был в начале их отношений. Инеж очаровательно покраснела, и он продолжил: — Он сказал, что вы оба будете более чем желанными гостями на праздниках.

— О! Каз, это ужасно любезно, но… Я не могу вот так вторгаться в ваши празднования.

— Инеж, — Каз строго посмотрел на нее, и она покраснела сильнее и отвела взгляд. — Я бы не стал тебя приглашать, если бы не хотел, чтобы ты поехала.

Инеж тихо помычала в ответ, ее губы искривились, пока она тщательно обдумывала, после чего снова повернулась к нему.

— Нет, думаю не стал бы, — она задумчиво посмотрела на него, прищурившись, и протянула ему руку. — Что ж, тогда, господин Ритвельд, сделка есть сделка.

Каз не стал трудиться прятать ухмылку. Он твердо пожал ей руку.

— Сделка есть сделка.

* * *

— Инеж, моя дорогая, — произнес Колм переполненным эмоциями голосом, протягивая руку; Инеж тепло улыбнулась и пожала ее. — Mavanuski faroh. Для нас удовольствие принимать тебя здесь на сборе урожая.

Из Пелтона в Кофтон они добирались на дилижансе. Ферма Колма находилась всего в полумиле ходьбы от станции дилижансов, и с небольшим багажом Каз с Инеж решили пройти это расстояние пешком.

Колм открыл парадную дверь, когда они приблизились, его серебристые, как у Джеспера, глаза вспыхнули при виде Инеж и Матти. К счастью, он сумел взять свои эмоции под контроль, когда Каз предупреждающее посмотрел на него.

— Faroh varudi, — свободно ответила Инеж на земенском.

Если она и нашла странным его слишком свободное обращение с ней, она этого не показала. Они стояли в прихожей, их багаж был сложен в углу, готовый переместиться в комнаты.

— Спасибо огромное, что пригласили нас на празднования, господин Фахи.

— Колм, пожалуйста, — поправил Колм.

— Колм, — легко ответила Инеж; по-прежнему прятавшийся за ее ногами Матти, дернул ее за пояс, и она присела на корточки. — Матти, милый, это друг Каза, господин Фахи. Ты поздороваешься?

Матти подозрительно уставился на Колма, и Казу пришлось прикусить губу при виде того, как знакомо хмурятся брови над такими же темными глазами, которые он ежедневно видел в зеркале. Матти определенно унаследовал его хмурый взгляд и подозрительную натуру. Колм ободряюще улыбнулся, и Матти нахмурился сильнее и снова спрятал лицо в ногах Инеж. Она с сожалением улыбнулась Колму.

— Он всегда стесняется незнакомых, — объяснила она, нежно гладя темные волосы Матти. — Он скоро станет дружелюбнее.

Колм кивнул, жестом пригласив их проходить на кухню.

— О, не беспокойтесь. Мой Джеспер в возрасте Матти был таким же.

Колм взял чайник и три чашки, которые уже были приготовлены.

— Джеспер, — повторила Инеж, медленно, задумчиво произнося имя; на короткое мгновение в груди Каза вспыхнула надежда, что она что-то вспомнила, но потом она заговорила снова: — Ваш сын, да?

— Верно, — Колм передал Инеж чашку чая. — Единственный ребенок, наш Джеспер. Он отправился в Кеттердам, чтобы учиться в университете.

Колм передал Казу чашку и на короткое мгновение встретился с ним взглядом. Что-то сверкнуло между ними — некая общая искра чувства вины и ответственности.

Но, конечно же, Инеж не помнила Джеспера и не имела причин подвергать сомнению его университетскую карьеру. Она отпила чая и прошла в гостиную следом за Колмом.

Он прошел мимо Каза, и Каз неловко кашлянул. Колм остановился и посмотрел на него, вопросительно приподняв бровь. Каз нахмурился, не встречаясь с ним взглядом.

— Спасибо, — тихо хрипло произнес он. — За то, что разрешили привезти ее сюда.

Рука Колма дернулась, как если бы он хотел хлопнуть Каза по плечу, но он достаточно давно его знал, чтобы подавить это желание.

— Всегда пожалуйста, сынок, — мягко ответил Колм и пошел дальше в гостиную, тактично оставив Каза на несколько мгновений в одиночестве, давая ему возможность взять в узду любые эмоции, которые грозили пробиться сквозь годами отточенную маску.

* * *

Конечно же, Матти полюбил Джеспера с первого взгляда. Они с Уайленом появились на следующее утро. Джеспер — вибрирующий сгусток возбужденной энергии, Уайлен — более спокойный и собранный. Оба одарили Инеж широчайшими улыбками, и Каз видел, что Джесперу приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не прыгнуть на нее и не стиснуть в объятиях.

Когда Матти выглянул из-за ног Инеж — Каз быстро узнал, что он всегда там прячется, встречаясь с новыми людьми, — Джеспер упал перед ним на колени и просто улыбнулся и поздоровался на земенском. Матти лучезарно улыбнулся в ответ и в следующую секунду уже уводил Джеспера за руку, счастливо болтая с ним на земенском.

Когда они двое устроились среди кучи книг и игрушек Матти, и он протянул Джесперу вырезанную из дерева козу, Инеж с Казом обменялись ошеломленным взглядом. Инеж засмеялась тем самым смехом, который всегда заставлял Каза застыть, и прислонилась к нему — короткое мгновение близости, от которого его сердце бешено заколотилось. А потом взяла его ладонь обеими руками и на мгновение уткнулась лицом ему в бицепс.

— Приятно видеть, что он так к кому-то привязывается, — сказала она настолько тихо, чтобы слышал только Каз.

Он повернул голову, и ее шелковые волосы защекотали ему щеку. Было бы так просто мягко поцеловать ее в макушку, как он делал тысячу раз прежде.

— Я ужасно беспокоюсь, что он совсем один, без семьи рядом с нами.

— Все любят Джеспера, — неохотно произнес Каз, проигнорировав усмешку Уайлена.

Они расселись: Матти, по-прежнему влюбленный в Джеспера; Уайлен, наблюдающий за ними с нежным выражением; Инеж с Колмом, беспечно болтающие на диване.

В это мгновение Каз почувствовал себя странно одиноким в окружении людей, которых любил больше всего на свете — ну или по крайней мере терпел, неубедительно солгал он сам себе. Сердце чувствовалось слишком большим, и было немного больно дышать. Сидевший на ковре Матти засмеялся высоким, свободным и радостным смехом, который наполнил Каза тем же желанием закупорить звук в бутылку и всегда держать у себя, как было с Инеж.

Подражая, насколько мог, способностям давно потерянного Призрака, Каз тихо выскользнул из гостиной. Он прохромал на кухню и встал, невидящим взглядом уставившись на персиковые деревья Колма в окне. Несколько долгих мгновений спустя вошел Уайлен.

— Купчонок, — поприветствовал его Каз, позволив уголку губ приподняться.

Он упрямо держался за старое прозвище Уайлена, когда они здоровались, даже все эти годы спустя.

— Бреккер, — сухо ответил Уайлен с неохотной улыбкой. — Рад видеть тебя, Каз.

Каз повернулся от окна, прислонившись к буфету.

— Я тебя тоже, — тихо признал он. — Это было…

Каз колебался. Как бы он ни старался быть более открытым, более уязвимым с друзьями, это всегда требовало от него усилий.

К счастью, Уайлен не принадлежал к тем, кто стремится сразу заполнить молчание. Он просто повернулся, поставил чайник на плиту и принялся собирать всё необходимое для чая, пока Каз сражался со своей броней.

— Это было сложно, — наконец признал Каз. — Не значит, что я не рад, что мы наконец-то нашли ее. Конечно, я рад. И я всегда буду заботиться об Инеж, вне зависимости от того, что она помнит или не помнит. Но это так тяжело. Она моя жена, Уайлен. Она мать моего сына, Гезена ради, она моя совесть, мой якорь, мое всё… — Каз прервался, глаза горели от непролитых слез, и снова повернулся к окну, прижав ладони к буфету. — Она вся моя жизнь, и она считает, что брошена и одна на всем белом свете, и я не могу… я даже не могу… — он сердито фыркнул и бессильно ссутулился, опустив голову.

— Каз, — ровным, но мягким тоном произнес Уайлен, подтолкнув к нему чашку чая. — У тебя же есть план, да?

Каз покосился на него, приподняв бровь.

— Тлеющий, — признал он. — Я дам ему еще три месяца, но, если ничего не услышу, придется придумать что-то другое.

Уайлен задумчиво кивнул, прекрасно зная, к кому из их далеких общих друзей Каз мог обратиться, и отпил чаю.

— Значит, сейчас ждем. А Грязные Руки ничего не делает так хорошо, как запускает планы и терпеливо ждет, пока можно будет пожать плоды.

Каз не смог сдержать усмешки. Гезен знает, Уайлен был прав: будь то месть, инвестиции или даже преодоление своего отвращения к прикосновениям, Каз был терпеливым хитрым охотником. Он делал это прежде, сможет сделать снова.

Он отпил чая. Тот был идеален: Уайлен точно помнил, как Каз его предпочитает.

— Рад снова видеть тебя, купчонок, — снова сказал он, и Уайлен ухмыльнулся в ответ и поднял чашку в ироничном приветствии.

* * *

Джеспер дал Матти поносить свою бирюзовую ковбойскую шляпу и после того, как Инеж разрешила, взял его на неторопливую прогулку на сером пони, на котором Джеспер когда-то учился ездить верхом. Ножки Матти были слишком малы, чтобы вставать в стремена, и он крепко держался за поводья, весело помахав Казу и Инеж, когда Джеспер медленно повел пони по кругу выгона.

Они прошли мимо, и Инеж вздохнула и оперлась о деревянное ограждение пастбища. Волосы выбились из свободной косы, и золотое солнце превращало ее волосы в расплавленную лаву. Казу пришлось бороться с желанием заправить ей волосы за уши. Обнять и поцеловать ее долгим медленным поцелуем, как он делал раньше, когда она возвращалась с моря.

На пятый вечер Мавануски они сели за обильный ужин, который все помогали готовить. Матти съел слишком много яблочных плетенок, в итоге стал жаловаться на больной живот и безропотно позволил Инеж уложить его в кровать, когда принесли каэльское виски. Джеспер понимающе посмотрел на Каза и беспечно спросил, сколько яблочных плетенок съел он. Слишком много, как и его сын. Не то чтобы Каз признал это вслух: вместо этого он пронзил Джеспера взглядом.

Гораздо позже, когда бутылка виски опустела, а Уайлен с Колмом закончили с последними каэльскими частушками, на пении которых они настояли, взрослые тоже начали расходиться спать. Вначале Колм, поцеловав Джеспера в макушку перед уходом, а потом Джеспер и Уайлен.

Остались только Каз и Инеж в тишине гостиной Колма, глядя друг на друга с болезненно знакомой пристальностью. Долгую минуту спустя Инеж пошевелилась и кивнула в сторону окна на бархатистую темноту ночи за ним.

— Ясная ночь, — тихо произнесла она, не отрывая от него глаз. — Мне хотелось бы посмотреть на звезды.

Каз подавил улыбку. Инеж всегда любила открытые пространства ночного неба, мягкую тишину, которую приносила темнота. Много раз они лежали рядом на крыше Клепки, глядя на яркие точки звезд сквозь грязную дымку кеттердамского неба.

И он никогда не мог отказать Инеж.

Они вышли в ночь, воздух был ароматным и нежным даже в это время года. Ясное небо над ними представляло собой одеяло из звезд, таких же ярких, сверкающих и пылающих, как сама Инеж, как любовь к ней, которая горела в груди Каза.

Они остановились возле забора выгона, и Инеж повернулась к Казу, медленно подавшись вперед, пока не оказалась так близко к нему, что он слышал, как дрожит ее дыхание.

Инеж подняла на него взгляд, карие глаза в темноте казались черными, и Каз попал в их ловушку, загипнотизированный, как в тот судьбоносный день в «Звернице», когда она застала его врасплох в первый и последний раз.

Каз знал, что сейчас произойдет, и был совершенно бессилен остановить это.

Инеж нервно улыбнулась и встала на цыпочки. Она мягко прижалась к его губам своими, ее руки легко легли ему на живот.

Словно не было всего этого времени.

Словно он вернулся домой.

Он не мог сопротивляться, его руки легли на знакомый изгиб ее талии. Не мог не прижаться сильнее к ее губам, не притянуть ближе к себе ее гибкое теплое тело. Он чувствовал запах масла, которым она натирала волосы — жасмин, как всегда, — и знал, что снова пропал.

— Я рада, что ты решил приехать в Пелтон, Каз Ритвельд, — произнесла Инеж с застенчивой улыбкой, когда они оторвались друг от друга. Звук его настоящего имени на ее губах разбивал сердце. — Рада, что смогла познакомиться с тобой.

Как он мог сказать ей правду? Что они уже знали друг друга, лучше, чем кто-либо в мире? Что она не одинока, не брошена, будто никому ненужный котенок в Бочке. Что он изо всех сил боролся, изъездил каждый закуток мира, потратил все крюге, чтобы найти ее?

Он не мог.

Пока не мог.