Тень врага (джен)

Ноябрь

Рома проснулся резко и без причины. В гостиной родительского дома было темно и холодно: ветер задувал в открытую форточку и колыхал легкие занавески. По коже пробежали мурашки. Шилов вздрогнул и уставился в невыключенный телевизор. Шли новости, значит, уже часов семь. Тощий паренек рассказывал что-то с таким воодушевлением, словно брал интервью у президента. Правая рука, в которой он сжимал микрофон, заметно подрагивала.

Кадр сменился. На первый план вышло искореженное, местами черное, а местами залитое пожарной пеной нечто. Роме понадобилось несколько секунд, чтобы предположить взрыв и угадать в этой железке машину, кажется, седан. Хотя не факт: кузов будто пропустили через мясорубку, а затем сунули в огонь. Колес не было, дверей и капота тоже — наверное, оторвало взрывной волной.

Шилов защелкал по каналам: он ненавидел взрывы.

Комедия — ему не до смеха. Драма — еще чего не хватало. Мультики — смотреть без сына скучно…

Да, надо бы позвонить. Или поздно уже сегодня? Нет, в Хельсинки тот же часовой пояс. Рома пошарил свободной рукой по обивке дивана. Смартфона нигде не было. Завалился куда-то. Он чертыхнулся и снова переключил канал.

Новости. Мелькнуло здание главка — и сразу знакомый просторный кабинет, Орехов во главе стола. Вид такой, будто вот-вот поведут на расстрел. Глаза грустные, собачьи, но речь ровная, серьезная, одним словом — начальник. Рядом с ним сидел репортер: рыжий, крепкий, в кожаной куртке, — и задавал вопросы, яростно, как вражеский пулемет. Шилов не сомневался, что в этом бою победит Дима.

Он выключил телевизор. Стало темно и тихо. Тревога пришла, как всегда, без предупреждения: пробралась в голову и распугала мысли. Рома глубоко вдохнул и нашарил рукой пачку сигарет на столике перед диваном. Но закурить не успел.

Сначала неуверенно, а затем в полную силу брякнул дверной звонок. Рука предательски дрогнула, незажженная сигарета выскользнула из пальцев. Шилов резко посмотрел в полумрак коридора, который плавно переходил в прихожую.

Кого там принесло? Соседи? Вряд ли, за несколько лет он их в глаза не видел. Джексон с Пашей предупредили бы. А киллеры — они не звонят, они действуют.

Звонок повторился. Рома неохотно подобрал со столика пистолет и пошел открывать. Он чувствовал себя затравленно. Знал, что выглядит нелепо. В глубине души даже был согласен с женой, которая неделю назад, выслушав по телефону его очередное «подождите еще немного» безнадежно заметила, что у него самая настоящая паранойя. Но вслух признаться в этом — в том, что его сломал прогнивший насквозь тридцатилетний генерал — Шилов не мог, язык не поворачивался.

— Рома, это я. Не вздумай меня убивать.

— Твою мать!

Рома чуть не шарахнул рукояткой пистолета по деревянной двери. Сдержался в последний момент. Замок и выключатель щелкнули почти одновременно. Свет резанул по глазам. Шилов распахнул дверь и негостеприимно уставился на Орехова.

— Тебя прямо и там и тут передают, — пробормотал он сквозь зубы, а Дима, слегка отряхнув пальто от ошметков мокрого снега, перешагнул порог.

— Очень дружелюбно, — сыронизировал он, кивнув на ствол.

Рома посторонился, пропуская его в дом, а Орехов посмотрел на него как на психбольного. Шилов сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:

— Какими судьбами?

— Да вот захотел убедиться, что ты в порядке и не лежишь тут с дыркой в башке.

— Позвонил бы.

— Я звонил, ты не отвечаешь, абонент не абонент…

Рома тихонько цокнул: сам же наглухо выключил телефон десять дней назад, когда положил на стол Димы заявление на отпуск.

— Забыл, — не стал юлить он. — Вырубил, достали все.

— А семья? Волноваться не будут? — Орехов сцепил руки за спиной и уставился в потолок, мол, простое любопытство. Но Шилов чувствовал, что он пришел не просто так, и объяснил:

— Ксения знает другой номер, доступный всегда. Дим, колись, зачем пришел?

Пока Орехов «созревал», Рома приметил, что по телевизору товарищ полковник выглядел посвежее, видимо, напудрили его перед съемкой. А сейчас истина вылезла наружу: пальто сидело как надо, выбрит чисто, причесан, но лицо бледноватое и глаза прочерчены лопнувшими сосудиками, под правым еще и билась одинокая синяя жилка. Несчастный вид, немногим лучше Шилова: взлохмаченного, обросшего, заброшенного.

— Тебя Калюжный искал, — сказал Дима.

— Зачем? — не понял Рома и вытаращил глаза в искреннем удивлении.

— Знаю только, что это как-то связано со взрывом…

Глаза увеличились пуще прежнего. Шилов попытался всем своим видом изобразить большущий вопросительный знак.

— М-да, ты, похоже, совсем не в курсе?.. — не поверил Орехов. — Хотя что это я, ты ж трубку выключил. В общем, на прошлой неделе на парковке рванула машина…

— Седан? — вдруг вырвалось у Ромы.

— О, не все потеряно, — просиял Дима.

— Только что по телеку видел. Но без подробностей, просто картинка.

— Взорвался какой-то военный. Сначала думали, теракт, чуть фээсбэшники не вмешались, потом разобрались, вроде личные разборки. Дело в военном отделе Следственного комитета. Убойный наш на подхвате. Может, погибший — знакомый генерала, я не уточнял. Сказал, что ты в отпуске, а он настоятельно попросил все-таки до тебя достучаться — он-то не смог. И вот я здесь.

Шилов кивнул. Калюжному снова нужна помощь. Как же не вовремя! А если отказать?

— Ром, я все понимаю, но отказывать как-то… недальновидно. Может обидеться, — словно прочитал его недосказанные мысли Орехов, и Рома снова кивнул.

Да, отказывать нельзя. Нужно хотя бы выслушать.

* * *

Рома был раздражен. Ему хотелось курить, но в полупустом мрачноватом кафе это не приветствовалось. Поэтому он отправил услужливую официантку за кофе и тоскливо уставился в окно. Оно, большое и забрызганное снежными разводами, выходило на парковку для гостей заведения. На приличной территории, в снежно-грязевой каше, печально зыркали выключенными фарами четыре автомобиля: внедорожник «тойота» Шилова и три почти одинаковые «бмв».

Серое небо плевалось снегом и дождем еще с ночи. До восьми утра Рома слушал, как дождевые капли вперемешку с тяжелыми снежинками барабанили по окнам, а затем поехал на оговоренную с вечера встречу с Калюжным там же, где и всегда: в маленьком кафе.

Генерал задерживался. Тревожная пустота царапала сердце. Шилов теребил в руках салфетку, ждал и неотрывно смотрел на свою машину. Но мысли его были далеки от кафе и парковки. Рома думал о разговоре с Калюжным. Обычно собранный, вчера он так и не смог внятно объяснить, что с ним приключилось. Вот раньше было: дочь пропала — надо найти; в убийстве обвинили — надо доказать обратное. А тут — взрыв, военный, фээсбэшник какой-то…

Наконец на парковку въехал черный «мерседес». Едва остановился — и сзади выбрался Калюжный: высокий, статный, серьезный, только почему-то в гражданке. Шилов скомкал салфетку и повертел головой: убедиться, что никто не будет «греть уши» — чертова мнительность! — и разогнать лишние мысли по углам. Вроде помогло, стало легче. Рома откинулся на спинку стула и на секунду прикрыл глаза. Кажется, секунда затянулась, потому что когда он их открыл, рядом уже стоял Калюжный.

Через десять минут Шилов понял, почему вечерний разговор показался ему мутным. Если прежде проблемы касались самого генерала, то теперь он был лишь звеном цепи — и эта роль давалась ему непросто. Он не знал деталей, не знал всех обстоятельств. А в центре событий был какой-то спецназовец.

Откажись, подсказал Роме здравый смысл, и он в кои-то веки готов был безропотно, без всяких «но» послушаться, пока Калюжный не сказал каким-то незнакомым, не генеральским тоном:

— В этом деле из меня рассказчик не очень. Но я тоже не слишком верю в его вину.

— Почему? — машинально спросил Рома.

У него плохо укладывалось в голове, как это — верить в невиновность человека, которого едва знаешь, когда все вроде бы против него. Вместо вразумительного ответа Калюжный как-то по-ребячески пожал плечами, а затем добавил:

— Я верю Пригову. А у него звериная интуиция.

Рома хотел сказать, что на одной только интуиции далеко не уедешь — сам он это понял лишь после болезненных жизненных уроков и странно, что аж два великовозрастных генерала до сих пор не в курсе, но вместо этого пробормотал:

— Из меня сейчас помощник так себе…

— Да бросьте, — уже жестче отмахнулся Калюжный. — Если не вмешаться, военный следователь его похоронит.

— Военный? — переспросил Шилов.

Ах да, Орехов ведь говорил что-то такое. Его передернуло: если с гражданскими он более-менее ладил, то от военных огребал по полной. Но ведь Калюжному не объяснить!

Генерал с несвойственной ему надеждой в усталых глазах посмотрел на Рому. Весь его вид словно спрашивал: беретесь? И Шилов, подавив вздох, сказал:

— Ладно. Когда и где я могу поговорить с Приговым, раз уж он знает больше вашего?

— Да прямо сейчас, — огорошил его Калюжный.

Пока Рома переваривал услышанное, он достал телефон, набрал номер и сказал лишь одно слово:

— Заходи!

Только острое чувство уважения к генералу заставило Шилова придержать язык и не ляпнуть пару ласковых о том, какого он мнения об их выходке.

* * *

Невысокий, узкоплечий, узколицый, седоватый, в черном пальто — генерала Пригова Рома представлял себе несколько иначе. Как минимум повыше да пошире. Однако в худенькой фигуре угадывалась военная выправка, а в глазах сверкала сталь.

Едва Пригов сел напротив, Рома почувствовал неловкость. То ли потому что Калюжный решил их оставить, сославшись на срочные дела, да еще так многозначительно переглянулся с генералом на прощание. То ли потому что Шилов вдруг понял, что понятия не имеет, с чего начать. Объяснения Калюжного разом слиплись в ком.

К столику подошла официантка. Пригов попросил кофе. Все это время он не сводил с Ромы глаз, и ему казалось, что его беззастенчиво сканировали, как робота: где тут поломка? справится ли? а может, ну его?

Так себе ощущение. Шилов не без труда скинул с плеч оцепенение и сказал:

— Давайте с самого начала.

— Давайте. — Пригов кивнул и чуть улыбнулся официантке, которая принесла кофе.

Рома немного расслабился. В первые секунды ему почудилось, что этот человек и улыбка — явления не пересекающиеся. Уж больно мрачен, больно закрыт, больно прям, будто шпагу проглотил.

Генерал пригубил кофе, а затем полез в карман пальто и вытащил пару снимков. Один оставил у себя, а второй пододвинул к Шилову, а затем зыркнул заинтересованно и выжидательно. Рома покосился на фотографию. Должно быть, тот самый спецназовец. В форме. Возраст — что-то между тридцатью пятью и сорока. Волосы темные, по-уставному короткие. Взгляд цепкий, умный. Лицо простоватое, но мужественное — и было в нем что-то располагающее.

Рома перевернул снимок, на обратной стороне звание, фамилия и инициалы: старший лейтенант Мыцик С.Я. Шилов снова вгляделся в лицо, чтобы запомнить, чтобы сложить первое впечатление, чтобы прикинуть, мог он убить или два генерала всполошились не зря?

Странно, вдруг подумалось Роме. Староват для старлея. Хотя это же спецназ — там сделать карьеру труднее, чем где бы то ни было. Или дело не только в специфике подразделения?.. Шилов глянул на Пригова и поймал себя на мысли, что забыл, как того звали. Владимир…

Соберись! Он ведь представлялся. А что в это время делал Рома? Он его не слушал. Он его рассматривал. Рука дрогнула. Нестерпимо захотелось треснуть по щеке.

Викторович. Да, точно. Владимир Викторович. Шилов кивнул на фото:

— Оставлю пока у себя?

— Конечно. Так вот, значит, — начал Пригов. — Сергей Мыцик мой подчиненный. Хочу, чтобы вы доказали его непричастность к гибели одного человека.

Рому удивил тон. Насколько он понял из сумбурных объяснений Калюжного, все факты против этого Мыцика. А Пригов выглядел и говорил так, словно все это чушь. Дурацкая ошибка.

— На парковке жилого дома взорвалась «хонда». Увы, с водителем за рулем. Им оказался Вадим Данилов. Майор, в прошлом спецназовец. — Генерал отдал вторую фотографию: с моложавым сероглазым блондином, — и продолжил сухим деловитым тоном: — Начали разбираться. Быстро вышли на Физика, то есть Мыцика. Это его позывной в спецназе…

— Почему?

— Кандидат физико-математических наук. Задержали его, потому что узнали об их конфликте незадолго до взрыва.

— Что за конфликт? — насторожился Рома.

— Это не относилось к службе, поэтому я не особо в курсе.

— Кстати, о службе, чем он занимался последнее время?

Пригов нервно передернул плечами, потер подбородок и сказал:

— Был в отпуске. А так — ничего из ряда вон. Он только недавно восстановился после ранения, поэтому ни в чем серьезном не участвовал. Все больше с молодняком возился. Так вот… — Генерал нахмурился, будто пытаясь вспомнить, о чем говорил. — Задержали Физика, пытались допросить, но…

— Что?

— Он молчит. Совсем. Не сказал ни слова. Не просил адвоката. Не пытался защититься или оправдаться. — Пригов растерянно развел руками и чуть не опрокинул пустую чашку.

— Странно, — пробормотал Шилов. — А как на него вышли?

— На парковке есть камеры, а на них похожий человек…

— Похожий?

— Рост, походка, штатная форма спецназа. Запись просмотрели эксперты. Абсолютной уверенности нет, но дают сходство около семидесяти процентов.

— Что-то еще? — спросил Рома.

— Когда человек, похожий на Физика, уходил с парковки, его вроде бы видели несколько человек.

— Лицо?

— Нет, — Пригов отмахнулся. — Просто высокого мужчину в военной форме. На голове черная шапка до самых глаз. Шел быстро, смотрел под ноги.

— Все?

— Я только сегодня узнал, что у Физика был обыск. В квартире нашли фотографии Данилова и его распорядок дня…

— Вроде как следил, — догадался Шилов. — А как вы вообще узнали о его задержании?

— Следователь пришел ко мне через пару дней после задержания, как только я вернулся из командировки. Ждал прямо у входа в Контртеррористический центр. Сказал, так, мол, и так, ставлю в известность, ваш боец у меня.

Рома уловил в голосе генерала неподдельное беспокойство. И, хотя лицо было словно под надежным замком, видимое хладнокровие таяло на глазах.

— Сейчас он на судебно-психиатрической экспертизе. В центре судебной психиатрии. А потом, похоже, его ждет изолятор, — пробормотал Пригов совсем уж убитым голосом.

Рома подумал, что ослышался, встрепенулся и переспросил:

— Где, простите?

— В дурке, — попроще объяснил Пригов. — Не понравилось следователю, что Физик ни слова не сказал. Решил перестраховаться, вдруг с головой беда, тогда его можно спихнуть врачам…

— А как вы считаете? — неожиданно жестко для самого себя поинтересовался Шилов. — Он нормальный? Может, и правда — того? Служба тяжелая, нагрузки, все такое…

— Я не верю. Да и психиатр предварительно заверил, что с головой все неплохо…

— Стоп.

Рома изумленно уставился в бледное, точно каменное лицо генерала.

— Насколько я знаю, во время проведения подобных экспертиз… — он замялся, не зная, как правильнее назвать Мыцика, — подозреваемому нельзя ни с кем контактировать, даже со следователем, только с врачом. А как вы?..

— Так он не контактировал, — раздраженно отозвался Пригов. — Я говорил не с ним, а с самим психиатром, он мой… — теперь, кажется, слегка стушевался генерал, — он мой отец.

Шилов вовремя прикусил язык, чтобы не присвистнуть от неожиданности. Да, был бы у него отец-психиатр, запихал бы давно полечиться — и прощай, паранойя. Хотя что это он? Ему и с отцом-геологом неплохо — и никаких «психических» разговоров.

Рома положил фотографии Мыцика и Данилова рядом. Из общего — только возраст да звезды на погонах, и то у одного маленькие, у другого большие. За время разговора с Приговым представления о Мыцике так и не сложилось. Как показалось Шилову, он с одинаковым успехом мог убить или просто попасть под раздачу. Чтобы сделать выводы глубже и серьезнее, Роме нужна была информация. Он как бы невзначай глянул на Пригова — расскажет или включит «старшего брата»? — и внезапно выхватил что-то боковым зрением. За стеклом. На парковке. Возле его внедорожника. Он резко повернул шею, словно его, как собаку, дернули за поводок. Но никого не увидел.

Показалось. Чертова паранойя.

— Вы боитесь…

Шилов посмотрел на Пригова. Во взгляде генерала отразилось что-то странное, и у Ромы по спине прошла волна холода. Ему почудилось, что вот-вот у того с языка сорвется фамилия спонсора всех его проблем: Никулин. Но услышал он лишь то ли вопрос, то ли презрительное утверждение:

— …кого-то.

И тут Шилов понял: Пригов знал о нем почти все. Именно это всеобъемлющее «все» и мелькнуло в карих, чуть прищуренных глазах. Все зигзаги биографии: попытки уйти на гражданку, двойное убийство, год в «Крестах», снятие обвинений, вечная борьба с «оборотнями», новая должность, всякое-разное и наконец война с Никулиным, которую он с позором проиграл.

За двадцать лет Рома вызубрил правила игры фээсбэшников, но так и не привык. От ощущения, что его точно вывернули наизнанку и рассмотрели под лупой, тошнило. А больше всего задевало, что Шилов не мог ответить тем же и хотя бы чуть-чуть отыграться. Что Пригов, что Мыцик — оба оставались под такой броней, какую не возьмет ни один таран.

Рома глубоко вдохнул и выдохнул. Посмотрел на парковку — да нет там никого и не было! — и, проигнорировав последние слова, спросил:

— Почему вы обратились ко мне? Я не вижу причин для паники. Дело может враз развалиться, если постараться. Доказательства против вашего Мыцика косвенные. Ну ругались они, может, даже были угрозы, но это еще не убийство. Ну засекла там кого-то камера. Ну нашли в квартире бумажки. Надо еще проверить, был ли обыск законным или так, наскоком, пока никто не прочухал…

— Так и проверьте! — воскликнул Пригов, и в его тоне забавно смешались генеральский приказ и отчаянная просьба.

Между ними едва ли не заискрилось нехорошее, тягостное напряжение. Тонкие губы генерала стали смахивать на ниточку, которая вот-вот оборвется. Шилов начал тихо звереть. Ему захотелось поскорее отделаться от всего этого, но что-то мешало просто встать, сказать «нет» и уйти.

— Я читал вашу биографию, — вдруг снова заговорил Пригов и хлебнул из невесть откуда взявшегося стакана. — Знаю про то, как вы убили двоих в ресторане несколько лет назад…

У Ромы сами по себе сжались кулаки. Он не любил вспоминать эту давным-давно заплесневевшую историю.

— И что? — спросил он, еле-еле выровняв голос.

— А то, что у Мыцика в загашнике тоже есть некрасивый эпизод, которой не хочется вспоминать. И не один. И я боюсь, что именно они похоронят его без всякого адекватного следствия. Мол, опять вляпался? Так начерта с ним возиться?

Кулаки ослабели и разжались. Пальцы закололо дрожью. Шилов приказал себе успокоиться и подумал, что лед, кажется, тронулся. Генерал, похоже, действительно хочет разобраться и не будет играть в молчанку. Уже неплохо.

— Рассказывайте.

— Еще до нашего знакомства, когда Мыцик служил в ГРУ, его обвинили в госизмене. Год в федеральном розыске. «Отмылся» просто каким-то чудом…

Рома кивнул. Ему вспомнилось, как Пашу Арнаутова как-то тоже чуть не подвели под монастырь, благо разобрались. История теперь вызывала лишь терпеливую улыбку, мол, ну погорячились, бывает, спецслужбы тоже иногда могут позволить себе облажаться. Однако по бесцветному голосу Пригова Шилов понял, что Мыцику не удалось соскочить легко и просто.

Так, а что там со второй историей? Генерал будто прочитал немой вопрос по глазам и сказал:

— Затем, уже позже, случилась провальная операция. Освобождали заложников, точнее — пытались. Был взрыв. Погибли люди.

— Из-за него? — нетвердым, надтреснутым голосом, кое-как проглотив колючий комок, спросил Рома.

Пригов ответил не сразу. Несколько долгих секунд молчал и смотрел на гладкую, шоколадно-коричневую поверхность стола. А Шилов все это время сидел весь взведенный, как пружина: тонкая, хлипкая — вот-вот лопнет.

Все-таки не любил он взрывы. Особенно последние полгода. А если уж совсем честно, уже лет пятнадцать.

— Косвенно из-за него, — наконец заговорил генерал. — А если по совести, из-за всех понемногу. Был дан приказ на штурм захваченного катера. На борту были трое заложников и преступники. Раненый Физик неудачно подстрелил одного из них. У того в руке была граната. Начался пожар. Итог печален. — Пригов немного помолчал. — Он просто выполнял приказ. А пуля, сами знаете, дура еще та.

Забывшись, Рома потянулся было в карман за сигаретами — но рука замерла на весу. Мелкая дрожь забила изнутри. Впечатление от услышанного вышло непонятное. Оправдать этого Физика казалось неправильным, но и обвинить язык не поворачивался. Обстоятельства! Если бы не они: приказ, ранение, граната… Да и у самого Шилова тоже хватало жертв его личных обстоятельств. Так чем он лучше?

— Что с ним стало? — спросил он.

— Дали два года колонии. Отсидел год. Потом переиграли, судимость сняли, — быстро и четко пояснил Пригов. — Но все эти данные есть в личном деле. Следователь наверняка уже видел их. Если увидит и суд, о беспристрастном судействе можно будет забыть. Поэтому я хочу, чтобы разобрались вы. Объективно.

— Вы уверены, что я буду объективен после всего услышанного? Чем я сейчас отличаюсь от этого следака? — Шилов умудрился выдавить ехидную полуулыбку.

— Уверен, — твердо заверил генерал; объяснять свой ответ не стал.

— Ну, хорошо, — чуть смешался Рома. — А что, если…

— Если Физик действительно убил?

Шилов молча кивнул. Пригов снова повременил с ответом. И ему вспомнилось дело Калюжного: подозрение в убийстве дочери друга, которая оказалась еще и его любовницей. Генерал твердил одно, но факты говорили другое, противоположное. Рому тогда качало как шлюпку в шторм, и он почти поверил в вину. Случайность — сущая ерундовина! — заставила Шилова в последний момент посмотреть на дело под другим, новым углом, и все встало на свои места. А чем обернется это негласное расследование?

— Тогда я, наверное, подам в отставку, раз ошибся в человеке, который столько лет был под самым носом, — не весело и серьезно ответил Пригов.

— Мне нужно досье на него. Хотя бы сжатое. Военную тайну оставьте себе. А мне надо понять, что он за человек, — попросил Рома после недолгого молчания.

Пригов слегка заторможенно кивнул. Шилов заметил, что от былой сосредоточенности почти ничего не осталось.

— Будет вам досье. И все что угодно. А на словах… Я в душу ему не лез, но так, чисто внешне, совершенно адекватный человек. Вне службы мухи не обидит. Женился недавно. Ну ведь глупо же это, из загса прямиком в тюрьму. Это какая ж причина должна быть? — то ли для себя, то ли для Ромы проговорил генерал.

— Разберемся. — Шилов снова посмотрел на свою машину за стеклом.

Она стояла на парковке в гордом одиночестве: бампером будто грязь месили, на лобовухе ошметки снега. А кругом ни души. Рому опять кольнула уснувшая было зыбким сном тревога. Внутри стало пусто и холодно. Он вздрогнул и почувствовал цепкий, профессиональный взгляд Пригова. Обернуться не успел, а тот сказал:

— Я не просто так прошу разобраться. Не приказываю. Буду должен. При любом исходе. Наверняка ведь есть какая-то проблема?

В вопросе Роме явно послышался подтекст — и проблема сама по себе нарисовалась перед глазами. Стылые, наглые глазищи. Ухмылка вседозволенности. Фальшиво заискивающий голос. Тонкая шея с острым кадыком. Форма, в которую его словно запихали насильно. Нелепые генеральские погоны на плечах. Ошибка природы. Вроде наказан, вроде ждет суда, вроде будет сидеть. Но он не должен сидеть. Он должен умереть. Медленно. Мучаясь.

Отвлекись, вдруг прорычал здравый смысл голосом злого, даже взбешенного Джексона. Вон, хотя бы на этого спецназовца!

Голова резко загудела болью. Шилов до скрежета стиснул челюсти, чтобы и Никулин, и Джексон убрались восвояси. И, надеясь, что его не перекосило как инсультника, посмотрел на генерала.

— Разберемся. Жду досье и контакты следователя, — сказал он, оставил на столе визитку и ушел без оглядки.