6. Профориентация
Перед возвращением в башню я наложила на себя чары гламура. Так вышло, что мне совсем не хотелось обсуждать события того дня ни с кем, даже с Джинни, а опухшие веки и красные глаза обязательно вызвали бы шквал вопросов.
Вернее, не так: события-то как раз обсудить можно было, но своими чувствами и реакциями я… не могла бы поделиться. Потому что… кхм. Ну, это было неловко. Еще у меня не было уверенности, что ребята могли правильно меня понять.
После того похода в Хогсмид могло бы показаться, что моя жизнь вошла в привычную колею, и так и было, но не совсем. Ссора Гарри и Джинни оказалась серьезнее, чем казалась поначалу, и они все еще не разговаривали, а Рон, как выяснилось…
Мерлин, ну как можно было отравиться конфетами Берти Боттс? В общем, он умудрился съесть их так много, что покрылся аллергической сыпью, которая еще и не сходила просто так, и лежал в лазарете, беспрестанно жалуясь на то, что сладкое ему теперь нельзя.
Я подарила ему синее перо, прекрасно зная о его непереносимости всего, что связано со Слизерином — мне не хотелось ненароком спровоцировать у него еще один приступ аллергии. Заменить подарки оказалось верным решением, потому что он сказал то же самое, только вслух, когда Гарри похвастался ему зеленым пером.
Я никак это не прокомментировала. Мне было нечего сказать, хоть в это, наверное, и сложно поверить. Мне было одновременно и жаль его, и смешно из-за ситуации, в которой он оказался, а еще… я вдруг представила нашу будущую жизнь. В Норе, конечно, где же еще. И тут мне стало жаль еще больше, но уже… себя.
Это очень неприятное чувство: смотреть на своего бойфренда, полагая, что любишь его, но при этом понимать, что счастливы вы, скорее всего, не будете. «Что же со мной не так?», — подумала я, когда впервые поймала себя на мысли, что, возможно, мы поторопились, когда начали встречаться.
У вас такое… такой понимающий вид. Я все больше убеждаюсь, что правильно сделала, что обратилась именно к вам, и закатывание глаз вам не поможет. Не смотрите на меня так, это уже не актуально. На чем я остановилась? Ах, да.
Запахи и вкусы… нет. Объем окружающего мира никуда не исчез. На пятницу у всего нашего курса был запланирован тест на профориентацию, и, знаете… это было так странно: думать о ком-то, кроме моих друзей или мировых проблем, и я… в общем, я представляла, кем могли бы быть наши однокурсники после окончания школы, и думала об этом весь четверг.
А в пятницу, когда я была у Помфри и старательно размельчала ингредиенты для Бодроперцового (осень ведь), то задумалась о себе. Я хотела работать в Аврорате вместе с Гарри и Роном, но если так подумать… мне хотелось быть там, потому что следовала за своими желаниями… или за друзьями?
Эта мысль, определенно, стоила того, чтобы заниматься своими делами в тишине, а не рядом с Роном как он просил, почти умолял. Вряд ли мне пришел бы в голову этот вопрос, если бы мы болтали. Хм.
Наверное, я приняла решение уже тогда, когда выходила из лазарета, хоть мне и казалось, что я сомневалась… дело в том, что увидела, как Рон ест сладкое несмотря на то, что ему запретили делать это.
Ну, это же Рон… а мне вдруг стало страшно.
Подумать только, мою судьбу определила шоколадная лягушка.
7. Отношения в тайне
Итак, я решила ответить на вопросы в тесте честно, без оглядки на Гарри и Рона, и знаете… когда я сидела в библиотеке и заполняла ответы, то чувствовала, что в кои-то веки все делаю правильно.
Да бросьте, конечно же я знала, как мне следует отвечать, если я хотела попасть в Аврорат. Это не сложно.
А вот ощущение правильного выбора — непривычное. Обычно я опираюсь на логику, но… тут логики не было, я просто делала, что хотела, а не как надо кому-либо, даже если этот кто-либо — я сама.
Вскоре ко мне присоединился Гарри. Он с гордостью продемонстрировал мне зеленое перо, показав тем самым, что ему ценен мой подарок, и мы просидели бок о бок все два часа, пока были сосредоточены на себе и своем будущем. Мы давно с ним не проводили время вот так, вдвоем. В те минуты я вновь почувствовала, что он рядом, мой лучший друг, и это было тепло, это было… непередаваемо здорово.
Вы понимаете меня, точно. У вас теперь тоже есть лучший друг, я знаю это.
Гарри закончил со своим тестом раньше, но не ушел из библиотеки, а остался подождать меня. Видимо, в тот момент он тоже чувствовал что-то похожее. Я не вспомню сейчас точно, но если я не ошиблась, то выглядел он немного… как будто сожалел о том, что мы больше не проводим вместе столько же времени как раньше, и чувствовал за собой вину за это.
Когда я поставила последнюю точку, за окном было уже темно, но недостаточно для того, чтобы отказаться от прогулки до Запретного леса. Посовещавшись, мы решили не ходить до башни за теплыми мантиями и воспользовались согревающими чарами.
Вечер был… как бы сказать… прозрачным? Темным? Да, прозрачным, темным и тихим, таким, какой бывает ясной осенью, которая хрустит. Ну, и зимой еще, быть может. А вот летом и весной таких вечеров не бывает.
М-м… я не знаю, как объяснить вам иначе. И нет, с ума я не сошла, мадам Помфри обязательно мне об этом сообщила бы или намекнула.
Я была так рада снова разговаривать с ним. Как раньше. На улице никого не было — пятница, 6 сентября, на следующий день начинаются выходные, и весь Хогвартс прятался по своим гостиным, все соскучились по своим друзьям за лето. Как выяснилось, мы с Гарри не были исключением, правда по душам теперь могли поговорить лишь вдали от Уизли. И не факт, что так не было и раньше.
Мы шли мимо теплиц, дошли до хижины Хагрида, но заходить к нему в тот вечер не хотели и договорились заглянуть к нему в гости в воскресенье. Как-то незаметно мы дошли до Запретного леса, присели на поваленное дерево, продолжали разговаривать, не вспоминая почему-то про Джинни и Рона…
А потом мы поцеловались.
8. Бонус. Семь минут в раю
Она не знала, как так вышло.
Они просто болтали о своих планах на жизнь, о будущем, обсуждали впечатления от новых профессоров… и вдруг Гермиона заметила, что…
Глаза у него красивые. В них отражаются далекие звезды и она сама. Холодный свет галактик смешивается с копной ее каштановых волос в акварельной зелени, и она в точности такая, какой вдохновленные художники рисуют сочные, вдосталь напоенные стебли.
Лицо его так близко… а дыхание теплое, мармеладное… согревает невесомо, касается, будто крылья бабочки, холодной бархатистой щеки. Когда Гермиона замечает это, ее скулы вмиг становятся алыми.
В ее голове легко. Мысли обтекают сознание как густая вода.
В горле вдруг становится сухо, и ей нужно, Мерлин, очень нужно облизать свои губы, ведь они тоже пересохли даже несмотря на то, что замерзли.
Гарри… Гарри так близко.
В тот момент, когда он ее целует, Гермиона не может думать.
В ее голове хлопают крыльями перелетные птицы и уносят с собой разные важные вещи. Например, такие как…
Джинни.
Гарри прикусывает ее нижнюю губу, заставляя ойкнуть, и тут его ладонь ложится на ее шею. Это так тепло, но еще теплее — его язык, скользящий по ее языку.
Чувство, которое сейчас заставляет быть ее голову пустой и продуваемой несуществующими осенними ветрами, а сердце — заходиться, вдруг плавно стекает ниже.
Еще ниже.
Еще.
Она подается навстречу, вжимаясь в него грудью, обхватывает руками его плечи…
«Когда они стали такими широкими?», — спрашивает себя Гермиона и тут же забывает об этом.
Дело в том, что его ладони скользят по ее пояснице. Под расстегнутой мантией, под задранной рубашкой, и…
Это тягуче.
Это развязно.
Это заводит.
Ее еще никогда так не целовали. Никто, никогда, ни Виктор, ни даже…
Например, Рон.
Глядя на себя в зеркало, уже вечером, в ванной, Гермиона не знает, как так получилось.
Еще ей дико стыдно. Невозможно смотреть в глаза Джинни. С Роном, наверное, пора расставаться.
Она роняет горькие слезы.
Что она оплакивает сейчас? Несостоявшиеся отношения или рушащуюся дружбу? Или…
Или.
Примечания:
Город приватных писем — https://t.me/private_letters
Иногда городская легенда появляется на Чердаке — https://t.me/my_little_cherdak