Тень врага (джен)

Ноябрь

Маленькая светлая палата. Окошко под самым потолком. Медицинская койка у стены. Рядом — табурет. И высокий человек в серой больничной пижаме. Он стоял, смотрел в одну точку — сонно и задумчиво — и вряд ли догадывался, что за ним все время наблюдала камера. А если и догадывался, то нисколько не переживал по этому поводу. Или умело делал вид.

Генерал-майор Пригов включил запись с камеры в третий раз и с маниакальной внимательностью уставился в экран ноутбука. И все ради одного: понять, прикидывался человек по ту сторону или нет. За дело попал в дурку или нет?

— Бесполезно, — наконец смирился он и резко захлопнул ноутбук.

— Эй, поаккуратнее, Вова. Не казенное, на свои кровные куплено! — послышалось из кресла в углу мрачного тесного кабинета, похожего на библиотеку.

Пригов вяло отмахнулся, вышел из-за стола и стал прохаживаться туда-сюда. Взгляд метался по полу, стенам, потолку, шкафам, полкам и книгам. Но мысль, как пчела, жужжала и жирно намекала: нужно посмотреть на него лично, не через экран, не через посредника. Выдохнув, Пригов произнес это вслух и выжидательно покосился на кресло.

— Ты сдурел, Вова? — Оттуда поднялся сухопарый старичок в бежевом джемпере и в пару шагов приблизился к Пригову. — Я и так пошел тебе навстречу. Показал это, — он ткнул длинным пальцем в ноутбук. — А мог просто послать, мол, врачебная тайна, вот закончится экспертиза, получит следователь заключение — его и пытай да уговаривай о встрече со своим подчиненным в изоляторе.

Последнее слово старик выделил особо и как-то ядовито, и Пригова передернуло.

— Ладно, — пробормотал он. — Но предварительно ты можешь что-то сказать? Твои впечатления? Ты же его не первый день мурыжишь!..

— Что ты хочешь узнать? Адекватный ли он?

— Ну, хотя бы!

— Скорее да, чем нет, — после паузы, пригладив в задумчивости серо-седые волосы, кивнул старик.

— Значит… — начал было Пригов, но замолчал, а потом раздраженно выпалил: — Да ничего это не значит! Сколько еще он пробудет в твоей… дурке?

— Не дурке! — строго произнес старик. — А в центре судебной психиатрии. Посмотрим, — туманно прикинул он. — Может, пару дней, может, неделю. А чего это ты так в него вцепился? Неужто обо всех своих так печешься? Или он особенный?

В сощуренных темных глазах старика мелькнуло искреннее и неудержимое любопытство. Пригов на мгновение растерялся, однако быстро взял себя в руки. Да, вцепился. Да, печется обо всех по мере сил. А Мыцик — да никакой он не особенный. Просто он из тех, кто, побывав за решеткой однажды, ни за что не решились бы вернуться туда снова. Что бы ни стряслось. Но он за решеткой. Почти. Почему?

Старик был совсем не тем человеком, который мог ответить на этот вопрос, поэтому Пригов быстро распрощался с ним, выскочил за дверь — в подъезд, пропахший краской. И, спускаясь по лестнице, набрал тому, от кого пользы, пожалуй, будет больше, чем от отца-психиатра.

* * *

— Когда тебя в убийстве обвиняли, как ты соскочил? — «в лоб» спросил Пригов и покрепче сжал чашку с кофе.

— Мне помогли, — настороженно отозвался его собеседник, генерал-лейтенант Калюжный.

Оба, не сговариваясь, молча проводили взглядами худую официантку в черном фартуке, и только когда она отошла достаточно далеко, Пригов уточнил:

— Кто?

— А в чем дело, Володя? Тебя что, тоже в чем-то обвиняют? — Калюжный сдержанно ухмыльнулся, но лицо его оставалось серьезным и мрачным.

— Не меня.

Пригов торопливо глотнул кофе. Вкус ему понравился. А ведь когда пятнадцать минут назад он вошел в полупустое светлое кафе и уселся за столик у окна, был уверен, что ему кусок в горло не полезет — встанет поперек как кость. Желудок отозвался тихим урчанием, как бы укоряя: суетиться о подчиненных, конечно, хорошо, но есть иногда тоже нужно.

— А кого? Я, честно сказать, по телефону ничего не понял.

— Да ты его не помнишь, наверное. Испытания «Снегиря» не забыл?

Калюжный, казалось, задумался на несколько секунд, а затем кивнул:

— Не забыл.

— Вот. Был там один старлей. Сергей Мыцик. — Пригов поморщился, словно каждое слово вызывало у него зубную боль. — Его обвиняют.

— В убийстве? — уточнил Калюжный, и брови у него поползли вверх.

— Да. Причем не просто в убийстве, а в причастности к взрыву. Мол, конфликтовал с погибшим, так еще и подрывник — добро пожаловать в тюрьму, — негромко, но эмоционально прошипел Пригов и не заметил, как переломал целую горсть зубочисток.

— И… — Калюжный помолчал, точно подбирая слова, — где он сейчас, этот твой подрывник? В изоляторе?

— В дурке.

Лицо у Калюжного вытянулось, глубокие морщины на лбу ненадолго разгладились. Пригов вздохнул и объяснил, не дожидаясь расспросов:

— Следователю так захотелось. Мыцик после задержания не сказал ни слова. Совсем. И ему это показалось странным. Вот и спихнул его в центр судебной психиатрии, голову проверить, а то мало ли.

— Понятно…

Некоторое время оба молчали. Пригов медленно пил кофе. Калюжный так и не притронулся к своему уже остывшему чаю — то ли встреча отбила у него всякий аппетит, то ли уже напился где-то раньше. Потом он спросил:

— Ты, значит, в его вину не веришь?

— Нет. Был бы кто другой — может, допустил бы. Но Физик… — Пригов поймал на себе очередной изумленный взгляд и буркнул: — Позывной его в спецназе.

На самом деле Пригов привирал. Крошечное сомнение нет-нет да щекотало нервы. Как ни пытался, избавиться от него не получалось. И нужен был человек, который смог бы это сомнение прихлопнуть как комара.

— А следователь? Может, разберется? — спросил Калюжный осторожно.

— Да нет, — отмахнулся Пригов. — Этот, похоже, все уже решил.

Снова повисла пауза. Все это время Пригов не сводил глаз с больших звёзд на погонах Калюжного и вспоминал первую встречу со следователем из военного отдела Следственного комитета. Тот растерянно топтался возле въезда на территорию Контртеррористического центра — понятное дело, дальше не допустили без пропуска — и ждал. Явно — руководителя, то есть самого Пригова. В то дождливое ноябрьское утро настроение у генерал-майора было паршивое, а стало ниже некуда, когда он заметил тощего и промокшего майора, который словно только что выбрался из глубокой лужи.

Когда они поравнялись, майор заговорил первым. Он тараторил, наверное, потому что хотел скорее покончить с чисто формальной встречей, и Пригов не без труда выудил из его болтовни невеселые новости о Мыцике.

— Задержан по подозрению в убийстве? — не поверил он. — Направлен на судебно-психиатрическую экспертизу?

Следователь победоносно кивнул, на его лице надолго задержалась усмешка.

— На каком основании? — спросил Пригов и сравнил его со слизняком.

— Он знаком с погибшим. Более того, незадолго до случившегося они ругались, — со скучающим видом рассказал майор.

— И все?

— Нет. Машина, которая, собственно, взорвалась, стояла на парковке с видеонаблюдением. И на камерах видно, как возле нее долго возился тип, очень похожий на Мыцика. После задержания ваш старлей как воды в рот набрал, вот я его и отправил… провериться.

Следователь сказал что-то еще, трещал минут десять, но Пригов слушал невнимательно, лишь выхватывая самое важное. Однако майор объяснялся туманно — общими фразами, поэтому Пригов, по большому счету, понял лишь одно: следователь уверен в его виновности, а значит, у Физика снова проблемы.

— Шилов, — вдруг сказал Калюжный.

— А? — встрепенулся Пригов, который успел уйти в себя.

— Соскочить, как ты выразился, мне помог Шилов. Знаешь, наверное? Начальник Уголовного розыска главка.

Пригов медленно кивнул. Шилов, значит. Губы дрогнули в подобии улыбки, с плеч словно свалился тяжеленный груз. Встречаться лично им не доводилось — интересы не пересекались, но Пригов время от времени слышал то об одной, то о другой истории с участием Шилова, и всякий раз речь шла о высоких чинах, тяжелых статьях и громких именах. Кажется, несколько месяцев назад опять говорилось то ли о генерале, то ли о министре, а может, о том и о другом — Пригов не вникал, телевизор бормотал фоном, а он очень спешил на службу.

— Чего ухмыляешься? — заметил Калюжный.

— Полегчало, — признался Пригов. — Думал, назовешь сейчас какого-нибудь кристально-чистого отличника. А тут…

— Да, Шилов не ангел.

— Мой тоже, знаешь ли, в том-то и дело.

Калюжный вдруг вспомнил о чае, отпил из белоснежной чашки, поморщился, будто случайно попробовал бензин, и сдавленно спросил:

— О чем ты?

Мимо столика, как ужаленная в одно место бабочка, прошмыгнула официантка — и Пригов выиграл несколько секунд на раздумья. А затем выпрямился и сказал:

— Понимаешь, прежде чем попасть в мои руки, — он машинально пошевелил пальцами на обеих руках, — Физик был замешан в некрасивой истории.

— Насколько некрасивой? — насторожился Калюжный.

— Его обвинили ни много ни мало в государственной измене… — Пригов молниеносно почувствовал липкое напряжение между ними и торопливо добавил: — Но разобрались потом, он восстановил свое честное имя.

Голос его чуть уловимо дрогнул, однако этого хватило, чтобы проницательный Калюжный пробормотал на грани вопроса и утверждения:

— И это не единственная некрасивая история.

— Не единственная, — согласился Пригов. — Еще он год провел в колонии.

— За что? — спокойно спросил Калюжный, но лицо его исказилось злостью и замешательством, Пригову даже почудилось, что друг сейчас встанет и уйдет; сам бы он поступил именно так.

— Провальная спецоперация, погибли заложники, — неохотно процедил Пригов и потер переносицу: голова разболелась. — Через год судимость сняли, но факт остается фактом.

Калюжный не сказал ни слова. Однако не встал и не ушел. Только лицо у него стало ожесточенным. Пригов сломал пополам очередную зубочистку и снова заговорил, потому что тишина напрягала:

— В общем, специфическая биография. Сдается мне, следователь за нее зацепился и поэтому уверен, что Мыцик, а не кто-то другой устроил взрыв. А Шилов твой тоже непростой пассажир. Может, не пойдет на поводу у стереотипов, разберется…

Калюжный встал, поправил китель и полез в карман за бумажником. Пригов уставился на него, самого его точно пригвоздили к стулу с неудобной изогнутой спинкой.

На стол легла купюра.

— Я позвоню, — наконец сказал Калюжный.

Уходя, он похлопал Пригова по плечу, но тот не шевельнулся — только вытаращился на купюру. Опомнился, лишь когда Калюжный отошел на пару метров. Вскочил, догнал и, глядя снизу вверх, выпалил:

— Ты не спросил, почему я не верю в вину Мыцика. Не интересно?

— Я хорошо тебя знаю, — хмыкнул Калюжный, но лицо ничуть не смягчилось, словно к коже намертво прилипла маска недружелюбия. — Раз не веришь, раз суетишься и просишь за него, значит, есть причины. Мне этого достаточно. Я позвоню.

Он твердым шагом пошел к выходу, а Пригов вернулся к столику и оцепенело посмотрел на обломки зубочисток. Ему оставалось лишь ждать.

Июнь

Темно. Впереди заманчиво чернел захламленный картонными коробками коридор. Под ногами заскрипела, но не сломалась хлипкая деревянная лестница. Серега тихо ступил на бетонный пол. Глаза быстро привыкли к мягкому полумраку. Он огляделся и задумался: пойти по коридору-кишке или спрятаться за небрежно выстроенной высокой — даже нагибаться не придется — стеной из коробок и подождать?

Едва уловимый шорох в глубине узкого коридора заставил сосредоточиться — и Серега все-таки шагнул в укрытие. Он замер и с прищуром посмотрел в прорехи между коробок. Сперва ничего особенного не разглядел, зато услышал шаги — легкие, но суматошные.

Торопится, подумал Серега и покрепче перехватил рукоять «макарова». Больше при нем ничего не было. Но и объект был один — не тащить же ради него целый арсенал!

Шаги вроде бы стали ближе. Серега сомневался, пока прямо в центре коридора не появился силуэт — приземистый, но широкоплечий. Он тяжело дышал, Серега про себя приметил и это — точно галочку поставил. Несколько долгих секунд силуэт не двигался, а потом пошел прямо к коробкам. Укрытие из них было откровенно хилое. Одного взмаха рукой или стволом хватит, чтобы от стены остались одни воспоминания. Серега напрягся — неужели он как-то выдал себя? — и инстинктивно отшатнулся. Правое предплечье без защиты уперлось во что-то холодное и острое. От неожиданности и боли Серега не сдержался и охнул. В эту же секунду у него над головой, под самым потолком, басом заорал громкоговоритель:

— Физик, заканчивай и дуй в КТЦ. Начальство вызывает.

Серега чертыхнулся про себя и понял: вот и все. Поковбойствовать не получится, а ведь так хотелось.

Одним яростным пинком он свалил картонную стену и вскинул руку для выстрела. Объект на секунду опешил и замер на полушаге — в это мгновение Серега заметил, что в руке у того не «стечкин» и не «макаров», а нож.

Где-то пистолет посеял, сделал Серега очередную заметку и нажал на спусковой крючок. Раздался холостой выстрел.

— Убит. Чего дышишь как слон?

— Нос заложило, — буркнул тот.

Объект звали Евсеем. Новый боец появился в Центре недавно, а воспитать его выпала честь Сереге. В одной руке у него поблескивал нож, а второй он снял с головы защиту и потер переносицу, которую, если бы патроны были боевые, разворотило бы в мясо.

— Ствол где? — Серега кивнул на сверкающее в сумраке лезвие.

— Типа патроны кончились. Бросил. Там, — Евсей махнул рукой в темный гулкий коридор, откуда пришел.

Серега хмыкнул и припомнил, как еще сверху, не спустившись в подвал, расслышал несколько негромких выстрелов. Интересно, вспыльчивый белобрысый сержант «попал» хоть в кого-то? Спрашивать он не стал, но по печальной моське Евсея предположил, что вряд ли.

— А я знал, что ты за коробками стоишь, — попытался оправдаться сержант. — Слышал.

— А толку-то? — отмахнулся Серега и обернулся к своему разрушенному укрытию. — На что я, кстати, напоролся?

Он потер плечо и мазнул взглядом по кирпичной стене. Кое-как разглядел очертания то ли кривого штыря, то ли здоровенного гвоздя. Подходить не стал — время поджимало, опаздывать к Пригову не хотелось. И чего генералу вдруг от него понадобилось? Сереге светила командировка в Каспийск, но через две недели, и детали были уже десять раз оговорены. Что-то изменилось?

— Иди пистолет ищи, — велел Серега. — И догоняй. Тренировка окончена.

* * *

И все-таки к Пригову Серега припозднился. Спешил как мог: подгонял Евсея, чтобы пошевеливался, а не тащился по территории тренировочной базы КТЦ как замороженная моль, выбрал такой маршрут, чтобы не увязнуть в заторе, но…

Погода подвела. Яростный и не по-летнему холодный ливень разразился как раз в тот момент, когда Серега парковал машину. Подземный паркинг оказался закрыт, поэтому пришлось выбрать местечко под открытым небом да поближе ко входу, а затем бежать как на марш-броске. Но он все равно вымок до нитки и по пути в кабинет Пригова завернул в комнату отдыха, к своему шкафчику с запасной формой. Евсей верной собачкой мчался следом. Расстались они лишь возле спортзала, куда Серега запихнул своего подопечного чуть ли не силком. А перед начальством ему делать было нечего — не дорос еще, пусть дальше тренируется.

Перед Приговым Серега оказался ровно в час дня и еле успел неуловимым движением стереть с шеи дождевые капли, которые стекали с влажных волос за шиворот.

— Под дождь попал, — не спросил, а констатировал генерал, буквально на секунду оторвавшись от каких-то документов на своем столе. — Бывает…

По выражению его лица — задумчиво-напряженному — Серега не понял, случилось что или просто не понравилась какая-то строчка в писанине, с которой тот не сводил глаз. Гадать не стал — это же Пригов, бесполезно, проще разглядеть будущее в кофейной гуще. Чтобы отвлечься, Серега посмотрел по сторонам. Кабинет хоть и был небольшим — ну совсем не генеральским, но занимательного в нем хватало. Взять хотя бы пару картин из-под кисти самого Пригова. Или нож, к созданию которого генерал так же приложил руку. Серега как раз рассматривал рукоять ножа, когда Пригов огорошил его внезапным вопросом:

— Вот что, Физик, скажи мне, ты в Крыму бывал?

— В каком смысле? — бестолково уточнил Серега. — По службе?

— Да без разницы, по службе, по жизни… Бывал или нет?

— В детстве. Пару раз. С родителями, — с большими паузами припомнил Серега.

А про себя еще и прикинул: из Каспийска в Крым, мягко говоря, топать и топать. Тем временем Пригов хитро прищурился, будто задумал что-то дерзко-грандиозное, и сказал как отрезал:

— Каспийск отменяется. Учения там и без тебя проведут. Своих спецов хватает.

— А я в Крым, что ли? — не понимая, в чем подвох, спросил Серега.

— Молодец, догадливый. В Севастополь, то есть в поселок в окрестностях Севастополя.

Несколько секунд Серега переваривал новые вводные. Вдруг, как со дна моря, всплыли давние черно-белые, точь-в-точь фотографии в альбоме, воспоминания: море, солнце, ракушки, песчаные замки.

— А что я там делать буду? — растерялся он.

— Загорать! — рявкнул Пригов, видимо, от кого, от кого, а от Сереги ожидавший вопроса поумнее. — Следи за мыслью…

Генерал встряхнул перед собой тонкую кипу документов и приготовился рассказывать. А Серега приосанился и навострил уши.

— Пятнадцатого июня, то есть неделю назад, со склада воинской части города Севастополь пропали несколько десятков тонн отходов взрывчатки. У них там были взрывные работы, вот после них и осталось. Должны были сдать на утилизацию, но то ли не успели, то ли отложили, то ли поленились. Не суть, в общем. Сами по себе эти отходы безвредны, но в умелых руках и банка сгущенки — оружие.

— Под «умелыми руками» вы кого-то конкретного подразумеваете, да? — спросил Серега.

— Конкретного. — Пригов отложил два листа, а третий пододвинул к Сереге. — Арсений Скворцов. Прозвище Грек. В прошлом моряк. Двенадцать лет назад стал баловаться контрабандой, потом заделался террористом. Подался в лагерь боевиков в Северной Европе. Причастен к двум десяткам диверсий от Скандинавии до Средиземноморья. Последние два года ни слуху ни духу. А тут вот…

Серега взял со стола лист: распечатку с черно-белой фотографией и несколькими скупыми строчками биографии. Лет сорока пяти, крепкий, стриженный налысо, с мясистым носом и тонкими губами — Грек легко мог затеряться в толпе. Даже Серега с натренированным взглядом вряд ли бы заподозрил в нем опасность. Единственное, что и то не сразу привлекло внимание: один глаз у Грека был чуть прищурен, то ли случайно дернулся, когда снимали, то ли такой дефект.

— По агентурным данным, именно его люди проникли на склад. Также есть основания полагать, что Греку помогли изнутри, то есть кто-то из части. Возможно, двое контрактников, они исчезли за три дня до происшествия.

Генерал помолчал, глядя в одну точку, куда-то сквозь Серегу, и продолжил:

— Есть подозрения, что взрывчатка и Грек еще в Крыму. Под Севастополем. Там россыпь поселков, львиную долю занимают курорты, санатории и прочая туристическая лабуда. Народу много, но и укромных мест хватает. К тому же Грек местный, вряд ли напрочь забыл родные угодья, хотя в России его не видели уже лет семь. Разведка доложила, отсиживался в Греции…

— Отсюда кличка?

— Да. Сам понимаешь, он там не только пузо грел на солнце.

Серега кивнул и задумался: что же заставило Грека вернуться? Решил пошуметь на родине? Зачем? Он посмотрел на Пригова, и тот, словно прочитав его мысли, растерянно пожал плечами, мол, вот ты и разберешься.

— В общем, задача-минимум: найти взрывчатку и отправить наконец на утилизацию. Не хватало, чтобы рвануло в разгар сезона. Местные ищут по заброшенным складам да лесам, но территория приличная, просят помощи. Задача-максимум: взять Грека живым или мертвым. Тут уж по обстановке.

— Когда лететь? — спросил Серега.

— Сутки с небольшим на сборы. — Пригов зыркнул на свои наручные часы, хотя логичнее было бы свериться с календарем.

— С кем?

— Составная группа. Кого-то ты наверняка знаешь. Командир сейчас подойдет. Человек новый, но надежный. Перевелся с Дальнего Востока в прошлом месяце.

Серега смиренно кивнул, хотя перспектива работы ищейками непонятно с кем нисколько не радовала. В дверь за его спиной дважды постучали. Серега не обернулся, но внутри зашевелилось любопытство: какой он, этот дальневосточный (или теперь уже питерский?) коллега?

* * *

К машине Серега вернулся лишь к началу четвертого, когда от ливня остались лишь воспоминания: на небе — серые тучи, на асфальте — неглубокие лужи. Он забрался за руль и задумался.

Его новым временным командиром оказался майор Алексей Чайка. Лет сорока, то есть примерно одного с Серегой возраста. Высокий, не меньше метра девяноста. Мускулистый, но не перекачанный. Со светло-серыми глазами и короткими, но чуть вьющимися волосами. Серега постарался не таращиться на него так явно, однако врожденная пытливость, как всегда, вылезла без спросу и отпихнула скромность. Пока Чайка докладывался Пригову, Серега поймал себя на мысли: а командир-то вроде ничего. Хоть будет с кем поговорить на равных, а то кругом одни коротышки: Евсей, Васька Ионов иногда приезжает, девчонки. Пока до них докричишься со своих без малого двух метров… Кстати, Мурашовой этот майор приглянулся бы…

Забрести дальше Серега не успел. Требовательный голос Пригова рывком выдернул его из раздумий и буквально заставил обменяться с Алексеем рукопожатиями. Затем уже от майора он узнал полный состав группы. С ними — пять человек: от лейтенанта до майора, и лишь с одним парнем Серега пересекался раньше: бойцом из группы «Барракуды». Он кивнул, мол, понял, а сам подумал, сам ли подполковник Астанин, командир группы, отдал подопечного или его убедительно попросили?

Еще час с небольшим ушел на обсуждение деталей. Из кабинета и Серега, и Чайка вышли морально помятыми, но подготовленными.

В машине на Серегу вдруг навалилась физическая усталость: все-таки с самого утра гонял Евсея и еще нескольких новичков на тренировочной базе. Ел он последний раз тоже утром, часов в семь. Стоило подумать об этом, и желудок стиснуло голодным спазмом. Серега поморщился и решил подкрепиться.

Едва он выехал с территории КТЦ, как небо снова разразилось ливнем. Крупные капли яростно забарабанили по крыше и капоту, и Сереге показалось: он вот-вот оглохнет. Лобовое стекло залило дождем. Серега включил «дворники», они забегали из стороны в сторону — но без толку. Видимость быстро скатилась почти до нуля.

В любой другой день Серега благоразумно остановился бы на обочине или косо-криво заехал обратно на парковку, но сегодня ему нестерпимо хотелось есть, а до кафе было рукой подать: по прямой и два поворота налево. Поэтому он вцепился в руль и осторожно поехал.

В небе прогрохотал гром. Впереди медленно полз светлый внедорожник. Обгонять его, пользуясь свободной встречной полосой, Серега не стал.

В животе заурчало пуще прежнего. Серега поморщился. Перед глазами невольно возникла тарелка — пока пустая, и услужливый голос официанта спросил, чего Серега хочет. Он сначала вздрогнул, а потом задумался. Действительно, что он закажет? Прежнее меню ближайшего к КТЦ кафе Серегу вполне устраивало, разнообразие горячих блюд заставляло приходить снова и снова. А еще в кафе подавали блины. Но месяц назад все изменилось. Им на смену пришла пицца — разная и вполне съедобная, но… Серега очень скучал по блинам: большим и маленьким, с рыбой, с мясом, с джемом, с творогом, с медом. А искать новое место не было то настроения, то сил, то времени.

Серега вздохнул и несильно тряхнул головой, чтобы мысли о еде немедленно выветрились. И внезапно услышал вскрик. То ли чужой, то ли свой собственный. Он резко ударил по тормозам и успел выхватить прямо перед своей машиной размытую фигуру, прежде чем она, как сломанная кукла, несуразно повалилась на асфальт.

Девушка? А где внедорожник?..

Сердце заколотилось где-то в горле. На пару долгих секунд Серега будто одеревенел, а затем выскочил из машины. Дорога подозрительно пустовала. Крупные дождевые капли проворно затекли за шиворот и почудились горячими. В голове билась одна мысль: был удар или нет? Если был, то одного приличного толчка бампером хватило бы, чтобы сломать ногу. Или шею, чего мелочиться…

Серега не ошибся. Это действительно была девушка: рыжие, чуть растрепанные волосы, черная футболка, синие джинсы, белые кроссовки. Она сидела на асфальте, ругалась сквозь зубы и, опустив голову, потирала левую ногу. Лица Серега не разглядел и ужаснулся: все-таки ушиблась?! Он торопливо подобрал отлетевшие на полметра зонт и сумку, склонился над ней и чуть не присел рядом.

— Вера?..

Она резко вскинула голову, точно ее, как марионетку, дернули за веревку, и вытаращилась на него сердито-удивленно. Белая кожа, зеленые, округлившиеся глазки под тонкими бровями, закушенная нижняя губа. Если в первое мгновение Серега еще сомневался — дождь стеной, гул в голове, туман перед глазами — то теперь ясно увидел: она!

Вера отшатнулась и приоткрыла рот. Серега воспользовался ее замешательством. Покосился на ногу — нет, вроде не сломана. Подхватил на руки, как ребенка, который шлепнулся в лужу и теперь напряженно раздумывал, разрыдаться или нет, и в пару ловких движений усадил на переднее пассажирское сидение.

Вера не сказала ни слова и не сопротивлялась. И это хорошо, подумал Серега, морально уже готовый и к побоям, и к смертельной обиде, и к любым другим выходкам.

— Ты как? — пробормотал он, когда уже успел отогнать машину на обочину, а молчание все не заканчивалось.

Он уставился на Веру: с волос у нее крупными горошинами бежала вода. Тонкую футболку можно было выжимать. Джинсы потемнели. Она мелко дрожала, кусала губы и тонкими пальцами стиснула не расправленный зонт. В ее диковатой встрепанности было что-то трогательное и притягательное. Серега неловко дернулся: промокшая насквозь одежда показалась тяжелой и щекотно облепила тело.

— Ну ты, Сереж, даешь, — непонятным, бледным голосом проговорила Вера. — В прошлый раз чуть не убил. И теперь тоже.

По ее тону Серега, как ни пытался, не разобрал, злилась она, иронизировала или подтрунивала.

— В прошлый раз я не хотел, — буркнул он, чтобы снова не услышать бестолковую влажную тишину. — А тут, между прочим, нельзя дорогу переходить.

— Я думала, успею, никого же не было. А тут ты на своем монстре.

Вера несильно шлепнула зонтом по приборной панели. Раздался приглушенный стук. И тут Серега опомнился:

— Сильно я тебя?..

— Успокойся, — Вера выдавила болезненную улыбку. — Ты меня даже не задел. Я просто испугалась и поскользнулась. Когда падала, приложилась коленом об асфальт.

Серега хмыкнул и выдохнул. Завел двигатель и осторожно глянул на нее. Она не злилась, но и не скакала очумело по машине, радуясь их встрече. А жаль. Сам Серега радовался, правда, тихонько, про себя, и дошло до него не сразу. Сначала он действовал на автомате: убедился, что Вера в порядке и не будет вырываться из машины. Затем резко стало легко и приятно, словно все после страшного бардака вернулось на свои места. А потом сердце заколотилось как в последний раз и забилось куда-то под печенку. Или это всего лишь желудок вновь напомнил о себе?

Желудок. Да, точно, он ведь собирался поесть. А тут Вера — настоящая, не из телевизора, где Серега однажды увидел ее мельком, почувствовал укол грусти и тут же переключил, а затем вовсе выключил «ящик». Почему выключил? Почему не захотел полюбоваться да послушать? Да потому что спешил и… все надо делать вовремя, а не через семь лет.

Почти семь лет.

Вроде бы не самая большая цифра вдруг ужаснула. Серега вцепился в руль и уставился в лобовое стекло. Ливень, похоже, не собирался сбавлять обороты. Вера рядом молчала, только дышала шумно, как ежик.

— А куда ты ехал? — спросила она тихо, но с неподдельным любопытством.

— Блинов поесть, — думая о своем, невеселом, пробормотал Серега и тут же сам себя поругал: ну каких блинов? нет их там давно! и вообще… — А ты куда шла?

На работу? Как и тогда, шаг за шагом покорять журналистский Олимп? Домой? К мужу? Хотя нет, что-то в облике Веры подсказало Сереге, что никакого, даже самого посредственного мужа нет. Тоже хотела спокойно отобедать? Возможно. На секунду ему даже захотелось позвать ее в кафе. Правда, здравый смысл вовремя намекнул, что лучше этого не делать — сперва неплохо бы Веру умыть и переодеть, а тогда уже…

— В магазин шла. Я живу недалеко, — отозвалась она и неопределенно махнула рукой.

— Ну, магазин, похоже, отменяется. — Серега с необъяснимым для себя весельем вытаращился на ее мокрую футболку. — Или ты хочешь насмешить продавцов?

— Скорее уж напугать, — в тон ему хмыкнула Вера. — Тогда вези меня домой.

Серега кивнул, и через полминуты машина поползла по мокрой дороге. По пути он припомнил, что раньше Вера жила в другом месте. Переехала? Наверное, недавно, иначе бы он сшиб ее раньше.

— Приехали, — объявила Вера, когда через высокую арку машина попала в просторный зеленый двор и остановилась рядом с новостройкой, задорно сверкающей окнами.

— Что купить надо? — спросил Серега, когда Вера стала выбираться из «монстра».

Она замерла одной ногой на улице и уставилась на него так, будто он сморозил страшную глупость. Серега поспешил объясниться:

— Я испортил тебе поход в магазин и я исправлюсь. Может, тебе дома совсем есть нечего? Не могу допустить твоей голодной смерти.

Он говорил и выглядел серьезно, хотя губы пару раз дрогнули в полуулыбке. Несколько секунд Вера озадаченно смотрела на него и наконец рассмеялась. А затем достала из сумки чуть влажную от дождя бумажку:

— Я все по старинке. Вот список. Пятый этаж, квартира сто двенадцать.

* * *

Через час с небольшим Серега вернулся с двумя увесистыми пакетами. По пути заехал домой, скинул осточертевшие мокрые шмотки, переоделся и минут десять еще таращился на спортивную «командировочную» сумку: собрать нехитрые пожитки сейчас или еще успеется? Постоял, подумал и все-таки решил — потом, а сейчас — только Вера. Пока он добирался до магазина, пока бродил из отдела в отдел, пока ехал обратно, радуясь, что дождь наконец угомонился, его не отпускала одна мысль: что дальше? Заявится к ней, как рыцарь, и набьет холодильник под завязку, а потом? Все? До свидания? От осознания неизбежного внутри у Сереги все скручивалось в тугой, удушающий узел. Ему, черт возьми, хотелось задержаться! Но хотела ли чего-то подобного Вера?

Замерев напротив стальной двери, Серега подготовился ко всему и приказал себе: зашел, дотащил пакеты до кухни, вежливо попрощался, вышел. План проще некуда. Едва он переступил порог, Вера посмотрела на него так жалостливо, что он растерялся и чуть не выронил пакеты.

Молоко! Кефир! Яйца! Не смей! Внутренний голос заорал как сирена весьма кстати, и Серега покрепче перехватил ручки. Затем механически, как робот, прошел через гостиную на минималистичную кухню, поставил пакеты на стул, один за другим вытащил продукты. Боковым зрением он наблюдал за Верой. Она стояла рядом и смотрела. Пару раз попыталась помешать ему, сделать все сама. Но Серега упорно покачал головой, и она сдалась.

Ее посвежевший, уютно-домашний вид: перехваченные в небрежный пучок волосы и безразмерный синий свитер, — болезненно, как будто в ране ковырялись вилкой, будил старые воспоминания. А ведь Серега запихал их далеко-далеко и обещал себе не вытаскивать до глубокой старости. Если доживет, конечно.

Кое-как он закончил с продуктами и поежился. Было прохладно, окно открыто, что ли, или они забыли закрыть дверь?

— Я не дала тебе поесть блинов и я исправлюсь, — неожиданно и тихо заговорила Вера. — Останься. Не хочу твоей голодной смерти.

Сереге показалось, что он ослышался, и ему стало неловко. Сначала захотелось согласиться и усесться на ближайший стул в ожидании обещанной кормежки. Но затем Серега чуть не выпалил, что ему завтра с утра на службу, что он не пропадет и купит что-нибудь съедобное по дороге, что через сутки он улетит ловить злодеев, надо в путь собираться, и вообще неизвестно, вернется ли он, так что не стоит к нему привязываться…

И все-таки Серега остался. То ли не смог отказать ее красивым глазам, то ли не стал обманывать самого себя. Пока Вера возилась у плиты, он сидел рядом и ловил каждое ее движение. Она ненавязчиво, но профессионально расспрашивала его обо всем и ни о чем. Серега отвечал осторожно. Понятия о военной тайне ему вдолбили еще много лет назад. Да и пугать Веру не хотелось, она и так метнула в него встревоженный взгляд, когда он не очень-то охотно произнес слово «спецназ».

Серега мог и сам что-нибудь спросить. О работе, о личной жизни. Но сомневался, надо ли? Совсем скоро он уедет: на неделю, на месяц, навсегда — непонятно, и от этого Серегу грызло чувство вины. Вот если вернется и если Вера не передумает, тогда…

— Готово, — сказала она, и у Сереги заурчало в желудке.

Спартанский завтрак показался очень далеким — как из прошлой жизни. Тонкие кружевные блины он уплетал молча и торопливо — старая, въевшаяся в мозг привычка. Пока Серега ел, Вера смотрела на него лукаво. Он даже слегка стушевался: задумала что-то? Когда Серега подхватил с тарелки и сунул в рот последний блин, Вера вдруг сказала:

— Женись на мне, Сереж.

Сереге в очередной раз показалось, что ему померещилось. Он хотел рассмеяться, но с набитым ртом и перехваченным дыханием затея рисковала закончиться провалом, поэтому он просто вытаращился на нее с немым вопросом в глазах. А челюсти заработали вдвое быстрее.

Забавно. Значит, Серега не ошибся и ему не почудилось, что Вера одна: ни мужа, ни жениха, ни любовника. Почему? Спрашивать неловко, тем более после ее предложения. И почему ее выбор так внезапно пал именно на него, на Серегу — взмыленного после трудного дня, полуголодного да еще и чуть виноватого из-за маленького происшествия под дождем? Совсем нет других претендентов? Полный штиль на личном фронте. Но...

Но это же Вера! Фейерверк! Пробивной танк! Она не может быть одна! Или что, он просто оказался лучше всех? Значит, она вспоминала его, не забыла, что-то чувствовала. Сильно, иначе бы не рискнула...

— Ты серьезно? — через несколько секунд настороженно спросил Серега. — Или это такой новый журналистский юмор?

— Серьезно. — Тон у Веры был легким и спокойным, ни капли волнения, по крайней мере, внешне.

Он ошарашенно усмехнулся, но опомнился и быстро глянул на нее: не решила ли, что он над ней насмехается?

— И… Интересное предложение, — пробормотал Серега и машинально вытер жирные после блинов руки об одежду, совершенно забыв о приличиях. — У меня… есть время подумать?

— Немного, — кивнула Вера.

Навалившееся после услышанного оцепенение никак не проходило. Внутри у Сереги творилось что-то странное. Радость, удивление и испуг водили хоровод, а в центре, цокая и хмурясь, особняком стояла ответственность. Еще и здравый смысл бормотал что-то про Олю. Воспоминания о бывшей невесте никогда не поднимали Сереге настроения, наоборот, втаптывали его в грязь. Вот к чему он подал голос? Кто просил? Вера — это не Оля. Они как небо и земля. Да за те несколько дней семь лет назад Серега с Верой прошли столько, сколько большинству за всю жизнь не выпадает. И если…

Если бы она появилась в его жизни раньше, он бы согласился без раздумий.

Если Вера предлагает сейчас, надо соглашаться, пока не согласился кто-нибудь другой.

Как только Серега проговорил это про себя, в голове будто что-то щелкнуло. Он посмотрел на Веру — точно не шутила? — и кивнул:

— Я готов.

Теперь, кажется, изумилась Вера: глаза ее расширились и засверкали. От радости? Или она и правда просто пошутила? Она поднялась со стула. Серега вдруг понял, что не отказался бы от пары бокалов или рюмок, чтобы мысли прояснились. Но нельзя, сегодня вступил в силу очередной в его жизни «сухой закон»: до вылета ни-ни.

— Но у меня паспорта с собой нет, только удостоверение. И загсы вроде уже закрыты, — пробормотал он и подошел к Вере.

Она стояла неподвижно. Серега почувствовал неловкость: сказать про командировку? Но вместо этого лишь осторожно провел рукой по ее волосам, которые оказались очень мягкими, а он и забыл. От былой встрепанности не осталось и следа. Интересно, она специально для него себя в порядок привела или просто профессиональная привычка: всегда выглядеть на все сто? Вера перехватила его руку, провела по своей щеке. Серега обнял ее, подхватил и усадил на стол. Так-то лучше, а то тянулась на цыпочках еле-еле. Он поцеловал ее в податливые, почти горячие губы. Получилось немного неуклюже, потому что волновался, думал, вспоминал их — семилетней давности. Себя — вне закона, ее — хорошего журналиста с активной гражданской позицией.

— Ты целоваться разучился, — прошептала Вера с улыбкой, оторвавшись от него на секунду.

— Практиковался мало, — так же тихо признался Серега и понял, что вляпался.

Ноябрь

Рома проснулся резко и без причины. В гостиной родительского дома было темно и холодно: ветер задувал в открытую форточку и колыхал легкие занавески. По коже пробежали мурашки. Шилов вздрогнул и уставился в невыключенный телевизор. Шли новости, значит, уже часов семь. Тощий паренек рассказывал что-то с таким воодушевлением, словно брал интервью у президента. Правая рука, в которой он сжимал микрофон, заметно подрагивала.

Кадр сменился. На первый план вышло искореженное, местами черное, а местами залитое пожарной пеной нечто. Роме понадобилось несколько секунд, чтобы предположить взрыв и угадать в этой железке машину, кажется, седан. Хотя не факт: кузов будто пропустили через мясорубку, а затем сунули в огонь. Колес не было, дверей и капота тоже — наверное, оторвало взрывной волной.

Шилов защелкал по каналам: он ненавидел взрывы.

Комедия — ему не до смеха. Драма — еще чего не хватало. Мультики — смотреть без сына скучно…

Да, надо бы позвонить. Или поздно уже сегодня? Нет, в Хельсинки тот же часовой пояс. Рома пошарил свободной рукой по обивке дивана. Смартфона нигде не было. Завалился куда-то. Он чертыхнулся и снова переключил канал.

Новости. Мелькнуло здание главка — и сразу знакомый просторный кабинет, Орехов во главе стола. Вид такой, будто вот-вот поведут на расстрел. Глаза грустные, собачьи, но речь ровная, серьезная, одним словом — начальник. Рядом с ним сидел репортер: рыжий, крепкий, в кожаной куртке, — и задавал вопросы, яростно, как вражеский пулемет. Шилов не сомневался, что в этом бою победит Дима.

Он выключил телевизор. Стало темно и тихо. Тревога пришла, как всегда, без предупреждения: пробралась в голову и распугала мысли. Рома глубоко вдохнул и нашарил рукой пачку сигарет на столике перед диваном. Но закурить не успел.

Сначала неуверенно, а затем в полную силу брякнул дверной звонок. Рука предательски дрогнула, незажженная сигарета выскользнула из пальцев. Шилов резко посмотрел в полумрак коридора, который плавно переходил в прихожую.

Кого там принесло? Соседи? Вряд ли, за несколько лет он их в глаза не видел. Джексон с Пашей предупредили бы. А киллеры — они не звонят, они действуют.

Звонок повторился. Рома неохотно подобрал со столика пистолет и пошел открывать. Он чувствовал себя затравленно. Знал, что выглядит нелепо. В глубине души даже был согласен с женой, которая неделю назад, выслушав по телефону его очередное «подождите еще немного» безнадежно заметила, что у него самая настоящая паранойя. Но вслух признаться в этом — в том, что его сломал прогнивший насквозь тридцатилетний генерал — Шилов не мог, язык не поворачивался.

— Рома, это я. Не вздумай меня убивать.

— Твою мать!

Рома чуть не шарахнул рукояткой пистолета по деревянной двери. Сдержался в последний момент. Замок и выключатель щелкнули почти одновременно. Свет резанул по глазам. Шилов распахнул дверь и негостеприимно уставился на Орехова.

— Тебя прямо и там и тут передают, — пробормотал он сквозь зубы, а Дима, слегка отряхнув пальто от ошметков мокрого снега, перешагнул порог.

— Очень дружелюбно, — сыронизировал он, кивнув на ствол.

Рома посторонился, пропуская его в дом, а Орехов посмотрел на него как на психбольного. Шилов сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:

— Какими судьбами?

— Да вот захотел убедиться, что ты в порядке и не лежишь тут с дыркой в башке.

— Позвонил бы.

— Я звонил, ты не отвечаешь, абонент не абонент…

Рома тихонько цокнул: сам же наглухо выключил телефон десять дней назад, когда положил на стол Димы заявление на отпуск.

— Забыл, — не стал юлить он. — Вырубил, достали все.

— А семья? Волноваться не будут? — Орехов сцепил руки за спиной и уставился в потолок, мол, простое любопытство. Но Шилов чувствовал, что он пришел не просто так, и объяснил:

— Ксения знает другой номер, доступный всегда. Дим, колись, зачем пришел?

Пока Орехов «созревал», Рома приметил, что по телевизору товарищ полковник выглядел посвежее, видимо, напудрили его перед съемкой. А сейчас истина вылезла наружу: пальто сидело как надо, выбрит чисто, причесан, но лицо бледноватое и глаза прочерчены лопнувшими сосудиками, под правым еще и билась одинокая синяя жилка. Несчастный вид, немногим лучше Шилова: взлохмаченного, обросшего, заброшенного.

— Тебя Калюжный искал, — сказал Дима.

— Зачем? — не понял Рома и вытаращил глаза в искреннем удивлении.

— Знаю только, что это как-то связано со взрывом…

Глаза увеличились пуще прежнего. Шилов попытался всем своим видом изобразить большущий вопросительный знак.

— М-да, ты, похоже, совсем не в курсе?.. — не поверил Орехов. — Хотя что это я, ты ж трубку выключил. В общем, на прошлой неделе на парковке рванула машина…

— Седан? — вдруг вырвалось у Ромы.

— О, не все потеряно, — просиял Дима.

— Только что по телеку видел. Но без подробностей, просто картинка.

— Взорвался какой-то военный. Сначала думали, теракт, чуть фээсбэшники не вмешались, потом разобрались, вроде личные разборки. Дело в военном отделе Следственного комитета. Убойный наш на подхвате. Может, погибший — знакомый генерала, я не уточнял. Сказал, что ты в отпуске, а он настоятельно попросил все-таки до тебя достучаться — он-то не смог. И вот я здесь.

Шилов кивнул. Калюжному снова нужна помощь. Как же не вовремя! А если отказать?

— Ром, я все понимаю, но отказывать как-то… недальновидно. Может обидеться, — словно прочитал его недосказанные мысли Орехов, и Рома снова кивнул.

Да, отказывать нельзя. Нужно хотя бы выслушать.

* * *

Рома был раздражен. Ему хотелось курить, но в полупустом мрачноватом кафе это не приветствовалось. Поэтому он отправил услужливую официантку за кофе и тоскливо уставился в окно. Оно, большое и забрызганное снежными разводами, выходило на парковку для гостей заведения. На приличной территории, в снежно-грязевой каше, печально зыркали выключенными фарами четыре автомобиля: внедорожник «тойота» Шилова и три почти одинаковые «бмв».

Серое небо плевалось снегом и дождем еще с ночи. До восьми утра Рома слушал, как дождевые капли вперемешку с тяжелыми снежинками барабанили по окнам, а затем поехал на оговоренную с вечера встречу с Калюжным там же, где и всегда: в маленьком кафе.

Генерал задерживался. Тревожная пустота царапала сердце. Шилов теребил в руках салфетку, ждал и неотрывно смотрел на свою машину. Но мысли его были далеки от кафе и парковки. Рома думал о разговоре с Калюжным. Обычно собранный, вчера он так и не смог внятно объяснить, что с ним приключилось. Вот раньше было: дочь пропала — надо найти; в убийстве обвинили — надо доказать обратное. А тут — взрыв, военный, фээсбэшник какой-то…

Наконец на парковку въехал черный «мерседес». Едва остановился — и сзади выбрался Калюжный: высокий, статный, серьезный, только почему-то в гражданке. Шилов скомкал салфетку и повертел головой: убедиться, что никто не будет «греть уши» — чертова мнительность! — и разогнать лишние мысли по углам. Вроде помогло, стало легче. Рома откинулся на спинку стула и на секунду прикрыл глаза. Кажется, секунда затянулась, потому что когда он их открыл, рядом уже стоял Калюжный.

Через десять минут Шилов понял, почему вечерний разговор показался ему мутным. Если прежде проблемы касались самого генерала, то теперь он был лишь звеном цепи — и эта роль давалась ему непросто. Он не знал деталей, не знал всех обстоятельств. А в центре событий был какой-то спецназовец.

Откажись, подсказал Роме здравый смысл, и он в кои-то веки готов был безропотно, без всяких «но» послушаться, пока Калюжный не сказал каким-то незнакомым, не генеральским тоном:

— В этом деле из меня рассказчик не очень. Но я тоже не слишком верю в его вину.

— Почему? — машинально спросил Рома.

У него плохо укладывалось в голове, как это — верить в невиновность человека, которого едва знаешь, когда все вроде бы против него. Вместо вразумительного ответа Калюжный как-то по-ребячески пожал плечами, а затем добавил:

— Я верю Пригову. А у него звериная интуиция.

Рома хотел сказать, что на одной только интуиции далеко не уедешь — сам он это понял лишь после болезненных жизненных уроков и странно, что аж два великовозрастных генерала до сих пор не в курсе, но вместо этого пробормотал:

— Из меня сейчас помощник так себе…

— Да бросьте, — уже жестче отмахнулся Калюжный. — Если не вмешаться, военный следователь его похоронит.

— Военный? — переспросил Шилов.

Ах да, Орехов ведь говорил что-то такое. Его передернуло: если с гражданскими он более-менее ладил, то от военных огребал по полной. Но ведь Калюжному не объяснить!

Генерал с несвойственной ему надеждой в усталых глазах посмотрел на Рому. Весь его вид словно спрашивал: беретесь? И Шилов, подавив вздох, сказал:

— Ладно. Когда и где я могу поговорить с Приговым, раз уж он знает больше вашего?

— Да прямо сейчас, — огорошил его Калюжный.

Пока Рома переваривал услышанное, он достал телефон, набрал номер и сказал лишь одно слово:

— Заходи!

Только острое чувство уважения к генералу заставило Шилова придержать язык и не ляпнуть пару ласковых о том, какого он мнения об их выходке.

* * *

Невысокий, узкоплечий, узколицый, седоватый, в черном пальто — генерала Пригова Рома представлял себе несколько иначе. Как минимум повыше да пошире. Однако в худенькой фигуре угадывалась военная выправка, а в глазах сверкала сталь.

Едва Пригов сел напротив, Рома почувствовал неловкость. То ли потому что Калюжный решил их оставить, сославшись на срочные дела, да еще так многозначительно переглянулся с генералом на прощание. То ли потому что Шилов вдруг понял, что понятия не имеет, с чего начать. Объяснения Калюжного разом слиплись в ком.

К столику подошла официантка. Пригов попросил кофе. Все это время он не сводил с Ромы глаз, и ему казалось, что его беззастенчиво сканировали, как робота: где тут поломка? справится ли? а может, ну его?

Так себе ощущение. Шилов не без труда скинул с плеч оцепенение и сказал:

— Давайте с самого начала.

— Давайте. — Пригов кивнул и чуть улыбнулся официантке, которая принесла кофе.

Рома немного расслабился. В первые секунды ему почудилось, что этот человек и улыбка — явления не пересекающиеся. Уж больно мрачен, больно закрыт, больно прям, будто шпагу проглотил.

Генерал пригубил кофе, а затем полез в карман пальто и вытащил пару снимков. Один оставил у себя, а второй пододвинул к Шилову, а затем зыркнул заинтересованно и выжидательно. Рома покосился на фотографию. Должно быть, тот самый спецназовец. В форме. Возраст — что-то между тридцатью пятью и сорока. Волосы темные, по-уставному короткие. Взгляд цепкий, умный. Лицо простоватое, но мужественное — и было в нем что-то располагающее.

Рома перевернул снимок, на обратной стороне звание, фамилия и инициалы: старший лейтенант Мыцик С.Я. Шилов снова вгляделся в лицо, чтобы запомнить, чтобы сложить первое впечатление, чтобы прикинуть, мог он убить или два генерала всполошились не зря?

Странно, вдруг подумалось Роме. Староват для старлея. Хотя это же спецназ — там сделать карьеру труднее, чем где бы то ни было. Или дело не только в специфике подразделения?.. Шилов глянул на Пригова и поймал себя на мысли, что забыл, как того звали. Владимир…

Соберись! Он ведь представлялся. А что в это время делал Рома? Он его не слушал. Он его рассматривал. Рука дрогнула. Нестерпимо захотелось треснуть по щеке.

Викторович. Да, точно. Владимир Викторович. Шилов кивнул на фото:

— Оставлю пока у себя?

— Конечно. Так вот, значит, — начал Пригов. — Сергей Мыцик мой подчиненный. Хочу, чтобы вы доказали его непричастность к гибели одного человека.

Рому удивил тон. Насколько он понял из сумбурных объяснений Калюжного, все факты против этого Мыцика. А Пригов выглядел и говорил так, словно все это чушь. Дурацкая ошибка.

— На парковке жилого дома взорвалась «хонда». Увы, с водителем за рулем. Им оказался Вадим Данилов. Майор, в прошлом спецназовец. — Генерал отдал вторую фотографию: с моложавым сероглазым блондином, — и продолжил сухим деловитым тоном: — Начали разбираться. Быстро вышли на Физика, то есть Мыцика. Это его позывной в спецназе…

— Почему?

— Кандидат физико-математических наук. Задержали его, потому что узнали об их конфликте незадолго до взрыва.

— Что за конфликт? — насторожился Рома.

— Это не относилось к службе, поэтому я не особо в курсе.

— Кстати, о службе, чем он занимался последнее время?

Пригов нервно передернул плечами, потер подбородок и сказал:

— Был в отпуске. А так — ничего из ряда вон. Он только недавно восстановился после ранения, поэтому ни в чем серьезном не участвовал. Все больше с молодняком возился. Так вот… — Генерал нахмурился, будто пытаясь вспомнить, о чем говорил. — Задержали Физика, пытались допросить, но…

— Что?

— Он молчит. Совсем. Не сказал ни слова. Не просил адвоката. Не пытался защититься или оправдаться. — Пригов растерянно развел руками и чуть не опрокинул пустую чашку.

— Странно, — пробормотал Шилов. — А как на него вышли?

— На парковке есть камеры, а на них похожий человек…

— Похожий?

— Рост, походка, штатная форма спецназа. Запись просмотрели эксперты. Абсолютной уверенности нет, но дают сходство около семидесяти процентов.

— Что-то еще? — спросил Рома.

— Когда человек, похожий на Физика, уходил с парковки, его вроде бы видели несколько человек.

— Лицо?

— Нет, — Пригов отмахнулся. — Просто высокого мужчину в военной форме. На голове черная шапка до самых глаз. Шел быстро, смотрел под ноги.

— Все?

— Я только сегодня узнал, что у Физика был обыск. В квартире нашли фотографии Данилова и его распорядок дня…

— Вроде как следил, — догадался Шилов. — А как вы вообще узнали о его задержании?

— Следователь пришел ко мне через пару дней после задержания, как только я вернулся из командировки. Ждал прямо у входа в Контртеррористический центр. Сказал, так, мол, и так, ставлю в известность, ваш боец у меня.

Рома уловил в голосе генерала неподдельное беспокойство. И, хотя лицо было словно под надежным замком, видимое хладнокровие таяло на глазах.

— Сейчас он на судебно-психиатрической экспертизе. В центре судебной психиатрии. А потом, похоже, его ждет изолятор, — пробормотал Пригов совсем уж убитым голосом.

Рома подумал, что ослышался, встрепенулся и переспросил:

— Где, простите?

— В дурке, — попроще объяснил Пригов. — Не понравилось следователю, что Физик ни слова не сказал. Решил перестраховаться, вдруг с головой беда, тогда его можно спихнуть врачам…

— А как вы считаете? — неожиданно жестко для самого себя поинтересовался Шилов. — Он нормальный? Может, и правда — того? Служба тяжелая, нагрузки, все такое…

— Я не верю. Да и психиатр предварительно заверил, что с головой все неплохо…

— Стоп.

Рома изумленно уставился в бледное, точно каменное лицо генерала.

— Насколько я знаю, во время проведения подобных экспертиз… — он замялся, не зная, как правильнее назвать Мыцика, — подозреваемому нельзя ни с кем контактировать, даже со следователем, только с врачом. А как вы?..

— Так он не контактировал, — раздраженно отозвался Пригов. — Я говорил не с ним, а с самим психиатром, он мой… — теперь, кажется, слегка стушевался генерал, — он мой отец.

Шилов вовремя прикусил язык, чтобы не присвистнуть от неожиданности. Да, был бы у него отец-психиатр, запихал бы давно полечиться — и прощай, паранойя. Хотя что это он? Ему и с отцом-геологом неплохо — и никаких «психических» разговоров.

Рома положил фотографии Мыцика и Данилова рядом. Из общего — только возраст да звезды на погонах, и то у одного маленькие, у другого большие. За время разговора с Приговым представления о Мыцике так и не сложилось. Как показалось Шилову, он с одинаковым успехом мог убить или просто попасть под раздачу. Чтобы сделать выводы глубже и серьезнее, Роме нужна была информация. Он как бы невзначай глянул на Пригова — расскажет или включит «старшего брата»? — и внезапно выхватил что-то боковым зрением. За стеклом. На парковке. Возле его внедорожника. Он резко повернул шею, словно его, как собаку, дернули за поводок. Но никого не увидел.

Показалось. Чертова паранойя.

— Вы боитесь…

Шилов посмотрел на Пригова. Во взгляде генерала отразилось что-то странное, и у Ромы по спине прошла волна холода. Ему почудилось, что вот-вот у того с языка сорвется фамилия спонсора всех его проблем: Никулин. Но услышал он лишь то ли вопрос, то ли презрительное утверждение:

— …кого-то.

И тут Шилов понял: Пригов знал о нем почти все. Именно это всеобъемлющее «все» и мелькнуло в карих, чуть прищуренных глазах. Все зигзаги биографии: попытки уйти на гражданку, двойное убийство, год в «Крестах», снятие обвинений, вечная борьба с «оборотнями», новая должность, всякое-разное и наконец война с Никулиным, которую он с позором проиграл.

За двадцать лет Рома вызубрил правила игры фээсбэшников, но так и не привык. От ощущения, что его точно вывернули наизнанку и рассмотрели под лупой, тошнило. А больше всего задевало, что Шилов не мог ответить тем же и хотя бы чуть-чуть отыграться. Что Пригов, что Мыцик — оба оставались под такой броней, какую не возьмет ни один таран.

Рома глубоко вдохнул и выдохнул. Посмотрел на парковку — да нет там никого и не было! — и, проигнорировав последние слова, спросил:

— Почему вы обратились ко мне? Я не вижу причин для паники. Дело может враз развалиться, если постараться. Доказательства против вашего Мыцика косвенные. Ну ругались они, может, даже были угрозы, но это еще не убийство. Ну засекла там кого-то камера. Ну нашли в квартире бумажки. Надо еще проверить, был ли обыск законным или так, наскоком, пока никто не прочухал…

— Так и проверьте! — воскликнул Пригов, и в его тоне забавно смешались генеральский приказ и отчаянная просьба.

Между ними едва ли не заискрилось нехорошее, тягостное напряжение. Тонкие губы генерала стали смахивать на ниточку, которая вот-вот оборвется. Шилов начал тихо звереть. Ему захотелось поскорее отделаться от всего этого, но что-то мешало просто встать, сказать «нет» и уйти.

— Я читал вашу биографию, — вдруг снова заговорил Пригов и хлебнул из невесть откуда взявшегося стакана. — Знаю про то, как вы убили двоих в ресторане несколько лет назад…

У Ромы сами по себе сжались кулаки. Он не любил вспоминать эту давным-давно заплесневевшую историю.

— И что? — спросил он, еле-еле выровняв голос.

— А то, что у Мыцика в загашнике тоже есть некрасивый эпизод, которой не хочется вспоминать. И не один. И я боюсь, что именно они похоронят его без всякого адекватного следствия. Мол, опять вляпался? Так начерта с ним возиться?

Кулаки ослабели и разжались. Пальцы закололо дрожью. Шилов приказал себе успокоиться и подумал, что лед, кажется, тронулся. Генерал, похоже, действительно хочет разобраться и не будет играть в молчанку. Уже неплохо.

— Рассказывайте.

— Еще до нашего знакомства, когда Мыцик служил в ГРУ, его обвинили в госизмене. Год в федеральном розыске. «Отмылся» просто каким-то чудом…

Рома кивнул. Ему вспомнилось, как Пашу Арнаутова как-то тоже чуть не подвели под монастырь, благо разобрались. История теперь вызывала лишь терпеливую улыбку, мол, ну погорячились, бывает, спецслужбы тоже иногда могут позволить себе облажаться. Однако по бесцветному голосу Пригова Шилов понял, что Мыцику не удалось соскочить легко и просто.

Так, а что там со второй историей? Генерал будто прочитал немой вопрос по глазам и сказал:

— Затем, уже позже, случилась провальная операция. Освобождали заложников, точнее — пытались. Был взрыв. Погибли люди.

— Из-за него? — нетвердым, надтреснутым голосом, кое-как проглотив колючий комок, спросил Рома.

Пригов ответил не сразу. Несколько долгих секунд молчал и смотрел на гладкую, шоколадно-коричневую поверхность стола. А Шилов все это время сидел весь взведенный, как пружина: тонкая, хлипкая — вот-вот лопнет.

Все-таки не любил он взрывы. Особенно последние полгода. А если уж совсем честно, уже лет пятнадцать.

— Косвенно из-за него, — наконец заговорил генерал. — А если по совести, из-за всех понемногу. Был дан приказ на штурм захваченного катера. На борту были трое заложников и преступники. Раненый Физик неудачно подстрелил одного из них. У того в руке была граната. Начался пожар. Итог печален. — Пригов немного помолчал. — Он просто выполнял приказ. А пуля, сами знаете, дура еще та.

Забывшись, Рома потянулся было в карман за сигаретами — но рука замерла на весу. Мелкая дрожь забила изнутри. Впечатление от услышанного вышло непонятное. Оправдать этого Физика казалось неправильным, но и обвинить язык не поворачивался. Обстоятельства! Если бы не они: приказ, ранение, граната… Да и у самого Шилова тоже хватало жертв его личных обстоятельств. Так чем он лучше?

— Что с ним стало? — спросил он.

— Дали два года колонии. Отсидел год. Потом переиграли, судимость сняли, — быстро и четко пояснил Пригов. — Но все эти данные есть в личном деле. Следователь наверняка уже видел их. Если увидит и суд, о беспристрастном судействе можно будет забыть. Поэтому я хочу, чтобы разобрались вы. Объективно.

— Вы уверены, что я буду объективен после всего услышанного? Чем я сейчас отличаюсь от этого следака? — Шилов умудрился выдавить ехидную полуулыбку.

— Уверен, — твердо заверил генерал; объяснять свой ответ не стал.

— Ну, хорошо, — чуть смешался Рома. — А что, если…

— Если Физик действительно убил?

Шилов молча кивнул. Пригов снова повременил с ответом. И ему вспомнилось дело Калюжного: подозрение в убийстве дочери друга, которая оказалась еще и его любовницей. Генерал твердил одно, но факты говорили другое, противоположное. Рому тогда качало как шлюпку в шторм, и он почти поверил в вину. Случайность — сущая ерундовина! — заставила Шилова в последний момент посмотреть на дело под другим, новым углом, и все встало на свои места. А чем обернется это негласное расследование?

— Тогда я, наверное, подам в отставку, раз ошибся в человеке, который столько лет был под самым носом, — не весело и серьезно ответил Пригов.

— Мне нужно досье на него. Хотя бы сжатое. Военную тайну оставьте себе. А мне надо понять, что он за человек, — попросил Рома после недолгого молчания.

Пригов слегка заторможенно кивнул. Шилов заметил, что от былой сосредоточенности почти ничего не осталось.

— Будет вам досье. И все что угодно. А на словах… Я в душу ему не лез, но так, чисто внешне, совершенно адекватный человек. Вне службы мухи не обидит. Женился недавно. Ну ведь глупо же это, из загса прямиком в тюрьму. Это какая ж причина должна быть? — то ли для себя, то ли для Ромы проговорил генерал.

— Разберемся. — Шилов снова посмотрел на свою машину за стеклом.

Она стояла на парковке в гордом одиночестве: бампером будто грязь месили, на лобовухе ошметки снега. А кругом ни души. Рому опять кольнула уснувшая было зыбким сном тревога. Внутри стало пусто и холодно. Он вздрогнул и почувствовал цепкий, профессиональный взгляд Пригова. Обернуться не успел, а тот сказал:

— Я не просто так прошу разобраться. Не приказываю. Буду должен. При любом исходе. Наверняка ведь есть какая-то проблема?

В вопросе Роме явно послышался подтекст — и проблема сама по себе нарисовалась перед глазами. Стылые, наглые глазищи. Ухмылка вседозволенности. Фальшиво заискивающий голос. Тонкая шея с острым кадыком. Форма, в которую его словно запихали насильно. Нелепые генеральские погоны на плечах. Ошибка природы. Вроде наказан, вроде ждет суда, вроде будет сидеть. Но он не должен сидеть. Он должен умереть. Медленно. Мучаясь.

Отвлекись, вдруг прорычал здравый смысл голосом злого, даже взбешенного Джексона. Вон, хотя бы на этого спецназовца!

Голова резко загудела болью. Шилов до скрежета стиснул челюсти, чтобы и Никулин, и Джексон убрались восвояси. И, надеясь, что его не перекосило как инсультника, посмотрел на генерала.

— Разберемся. Жду досье и контакты следователя, — сказал он, оставил на столе визитку и ушел без оглядки.

Июнь

В салоне старенького, года эдак две тысячи пятого, минивэна «мерседес» было тихо и сонно. Серега то пытался задремать, то смотрел в запыленное стекло, то представлял себе членов его временной группы. Чайка ласково и добродушно обозвал их «огрызками». У Сереги и мысли не возникло оскорбиться. Да и остальные — он предположил по недрогнувшим лицам — не обиделись.

Собственно, чему обижаться? Чайка не лукавил: в группе действительно оказались одни «огрызки»: кто был свободен для внезапной командировки и умел обращаться с взрывными устройствами.

Серега очередной раз подавил зевок и задумался о тех, с кем предстояло работать. Спешное знакомство состоялось на базе, пока ждали запаздывающий вертолет. Затем весь полет до Крыма Серега таращился на каждого — они отвечали ему тем же. Перекинуться даже парой фраз не получилось: вертолет дребезжал, от чего закладывало уши и тряслись ребра. Подремать, не теряя драгоценное время, тоже не вышло — из-за того же шума. Теперь Серегу навязчиво донимала усталость, но заснуть не получалось. Он надеялся, что по прибытии им дадут хоть пару часов на отдых.

Плечом к плечу с ним сидел Седой — Астанинский воспитанник, который в свои тридцать почти поседел: то ли нервная работенка помогла, то ли генетика не смешно пошутила. В отличие от других, маявшихся в зыбкой дреме, он безмятежно посапывал, чуть запрокинув голову и приоткрыв рот. Помельче Сереги, болтливый и с большими наивными глазами — Седой обманчиво выглядел безобидным простаком. Руки Седой скрестил на груди, но Серега уже знал, что его кисти и запястья изрезаны свежими неровными шрамами — именно из-за них Седой стал одним из «огрызков».

— Да стыдно признаться, — отмахнулся Седой еще на базе в ожидании вертолета, когда они вдвоем разговорились. — Вроде не первый год замужем, но… Короче, нарвался я на «подарок». Самоделка, сразу было видно. Ну чего делать? Взялся разминировать.

— И?.. — заинтересованно протянул тогда Серега.

— Муляж оказался. Но толковый — жуть.

— Так, а шрамы?

— Я ж рассказываю. Рвануть не рвануло. Но полыхнуло так, что еле отбрехался. И вот, — Седой продемонстрировал изуродованные руки ладонями вверх, будто хотел, чтобы ему погадали по линиям жизни. — Пока я раны зализывал, мои в Калининград рванули. Вернутся уже скоро, поэтому меня в курс дела вводить не стали. Думал, лафа, но вот я здесь.

За Серегой и Седым сидели двое новеньких, которых Пригов пригласил в КТЦ по убедительным рекомендациям приятелей. Они еще не затесались ни в одну из сформированных спецгрупп, поэтому и попали в список «огрызков». Еще на базе Серега заметил, что оба будто не в восторге друг от друга, как кошка с собакой. А затем вспомнил: один был выходцем из разведки, а другой — чекист. Конкуренты. Сам Серега, хоть и был из ГРУ, никогда не придавал этому значения, и затянувшаяся война ведомств его порой раздражала. Если следовать стереотипам, ему, выходит, Пригова с Мурой недолюбливать, что ли? Ну уж нет.

Серегин «собрат» оказался сапером и связистом в одном лице, и крайне незаметным типом. Все в нем было средним: рост, возраст, голос. Да даже цвет кожи: не бледная поганка и не «шоколадка» только что с курорта. Впрочем, именно таких брали в разведчики с большей охотой. А вот лицо и улыбка показались Сереге удивительно добрыми. Невольно он подумал, что у парня, должно быть, семья, детишки, собака и дача с грядками и качелями — у таких, как он, просто не может — не должно! — быть по-другому. И чего его в спецназ потянуло?

— А почему Физик? — спросил тот, когда они познакомились, и Серега, наверное, уже в трехсотый раз объяснил про свою любовь к точным наукам, а затем спросил сам:

— Сам-то кто?

— Волчок. Волков я. И никакой фантазии. Правда, одно время Аватаром звали.

— Фильм понравился? — усмехнулся Серега.

— Да нет! — добродушно отмахнулся тот. — В учебке еще было. Я там вляпался слегка. В краску. Синюю. По самые уши. Вот так и стал. Спасибо, что не Смурфик какой-нибудь!

— Кто?

— Да гном из мультика. С детьми смотрел как-то.

— А-а, — протянул Серега и про себя заметил, что с семьей и детишками, похоже, попал в точку.

На соседнем с Волчком сидении уместился конторский: худенький, белобрысый, с острыми чертами лица. Он был старлеем, но выглядел максимум лет на двадцать. Да и ростом вымахал не больше метра семидесяти. Увидев его вживую, а не на фото, Серега растерялся: кто это? заблудился, что ли? Затем пригляделся и все равно усомнился: ну какой это боец спецназа? Студентик какой-то! Остальные, кажется, были того же мнения и чуть не высказались вслух. Сдержались только из-за зрелого, внимательного, цепкого взгляда светло-серых глаз. А чуть насмешливой улыбкой парнишка и вовсе пригвоздил «старших» к месту. Чайка заметил неловкость в рядах подчиненных, несильно хлопнул белобрысого по плечу и представил:

— Единственный, кто среди нас ничего… почти ничего… не смыслит в взрывных устройствах. Разве что с совсем смешными справится.

— А зачем он нам? — спросил кто-то.

— А чтобы вас не перестреляли, — спокойно объяснил старлей.

— Снайпер он, — пояснил Чайка. — Позывной — Студент, — и поспешно добавил: — Прошу без шуточек.

Впрочем, никто шутить не собирался. И Серега подумал, что группа собралась — на очень поверхностный взгляд — вполне нормальная. Вертолет никак не прилетал, и он задумался, как же он сам умудрился стать «огрызком»? В какой момент вылетел из командной колеи?

Сперва расформировали «Смерч», и Бизон, Кот, а затем и Ума друг за другом осели в Мурманске. Серегу же закрутило в водовороте загранок, а там групповая работа — редкость, все больше в гордом одиночестве. Правда, пару раз компанию ему составила Мура. Так пролетели два года. Из очередной командировки из Прибалтики Серега вернулся один, Мурашову же придержали. Возражать ни она, ни он не стали — служба есть служба. Еще полмесяца Серега маялся в отпуске и не знал, чем себя занять. Сидел в четырех стенах, шатался по городу, слетал в Мурманск и поиграл у Кота на нервах, через слово вспоминая его драгоценную Муру. Под конец заглянул к родителям и помог с ремонтом.

А после отпуска в КТЦ его ждал сюрприз от Пригова, приятный или ужасный — Серега так и не понял. Ему доверили воспитание молодняка — и эта роль временами ему очень импонировала, а иногда доводила до бешенства. Конечно, основную специализацию никто не отменял — и о Сереге по-прежнему частенько вспоминали: приходилось и бомбы обезвреживать, и участвовать в захватах, и изображать из себя кого попало: от ученого до бизнесмена. По словам сотрудников КТЦ и самого Пригова, весьма успешно.

Мура тем временем вернулась и практически сразу рванула в Москву, как выразился генерал, «повышать квалификацию». А Серега стал с тяжелым сердцем — не особо-то он любил Кавказ и тот отвечал ему тем же — готовиться к отлету в Каспийск. А тут вот — Крым, взрывчатка, солнце и море.

И все вроде бы ничего. Просто очередная командировка. Только этот снайпер с мальчишеской внешностью засел в сердце острой занозой.

От воспоминаний о Студенте Серега слегка скривился и тут же порадовался, что никто этого не увидел: Седой дрых как сурок, командир сидел на переднем сидении и скрывался за кожаной спинкой. Что-то в новом знакомом не понравилось Сереге. Но что? Вроде вежливый, болтовней не донимал, пока ждали вертолет в Питере и минивэн на аэродроме на окраине Севастополя. Вроде морда смазливая, не противная — с такой ему бы в телевизор, а не в армию. Вроде хлюпик — откормить бы! — а нет, была в нем и сила, иначе до старлея не дослужился бы. Неужели все дело только в ехидной, а временами даже желчной ухмылке?

Думать об этом не хотелось. Серега опасался сделать поспешные выводы: он ведь совсем не знал этого Студента. Только зацепился за внешность. Нет, никуда это не годится! В попытке отвлечься он уставился на вид за стеклом и немного оторопел. Кажется, минут пятнадцать назад они тряслись по ухабам унылого и еще сонного в ранний час поселка, в котором не было ничего примечательного. И ни намека на море и солнце под боком. А теперь гнали по относительно ровной трассе, со всех сторон зеленел лес, тянулись к небу сосны, наконец, пусть и неуверенно, в стекло постучались утренние солнечные лучи.

Серега чуть взбодрился и прикинул, сколько им еще ехать. На аэродроме Чайка объяснил, что расположатся они на учебной базе одного из севастопольских военных училищ. База в лесу — в окружении маленьких поселков. Сейчас она пустовала: курсанты только-только разъехались на каникулы. Изначально прибыть туда рассчитывали ранним утром, часа в четыре. Но из-за задержки вертолета в Питере сроки чуть сдвинулись.

Серега подавил зевок и вытащил смартфон из нагрудного кармана. Было почти семь утра. Обычно в это время Серега завтракал. Вдруг как по команде заурчал желудок. Серега тихо чертыхнулся и прикрыл глаза, приказав себе немедленно заснуть, даже если через шестьдесят секунд его разбудят по тревоге.

Через три минуты он провалился в сон.

* * *

— Нормально, — заключил Седой, таращась по сторонам.

— Угу, — пробормотал Серега.

Только что вся группа вылезла из минивэна, который привез их прямиком на территорию учебной базы. Напротив «мерседеса» расположился КПП: две небольшие кирпичные будки, а между ними широкие серые ворота — с виду, подозрительно хлипкие. В сторонке, видимо, чтобы не загораживать проезд, стояли «газель» без тента и микроавтобус «фольксваген». Слева и справа тянулся высокий бетонный забор. Из-за него выглядывали тощие сосны. Под ногами серел асфальт в мелких трещинках. От КПП расходились три пути: по прямой, влево и вправо. Впереди виднелись побеленные поребрики и что-то вроде деревянных летних домиков. Слева вдалеке тянулось длинное здание, которое могло быть и столовой, и пристанищем командования, и спортзалом, и чем угодно еще.

Пока группа вглядывалась и раздумывала, куда идти дальше, к Чайке подошел загорелый коренастый капитан с короткой шеей и по-азиатски прищуренными глазами, едва уловимым движением отдал честь, и они обменялись рукопожатиями.

— Капитан Кораблев, — представился он для всех и повел по территории базы.

По пути он хмурился, молчал и, кажется, не собирался проводить экскурсию. Впрочем, Сереге было все равно. Он не сомневался, что большую часть времени ему, как и всей группе, придется шататься по лесу. Поэтому покажите, пожалуйста, куда можно рухнуть на передых да где помыться — остальное без надобности. Одно радовало: они попали не в отсыревший лагерь с прохудившимися палатками — бывало и такое! — где ни связи, ни удобств, а в цивилизованное место. Стало быть, возможно, получится иногда — если командировка затянется — связываться с Верой.

По обе стороны широкой дороги стояли небольшие одноэтажные деревянные казармы. Они мало походили на армейские: скучные и унылые. Сереге они напомнили треугольные домишки с большими окнами, какие были в детском лагере, куда он попал лет в одиннадцать-двенадцать.

— Прошу. — Капитан остановился возле одной из казарм и махнул рукой, мол, заходите.

Внутри домик оказался достаточно просторным и тоже мало походил на классическую казарму, какую помнил Серега. Стены обшиты вагонкой, пол выкрашен в светло-коричневый — и судя по едва уловимому запаху, недавно. В два ряда стояли железные койки — по пять штук. А между ними проход.

— Располагайтесь пока, — велел Чайка, бросил спортивную сумку на ближайшую ко входу кровать и вышел с капитаном.

— Нормально, — повторил Седой и растянулся на одной из кроватей, та под ним даже не скрипнула.

Серега занял соседнюю с ним койку, задвинул спортивную сумку, которую замучился уже держать в руке, под кровать и еще раз огляделся. Ему вроде бы все нравилось. Рассчитывал он на гораздо менее приятные условия. А тут тебе и кровать не скрипучая, и пара окон, и пол чистый, и лампочки горят. Но что-то мешало расслабиться. Опять Студент?.. Серега покосился на него. Тот возился возле одной из коек и с любопытством рассматривал прикроватную тумбочку. Да нет, тоже тихо-мирно обживался — и никакой ухмылки. Тогда что?

Машинально Серега потянулся в карман за телефоном. Было почти восемь. Внезапно мелькнула в общем-то несвойственная ему мысль: а может, позвонить?..

— Есть охота, — протянул Седой над ухом. — А я не взял ничего. Только жвачку. Ну и рыльно-мыльное, труселя, все такое…

Серега рассеянно кивнул. В его сумке тоже не было ничего съестного, а до поедания зубной пасты он еще ни разу за годы службы не докатился. Не хотел бы и теперь. А ведь Вера предлагала положить хоть что-то, когда он отказался перекусить перед отлетом. Серега лишь умилился и не стал объяснять ни про сухой паек, который, по-хорошему, раздадут только тут, на месте, ни про то, что летать он предпочитал с пустым желудком.

Он ушел от нее вечером, когда времени на сборы осталось совсем впритык. Ворвался в свою спартанскую служебную берлогу вихрем, сгреб в сумку зубную щетку, пасту, бритву, кое-что из одежды, зарядник для телефона, компактную походную аптечку, немного денег — ну, а вдруг? Вроде бы ничего особенного не взял, а руку сумка все равно оттягивала. Затем был скоростной душ и дорога до базы. Муторное ожидание, новые знакомства, полет, минивэн…

Серега опять почувствовал волну сонливости и быстро-быстро потер лицо ладонью. Глянул на Седого — он уже успел задремать. Серега последовал его примеру и прилег, хотя знал, что по уставу это не очень-то приветствовалось. Но…

Но им же сказали — располагайтесь!

В руке по-прежнему лежал телефон — и пальцы покалывало от желания набрать выученный назубок за считанные секунды номер. Вспомнился такой неоднозначный утренний разговор.

* * *

Они сидели на кухне и пили кофе. Серега мыслями, как бы ему ни хотелось, уже был одной ногой в Крыму. Вера выглядела совсем не так, как вечером. То ли растерянно, то ли встревоженно. Она не сводила глаз с его голого плеча, и Серега, перехватив ее взгляд, поначалу испугался: увидела шрамы? Надо было футболку надеть! Но потом понял: дело в чем-то другом. Неужели…

Неужели она пожалела о своем предложении?

Однако Серега тут же жестко отдернул себя. Какая сейчас разница? Через несколько часов вертолет унесет его в Севастополь — а там думай-не думай, гадай-не гадай, все без толку. Вот вернется…

Если вернется, мигом поправил внутренний голос. И если она его дождется.

Если вернется, тогда спросит, не передумала ли. И почему все-таки позвала жениться. Должна же быть причина — хотя бы плевая, смешная, идиотская. На спор, фиктивный брак, родственники замучили с расспросами, ради работы, ради… А кстати…

Серега словно кипятком ошпарился и вытаращился на Веру как на инопланетянку. Он ни разу толком не спросил, где она работала. А она сказала туманно: по-прежнему в журналистике. По телевизору он видел ее лишь раз, даже слушать не стал, переключил. Журналы он не читал. Может, она журналист-международник?.. Тогда это очень плохо. Это крест на их едва реанимированных отношениях.

— Ты в порядке? — вдруг спросила Вера, и Серега догадался, что его, похоже, нехило перекосило.

— Все нормально, — сказал он. — Просто небольшой мандраж.

Зря он это сказал.

— Там… опасно? — прошептала Вера.

— Нет, — твердо заверил Серега. — Море, солнце, пляжи, люди хорошие…

Ночью он хотел сказать о многом, потому что считал неправильным, нечестным уехать вот так, без объяснений, совсем не раскрывая себя. Не службу, а именно себя: как он жил, в какие неприятности влипал, как никогда не забывал ее, хотя воспоминания давались очень болезненно. Серега никогда не прокручивал в голове все их злоключения, не пытался воссоздать их разговоры. Только держал Верин образ в укромном уголке, доставал совсем-совсем редко, любовался, смаковал. И снова убирал, как сокровище, о котором никому нельзя говорить.

Хотел сказать о многом, а смог лишь о командировке. И то приврал, мол, солдатики из части удрали, местные просят помочь. Вера будто бы поверила. Только заметно поникла, и Серега ощутил тяжелый кулак совести.

Ну, а что он мог сделать? Пойти к Пригову и с порога заявить, что он случайно встретил девушку — единственную, кто однажды поверил в то, что никакой он не предатель, и плевать он теперь хотел на Грека, Крым, взрывчатку, и пошло оно все лесом? В лучшем случае после такой тирады генерал позвонит в дурдом, а в худшем… выхватит со стены нож собственного изобретения и… Сереге не поздоровится.

— А звонить тебе можно будет? — как-то по-детски поинтересовалась Вера чуть погодя и отодвинула от себя опустевшую чашку.

— Не знаю.

— А это надолго?

— Не знаю.

На пару секунд тревогу во взгляде Веры сменили удивление и немой вопрос: издеваешься? Серега лишь виновато пожал плечами — служба. И тут же вспомнил, как давным-давно долго, нудно и тяжело вдалбливал родителям, что «не знаю» в его случае — норма. Отец сдался первым, поцокал, нахмурил серебристые брови и махнул рукой, мол, не маленький, не переделать уже. Мать продержалась подольше и так жалостливо протестовала, что каждый раз после разговора с ней Серега чувствовал себя сухарем, скотом и неблагодарным сыном. Но в итоге оба смирились с вечной неопределенностью и пообещали не требовать того, чего дать и гарантировать Серега не мог.

Пока он размышлял о родителях, к Вере вернулся встревоженный вид — и он донельзя напрягал Серегу. Что же у нее в голове-то? После вчерашнего — такого свойственного для Веры! — фортеля ожидать можно было что угодно.

— А проводить тебя можно? Куда, кстати? В аэропорт?

Аэропорт.

В голову занозой снова ввинтилась недомысль о профессии Веры. Если она и правда международник — даже в пределах СНГ! — то…

Нет, до конца командировки Серега ни в жизнь не дотерпит! Надо узнать сейчас, а взамен честно ответить на любой ее вопрос…

— Вер, а где ты работаешь? Я понял, что в журналистике, а конкретнее?..

— А ты конкретнее расскажешь? — парировала Вера.

…на любой вопрос о себе, но не службе. Военная тайна, чтоб ее! И так ведь рассказал вечером и ночью между делом: спецназ, террористы всякие иногда и совсем редко маленькие, несерьезные взрывные устройства.

Серега многозначительно зыркнул на нее, мол, я уже раскололся, и она отмахнулась, а затем аккуратненько почесала веснушчатый нос. Время тянет, раздумывает, догадался Серега, и эта коротенькая пауза неприятно уколола.

— Я работаю на телевидении. На петербургском канале, — наконец сказала Вера, и Серега собрался облегченно выдохнуть, но она добавила: — пока.

Серега был догадливым и понял, это «пока» не означало, что Вера разочаровалась в профессии и захотела уйти в совершенно новую сферу. Нет, это означало, что в ней кипели амбиции, и она рвалась выше — еще и еще. В Москву, например.

Тогда это немногим лучше журналиста-международника.

Или Серега все-таки ошибся и, как всегда, все усложнил?

Вера ведь понимала, когда огорошила его своим «женись», что он все такой же боец, каким был несколько лет назад. А это значило, что жизнь полна жирных и суровых ограничений. Он же в форме был, когда из машины выскочил, вытаскивать ее из лужи. Не подался в бизнес, не трясся за шкуру какого-нибудь олигарха или губернатора в роли личного телохранителя, не просиживал штаны в службе безопасности жутко дорого и успешного банка. Да он даже в звании не преуспел. Как был старлеем, так и остался. А рассказывать, почему так произошло, Сереге неожиданно резко расхотелось.

Вера вдруг спросила:

— Ты никогда не думал уйти из спецназа?

Серега обязательно опешил бы, если мог. Но этот вопрос частенько звучал у него в голове. Гражданские профессии, в которых многие его боевые товарищи нашли приют, вовсе не были ему противны. И порой — то валяясь в госпитале с простреленным плечом, то чувствуя вечно неспокойный взгляд матери в их редкие встречи, то поднимая молчаливый третий тост, он задумывался. Что его держало в спецназе? Бывало, Серега даже порывался уйти по собственному, но затем уговаривал себя: вот закончится контракт — не станет продлевать.

И всякий раз планы шли наперекосяк. Раньше его худо-бедно сдерживал «Смерч» и, наверное, больше всего Кот с Мурой. Первый фантастической способностью калечиться на ровном месте — Сереге хоть иногда удавалось уберечь его от очередного шрама. Интересно, как он до сих пор не умер в Мурманске? Звонил и даже приезжал как по расписанию! Удивительно! Ах да, там ведь Бизон и Багира — уж они-то приглядят.

Вторая… Чем цепляла Женя — до конца Серега так и не понял. Тем, что девушка? Тем, что симпатичная? Тем, что невинные голубые глазенки и длинные ресницы гармонично уживались с бойким нравом? Пожалуй, нет, ему просто казалось, что, если он не будет рядом, в ней что-то сломается, как в игрушечном солдатике.

И только это странное ощущение скрытного покровительства отступило, только Кот и Мура наконец — более-менее — научились выживать, только Серега в очередной раз задумался об уходе!.. И Пригов вручил ему Евсея и еще нескольких юнцов — разве что ярким бантом не повязал для торжественности. Пацаны глядели на Серегу как на Терминатора, и у него не хватило духу отказаться.

Поэтому не ушел. Хотя иногда очень хотелось. Может, после Крыма стоит попробовать еще раз?

— Да как-то не до того было, — пробормотал Серега сдавленно.

* * *

— Физик! Фи-зик! Фи-и-и-зик!

Шрамированная пятерня сильно сжала Серегино левое плечо, и только после этого, глухо охнув, он будто бы опомнился. Над ним возвышался Седой и озадаченно чесал затылок.

— Ну ты, Серег, даешь. Я тебя зову-зову на все лады, а ты, — протянул он удивленно и укоризненно. — И не спал вроде, лежал, зенки вытаращив. Ты чего?

— Ничего, задумался, — буркнул Серега и торопливо встал с кровати. — Чего хотел?

— Так это… — Седой указал пальцем на распахнутую дверь. — Вызывают. Конкурирующие фирмы ушли только что. Пойдем догонять?

Серега кивнул и хмыкнул: надо же было так глубоко задуматься.

Студента и Волчка они нагнали на полпути к двухэтажной коробке из желтого кирпича, которая выполняла роль штаба. Возле входа неприкаянно, сложив руки за спиной, как арестованный, шатался человек в форме цвета «зеленки» и с майорскими звездами: сухое худощавое лицо, светлые волосы, осунувшиеся плечи. Он мазнул по ним серыми стылыми глазами и чуть махнул головой в сторону двери, мол, проходите. Все четверо привычным жестом отдали честь, благо кепки не забыли, и скрылись внутри здания.

Через две минуты вся компания поднялась по угловой лестнице на второй этаж, и Студент с важным видом постучал маленьким кулаком в тяжелую деревянную дверь. Серега вдруг вспомнил, что такая — толстая, на пружине — стояла на входе в его школе, и класса до седьмого открыть ее было чертовски трудно.

За дверью скрывался небольшой кабинет, который, по большому счету, не отличался от десятка подобных, что Серега успел повидать за годы службы. Серый, невзрачный, с казенной мебелью: длинным столом да десятком стульев. Окон нет, а на стене, на самом видном месте, фотография президента в тонкой коричневой рамке.

Посчитав, сколько в кабинете стульев, Серега предположил, что, должно быть, тут настоящий проходной двор. Правда, сейчас за столом сидели лишь трое. Во главе, в черном кресле на колесиках, — полковник лет шестидесяти: с сединой в кучерявых волосах, широким, толстым носом и тяжелым взглядом из-под густых седоватых бровей. Поближе к нему расселся чернявый и очень загорелый лейтенант. Он легко годился полковнику в сыновья. И, глядя на его расслабленную долговязую тушку, Серега подумал, что между ними точно было что-то родственное. Иначе бы он не сидел как дома перед телевизором. Вот только лихорадочно «бегающий» взгляд никак не вязался с вальяжным видом. Третьим был Алексей Чайка, он сидел почти у самой двери, будто боялся, что полковник его покусает, и выглядел подозрительно хмурым. Молчаливый капитан Кораблев исчез.

Серега вдруг почувствовал, что, пока группа обживалась, произошло что-то нехорошее.

Ноябрь

Рома поставил машину поближе ко входу в главк и выбрался из салона. Лицо обдало холодным ветром, и гнев, который вот уже минут десять играл с нервными клетками, как с кубиками, чуть поутих.

Причиной гнева стал следователь. Мирного разговора с ним не вышло. Бойкий голос на том конце попросил не мешать следствию и добавил как бы невзначай, мол, вы же в отпуске, товарищ подполковник. В ответ Шилов лишь тихо рыкнул. Формально, конечно, следователь имел полное право послать его в далекие дали, но… было неприятно. Тогда Рома решил зайти с другой стороны — менее информированной, но тем не менее, и поехал в главк.

Паркуясь, он мельком оценил обстановку, хотя здравый смысл нашептывал, что уж где-где, а перед носом у коллег его мочить точно не будут. Это же глупо и нелогично.

Беда была в том, что все попытки Никулина прикончить Рому не поддавались логике: ни гранатометчик с РПГ во дворе дома, ни автоматчик в машине на светофоре. Поэтому третью попытку — Шилов не сомневался в ней — стоило ожидать где и когда угодно.

В коридорах первого и второго этажа Роме не попался никто, кто мог пристать с глупыми расспросами. Один молодняк — все на одно лицо, и, кажется, кто-то из дознания. И он спокойно добрался до кабинета начальника убойного отдела подполковника Казакова. Но дверь оказалась наглухо заперта. И это среди бела дня? Шилов удивленно хмыкнул и решил заглянуть к подчиненным Казакова, может, он там? Но в оперской прокуренной берлоге сидел один Климов и что-то увлеченно печатал на компьютере.

— Здорово, — по-прежнему удивленно протянул Рома. — Где Казаков?

— Здрасьте, — рассеянно отозвался Олег, вскочил со стула и промычал: — Эээ… А, да, вы же не в курсе.

— В курсе чего?

— В больнице он. С утра сегодня с аппендицитом увезли прямо из кабинета.

— Чего?.. — не поверил Шилов.

Климов виновато вытаращил на него карие глаза, будто был причастен к случившемуся.

— А Паша где? — быстро сориентировался Рома.

— В шоке, — пробормотал Олег и тут же объяснился: — Ну, он же его зам. Теперь ему вместо Ильи Николаича в Москву ехать, там совещание какое-то вроде. В общем, нет его. Орехов лично командировку подписал, вы ж в отпуске…

К такому повороту Шилов оказался не готов. Ладно Казаков — он человек новый, но Паша — на него Рома очень рассчитывал. Ну не Джексона же привлекать с его-то головой! Хотя помощник очень нужен…

— Что у вас по взрыву на парковке? — Пересилив себя, Рома перешел на рабочие рельсы. — Говорят, обыск был у подозреваемого и нашли что-то…

— Да, — изумленно протянул Климов. — А вы откуда?.. — он не закончил и просто выдал ему пару бумаг со своего заваленного под завязку стола. — Нашли записи всякие по поводу погибшего, ну, где работал, во сколько выходил из дома, когда возвращался, где машину ставил, где обедал — и все такое.

— Что-то еще? Записи с камер?

— Да. Но он засветился только на одной камере. В компьютере у меня, смотреть будете?

— Отправь мне. Посмотрю у себя.

— Понял. Пять минут.

* * *

Черно-белые кадры сменялись неохотно. Видимость из-за дождя со снегом была так себе. На парковке многоэтажки ничего не происходило. Разве что дважды в зону видимости камеры попала дворняжка и с разницей в четыре минуты уехали две иномарки. Прошло еще семь скучных минут, прежде чем появился человек: в военной форме и черной шапке, движения уверенные, одна рука в кармане, другая, обтянутая черной перчаткой, сжимала ручку спортивной сумки.

Шилов машинально засек время: 13:27.

Он без оглядки подошел к «хонде» и присел на корточки возле переднего колеса. Секунда — и Роме показалось, что он уловил движение. Должно быть, человек быстро, за долю секунды, вытащил взрывное устройство из сумки. Еще три секунды — и он нагнулся, практически припал к холодному асфальту. Одна секунда, две, три, четыре, пять… Человек двигался, елозил руками, будто пытался достать что-то из-под машины. Шилов понял: прикреплял к днищу свою «игрушку», но… И что с того? Лица не видно, да и фигура: высокий, с широким шагом, в форме — кого искать-то и как доказывать? Наконец человек замер, подхватил сумку, поднялся в полный рост, отошел на пару шагов.

Рома снова посмотрел на время: все те же 13:27.

Одна секунда, две, три. Человек стоял и словно любовался своей работой — и ничуть не торопился. Лишь на пятой секунде он отвернулся от машины и зашагал прочь: уверенно, быстро, но без суеты.

Шилов едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Да у взрывника железные нервы!

Он просмотрел запись еще несколько раз, но безрезультатно: лицо не мелькнуло ни разу, даже вскользь. Только черная шапка, черные перчатки, черные берцы, камуфляж. Однако ведь эксперты дали заключение — похож: рост его, походка точь-в-точь, фигура.

Рома вдруг спохватился, что ему, собственно, не с чем сравнить. У него была лишь одна фотография Мыцика, не в полный рост. А генерал пока ничего не прислал — разве что номерок несговорчивого следователя. Для верности нужны и фотографии, и видеозаписи: с тренировок, с награждений — да с чего угодно, хоть со свадьбы! И контакты жены тоже.

Но Пригов молчал, хотя с утренней встречи прошло часа четыре.

Шилов достал телефон и повертел в руках: позвонить и поторопить? Думал он с минуту, но номер так и не набрал. Вместо этого достал пачку сигарет, выцепил одну, покрутил в пальцах и, не закуривая, отложил на край стола. Дурная привычка вернулась к нему в августе, после второго покушения.

Спину заколол озноб. Рома пожалел, что снял пальто, чувствовал же, что в кабинете прохладно. Как всегда внезапно нахлынуло вязкое беспокойство. И никакой здравый смысл со своим извечным «да не сунутся сюда киллеры» не мог его придушить. Чтобы хоть как-то отвлечься, Шилов все-таки закурил, пододвинул к себе стеклянную пепельницу и опять принялся смотреть видеозапись — вновь и вновь.

На шестом или седьмом повторе взрывник превратился в одноглазого вертлявого уродца в бомжовских лохмотьях. А место «хонды» заняла шиловская ярко-красная «альфа ромео» из прошлой, невообразимо далекой жизни. Рома вздрогнул, проморгался и с треском захлопнул ноутбук, пока ему не померещился взорвавшийся в ней Серега Соловьев.

В эту же секунду на столе чирикнул смартфон, оповещая о новом письме. А Шилова словно изнутри ударило током, но не из-за телефона. Он уставился перед собой и воскликнул:

— Джексон! Ты как вошел?!

— Так это… Открыто было, — как ни в чем не бывало отозвался тот, сидя за столом, и ухмыльнулся: его добродушная улыбка сильно контрастировала с двухметровым ростом, широкими плечами и здоровенными ручищами.

Рома лишь закатил глаза: мог бы и не спрашивать.

— И давно ты тут сидишь?

— Минуты две. — Женя стряхнул с рукавов черной куртки чудом не растаявшие еще снежинки. — Ты просто с таким видом что-то там смотрел, — он ткнул пальцем в ноутбук, — что мне стало неловко тебя отвлекать.

— Что ты тут вообще делаешь?

— К тебе пришел.

— Зачем?

— Убедиться, что ты в порядке. Ну и не собираешься ли прибить Олега.

Тон у Джексона был такой легкомысленный и искренний, что Шилов даже рассердиться на него не мог ни за внезапный визит, ни за Климова…

Стоп! А почему это он должен прибить его?

Рома вопросительно зыркнул на Женю, мол, что ты несешь? А затем выковырял из початой пачки перед собой еще одну сигарету.

— Мне позвонил Олег и сказал, что ты непонятно зачем приперся на работу и с жуткой рожей потребовал у него все, что есть, по какому-то взрыву. Я не вникал. А я-то знаю, что ты в отпуске. Другой вопрос, почему ты тут, а не в Финке?

Шилов проигнорировал последний вопрос.

— Хочешь сказать, ты за… — он прикинул, как давно был у Климова, — за полчаса добрался сюда из Гатчины?

— Не, я же не совсем Бэтмен. Я тут недалеко был, в поликлинике…

— Где?! — Рома чуть не поперхнулся только что зажженной сигаретой. — Где ты и где поликлиники?

— Ну, это раньше было. А сейчас я старый-больной Джексон, — иронично-жалобно протянул Женя.

— А в Гатчине, значит, поликлиник нет?

— Есть. Но я же здешний по прописке.

Шилов понял, что пора менять тему, и удивленно спросил:

— А почему это у меня рожа жуткая по мнению Климова?..

— А какая? Давно себя в зеркале видел? Кстати, о роже…

Джексон полез во внутренний карман куртки, а Рома рассеянно провел ладонью по подбородку и ощутимо укололся. Ну да, побриться не мешало бы. И подстричься. И глаза, наверное, красноваты, так не спалось ведь! И Никулин этот в печенках…

— Ты чего позапрошлой ночью делал? — по-прежнему роясь ручищей в кармане, вдруг спросил Женя.

— Чего-чего, спал, — ответил Шилов и не понял, к чему это все. — А что?

— Да вот, — Джексон шлепнул на стол немного помятую бумагу: черно-белый фоторобот какого-то типа. — Там ювелирку грабанули недалеко от бильярда, а подозреваемый вылитый ты.

Рома мельком глянул на фоторобот и тут же уставился на Женю: пьяный он, что ли? Но Джексон был трезв как стеклышко и сделал морду кирпичом. Издевается, понял Шилов и пододвинул фоторобот поближе. С него смотрел мужик непонятного возраста: хоть сорок, хоть семьдесят. Ну и в каком месте похож? Нос слишком длинный, подбородок квадратный, глаза огромные и круглые, лоб на пол лица, волосы торчат во все стороны — урод какой-то.

— Во-первых, ничего общего, — поучительным тоном начал Рома. — Во-вторых, я в бильярде был последний раз весной. В-третьих, можешь передать Климову, что он меня неправильно понял. Я не собираюсь его трогать.

Женя остался сидеть на месте. А Рома вновь взялся за ноутбук, открыл и невидящим взглядом уставился в экран. Смотреть запись еще раз не хотелось, да и какой смысл? Перейти к записи с взрывом? А толку-то…

— Тебе там вроде что-то пришло, — напомнил Джексон и кивнул на смартфон.

Шилов тут же схватился за телефон. Оказалось, что это Пригов. Наконец-то прислал на почту что-то вроде досье на Мыцика. Что же, оперативно! Следующие пять минут он тыкал в дисплей смартфона и, кажется, напрочь забыл о Жене. Но тот не обиделся. Покачивался на стуле и смотрел по сторонам. Но все-таки вскоре не выдержал:

— Так я не понял, какого хрена ты на работе?

— Попросили, — весь в своих мыслях пробормотал Рома.

— Кто и что?

— Два генерала.

На несколько секунд Джексон сделал изумленное лицо, но затем снова натянул маску невозмутимого спокойствия и потребовал:

— Хочу подробностей!

Шилов оторвался от смартфона и задумался. С одной стороны, помощник в этом деле ох как нужен и, похоже, единственный вариант сидел перед ним. С другой, Женя на пенсии и не по собственному желанию, а по диагнозу, который черт знает, как выстрелит…

Он перехватил щенячий взгляд Джексона. От нахлынувшего напряжения машинально сжал смартфон в руке. Рискованно, очень рискованно. Будь он не в отпуске, точно сказал бы нет. А тут…

Щенячий взгляд плавно превратился в кошачий, жалостливый, трогательный, как у кота в сапогах из мультика, который Рома урывками смотрел то ли с дочерью, то ли с сыном.

Но ведь Шилов не справится в одиночку. Он никогда не действовал совсем один. Всегда были хотя бы советчики. А просто что-то посоветовать, посмотреть свежим взглядом, увидеть то, что от Ромы ускальзывало — это же не опасно!..

— Смотри, — он резко развернул к Джексону ноутбук.

— М-да, везет тебе на взрывы, — отозвался тот, когда досмотрел. — Ну и кто это?

— Следователь считает, что это Сергей Мыцик. Офицер спецназа, подрывник. Взорвал другого военного из-за какого-то туманного конфликта. — Шилов вернул себе ноутбук и вошел в почту.

— Автомат не поделили? — хмыкнул Джексон. — А ты как считаешь? Кто он тебе? Че-то не помню среди твоих знакомых спецназовцев-подрывников, — скептически произнес он и как-то сразу помрачнел, видимо, не только у Ромы запись сковырнула старую рану.

— Да я его знать не знаю. Ко мне обратился Калюжный, свел меня с начальником этого Мыцика. Ну, а тот уже попросил разобраться, точнее доказать, что Мыцик ничего и никого не взрывал. У самого, видимо, хладнокровия не хватает, свой все-таки.

По лицу Жени Рома понял, что друг слегка запутался, впрочем, у него самого после встречи с Приговым в голове случился маленький бардак, и он еле-еле разложил все по полочкам. Шилов глубоко вдохнул, закурил очередную сигарету под бубнеж Джексона («Докуришься до рака легких!») и рассказал ему все в общих чертах: про встречу с генералами, про Пригова и его крайне неоднозначного подчиненного. А в конце добавил:

— Он говорил уверенно. Вдруг не ошибся — и этот Мыцик действительно не виноват? Тогда я докажу это и сделаю Пригова должным.

— Угу, и попросишь фээсбэшного генерала проникнуть в фээсбэшный изолятор и лично воткнуть вилку в глаз нашего драгоценного Никулина. Нормальный план.

— Да хоть бы и так! — рявкнул Рома и остервенело затушил сигарету в пепельнице, едва не обжигая задрожавшие пальцы.

Пару минут оба молчали. Только тихо-тихо работал ноутбук. Джексон ожил первый.

— Ладно, извини, — неуклюже буркнул он и развернул к себе ноутбук. — Чего тут есть на этого Мыцика? И где он вообще? В «Крестах» твоих любимых?

— На психиатрической экспертизе в психушке…

— Он еще и псих?

— Нет, наверное. Он после задержания молчит.

— Виноват, наверное, вот и молчит. Я бы тоже молчал. И сколько ему там сидеть?

Шилов пожал плечами. За годы службы он почти не сталкивался с психиатрическими экспертизами. Но от знакомых следователей знал примерные, довольно растяжимые сроки: от пары дней до месяца с последующим — при необходимости — продлением. Так что сидеть Мыцик мог сколько угодно. Лишь бы следователь что-нибудь не учудил.

— Так ты его видел? — спросил Женя.

— Нет. Я только что в дело включился.

— С чего думаешь начать?

— Не знаю. По-хорошему надо бы его все-таки увидеть, поговорить. Может, развяжется язык. И про погибшего узнать. Про конфликт их. И по родственникам пройтись, у него жена и родители.

Джексон кивнул:

— Так, раз дело в убойном, Климов и этот… второй…

— Алмазов.

— Да, они ж, наверное, что-то сделали. Не пойдешь же ты по второму кругу.

— Сейчас узнаем, что они сделали.

Рома набрал Олега. Громкую связь ставить не стал. Спросил о деле, покивал, пару раз сказал многозначительное «угу» и наконец посмотрел на заинтригованного Женю.

— Ну че там? — поторопил он и поерзал на узковатом стуле.

— Говорит, к родителям следак сам ездил…

— Ездил? Не вызвал? Странно. Старенькие, что ли, совсем?

— Да нет вроде, — Шилов сверился с информацией от Пригова. — Семидесяти еще нет.

— А жена?

— В командировке, но уже сообщили, со дня на день вернется.

— Ох, прицепятся к ней, — пробормотал Джексон и сокрушенно покачал головой, словно уже глубоко сопереживая неизвестной женщине. — Симпатишная? Фотка есть? — через секунду переменился он.

— Нормальная, — суховато отозвался Рома. — Ты же женат.

— Ты тоже. И что? Сидишь тут, понимаешь ли… Вот охомутает Ксюху какой-нибудь шустрый финн, забудет малой русский язык, и мой подвиг пойдет насмарку… — печальнее прежнего заявил Женя с оскорбленным видом.

— Какой еще подвиг? — процедил Шилов, чувствуя, что вот-вот выйдет из себя.

— Здрасьте, приехали. А кто ваш отважный купидон?

Рома отмахнулся и демонстративно уткнулся в ноутбук, мол, я тебя не слышу. Болтать без слушателей Джексону быстро надоело, и он замолчал, правда, всего минут на пять.

— Так чего там с женой-то? Не боись, не твоей, Мыцика этого.

— Вера Николаевна Харитонова. Журналистка она, представляешь? Странный союз, — удивленно сообщил Шилов.

Женя аж крякнул от услышанного и не сдержался:

— Мент и журналистка — вот странный союз!

С бывшей женой у Ромы отношения были, мягко говоря, прохладными, и вспоминать о первом браке он не любил. Однако у него полыхнули уши от легкого смущения: надо же такое сморозить, зная, кто перед ним. Он схватил со стола первое, что попалось — хорошо, что увесистая папка, а не заполненная пепельница! — и швырнул в Джексона. Тот увернулся и захохотал, а Шилов, выдохнув, буркнул:

— Это было давно и недолго.

— Но было же!

Рома снова уставился в ноутбук. А Женя неохотно поднялся со стула и пошел собирать разлетевшиеся из папки бумаги. Молчание опять вышло недолгим, и снова первым заговорил Джексон:

— Так помочь тебе? С твоей-то паранойей…

— Нет у меня никакой паранойи, — жестко отчеканил Шилов, но затем все же смягчился: — Съезди к его родителям.

— Я? — Женя резко выпрямился и ткнул себя пальцем в грудь. — Пожалей пенсионеров, у них и так стресс.

— Жека, если к ним приду я, небритый, обросший и с паранойей, они подумают, что он в этой психушке вскрылся, причем с моей помощью. Кстати, они живут от тебя недалеко.

— Да твою ж мать, — беззлобно взвыл Женя, что Шилов расценил как согласие.

* * *

Выпроводив Джексона, Рома поехал посмотреть на Мыцика. По пути он набрал Пригова и попросил предупредить отца. Тот как-то неуверенно обещал помочь, и Шилов подумал, что психиатр, должно быть, человек с тяжелым характером. Значит, мог послать: и сына, и его самого.

Снова вспомнился Никулин — и Рома всю дорогу краем глаза напряженно всматривался в человеческие фигуры на тротуаре, на смурные лица за рулем соседних машин, будто тот мог сбежать из изолятора ФСБ и лично пойти его, Шилова, убивать.

Мог или не мог? Собственно, именно из-за этой непредсказуемости Рома постоянно чувствовал себя под прицелом. Внутри не утихала тревога. А затылок день за днем ломило, словно кто-то уперся в него острым взглядом.

Наконец впереди показалась трехэтажка из светлого кирпича в окружении высокого забора. Центральные ворота были распахнуты — ни охраны, ни шлагбаума. Шилов крутанул руль, выцепил у самого входа свободное место и припарковался. Выходить не торопился, сперва огляделся. Машин рядом не было, видимо, здешние сотрудники ездили на такси да на автобусах или была другая парковка, служебная. Зато в двух метрах от входа стояли мальчик и девочка.

Точнее, было им лет по тридцать. Но что-то в их внешнем виде заставило Рому обозначить их именно так и никак иначе: мальчик и девочка. Они оживленно беседовали. У мальчика рот открывался гораздо чаще и так же часто дергались в резких жестах руки. Девочка больше слушала, кивала и меняла позу — видимо, стояли они давно.

Шилов наконец выбрался из машины и пошел ко входу, но замер как вкопанный. А все из-за того, что резкий мальчик назвал знакомое прозвище: Физик. В совпадения Рома не верил и тут же свернул к этой парочке, на ходу доставая удостоверение. Престарелый Пригов точно никуда не денется, а эти могут наговориться и скрыться.

— Да бред это все! — через три минуты командным голосом припечатал мальчик: он был невысокий, голубоглазый и белобрысый.

А Шилов всего-то спросил, что они оба думают о ситуации с Мыциком. Сначала мальчик недружелюбно зыркнул на него, а потом честно высказал свое мнение. Девочка, такая же светловолосая и голубоглазая, лишь вздохнула. А мальчик продолжил:

— Если бы Физик реально хотел кого-то взорвать, то ни за что бы не попался! Что он, дурак, что ли, под камеры лезть и…. И где его там еще якобы засекли?..

Девочка легонько пнула своего разговорчивого приятеля. И Рома переключился на нее:

— А вы что скажете?

— Невезучий Серега. Жаль его. Но я тоже не верю, — сказала она.

— Невезучий? — Шилов припомнил строчки из биографии Мыцика: госизмена, тюрьма, ранения, но все-таки он был другого мнения: — Был бы невезучий, помер давно.

Девочка пожала плечами и, кажется, о чем-то глубоко задумалась. А мальчик уставился сначала на нее, потом на Рому — и сказал:

— Пойдем мы, можно? К Сереге все равно не пустили.

Шилов кивнул. Вопросов у него к ним пока больше не было. А появятся — узнает контакты у Пригова. Интересно, это они от него узнали, где их непутевый товарищ? Парочка быстро-быстро затопала прочь, а Рома пошел ко входу.

И едва не столкнулся со старенькой, сморщенной копией Пригова в черном коротком пальтишке. Тот явно спешил и лишь окинул Шилова скучающим взглядом. Рома понял, что забыл спросить его имя. Благо старик заговорил сам и довольно безапелляционно:

— Шилов? Ничем не могу помочь сегодня. Приходите завтра, а лучше послезавтра.

— Но мне нужно…

— Я очень спешу.

Пригов-старший зыркнул на Рому снизу вверх, и у того по спине пробежал большой жирный мураш. А старик все смотрел и смотрел с прищуром. Шилов узнал этот взгляд и опять почувствовал себя вывернутым наизнанку.

— Что-то мне глаза ваши не нравятся, — суховато и при этом с любопытством проскрипел психиатр. — Вы как себя чувствуете?

Рома проигнорировал вопрос и посторонился с клокочущим внутри раздражением. Черт с ним, пусть идет. Сделает завтра, а лучше послезавтра еще одну попытку. А пока надо бы посмотреть запись с взрывом.

* * *

На видеозаписи не было звука, поэтому Данилов в полной тишине сел в свою машину в полдевятого утра и взорвался в ней десятью секундами позже. Однако, глядя на черно-белые кадры, Рома явственно услышал рев «сигналок» других машин на парковке и треск лопнувшего стекла. Его передернуло. Не потому что внутри искореженной груды металла сгорел человек. И даже погибший точно так же Серега Соловьев был ни при чем.

Он вспышками вспомнил майский вечер, который, в общем-то, нисколько не забыл.

Когда Шилов совершенно не ожидавший от Никулина не то что активных, а вообще каких-то действий в ответ на унизительное задержание, увидел внизу, во дворе своего дома, типа с РПГ, его парализовали лишь две мысли.

Хорошо, если это всего лишь «муха».

Плохо, что Егор в комнате.

Кружка, которую Рома непроизвольно в немом напряжении сжал в руке, выскользнула и со звоном разбилась. Одним рывком он подскочил к сыну, сидевшему за столом, и сгреб его за шиворот на пол — торопливо и вздрогнув от вытаращенного удивленно-испуганного взгляда.

Комнату встряхнуло, как при слабом, но внезапном землетрясении.

Шилову показалось, что Егор что-то сказал. Но его голос заглушили хлопок, похожий на не очень сильный взрыв, хруст выбитых оконных секций, разноголосица автомобильных сигнализаций и звон рухнувшей с потолка на стеклянный стол люстры. Почти туда, где две секунды назад беззаботно сидел Егор.

Три очень долгие секунды прошли в полном оцепенении, Рома лишь прижал к себе притихшего сына и бессознательно гладил его по вихрастой макушке. Егор опомнился первым, вывернулся и с совершенно обалдевшим видом, словно ему сообщили, что его отдают в детдом, посмотрел на него. Шилов сжал челюсти: только бы не спросил, что это было; только бы из соседней комнаты не прибежала Ксения — не сейчас, еще полсекундочки на осознание…

К нему мягкой поступью подобрался гнев и больно цапнул за шею. Только после этого Шилов окончательно пришел в себя и понял, что из них двоих — его и Никулина — в живых должен остаться только один.

В кармане звякнул телефон. Рома вздрогнул и невидящим взглядом уставился на видеозапись, поставленную на паузу. Колючие мурашки защекотали спину и руки, очень захотелось их скинуть, как змея кожу. Но Шилов смог только сильно зажмуриться, чтобы картинки прошлого немедленно убрались прочь.

Помогло. Стало легче. Но ощущение, охватившее Рому тогда: не страх, а глубокий стылый шок — никуда не делось.

Он еле унял дрожь в руках и вытащил телефон из кармана — Джексон прислал сообщение: «Я ТЕБЕ БОЛЬШЕ НИКОГДА ПОМОГАТЬ НЕ БУДУ!» М-да, видимо, разговор с родителями Мыцика вышел непростым.

Против воли и с новым табуном парализующих мурашек по всему телу Шилов нервно усмехнулся: а ведь тогда он в первую очередь набрал Джексона. После пожарных, конечно. Что он хотел от сосланного на пенсию за проблемы с головой друга? Хотел услышать, что «муха» — это фигня, ты ж не в сарае живешь, а гранатометчик, видать, совсем безрукий, раз с элементарного расстояния и то промахнулся, нехрен психовать — просто отвези семью к родителям…» Примерно это он и услышал.

На следующий день Женя высунулся из оконного проема и с любопытством уставился на разрушенную, местами густо почерневшую от взрыва и вылизанную огнем декоративную облицовку простенка и испещренную трещинами стену вокруг окна.

— А чего соседи? Сильно ругались? — спросил он. — Если че, могу помочь.

— Окна лопнули. Да их дома не было. На моря улетели, — сказал Рома.

— Сам-то цел?

— Вот, — Шилов выставил вперед руки: местами обожженные отголосками взрывной волны и изрезанные осколками — то ли оконными, то ли разбившейся вдребезги люстры.

— А малой?

— Нормально. Отделался легким испугом. Но спрашивает, что это было. Что ему сказать? — выпалил Рома,

— А хрен знает, — Джексон развел руками. — В Диснейленд отвези, мигом всякую фигню забудет.

Диснейленд Шилов оставил на потом, на весьма туманное будущее. Но другому совету Жени внял и еще вечером отвез семью в пустующий родительский дом. И вроде бы все почти устаканилось.

А потом, в августе, Рома получил пулю.

Июнь

Сереге казалось, что он вот-вот уснет. Он проморгался — не помогло. Тихонько повертел головой — ни грамма бодрости. Зато мышцы сковало от долгого лежания в неудобной позе. Серега посетовал про себя, что был бы сейчас очень рад бодрящему комариному писку над ухом, и осторожно приподнялся на локтях, чтобы поправить сбившийся брезентовый камуфлированный коврик. Затем осторожно опустился на землю и подумал, что, в общем-то, засада в сухом и теплом южном лесу посреди лета — не самый плохой вариант, так что нечего жаловаться.

Уже светало. Серега скользнул взглядом по местности: деревья тут и там, кусты, примятая трава, пеньки и корни. Прямо у него перед глазами змеилась едва заметная тропинка. Слева невдалеке скучковались сосновые пеньки. За ними, в густой траве и кустах, залег Седой в маскировочном костюме. В нескольких десятках метров правее лежал Студент с «винторезом», у остальных были менее габаритные пистолеты-пулеметы «бизон». Со стороны убежище снайпера смахивало на самую обычную кочку. Чайка и Волчок расположились еще дальше: почти у самого входа на заброшенную, увязшую в траве спортбазу, где нашли несколько ящиков взрывотходов и кое-какое оружие. Чтобы добраться до них, нужно было пройти по тропке и выйти на поляну. Секунд тридцать, если бегом — не больше.

Сам Серега лежал в вымоине между двух сосен — в маскировке, чуть присыпанный сверху землей и закиданный ветками. Лежал он, впрочем, как и вся группа, давно, часов с семи вечера, то есть уже десятый час. До конца смены оставалось совсем немного.

Серега посмотрел на густые кустарники в метрах ста пятидесяти и на единственную тропу между деревьев, откуда могли показаться те, кого они ждали. Он прислушался к себе: придут или повезет следующей смене? Интуиция почему-то помалкивала. Эфир тоже молчал, значит, разведгруппа в нескольких километрах у дороги в лес не видела ничего и никого.

Неужели никто не придет? Неужели ошиблись?

Серега тихонько и гневно поерзал в своем укрытии и припомнил вчерашнее утро.

Знакомство с командованием началось обыкновенно. Полковник назвался Мазуровым. Чернявого лейтенанта представил Авдеевым, а затем долго всматривался в каждого. Особенно задержался на Студенте, тот в ответ ужалил его недружелюбным взглядом, и полковник вроде бы немного растерялся. О причинах своего беспокойства он не сказал ни слова, хотя буквально у Сереги на глазах чуть не пошел пятнами.

Затем Мазуров открыл рот — видимо, хотел напомнить о Греке, но внезапно распахнулась дверь, и в кабинет вошел темноволосый взмыленный капитан с бешеным взглядом.

— Ну? — почти хором спросили Мазуров и Авдеев.

— Ждем, — развел руками капитан. — Нам бы смену новую, а то парни устали.

— А вот тебе смена, — чуть посветлел лицом полковник и махнул рукой на Чайку. — Вводи в курс дела.

Так группа перенеслась в соседний кабинет — скромный, серый и пыльный. Капитан представился Родей и без лишних слов объявил, что в семь вечера нужно засесть в засаду близ спортивной базы, где буквально сутки назад обнаружили схрон с взрывчаткой и оружием.

— Тут у нас больше борзых нет, так что это точно Грек, — сказал Родя со знанием дела. — Упырь этот может туда вернуться. Вот и караулим. Сначала хотели внутри засесть. Но побоялись, вдруг перестрелка, вдруг рванет, поэтому засада в лесу, у самой базы.

— Все нашли? — спросил Чайка.

— Не, куда там! Мало, я бы даже сказал, подозрительно мало. Три ящика да стволы какие-то левые.

— Почему не заменили муляжом? И стреляли бы себе на здоровье.

— Да тварь эта хитрая, мог прочухать. Поэтому решили рискнуть.

— А не подстава это? Ну вдруг?

— Вот и проверим. Других вариантов все равно нет.

— А как нашли? — включился в разговор Серега, параллельно разглядывая нового знакомого: тот был крупный, крепкий и очень грязный.

— Да как… В ФСБ поступил анонимный звонок, так, мол, и так, возле спортбазы ошиваются какие-то типы.

— А чего фээсбэшники сами не проверили? — спросил Волчок и покосился на Студента.

Тот в свою очередь хмыкнул и сказал:

— Дайте угадаю, перестраховались? Побоялись, что пустышка?

— Угу, — кивнул Родя. — Вот и поручили нам. Мол, если нет ничего, ну бывает, мы не при чем. А если есть, не забудьте указать в отчете, кто инфу передал. В общем, чую, должны скоро за взрывчаткой явиться. Ждем. Я только что оттуда. Хорошо бы вечерком группу сменить…

— Сменим, — пообещал Чайка. — Нам бы карту местности, ну и вооружиться нормально.

— Сделаем.

День прошел суматошно, и Серега как-то подзабыл о странном впечатлении в кабинете Мазурова. Может, ему показалось и не было у полковника на лице никакого беспокойства? Только он убедил себя в этом, как Чайка уже вечером перед самым выходом огорошил всю группу неприятной вестью:

— Тут вот какое дело. Мазуров с племяшом своим, Авдеевым, считает, что на базе кто-то помогает Греку. Пару раз от проверенных агентов поступала информация, где он может отсиживаться. Проверяли, а его нет, будто предупредил кто-то. А перед самым нашим приездом группу в машине чуть не расстреляли. Ехали спокойно, и тут раз — стрельба. Там на дороге поворот крутой и возвышенность. Вот оттуда и жахнули. Обошлось, но осадок остался. Тут все-таки не Кавказ в разгар войны. Видать, слил кто-то планы группы: куда поедут, по какому маршруту, ну, а Грек подготовился.

Серега еле сдержался, чтобы не присвистнуть. Он дважды оказался прав! Полковник и лейтенант родственники. А «крыса» — это точно повод для волнения.

— Кого-то конкретного подозревают? — спросил Седой.

— К местным особое внимание, мы пока вне подозрений, еще две группы только-только приехали. Я к чему веду: у Грека денег как у дурака фантиков, подкупить может кого угодно. Язык держите за зубами. Со всеми, но с местными особенно.

— Роде тоже не верить? — спросил Волчок.

— Верить можно. Но осторожно.

На сосне внезапно чирикнула какая-то птица. Серега вынырнул из воспоминаний, вздрогнул и вжался в землю. Он немного волновался: то ли из-за таинственной «крысы», то ли из-за долгого ожидания. Едва птица смолкла, в наушнике заговорил Чайка:

— Приготовиться. Разведка у дороги доложила, к вам идут трое.

Серега затаил дыхание и покрепче перехватил свой пистолет-пулемет. Чтобы выбраться из укрытия, ему нужны две секунды. Впрочем, это не обязательно: перестрелять грековых «шестерок», если их лишь трое, можно и лежа.

Минут через пятнадцать между деревьями мелькнули три фигуры, а потом стало слышно, как под тяжелой поступью хрустят мелкие веточки и трава. Вскоре все трое добрались до густого кустарника, пошли быстрее и постоянно озираясь. Они мало походили на диверсантов: в футболках, джинсах и кроссовках, хилые, один длинный, но староват, вроде все без оружия, внешне больше славяне, чем средиземноморцы. Хотя кто именно числился в банде Грека, пока никто не знал. Может, там все сплошь «свои» — и ни одной греческой морды.

Гости молча, в напряженной тишине, подошли совсем близко и остановились. При желании Серега мог высунуть руку и цапнуть кого-то одного за ногу. Но вместо этого он просто таращился на них: смуглого и двоих русых — и вдруг понял, что-то тут не так. Он повидал достаточно боевиков, и эти были неуловимо неправильными — удивленными, растерянными и…

— Это… менты? — ожил наушник голосом Седого. — У одного я точно вижу кобуру на поясе, торчит из-под футболки, и готов спорить, там давно не чищенный «макаров».

— Не стрелять… пока, — после смачного ругательства приказал Чайка. — Пусть дойдут до базы. Если это менты, мы вдвоем справимся.

— А если не менты? — подал голос Студент, и Сереге почудилось, что кочка вздрогнула.

Сам он молчал, говорить было опасно: трое не пойми кого стояли буквально у него перед носом. Он даже шевельнуться боялся и дышал через раз.

Ему нужен был приказ. Одно слово: огонь или отставить.

Но вместо этого эфир шипел помехами и чьим-то пыхтением.

— Отставить, я сказал, — снова заговорил Чайка. — Пропустите их вперед.

Троица словно услышала, что им разрешили пройти, и двинулась дальше по тропинке.

— По-русски говорят, — опять подал голос Чайка.

— Про звонок какой-то вроде, — не особо уверенно сказал Волчок. — Что делать-то?

— Как подойдут, берем. Вы трое, выбирайтесь потихоньку и подтягивайтесь, только не шумите и не спугните этих…

Повторять дважды не пришлось. Серега и Седой выскочили из своих укрытий одновременно — тихо, как призраки из могил. Студент замешкался — его тормозил «винторез» с глушителем и оптикой и за шиворот заползли муравьи. Благо у него было время отряхнуться, а у Сереги с Седым — его подождать.

Все это время эфир молчал. К базе, то есть к руинам кирпичного здания, они подошли через минуту — осторожно и бесшумно. Там, прямо перед входом густо поросшем травой, творилось что-то странное. Самый старший из троицы — смуглый и длинный — стоял как вкопанный и не дергался ни туда, ни сюда. Русый пониже пятился от чего-то или от кого-то и рисковал вот-вот искупаться в крапиве. Русый повыше лежал на земле в боеготовности и сжимал «макаров» так, будто это модернизированный по полной программе «калашников» — не меньше.

Серега поискал глазами Волчка и Чайку. И нашел: Чайка, неплохо слившись с местностью, едва заметно выглядывал из рва и целился в остолбеневшего. Волчок же с разукрашенной черно-зелеными полосами рожей готов был пристрелить того, кто валялся на земле, и шансов попасть у него было явно больше. Третий, перепуганный до чертиков, не интересовал никого, и Студент с Седым решили взять его на себя. Один свистнул, другой прицелился, и тот, приподняв руки, замер в полушаге от коварной крапивы.

Серега давно не попадал в столь идиотское положение, поэтому и сам немного оторопел. Хорошо, что вовремя заговорил Чайка в наушнике:

— Физик, чего замер?! Обыщи моего!

— А ствол не выхватит? — усомнился Серега, но все-таки пошел.

— Я сомневаюсь, что он его дома не забыл. А если выхватит, без кисти останется. Давай живо!

Серега прибавил шагу и на всякий случай поудобнее перехватил пистолет-пулемет — так, чтобы выстрелить за долю секунды. Сердце у него билось как ненормальное. В носу было щекотно от запаха смолы. Здравый смысл истерил где-то на задворках сознания. Смуглый не рыпнулся ни когда Серега подошел, ни когда прохлопал одежду, ни когда вытащил из кармана джинсов удостоверение.

— Менты, — сам себе сказал Серега.

— Менты, — ошалело подтвердил тот.

* * *

В казарме пахло мылом и зубной пастой. После возвращения из леса, помывшись и подкрепившись, каждый занимался своим делом. Волчок со Студентом раздобыли где-то карты, играли и при этом яростно о чем-то спорили. Седой дремал. Серега думал.

Впервые услышав от Чайки про подозрения Мазурова с племянником, он толком не поверил — списал все на обыкновенную командирскую мнительность. Уж больно часто за годы службы он сталкивался с тем, что любой промах списывали на «крыс», «кротов» и прочую живность. Но когда группа чуть не перестреляла местных полицейских и те, кое-как успокоившись, объяснили, что забыли в лесу, Серега понял: командир не ошибся.

Рассказ трех полицейских вышел сумбурным и сводился к тому, что примерно за час до случившегося в дежурную часть местного отдела полиции поступил анонимный звонок. Человек на том конце провода быстро и четко объяснил, что в столь ранний час прогуливался с собакой в лесу вблизи заброшенной базы. Вдруг собака сорвалась с поводка и рванула в здание. Человек побежал за ней и наткнулся на ящики. Заглядывать в них не стал. Во-первых, испугался, а во-вторых, ему показалось, что кто-то приближался к базе. Человек испугался окончательно, подхватил собаку и убежал. Затем перевел дух и позвонил в полицию, чтобы выполнить гражданский долг. Аргументировал просто: вдруг это те, кто обчистил военчасть? Полицейские знали, что поисками занимались ФСБ, Росгвардия и куча военных. Логично было бы передать сведения им, но трое смельчаков захотели по медальке и отправились проверить сообщение лично. Нарвались на непонятно кого с оружием — и перепугались до икоты.

Установить, кто звонил, не смогли. Но никто не сомневался: это Грек и его «шестерки». Больше ни у кого просто не было причин играть с огнем. С какой целью? У Сереги вариантов не было, но подоспевший со сменой Родя выдвинул пару версий для размышления:

— Может, просто решил: чем больше смертей, тем лучше. Псих, садист, придурок. А может, отвлекающий маневр. Представьте, что люди сказали бы. Спецназ расстрелял беззащитных ментов. Ужас! Позор! Страшные люди! Такой кипиш начался бы, ну, а Грек в суете тихонько взорвал бы что-нибудь и сдриснул обратно в Грецию брюхо греть.

Сереге версии Роди показались вполне жизнеспособными. Да и остальные оценили. Вот только группа не знала, как быть. Кому верить? Одному Чайке? Как, зная о «крысе», планировать операции, участвовать в зачистках, расспрашивать местных, просто говорить друг с другом ни о чем?

Серега отмахнулся от неприятных мыслей и посмотрел на время. Почти одиннадцать утра. Следующая вылазка выпала на вторую половину дня, теперь — в поселок: заглянуть в дома, расспросить жителей. В успех Серега не верил, но план разрабатывал не он, а сопротивляться не было никакого желания. Хотелось просто подчиниться и скорее вернуться в Питер.

Интересно, как там Вера? На работе, наверное? Серега снова вспомнил их утро.

Едва он ответил ей про уход из спецназа, Вера убежала: где-то в квартире зазвонил телефон. И Серега расслабился. Ее любопытство его не тяготило, но было немного непривычно: все-таки давно его не забрасывали вопросами о работе. Разве что Евсей — но он другое дело.

Серега прислушался, однако голоса Веры не услышал: то ли она говорила тихо, то ли ушла подальше, а может, и то, и другое. Серега машинально пожал плечами, вышел из-за стола и прошелся, мимоходом осматривая кухню. Вчера как-то не до того было — ну кухня и кухня. Да и сейчас ничего не бросалось в глаза: чисто, аккуратно, ничего лишнего. Он выглянул в гостиную. На секунду царапнула мысль: нечего расхаживать, не разрешали же! Но Серега мигом отмахнулся: они не первый день знакомы, они видели друг друга голыми, они женятся…

Вернись сначала, желательно целиком, а не по частям, а потом уже женись на здоровье, услужливо напомнил здравый смысл.

Серега не стал спорить. Что правда, то правда. Но чуть-чуть посмотреть ведь можно! Как живет, чем интересуется, какие книги читает. Он вскользь оценил обстановку. Светлые стены, небольшой черно-белый ковер с геометрическими рисунками, синий диван, желтое кресло, квадратный журнальный столик, телевизор на стене, узкий стеллаж с книгами и журналами. Любопытно… Серега попытался вспомнить, чем Вера жила, когда они познакомились. Ответ нашелся быстро: журналистикой она жила — и ничем больше. Наверное, и сейчас почти вся литература сплошь про нее, родимую.

Серега подошел и скользнул взглядом по корешкам книг на средней полке и попал в точку. Редактура… Пособие… СМИ… Медиа… Коммуникации… На нижней полке нашлись Куприн, Пушкин и Чехов. Компанию им составили две книги о Гарри Поттере. Серега хмыкнул, но в общем-то не удивился. Даже смутно припомнил, как однажды вечером, вроде бы в новогодние праздники, наткнулся на одноименный фильм. Долго смотреть не стал, переключил, как только в руках мальчишки, который бродил по библиотеке, заорала книга.

На верхней полке лежали две небольшие книги по психологии. Серега предположил, что это логично: журналисту стоит хоть чуть-чуть разбираться в теме. Самому ему еще в учебке пришлось в срочном порядке пролистать несколько книг — для общего развития.

На этой же полке стопкой лежали толстые и тонкие журналы. В первую секунду Серега захотел их пролистать, но сдержался. Это уже слишком, решил он, к тому же наконец расслышал Веру. Она, похоже, повысила голос на своего собеседника.

Серега сам не понял, как перенесся из гостиной к закрытой двери спальни и прислушался. Неожиданно заныл затылок, и он, не отлипая от двери, подумал, что это совесть пыталась до него достучаться, но тщетно. Серега лишь поморщился и уловил суть разговора: сроки, материал… Понятно, разговор шел о работе. Видимо, не успевали вовремя, поэтому Верин голос через дверь звучал слегка взвинченно.

Совесть все-таки достучалась до Сереги, и он, утолив любопытство, вернулся на кухню. Будто и не ходил никуда. Вера присоединилась к нему минут через пять, выглядела она совершенно спокойно, в одной руке сжимала смартфон, а в другой держала его футболку. Серега охнул — как-то подзабыл, что сидел в одних штанах, и поспешно оделся. А затем спросил:

— Все хорошо?

— Да. С работы позвонили, сроки горят.

— Вызывают?

— Нет. Завтра все сделаю.

Серега кивнул и заметил, что Вера не просто спокойна — от ее беспокойства, которое не давало ему покоя совсем недавно, не осталось и следа. Видимо, он, как всегда, зря себя накрутил, и тревожилась она исключительно по работе, мало ли, что там?..

Телефон зазвонил снова, Вера зыркнула на дисплей, еле заметно скривила губы и сбросила звонок. Серега против воли уставился на нее с немым запросом на объяснение. И Вера легкомысленно махнула рукой:

— Есть на канале один мерзкий тип. И я ему, кажется, понравилась, названивает уже месяц.

— Заблокируй, — предложил Серега.

— Не могу. Он может позвонить по работе, — пожала плечами Вера и сразу погрустнела.

— Это ты с ним сейчас говорила?

Серега сначала спросил, а потом подумал, что прозвучало это… двояко, словно он дословно слышал ее разговор. Вера кивнула и не сразу, но пояснила:

— Все рабочие вопросы мы с ним уже обговорили, поэтому сейчас, — она неприязненно отодвинула от себя телефон, — звонит просто так. А я не хочу его слышать.

Разговор о мерзком коллеге явно совсем не нравился Вере, она сникла буквально на глазах, и Серега понял: пора срочно менять тему. А еще мысленно взял этого таинственного хмыря на карандаш. И уж совсем неожиданно мозги прошила догадка, граничащая с чушью: может, Вера из-за этого типа решила срочно заделаться замужней? Чтобы… Чтобы что?.. Отстал? Нет, мимо. Слишком мудрено. Серега еле-еле выкинул предположение из головы и постарался некоторое время вообще ни о чем не думать.

— Можно мне еще кофе? — не придумав ничего лучше, спросил он через несколько томительных секунд.

— Конечно, — Вера чуть улыбнулась.

Пока она возилась с туркой, Серега тихонько наблюдал и внезапно понял — сейчас или никогда. И собрался с силами, чтобы рассказать о своем сроке: совсем чуть-чуть, в общих чертах, чтобы знала, что он не ангел, и чтобы подумала, нужен ей такой муж или он ничем не лучше того мерзкого коллеги. Вот сейчас, только кофе нальет, а то промахнется от неожиданности, обожжется…

Серега не сразу заметил, что Вера вернулась к столу — слишком уж далеко он ушел в своих мыслях, почти дошел до мрачно-серой колонии, где провел целый год. Затем рассеянно поблагодарил за кофе и, сам того не ожидая, мягко ухватил Веру за талию и усадил к себе на колени. От нее пахло кофе. Или это тянуло из чашки перед носом?.. Он не разобрал, только с бешено колотящимся сердцем заметил, что Вера не сопротивлялась.

Я не сказал тебе кое-что важное, проговорил Серега и лишь через пару секунд понял, что получилось про себя. Он хотел повторить вслух, но с губ сорвалось только самое главное, наверное, резче, чем требовалось:

— Я сидел в тюрьме, в колонии общего режима.

Серега по-прежнему придерживал Веру за талию и почувствовал, как она вздрогнула. А потом глянула на него страшными глазами, будто спрашивая: шутишь? И Сереге очень захотелось кивнуть, но он смог лишь убрать от нее руки — на всякий случай. К его удивлению, Вера не встала и не отошла. Так и сидела, уставившись на него с искренним изумлением. Серега расценил ее молчание как просьбу продолжить.

— Я провалил штурм, погибли люди. Дали два года, отсидел год.

— Ты, — Вера отвела взгляд и посмотрела куда-то в угол, — а как же… — голос у нее стал каким-то замороженным. — Но, Сереж, ты же сказал, что до сих пор в спецназе. Разве…

Она не закончила. Впрочем, Серега примерно представлял, что за вопросы костью застряли у нее в горле. Что именно произошло? Он был один? Как вернулся на службу и зачем? Вот только отвечать сейчас не хотелось. Хотелось, чтобы Вера просто не строила безнадежных иллюзий на его счет.

Нечто подобное Серега уже проходил. С матерью. После освобождения. К нему в изолятор во время следствия ее не пустили — был введен режим особых условий из-за вспыхнувшего бунта. И Серега этому порадовался, потому что уже успел узнать от сокамерника, бывшего спецназовца, через какие преграды придется пройти родителям, чтобы увидеться с ним. Этот же сокамерник посоветовал ему ни в какую не просить длительных, а лучше вообще никаких свиданий, особенно с матерью. Объяснил просто: «Сколько тебе светит? Года три? Это не десятка. А мать такого насмотрится, что ни в жизнь не забудет. Терпи, пиши, звони».

Серега тогда благодарно покивал, хотя не поверил до конца, что все так плохо. А через три месяца заключения не выдержал, поддался уговорам родителей, написал заявление на предоставление длительного, на три дня, свидания. Однако припомнил совет и в графе о родственниках указал лишь отца. Свидание разрешили, отец приехал, но Серега понял, что никогда не простит себя за унижения, которые тому пришлось вытерпеть.

С матерью Серега увиделся только после внезапного освобождения. Он не стал юлить, сразу объявил, что вернулся на службу. Она тогда долго молчала, а потом беспомощно спросила, как же так, разве с судимостью можно? Хотя Серега понял, что на самом деле на языке у нее вертелось совсем другое: зачем он вернулся на службу? А чуть погодя она спросила, сел ли кто-то еще. Понес ли кто-то ответственность, кроме него? Ответить и на тот и на другой вопрос Серега смог не сразу. Пробормотал, что виноват лишь он, и уходить в никуда как-то неправильно. Мать робко напомнила о науке. Серега тогда еле сдержал резкий смешок.

Наука? Ушла вперед, что ни в какую не догонишь, или осталась в прошлой жизни. В любом случае, где-то далеко-далеко.

— Сереж?

Серега вздрогнул и опомнился. Пока он предавался воспоминаниям, Вера поднялась и теперь стояла перед ним. Вид у нее был слегка пришибленный.

— А как все произошло? — выдавила она.

— Случайно, — коротко ответил Серега, но вскоре продолжил: — Получили приказ штурмовать катер с бандитами и заложниками. Завязалась перестрелка, я получил пулю, неудачно выстрелил, попал в одного, а у него была граната. Ну, а потом взрыв, пожар. Дальше плохо помню…

Серега действительно мало что помнил: грохот автоматной очереди, оглушительное «бабах», совершенно нечеловеческие вопли и запах — гари, соли, металла, крови, всего помаленьку.

— Но ты ведь… — побледневшая Вера резко вернулась к нему на колени.

Серега не шевельнулся и подумал, что, наверное, ей просто потребовалось сесть, пока ноги не подвели. А он оказался ближе, чем стул. От ее присутствия так близко ему одновременно было хорошо и плохо.

— Это же случайность! — выпалила Вера и положила обе ладони ему на плечи.

Сереге показалось, что она его сейчас встряхнет, но этого не произошло. Руки у нее были горячие и чуть-чуть дрожали. А может, дрожал он сам.

— Ты ведь был ранен и мог ошибиться…

— Мог. Но не имел права, — сухо сказал Серега.

— Тебя одного наказали? — выдержав паузу, спросила Вера.

— А кого еще нужно было? Я стрелял, я попал, я сел. Логично?

— Нелогично, — с внезапным упрямством ополчилась Вера. — Ты сам сказал, что просто выполнял приказ. А как же командир? Он приказал. Он не рассчитал риски. Он сел с тобой рядом. Так логично. И справедливо.

Сереге резко захотелось сгрести ее в объятия. Вместо тысячи слов, которые все равно бы так и остались лишь на языке. Но вдруг в слегка очумевшей голове маленький рациональный до тошноты человечек возразил строгим голоском, что это глупый и неуместный поступок. И он послушался, сдержался, ограничился лишь невеселой усмешкой:

— Я рассказал тебе не для того, чтобы ты боролась за справедливость.

— А для чего?

Серега не ответил, только поерзал, давая понять, что хочет встать. Затем он усадил ее на свое место, присел рядом на корточки и заглянул в глаза. Почему-то только так, снизу вверх, слова согласились выстроиться в предложения.

— Хотел, чтобы ты знала, — тихо сказал Серега, словно боялся спугнуть мысль. — И переварила это, пока я там, — он неопределенно мотнул головой в сторону. — И решила, нужен я тебе такой или нет.

Он еще немного посидел так. И с каждой секундой взгляд Веры становился все пристальней, все задумчивей, словно она разглядела в Сереге что-то такое, о чем он сам не догадывался. Потом он встал и подошел к окну. Смотрел несколько секунд, не замечая ни машин внизу, ни деревьев. Только чувствуя пустоту внутри: ни смятения, ни облегчения, ни тревоги — ничего не было. Наверное, потому что сам Серега уже сто раз все переварил, прочувствовал вдоль и поперек и смирился с неприятной действительностью: эти эпизоды, провал операции и заключение, никуда не денутся, значит, надо научиться с ними жить. И у него, в общем-то, получалось.

Молчание затянулось. Серега покосился на Веру, она смотрела на нетронутый кофе и, кажется, машинально, не отдавая себе отчет, покусывала ноготь на большом пальце правой руки. А левой, чуть касаясь кончиками пальцев, неслышно и явно нервно отбивала чечетку по столу.

Серега понял: надо «расколдовать» ее, пока не провалилась в своих размышлениях опасно глубоко. Он глянул в окно, выцепил уезжавший со двора серебристый внедорожник и сказал совершенно невпопад, только чтобы отвлечь:

— Если хочешь, тоже можешь в чем-нибудь признаться.

— Да мне не в чем вроде, — секунд через пять отозвалась Вера. — Хотя я же тебе не сказала!..

Серега едва заметно напрягся и уставился на нее пристально. Она все еще была бледновата, но оживилась.

— Только не смейся. Я на психолога учусь. Остался один курс. Но это так себе тайна.

— На психолога? — переспросил он, и лишние мысли мигом забились по углам. — Только не говори, что разочаровалась в профессии.

Вера повертела головой:

— Нет. Ни за что! Случайно вышло. Мне на работе пришлось довольно глубоко погрузиться в эту тему. И однажды я подумала, что одно другому не мешает, так почему бы не вернуться на студенческую скамью. Вот, пока полет нормальный.

— Мм, а я думаю, зачем тебе книги по психологии, — сболтнул Серега.

— Ты когда успел-то?! — беззлобно воскликнула Вера и вроде бы окончательно пришла в себя.

— Я же разведчик, мне много времени не надо. Кстати, чуть не забыл…

Он полез в карман штанов и вытащил ключи, положил на стол и пододвинул к Вере. Она посмотрела на него в замешательстве. Серега же решил окончательно отвлечь ее от внезапно навалившегося мрака. У нее еще будет время подумать и перепугаться, а пока — надо «переключиться» на любую чушь.

— У меня в квартире кактус. Если я задержусь, полей, а то усохнет, жалко. Ну и заодно можешь посмотреть, как я живу. Составить психологический портрет и все такое. Тебя уже научили? — он улыбнулся.

— Только не говори, что собираешься подкалывать меня до самого окончания универа! — снова воскликнула Вера, но ключи взяла и повертела в руках. — Погоди-ка, насколько я знаю, кактусы надо поливать… что-то около двух раз в месяц?

Серега кивнул и понял, что его колючий питомец в надежных руках.

— Я стесняюсь спросить, сколько тебя не будет?

— К твоему выпускному точно вернусь.

— Очень оптимистично! А кто раньше этот твой кактус поливал, когда ты был в длительных командировках?

— Да никто. У соседки, конечно, есть ключи, но у нее беда с памятью, восемьдесят семь лет — простительно. Так что это уже третий.

— Может, у него и имя есть? — усмехнулась Вера.

— Конечно! — с серьезнейшим видом кивнул Серега. — Василий Третий. — Вера рассмеялась, и он решил рассказать про того, в чью честь был назван кактус.

* * *

Серега, незаметно провалившись в сон, проснулся от того, что рядом шуршал пакет. Он приоткрыл один глаз и увидел Седого, который грыз сухарик за сухариком. В желудке у него заурчало. Их, конечно, покормили после возвращения из леса, но весьма условно, и организм намекал, что неплохо бы повторить.

Серега выпросил у Седого горстку сухариков, проглотил за раз и глянул на часы в смартфоне. Почти два часа дня. Значит, до обеда считанные минуты. А в четыре группа отправится в поселок.

— Пошли, что ли? — сказал Седой ровно в два и кивнул на дверь.

На подходе к столовому блоку к ним присоединился Родя. В нескольких метрах от входа, прямо у мусорного контейнера, все трое заприметили знакомую худую физиономию. Светловолосый майор бродил туда-сюда в явном нетерпении и снова держал руки за спиной, как арестант.

— Родь, а это кто? — спросил Седой.

— Щепкин. Замполит части, которую обчистили.

— А что он тут делает? — не понял Серега.

— А хрен его знает. Вроде командир части, полковник Вьюгов, сюда отфутболил, мол, ты взрывчатку прое… профукал, ты и ищи. Помогай, короче, людям, нам, то есть.

— И че, помогает? — хмыкнул Седой.

— Не мешает — и на том спасибо.

— Погоди, в каком смысле — профукал? — удивился Серега.

— А он в ту ночь дежурным по части был. Не доглядел, видать.

— Проверили его?

— А то! Но вроде не при делах. Говорят, чуть ли не плакал, когда его фээсбэшники и следак военный допрашивали.

На глазах троицы, непонятно откуда взявшись, к Щепкину подошел еще один майор — покрупнее, с гордо расправленными плечами, но такой же белобрысый. Они закурили.

— А это Данилов. Бывший спецназовец, сейчас преподает огневую подготовку в училище, на базе которого мы, собственно, находимся. И там же замещает тренера по рукопашному бою, — рассказал Родя.

— А здесь чего забыл?

— Так каникулы же. Делать особо нечего. Решил вот помочь. Каждый кустик знает. У него в поселке то ли дача, то ли дом.

— А он может… — начал было Седой, но заткнулся.

— Греку помогать? — угадал Родя. — Да все могут. Но за руку еще никого не поймали.

Серега слушал каждое его слово и мысленно соглашался. Подозревать можно кого угодно, но главное — взять с поличным. А с этим могут возникнуть серьезные проблемы, потому что вряд ли «крыса» попалась глупая и неосторожная.

Ноябрь

— Интеллигентнейший женщина!

С таким заявлением Джексон тяжелой глыбой ввалился в кабинет Шилова и плюхнулся на стул. Рома был к такому не готов и едва не облился холодным кофе.

Вспомнилось сообщение капслоком. Шилову тогда показалось, что разговор не удался, и Женя по возвращению обзовет мать Мыцика так, что у любого интеллигента уши свернутся в трубочку. Однако Джексон молчал и не припоминал ни фурий, ни истеричек, ни заносчивых дур, ни кого-то похлеще. Он слегка походил на разбуженного среди зимы медведя, но не свирепствовал, а лишь негодующе пыхтел.

Рома мельком глянул в ноутбук, с которого только что читал информацию о Мыцике, и переключился на Женю: где он шарахался часа четыре, не меньше, и узнал ли что-то важное? И что же заставило Джексона рассердиться? Его все четыре часа учили жизни? Цитировали уголовный кодекс? Рыдали у него на плече?

— Ну? — в нетерпении поторопил Шилов. — Узнал что-то? И что за сообщение?

— А-а, это, — отмахнулся Женя. — Это я погорячился.

Он помолчал немного, шумно втягивая носом воздух, и наконец заговорил нормально:

— Короче, приехал я, значит. Кстати, нихрена это не рядом со мной. Еле нашел нужный дом! Ладно хоть забора нет. Позвонил вежливо на крыльце, говорю, здрасьте, я по поводу вашего сына, а она, эта…

— Интеллигентная женщина, — поспешно напомнил Рома, испугавшись, что Джексон выберет другой эпитет.

— Она самая. Как зыркнула на меня!..

— Как? — с искренним любопытством спросил Шилов.

— Как на фашиста! — припечатал Женя и снова выдержал эпичную паузу. — Думал, огреет чем-нибудь. Шваброй там или молотком. А сама маленькая, хрупкая, лет шестидесяти пяти, на маму твою чем-то похожа, только голова практически вся седая и глаза печальные…

Фотографии матери Мыцика у чуть оторопевшего Ромы не было, поэтому он попытался и так и этак представить, как его собственная вдруг поседевшая и безобиднейшая мама атакует здоровяка Джексона — и потерпел фиаско. Затем с подозрением зыркнул на Женю, побоев на нем не наблюдалось — видимо, до рукоприкладства не дошло.

— У нее все-таки есть повод печалиться, — заметил он. — Сыну срок грозит.

— Не, я не о том. Просто бывают люди, у которых всегда глаза грустные, даже если все в шоколаде. У меня первая учительница была из этой породы…

Первая учительница? Шилов многозначительно хмыкнул. Он постоянно забывал, что Джексон когда-то был маленьким. Ему упорно казалось, что Женя сразу взялся не пойми откуда уже взрослым, с нагловатой физиономией и жаждой адреналина — и пошло поехало: Киргизия, Афганистан, Ленинград, милиция, полиция, пенсия.

— А муж ее что делал? Смотрел? — опомнился Рома через пару минут обоюдного молчания.

— Да его дома не было. Так на чем я остановился? — Женя рассеянно почесал затылок. — Обошлось без швабры, но дверь передо мной она захлопнула и цокнула еще так недружелюбно. Тут-то я взбесился и тебе написал. Нормально разве, чтобы я, ветеран сыска, под дверью скребся ради хрен знает кого… Да меня в Кандагаре…

— Да помню я, помню! — закивал Шилов. — Что в итоге-то? Ты ее сейчас назвал интеллигентной женщиной. Как произошел этот переход? Как ты растопил ее сердце?

— Как-как, — буркнул Джексон себе под нос. — Постоял я там, походил, в окна-двери постучал…

Рома вздрогнул. Он прекрасно знал, как Женя умел стучаться: до гула, до звона в ушах, насмерть распугивая всех вокруг страшными звуками. Он стал всерьез опасаться за сохранность двери, дома и психики бедной женщины.

— Скоро мне это надоело. И я решил надавить на жалость, — продолжил Джексон.

Шилов удивленно дернул бровью. Несмотря на серьезный диагноз: хроническое нарушение кровообращения мозга — тот не выглядел больным, сирым и убогим. Разве что Женя всегда имел в загашнике душераздирающую историю о том, как его спровадили на пенсию, и поведал ее.

— Позвонил-постучал, она открыла. А я сделал морду понесчастнее, сунул ей под нос свою пенсионную ксиву и говорю, мадам, что же вы так недружелюбно? Я, говорю, бывший сотрудник, больной и одинокий пенсионер, и уж точно ничего против вашего отпрыска не имею. Просто, говорю, хочу разобраться в свободное от вязания носков и глотания пилюль время, что все-таки произошло. Иначе спать спокойно не смогу. И, говорю, уверен, что оклеветали вашего мальчика…

Рома посмотрел на него диковато и уточнил:

— И она пустила?

— А то!

— Судя по тому, сколько ты отсутствовал, вы хорошо поговорили?

— Не особо, — выкрутился Джексон. — Ничего интересного я не узнал. Он ни с ней, ни с отцом не откровенничал: все нормально, все как обычно, ни проблем, ни врагов. Да и чего я рассказываю? Я так делал. Ты так делаешь. Или неужто отправил своим весточку в… а где они, кстати?

— В Канаде, — машинально пробормотал Шилов.

— В Канаду, что за тобой киллеры гоняются?

Рома отрицательно покачал головой и, несмотря на нахлынувшее напряжение, вынужден был согласиться. Глупо было надеяться, что родители Мыцика в курсе всей его жизни. Но проверить стоило, хотя бы для галочки. Проверили — можно идти дальше по списку. А следующей в нем была жена.

— Так я не понял, чего она ополчилась-то на тебя? — спросил Шилов.

— Из-за следака, — бросил Женя неприязненно, как плюнул. — Достал он ее знатно. Вопросы заковыристые задает. Мужа расспросить хочет. А тот в командировке в Москве, врач он. Мутный тип этот следак…

— Ты так говоришь, будто виделся с ним.

— Конечно.

Роме показалось, что он ослышался. Несколько секунд он недоверчиво таращился на Джексона, а потом сказал:

— Объяснитесь-ка, Евгений Егорович.

— А че объясняться. Сидели мы, чай пили с пряниками…

— Вы когда подружиться успели? Сам же сказал, что она тебя чуть шваброй не укокошила!

— Во-первых, не укокошила. Во-вторых, не истерила и соплями-слезами мне шмотки не мазала, хотя нервничала сильно. В-третьих, глупых вопросов мне не задавала. В отличие от тебя, кстати. Вот тебе уже три причины ее зауважать. А когда я расспрашивать стал, она извиняться бросилась. Говорит, это ее следак так задолбал: ходит и ходит как на работу и все твердит, что уедет ее сынок на лесоповал. Разбираться вообще не хочет. Подумала, что это он меня подослал. Ну, а я рассказал про тебя и про генерала этого. Говорю, погодите передачки собирать. Посмотрим еще, кто куда уедет. Тут, значит, она малость расслабилась, а то сидела как трансформаторная будка — не влезай, убьет. Чайку налила, а я дурак, что ли, отказываться? И тут этот приперся…

— Следак?

— Угу.

— И что ты сделал?

— Захотелось мне послушать…

— Только не говори, что остался тупнем сидеть на диване с пряником в руке! — воскликнул Шилов, потому что знал: друг способен и не на такое.

— Нет…

— И не полез в шкаф!

— Ты за кого меня принимаешь? Это я раньше так развлекался. А сейчас просто получил разрешение хозяйки, тихонько вышел в другую комнату, дверку прикрыл и сел слушать.

— Услышал что-нибудь интересное?

— Ну так, — туманно отозвался Женя. — Бухтел этот крендель про десять лет, про зону строгую. Все уламывал ее устроить свидание с сыном. Но с условием, что она его уговорит заговорить и признаться. Обещал, что так срок будет меньше.

— И она поверила?

— Нет.

Джексон хищно улыбнулся, и Рома понял, что он проникся к этой женщине огромным уважением. Что же она сделала со следователем? Пнула под зад? А может, предназначавшаяся Джексону швабра обрушилась на его голову?

— Я ее предупредил перед тем, как она дверь открыла, чтобы ни на что не соглашалась. Да и, знаешь, по глазам понял, она бы и без меня его послала. Эффектно так, но вежливо. Короче, покивала она ему и выпроводила. А я распрощался и пошел следом.

Следователя звали Владиславом Зубченко, у него был бойкий голос и он не понравился Пригову. Это все, что знал о нем Шилов. Джексон в свою очередь обозвал его тонким, бескостным хлюпиком и уточнил с раздражением, мол, вылитый Леша Ковалев. Рома скептически зыркнул на него. При всей своей сволочной натуре их старый недруг Ковалев с сытой мордой и вполне нормальной фигурой не тянул ни на бескостного, ни на хлюпика.

Джексону пришлось исправиться, мол, я имел в виду, нутром копия Лелика! И Шилов наконец понял. У Жени был нюх на всяких уродов, поэтому он лишь кивнул и мысленно поставил галочку: проверить следака. Для этого нужно было выйти на кого-нибудь из военного отдела Следственного комитета, а у него таких знакомых, на первый взгляд, не было.

Пока Рома копался в недрах памяти, Джексон миролюбиво поведал, как вышел из дома вскоре после следователя и слегка встряхнул того за шкирку. Шилов от неожиданности не смог даже глухо охнуть. А Женя продолжил, что ничего страшного не случилось, он лишь максимально корректно попросил не шастать к матери Мыцика и не предлагать ей всякие глупости.

— И он согласился? — не поверил Рома.

— Да щас! Слизняк блохастый. Узнал он меня, я же личность известная, и стал хрень какую-то втирать. Про пенсию, про права, про тебя что-то бормотал. Разозлил, короче…

— И чем все кончилось? Он жив вообще?

— Жив. И даже ни одного синяка. Я только про адвоката спросил и отпустил его, от греха подальше…

— Про адвоката?

Шилов нахмурился и попытался вспомнить, говорил ли ему Пригов про защиту. На ум ничего не пришло.

— Мне мать Мыцика рассказала, а ей — этот хмырь. Мол, Мыцик сам от адвоката отказался сразу после задержания, — объяснил Женя.

— Отказался? Мне генерал сказал, что Мыцик в молчанку играет.

— Так он молча отказался. — Джексон демонстративно покачал головой и скрестил руки на груди.

— Так что следак-то?

— Да ничего. Я спросил, точно был адвокат? Точно отказался? Тот покивал и даже брякнул что-то про письменный отказ. Его право, конечно, но странно это…

Джексон был прав. Особых доказательств против Мыцика у следователя не было. Все косвенно, все зыбко. И даже самый неопытный адвокат смог бы если не вывести его из списка подозреваемых, то хотя бы выпустить из камеры на время следствия. Однако адвоката почему-то не было. И до окончания психиатрической экспертизы Мыцик вообще был неприкасаем. Оставалось ждать.

— А может, это все-таки он убил, поэтому молчит и не захотел адвоката? — предположил Женя. — Не, его матери я, конечно, наплел: то-се, сам типа не верю, но… Был бы не виноват, защищался бы. А так… Не пойму.

Они немного помолчали. Все это время Женя таращился куда-то сквозь Рому и наконец спросил:

— Может, генерал чего-то не договаривает?

— Что именно?

— Да хрен его знает. Но, сам вспомни, когда фээсбэшники всю правду выкладывали? Берестов покойный не в счет.

— Думаешь, свою игру затеял? — Шилов засомневался. — А я ему зачем? У него возможностей и без меня вагон и маленькая тележка. Я, получается, так, лишнее звено. Нет, генерал не врал и сказал все, что знал. А если кто и играет, так это Мыцик.

* * *

Шилов смог спровадить Джексона домой, только когда за окном уже сгустились плотные сумерки. Сам он уезжать не торопился и вернулся к изучению досье на Мыцика. Процесс шел заковыристо и со скрипом. Рома пытался найти в сухих строках что-то необычное, за что получилось бы зацепиться и оттолкнуться. Но проблема была в том, что он понятия не имел, что в спецподразделениях считается необычным и что — обычным.

Например, переход из разведки в спецназ морского флота — обычная практика вроде перевода из района в главк, из убойного отдела в оружейный, или случай из ряда вон?

А восстановление на службе с судимостью? Шилов невольно вспомнил себя. Он ведь тоже восстановился, но у него ситуация была иная: во-первых, до оглашения приговора так и не дошло; во-вторых, оперативник — это все-таки не спецназовец элитной организации, которая подчиняется…

Рома задумался: интересно, в чьем подчинении КТЦ? ФСБ, а может, самого президента? Впрочем, какая разница. Факт остается фактом: на службу Мыцика вернули и даже практически сразу после вручили медаль.

Шилову показалось, что голова у него вот-вот станет квадратной, и он решил пойти максимально простым путем, схватил телефон и набрал знакомому военному, бывшему разведчику — не спецназ, но все-таки. И коротко обрисовал ему проблему: есть спецназовец с неоднозначной биографией. Физик, кандидат наук, бывший грушник, сидел, но возвращен на службу и даже, несмотря ни на что, награжден медалью. Вопрос: так бывает или стоит насторожиться?

Несколько секунд на том конце молчали. Рома напрягся: может, они знакомы? Вряд ли военный мирок многим больше ментовского, и все, так или иначе, знают друг друга. Наконец знакомый объяснил, что, в общем-то, бывает и не такое. Переход из одного ведомства в другое — процесс хлопотный, но вполне осуществимый, главное, чтобы претендент был с головой и обучаем. Судимые в спецназе встречаются. Обычно после освобождения нужно выдержать испытательный срок: три года — не меньше, и только после можно попробовать вернуться. Вернут или нет — лотерея, все зависит от тяжести статьи, лояльности руководства, характера самого человека и еще кучи факторов.

Шилов заметил, что Мыцику ждать не пришлось. С освобождения до восстановления прошли считанные дни. И медаль ему вручили после первого же задания. Знакомый ехидно хмыкнул и сказал, что, раз так, видимо, этот Мыцик очень хороший боец и командование без него как без рук.

На этом они распрощались. И Рома вспомнил Пригова. Генерал показался ему одиночкой, который привык во всем полагаться на себя и совсем чуть-чуть — на подчиненных. Однако же почему-то он вернул Мыцика на службу тогда и просил за него сейчас, уверенный на все сто, что тот не виновен.

Те двое у дурки твердили то же самое: не верим, не виноват. Из короткого объяснения знакомого выходило, что Мыцик не дурак и вряд ли бы стал делать глупости. А кто допускал его вину, кроме следователя? Джексон и сам Шилов.

Он выдохнул и понял, что пазл, хоть ты тресни, не собирался. Если Мыцик не виноват, то почему не скажет об этом? И раз он такой замечательный, как сказано в досье, откуда взялся конфликт с Даниловым?

Рома закурил, закрыл вкладку с досье на Мыцика и перешел к следующему фигуранту — Данилову.

* * *

Виктор Степанович Пригов явно любил не только лечить людей от психических недугов, но и по-свойски издеваться над некоторыми. Шилов понятия не имел, издевался ли он над Мыциком, но лично ему досталось.

Рома еще в детстве перестал верить в сказки и чудеса, но к Пригову-старшему с утра пораньше приехал с несвойственной для себя наивной надеждой на то, что старик сжалится и позволит увидеть этого таинственного Мыцика. Однако Пригов на его просьбу отозвался лишь сухим хмыканьем. Шилов возразил, что ж это такое и зачем нужно так оберегать Мыцика от посторонних? Он ведь помочь хочет, а не поглазеть на него как на обезьяну в зоопарке! Аргумент не возымел никакого эффекта — Пригов разве что снова пренебрежительно хмыкнул и заходил туда-сюда по своему довольно просторному кабинету. Рома навскидку дал ему лет семьдесят пять и заметил, что психиатр крайне подвижен для своего возраста.

Некоторое время Пригов бродил из угла в угол молча и с крайне задумчивым видом. Шилов предположил, что в старости генерал Пригов, должно быть, будет его копией. Впрочем, они и сейчас были очень похожи: невысокие, прямые, с одинаковым колючим взглядом. Пока Виктор Степанович молчал, Рома пытался выдумать новые доводы для встречи с Мыциком и параллельно рассматривал кабинет. Он был бы абсолютно скучным и неприметным, если бы не картина на стене и разложенная на столе шахматная доска с фигурками — Шилов был в этом уверен! — из натурального камня.

— Так почему нет, Виктор Степанович? — первым заговорил Рома, когда молчание ему наскучило.

— Молодой человек, как бы вам объяснить?..

Шилов смешался — давненько его так не называли.

— Представьте, что вы допрашиваете какого-нибудь негодяя. Например, убийцу. А еще лучше — детоубийцу. Убил он, допустим, троих детей. Ну, скажем, мальчика, мальчика и девочку…

Рому передернуло. От буднично-холодного тона Пригова по спине пробежали мурашки. Ему живо вспомнился Удав — пойманный им киллер, на счету которого как раз были трое детей и еще с десяток трупов. Он покосился на Виктора Степановича и попытался вспомнить, назначали ли тому выродку психиатрическую экспертизу перед тем, как навсегда отправить в «Вологодский пятак» — а если назначали, не этот ли психиатр дал заключение о вменяемости?

— Представили?

— Представил.

— А теперь представьте, что вдруг кто-то врывается к вам в допросную и путает все карты. А убийца, который… как у вас говорят?.. «поплыл»?.. пользуется случаем и затыкается, и все ваши усилия оказываются напрасными.

— По-моему, не очень корректно сравнивать Мыцика с детоубийцей, — только и смог пробормотать Шилов.

— Сравнить можно с кем угодно. Главное, суть. Не надо вмешиваться в процесс, который и без того идет со скрипом, — резко отрезал Пригов.

— Но все-таки идет? — уловил Рома. — Я правильно понял, он с вами говорит?

— Говорит, — согласился Виктор Степанович. — Только это вряд ли вам поможет.

— Почему?

— Потому что тему взрыва мы не затрагиваем и не будем затрагивать.

На лице у Шилова друг за другом мелькнули удивление, растерянность и возмущение.

— То есть как? А о чем вы говорите?

— О жизни. О погоде.

Издевается, понял Рома. Издевается и получает от этого удовольствие. И Мыцик издевается. Ну не бред ли: молчать перед следователем, отказаться от адвоката и вести разговоры о погоде в дурке?!

— Почему бы вам не спросить о преступлении? — спокойно, насколько только мог, поинтересовался он.

— А зачем?

У Шилова задергался левый глаз. А правый, кажется, налился кровью от нахлынувшего бешенства. Ему внезапно захотелось сломать парочку каменных фигурок на шахматной доске.

— Молодой человек, вы путаете понятия, — сказал Пригов и провел расслабленной ладонью по серо-седым волосам. — Разобраться в преступлении и задавать вопросы о преступлении — ваша забота. А мне совершенно неинтересно, виноват он или нет…

— Что же вам интересно?

— Мне интересно подтвердить или опровергнуть его вменяемость. И все.

Рома почувствовал себя дураком и все-таки уточнил:

— То есть сегодня я Мыцика не увижу?

— Нет, — легкомысленно отозвался психиатр, и Шилов понял, что уговорить его не выйдет.

— Хорошо. Тогда такой вопрос: он вменяем? Хотя бы предварительно?

Виктор Степанович неопределенно пожал плечами:

— Скорее да…

— Но вы сомневаетесь?

— Конечно. Я всегда сомневаюсь.

Спокойный тон Пригова все сильнее раздражал Рому. А от пробирающего до костей взгляда и вовсе хотелось спрятаться. Но он старался не подавать виду.

— Вы сказали, что вам неинтересно, убил Мыцик или нет, — напомнил Шилов вдруг, хотя на языке вертелось совсем другое. — Но как же так? А если он действительно убийца? Если ваш сын ошибся? Вам не страшно находиться с ним рядом и болтать о погоде?

— Следуя вашей логике, мне и с вами болтать должно быть очень страшно, — неуместно веселым голосом заметил Виктор Степанович. — Вы ведь тоже убийца, получается? И я сейчас не о служебной необходимости твержу…

Рома с силой стиснул зубы, чтобы не сболтнуть что-нибудь лишнее. И мысленно проклял покойную журналистку Шантарскую. Благодаря ее документальному фильму о нем, похоже, о его стрельбе в ресторане узнал весь город. А Пригов тем временем продолжил:

— Только Мыцик, скажем так, под контролем, а вы нет.

— Хотите сказать, что я тогда должен был сесть?

— Почему же? На свободе от вас больше пользы.

Шилов немного помолчал. Он не мог сообразить: иронизировал старик, издевался или к чему-то клонил. Тишина в его кабинете здорово действовала на нервы, и Рома вскоре спросил:

— Он раскаивается?

— А вы?

Рома почувствовал, как внутри у него всколыхнулась ярость, и побоялся, не выскочит ли она наружу. Ему нестерпимо захотелось проорать, что ничерта он не раскаялся и не собирается. И если бы ему предложили вернуться в прошлое, он бы все равно снова нажал на спусковой крючок. Только на этот раз выпустил бы в начальника и его заместителя всю обойму.

Но Шилов промолчал, прекрасно осознавая, что за такое можно присесть рядом с Мыциком. И даже ради встречи с ним на такие жертвы он идти не готов, по крайней мере, пока. Поэтому просто сказал чуть взволнованным голосом:

— Пропуск мне подпишите, пожалуйста. Иначе не выпустят.

— Он не раскаивается, он боится, — полетело ему вслед уже в дверях.

* * *

Через несколько минут Рома вышел на парковку и глянул на свой внедорожник. Ничего особенного не происходило, но внутри у него разом все расплющилось, будто он попал под камнепад. В горле встал ком. Чтобы растворить его, Рома потянулся в карман за сигаретами. Закурил и задумался.

Вырисовывалась совершенно идиотская картина. Главные действующие лица этого дела были вне зоны досягаемости. И вроде бы причины уважительные: один погиб, второй сидел под присмотром медиков. Но…

Что же делать-то? Работать через досье? Так и у Мыцика, и у Данилова досье были практически идеальными. У Мыцика, правда, глаза резали два неприятных факта: мнимая госизмена и срок, — но в остальном отличный боец и адекватный человек. Мог ли адекватный человек убить? Легко. Был бы мотив, но вот его-то как раз Рома ни в какую не видел. У Данилова же в досье вообще было не к чему прицепиться — Шилов вчера убедился в этом, от корки до корки прочитав все, что нашлось на него у убойщиков.

Погиб Данилов в сорок два года. Жизнь его была не особо бурной, но и не унылой. Родился… Учился… Женился… Развелся… Больше десяти лет служил в спецназе ВМФ. Помотало его по всей стране, но последние два «спецназовских» года служил в Калининграде. Три года назад, еще в звании капитана, Данилов перебрался в родной Севастополь. На гражданку не ушел, стал преподавать огневую подготовку в одном из военно-морских училищ Севастополя. Вскоре получил очередную звездочку, а год назад в том же училище занял должность тренера по рукопашному бою. И в спецназе, и в училище характеризовался положительно. Взыскания были, но ничего серьезного. В августе нынешнего года Данилов ушел из училища, перебрался в Питер, стал снимать квартиру и ни в чем подозрительном замечен не был.

Разве что Рома не понял, где Данилов работал, а если не работал, то на что жил. Пометка об увольнении в досье была, а дальше — ничего. А ведь Климов, кажется, сказал что-то о работе.

Пересечений с Мыциком тоже не было.

Шилов удивился и просмотрел все еще раз. Знакомая фамилия так и не нашлась. Тогда он снова заглянул в досье на Мыцика — и опять промахнулся. Однако, выходило, они оба были в Крыму в июне. Один в командировке, о чем было четко сказано в досье, второй на постоянном месте жительстве. И могли там пересечься. Да так, что теперь, в ноябре, дело дошло до задержания одного и гибели другого. Что же произошло?

Что там Пригов говорил? Конфликт со свидетелями?.. Где он произошел? Не на улице же! И если Мыцик боится, значит, все же виноват?..

Пальцы правой руки вдруг обожгла боль. Рома чертыхнулся и выронил истлевшую сигарету в снежную жижу. Машинально потряс рукой и снова уставился на свою машину. Он простоял в раздумьях минут пять и чуть замерз, но интуиция подсказывала, что уезжать рано, поэтому Шилов лишь сел в машину и решил подождать непонятно чего.

От нечего делать он повертел в руке смартфон. Вечером, когда от Мыцика и Данилова уже рябило в глазах и путались мысли, Рома смутно вспомнил, что вроде бы у Паши Арнаутова был какой-то знакомый в военном отделе Следственного комитета. Сначала Шилов хотел дождаться утра, но через минуту все же набрал номер — хотел скорее проверить, верно вспомнил или нет.

Паша ответил на четвертом гудке, голос у него был замученный. Рома не стал ходить вокруг да около. Напомнил о взрыве на парковке и рассказал о следователе, который совсем не понравился Джексону. До Паши дошло не сразу, видимо, устал он за день прилично. Затем он объяснил: знакомый не его, а Тани Кожуриной. С ней Шилов не созванивался уже пару лет — все повода не было, да и мешать ее устоявшейся спокойной жизни с Пашиным отцом совсем не хотелось. Паша будто прочитал его мысли и обещал связаться с ней сам и все объяснить.

Ответа ни от него, ни от Тани пока не было. Впрочем, Рома одернул себя: всего полдесятого утра — весь день впереди. Он отложил телефон и уставился в стекло. На парковке, кроме него, никого не было. Вдруг из здания дурки вышла жена Мыцика, которую Шилов хорошо запомнил по фотографии у него в досье. Она выглядела рассерженной, но при этом на лице у нее было что-то неуловимо детское…

Рома тихо выругался. Раз она вышла, значит, либо вошла туда раньше, чем он, или проскользнула, пока он барахтался в собственных размышлениях. Пригов вряд ли не знал о ее присутствии, да и не стал бы скрывать — ему-то зачем? Значит, скорее всего, она просто прошла мимо.

Шилов рассвирепел на самого себя за невнимательность и пулей выскочил из машины.

— Вера Николаевна?..

Через пять минут Рома снова оказался в машине. Рядом сидела Вера и раз пять повторила «он не виноват» и «его подставили». Через десять понял, что толку от супруги Мыцика мало — она практически ничего не знала ни о службе, ни о недоброжелателях. А через пятнадцать он напросился к ней в гости, и она, на его удачу, не отказала.

Июнь

В полшестого утра на диком, обросшем кустарниками берегу относительно недалеко от базы никого не было. Серега зачерпнул воду ладонями и торопливо умылся — после пробежки на пару с Седым пот струился по лицу и шее. Вода оказалась приятно прохладной, но купаться ему, в отличие от плескавшегося уже минут пять Седого, не хотелось. Он так и замер на берегу, разглядывая море и терзаясь странным предчувствием, что пятый день в Крыму будет чертовски длинным и особенно непростым.

Может быть, дело в предстоящей зачистке? Она, как и две предыдущие, будет никчемной? Серега вспомнил прежние выходы. Первый — после истории со стражами закона — закончился ничем, только зря перевернули вверх дном маленький поселок и нервировали местных. Второй, вчерашний, тоже не принес ничего, кроме разочарования, а ведь казалось, что наконец улыбнулась удача. На окраине полузаброшенного поселка, там, где начинался лес, группа наткнулась на схрон с наглухо заколоченными ящиками. Вскрыли — оружие, присмотрелись — поломанное. То ли очередная издевка Грека, то ли чужие брошенные «игрушки»…

— Психуешь? — Седой выбрался на берег и отряхнулся почти как собака.

— Есть немного. Достали неудачи, — признался Серега.

— Угу. Я вот не пойму, зачем Грек это делает? — Седой плюхнулся на песок и посмотрел на него снизу вверх. — Две недели уже чудит с ментами, с расстрелом этим, оружие тоже наверняка его рук дело, но… Нахрена? И где украденное? Ждет чего-то?

Серега пожал плечами и попытался вспомнить, не планируется ли в Севастополе что-то важное с кучей народа: делегация из Москвы, торжественный спуск судна на воду, открытие какого-нибудь фешенебельного отеля… На ум так ничего и не пришло. Разве что курортный сезон, но все туристические места и официальные пляжи уже были взяты под особое внимание стараниями фээсбэшников. И никто подозрительный там не засветился.

— Может, не ждет. Может, просто от процесса удовольствие получает. Мол, поймайте-ка меня. Для него это как наркотик — без смысла, но с кайфом, — предположил Серега.

— Ну, если так, хрен мы чего найдем сегодня во время зачистки, — хмуро заметил Седой и поднялся. — Ну че, обратно на базу? Подъем скоро.

На базу они вернулись за десять минут до подъема и тихо добрели до своей казармы. По пути им никто не повстречался, впрочем, бояться было нечего. Отлучка на пробежку по маршруту, который знали все, не запрещалась. В казарме они застали одного Волчка — сонного и всклокоченного. Он зевал и медленно заправлял койку, бормоча что-то под нос. Отсутствие Чайки не удивило — на то он и командир. А где Студент? Когда они уходили, тот спал как убитый. Или убедительно делал вид.

— Доброе утро, — сказал Седой и тоже зевнул. — А где наш снайпер?

— Я думал, он с вами, — слегка растерянно отозвался Волчок.

— Не-а, — Седой задумчиво почесал затылок и присел на свою кровать.

Серега перехватил его взгляд и подумал, что Студент исчез уже во второй раз и снова под утро, до подъема. Однако у воды его нет, иначе они бы обязательно пересеклись — дорога-то одна. Так где он? Не в лесу же, грибы пошел собирать с утра пораньше! Хотя Серега не удивился бы.

— Ты же с ним больше всего контачишь, — сказал Седой и посмотрел на Волчка. — Может, говорил что?

— Ничего, — пожал плечами тот. — Да мы больше собачились беззлобно, чем по душам болтали. А чего там у него на уме — хрен знает. Хитрый парень.

Серега мысленно согласился. Если бы не «крыса» в их рядах, ни он, ни остальные не придали бы отлучкам Студента большого значения. Мало ли что: может, и правда, грибы в лесу собирает или просто любит побыть один. С работой справляется — и ладно, а где таскается вместо сна — его личное дело.

— Наверное, Чайка в курсе, — предположил Волчок. — Если к завтраку не явится, тогда уж…

Он не закончил. Шум на улице: разноголосица и топот — привлек всеобщее внимание. Но выйти никто не успел — в казарму вошел Чайка с крайне хмурым видом. Он окинул подчиненных блуждающим взглядом и спросил:

— Где Студент?

— Исчез…

— Опять…

— Только этого не хватало. Объявится — придушу, — пообещал командир.

Лицо у него стало страшнее и мрачнее прежнего. И Серега не сразу отважился спросить, что приключилось на улице. А Седой с Волчком одновременно кивнули.

— Местная группа вернулась с находкой, — процедил Чайка.

— Взрывчатку нашли?

— Трупы.

Сереге показалось, что он ослышался. А командир продолжил с ожесточением в голосе:

— Получили сведения об одной лежке Грека. Группа отправилась проверить. А там сюрприз: растяжка на входе на склад и два трупа, похоже, те самые пропавшие из части контрактники.

— Нехило, — протянул Седой. — Наши целы?

— Да, обошлось, вовремя заметили, обезвредили.

— А от кого информация? — спросил Серега. — Опять анонимный звонок?

— Нет, тут интереснее. Группа возвращалась из поселка, срезали путь через лес, наткнулись в кустах на еле живого парня басурманской внешности. Схватили, разговорили, оказалось, один из бойцов Грека…

— Ого! Удачно свернули! — чуть ли не присвистнул Седой.

— Он и рассказал про это место.

— По-русски? — уточнил Серега.

— Нет, на ломанном английском. Сам по виду азиат.

— И где он сейчас? — спросил Волчок.

— Где-где… — Чайка махнул рукой, — в госпиталь отправили, чтобы не сдох, может, еще что расскажет, если очухается.

Ненадолго повисло молчание. Чайка уставился на наручные часы. Седой и Волчок переглянулись. А Серега задался вопросом, что раненый боевик делал в лесу, но спрашивать не стал — по лицу командира было ясно, что он сказал все, что мог.

— У нас все по плану? — через пару минут заговорил Волчок. — В поселок пойдем?

— Пойдем, — кивнул Чайка. — Пока свободны. Хотите, на завтрак дуйте, хотите, разомнитесь. В общем, что угодно делайте в ближайшие два часа. Под ногами у командования только не путайтесь, уж больно оно сегодня нервное…

— А Студент? — спросил Седой.

— Явится, никуда не денется, — как показалось Сереге, со знанием дела сказал Чайка и вышел вон.

* * *

Солнце припекало нещадно. На пробежке ранним утром Серега этого особо не почувствовал. Зато теперь на спортплощадке не знал, куда деться. Он стоял возле турника, на котором висел Седой, и смотрел по сторонам. Волчок в сторонке отжимался на брусьях. Два других турника так же были заняты. А незнакомая компашка в центре спортплощадки гоняла мяч и поднимала облака пыли.

Серега ждал своей очереди на турнике и думал о последних событиях. Студент так и не объявился ни на завтраке, ни сейчас. Куда же он подевался? А тот раненный, откуда он взялся в лесу, да еще и оказался довольно разговорчивым?

— Кирюх, — позвал он Седого, и тот неловко спрыгнул с турника. — Чайка сказал, кто именно нашел того парня в лесу?

— Нет, сказал, просто местные, — помотал тот головой и растер ладони.

Серега занял освободившееся место и начал подтягиваться узким хватом. Спина взмокла через три секунды, шею защекотало от пота пуще прежнего. Но Серега утешил себя: уж лучше жара, чем мороз. Седой тем временем привалился к горячей от солнца стойке турника и стал наблюдать за Серегой с хитрым прищуром. Лоб у него поблескивал от пота. На двадцатом подтягивании он вдруг сказал:

— Но я знаю, кто командовал группой.

Серега чуть не грохнулся от неожиданности. Удержался, зыркнул на Седого, мол, я слушаю, и продолжил выполнять норматив.

— Племяш полковника Мазурова…

— Авдеев? — Серега вспомнил тощего чернявого лейтенанта. — Не мелковат он для командования-то?

— Ну ты как вчера родился, Физик! — воскликнул Седой. — Когда полкан в родственниках, и не такое возможно! И никто же не знал, что так получится. По плану группа должна была просто прогуляться по поселку, поспрашивать народ. Ничего опасного. Ну и подстраховка у него была…

— Подстраховка? — Серега уставился на него, напрочь забыв о подъеме-перевороте.

— Угу. С группой Данилов пошел. Ну, помнишь, майор из училища?

Серега кивнул и вернулся к упражнениям, но сосредоточиться никак не получалось. В голове сама по себе пыталась сложиться картинка: Авдеев, раненый, трупы контрактников… Однако отчаянно не хватало деталей. До этой минуты Серега успел подзабыть о лейтенанте и не рассматривал его всерьез на роль «крысы». Каждый день перед глазами мелькали десятки новых лиц, а полковничьего племянника он видел только пару раз: тогда в кабинете и мельком возле столовой два дня назад. Чем тот занимался — Серега понятия не имел. Но доверился интуиции и посчитал, что у того кишка тонка для связи с Греком. Или все-таки нет?

— А ты откуда все знаешь? — закончив с турником и спрыгнув, спросил Серега.

— Клянусь, я не стучу, — хмыкнул Седой. — Мы же из столовки по одному ушли. Я встретил по пути Родю. Ну, а он же местный, все про всех знает. Я спросил, он ответил. Кстати, сам Родя на «крысу» не тянет.

— С чего ты взял?

— Интуиция. Сдается мне, это кто-то из командиров. Кто постоянно у штаба трется, не привлекая внимание, да уши греет.

Серега согласился. Он и сам, наблюдая за всеми понемногу, склонялся к этой версии. По всему выходило, что таинственной «крысе» был известен весь расклад: расписание, маршруты, планы, — а такой информацией рядовые бойцы не обладали, они получали детальную вводную практически перед выходом.

— Кто-то конкретный есть на примете?

— Чего нет, того нет, — развел руками Седой.

Серега кивнул. На другой ответ он не рассчитывал и хотя сам иногда пытался хаотично вычислить «крысу», в успех не верил. Подозревал всех сразу. Играть в детектива не собирался и даже почти смирился с тем, что вычислить стукача не удастся. Успокаивал себя тем, что скоро все само закончится. Надо лишь перетерпеть.

— Пошли, что ли? — посмотрев на время, сказал Седой.

Они прихватили слишком увлекшегося на перекладине Волчка и пошли к казарме. Недалеко от нее они заприметили странную картину. Прямо у входа стояли трое, из-за расстояния лиц было не разобрать. Возле них топтался Студент и даже издали походил на петуха, который вот-вот бросится в драку. Да и остальные не излучали радости, скорее наоборот, готовились как следует ему навалять.

Серега, Седой и Волчок ускорили шаг. Однако подоспеть вовремя не смогли. Сначала Студента грубо толкнул самый крупный из тройки, и он отшатнулся. Затем второй, чуть пониже, недружелюбно пихнул его в бок. Студент замахнулся, однако третий оказался быстрее и коротким ударом зарядил ему в челюсть.

Серега невольно поморщился, наблюдая, как Студент осел на землю, и ему даже почудился хруст костей.

— Прекратить! — вдруг рыкнул непонятно откуда взявшийся Чайка, и трое драчунов как по команде выстроились в ряд, будто ничего не было.

Серега, почти поравнявшись с ними, заметил у одного нарукавную повязку дежурного и начал кое-что понимать. Видимо, эти трое заприметили Студента у КПП и задались вопросом, чего это он не в казарме. Студент наверняка послал их в пешее эротическое — Серега почти в этом не сомневался, все-таки на язык снайпер был чрезвычайно остр. Дежурным это не понравилось. Они нагнали его у казармы, и случилось то, что случилось.

Интересно, чем все закончится? Формально Студент ничего не нарушил: по расписанию значилось свободное время, в командировке режим абсолютно всеми соблюдался так себе, выходить за пределы базы в общем-то не запрещалось. Но все были на нервах из-за Грека и его ручной «крысы» и косо поглядывали на каждого, кто шлялся черт знает где.

— В чем дело? — негромко, но предельно доходчиво спросил Чайка.

Студент не ответил, так и остался сидеть на земле, но, как показалось Сереге, словно чуть-чуть съежился. Дежурный и его добровольные помощники наперебой рассказали примерно то же самое, что успел предположить Серега, и немного добавили от себя:

— Он не первый раз уже уходит…

— Подозрительно…

— И борзый очень!

Чайка кивнул, мол, понял, и одним широким махом руки велел им убраться обратно на КПП. Те послушно смылись, только на прощание неприязненно зыркнули на Студента сверху вниз, а тот ответил им едкой ухмылкой. Нижняя губа у него кровила, а подбородок был слегка ободран, словно кошка цапнула.

Серегу, Седого и Волчка Чайка тоже отослал. Едва они оказались в казарме, как, не сговариваясь, прилипли к двери и прислушались. Командир у входа говорил тихо, но разборчиво:

— Опять за старое? Доиграешься!..

— Лех, может, у меня любовь? — голос Студента был чуть взведенным, оправдываться ему явно не нравилось.

— Да у тебя в каждом уголке страны любовь! Я же тебя не первый год знаю…

— Ну, раз знаешь, чего орать?..

Серега хмыкнул и отошел от двери. Свое не особо бойкое любопытство он удовлетворил. Значит, снайпер к ним в группу прибился не только меткий, но и любвеобильный и отлучался к кому-то из местных девушек. Что же, бывает. А еще он знаком с Чайкой — видимо, пересекались раньше, что тоже не большая редкость. Вникать дальше у Сереги не было никакого желания. Главное, Студент никак не связан с Греком — и ладно.

— Ну, теперь понятно, чего он с самого начала ухмылялся, — ехидно протянул Седой, тоже скоро потеряв к разговору за дверью всякий интерес. — В предвкушении охоты.

— Да какой охоты? Отвечаю, девушки сами к нему тянутся. У них материнский инстинкт срабатывает. Непреодолимо хочется Студентика нашего приласкать, накормить, согреть, — вставил свое слово Волчок, и они оба прыснули.

Серега представил тощего, невысокого, с мальчишеской внешностью Студента и попытался нафантазировать девушку. Сначала ничего не вышло, потом кое-как нарисовалась Мура и робко встала рядом, при этом вид у нее был какой-то перепуганный, будто она боялась, что вот-вот придет Кот и поставит ультиматум: либо он, либо я. Серега сдержанно улыбнулся и проморгался, чтобы прогнать картинку.

Распахнулась дверь. Чайка буквально втащил Студента в казарму за шиворот и подтолкнул к его койке. А остальным бросил:

— Готовьтесь, выходим скоро. И этому Казанове расскажите последние новости.

— Игорек, зазноба твоя хоть красивая? — когда командир ушел, спросил Седой и обаятельно улыбнулся.

— А то, — в тон ему ответил Студент. — Что за новости-то? Что я пропустил?

* * *

— Лучше бы в лесу лежали, — пробубнил Седой и пнул попавшийся под ноги камешек.

— Не, там комары, муравьи, мошки всякие, — возразил Волчок.

— А тут люди злые! Если бы мы были без стволов, точно нашлись бы желающие потыкать в нас ножами или дать по башке молотком!

Серега, став невольным слушателем их разговора, заключил, что оба по-своему правы. Сам он чувствовал себя напряженно, как на кавказских зачистках. Ловил на себе недружелюбные и даже ненавистные взгляды, слышал раздраженные переговоры местных жителей, в чьем поселке группа хозяйничала уже часов шесть. С одной стороны, Серега понимал их недовольство: кому понравятся незваные гости, которые суют нос не в свое дело и роются в домах? А с другой, это была их работа, приказ, который не обсуждается — и ничего больше.

К поселку несколько групп выдвинулись точно по расписанию — сразу после короткого инструктажа. За день, пока светло, следовало устроить массовый и адресный обыск в домах и прошерстить местных жителей в поисках чужаков. Собственно, ничего нового. Но были нюансы, которые заметно напрягали командование. Во-первых, поселок был большой и густонаселенный. А во-вторых, считался криминальным и нередко попадал в поле зрения федералов. Едва ли не в каждом третьем доме жили те, кто, так или иначе, не в ладах с законом.

Группа была на подходе к очередному «криминальному» дому, и Серега с тревогой гадал, кто откроет им дверь и откроет ли вообще. Два часа назад возле подобного дома их встретили трое крепышей с битами. Благо нацеленные им в головы стволы сработали как надо, ребятки подуспокоились. Оказалось, что им было, что скрывать. В укромных уголках давно не прибранного жилища обнаружились маленькие свертки — предположительно, с травой. Не спецназовская тема, но лучше, чем ничего.

Час назад крошечная, но бойкая старушенция в ответ на стук в дверь беспрекословно открыла и тут же запричитала, почему взрослые дядьки таскают с собой мальчонку, да еще оружие ему доверили и надавали по роже. Студент сразу сделался пунцовым и спрятался за спину Сереги, который, впрочем, как и остальные, еле-еле смог сдержать подступивший к горлу хохот.

А также за эти шесть часов группу крыли матом, грозились спустить собак, обливали водой то из таза, то из шланга. Самые скромные просто плевали им вслед и разговаривали сквозь зубы.

— Вообще-то, этим менты должны заниматься, — остановившись у невысокого деревянного забора, заметил Студент.

— Со здешними ментами Греку бояться нечего, сам видел, — оборвал его Чайка, взялся за металлическую скобу и постучал ею о деревянную, довольно хлипкую калитку. — Здесь повнимательнее. Судя по списку «особых» адресов, тут живет однокашник Грека.

— Не тупой же он, к нему бежать! — воскликнул Студент.

Из двухэтажного кирпичного дома вышел загорелый мужчина с густыми бровями и ухоженной бородой. Спустился с крыльца и без спешки подошел к калитке. Пока он шагал, Серега заметил, что тот, кажется, ничуть не удивлен и предусмотрительно захватил с собой паспорт. А еще заприметил в углу участка сарай и подумал, что надо бы осмотреть его получше. Вряд ли там сидел Грек собственной персоной, но раз уж адрес «криминальный», быть может всякое: краденное, наркотики, оружие без лицензии.

— Ну, спасибо, Сеня, удружил, — процедил мужчина и пропустил гостей во двор. — Был бы он тут, я бы сам его придушил без вас. Но смотрите, раз уж пришли.

Группа разделилась. Серега и Седой взяли на себя участок — соток восемь, а Чайка, Волчок и Студент с хозяином скрылись в доме. Устраивать тщательнейший обыск не требовалось, был приказ осмотреться поверхностно и составить общую картину: есть что-то подозрительное или нет. Если есть, доложиться, дальше уже не их головная боль, а фээсбэшников и полиции. Поэтому Серега прикинул, что минут через двадцать придет черед следующего дома.

Он осмотрелся. На участке царил легкий строительный беспорядок. Тут и там лежали доски, кое-где возвышались маленькие горки песка, у забора была изрыта земля и там же лежала приставная металлическая лестница. От одного сарая остались сплошные руины. Тот, который привлек внимание Сереги, тоже словно держался из последних сил.

— Дом, похоже, только-только построил, — высказался Седой. — А заборчик-то хлипкий.

— Не успел, наверное, заменить, — пожал плечами Серега. — Пойду, гляну сарай.

— А я дом обойду.

На этом они разошлись. Серега осторожно, опасаясь, как бы не наступить на гвоздь или что-то подобное, подошел к сараю, а по пути осмотрел все, что попалось на глаза. Снаружи постройка выглядела маленькой, кривой и упиралась в забор. Серега дернул дверь — и изнутри его окатило запахом травы и пыли. Он отступил на полшага и разочарованно цокнул: сарай под завязку был набит распиленными досками, небрежно сваленными дровами и сеном. А сверху свисали несколько березовых веников. Серега понял: спрятать что-то среди сена и дров легко, однако чтобы вытащить все и добраться до противоположной стены, придется потратить уйму времени — гораздо больше отведенных двадцати минут. Вдруг он услышал шорох в глубине сарая. Не сообразил толком, что это, но машинально сорвал с плеча пистолет-пулемет и передернул затвор.

За секунду в голове схлопнулась паника и уступила место холодной рациональности. А в следующее мгновение из снопа сена прямо Сереге под ноги выскочила маленькая серая мышь. Сам он даже дернуться не успел, а она сделала круг и снова юркнула в сарай, будто ничего не было.

Серега уставился на сено и на дрова — и подумал, что, внутри, должно быть, еще с десяток таких же пришибленных мышей. И если в сарае кто и прятался, то давно был искусан.

— Ну че тут? — Седой нарисовался рядом с ним внезапно и бесшумно.

— Мыши, — бестолково отозвался Серега и с глухим скрипом прикрыл дверцу сарая.

— У меня тоже пусто. Хотя в этом бардаке, если очень захотеть, заныкаться можно. Вон, — Седой повел стволом в сторону горки песка, — вдруг там Грек засел? — он недобро хмыкнул. — Я попинал, кажись, пусто. Пойти, что ли, потыкать чем-нибудь острым?

Но сойти с места Седой не успел. К ним подошел Чайка, а за ним лениво следовал хозяин дома.

— Пусто?

— Сарай дровами и сеном набит, — отрапортовал Серега. — В принципе спрятаться можно.

— А за домом банька строится, я заглянул, нихрена там нет, — подхватил Седой.

— В доме тоже ничего, — сказал Чайка и развел руками.

— Да вы зря время теряете, — устало, но беззлобно и без недовольства вмешался однокашник Грека. — Притащился бы, сам убил бы. Да только хрен он сюда сунется. Ну, хотите, постреляйте, проверьте. — Он подошел к сараю, распахнул дверь и кивнул в темноту. — Хоть пар выпустите.

Что-то в его голосе подсказало Сереге, что он говорил правду. Седой покрепче сжал оружие и глянул на командира, мол, можно? Чайка кивнул и сказал, пока Седой прицеливался:

— Допустим, мы тебе верим, но многовато у тебя тут укромных мест, плюс судимый ты. Фээсбэшникам доложить придется. Они обыщут как следуют. Правила такие.

— Да ради бога, мне скрывать нечего.

Командир кивнул и махнул рукой, мол, уходим. Седой выстрелил несколько раз, пули со свистом прошили сено. Снова послышался шорох, опять на улицу выскочили мыши, теперь три, и как угорелые рванули в разные стороны.

У калитки уже поджидали Студент с Волчком и о чем-то тихо спорили. Через минуту группа отправилась к следующему дому. А по пути, после созвона с фээсбэшниками, Чайка высказался:

— Мужик за разбой сидел. Но давно, пять лет, как вышел. Участок недавно купил, только построился. Говорит, Грека сто лет не видел. Мрачный тип, но от жизни устал, вряд ли за Грека впишется.

— В общем, опять мимо, — коротко и ясно перевел его слова Седой.

Серега не считал, в скольких домах они побывали. Но в первые часы что-то само по себе откладывалось в голове: здесь пустили без сопротивления, там замучили расспросами, тут алкаши, рядом старушка, через дом одинокий мужик, у магазина молодая семья. Но под вечер все свалилось в одну кучу — и голова гудела. Чисто физически Серега не устал, ведь зачистка — это не засада и не бой. Но морально его потрепало. Хотелось спрятаться от людей, которые смотрели волком, и не высовываться до утра.

Часов в восемь резко накрыли сумерки. Студент как-то заумно пошутил по этому поводу, но Серега не расслышал: он злился на всех и себя за, пожалуй, один из самых бездарно прожитых дней за последнее время. Как там Седой сказал? Лучше уж засада в лесу? Если раньше Серега просто молча согласился с ним, то теперь готов был заявить об этом во всеуслышание.

Конечно, зачистка принесла кое-какие плоды, но не в их корзину. Где-то нашли наркотики, у кого-то оружие без разрешения, у третьих транспорт, не вписанный ни в какие документы. А для задержанных подозрительных личностей и вовсе пришлось вызывать микроавтобус. Но к Греку это не имело никакого отношения.

Когда группа шла мимо поселкового магазина, у Чайки зазвонил служебный мобильный. Он отошел в сторонку, а остальные примостились кто где.

— Жрать хочется, — печально поглядывая на магазин с распахнутой дверью и зажженным светом, сказал Седой, стоя под деревом.

— Угу. А деньги кто-нибудь взял? — так же тоскливо отозвался Студент.

— Я надеялся на счастливую поимку Грека и возвращение на базу до обеда, ну, или максимум до ужина, — усмехнулся Волчок.

Три пары глаз уставились на Серегу. От такого внимания он немного растерялся, но быстро нашелся:

— Я тоже пустой. Не надо на меня так жалобно смотреть!

— Чего такие все не предусмотрительные? — удивился Студент.

— Да ладно, — отмахнулся Волчок. — Помню, как-то в Чечне вышли мы на четверо суток, а на деле затянулось все дней на двадцать. С собой был только сухпай по минимуму. Разумеется, мы все сожрали в первые же сутки, кто же знал…

— И как не сдохли?

— Да как… По лесу шли, ягоды, орехи, грибы — все сметали, выбора особо не было. Хотели уже зайца поймать и зажарить…

— Поймали?

— Нет, быстрый, зараза. Но в тот же день вышли к лагерю мотострелков, они нам с голоду сдохнуть не дали. Хотя мне уже, честно, похрен было, пофигизм напал.

— Это из-за усталости, — кивнул Студент.

— Угу. С тех пор не люблю в Чечне бывать.

Серега, слушавший молча, так же про себя согласился. Выходит, не он один не в восторге от кавказских командировок. От этого разом стало легче, даже голод притупился.

Вернулся Чайка. В сумерках его силуэт выглядел слегка зловеще. Он смерил подчиненных усталым взглядом и сказал:

— Новые вводные. Завтра в пять утра отправляемся в лес. Там заменяем группу и сидим в засаде…

— А что за место? — уточнил Студент и зевнул.

— Раненый этот указал, смогли его в больничке разговорить. Очередная лежка Грека. Что-то типа нехилой избушки лесника. Правда или нет — хрен его знает, но проверить надо.

— Далеко до нее?

— Отсюда ближе, чем с базы, полчаса быстрым бегом. Поэтому ночуем здесь, в поселке.

Серега напрягся, но не из-за ночлежки на новом месте, а из-за очередной засады, которая непонятно чем закончится. Того раненного он в глаза не видел, поэтому инстинктивно ему совсем не доверял. Но деваться было некуда, приказ есть приказ.

— Да легко, прямо тут можем рухнуть, — хмыкнул Студент. — Только нам бы пожрать, командир, а? — он протянул правую пятерню и пошевелил пальцами.

Волчок и Седой с любопытством уставились на Чайку: взял с собой деньжат или нет, а главное, даст или откажет? Серега не придал этому большого значения. Есть ему совершенно расхотелось, а все мысли были о предстоящем дне. Изнутри упрямо защекотало нехорошее предчувствие.

— Рухнете не здесь, подальше. В одном из домов, он все равно пустует, вроде как заброшен, — сказал командир и как загипнотизированный хитрым взглядом Студента вытащил из нагрудного кармана пару купюр.

— Не припомню такого дома, — приняв деньги, заметил снайпер.

— Тот дом другая группа обыскала. Пусто. Затаривайтесь, — Чайка кивнул на магазин. — Отбой через час.

* * *

В заброшенном деревянном доме было прохладно и мрачно. От затхлого воздуха хотелось кашлять. Пол покрывала толстая пыль. Из мебели были лишь колченогий стол, кресло и продавленный темно-зеленый диван. С потолка свисала лампочка, но не горела.

Сереге не спалось. Странная тревога никак не отпускала. Он лежал, слушал тишину и гадал, чем закончится засада. Если за нее так зацепились, значит, раненый рассказал убедительно и с подробностями. Но не соврал ли? Хотя зачем ему врать? Почему он вообще был в лесу один?

Серега посмотрел в грязное окно. На улице еще темно, стало быть, часа два ночи, не больше. Телефона у него с собой не было. А наручные часы в командировки Серега надевал редко, они то ломались из-за порой жестких условий, то рвался ремешок.

Спать совершенно не хотелось, поэтому Серега тихо поднялся и пошел к двери. Вышел в прихожую, а оттуда на улицу. Днем помимо неудач по нервам било совсем осатаневшее солнце, теперь же было свежо, ветренно, и даже невеселые мысли о предстоящей засаде чуть улетучились. Он прислушался. Где-то стрекотали то ли сверчки, то ли кузнечики. На небе грозно нависла туча и, казалось, вот-вот разорвется дождем.

Надышавшись вдоволь, Серега уже собирался идти обратно, но вдруг заметил возле одного из дальних домов смутно знакомый силуэт. В нем было что-то такое, что заставило Серегу тихонько сойти с крыльца, выйти со двора и подойти ближе. Теперь расстояние было такое, что он четко опознал в нем Щепкина, майора из военчасти. Тот был в гражданке: спортивных штанах и футболке, — и куда-то шел, торопливо, не замечая ничего вокруг и по привычке скрепив руки за спиной.

Серега немного растерялся. Что Щепкин забыл в поселке? У него здесь дом или он участвовал в зачистке? А если так, то почему он не в форме и не уехал на базу? Ну, не пойдет же он с группой в засаду! Иначе Чайка предупредил бы!

В любой другой ситуации разумный во всех смыслах Серега даже мысли не допустил бы о том, чтобы пойти за человеком, которого, во-первых, он знал меньше недели, а во-вторых, который не делал ничего дурного. Мало ли, может, тоже прогуляться вышел или спешил к любовнице?..

Но Серега все-таки увязался следом, печенкой чуя, что ничем хорошим это не закончится. Идти за Щепкиным было несложно и даже скучно: он не оглядывался, не менял темп, не прятался. Шел быстро, словно опаздывал, но без дерганной суеты. Сереге же было чуть-чуть не по себе. Когда чисто машинально он попытался дать объяснение своему глупому порыву, размышления загнали его в тупик. И он попытался вообще ни о чем не думать. В том числе о том, что будет, если Щепкину вздумается оглянуться.

Они шли долго, позади остались десятки домов, одна, а затем и другая улица. В темноте Серега с трудом узнавал места, где бродил днем, и старался не терять майора из виду. Пока ему везло: было, где спрятаться, и Щепкин не ощущал его присутствия.

Вдруг улица круто свернула. Серега этого не ожидал, поэтому, когда майор исчез в ночи, не на шутку опешил: что дальше и где он сам? Но Щепкин вынырнул из темноты через пару секунд, и слежка продолжилась. Минут через пять Серега, буравя белобрысый затылок настороженным взглядом, в очередной раз задался логичным вопросом: когда и чем все это закончится? Однако ответить не успел.

Щепкин снова затерялся в темноте. Шел, шел — и пропал возле забора и дерева, как сквозь землю провалился. Серега вытаращил глаза и замер, как вкопанный. Мысли разом улетучились. Мышцы одеревенели. Он попытался успокоиться: сейчас майор появится. Но он не появлялся. Тогда Серега решил подойти вплотную к месту его исчезновения, вдруг там нечто такое, что все станет ясно?..

Он сделал пару шагов и снова резко остановился, потому что понял, что совсем близко к нему кто-то был. Серега не услышал шагов или чужого дыхания, только уловил приятный, но посторонний запах, которого раньше не чувствовал. Нечто неуловимо знакомое, морское, свежее.

Ничего больше Серега сделать не успел. Ему на голову обрушилось что-то тяжелое. Он повалился как подрубленный и не издал ни звука — не застонал и даже не охнул. На долю секунды перед глазами сверкнуло что-то серо-серебристое — и стало совсем темно.

Примечания:

Великовата глава получилась. Увлеклась маленько. Вообще-то, глав планировалось две, но по личным обстоятельствам я не смогла. До следующей, возможно, придется подождать дольше обычного. Но я постараюсь разрулить свои проблемки и не затягивать)

---

Ноябрь

Вера, как не у себя дома, осторожно и неуверенно примостилась в желтом кресле и не сводила глаз с Ромы. Он же расхаживал туда-сюда и смотрел по сторонам. Квартира показалась ему вполне обыкновенной и совсем не «шизойной». Шилов зыркнул на диван и попытался представить, как Мыцик, сидя на нем, планировал убийство Данилова — и ничего не вышло. Оттого найденные при обыске бумажки казались вдвойне нелепыми и неуместными. Да и никак не вязались с чисто профессиональной подготовкой Мыцика. Чтобы разведчик так прокололся — да не может быть! Где были его мозги? Где присущая людям его профессии рациональность? Где, в конце концов, элементарная осторожность?

Рома глянул на Веру. Она думала о чем-то своем и походила на вороненка, которого все бросили и не удосужились объяснить, как жить дальше. Они разговаривали около часа, и за это время Вера не сказала ничего такого, от чего Шилов мог бы оттолкнуться. Все сводилось к тому, что о существовании Данилова она узнала от следователя, Мыцик вел себя как обычно, а его задержание — это грубейшая ошибка.

Рома, в общем-то, допускал, что Вера и прочие не чужие Мыцику люди правы, он не виноват. Но какими путями добраться до этого «не виноват», пока в упор не понимал. А еще чувствовал, что Вера что-то не договаривала: то ли собиралась с мыслями, то ли не доверяла, то ли просто еще не все переварила и осознала…

Внезапно у Шилова зазвонил телефон. Он выхватил его из кармана, буркнул «извините» и скрылся в прихожей. Звонила Таня Кожурина, и Рома чувствовал, что не просто так, не в холостую.

— Да, Тань, привет, — негромко сказал он и приготовился внимательно слушать.

Через пять минут Рома узнал даже больше, чем рассчитывал, и вернулся к Вере. Ему сразу показалось, что она будто бы приободрилась. Он присел на диван, а она сказала:

— Я не знаю, имеет это значение или нет, но…

— Что? — Шилов машинально подался вперед, словно боялся не расслышать.

— Сереже предложили уйти со службы. Причем дважды, оба раза он отказался. В последний раз это как раз было незадолго до задержания, и мне показалось, что он расстроился. Но я не лезла с расспросами. Да и я тогда занята была со своей работой…

Роме почудилось, что Вера не особо в восторге от своей работы. По крайней мере, голос, внезапно став жестче и холоднее, ее выдал. Забавно, подумал он. Все его знакомые журналисты были едва ли не фанатиками, а тут…

— А куда предложили уйти? — вернулся он к теме.

— Вроде что-то связанное с охраной, — очень неуверенно отозвалась Вера.

— Охранка или служба безопасности? — попробовал уточнить Шилов.

— Не знаю. Сережа сразу дал понять, что ему это неинтересно. Ну, и я не расспрашивала.

— Хорошо. Вы сказали, предлагали дважды. Это было одно и то же предложение, от одного человека или разных людей?

Вместо ответа Вера пожала плечами: без понятия. Ни имени звонившего, ни названия компании она тоже не знала. Рома слегка разочарованно выдохнул, но обещал себе вернуться к вопросу.

— Это все? — спросил он. — Может, еще что-то?..

— Ничего.

Некоторое время они молчали. Шилов чувствовал себя непривычно неловко и старался не смотреть на Веру, к которой вернулся задумчиво-мрачный вид. Ясности для него пока не прибавилось. Как была каша в голове, так и осталась. Рома не надеялся, что разговор с Верой вот так сразу все прояснит, и он вмиг сообразит, что делать дальше. Но Шилов не предполагал, что все станет еще запутаннее.

Главное, что его напрягало — неувязочка между поступками Мыцика и уверенностью его близких в его кристальной порядочности. Рома знал по опыту, что все люди в той или иной степени способны на преступление. Он отдавал себе отчет в том, что Мыцик прекрасно годился на роль убийцы — и, возможно, никакого второго дна нет: он повздорил с Даниловым и избавился от него. Все просто, все реально. А семью он мог просто водить за нос. Но почему он со своими навыками засветился на камерах? Почему не уничтожил все, что указывало на связь с Даниловым? Почему отказался от адвоката? Почему выбрал такой муторный способ убийства?

Шилов посмотрел на Веру. Она явно и мысли не допускала о вине Мыцика и, кажется, готова была загрызть, как бультерьер, любого, кто посмеет убеждать ее в обратном. Такую мощную убежденность Рома встречал не так уж часто, обычно под гнетом обстоятельств и разговоров с полицией многие ломались и задумывались: а если все-таки виноват?.. Шилов прикинул, что Вера вряд ли пойдет у кого-то на поводу и сломается. Но если окажется, что ее благоверный действительно виновен — и тому будут железные доказательства, то от нее нынешней не останется и следа, она загрызет сама себя.

— Вы думаете, он убил, да? — спросила Вера, и Рома подумал, что, видимо, все его сомнения нарисовались на лице.

— Я этого не исключаю, — пожал плечами он. — Пока все против него. Конфликт, камера, предполагаемая слежка за Даниловым…

— Это косвенно, — горячо возразила Вера, и Рома удивился ее знанию терминологии. — На камерах не видно лица. Конфликт — это еще не убийство. А слежка — может, ее и не было. Может, бумажки эти подкинули прямо во время обыска и еще большой вопрос, законно все было или нет!

Рома кивнул и подумал, что надо бы побольше узнать об этом обыске. Наверняка с ним не все чисто. После разговора с Таней он в этом почти не сомневался.

— Может быть, вы знаете, почему он молчит? Не защищается, отказался от адвоката? — спросил Шилов, только чтобы не молчать.

— Не знаю, — чуть стушевалась Вера. — Он не особо полицию любит, может, поэтому…

Шилов не стал объяснять, что Следственный комитет — это не полиция, и что молчание даже при абсолютной ненависти к ментам — это глупость, сказал только:

— Я тоже полицию не люблю. Но молчанием он сам себя зарывает. Если не виноват. А вот если виноват, тогда все ясно…

— Да что ж вы такой непонятливый? — искренне возмутилась Вера. — Ну, не мог он убить!

Рома не решился спорить. Побоялся, что Вера снова возьмется за свое: Сережа не убийца, он хороший, он не способен. Рома-то знал, что еще как способен. Потому что человек. Потому что его почти полжизни учили убивать. Потому что доконать и довести можно кого угодно. Даже ее, Веру, если очень захотеть.

— Ладно. Вы сказали, что его подставили. Есть кто-то конкретный на примете?

— Да вроде нет. Он не конфликтный.

— А на службе? Может, взял кого-то не того, убил, теперь друзья-родственники мстят?

Шилов не верил собственным словам. Ну какая служба, какая месть? За годы работы в органах ему самому угрожали сотни раз, а от слов к делу переходили считанные единицы, чтобы всех вспомнить, хватит одной руки. Вряд ли в спецназе не так, наверняка одни пустозвоны, иначе Мыцик давно бы лежал на кладбище. Вера подтвердила его мысли:

— Не думаю. Он бы сказал, если бы было что-то серьезное, попросил бы быть аккуратнее или уговорил уехать. А так… — она замешкалась, точно раздумывала, говорить или нет, — я знаю только одного человека, который мог бы ему мстить, и то не уверена, столько лет прошло.

— Кто такой?

— Олег Белов. Несколько лет назад он его серьезно подставил.

— История с госизменой, — вспомнил Рома. — Да, я читал досье. Так он вроде сидит?

— Наверное.

Снова тупик. В месть Белова Шилов не верил. Во-первых, мстить-то вроде не за что. Его закрыли по делу и по закону. Не сумел соскочить? Так это не вина Мыцика. Сам напортачил, видимо, грязно сработал. Во-вторых, уж больно большой срок. Роме вспомнились слова покойного друга, Айдара: месть блюдо холодное, но не испортившееся. Да и трудно это, мстить из тюрьмы, если ты всего лишь пешка, по глупости возомнившая себя королем. Белов — это не авторитет Апостол и не Никулин с высокопоставленным отцом. И, Шилов в этом не сомневался, сиделось Белову трудно. У него бы просто не хватило духу ввязываться в заведомо провальную затею мести.

— Роман Георгиевич? — позвала Вера вдруг, от чего задумавшийся Рома вздрогнул.

— Да?

— А можно сменить следователя?

Шилов удивленно уставился на нее. А она ответила подозрительно решительным взглядом. Он чуть опешил и поинтересовался:

— А чем этот не устраивает?

— Да я не конкретно о нем, так, на будущее…

Рома хмыкнул. Каждое слово Веры сквозило фальшью. Впрочем, он ее понял. Ему этот Зубченко тоже не понравился — ни при разговоре, чисто инстинктивно, ни позже, после объяснений Джексона, ни сейчас, после разговора с Кожуриной. Было в нем что-то нехорошее. Однако обрадовать Веру Шилов никак не мог.

— По закону как бы можно, а на деле такое случается крайне редко, — сказал он.

— Например?

Рома задумался и попытался вспомнить, сколько раз ему приходилось с таким сталкиваться. Два, три или вообще ни разу? На ум так ничего и не пришло. Поэтому он виновато развел руками, мол, ничем не могу помочь.

— Ну, а если следователь не справляется со своими обязанностями? — настаивала Вера.

— Большая часть следаков, которых я знаю, не справляется со своими обязанностями. И ничего, без работы не сидят, — холодно заметил Шилов. — Чтобы сменили следака, нужно куда-то деть старого. Либо посадить, либо…

— Либо?..

— Либо убить.

Роме вдруг стало смешно, но лицом он не дрогнул. Просто вспомнил свои мысли десятиминутной давности про то, что убить может каждый, был бы мотив, и посмотрел на Веру. Помочь супругу — чем не повод? Он прикинул, как сильно нужно допечь ее, чтобы она, например, взяла нож из кухонного ящика и отправилась убивать следователя? Глаза у нее уже как-то недобро поблескивали, настроение скакало как горный сайгак: Вера то хмурилась, то замыкалась, то становилась бодрой и разговорчивой. Шилов подумал, что она, кажется, почти дошла до края, и решил, что пора менять тему. Но она его опередила:

— Я консультировалась со знакомым юристом, и он сказал, что Сережу можно вытащить…

— Можно, но стоит ли?

Вера смерила Рому таким яростным взглядом, что у него на пару секунд перехватило дыхание. Но он взял себя в руки и объяснил:

— Да, можно добиться его освобождения. Но я бы этого не делал и вам не советую. Смотрите, допустим, все кругом правы, и ваш дражайший супруг ни в чем не виноват, кто-то его подставил. Раз об этом додумались мы, вполне возможно, додумался он сам. И в отличие от нас, у него наверняка есть конкретные подозреваемые. И вот он оказывается на свободе и…

— И?

— И отправляется к этому подозреваемому или подозреваемым, чтобы разобраться.

— Вы ошибаетесь, — подозрительно спокойно заметила Вера и скрестила руки на груди. — Он не стал бы ни к кому идти и разбираться!

— А что бы он делал? Сел бы на этот диван и стал ждать, пока само рассосется?

— Он бы… — Вера задумалась на несколько секунд, — он бы пошел в полицию и…

— Ерунда, — отрезал Шилов. — Во-первых, вы сами сказали, что ментов он не любит. А во-вторых, что ему мешает сейчас взять и изложить свою точку зрения следователю?

— Так в том-то и дело, нужен другой следователь. Этот и слушать ничего не хочет!

— А где гарантии, что с другим следователем повезет, и он беспрекословно поверит ему?

Вера не ответила и растерла покрасневшие щеки, а Рома подумал, что, кажется, разозлил ее. Но не стал ни успокаивать, ни извиняться. За что извиняться-то? За правду? Неужели она действительно уверена, что Мыцик такой белый и пушистый? Ну дураку же ясно, окажись он сейчас на свободе, мигом начнет сам разбираться и наверняка вляпается в дерьмо похлеще нынешнего! А если он еще и виноват, то вообще ударится в бега, и ищи его потом где-нибудь в Иностранном легионе.

— Если его выпустить, он пойдет к своему начальнику и все ему объяснит, — наконец снова заговорила Вера с неожиданным упрямством.

— А начальник пойдет ко мне и потребует разобраться, — слегка разочарованно кивнул Шилов. — Что, в общем-то, уже случилось и без участия вашего мужа. Или что, вы думаете, этот начальник бросит все дела и станет копать лично? Раз так, вы удивительно наивны для своих лет и профессии, — заметил он.

Вера недружелюбно фыркнула. Рома вдруг подумал, что она похожа на ежика — такая же колючая, и велел себе заканчивать, пока они всерьез не разругались. Но тут же одернул себя: еще нужно спросить про крымскую командировку. Да, снова, но вдруг она, раздухаренная, вспомнит или сболтнет что-то новое, а не заезженное «ничего не знаю» и «все как всегда».

— В общем, запаситесь терпением, — примирительно сказал Шилов. — Он не в изоляторе, а…

— В психушке, — резко перебила Вера.

— Ну, да, место так себе, я бы лучше в камере посидел, — согласился Рома и тихонько хмыкнул, заметив, как у Веры расширились глаза. — Но и там сносно: кормят, выгуливают, развлекают разговорами о погоде. Таблетками не пичкают, уколами не угрожают, так что за мозги не переживайте, выйдет не «овощем».

Вера чуть побледнела, и Шилов скорее перешел к сути, хотя еще хотел добавить о том, какой у Мыцика распрекрасный психиатр.

— Если он не виноват, его выпустят. Это я вам обещаю. Но вот если виноват, тогда…

— Что? — уже совсем другим тоном, без ярости и злости, спросила Вера.

— Тогда он сядет надолго. Это я вам тоже обещаю.

По растерянному виду Веры Рома понял, что ей нужна пауза. Пока она смотрела куда угодно, но только не на него, он сам почувствовал, что не прочь закурить. Глянул на Веру и спросил:

— Курить у вас можно?

— Не стоит. Я еле бросила, боюсь сорваться.

— Понял, — легко согласился Шилов и пообещал себе: один вопрос — и на улицу.

Он выждал еще пару минут. И все это время думал, как ответит Вера: расскажет что-новое или ей попросту нечего добавить, потому что Мыцик не особо вводил ее в курс дела?

— Вспомните, по возвращению из Крыма он точно вам ничего не рассказывал? Про Данилова, про суть командировки, про членов группы?

— Вы думаете, все пошло оттуда?

— Да ничего я не думаю. Просто…

Рома не закончил, что — просто. Собственные объяснения показались ему путанными и бестолковыми. И Вере было вовсе необязательно снова выслушивать, что он сомневался, причем постоянно, и сам-то вряд ли удивится, окажись Мыцик убийцей, а вот она…

— Значит, ничего? Приехал, и вы зажили как ни в чем не бывало?

— Да, — ответила Вера.

Шилов кивнул и поднялся с дивана. Мысленно добавил Веру в список опрошенных, где уже была мать Мыцика, и прикинул, как быть дальше. Он чуял, что нужно рыть в сторону командировки, ведь Пригов ясно дал понять, что в последние месяцы больше ничего примечательного не было. Значит, стоит увидеться с членами группы, не один же Мыцик в Крыму загорал.

Рома уже был одной ногой в прихожей, когда круто развернулся, посмотрел на Веру, которая собралась его провожать, и сказал жестче, чем хотел:

— Я знаю, что вы журналист. Большая просьба, не путать личное и профессиональное. Работайте, как работали, но не вздумайте написать или сказать хоть слово. И так новостники все никак не успокоятся. Ему же навредите и себе.

— Расслабьтесь, — безропотно согласилась Вера. — И в мыслях не было.

Ее тон резко похолодел и стал каким-то бесцветным. Шилов сначала принял это на свой счет, а потом сообразил: ему не показалось, Вера и правда не рада своей работе. Откуда-то из темного угла вылезло любопытство, и Рома не удержался:

— Впервые вижу журналиста, которого, кажется, тошнит от работы, и он не скрывает этого. С чего вдруг?

— Накопилось разочарование, — после минутного молчания, пролетевшего как миг, призналась Вера. — Вам наверняка знакомо это чувство, когда представление и реальность не вяжутся? А деваться некуда, потому что ничего другого не умеешь и, главное, не хочешь…

— И продолжаешь жрать кактус, — понял Шилов и смерил ее сочувствующим взглядом. — Все плохо?

— Нет, есть и приятные моменты.

— Ну, тогда могу предложить три варианта.

— Какие?

— Первый, сжать зубы и терпеть, вряд ли что изменится, но вы свыкнетесь. Второй, поменять профессию. И третий, приходите работать в пресс-службу МВД.

— Зачем? — она впервые с их встречи улыбнулась.

— Поработаете немного и поймете, что по сравнению с нашей пресс-службой любая другая журналистская деятельность — рай.

* * *

Во дворе Рома первым делом выкурил сигарету. Выл злой ветер, дым летел в глаза, но Шилов не торопился спрятаться в машине. Разговор с Верой он даже с натяжкой не решался назвать продуктивным. Что он узнал? Мыцик — крайне неразговорчивый и закрытый тип, вот что. Супруге он ничего не рассказывал: то ли правда не было повода, то ли оберегал ее, то ли мутил что-то нехорошее, что вряд ли, иначе бы Вера заметила и не стала молчать. Она любила и доверяла — Шилов в этом ни секунды не сомневался. Но вот стала бы прикрывать, займись Мыцик чем-то дурным? Рома подумал немного и понял: нет, не стала бы. Хотя не мог с точностью сказать, пошла бы его сдавать или просто убралась из его жизни.

У Шилова были две какие-никакие зацепки, которые не стоило игнорировать: предложение о новой работе и Белов. А еще были четверо типов, которые составили Мыцику компанию в Крыму и, может быть, что-то знали о Данилове.

Рома выкинул окурок в урну и осмотрелся. Во дворе не было ни души. Но он чувствовал, что что-то не так и внезапно понял — его не душила паранойя. Вот только надолго ли? Думать об этом казалось бесполезным, и Шилов сел за руль.

По пути в главк он созвонился с Приговым и предложил встретиться — накопились темы для разговора. Рома полагал, что они встретятся в кафе или в другом людном месте, но генерал обещал заявиться прямо к нему в кабинет. Сказано это было таким суровым тоном, что Шилов не посмел возражать.

Возле здания главка он первым делом выцепил знакомый «мерседес» и вздохнул. На секунду кольнула совесть: зря он подписал на это дело Джексона, сам барахтался, как в болоте, так еще и друга озадачил, а ведь тот теперь не отцепится. Сам Женя со скучающим видом ходил туда-сюда у самого входа, переговаривался с курящей там же компашкой и, Шилов по глазам видел, еле сдерживался, чтобы не стрельнуть у них сигаретку.

— Старый, тебе чего дома не сидится? — после рукопожатия спросил Рома.

— Эх, что за жизнь пошла! Ни покурить, ни выпить, даже из дома выйти нельзя! — стал сокрушаться Джексон.

А Рома чуть растерялся. Вот-вот к нему явится Пригов, генерал, да еще и чекист, а Женя недолюбливал ни тех, ни других и мог выкинуть что-нибудь неприличное. Однако прогонять его Шилов не собирался: у него были совсем другие планы.

— Джексон, давай без фокусов, человек обидеться может или не так понять.

— Да я вообще молчать буду, как табуретка, — клятвенно пообещал Женя и скромно присел на стул, когда оба вошли в кабинет. — Но пока его нет, расскажи, где тебя носило? Я полчаса ждал.

— Чего не позвонил? — удивился Рома.

— Так это… Деньги на телефоне кончились. Я ж пенсионер.

— Будешь себя хорошо вести, кину я тебе денег.

Рома сел в свое кресло и задумался, с чего начать. С Веры или следака? Вести о втором показались ему интереснее, и он заговорил:

— Окольными путями, через Таню Кожурину, я кое-что узнал о нашем следователе.

— Интересное? — Женя подался вперед.

— Скорее да, чем нет. Оказывается, наш Зубченко был знаком с Даниловым.

— Да ладно?

— Ага. Насколько хорошо они друг друга знали — загадка, но вроде неплохо общались.

— Как же ему разрешили вести это дело?

— Ну, не знаю, может, начальство не особо в курсе его знакомств.

— А как Танька все это узнала? — не понял Женя.

— У нее в военном отделе приятель. Этот приятель узнал о Данилове случайно, через соцсети. Ну, знаешь, как это бывает. Один подписался на другого, фото, видео, все дела…

Джексон кивнул и хмыкнул.

— В общем, Танин приятель запомнил, как несколько раз Зубченко выкладывал у себя на странице фотографии с Даниловым с каких-то совместных посиделок: баня, шашлыки и все такое. Правда, было это давно, когда Данилов служил в Калининграде. И наш Зубченко тоже там работал.

— Угу. А потом, значит, Данилов в Крым, а прыщ этот в Питер. И теперь он вцепился в Мыцика, как клещ, типа из-за мести за друга?

— Получается, так.

Некоторое время оба задумчиво помалкивали. Затем Женя опомнился и спросил:

— Но ты это же еще не все?

— Нет, — кивнул Шилов. — Еще я ездил в дурку, Мыцика не видел, но пересекся с его женой, напросился в гости и поговорил…

— Выхлоп есть?

— Да так, негусто. Супруг у нее не из разговорчивых: никак, нигде, ничего.

— Прямо идеальный брак, — хохотнул Джексон.

— Правда, она вспомнила, что ему кто-то предлагал новую работу, что-то по части охраны, но он отказался и вроде как расстроился. Но она не уверена и не знает ни имени, ни названия компании.

— А чего вообще знает?

— Уверяет, что Мыцик не виноват, что его подставили и рвется его вытащить, — вкратце припомнил Шилов. — Говорит, не мог он убить.

— Это спецназовец-то? — Женя снова расхохотался. — Считай, новый анекдот, Пашке расскажу, как вернется.

Рома улыбнулся и хотел продолжить, но не успел — в кабинет дважды постучались, а затем, не дождавшись ответа, вошел Пригов. Он сдержанно поздоровался, Шилов ответил кивком и заметил, как вытянулось лицо у Жени.

Только молчи, Жека, взмолился Шилов, и, кажется, его просьбы услышали. Джексон тихонько кашлянул, буркнул «здрасьте», что для него было примерно как «здравия желаю, товарищ генерал, проходите, садись, не хотите ли чайку-кофейку-коньяку?» — и незаметно, как пушинка, пересел в самый угол кабинета.

Рома посчитал это хорошим знаком и предложил Пригову присесть.

— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил генерал через минуту.

— Во-первых, я бы хотел поговорить с членами группы, к которой был прикомандирован Мыцик. Это возможно?

Пригов ответил не сразу. Хмуро раздумывал несколько секунд, сцепив руки в замок, и Шилов машинально отметил, что на этот раз он выглядел загнанно, может, из-за Мыцика, а может, и других проблем полон рот.

— Поговорите с Чайкой, он командовал группой. Остальные, увы, заняты. Их нет ни в городе, ни в области — служба, — наконец ответил Пригов.

— Когда вернутся?

— В лучшем случае, через месяц-полтора.

Рома выругался про себя. Но тут же утешился: командир-то здесь, значит, не все потеряно.

— А этот Чайка, почему он?..

— Лечится после ранения, — объяснил генерал. — Еще в Крыму получил.

— Что-то серьезное? — спросил Шилов, прикинув, что прошло уже больше трех месяцев.

— Кость раздробило в ноге.

Рома кивнул и заметил, как Джексон в углу скорчил болезненную мину. Наверное, вспомнил свое ранение времен Афгана, подумал Шилов и вновь переключился на Пригова.

— Мне бы адрес и телефон, — сказал он.

— Хорошо. Что-то еще? — тут же принявшись строчить что-то в смартфоне, спросил генерал.

— Да. Почему вы не сказали мне, что Мыцика и Данилова связывал Крым? Они ведь там познакомились, судя по всему…

— Судя по всему — это по чему? — парировал Пригов с несколько удивленным видом. — Я понятия не имею, где они познакомились и что их связывало, кроме погон. Иначе бы я вам сказал.

Рома присмотрелся к нему, а затем глянул на Джексона: врет или нет? Женя пожал плечами и уставился генералу в затылок. Шилов прикинул, вроде врать ему незачем, но как так вышло, что Пригов не в курсе обстоятельств знакомства? Не успел или не захотел узнать? Был так занят? Неужели не нашлось ни одного захудалого фээсбэшника, которого он мог бы впрячь, и генерал сразу пошел к нему, Роме, а точнее, к Калюжному? Почему? Логичнее было бы Пригову сперва самому собрать побольше информации — чисто для спокойствия и уверенности в своих силах.

Или нет у него никаких сил?..

— Хорошо, — примирительно сказал Шилов. — Тогда следующий вопрос. Вы сказали, что Мыцик в последнее время занимался воспитанием молодняка. Как по-вашему, он мог с кем-то из них поделиться своими проблемами, если они были, конечно? Мог рассказать о Данилове?

Пригов снова выдержал томительную паузу и поерзал на стуле. Рома зыркнул на Джексона: не таращься на него так! Женя в ответ изобразил на лице хитрое недоумение, но пристальный взгляд отвел.

— Не думаю, — отозвался генерал. — Физик не из болтливых, да и пацанов этих он знал так себе. Вряд ли стал бы откровенничать. Хотя… — он с прищуром почесал подбородок, — есть один мальчишка, все ходил за ним и смотрел чуть ли не влюбленными глазами…

— Кто?

— Евсей Миронов. Знакомы они недавно, но много времени проводили вместе. Парень болтливый, дотошный, мог что-то вытянуть.

— Где его найти?

Пригов собирался уже ответить, но его отвлек зазвонивший телефон. Он взглянул на дисплей, нахмурился и пробормотал:

— Я выйду на пару минут.

— Мелковат генерал, — протянул Джексон с беззлобной усмешкой, едва дверь закрылась. — Но взгляд свирепый, меня малость пробрало.

Шилов не ответил. Его всерьез взволновал вопрос осведомленности Пригова и почему он все-таки обратился в полицию? С его возможностями это выглядело странно. Не хотел большой огласки или не доверял своим коллегам?

— Рома?..

— А?

— Мне-то что делать? Дальше вашу болтовню слушать?

— Нет, поедешь и поговоришь с этим раненным Чайкой и с пацаном. Сдается мне, следак этого не сделал и оперов не озадачил.

— Так я… — Джексон возмущенно хмыкнул. — А ты чем займешься?

— А я узнаю, как поживает один урка.

Женя открыл было рот, чтобы спросить, что это за урка, но Рома одним взглядом попросил помолчать. Впрочем, поговорить им бы все равно не удалось, потому что в кабинет вернулся Пригов и с порога назвал адреса и Чайки, и Евсея, у которого, оказывается, так удачно был выходной. Шилов кивнул и посмотрел на Джексона: фас! Тот с притворным оханьем поднялся со стула и вышел вон.

Рома же переключил все внимание на генерала. У того, кажется, чуть дергался глаз. Но из-за Мыцика ли? Да нет, наверняка других проблем полно.

— Что-то еще? — спросил Пригов и, словно прочитав его мысли, вернул лицу непробиваемую невозмутимость.

— Да. Владимир Викторович, какие у вас отношения с отцом?

На пару секунд невозмутимость сменилась изумлением, брови полезли на лоб, губы скривились. Шилов отметил, что у генерала все отлично с мимикой: такой может сыграть что угодно — видать, учился хорошо и времени зря не терял.

— А в связи с чем вдруг такой вопрос? — нахмурился Пригов. — Если вы о том, что он ни в какую не пускает к Физику, тут я вам не помощник. Сам мучаюсь. Понимаете, он вроде как получил новую игрушку…

— Да пусть играет на здоровье. Я как раз об этом.

На генеральском лице отпечаталось недоумение вперемешку с любопытством — кажется, с ним давно не говорили загадками, только четко и только в лоб.

— Можете попросить отца потянуть с экспертизой, чтобы Мыцика не перевели в изолятор, пока я разбираюсь? — спросил Рома.

— Ну… — Пригов глубоко задумался. — Могу, наверное. Но вам-то какая разница, где он сидит?

— Мне плевать, но все-таки хочется облегчить положение, если есть такая возможность. В первую очередь, себе. Понимаете, сегодня я говорил с его женой. Боюсь, как только Мыцик окажется в изоляторе, она перейдет к активным действиям: адвокаты, СМИ и все такое. И, скорее всего, Мыцика выпустят.

— И что вас смущает?

— Как бы он глупостей не наделал на свободе. А в дурке он неприкасаем, и даже адвокат с самыми длинными руками не сможет до него дотянуться.

— Глупостей? — генерал поморщился, и Шилову показалось, что в его понимании Мыцик и глупости никогда не пересекались.

Рома задумался. Ему требовалось объясниться с Приговым, но нужные слова никак не находились. Были лишь сваленные в кучу предположения, возникли они во время разговора с Верой и сводились к тому, что Мыцика действительно могли подставить, а он сам в курсе, чьих это рук дело. Но предположения эти смотрелись столь зыбкими, что Шилову было неловко их озвучивать. Поэтому он решил оттянуть разговор:

— Давайте об этом в другой раз. Так вы поговорите с отцом? Меня он вряд ли послушает.

— Поговорю, — с недоверием отозвался Пригов. — Это все?

— Да. — Рома еле удержался, чтобы не указать на дверь, мол, до свидания.

Генерал смерил его колючим взглядом, и они распрощались. Шилов, четко почуяв, что Пригов не стал с ним спорить только из-за собственной занятости, облегченно выдохнул.

Оставшись один, он взял смартфон и набрал Климова, к которому было всего два вопроса: нашли ли отпечатки на бумажках из квартиры Мыцика и есть ли сведения о том, где работал Данилов. Рома полагал, что разговор получится коротким. На первый вопрос Олег ответил быстро и внятно — отпечатков нет. А на второй промямлил что-то невразумительное, и Шилов, чувствуя, как начинает злиться, велел явиться в кабинет.

— Ну? — спросил он, когда Климов робко присел на стул.

— Да там следак этот чего-то мутит, поэтому я сам уже запутался и сейчас вас запутаю…

— Рассказывай, — отмахнулся Рома, он и так уже запутался везде, где мог.

— Короче, официально этот Данилов нигде не работал.

— А неофициально?

— Скорее полуофициально числился в какой-то охранке. Но он уволился оттуда буквально за несколько дней до того, как превратился в обгорелый фарш.

Снова охранная фирма, с легким удивлением заметил Шилов про себя. Вряд ли совпадение.

— Про эту его работу узнали, покопавшись в его мобиле. В ней сохранились звонки бывшему шефу. Видать, звонил по поводу увольнения. Ну, поехали туда, сообщить новости да разнюхать, что и как. Там-то и узнали о конфликте с Мыциком. Это, кстати, на камерах есть, у них везде там их понатыкали, — быстро-быстро затараторил Олег, будто боялся что-то забыть. — Правда, конфликт так себе, потолкались да похватали друг друга за шкирку…

— Стоп! — остановил его Рома. — Мыцик приходил туда и их конфликт есть на записи?

— Да…

— Так чего ты мне только сейчас об этом говоришь?!

— Так вы ж только вчера включились, я растерялся, — пришибленно пробормотал Климов, как всегда, остро реагируя на все свои ошибки и промахи. — Мы с Ильей Николаичем уже говорили об этом, а потом у него аппендицит приключился. Вот я и забыл. И следак этот еще прессует, шагу не дает ступить…

— В каком смысле? — насторожился Шилов.

— Ну, это… — Олег боязно вытаращился на него, словно не решаясь продолжить. — Не особо он дает в этом дельце рыться. К экспертам сам ездит. Записи неохотно дал скопировать. Вам вообще велел ничего не говорить, потому что вы как бы в отпуске…

Рома усмехнулся. Следователь во время их единственного разговора показался ему не только борзым, но и умным. А тут — грязно сработал и топорно. Значит, не такой уж он серьезный противник.

— Запись где? — спросил Шилов.

— У следака, у меня нет, — развел руками Олег.

— Адресок помнишь? — Рома пододвинул к нему маленький квадратный листок для заметок и ручку. — И как шефа этой охранки зовут.

Климов, который уже собирался встать, вздохнул и принялся черкать на листке. А Шилов мыслями уже унесся к следующему пункту своего незатейливого плана: ему следовало отыскать Белова — чисто для галочки. Он покосился на Олега, тот был весь в себе, а затем посмотрел на ноутбук. За несколько щелчков открыл файл с досье на Мыцика и отыскал в нем сведения о Белове. Служил… Уволился… Занялся бизнесом… Все это Рому мало интересовало. Наконец он нашел запись о задержании Белова и о том, что с ним было дальше. Этому был посвящен всего один абзац, но главное, в нем нашлось место контактам колонии.

Климов кашлянул и пододвинул к нему лист, исписанный мелким почерком.

— Могу идти? — спросил он и неловко дернул шеей.

— Пока свободен, — кивнул Шилов.

Дверь за Олегом бесшумно закрылась, а Рома вгляделся в его записи и параллельно смутно вспомнил, что вроде бы именно в колонии Белова работал его старый знакомый. Хорошо, если не уволился и не умер. Он потянулся к смартфону и порылся в списке контактов. Нужный номер нашелся не сразу. Шилов даже успел испугаться, что удалил его. Через минуту в динамике послышался подзабытый голос, а через пять Рома вычеркнул Белова из списка подозреваемых.

Как он и предполагал во время разговора с Верой, сиделось Белову плохо и тяжело. Но проблем с ним не было: не бунтовал, не болел, не влезал в мутные темы. Сидел тихо и печально, а о Мыцике и прошлой жизни не вспоминал.

Скукота какая, разочаровался Шилов и набрал следующий номер: директора охранной фирмы, в которой пока что совершенно необъяснимым образом пересеклись Мыцик и Данилов. Пошли гудки, Рома для верности сверился с номером и проговорил про себя имя директора — Михаил Григорьевич. Тот не ответил ни через три секунды, ни через пять, ни через десять. Шилов чертыхнулся и уставился на время на дисплее: рабочий день в самом разгаре, и где этот тип, интересно шлялся? Или у компании выходной?

В голову, как муха в форточку, залетела мысль, а не съездить ли в эту фирму. Но тут же выпорхнула обратно, подгоняемая вязкой тревогой. Рома поморщился как от зубной боли. А ведь успел торопливо порадоваться, что наконец паранойя ушла. Однако она, похоже, лишь притаилась. Впрочем, как всегда.

Несколько минут Шилов сидел как замороженный. Опомнился, только когда зазвонил телефон. Он понадеялся, что это шеф охранки, но на дисплее значилось «Орехов». Рома запоздало вспомнил, что не встречал его сегодня ни на входе, ни в коридоре, служебного «мерседеса» тоже не видел.

Дима практически сразу перешел к делу, но сперва вполне искренне поинтересовался, как поживает паранойя. Шилов беззлобно послал его нахрен и тоже быстро пересел на рабочие рельсы. Разговор вышел коротким, потому что похвастаться и порадовать начальство было абсолютно нечем, да и Орехов, судя по суете в голосе, спешил. Версий всего две — личные разборки, в которых копаться и копаться, либо, что вряд ли, подстава кого-то третьего, кто знал и Мыцика, и Данилова. На обе Шилов полагался примерно одинаково, но обещал вот-вот нарыть что-то в пользу одной или другой. Правда, сам себе не верил и чувствовал, что и Дима отнесся к этому скептически.

Еще час прошел в томительном ожидании непонятно чего. Рома бродил из угла в угол и проговаривал про себя все, что успел узнать. Хрупкие факты толкали и теснили друг друга, и чем больше Шилов думал, тем сильнее запутывался. Поэтому он бросил это дело и отправился на улицу — покурить и проветриться. Однако от первой же сигареты его чуть не вырвало, и Рома с ужасом подумал, что будет к вечеру.

Возвращения Джексона он решил дождаться в кабинете и никуда не ходить. Тот вернулся через два часа. Вид у него был загруженный, словно он узнал много нового. Шилов открыл было рот, чтобы начать спрашивать, но Женя в пару шагов добрался до его кресла и махнул рукой:

— Встань-ка, пустите меня за ноутбук.

Прозвучало это настолько неожиданно, что Рома без споров и даже с легкой робостью уступил ему место. И только когда Джексон пару раз щелкнул мышкой и растерянно уставился на рабочий стол, выдавил:

— Жень, а что ты делаешь?

— Хочу еще раз посмотреть запись. Первую, еще до взрыва.

Шилов удивленно поморгал, а затем нашел запись и включил ее, при этом внимательно таращась на Джексона. Тот в свою очередь с прищуром уставился в экран. Роме очень захотелось спросить, что он пытался увидеть, но придержал язык. Женя просмотрел запись пару раз, бормоча под нос что-то невнятное, и наконец откинулся на спинку кресла. Поерзал на месте, словно проверяя прочность и сказал:

— Удобно тут у тебя. А меня заставляешь на всякой фигне сидеть!

Он указал пальцем на стул, где сидел до того, как уехал. Шилов вконец опешил и обеспокоенно смерил его взглядом: по башке ему дали, что ли, или обострение? Ему понадобилось еще пара минут, чтобы сбросить с себя смущение и спросить:

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Нормально, — буркнул Джексон.

— Так ты узнал что-то?

— Ну, как бы да.

Это «как бы» Рому не обнадежило. Но он скромно уселся на свободный стул и велел:

— Рассказывай.

— Да что рассказывать. Сначала я поехал к Чайке. Он, чертяка, вылитый Мыцик. Ну, со спины и издалека точно…

— Ты поэтому запись смотрел?

— Не только, — отмахнулся Женя, но объясняться не стал, продолжил как ни в чем не бывало: — Он мне рассказал, что Мыцик и Данилов действительно познакомились в крымской командировке. Правда, сказал, что пересекались всего пару раз и никакого конфликта за ними он не запомнил.

— Вообще?

— Угу. Если с кем у Мыцика и могли возникнуть терки, так это с Щепкиным…

— А это кто? — не понял Шилов и постарался вспомнить, не проскользнула ли эта фамилия мимо него.

— Да хмырь один. Местный, севастопольский. Короче, там мутная история. Но, как я понял, с подачи Мыцика чекисты взяли его за яйца и заподозрили в связи с каким-то террористом.

— Чего?..

Новую информацию Рома переварил со скрипом, она стала все равно что удар обухом по башке. Он едва успел стиснуть зубы, чтобы не взвыть. Но эмоции — удивление и недоумение — быстро испарились. Остался лишь невысказанный вопрос: какого черта Пригов не сказал об этом ни слова?! Не знал? Не знал, что подчиненный сдал его коллегам предателя? Да это же невозможно!

— И где сейчас этот Щепкин? — чуть хрипло спросил Шилов и почувствовал, как резко пересохло во рту.

— Вроде под следствием. Но Чайка особо не в курсе. Он, когда все это произошло, ранен был и в госпитале лежал. До сих пор хромает и, похоже, службе кирдык. Если бы не хромал, кстати, я бы его на место Мыцика примерил. Похож!

— Да ты говорил уже. Но ему нахрена все это? — вяло отозвался Рома.

В голове мелькнула мысль о подставе. Мог ли бывший командир изобразить Мыцика? В общем-то, мог, но раз хромал, то вряд ли.

— А у самого Чайки какие с Мыциком отношения? — спросил Шилов и потер виски, в которых бешено стучала кровь.

— Да никаких. Познакомились перед самой командировкой. Оба получили по пуле и проторчали в госпитале, когда за Щепкина взялись. Особо не пересекались. Вернулись в Питер в разное время, Мыцик раньше, у него рана попроще, Чайка позже. Мыцик сначала на больничном сидел, затем поработал и в отпуск ушел. Чайка все еще лечится. Все это время они не общались.

Рома кивнул, подумал немного, пытаясь разложить услышанное по полочкам, и вспомнил про Миронова:

— А второй что сказал, Евсей?

— А, этот, болтливый парень! — усмехнулся Джексон. — Но по делу сказал мало. Про Щепкина знать не знает. Но Мыцик с ним поделился про работу. Мол, предложили, но я отказался, потому что не мое, да и мутная контора.

— В каком смысле?

— Ну, что-то типа ЧВК.

— Частная военная компания? — Шилов присвистнул.

— Угу. А они же как бы в серой зоне, незаконны.

— Ладно, об этом позже. Что за терки-то с Щепкиным?

— А, это… Со слов Чайки, Щепкин Мыцику якобы дал по башке.

Рома выматерился, Джексон хохотнул, но посмотрел на него с жалостью. Шилов вытащил пачку сигарет из ящика стола, выцепил одну и подумал, что, кажется, по сравнению со страстями, что кипели вокруг этого Мыцика, его проблемы с Никулиным — это так, пшик.

— Что значит — якобы? — закурив, уточнил он. — И почему про Щепкина в досье Мыцика нет ни слова, раз он на него указал?

— Ну, почему нет, это я не знаю. Может, информация еще не дошла целиком. Или ты думаешь, что это только у нас бардак с базами?

Шилов согласно кивнул. Джексон прав, причин может быть сколько угодно, начиная элементарной бестолковостью тех, кто отвечал за свежесть и полноту данных в досье сотрудников КТЦ, и заканчивая вполне возможной просьбой фээсбэшников, которые взяли Щепкина за жабры, не указывать пока эти сведения — наверняка следствие еще не завершилось.

— А насчет по башке… — Женя задумчиво почесал затылок, — Понимаешь, Мыцик вроде как не показал на него пальцем, мол, вот он мне чуть качан не расквасил. Но объяснил, что на улице, где все произошло, были только они вдвоем.

— Куда все делись?

— Ночь была.

Рома затушил сигарету в пепельнице и потер лицо свободной ладонью. Новые вводные его озадачили. Голова, казалось, вот-вот лопнет. И больше всего его волновали три вопроса — одновременно такие простые и сложные. Почему обо всем этом веселье генерал не сказал ни слова? Замешан ли Щепкин? И при делах ли ЧВК, раз Мыцик и Данилов сцепились именно там? А если при делах, то каким именно образом?

— Кстати, вот тебе версия, — словно решил добить его Джексон, да еще и подозрительно веселым тоном. — Пришла в голову, пока с Чайкой болтал. На записи реально Мыцик, он взорвал, но молчит, потому что нихрена не помнит. А взорвал, потому что его загипнотизировали и велели так сделать…

— Джексон! — взвыл Шилов. — Закройся! И хорош фантазировать! Мне реальные версии нужны, а не фантастические!

— Здрасьте, — протянул Женя по-прежнему весело. — Ты забыл, что ли, как я чуть тебя не пристрелил под гипнозом?

— Да помню я, — уже спокойно буркнул Рома.

Первое дело после своего возвращения в милицию незадолго до реформы он не забыл бы, даже если очень захотел. И потому что погибли не чужие ему люди, и потому что был замешан его предшественник, и потому что в качестве оружия выступал гипноз, и потому что уж больно неожиданным вышел финал.

— Тогда лови другую версию, — упрямо заявил Джексон. — Тоже нихрена не фантастика, а наша скотская реальность. На записи не Мыцик, а его двойник…

Шилов просверлил его недобрым и, как ему показалось, слегка безумным взглядом. Но орать и просить заткнуться не стал — не было ни сил, ни желания. Да и знал по опыту, что Женю в принципе трудно заставить молчать, пока он сам того не захочет.

— Вспомни Леху Спасского. Дали ему по башке, слепили его двойника, велели грохнуть человека и свалили все на Лешу. И ни одна падла не усомнилась. Только ты.

Рома безвольно кивнул и порадовался, что с памятью у Джексона, несмотря на диагноз, все неплохо. А затем все-таки смог возразить:

— Во-первых, мы же с тобой выяснили, загипнотизировать человека недостаточно, нужно подавить его волю, для этого надо напоить его этим… как его…

— Какой-то химической дрянью, — подсказал Женя. — Кстати, я точно помню, что она военная. А Мыцик и Данилов у нас кто?..

— Это долго и муторно, — Шилов пропустил его последние слова мимо ушей. — Во-вторых, чтобы сделать двойника, нужно много времени, недели, а то и месяцы. И специалист нужен, какие на дороге не валяются. Ну, и в-третьих, гипноз и двойники — это, конечно, интересно, но в обоих случаях получается, что Мыцик пешка, а вот кто им воспользовался — вопрос. Варианты есть?

— Нет, — Джексон вздохнул и разочарованно развел руками.

Некоторое время они молчали. Женя с беззаботным видом развалился на кресле. А Рома думал, как быть дальше. Снова позвонить в эту фирму, типа охранку, а на деле ЧВК? Насесть на Пригова, чтобы объяснился? Узнать о судьбе таинственного Щепкина?

— Пошли пожрем? — голос друга выдернул его из раздумий. — Я даже не завтракал.

— Ну, пойдем, — согласился Рома и решил, что это, наверное, лучшее, что можно сделать.

Июнь

По башке получил. Молодец, Сережа.

Даже такая простая мысль далась Сереге с трудом. Очнуться его заставил какой-то глухой звук — будто вдалеке упало что-то тяжелое. Метеорит, например, подумалось ему, хотя Серега никогда не слышал, с каким звуком тот падал. Он лежал с закрытыми глазами и был уверен: как только моргнет, голова взорвется болью. Но моргнуть пришлось — и ничего не случилось. Тогда Серега посмотрел вверх, в темное небо, откуда тихонько накрапывал еле ощутимый дождь, и шевельнул головой. Затылок отозвался тупой, но терпимой болью. Глаза на долю секунды словно заволокло туманом. Еще минуты три ушли на то, чтобы встать: сначала перевернуться со спины на живот, потом приподняться на четвереньки и наконец кое-как выпрямиться.

С высоты собственного роста Серегу немного подташнивало. Он зажмурился и прикинул, сколько времени провел в отключке. После недолгих раздумий предположил, что от силы минут пять. Значит, легкое сотрясение.

Рука непроизвольно взметнулась вверх и ощупала голову. На затылке кожа была чуть горячее, чем надо. Но крови ни на волосах, ни на кончиках пальцев Серега не почувствовал. Понадеялся, что рассечения нет — только позже назреет шишка.

Думалось ему по-прежнему плохо. Сообразить, что именно произошло, никак не получалось. Он шел за Щепкиным — тихо, неслышно, как тень, а потом… Серега зажмурился и постарался воссоздать в памяти эту картинку: ночь, пустая улица, они вдвоем… или не вдвоем?..

Серега резко, совершенно позабыв о травме, повертел головой, осматривая улицу. Тут же в затылке изнутри точно постучали молотком, и Серега сдавленно охнул. Тошнота застряла в горле — не туда и не сюда. Он схватился за голову и снова зажмурился. Стало легче.

Во второй раз Серега осмотрелся куда осторожнее. Сначала глянул себе за спину — ничего. Затем зыркнул туда, где последний раз видел Щепкина — тоже пусто, только ветки и листва какого-то дерева — кажется, яблони — выглядывали из-за забора. Серега постоял в нерешительности несколько долгих секунд и пошел туда. Уйти, не проверив, казалось ему неправильным.

Однако Серегу ждало разочарование. Возле забора и яблони не было ни людей, ни следов. Он чертыхнулся сквозь зубы и развернулся. По пути к своим Серега постоянно оглядывался, старался игнорировать боль в затылке и вяло размышлял о том, кто же его ударил.

К заброшенному дому он вернулся быстро, потому что потихоньку светало и не пришлось шарахаться то туда, то сюда, как бездомному псу, но его внезапно и без видимых причин прочно сковало беспокойство. И удар по голове явно был не при чем. Серега снова осмотрелся. Кругом не было ни души. Временное пристанище группы выглядело чуть мрачно, но не страшно. Четыре маленьких и невзрачных дома по другую сторону улицы — вдоль широкой и ухабистой дороги — казалось, крепко спали. По их внешнему виду было совершенно непонятно, жилые они или давно покинутые людьми: деревянные некрашенные фасады смотрелись неплохо, окна не зияли черными дырами, но деревянные заборы прогнили и покосились, а дворы местами густо заросли сорняками. Убедившись, что опасности нет, Серега попытался успокоиться, но не вышло.

— Ты где был? — раздалось из комнаты, где спала группа, едва он очутился в прихожей, и тут же перед ним возник Чайка.

Темнота съела его лицо, голос не был ни сердитым, ни командным, скорее удивленным, и Серега не знал, что сказать. Точнее — с чего начать. Потоптался немного на месте и вдруг невпопад вспомнил себя лет в девять-десять. В детстве его часто отправляли к бабушке в село, где было много заброшенных домов. И стайки городских пацанов любили лазать в них. Ловкий и любопытный Сережа не оставался в стороне и побывал почти во всех пустующих домах: страшных, убогих, с дурной славой. Нередко он слишком увлекался с приятелями и возвращался домой затемно, а затем, грязный, с ободранными коленками и занозами в ладонях, мялся в растерянности перед бабушкой, прямо как сейчас перед командиром.

— Тут такая история, — подавив вздох, начал Серега. — Не спалось мне, вышел на улицу, увидел Щепкина…

— Щепкина? — с легким изумлением переспросил Чайка.

— Угу, его. В гражданке тащился куда-то среди ночи. Мне это показалось подозрительным, я пошел за ним…

— И?

— И получил по башке, — Серега машинально тронул ушибленный затылок и поморщился.

Командир шагнул к нему, а затем махнул рукой, мол, пошли, выйдем. На улице было куда светлее, чем в доме, и Чайка смерил Серегу прищуренным взглядом. Дождь шел по-прежнему едва-едва, будто его и не было. В воздухе чувствовалась приятная свежесть.

— То есть тебя ударил Щепкин? — уточнил он.

— Ну, — Серега стушевался, — может, он, а может, не он.

— Странно, что Щепкин тут… — задумчиво протянул Чайка. — Хотя, вообще-то, он же местный и вроде как живет в соседнем поселке…

— Далеко?

— Не особо, пешком можно быстро дойти. Но ночью-то чего ему не спалось? И зачем…

Командир не закончил, только уставился на Серегу и некоторое время молчал. А потом велел ему показать конкретнее, куда треснули, достал из кармана телефон, включил фонарик и посветил тому на затылок. Серега, стоя к нему спиной, услышал, как тот пару раз цокнул, а затем сказал:

— Легко отделался. Даже крови нет. Либо повезло, либо…

— Либо?

— Либо тот, кто тебя ударил, знал, как именно бить.

По лицу Чайки Серега не понял, о чем тот думал и как отнесся к происшествию. Поэтому уточнил:

— Что делать-то?

— Что делать… — повторил Чайка и глянул на время на дисплее телефона. — Далеко до того места?

— Не очень, — пожал плечами Серега. — Посмотреть хочешь? Не думаешь же ты, что Щепкин до сих пор где-то там?

— Да хрен его знает. Но у фээсбэшников он уже на карандаше, так что сообщить в любом случае придется. Сам-то как? К засаде готов или?..

— Готов, — твердо заверил Серега. — Пошли, покажу.

Когда они сошли с крыльца, ему на мгновение почудилось, что за ними кто-то наблюдал. Но он никак не мог понять, откуда именно. Из их дома — кому-то из группы тоже не спалось? Или с другой стороны широкой проселочной дороги? Но там не было ни души, лишь деревья шелестели листьями на слабом ветру. Кажется, тревога отразилась у Сереги на лице, Чайка уставился на него с немым вопросом — все нормально? — и ему в первую секунду захотелось поделиться ощущениями, но тут же Серега списал мнительность на удар, осторожно повертел шеей и повел командира за собой.

Пока шли, он снова и снова прокручивал в голове свою провальную слежку. Процесс шел так себе — мысли слиплись в огромный ком и перекатывались еле-еле. Его, по большому счету, волновал лишь один вопрос: там, на улице, они были вдвоем или нет? Если да, то ударить мог только Щепкин. Если нет, то кто угодно, начиная «крысой» и заканчивая каким-нибудь поселковым забулдыгой, у которого просто чесались руки.

— Пришли, — через некоторое время сказал Серега и встал ровно на то место, где свалился без чувств. — Вон там я последний раз видел Щепкина, — он махнул рукой в сторону яблони.

Чайка кивнул и пошел туда, затем свернул куда-то дальше и скрылся из виду. Идти за ним Сереге совершенно не хотелось. Впрочем, ему в принципе ничего не хотелось. Разве что отмотать время назад и не ввязываться в слежку за Щепкиным. Ну, шел мужик и шел, не убил же никого. Может, маялся бессонницей или бежал к любовнице — самое то в ночи.

Затылок ныл на все лады, как бы поддакивая. Серега осторожно пощупал место удара и попытался представить, чем его ударили. Вряд ли чем-то с огорода или из гаража: лопатой или монтировкой. Палкой? Нет, иначе бы без рассечения не обошлось. Кулаком, ребром ладони, локтем? Возможно, но это какую же силу надо иметь! Способен ли замполит Щепкин на такое?

Вдруг кто-то сзади тронул Серегу за плечо. Он резко обернулся, готовый наброситься, и едва не сшиб с ног Чайку. Тот покачнулся, отступил на шаг и хмыкнул:

— Неплохая реакция. Извини, должен был проверить. Выходит, ты не услышал моих шагов?

— Нет, — согласился Серега. — Но ты ходишь бесшумно, как любой нормальный спецназовец.

— Короче, оттуда, — Чайка указал на то самое место, откуда скрылся, прямо как Щепкин, — можно обогнуть дом и, собственно, подкрасться к тебе, чтобы незаметно ударить.

— Значит, все-таки Щепкин?

— Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят, — помотал головой Чайка. — Следов там полно, сам понимаешь, днем тут столько народу шастает.

— Угу. Так что делать будем?

— Возвращаемся. Я свяжусь с кем надо, расскажу про Щепкина в общих чертах, ну, а дальше не наша забота. Нам еще в засаду. Вернемся, тогда уж посмотрим, что с этим замполитом делать.

Когда они вернулись и поднялись на крыльцо, практически одновременно где-то в стороне грохнул громовой раскат, небо разразилось ливнем и в деревянную стену у двери, со свистом разрезав влажный воздух, врезалось что-то, очень похожее на пулю. Оба автоматически, не успев толком сообразить, рухнули на скрипучий пол и затаили дыхание. Серега покосился на дверь. А у Чайки зазвонил телефон, он неловко пристроил трубку возле уха и выдохнул:

— Да…

Он замолчал на полуслове, лицо перекосилось, а Серега, выпучив глаза, подумал, уж не прошила ли его очередная пуля? Но тот сумел помотать головой, мол, нормально все, и с разъяренным лицом принялся внимательно слушать собеседника на том конце. И с каждой секундой он свирепел все больше. Серега же, не шевелясь, раздумывал, услышали ли что-то остальные. А еще он пытался понять, откуда прилетела пуля. Кажется, из одного из невзрачных домов через дорогу. Больше просто неоткуда, иначе стрелок попался бы на глаза.

— Вы там охренели, что ли?! — прошипел Чайка. — Сколько их?! Почему сразу не связались?! Сдается мне, они очень близко!..

Выслушивая ответ, свободной рукой он дернул Серегу за рукав и кивнул на дверь. Серега еле отвел взгляд от домов, в одном из которых — он ни на секунду не сомневался — засел противник, и понял все без слов. Только что ему приказали пробраться в дом, не подставляясь под пули, и растолкать остальных.

А дальше будь что будет.

Но Серега не успел даже толком пошевелиться. Вторая пуля противника-невидимки угодила в потресканное окно, стекло рассыпалось вдребезги. Серега затаил дыхание и прислушался в напряженном ожидании стонов, охов и вскриков, но их не последовало. Зато раздался трехэтажный мат Студента — удивленный, яростный и живой. Серега выдохнул и припомнил, что вроде бы снайпер спал практически под окном и, должно быть, его накрыло осколками.

Вслед за ругательствами в доме послышалось шевеление, и Серега подумал, что приказ можно не выполнять. Он посмотрел на Чайку, тот по-прежнему гневно пыхтел в трубку, слушал, скрипел зубами, а затем сказал:

— Жив останусь — закопаю, — и уставился на Серегу.

Его цепкий и немигающий взгляд не сулил ничего хорошего.

* * *

Серега чувствовал себя идиотом. И чуть-чуть боялся — не за себя, за других, за мирных жителей поселка. У них, в отличие от него, не было ни оружия, ни бронежилета, ни боевого опыта, ни хладнокровия. Они спали и вообще пока не знали, что в одном из заброшенных домов засели пятеро боевиков.

Им-то откуда знать, когда сама группа узнала о том, что боевики в поселке, всего восемь минут назад?

За эти восемь минут все окончательно проснулись, Серега и Чайка забрались в дом, командир, злой, как собака, и спокойный, как дохлый лев, обрисовал ситуацию. Она сводилась к тому, что в лесу, в том самом месте, на которое указал раненный человек Грека, произошел скоротечный бой. Серега машинально вспомнил странный звук, который заставил его очухаться — наверное, это был отголосок гранаты. Большинство боевиков удалось ликвидировать, но пятеро сбежали и, возможно, сунутся в поселок, потому что дорога из леса одна.

— Понимаю, что вопрос риторический, но как они умудрились? — тихо спросил Студент и посмотрел на остальных.

Все сидели в «слепых» для стрелка зонах, практически не шевелились и не знали, что ему ответить. Лишь Чайка после короткого молчания предположил:

— Тупым, пьяным и обдолбанным всегда везет.

— Они нарики? — снова спросил Студент.

Чайка кивнул, в окно снова прилетела пуля и вгрызлась в противоположную стену, и Сереге стало окончательно не по себе. Просто отбившиеся от рук наемники — это одно, а наркоманы — совсем другое. Командир продолжил рассказывать то, о чем ему сообщили по телефону. Все пятеро то ли обкурившихся, то ли обколовшихся отморозков, среди которых неплохой снайпер, возможно, были при оружии. Один ранен то ли в плечо, то ли в шею, поэтому был шанс, что он истек кровью и как минимум потерял сознание. Но что делать с остальными? Когда Чайка по телефону рассказал, что боевики, уже в одном из поселковых домов, ему было приказано продержаться минут двадцать до прибытия подкрепления. А главное, не дать противнику разбежаться по поселку. Только вот никто не подсказал, как это сделать…

Проблема была в том, что на улице стремительно светало, а маленький дом, в котором сидел спецназ, стоял на большом участке — словно давно умерший хозяин имел серьезные планы на эту территорию: хотел просторный дом, огород, гараж и прочее, но вместо стройки взял и умер. Остался лишь крошечный домишко. Земля давно заросла сорняками, но спрятаться в них от пуль было невозможно. Полуразвалившийся забор тоже был хилым укрытием — а ничем другим участок похвастаться не мог. Группа была как на ладони: стоит высунуться — и стрелок из противоположного дома даже под жесточайшим кайфом перебьет всех до единого.

Правда, был в этой ситуации маленький, но греющий душу плюс. Боевики засели на самой спокойной и безлюдной улице, где большинство домов — старых, страшных и запущенных — давно опустели или изредка использовались как дачи для хранения всякого барахла. Значит, можно повременить с эвакуацией местных.

— Так что мы будем делать? — осторожно спросил Студент за всех.

— Действовать по приказу, — с горькой иронией сказал Чайка и крепко сжал телефон в ладони.

Звонить он никому не собирался, да и это было невозможно — сразу после разговора технические специалисты ФСБ заглушили все сигналы связи в поселке. Серега, услышав про приказ, весь непроизвольно сжался. Вообще-то, просить сдаться было вовсе необязательно. По собственной воле лезть под пули? Нет уж! Но тут им здорово не повезло, и некто неведомый по телефону проорал Чайке, чтобы не смели без этого начать. Наверное, надеялись, что боевики и правда сдадутся, а потом еще и расскажут все о Греке. Пропустить этот этап разрешалось только в самом крайнем случае.

— Жаль, белого флага нет, вышел бы и помахал им, типа сдаемся, — съязвил Студент, который тоже был явно не в восторге от бестолкового приказа. — Хотя я могу трусы снять, они как раз белые, надо?

— Заткнись, — беззлобно и удивительно спокойно попросил Чайка.

Серега слушал и поймал себя на мысли, что их вроде бы совершенно идиотский и неуместный разговор его совсем не раздражал. Наоборот, становилось легче.

— А может, я их все-таки выцеплю? — не обращаясь ни к кому конкретному, спросил Студент и погладил свой винторез. — Расстояние-то одинаковое и, если так посмотреть, плевое…

Он осторожно подполз к окну и неодобрительно цокнул: в метрах восемнадцати, прямо напротив дома, из которого стреляли, росли три толстых ветвистых дерева и загораживали окна. И Студент решил поберечь пули.

Так прошли очень длинные восемь минут. А затем, судя по внезапному глухому стуку, что-то ударилось о крыльцо дома — и раздался взрыв. Убить он не убил, но оглушил, а деревянные стены угрожающе вздрогнули. Послышался треск, с улицы потянуло темным и едким дымом.

— Горим, товарищи, — пробормотал Студент, покачав головой, и все ринулись к единственному окну, выходящему на задний двор.

Серега, выпрыгнувший в окно вслед за Седым, подумал о том, что, похоже, в дом прилетела старая граната, может быть, РКГ-3 или самоделка, отскочила от стены и взорвалась в траве, а еще заметил, что если эта избушка рухнет, получится неплохое укрытие.

* * *

— Если облажаемся, нам конец…

— Не нагнетай.

Серега и Седой лежали в канаве, густо поросшей травой. Она, жесткая, холодная и мокрая от шедшего стеной ливня, а еще обглоданный ржавчиной сетчатый забор неплохо скрывали их от посторонних глаз. Перед ними, всего в нескольких метрах, стоял злополучный дом. Подкрасться к нему сзади удалось не без проблем — короткими перебежками под чудовищным ливнем, который пришелся весьма кстати, и лишь чудом увернувшись от нескольких выстрелов. Правда, одну пулю в бронежилет Серега получил и поэтому дышать выходило через раз, а сердце колотилось как у кролика. Теперь требовалось забросить в дом несколько гранат — и дело с концом.

Боевики не сдавались. Спецназ тоже. Бой, который можно было так назвать лишь с натяжкой, длился десятую минуту, но казалось, что прошло часа полтора. За это время опять же произошло неприлично много чего.

Когда группа выскочила в окно, земля под домом вздрогнула, потому что друг за другом раздались три громких хлопка. В доме что-то оглушительно рухнуло. От треска загоревшихся досок заложило уши, стало очень жарко — огонь стремительно набирал обороты и никакой дождь не мог его приструнить.

Дом горел, но служил неплохим укрытием. До вражеской лежки было метров двадцать — и пара гранат из разгрузки полетели на чужой участок. Четыре секунды — и грохнули недружные взрывы.

Дальше произошло то, о чем спецназ и мечтать не смел. Дверь занятого боевиками домишка распахнулась, чуть не слетев с петель, и на улицу, громко кашляя, рванул человек: мокрый и прихрамывающий на левую ногу. Видимо, нервишки не выдержали. Студент тут же вскинул винторез — и хромой рухнул замертво.

— Минус один…

— Но есть еще трое… с половиной…

— И один из них типа снайпер…

После коротких раздумий было решено прорываться к дому, чтобы максимально взять его под контроль. Разделились. Студент пошел один, от него требовалось вышибить вдребезги все уцелевшие в доме стекла и убрать снайпера. Чайка и Волчок взяли на себя главный, но наверняка не единственный вход-выход. А Сереге и Седому выпало, пожалуй, самое сложное — требовалось обогнуть дом и атаковать сзади — откуда, должно быть, боевики и пробрались внутрь, иначе бы точно попались бы на глаза.

Однако не успели они оба более-менее отойти от горевшего дома, как автоматная очередь над головой заставила вжаться в землю. Затем все стихло, они выключили любые эмоции и рванули к цели, пробежали через широкую дорогу и очутились на узкой, где не могла проехать даже самая компактная машина. Нужный им дом стоял чуть дальше справа — весь заросший и кривой. Полминуты — и вновь короткая стрельба. Перерыв — и вновь выстрелы. Преодолевать расстояние пришлось едва ли не ползком или согнувшись в три погибели. Но Серега порадовался, что их не стали забрасывать гранатами. Спрятаться от них в этой местности невозможно: из укрытий только трава да хлипкие заборы. Не стреляли целую минуту, и он осмелел, приподнялся, покосившись на сетчатый забор, и… Тут-то ему прилетело в область солнечного сплетения. Выстрел вышел мощный и громкий, но Серега выдержал, не упал — только на несколько секунд потерял ориентацию. У него сперло дыхание, кашель застрял в глотке. Ощущение было такое, словно кто-то подкрался к нему сзади и от души треснул по спине кувалдой.

Позади, откуда они пришли, прогремел выстрел, а потом еще и еще. Наконец все смолкло, раздавался лишь треск со стороны горевшего дома. Выстрелы невидимого снайпера тоже стихли. Серега, очухавшись, переглянулся с Седым. Оба подумали об одном и том же: убит? Остальные боевики тоже не подавали признаков жизни, может быть, еще не переварили гибель товарища, а возможно, просто словили кайф — но никто из окон не высовывался и не раскидывал гранаты тут и там. Поэтому Серега с Седым относительно быстро — бежалось Сереге не очень — добрались до заросшей травой канавы.

Секунд двадцать они просто лежали и оценивали обстановку. Промокли насквозь, бронежилеты потяжелели пуще прежнего и теперь, казалось, весили килограмм двадцать — не меньше.

— Ну что, начинаем? — спросил Седой едва слышно и вытащил из разгрузки гранату. — Ты как вообще? Нормально?

— Начинаем, — кивнул Серега, и в затылке стрельнуло болью — видимо, вылуплялась шишка.

План был прост: швырнуть пару-тройку гранат в разбитое окно и расстрелять всех, кто выскочит. Деревянная, ободранная местами дверь виднелась прямо напротив, в метрах шести. Рядом росла крапива по пояс, но вряд ли она могла остановить боевиков. Уж лучше шлепнуться в нее, чем сгореть заживо. Если же они рванут через главную дверь, их встретят огнем Чайка и Волчок.

Сначала все шло по плану — две гранаты нырнули в окно… А вот дальше, прежде чем они успели взорваться, с корнем выворачивая рамы, из того же окна, словно в ответку, выскочила самоделка и бухнулась в полуметре от канавы.

В доме раздалось долгожданное двойное «бабах», правда, взрыв смешался с ревом сирен — наконец-то подоспела подмога. У дороги вновь затрещали короткие выстрелы. Все это случилось одновременно, за две-три секунды. А самоделка практически под носом Сереги и Седого никак не взрывалась. Сами они точно оцепенели — будто тяжеленные бронежилеты вдавили их в сырую землю.

Еще через секунду они все-таки опомнились, вскочили как пушинки, подхваченные ветром, и удрали подальше. Взрыва так и не случилось, видимо, механизм дал осечку. Зато дом перед ними полыхал так, точно был облит бензином. С другой, парадной, стороны слышались голоса и глухие выстрелы.

О Сереге и Седом словно забыли, им даже стало немного обидно.

Не сводя глаз с дома, охваченного огнем, они стали осторожно, но быстро подниматься. Выпрямились почти в полный рост, когда ободранная дверь рухнула, явно выбитая мощным пинком, и на них побежал невысокий человек с перекошенным ртом. Он чем-то походил на тролля. В руках у него не было ни автомата, ни пистолета, зато в огромном правом кулаке оказалась зажата граната. Серега, падая и толкая Седого, успел машинально опознать «лимонку». Тролль швырнул ее слишком сильно — граната пролетела над ними, лежавшими с прикрытыми головами, упала в метрах десяти от них и разорвалась с громким хлопком.

Сразу после этого Серега почувствовал острую боль, но не сообразил, где именно — было не до этого. Тролль будто не услышал взрыва и все остальное его тоже не трогало, он все бежал и бежал. Огонь по нему открыли без лишних слов. Но упал он не сразу — пробежал еще пару метров с широко открытыми глазами, которые, впрочем, были уже мертвы.

Ни выстрелов, ни взрывов больше не было. Только все выла и выла, приближаясь, сирена. Воздух пропах гарью, дымом и кровью. Серега и Седой переглянулись. Серега понял, что у него что-то с ногой — видимо, прилетел осколок. Седой же выглядел немного оглушенным, а у левого уха кровило. Оба глянули на труп и облегченно выдохнули. Интуиция подсказывала, что ни одного живого боевика не осталось.

* * *

Следующие сутки пролетели быстро. Серега провел их в госпитале, куда его и Чайку забрали сразу после перестрелки. Он легко отделался: на голове выросла шишка, на груди зрел синяк, но обошлось без переломов и кровоизлияний. Осколок гранаты угодил под колено, но под углом, поэтому кость оказалась не задета, а вот крови натекло столько, что и без того мокрая от дождя штанина мерзко облепила ногу. Доставать осколок пришлось под наркозом, а отходил от него Серега всегда непросто.

Впрочем, больше всех в этой перестрелке досталось командиру. Его нашла всего одна пуля — меткая и тяжелая — и раздробила кость в ноге. Вражеский снайпер успел выстрелить и тут же рухнул замертво стараниями чуть-чуть опоздавшего Студента.

Серега, более-менее придя в себя после операции, постарался не думать о дальнейшей судьбе Чайки, отвлекался как мог, но в унылой палате только командир и лез в голову.

На вторые сутки к Сереге заявился тип из ФСБ и долго тряс его за руку, рассыпаясь в благодарностях. Серега не привык к вниманию, да и считал, что просто делал свою работу, поэтому чувствовал себя неловко. Когда фээсбэшник закончил пламенную речь, он спросил о подробностях перестрелки в лесу и в поселке: где Грек, его ведь не было ни там, ни там? и кто эти боевики? почему они сунулись в поселок? Однако фээсбэшник ушел от ответа и в свою очередь спросил о Щепкине: уверен ли Серега, что это именно он дал ему по голове?

Серега поморщился и понадеялся, что фээсбэшник спишет это на ранение. Он понятия не имел, кто его ударил. Да, сначала посчитал, что это вполне мог быть Щепкин. А потом случилась эта перестрелка — и Серега вконец запутался. Может быть, это кто-то из боевиков, обдолбанный до позеленения, заметил его на пустой улице и врезал. Зачем? Теперь уже не спросишь…

Поэтому Серега покачал головой — его тут же затошнило — и высказался, что ни в чем он не уверен. Но факт есть факт: никого больше, кроме Щепкина, лично Серега на той улице не видел. Фээсбэшник выслушал, покивал, прицокнул тонкими губами и, пожелав Сереге всего наилучшего, вышел вон.

Уже под вечер в палату ввалились Студент, Волчок и Седой. Первые выглядели целыми и невредимыми, а у третьего левое ухо было закрыто повязкой. Они расселись кто где: на стуле, на подоконнике, на тумбочке — и рассказали, чем кончилось дело в поселке. Заторможенный из-за быстрой кровопотери Серега запомнил все так себе. Запомнил, как, прихрамывая, вышел из-за дома. Запомнил, как прямо перед ним остановились служебные машины ФСБ и Росгвардии. Запомнил, как какой-то полковник орал в трубку мобильника (заглушки уже сняли), что нужны пожарные. Запомнил, как примчалась «скорая» — и его увезли.

— Да ничего интересного. Пожарные приехали, потушили все. Потом труповозку пригнали, этих отморозей забрали. Там как вышло, — начал рассказывать Седой. — Мы с тобой одного грохнули. Одного в доме гранатами убило. Который раненый, похоже, сам сдох еще до перестрелки. Наверное, поэтому они и начали палить — психанули. Снайпера наш Казанова прибил за командира. Ну, и один тоже из дома выскочил, его и накрыло. Помнишь, мы стрельбу слышали до взрыва?..

Серега кивнул, а Волчок, глядя в окно, подхватил:

— Местные все слышали, но молодцы, не сунулись поглазеть. А то у меня был случай. На Кавказе тоже выкуривали троицу, которая дом в поселке захватила. Людей из соседних домов эвакуировали. Три улицы перекрыли. Газ и электричество тоже, чтобы не рвануло и не загорелось ничего. Русским языком народ попросили, посидите, товарищи, дома, не шастайте под ногами, а они… — он махнул рукой.

Немного помолчали, и Серега сказал:

— Ко мне фээсбэшник приходил. Про Щепкина спрашивал. — Все уже знали о его ночной слежке, поэтому понимающе кивнули. — Знать бы, чем все закончится. Не задержали его?

— Пока нет, но наверняка по допросам затаскают, — ответил Студент. — И чего он в поселке забыл?..

Внутри у Сереги все запротестовало. Он не знал, как быть. Не знал, виновен Щепкин или нет, помогал Греку или нет. Оставалось только гадать.

— Интересно, что с нами будет? — протянул Седой. — Грек вроде как исчез, людей его перебили в лесной перестрелке, взрывчатку нашли там же. Не соврал раненый. Домой, что ли, нас отправят с припиской для Пригова «в связи с провалом задания»?

Ответить ему никто не успел, дверь открылась, заглянул начмед — крупный, невысокий и в очках — и выгнал посетителей из палаты, а Сереге сказал, что тому придется подзадержаться на больничной койке дней на семь-восемь. Серега безропотно кивнул и повертел в руках свой смартфон, что принесли ему товарищи. Он хотел и одновременно не хотел позвонить Вере. С одной стороны, соскучился, был бы рад услышать ее голос… А с другой, боялся ее вопросов, боялся, что проболтается о том, где он и как. А зачем ей знать сейчас? Вот приедет и расскажет…

Вдруг телефон завибрировал в руке, а на дисплее отразился неизвестный номер. Серега помешкал две секунды — не очень-то он любил звонки непонятно от кого. Обычно это оказывалась реклама или старые знакомые просили денег. Однако все-таки ответил. Бойкий, но при этом сухой голос на том конце показался ему знакомым, но имя вылетело из головы. Наконец Серега вспомнил и чуть не грохнулся с койки от удивления:

— Миш, ты? Какими судьбами?..

Ноябрь

В кабачке недалеко от главка как всегда было людно, но спокойно. Стройная официантка в белой рубашке и черном фартуке поставила на столик Ромы и Джексона чашку кофе и стакан апельсинового сока. Шилов кивнул в знак благодарности, а Женя с кислой миной уставился на стакан: ничего крепче ему не разрешалось. Затем он горестно вздохнул и вернулся к поеданию котлет. А Рома потыкал вилкой куриную грудку, которую никак не мог одолеть — аппетит пропал, едва они сели за стол.

Шилов не сразу сообразил, в чем причина такой перемены. Но вскоре, кое-как сделав заказ, вспомнил, что давненько тут не был. Последний раз — в августе, через неделю после второго покушения Никулина. Настроение тогда барахталось ниже некуда, голова гудела от беспокойства, а плечо отзывалось сильной болью — стоило шевельнуть рукой или шеей.

Огнестрельное ранение от пистолета «тт» уже зажило, остался лишь шрам — далеко не первый и вряд ли последний в жизни Ромы. Но плечо вдруг опять заныло тупой, тягучей болью, и Шилов поморщился. Воспоминания унесли его в то злополучное утро.

Было полшестого утра. Машины попадались редко. Рома, а с ним и Джексон, напросившийся за компанию, возвращались из Петрозаводска. Остановились на широком и пустынном в ранний час перекрестке — светофор горел красным. После четырех с лишним часов за рулем Шилов соображал так себе, но заприметил в зеркале заднего вида серебристый «форд» с треснувшим в верхнем правом углу лобовым стеклом. Он показался смутно знакомым, будто Рома уже видел точно такой же сегодня, но сомневался. Он хотел спросить Женю, но тот дремал, чуть склонив голову, и Шилов решил, что просто ошибся. Пока он размышлял, машинально вцепившись в руль, светофор загорелся зеленым.

Однако сдвинуться с места Рома не успел — «форд» пошел на обгон и вдруг притормозил параллельно «тойоте». Шилов заметил это лишь краем глаза, мелькнула флегматичная мысль: «ну мало ли…», — и в ту же секунду стекло опустилось, показалась рука в черной перчатке с пистолетом «тт». Рома не успел ни испугаться, ни удивиться, ни осознать. А в следующее мгновение ручища Джексона рывком сдернула его с сидения. Шилов охнул от неожиданности и почувствовал, как непроизвольно дернулось плечо. Выстрела или треска он не услышал — пистолет был с глушителем, а стекло опущено почти до предела.

На несколько секунд стало темно. Но звуки, в отличие от картинки, не исчезли. Согнувшись в несуразной позе, Рома слышал визг шин — должно быть, «форд» сорвался с места и рванул в неизвестном направлении. Слышал отрывистое дыхание Джексона и чувствовал у себя на шее его тяжелую, давящую руку — видимо, тот опасался, что Шилов вздумает высунуться. А еще ощущал, как горячо и щекотно плечо обтекало кровью.

Затем все стихло, и пришла боль — разлилась от плеча к ключице. Рома стиснул зубы и зажал рану здоровой рукой, пальцы тут же измазались в липкой крови, а Женя одним резким движением вернул его на сидение. Они переглянулись.

— Нормально, — хладнокровно и жестко заговорил Джексон, глянув на кровь. — Когда с Ксюхой познакомился, больше досталось. Садись на мое место, в больничку поедем.

Шилов послушно уступил ему водительское сидение и вспомнил свое последнее ранение: тогда пуля задела ключицу, и Рома почти три недели провел на больничной койке. Зато познакомился с женой и в мире стало на несколько злодеев меньше — усилия того стоили.

— Ты разглядел что-нибудь? — спросил он.

— У стрелка морда довольная была, как будто радовался своей работенке, — выплюнул Женя.

— А тачка? Я ее вроде видел сегодня, еще в Петрозаводске.

— Тачка как тачка, номера в грязи, наверняка в угоне или оформлена на какого-нибудь древнего пенсионера. Молчи лучше.

Рома кивнул и тут же пожалел об этом: резкая боль прошила всю руку и шею. Он закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но вместе с болью пришла навязчивая мысль: Никулин не уймется — и стало немного не по себе.

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Сначала была больница, откуда Шилов удрал сразу же после извлечения застрявшей в плече пули. Потом, по пути домой, Рома попытался отрепетировать разговор с Ксенией — так, чтобы она без споров и возражений принялась собирать чемодан. Но думалось ему плохо, и он сдался: к черту подготовку, придется импровизировать.

— А если в упор не захочет?.. — спросил Джексон, который стал временным Шиловским водителем и уже успел в двух словах сообщить Ксении о случившемся.

— Не было такого никогда. Да и Финляндия здесь, под боком. Почему нет?

Вариантов, куда отправить семью, у Ромы было несколько, начиная самыми глухими уголками родины и заканчивая Канадой, где жили и работали его родители. Но Шилов сильно сомневался, что в какой-нибудь российской глубинке будет спокойнее и безопаснее. А втягивать родителей ему очень не хотелось, потому что он понятия не имел, как им все объяснить, но был уверен, что в аргумент типа «просто решили погостить» они ни за что не поверят. Поэтому Финляндия показалась ему самым надежным убежищем. К тому же жене и сыну уже приходилось бывать там из-за очередных Шиловских войн, да не с кем попало, а под присмотром приятеля Ромы, финского полицейского. Едва оклемавшись после операции, Шилов набрал ему, и тот легко согласился помочь.

Осталось убедить в этом Ксению. К счастью, она не стала спорить, и тем же вечером Рома с Джексоном отвезли ее с Егором в аэропорт.

Весь следующий день Шилов пытался пробиться в изолятор ФСБ к Никулину. Но Орехов с разузнавшим о втором покушении бывшим начальником главка Донченко раз за разом твердили «нет» — и Рома начал их немного ненавидеть.

Через три дня на окраине Приозерска нашли брошенный «форд». Как и предполагал Женя сразу после случившегося, машина была зарегистрирована на восьмидесятилетнего подслеповатого пенсионера, который не смог сказать ничего вразумительного. Его проверили вдоль и поперек, но на выходе получили жирный ноль.

Пуля тоже ничего не дала.

Ниточки оборвались. Никулин так и остался неприкасаемым. А Рома в компании паранойи принялся ждать его нового хода.

На восьмой день Джексон притащил его в кабак и поделился мыслями:

— Странные покушения. Оба. Такое ощущение, что этот гниденыш тебя не убить хочет, а запугать до дурки. Чтобы ходил, оглядывался и сходил с ума. А может, не он, а папаша его…

— Да хоть двоюродная бабушка. Делать-то что? — пробормотал Шилов, глядя в тарелку.

— Ждать суда, — пожал плечами Женя. — Глядишь, сядет и успокоится. Ну, а если нет, можно начать действовать его же методами.

Из-за постоянной тревоги Рома соображал медленнее обычного, но понял, о чем речь. Насколько он знал, у Никулина была девушка, которой он очень дорожил. Знал ее имя, место работы и жительства. Но не хотел опускаться до уровня Никулина и втягивать ее — даже если она знала о его делах. По крайней мере, пока не хотел. Пока держался. Пока балансировал на грани, которую ему уже приходилось переступать раз или два — когда другого выхода просто не оставалось.

— О, опять показывают… — послышался голос Джексона, и Шилов выбрался из воспоминаний.

— Что? — спросил он.

— Да вон, про взрыв опять талдычат, — Женя неприязненно ткнул пальцем в телевизор на стене за спиной Ромы.

Пришлось обернуться, чтобы вновь увидеть обгоревшую груду металла. Это не самое приятное зрелище кое-как вернуло его на рабочие рельсы. Шилов потер лицо ладонью, окончательно прогоняя воспоминания, и задумался, как быть дальше.

— Как думаешь, если мы просто заявимся в эту фирму, нас пустят? — спросил он полусерьезно, полушутя.

— Если сперва заедем за гранатометом — запросто!

— Погоди, но ведь следака и оперов пустили…

— Так че гадать, поехали, узнаем.

Джексон проглотил последнюю котлету, в один заход опустошил стакан с соком и поднялся. Рома допил свой кофе и достал бумажник. Через пять минут оба сидели в машине.

— А может, просто звякнешь Пригову, и пусть он сам роется в этом дерьме? — предложил Женя.

— Почему сразу в дерьме?

— Чуйка, — пожал плечами Джексон, и Шилов про себя согласился с ним, а вслух сказал:

— Позвонить успеем. Сначала сами попробуем. Да и, сдается мне, сейчас генерала имеют все, кому не лень. Вряд ли кому-то вышестоящему, — он указал пальцем вверх, — нравится, что эту историю мусолят который день. Даже если Мыцик не виноват, шумиха есть шумиха. А отвечает всегда кто?..

— Кто не спрятался и у кого звезды больше.

— Угу. Так что Пригову не до нас. Удивительно, что он вообще вписался, а не заныкался поглубже, спасая свою задницу. Но про Щепкина я у него еще спрошу.

На бумаге, исписанной Климовской рукой, был один номер телефона — некоего Михаила Григорьевича. А также адрес, и принадлежал он, насколько знал Рома, бизнес-центру, где ЧВК под видом охранки, видимо, арендовала офис: встречала клиентов, рассказывала об услугах и ничем не привлекала внимание.

— Зуб даю, где-то они еще обитают, — со знанием дела сказал Джексон. — Ну, тренировочная база или что-то типа того, где бойцов натаскивают…

Шилов кивнул и снова набрал номер директора фирмы. На успех он, в общем-то, не рассчитывал, но ему ответили, и Рома решил действовать в лоб. Представился и спросил, знаком ли Михаилу Григорьевичу тип по фамилии Данилов. На том конце воцарилась тишина. Тогда Шилов нанес второй удар: сказал, что у него есть информация о том, что охранка — вовсе не охранка, а частная военная компания.

— Либо мы встречаемся мирно, я задаю пару вопросов и ухожу, закрыв глаза на ваш род деятельности. Либо захвачу с собой пару знакомых фээсбэшников. Ну, и вы сами будете с ними разбираться…

Женя, прислушавшись, хмыкнул. А Рома удовлетворенно кивнул — последние слова сделали свое дело, и Михаил Григорьевич согласился на встречу.

— Ну? — поторопил Джексон.

— Поехали к нему в офис, обещал нормально поговорить. Сейчас там племянник этого типа, — Шилов кивнул на телефон. — Типа менеджера по работе с клиентами. А в области у них, как ты и говорил, что-то вроде учебного центра. Но туда мы поедем позже.

— Далеко?

— Помнишь, где Танкист живет?

— Угу.

— В тех краях.

Ехали молча. Всю дорогу Рома пытался представить, как пройдет разговор. Время от времени он поглядывал на Женю, а тот, судя по хмурому виду, о чем-то всерьез задумался.

— Странно, что на этого Михаила Григорьевича подействовали слова о фээсбэшниках. Наверняка же у него прикрышка есть в ФСБ, — наконец заговорил Джексон, когда они уже парковались.

— В ФСБ больше, чем где-либо, не любят шумиху, а тут может так рвануть, — протянул Шилов. — В общем, не обрадуется его «крыша» такому сюрпризу. А может, и нет ее, этой «крыши».

Они выбрались из машины, и Женя снова заговорил первый:

— Интересно, а наш оружейный барон Танкист в курсе, что у него под носом готовят наемников? Там же такой оборот оружия, что он бы мог себя на пару лет вперед обеспечить…

— Почему сразу наемников? — хмыкнул Рома. — Я вот думаю, может, там не настолько все запущено? В мире «частники» с пиратством борются, тюрьмы охраняют, заложников освобождают, бомбы разминируют, а воюют с кем попало довольно редко…

— Так это в мире, Рома, а мы в России. У нас все просто: понаберут вояк, к которым родная армия повернулась жопой, дадут ствол — и иди, убивай, на кого пальцем покажут.

Спорить Шилов не стал — Джексон был прав. Наверняка в этой ЧВК, как это обычно случалось, служили непонятно кто: люди, которым без разницы, с кем и против кого воевать — главное, деньги.

— Интересно, как на Мыцика вышли. Судя по досье, это вообще не его тема, — пробормотал он.

— Щас узнаем. У тебя бита в багажнике не завалялась?

Рома окинул друга скептическим взглядом и помотал головой:

— Без фокусов, Жека. Мы лезем в пасть ко льву.

— Да ладно, следак же жив остался, глядишь, и нас не расстреляют.

Оказалось, что компания арендовала часть третьего этажа в бизнес-центре и соседствовала со строительной, страховой и юридической компаниями. Нашлась она не сразу: сначала к Джексону прицепился охранник и попытался выпроводить, тот показался ему подозрительным — еле отделались, потом они ушли двумя этажами выше и долго бродили в поисках нужной двери. Наконец навстречу им попался адекватный охранник и проводил прямо к офису охранного агентства «Пламя», о чем яснее ясного говорилось на табличке.

— Многовато у вас тут камер, — заметил Рома по пути и подметил, что Климов ничуть не преувеличил. — А записи как долго храните?

— Месяц. А вы по какому поводу? Случилось что-то? Я второй день работаю, не в курсе… — чуть растерянно, но серьезно сказал охранник.

— Мы к вам еще зайдем, — туманно отозвался Шилов.

Охранник оставил их, и они без стука дернули дверь. В просторном и светлом кабинете с большими окнами их встретил рыжий парень лет двадцати пяти — в белой рубашке и с пластиковым стаканом с логотипом «Макдональдса» в правой руке.

— Щас он нам все расскажет, — шепнул Джексон у Ромы над ухом.

Тут же дверь снова открылась, и вошел мужчина лет пятидесяти — худой, высокий, в незастегнутом пальто. Лицо у него чуть раскраснелось — то ли бежал, то ли замерз. Он зыркнул на рыжего — и тот исчез, словно его и не было.

— Это я с вами говорил. Итак, чем могу помочь?..

Из кабинета Шилов и Женя вышли через час. Джексон уставился на дверь так, будто хотел выжечь в ней дыру. А Рома зыркнул на одноглазую камеру, наблюдающую за ними под потолком.

— Не знаю, как ты, а я нихрена не понял, — признался Женя.

— Аналогично, — кивнул Шилов

— И что дальше?

— Съездим на базу, посмотрим, адрес у нас есть, заодно проведаем Танкиста. Наверняка он окажется полезнее этого директора.

— О, это запросто!

— Но сначала заглянем к охранникам, посмотрим записи.

Охранники бизнес-центра обитали на первом этаже — в самом дальнем, скромном и незаметном помещении. В темной комнате с несколькими мониторами Шилова и Джексона поджидал не только охранник-новичок, но и мужчина в черном смокинге. Он стоял полубоком, однако это не помешало им узнать его и пробормотать в унисон:

— Молчун?

Последний раз Молчунов — бывший оперативник давным-давно расформированного УБОПа — мелькнул на горизонте Шиловского убойного отдела лет десять-двенадцать назад и работал он тогда инкассатором. За эти годы Молчун почти не изменился: разве что чуть-чуть постарел, отрастил щетину и коротко подстриг темные волосы.

Интересно, как его сюда занесло, подумал Рома, но уточнять не стал, да и сам Молчунов не торопился трепаться — все-таки прозвище он получил не только из-за фамилии.

— Какими судьбами, да еще и лично? — спросил Молчун и с легким интересом глянул на старых приятелей. — Что за записи вам нужны?

— Тут охранка есть, «Пламя», — сказал Шилов и в общих чертах рассказал, что пришел в частном порядке.

— Ты давно тут? — вступил в разговор Женя, пока Молчунов кликал мышкой в поисках нужного файла.

— Скоро месяц. Вообще-то, это не мой объект. Попросили взять на месяц-другой, наладить работу службы безопасности.

— Можешь что-то о компании рассказать?

— Да чего рассказывать. Мутная контора, мутные клиенты, но по документам все ровно. А что?

— Мутная? — переспросил Шилов. — В каком смысле?

— Не знаю, как объяснить. Чутье, наверное. И, судя по тому, что вы тут, я не ошибся?

Молчун нашел запись. А Рома подумал, что им чертовски повезло. Будь тут главным кто-то другой, с ними наверняка даже разговаривать не стали бы. Хорошо, если и дальше удача не отвернется.

— Есть информация, что это не совсем охранная фирма, а ЧВК, — объяснил Шилов. — Директор тоже этого не отрицает, но и прямо не признается. Да нам дела-то до этого нет, просто оба фигуранта пересеклись в этой фирме, якобы подрались. А потом один убил другого.

— И непонятно, совпадение это или нет, — добавил Джексон.

— Ну, смотрите, — скучающим тоном позволил Молчун. — Можете ничего больше не объяснять. Я давно уже бывший.

Рома и Женя уставились в монитор. Качество этой записи было в разы лучше, чем с камер на парковке. Там вместо людей с четкими лицами было непонятно что, а тут другое дело — все видно, все понятно.

Сначала они увидели пустой коридор, затем появился Мыцик в сопровождении Михаила Григорьевича, и они оба вошли в кабинет. Полчаса на быстрой перемотке мимо камеры и офиса шастали совершенно незнакомые люди, и наконец дверь с табличкой «Пламя» распахнулась — и показались Мыцик и Данилов. Шилов поймал себя на мысли, что впервые видит их вместе и не замечает ничего особенного. Просто вышли, просто встали в сторонке и о чем-то заговорили. Секунды потекли медленно и одинаково — картинка практически не менялась. Вдруг Мыцик что-то сказал и как-то странно дернул шеей, будто она затекла. И в эту же секунду Данилов резко схватил его за рукав — Шилову почудилось, что он вот-вот оторвет его с мясом — и толкнул к стене. Мыцик удержался и не шарахнулся затылком, застыл на месте, а на лице у него замерло удивленно-рассерженное выражение — словно Данилов взял и сделал нечто такое, чего Мыцик от него никак не ожидал. И случилось это «нечто» буквально за пару секунд. Что можно успеть за эти ничтожные мгновения? Сболтнуть что-то? Услышать?

— Жаль, звука нет, — прочитал мысли Ромы Джексон.

— Да там музыка в тот день играла в соседнем офисе. Кто-то юбилей отмечал с самого утра. — Так что все равно бы ничего не услышали, — отрезал Молчун, наблюдавший за записью краем глаза.

Тем временем Данилов и Мыцик снова сцепились: первый схватил второго за ворот (мимо перепуганно и стремительно прошла девушка) и опять попытался оттолкнуть к стене. Но Мыцик вновь удержался, сцапал Данилова за правое запястье и заломил ему руку за спину. Данилов задергался и согнулся пополам — лицо его в кадр не попало, но никто не сомневался, что он как минимум застонал. Мыцик подержал его так ровно пять секунд и отпихнул как надоевшего попрошайку. Толчок выглядел ощутимым, Данилов отшатнулся, но устоял на ногах (мимо снова пробежали сотрудники других фирм, на этот раз двое парней в ярких рубашках). Еще несколько секунд они стояли в метре друг от друга, причем так, что лица не попали в камеру, поэтому оставалось лишь гадать, как они выглядели. Затем Мыцик ушел. А Данилов подошел к стене и шарахнул по ней кулаком, после чего тоже ушел, но в противоположную сторону.

— Все, — сказал Молчун. — Дальше точно ничего интересного. Этот, которого нагнули, вернулся позже, зашел в кабинет и просидел там до вечера. Ушел с директором. А другой вообще больше не появлялся. Могу дать копии, надо?

Шилов кивнул и вспомнил о следователе.

— А ты видел следака? Он должен был забрать записи.

— Нет, меня тогда тут не было, вызвали на другой объект, там трое охранников подрались. А что? Гнилой следак?

— Да не то чтобы гнилой. Не объективный, — сказал Рома. — У него в этом деле, похоже, свой интерес… А на входе камеры есть?

— Да, сейчас. Но камера там так себе, охватывает только маленький участок.

Через две минуты пошла вторая запись. Из бизнес-центра спокойно вышел Мыцик и, видимо, ушел к своей машине. Не прошло и минуты, как объявился и Данилов, но пришел откуда-то сбоку — должно быть, с другого входа. Встал прямо под камерами и, сунув руки в карманы, посмотрел вперед. Затем приветственно махнул рукой, точно увидел кого-то, и через три секунды вышел из зоны видимости камеры. Его не было минут десять, наконец он снова появился и вошел в бизнес-центр через главный вход.

— Ну, а дальше, как я говорил, он ушел вечером с директором.

— Понятно. Спасибо.

Молчунов кивнул. Через пять минут они распрощались еще на десять лет.

Следующим пунктом маршрута стала база ЧВК, которая расположилась на окраине тихого и безлюдного поселка и встретила Рому и Джексона двухметровым белым забором.

— Спасибо, что без колючей проволоки, — проворчал Женя.

— И без вышек, — поддакнул Шилов.

Со стороны этот странный, а в сумерках еще и мрачный объект действительно немного походил на колонию: серые коробки зданий, повыше и пониже, еле-еле выглядывали из-за забора, ни указателей, ни чего-то подобного не наблюдалось — просто унылое нечто, куда лучше не соваться.

Цели побывать внутри у Ромы не было — по крайней мере, сейчас, он лишь хотел увидеть эту базу и убедиться, что она и правда есть. Поэтому, поглазев немного, Шилов вырулил на дорогу, что вела в поселок, где жил торговец оружием и бывший капитан вооруженных сил Танкист.

Через пятнадцать минут «тойота» остановилась у дома, обнесенного кирпично-металлическим забором. Территория неплохо просматривалась и освещалась парой фонарей: на участке у гаража стоял внедорожник, — Танкист явно сидел дома, но ворота были приоткрыты. Словно почуяв, а может, услышав гостей, хозяин неловко вывалился из дома и подбежал к воротам. Выглядел он, как всегда, помятым и несчастным.

— Опять зашился? — хмыкнул Джексон, когда Танкист без особой радости, но и не задавая глупых вопросов, — пришли, значит, так надо! — позволил им войти.

Вместо ответа Танкист глубоко вздохнул и потер покрасневшие глаза — похоже, он только что проснулся. Оказавшись в гостиной, Рома сразу перешел к делу:

— Про взрыв на парковке слышал? Один военный грохнул другого…

— Слышал, по телеку уже который день крутят, задолбали, тоже мне, событие, — буркнул Танкист. — А что? Это не я, я их знать не знаю, — затараторил он.

Женя занес лапищу и треснул его по шее, что означало примерно «заткнись и слушай». В этот же момент Танкист оглушительно чихнул, чуть не обдав сидевшего напротив Шилова соплями.

— Бацилла ходячая, — сказал Рома и отодвинулся.

— Болею я. Надо было предупредить, что придете, — шмыгнул покрасневшим носом и возразил Танкист. — Так че вам надо-то?

— И погибший, и подозреваемый связаны с охранкой под названием «Пламя». К черту подробности, но это такая же охранка, как ты балерина.

— И что же это? — нахально спросил Танкист, но скис под суровым взглядом Джексона.

— ЧВК. Расшифровывать, я надеюсь, не надо? — рыкнул Женя.

Танкист помотал головой, а Шилов продолжил:

— У компании есть офис в центре. Там все довольно гладко. А еще есть база, тут, в двух шагах от тебя…

— На зону смахивает, — жирно намекнул Джексон. — И только попробуй сказать, что не в курсах.

— Ну, знаю я, видел глыбу эту, и что? — не стал спорить Танкист.

— Расскажи нам все, что знаешь. Ты ведь всегда все знаешь.

Танкист вздохнул как перед расстрелом и поерзал на диване. Рома с Женей переглянулись в предвкушении.

— Да не знаю я ничего, — наконец отмахнулся Танкист, и Джексон, присев рядом, болезненно ткнул его локтем в бок. — Ну, то есть кое-что знаю, город-то маленький, но я не при делах…

Танкист уставился в пол и похлопал себя по карманам спортивных штанов.

— Ты будешь рожать или нет?! — рявкнул ему в ухо Женя, который начал терять терпение. — Нам еще обратно ехать, ну!

— Ладно-ладно! Да, вы правильно все разнюхали, никакая это не охранка, а ЧВК, но к документам хрен подкопаешься. То ли юрист грамотный поработал, то ли «крыша» дай бог каждому. Короче, ни одна проверка ничего не покажет и не докажет. Но недавно случился в «Пламени» скандал, головы полетели, старого директора турнули пинком под зад, нашли нового…

Рома удовлетворенно кивнул — пока Танкист не противоречил словам Михаила Григорьевича, который минут двадцать тряс перед носом у Шилова кипой документов, и с пеной у рта доказывал, мол, я только-только должность получил; да, «частники» мы, в серой зоне работаем, но не в черной же и никого не убивали!..

Интересно, как будет дальше?..

* * *

Когда Шилов и Джексон ушли из дома Танкиста, на улице было совсем темно, но время, в общем-то, считалось еще детским. Они сели в машину, и у Ромы зазвонил телефон — поговорить с ним жаждал сам генерал Пригов. Очень вовремя, подумал Шилов и ответил. Пригов непривычно пришибленным тоном спросил, как продвигается расследование. Шилов задумался буквально на долю секунды и решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня:

— Есть кое-что занятное. Можем увидеться часа через два? В кафе? Понял. До встречи.

Пока Рома говорил, Женя яростно дергал его за рукав и мотал головой, мол, ну нахрена сегодня-то?!

— Ты как хочешь, а мне спать пора. Вези меня домой щас же, — сказал он, когда Шилов убрал телефон.

— Жека, я не успею!

— Тебе кто дороже, я или этот чекист?

Рома вздохнул и понадеялся, что Юля, жена Джексона, не уболтает его еще и чайку с ними испить — иначе глотать кофе Пригову придется одному.

Когда Шилов припарковал машину возле кафе, где впервые увидел генерала, до часа Икс оставалось еще целых три с половиной минуты. Он захлопнул дверцу, чуть не поскользнулся в снежной каше и в тысячный раз за всю жизнь порадовался, что хорошо знал родной город — в противном случае ни за что бы не успел вовремя. Впрочем, опоздать он не боялся: пробки и форс-мажоры никто не отменял, да и за пределы Питера Шилова занесло не просто так, а по генеральской просьбе, и он весь день жарился в чертовом «Пламени».

Пригова Рома нашел за «их» столиком. Тот пил кофе, смотрел в окно и наверняка видел его приезд. Шилов прибавил шагу и присел рядом. Они обменялись рукопожатиями. Подошла официантка. Рома тоже заказал чашку кофе и вдруг понял, что с Приговым что-то не так. Он таращился на него долгих десять секунд и наконец сообразил — генерал выглядел всерьез огорченным. Таким, словно у него кто-то умер. Или его разжаловали до младшего лейтенанта. Шилов попытался укорить себя — негоже сравнивать одно и с другим, это совершенно разные вещи. Но ничего не вышло — как казалось Роме, для Пригова это примерно одно и то же.

— Вас весь день гладили против шерсти? — спросил Шилов внезапно и для себя, и для генерала.

— И тыкали носом в грязный лоток, — задумчиво кивнул Пригов и тут же опомнился: — По телефону вы сказали, есть новости?

Теперь кивнул Рома и подумал, с чего начать. За рулем он спешил, поэтому настроения для репетиции разговора просто не было. Сначала он хотел спросить о Щепкине — почему генерал ни слова о нем не сказал? Но потом решил сперва рассказать о ЧВК «Пламя» — все, что узнал от Михаила Григорьевича, оказавшимся старым приятелем Мыцика со времен службы в разведке.

— Из-за чего именно Мыцик мог убить Данилова, я так и не понял. Но скоро узнаю, а пока… Вы знали, что Мыцику предлагали новую работу?

— Что? Когда? — встрепенулся Пригов.

— Первый раз — еще в Крыму. А второй — незадолго до задержания. Причем это был один и тот же человек. Его бывший сослуживец.

— Что за работа? — с удивлением, на которое не способен даже самый подготовленный чекист, спросил генерал.

— Инструктором в ЧВК. В офис, замаскированный под охранную фирму, он пришел, чтобы отказаться. Там он столкнулся с Даниловым, и между ними произошла стычка.

— Но… — Пригов хватанул ртом воздух, — из-за чего?

— Этого я пока не знаю. Директор тоже не в курсе. Он рассказал, что Мыцик с Даниловым случайно встретились в офисе и оба очень удивились. Вели себя совершенно нормально, а потом вышли в коридор и уже там между ними что-то произошло.

— Вы ему верите? — спросил генерал.

— Директору? Вполне. Ему нет смысла что-то скрывать. Ну, а по поводу рода деятельности… — Шилов выдержал паузу, — давайте на чистоту, мне все равно, Это даже близко не моя тема. Однажды я ввязался в подобную историю, но ничего хорошего из этого не вышло. Повторения не хочу. Вы попросили разобраться в убийстве — я разберусь, а остальное — извините, не ко мне. Хотите, слейте информацию своим коллегам. Думаю, они порадуются.

Пригов кивнул. По его немигающим глазам Рома понял, что слушал он очень внимательно.

— Данилов там работал? — через некоторое время спросил генерал. — Как они умудрились пересечься?

— Да, он был заместителем директора, правда, полуофициально, а в тот день пришел… как бы это сказать… за расчетом. Уволился, в общем.

— А из-за чего уволился, вы узнали? — уточнил Пригов.

Шилов задумался и припомнил разговор с Танкистом. В отличие от него, директор ЧВК по этому поводу не сказал ничего вразумительного, отделался только туманной фразой: «Он из другой команды». Ее смысл стал понятен только благодаря Танкисту, Рома с Джексоном обрисовали ему ситуацию с Мыциком и Даниловым, и тот не стал юлить:

— Короче, этот ваш Михаил Григорьевич человек новый. А прошлого директора и всю его команду, ну, людей, которых он сам набрал, пересажали и повыгоняли за махинации с оружием. Ну, там тухлая какая-то история. Я подробностей не знаю, врать не буду. И еще раз говорю, я вообще не при делах. Нахрена мне это геморрой? Я и так свою копеечку имею…

— Ближе к делу! — велел Женя, когда Танкист немного отклонился от темы.

— Из «стариков» там только этот ваш Данилов остался. Хрен знает, как на нары не присел вместе с директором, он уже тогда его замом был, хотя в городе только летом объявился не пойми откуда.

— Дальше?

— А что дальше? Раз уволился, как вы говорите, значит, с новым директором не поладил. Тот наверняка своих людей подтянул. Этого Мыцика тоже. Сами же сказали, они служили вместе. Так, может, он нихрена не ангел и за дело Данилова взорвал?

— Так за какое дело-то?! — рыкнул Джексон.

— А я откуда знаю? Вы и разбирайтесь!

Атмосфера в гостиной Танкиста накалилась, и Шилов понял, что пора уходить. Он хлопнул Женю по плечу, а уже на пороге спросил:

— А кто владелец фирмы?

— Этого точно не знаю, — чуть ли не поклялся Танкист. — Но явно не фуфел какой-то, раз еще контору не прикрыли.

Рома пересказал генералу разговор с Танкистом и новоиспеченным директором. Тот надолго замолчал и в раздумьях сломал пару зубочисток.

— «Пламя», значит, — наконец сказал он. — А следователь ни слова не сказал о том, что это, оказывается, ЧВК. Не верится, что не знал. Вы ведь узнали.

— Ну, возможно, мне просто повезло, если бы не ваш боец, Миронов, я бы еще долго рыл. Это ему Мыцик рассказал о новой работе. По документам же в фирме все гладко, просто охранка — не подкопаешься, — признался Шилов. — А может, все дело в том, что Данилов и следователь были знакомы, и Зубченко смолчал специально.

Несколько минут они молча пили кофе. Затем Рома заговорил о Щепкине:

— Почему вы ни слова о нем не сказали?

— А что про него говорить? — искренне не понял Пригов, будто его вообще не существовало.

— Но ведь на него обратили внимание по сигналу Мыцика…

— Не совсем так, — перебил генерал. — Щепкин был в числе подозреваемых практически с самого начала, потому что взрывчатку вынесли из части, где он служил замполитом. И более того, он дежурил в ту ночь.

Шилову показалось, что сейчас у него из ушей повалит дым. Детали крымской операции были ему неизвестны, поэтому, чтобы не запутаться, он попросил:

— Расскажите мне, что там вообще было. Возможно, это ерунда, но…

— Как скажете, — пожал плечами Пригов. — Что касается Щепкина, он до сих пор под колпаком у местных фээсбэшников, поэтому я не вижу связи с взрывом и проблемами Физика. Он просто физически не мог принять в этом участие. Выступил организатором — тоже вряд ли. Слабоват и труслив. Поэтому же информации о Щепкине пока нет в досье Физика — вот завершат следствие, тогда уж видно будет. А про командировку…

Пригов нахмурился, словно пытаясь таким образом вспомнить все до мелочей, и рассказал о Греке, о его выходках и о том, как тот, в конце концов, смог избежать задержания:

— Почти все его люди полегли. Кто-то в лесу, кто-то в поселке, в перестрелке, в которой участвовал Физик. Там он как раз и получил ранение. Самого Грека не было ни там ни там. Он, выходит, просто дал им приказ, а сам исчез с двумя или тремя выжившими. Они до сих пор в розыске.

— А взрывчатка и диверсии? — спросил Рома. — Ради чего все это затевалось?

— Хороший вопрос. Над ним сейчас все бьются. Всем интересно, что это было и для чего, — генерал невесело улыбнулся и продолжил: — Диверсий не случилось, гражданские не пострадали. А взрывчатку нашли в лесу, там, куда указал один из людей Грека. Правда, больше он ничего не сказал.

Они снова замолчали. Шилов мог только гадать, о чем думал Пригов — вид у него по-прежнему был чудовищно огорченный. Сам же Рома пытался понять, чем займется завтра. От раздумий его отвлек непривычно виноватый голос генерала:

— Роман Георгиевич, мне нужно уехать на два-три дня в Москву. Я могу положиться на вас? Ведь ничего за это время не случится?

Шилов ответил не сразу. Ему показалось, что Пригов ждал уверенное «да». Но обещать что-то Рома не мог, потому что по собственному опыту знал, что иногда два-три дня решали все, поэтому он просто пожал плечами.

Примечания:

Сейчас будет много букав.

Первое, оставшиеся главы будут общими.

Второе, в этой главе события происходят параллельно в один и тот же день.

Третье, почему вдруг ноябрь и дурка, когда в прошлой главе Серега был в командировке? Где возвращение? Тут все просто, мое любимое — запаситесь терпением. Об этом будет уже в следующей главе.

Четвертое, дурка, о которой я пишу — чистой воды выдумка, поэтому искать сходства с реальными психушками не надо. Тут у адекватных читателей может возникнуть мысль, что за бред и зачем эту реальную психушку искать, но мне иногда в ЛС такие вопросы прилетают — хоть стой, хоть падай. Так что просто предупреждаю.

Пятое, навеянное опять же всякими... ммм... немного странными людьми, что стучатся мне периодически в ЛС. Тут с неделю назад, например, прилетел вопрос (предъява, если точнее), почему это у меня Шиловские главы больше Серегиных? Почему не одинаково? По объему, имеется в виду. Понятно, что вопрос тупой и не стоит внимания, но вдруг кого-то из читателей это тоже страшно коробит. Поэтому поясню. Мне (как любому нормальному автору) важен смысл, а на количество символов. Так что если одна глава больше, а другая меньше, это ничего не значит, просто так получилось по тексту. Подгонять под "одинаковость" мысли никогда не было. Если что-то не устраивает, не нужно меня читать. Есть куча других работ.

Что касается нормальных читателей — спасибо, что вы есть.

---

Ноябрь

Серега проснулся с ощущением, что он снова в тюрьме. Однако через две-три секунды опомнился — не в тюрьме, а в дурке. В палате, которую Серега делил с тремя такими же, как он, «экспертниками», было тихо, но прохладно. Потому-то он и проснулся — легкая пижама ни черта не грела, а радиаторы работали еле-еле.

На ночь все палаты в экспертном отделении запирались, и до семи утра, хочешь-не хочешь, приходилось лежать тихо. Впрочем, Серегу такой расклад скорее радовал, чем расстраивал — можно было не беспокоиться, что войдет какой-нибудь незнакомый псих. Обычно бессонница его не мучала, он спал как убитый и даже снов не видел. А если не спалось — такое случалось всего раза два — Серега лежал и думал о своем, не очень радостном.

Сейчас он понятия не имел, который час — вещи забрали еще в первый день, который запомнился плохо. Но он чувствовал, что до подъема ждать и ждать. От нечего делать Серега уставился в потолок и тут же услышал, как в унисон заурчало в животе и на дальней койке всхрапнул сосед, шиз Тимоха, как он сам представился.

Познакомились они на обязательной утренней прогулке между подъемом и завтраком. Внезапно сошлись на общем тюремном прошлом. Затем Тимоха вызвался стать для Сереги своего рода проводником в неведомый доселе мир психов. Случилось это на третий день пребывания Сереги в дурке. Первые два он был изолирован от всех: сидел в маленькой светлой палате и сомневался, не сошел ли с ума по-настоящему, настолько происходящее казалось нелепым. Наконец однажды утром санитар привел Серегу и еще одного дерганного новичка из изоляции во двор и велел «вливаться в коллектив».

Прогулочный двор представлял собой участок под открытым небом размерами примерно сорок на двадцать метров и был огорожен колючей проволокой. Тут и там слонялись люди — сонные, медлительные, одинаковые. Кто-то сбился в группы, кто-то топтался в одиночестве. Серега поймал себя на мысли, что это очень похоже на тюрьму, и он, хоть убей, не хочет, как выразился санитар, «вливаться в коллектив». Однако тот зорко наблюдал за ним и другими в сторонке, а рядом стояли еще двое мрачных типов — то ли санитары, то ли охранники — наверное, на случай конфликтных ситуаций.

Сереге их внимание было неприятно, и он отошел в самый дальний уголок двора. Встал у пожарного щита, задрал голову и уставился на серое небо, откуда медленно и будто неохотно падали мелкие и редкие капли дождя. Одет Серега был, как и остальные, так себе: надоевшая унылая пижама, серая казенная куртка и кроссовки (единственное, что осталось из «своего»). За шиворот тут же угодили несколько капель, и Серега вздрогнул.

Тимоха — невысокий мужичок довольно жалкого вида — появился как из-под земли и перешел в наступление:

— Новенький?

— Да, — пробормотал Серега и уставился на него.

Тимоха походил на загорелого скелета: одежда висела мешком, волосы с проседью взъерошены, на худом лице пара белесых шрамов, а на правой ладони, которую он протянул, представившись, Серега разглядел характерную чуть расплывшуюся синюю наколку. Сиделец, подумал он и подал руку. Однако чуть не отдернул, когда Тимоха добавил как бы невзначай о своем диагнозе:

— Шиз я. А ты? Косишь или убил кого?

— Считают, что убил, — после недолгого раздумья ответил Серега.

— А на самом деле? — усмехнулся Тимоха. — Хотя, — он махнул рукой, — можешь не говорить. И так вижу…

Что Тимоха видел, Серега уточнять не стал. От одной лишь мысли о последних днях, об убийстве и о своем положении у него скручивались внутренности. Чтобы отвлечься, Серега повнимательнее посмотрел на Тимоху. Взгляд то и дело цеплялся за наколки на обеих руках, и Тимоха наконец не выдержал:

— Вдогонку к диагнозу две ходки у меня. Светит третья. Говорят, я пожар устроил, в котором мой кореш сгорел. Бухали мы вместе. А я не помню нихрена, после пятой рюмки срубило. Вот теперь думают, чего со мной делать. Считают, симулирую.

— М-м, я тоже вроде как посидел немного, — вдруг признался Серега.

В другой ситуации он придержал бы факты своей пестрой биографии, но в этом Тимохе было что-то такое, из-за чего язык невольно развязывался. А может, Сереге просто надоело держать все в себе. Хотелось поговорить с кем угодно, кроме людей в белых халатах, которые донимали бестолковыми вопросами. Но не о сегодняшних его проблемах, а о чем-нибудь другом. Шиз Тимоха показался неплохим вариантом. Серега глянул на него и мысленно приготовился к тому, что тот сейчас спросит о статье, но Тимоха лишь почесал острый подбородок и неожиданно предложил:

— Сидел, значит… А хочешь, ну, как бы помогу тебе? Расскажу про правила, порядки и все такое?

— А что взамен? — насторожился Серега, знавший по колонии, что бесплатный сыр — штука чрезвычайно редкая.

— Да ничего, — Тимоха будто немного стушевался. — Считай, я через тебя долг верну одному хорошему человеку. Я когда впервые в дурку попал, без него бы хрен выжил. А тебе без меня тяжеловато будет. Не, ну, если ты не хочешь…

— Хочу, — быстро выпалил Серега и добавил: — Спасибо.

Так началось их общение. И если вначале Серега отнесся к нему с долей скепсиса, то уже через пару дней понял, что Тимоха — это нежданный подарок судьбы, которая частенько над ним глумилась, и настоящее везение. И вместе с пониманием вспыхнула надежда: может, и дальше повезет?..

* * *

— Что бы ты делала на месте следака?

— Ничего.

Рома, полулежа на диване в гостиной, подумал, что ему послышалось, и уставился на светящийся в темноте дисплей смартфона, откуда на него смотрела Ксения. Не такого он ждал ответа. Совсем не такого, поэтому переспросил:

— В смысле — ничего?

— Ну, то есть я бы не делала ничего из того, что сделал он. Ограничилась бы допросом. В крайнем случае, оформила бы подписку о невыезде. С экспертизой вообще не стала бы связываться. Судя по твоим словам, серьезных оснований не было. Этот твой Мыцик, он ведь не вел себя по-настоящему неадекватно. Просто молчал — и все. Мне такие молчуны попадались через одного. На всех в дурке места не хватит. И начальство будет не в восторге…

Рома кивнул и вспомнил, что отношения с вышестоящими у жены во времена ее работы в Следственном комитете были, мягко говоря, натянутыми, поэтому надолго ее не хватило. А у Зубченко, должно быть, проблем с этим нет, иначе бы сто раз подумал, прежде чем запирать Мыцика в четырех стенах.

И что из этого получается? Да ничего нового — надо бы тщательнее прощупать следователя.

Шилов поморщился и взглянул на время — второй час ночи! А ведь он, казалось, только что вернулся домой после встречи с Приговым и решил связаться с женой по видеозвонку на пять минут, чтобы узнать, как дела. Вообще-то, просто звонки нравились Роме больше, однако Ксения была другого мнения и всякий раз хотела убедиться своими глазами, что с ним все в порядке. Первое время Шилов вяло возражал: ну что там можно увидеть-то через маленький экран? Но вскоре смирился.

Сначала говорили ни о чем. О Никулине не вспоминали вовсе. А затем Рома, сам того не ожидая, рассказал о просьбе двух генералов, взрыве и Мыцике. Уложиться в два-три слова и даже предложения не вышло — и незаметно пролетело больше часа. Выплеснув море информации, Шилов почувствовал облегчение. А Ксения, напротив, приняла весьма загруженный вид и попросила:

— А отправь мне записи с камер?

Вид при этом у нее был такой обезоруживающий, что Рома не смог бы отказать, даже если бы захотел. Но для порядка он спросил:

— Зачем? Я уже раз десять смотрел. Ничего в них нет…

— Ну, пожалуйста, — жалобно протянула Ксения. — Мне тут смертельно скучно, а так хоть что-то новое будет. Я просто посмотрю пару раз — и все.

Шилов пожал плечами и согласился — уж лучше пусть смотрит записи, чем просится домой. Вдруг он, как обычно после их разговоров, остро почувствовал, как соскучился и как ему осточертело возвращаться в пустой дом. Роме, в общем-то, ничего не мешало вернуть прошлую жизнь, но… он не возвращал, потому что от одной лишь подобной мысли его будто прошивало электрическим разрядом.

Ему казалось, что позволить жене и сыну вернуться — все равно что сыграть в русскую рулетку. Может, ничего не случится. А может, случится то, чего он никогда себе не простит.

Нет, сначала надо закрыть вопрос с Никулиным. Только вот как?

Не в первый раз оказавшись в тупике, Шилов кое-как прогнал посторонние мысли и вернулся к размышлениям о деле:

— И все-таки следак почему-то сделал именно так: задержал, назначил экспертизу. Не побоялся гнева начальства. Решил любой ценой отомстить за друга?..

— Для мести он действует как-то вяло, — возразила Ксения. — С задержания уже больше недели прошло, и что он сделал? Запер Мыцика в дурке, попытался воздействовать на его мать, изъял записи с камер. Все. И на что он рассчитывает? Что Мыцик посидит немного и напишет чистосердечное? С чего бы?

Шилов пожал плечами. Он бы и сам хотел знать мотивы следователя и чувствовал, что ответ на поверхности — надо лишь протянуть руку — но никак не мог его ни разглядеть, ни нащупать.

— У меня такое ощущение, что следак действует не один, — сказала Ксения и не без труда подавила зевок. — Как будто кто-то указывает ему, что делать. Ну, не верю я, что он сам решился на такие… серьезные меры, которые при тщательной проверке могут стоить ему работы.

— Психиатр сказал, что Мыцик чего-то боится, — невпопад выпалил Рома.

— Если все так, как ты считаешь, и Мыцика действительно кто-то подставил, наверное, этот человек как раз и управляет следователем. Только непонятно, кто он и как на него выйти, — закончила Ксения.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем Шилов пробормотал:

— Ладно, я понял. Мыцик пока вне доступа. Поэтому буду трясти следака, пока не расскажет о связи с погибшим и не выдаст остальные свои секреты.

— Не факт, что расскажет…

— Джексона с собой возьму. Они, кстати, уже успели пообщаться.

— Не сомневаюсь, — Ксения сонно усмехнулась.

Рома решил закругляться и открыл было рот для привычной прощальной фразы, но жена его опередила:

— Скоро все закончится. Я это уже слышала. Только… — она замешкалась, — непонятно, чем закончится и чего ты ждешь. Хочешь снять с Никулина скальп для своей коллекции или надеешься, что его в камере разобьет паралич? И только тогда разрешишь нам с Егором вернуться?

Ответа у Шилова не было. В груди всколыхнулась злость на себя. За то, что и сам оказался в ловушке, и семью загнал в угол, где придется сидеть еще неизвестно сколько. Заканчивать на не самой приятной ноте Роме отчаянно не хотелось, однако скармливать жене очередную порцию пустых обещаний не хотелось еще больше. Благо Ксения не стала нагнетать, остыла так же быстро, как завелась, пожелала спокойной ночи и прервала связь.

Рома пару минут таращился на погасший экран и тоскливо думал, что Джексон был прав: отпуск определенно стоило провести в Хельсинки. Затем попытался возразить собственным мыслям: а как же возможность сделать Пригова своим должником? И тут же парировал: ну, будет генерал ему должен, и что? Главную его головную боль он все равно вряд ли решит. Да и у него наверняка своего головняка навалом.

Додумавшись до этого, Шилов отправил обещанные записи и лег спать. Уснул он быстро и не услышал, как уже под утро смартфон звякнул сообщением от Ксении. В нем было всего три слова капслоком: «Позвони, как проснешься».

* * *

Овсянка на завтрак была вполне съедобная, но Серега ел медленно. Проснувшись ночью, он долго вспоминал день знакомства с Тимохой и в конце концов снова уснул. Окончательно проснулся лишь в семь часов, когда круглолицый санитар открыл дверь палаты и гаркнул: «Подъем!». И в ту секунду Сереге почудилось, что он всего-навсего в армии. Однако наваждение мигом улетучилось. Вместо него пришло странное ощущение бессилия, какого раньше не было — точно Серега попал в ловушку и потерял всякое желание из нее выбраться.

Привычная прогулка прошла как в тумане. Серега, как обычно, держался обособленно, лишь глазел на других, на серость вокруг и ежился от собачьей погоды: ветра, снега и дождя. Тимохи не было, он готовился к выписке. Серега радовался за него, но вместе с тем тревожился за себя. Конечно, за неделю с лишним Тимоха успел посвятить Серегу во все тонкости здешних будней, и он чувствовал себя вполне сносно, но все-таки было немного неспокойно. Нечто похожее Серега уже испытывал в колонии, когда такой же «проводник» вышел, рассказав, что и как, а Серега остался — и жизнь за колючей проволокой стала походить на нескончаемую полосу препятствий.

Повторения Серега не хотел, однако повлиять ни на что не мог, поэтому приказал себе стиснуть зубы и ждать. Ведь когда-нибудь это уж точно кончится. Только бы дотерпеть. Только бы поскорее разобраться, почему его сюда занесло.

После прогулки по расписанию был завтрак. Там Тимохи Серега тоже не заметил. Впрочем, ему вдруг стало не до шиза. Внезапно к бессилию присоединилось предчувствие, что скоро что-то произойдет, и аппетит отбило напрочь. Серега посмотрел по сторонам: может, это всего-навсего чей-то недобрый взгляд так на него подействовал? Но до него никому не было дела, все смотрели в свои тарелки. Тогда Серега попытался прислушаться к себе и понять, хорошее ли это предчувствие или плохое. Обычно стоило сосредоточиться — и подсознание выдавало ответ. Но сейчас ничего не получилось. Лишь в животе стало резко холодно.

Серега еле дождался окончания завтрака, так и не прикончив несчастную тарелку каши. Он понадеялся, что в палате странное ощущение отпустит, но не помогло, оно, казалось, прочно засело между ребер. Откуда же оно взялось? Может, это из-за скорой встречи с психиатрами? Впрочем, Серега каждый день виделся с ними вскоре после завтрака и никогда еще не испытывал ничего, кроме легкого волнения и скуки.

— Ты чего такой зеленый? — неожиданно послышался хрипловатый голос Тимохи, и тот присел на Серегину тумбочку. — Никак не привыкну, что тут и на кроватях сидеть можно…

Серега, сидя на койке, машинально кивнул. Еще в день их знакомства Тимоха заявил, что им очень повезло с дуркой. Серега тогда лишь горько усмехнулся, но выслушал его и понял, что Тимоха прав. Адекватный персонал, человеческие правила, распределение по разным отделениям, небольшие палаты, строгий режим — все это казалось Сереге само собой разумеющимся. Однако Тимоха усмехнулся и раскрыл ему глаза. Рассказал, как дважды побывал в совершенно другой дурке, где санитары были хуже психов, где запрещалось подходить к собственной койке до отбоя, где на прогулках случались серьезные драки («Мне тоже прилетело. Хочешь, шрам покажу?»), а сотрудники никак не реагировали, где всех пациентов содержали вперемешку, независимо от диагноза, где в туалете не было ни то что зеркал и нормальных раковин, даже света, где всем было на все и всех плевать.

— Это в Питере? — только и смог пробормотать Серега, выслушав.

— Не, у меня на малой родине, на юге, — Тимоха неопределенно махнул рукой. — А тут, уж поверь мне, курорт!

С тех пор каждый раз, когда на Серегу без особой причины наваливались уныние и злость от своего положения, он мысленно одергивал себя и вспоминал слова Тимохи. И сразу мрачноватые казенные помещения начинали напоминать что-то среднее между хорошей военчастью и плохим «совковым» санаторием. Не пять звезд, но не так уж и плохо.

— Заболел, что ли? — опять спросил Тимоха и с любопытством уставился на Серегу. — Когда мы познакомились, ты точно так же выглядел…

— Поэтому ты… — Серега задумался, — решил мне помочь?

— Ну, и это тоже.

Серега прислушался к себе — предчувствие по-прежнему копошилось где-то в животе и кололось, как дикобраз. Он вспомнил себя в первые дни. Неудивительно, что Тимоха сжалился над ним. Тогда в голове у него странно соседствовали два совершенно разных ощущения: любопытство и страх — и больше, пожалуй, ничего. Они не исчезли и теперь, но стали куда тише. Вот только не разрастутся ли снова, когда Тимоха уйдет?

— Я в норме, — пробормотал Серега.

— Угу, — буркнул Тимоха и посмотрел на него так, что Серега сразу понял, тот хочет о чем-то спросить, но не может решиться.

В общем-то, Тимоха не докучал вопросами — все больше говорил о себе да о местной жизни, хотя глаза сверкали любопытством. Сам Серега в основном слушал, но кое-что все-таки о себе рассказал. О службе — без подробностей, о кандидатской и о тюрьме. О маленьком эпизоде, который намертво въелся в сознание — так, что ничем не вытравить. Это вышло случайно, снова на прогулке, на третий день в компании Тимохи. Погода была отвратная, и оба замерзли уже минут через пятнадцать. И Тимоха вспомнил, как однажды чуть не заледенел в колонии в камере «шизо».

— Месяц в этом каменном «мешке» просидел. Не, ну, по правилам положено не больше пятнадцати суток, но… — Тимоха сплюнул и махнул рукой. — На улице сентябрь, а там как будто декабрь, аж пар изо рта. Нары ржавые, матрас отсыревший, одеяло — одно название. Заняться нечем, ни книг, ни передачек. Сидеть нельзя, знай себе броди из угла в угол, чтобы хоть как-то согреться. А сил-то нет, свиней и то лучше кормят. Из развлекух утренний и вечерний обход и мышка…

— Мышка? — переспросил Серега и вздрогнул то ли от холода, то ли от мрачной картинки перед глазами.

— Ну да, мышка, прибегала тощая такая, я с ней хлебом делился, она прямо из рук брала, — Тимоха хмыкнул. — Сам-то в «шизо» бывал? Или был паинькой?

— Бывал, — после короткого молчания кивнул Серега. — Только у меня его карцером звали и было… не так запущено.

Позже он убеждал себя, что просто сработал «эффект случайного попутчика». Поэтому он вдруг взял и рассказал об этом периоде своей жизни, по сути, практически незнакомому человеку. А ведь больше никому не рассказывал. Никогда.

— Это было полуподвальное помещение, но полы деревянные, не бетонка, не сказать, что холодно, нормально, — начал он медленно и осторожно, будто воспоминания могли ужалить. — Правда, народу там было дохрена… И все курили, как паровозы. А я… нельзя мне курить из-за работы. Не привык к дыму. Воротило. А так… Терпимо было. Трудно, только когда всяких невменяемых подселяли. Кто-то блевал, кто-то орал, кто-то на кулак напрашивался, приходилось на место ставить, — Серега покосился на правую руку и машинально пошевелил пальцами. — Так пару врагов нажил.

Он замолчал и поймал себя на внезапной мысли, что вслух, оказывается, все звучит не так страшно. По крайней мере, получше, чем история Тимохи. Но внутренности все равно точно сжались и скрутились, а в нос запоздалым эхом ударил резкий запах курева, пота и блевотины. Серега сплюнул и скорчил гримасу.

— Боишься снова на нары присесть, — не спросил, а заключил Тимоха тем временем.

Серега хотел ответить, но промолчал. Он не боялся просто присесть как тогда. На этот раз все было несколько иначе. Серега боялся сесть надолго и по чужой подлой прихоти, которую он пока не раскусил. Но, как ему казалось, был близок к этому.

— Слушай, Серега, мы вот сколько дней вместе тремся, а я так и не допер, как ты тут оказался-то? — наконец осмелился спросить Тимоха и уставился на него с искренним интересом.

Серега успел «уплыть» от темы разговора, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы разогнать воспоминания об отсидке и «вернуться» в палату.

— Я же говорил, в убийстве меня подозревают. Я следаку ни слова не сказал, и он меня сюда запихал, — пожал плечами он, ожидавший какого-нибудь другого вопроса.

— Ну, это я понял, просто… Нахрена?

Серега вздернул брови и посмотрел на Тимоху. Тот выглядел озадаченно и даже изумленно. Таким Серега его еще не видел.

— Вот смотри, — Тимоха ткнул себя указательным пальцем в грудь, — я шиз, у меня даже справка имеется, поэтому я, ну, как бы, в зоне особого внимания. — Вот этот, — он кивнул на желтокожего парня лет двадцати пяти, который приведением проплыл мимо распахнутой двери их палаты, — следаку на допросе чуть два пальца не отгрыз. Эти двое всеми правдами и неправдами от армии косят, — палец указал на неразлучную пару призывного возраста. Какой только херни не творили. А ты чего сделал? Просто молчал! И следак тебя сразу сюда определил! Неправильно это…

— Ну, не сразу, — с некоторым безразличием исправил его Серега. — Сначала я немного посидел в изоляторе…

— Тебя чего, уколоть успели? — еще более удивленно пробормотал Тимоха. — Че такой спокойный? И, реально, почему ты молчишь-то?

Серега тихо хмыкнул. Он не знал, как это объяснить и надо ли вообще. Да и сам толком еще не разобрался. Просто чувствовал, что спокойствие и молчание это самое верное. И чуял, что вот-вот станет ясно, выражаясь словами Тимохи, нахрена следователь Зубченко запер его в дурке. Из-за не пробивной несговорчивости? Нет, конечно же, нет. Причина была в другом и складывалась она из нескольких отдельных поступков. Каждому поступку Серега, так или иначе, нашел объяснение — благо времени подумать и повспоминать было в последние дни полно. Однако вместе они, эти поступки, ни к чему не приводили. А главный вопрос — кто взорвал Данилова в собственной машине? — упрямо оставался без ответа. И Серега дал себе слова не трепаться до тех пор, пока не приблизится к истине. Иначе его точно закроют — железно и надолго. И прошлый опыт покажется легкой разминкой.

— Серега?.. — Тимоха легонько подтолкнул его кулаком в плечо.

— Я молчу из-за следователя, — наконец отозвался Серега через несколько томительных и для него, и для Тимохи секунд.

— В смысле?

— Он знал человека, в убийстве которого меня подозревают, причем очень хорошо знал…

— А, так это месть, что ли, такая? — перебил Тимоха, но Серега помотал головой и продолжил:

— Но следователь, похоже, не знает, что я знаю об их знакомстве.

Вместо ответа Тимоха растерянно заморгал, явно не понимая, что с того. Серега его не осуждал, на другую реакцию он не рассчитывал. Он и сам оторопел, когда сообразил, кто занялся делом Данилова. Совпадение это или нет, ему оставалось лишь гадать. И чтобы не сделать себе хуже, да еще и подгоняемый дурным предчувствием, Серега воспользовался старым советом командира времен ГРУ: если не знаешь, что сказать — молчи.

Разговаривая, они не услышали, как в палату вошел крупный санитар. Он задержался на секунду у двери и направился прямиком к койке Сереги. Тот встал и сказал Тимохе:

— Пошел я разговоры разговаривать. Наверное, тебя не застану, когда вернусь…

— Угу. Бывай тогда, — Тимоха протянул ему руку. — И это, удачи, что ли. Она тебе, похоже, ох, как понадобится.

Серега пожал руку, кивнул и пошел вслед за санитаром. В прошлый раз психиатр завел разговор о погоде, физике и котятах. Интересно, что придумает на этот раз?

* * *

Шилов пулей спустился по лестнице с третьего этажа и со злостью пнул входную дверь. Та неохотно распахнулась — и Рому обдало сыровато-свежим воздухом. Он вышел на улицу и задержался на крыльце бюро судебно-медицинской экспертизы. Рука автоматически потянулась в карман за сигаретами: покурить, успокоиться, подумать, смириться.

Проснувшись с утра с мутным беспокойством, от которого в голове чуть шумело, Шилов первым делом схватился за телефон и заметил сообщение от Ксении: «Позвони, как проснешься». Тревожный сон еще не отпустил из своих лап, и не совсем ясно соображая, Шилов набрал вызубренный номер. Параллельно заварил кофе, но чуть не облился кипятком, когда Ксения заговорила и выдвинула предположение, о котором ни Рома, ни Джексон даже забавы ради не задумывались. Сначала ему показалось, что он ослышался или она шутила от скуки, но потом в голове у него громко щелкнуло, и он подумал, что такое возможно. Очень маловероятно, но все-таки возможно. И если Ксения права, следак «поплывет» без всякой встряски и нажима.

Сразу после скоростного завтрака Рома поехал в бюро экспертизы, но не особо верил, что из этого будет толк. По пути ему позвонил Джексон и с энтузиазмом поинтересовался, когда они отправятся кошмарить следователя. Шилов остудил его пыл и предложил встретиться позже в главке, когда он вернется от экспертов. Женя пробурчал что-то невнятное и бросил трубку.

Теперь, стоя на крыльце, Рома немного жалел, что не взял его с собой. Сейчас ему бы здорово пригодился «эффект Джексона», который волшебным образом развязывал язык даже немым. Что уже говорить о лохматом техническом эксперте, который дал Шилову от ворот поворот со странным торжеством на сероватом лице, стоило завести разговор о видеозаписях. Рома героически проглотил горькое разочарование. В конце концов, на радушный прием не рассчитывал. Но как только он вышел из кабинета, его с головой накрыло бешенство.

Сигарета помогла — ярость быстро испарилась, и Шилов поразился сам себе. Чего он завелся? Всерьез верил, что попадется сговорчивый эксперт, испугается звания и должности Ромы и вот так легко, по собственной воле выложит ему все? Глупости, так не бывает. По крайней мере, Шилов уже забыл, когда ему так везло.

Окурок полетел в урну, и в этот момент Шилов заметил, как у самого крыльца затормозила незнакомая черная «мазда». Она бы не привлекла его внимание, если бы не водитель, замначальника УСБ, «гестаповец» Тимур Мамедов. Тачку новую купил, подумал Рома, а тот тем временем выбрался из-за руля, поправил воротник черного пальто, посмотрел по сторонам, заметил Шилова и растерялся, словно его застукали за чем-то неприличным. Впрочем, он мигом вернул лицу серьезное выражение и пригладил короткие черные волосы, будто они растрепались на ветру.

Рома поманил его пальцем. Тимур поджал губы и послушался.

— Здорово, — Мамедов сдержанно улыбнулся, протянул ему руку и смерил удивленным взглядом.

Рома пожал руку в ответ. Они были скорее друзьями, чем врагами, и существовали в худом и хрупком мире. Но иногда Шилову нестерпимо хотелось надавать Мамедову по шее за грешки прошлого и редкие ошибки настоящего. Однако сейчас Тимур понадобился ему не для этого. На уме была куда более важная цель — подтвердить предположение Ксении любой ценой.

— Какими судьбами? — спросил он.

— По работе, — отозвался Мамедов. — А ты? Я слышал, ты на больничном…

— В отпуске. Но здесь по делу. У тебя память хорошая?

— Ну, не жалуюсь, — Тимур явно не понимал, к чему все это. — А что?

— Эксперт один интересует, технарь. Мансуров, на третьем этаже обитает, лохматый такой. Вспоминай, был он замешан в чем-нибудь по твоей части?

Рома выжидающе уставился на Мамедова. Лицо у того стало крайне задумчивым, словно он в поисках нужной фамилии мысленно взялся вспоминать каждого, кто хоть раз попадал в его загребущие руки. Наконец он отрицательно покачал головой:

— Не помню такого. Либо работает без нареканий, либо мы им интересовались, но давно, без моего участия.

— Вряд ли, что давно, молодой еще.

— А что случилось-то?

Шилов стряхнул с волос несколько тяжелых снежинок, и те сразу растаяли на пальцах. Вопрос Мамедова он сперва собирался проигнорировать, но все-таки ответил:

— Хотел узнать, мог ли он сговориться со следаком и сфабриковать результаты проверки видеозаписей с пары камер.

— А по какому делу?

Рома не услышал в голосе Тимура никаких подозрительных ноток — только профессиональный интерес — и коротко рассказал о взрыве на парковке, которым его попросили заняться в частном порядке.

— Интересный расклад. Раскроешь, обзаведешься генералом-должником? Я бы тоже ради такого подсуетился, — мечтательно протянул Мамедов.

Шилов лишь хмыкнул. Объяснять, что все, в общем-то, не так просто, не стал. Во-первых, не было никакого желания, а во-вторых, взгляд вдруг зацепился за еще одну только что затормозившую подальше от крыльца машину — такси. С заднего сидения выбрался подозрительно знакомый крупный силуэт. Это определенно был Джексон — и никакие дождь и снег, валившие с неба, не могли помешать Роме его узнать.

Шилов мигом забыл о Тимуре, попрощался с ним и пошел навстречу Жене, абсолютно точно зная, что Мамедов не станет болтать лишнего, и их разговор останется лишь между ними.

Через пять минут оба сидели в машине и обсуждали план на день. Однако о разговоре с женой Рома пока смолчал. Сказал только, что надо перепроверить кое-какие факты, известные лишь со слов Зубченко. Джексон выглядел недовольным. Он явно рассчитывал на другое.

— Какая скучная программа, — проворчал он, когда Рома объявил, что они сейчас поедут к одному его приятелю и покажут ему записи с видеокамер.

— Не бухти, Жек. Это нужно было сделать в первую очередь. Следака все равно пока не на чем прижать. Никуда он не денется. Вот если точно узнаем, что он где-то наследил…

— В чем мы и так не сомневаемся, потому что он мутный! — упрямо вставил Женя.

— …тогда уже сможешь подвесить его за что хочешь и куда хочешь.

Некоторое время они ехали молча, и все это время Джексон неистово ерзал на сидении — то ли от злости, то ли привлекая внимание. Наконец он зыркнул на Шилова и спросил:

— Объясни мне нормально, а то я не догоняю, что нам даст проверка этих чертовых записей?

— Ну, мы точно узнаем, настоящие они или смонтированные, — пожал плечами Рома.

Женя недоверчиво хохотнул и посмотрел на него, как на безумца.

— Погодь, ты о каких записях говоришь? — уточнил он.

— С парковки у дома, с закладкой взрывчатки и с взрывом, — объяснил Шилов.

— Э-э… — Джексон почесал затылок. — Все равно не понял, — признался он. — Их же уже проверяли наши эксперты, хотя… Если ты знаешь, что делаешь, я спокоен.

Рома кивнул и был ему благодарен за отсутствие всяких вопросов. Ответить на них сейчас он бы вряд ли смог. А вот если внезапное предположение Ксении подтвердится, тогда дело примет совершенно другой оборот, и он непременно поделится с Женей мыслями.

Через четверть часа «тойота» остановилась во дворе дома из старого фонда. К тому времени погода совсем испортилась, дождь и снег усилились, к ним присоединился остервенелый ветер. Женя поежился и скривил физиономию, всем своим видом выражая нежелание покидать салон. Шилов махнул рукой и пошел к приятелю сам. Вернулся он минут через пятнадцать и, едва завелся мотор, сказал:

— Скоро мы кое-что узнаем.

— Знать бы еще, кое-что — это что? — пробормотал Джексон и добавил чуть погодя: — Если ты хочешь знать мое мнение, надо рвать к этому Мыцику…

— Уже к Мыцику? А следак?

— Сам же сказал, никуда не денется.

— Ну и как мы попадем к Мыцику? К нему даже Пригов не прошел, а ведь заправляет там всем его отец.

Несколько секунд Женя о чем-то натужно думал и наконец выдал:

— Да все просто. Хватаем этого старикана, ликвидируем его ненадолго, без него в дурке начнется анархия, и мы спокойно сможем поговорить с Мыциком, да и вообще, с кем хочешь. Никогда не поверю, что он ничего не знает. Знает или догадывается, просто молчит.

Теперь задумался Рома и с некоторым опасением покосился на друга. Джексона явно тянуло на приключения. «Ликвидируем» из его уст прозвучало несколько опасно.

— Как ты предлагаешь его ликвидировать? — чисто из любопытства спросил Шилов.

— Как-как… — буркнул Женя. — Да хотя бы как Катьку Хмелеву. Помнишь, ты нам с Пашей велел ее похитить, чтобы дел не натворила? Уж если мы с ней справились, старика точно скрутим. Он, по крайней мере, кусаться не будет своей вставной челюстью в отличие от этой дикой женщины.

Рома сдержанно рассмеялся и вспомнил, что не видел Катю лет сто. В последний раз они пересеклись, когда его ненадолго перевели работать в район, а она тогда занимала должность начальника районного «угро». Наверняка уже давно ушла на повышение — с ее-то мозгами.

— Хорош фантазировать, Жека, — сказал Шилов. — Никого мы ликвидировать не будем. Если все так, как я думаю, Мыцик сам захочет с нами поговорить. И даже раньше, чем тебе кажется.

Джексон метнул в него очередной удивленно-озадаченный взгляд и спросил:

— Ладно. Чего дальше-то? Здесь ждать будем, пока твой приятель разродится?

— Нет, поедем обратно в экспертизу…

Женя открыл и закрыл рот. На языке у него явно вертелось хлесткое ругательство. Но он все-таки сдержался и махнул рукой:

— Ну, погнали, твой же бензин!

Снова Джексон заговорил только на крыльце, когда чуть не навернулся на скользкой лестнице.

— Че нам тут надо? — рыкнул он недружелюбно.

— Савин, — отозвался Рома и придержал его за рукав куртки.

— Савин? Судмедэксперт? Нахрена? — не понял Женя, но голос стал чуть мягче.

— Хочу поговорить с ним о нашем трупе. Надеюсь, он на месте. Я звонил, пока ты в машине сидел, он не ответил.

В коридоре, окрашенном в светло-зеленый цвет, едва ли было теплее, чем на улице. А каждый шаг отзывался гулким эхом. Андрея Николаевича они застали у его же кабинета, он явно куда-то спешил, но заметил их и поздоровался.

— Мы к тебе, — сказал Шилов.

— Я заинтригован, — улыбнулся Савин. — Но мне надо идти, вернусь через час, не раньше. Хотите, приходите позже.

— Хорошо, — Рома кивнул, и они было уже разошлись, но Андрей Николаевич замер в паре метров от них и спросил:

— А по какому поводу-то?

— По поводу взрыва на парковке и обгоревшего трупа, — объяснил Шилов.

Савин удивленно хмыкнул. На лице мелькнул живой интерес, и ему, как показалось Роме, пришлось очень постараться, чтобы не плюнуть на свои дела и не пригласить их к себе в кабинет сейчас же.

— Ну, труп — это громко сказано. Так, обгоревшая масса. Им не я занимался, но чем смогу, помогу. Через час, — сказал он задумчиво и все-таки ушел, а Шилов и Женя вернулись в машину.

Поползли медленные минуты ожидания. Джексон рисовал на стекле страшные рожицы. Рома снова и снова прокручивал в голове неожиданный разговор с женой. И как он сам до этого не додумался? Ведь видел же следака и записи! Ведь чувствовал с самого начала что-то неладное. Шилов несильно треснул ребром ладони по рулю и посмотрел на Женю. Может, поделиться сейчас? Нет, надо подождать хотя бы звонка от приятеля, а лучше — еще и поговорить с Савиным. Чтобы окончательно убедиться. Вот потом — пожалуйста…

Весь в своих мыслях, Рома не сразу услышал трель смартфона во внутреннем кармане пальто. Вытащил надрывающийся телефон и с плохо скрываемым нетерпением глянул на экран. Звонил тот самый приятель.

— Да, — скорее ответил Шилов и с минуту молча слушал.

Когда он закончил разговор и убрал смартфон в карман, его распирало от удовлетворения. Ощущение было такое, словно он только что прилюдно щелкнул Зубченко по носу. Из нахлынувшей эйфории Рому вывел вежливо недоуменный голос Джексона:

— У тебя такой вид, как будто миллиард выиграл. Или все мрази в мире передохли. Или Никулина в пресс-хате опустили.

Никулин? Шилов слегка тряхнул головой и поймал себя на мысли, что почти не вспоминал о нем в последнее время. С Женей спорить было трудно: весть о совершенно любых бедах молодого генерала привела бы его в неимоверный восторг, однако приятель тоже не подвел.

— Чего случилось-то, Георгич? — снова подал голос Джексон и ткнул его в плечо.

— Я с утра с Ксюхой говорил. И она мне подкинула одну версию, — осторожно, словно боясь своих слов, начал Рома.

— Какую?

— А такую. В машине, похоже, взорвался не Данилов.

Ноябрь

Рома подъехал к 107 отделу полиции, посигналил Вере, которая ждала его у входа, и задумался, чем, интересно, закончится для него сегодняшний пасмурный и суматошный день? Стрелки часов едва перевалили за двенадцать, а событий уже хватало.

Сначала Ксения огорошила с утра пораньше, мол, а ты уверен, что это Данилов погиб? В ответ он смог пробормотать только невнятное: «Чего?..» — а она рассказала, откуда у ее вопроса растут ноги:

— Я тут развлекаюсь, как могу, и на днях смотрела одну документалку про заказные убийства…

— Вот тебе делать нечего, — хмыкнул Шилов, параллельно переваривая ее предположение. — Лучше бы мультики смотрела.

— Совсем нечего. А от мультиков тошнит уже. Так вот, там была статистика, какие именно методы встречаются чаще всего. В основном, ничего экзотического: снайпер на крыше или киллер с пистолетом в подъезде.

— Угу, — кивнул Рома и припомнил Артурчика — умного, хитрого, хладнокровного и до жути интеллигентного киллера, который в свободное от убийств время работал учителем в школе. — А взрыв наш причем?

— А притом, что взрывчатку используют реже всего. Даже яды чаще. Да, взрыв — это эффектно, но возни с ним много. Но…

— Да?

— Если речь идет об инсценировке смерти, то взрывчатка выходит на первый план. Потому что огонь отлично уничтожает следы. И опознать тело со стопроцентной уверенностью довольно трудно.

— Инсценировка? — Рома крепко задумался. — То есть ты считаешь…

— Не то чтобы считаю. Просто версия, вдруг Данилов скорее жив, чем мертв? И он и есть тот человек, кто подставил Мыцика?

— Погоди, а записи? Черт с ним, с взрывником, там качество хуже некуда. А сам Данилов? Он же сел в машину, — возразил Шилов. — И эксперт вроде как проверил запись на подлинность…

— А ты давно стал верить всему, что видишь, и абсолютно всем заключения экспертов? — поддела его Ксения.

Если до этого момента Рома еще сомневался — мало ли, что там показывали да рассказывали в передаче, — то теперь сообразил, что, в общем-то, жена может быть права. Во всяком случае, стоит проверить, чем Шилов и занялся сразу после завтрака. Эксперт-техник не захотел говорить с ним по-хорошему, и к версии об инсценировке прибавился плюсик. Затем приятель подтвердил, что запись со взрывом подделана. И наконец судмедэксперт Савин, сидя в своем кабинете и попивая чай из кружки с надписью «трупорез», тоже не подвел.

— Инсценировка, значит? — усмехнулся он, когда Рома и Джексон ввалились к нему. — Ну, в принципе, это возможно, да. Хотя его опознали…

— Опознали? — у Шилова словно заморозилось сердце. — Кто? Когда? У него же нет родственников!

— Не кто, а как, — сказал Андрей Николаевич. — Опознали по видеозаписи, мол, он же в машину сел. И по медальону или как он там называется?.. Номерной такой, военные обычно носят. Он на всех фотографиях с ним…

— Жетон военнослужащего, — подсказал Джексон.

— Он самый. Ну, и внешне сравнили: рост, телосложение… что было пригодно, конечно…

— Так он это или нет?

Савин хмыкнул и почесал подбородок:

— По заключению — он, а по-моему, далеко не факт. Сдается мне, экспертизу провели с кучей ошибок.

— Это почему?

— Подобные трупы обычно беру я, сложные они. А тут следователь настоял на другом судмедэксперте. Он тоже неплох, но молод, опыта маловато. Да и торопили его. Следователь торопил.

— А ты следователя видел? Что скажешь? — спросил Шилов.

— Мутный? — подсказал Женя.

— Бесстрашный, — задумчиво отозвался Савин. — Работает неаккуратно, с явными нарушениями, но не боится, что его за руку поймают.

— Не боится, говоришь, — пробормотал Рома, а затем спросил: — Труп же еще здесь? Глянуть можно?

Андрей Николаевич провел их в «холодильник». Нечто обугленное и бугристое в черном пакете мало походило на человека, но по документам значилось Даниловым. Впрочем, Шилов упрямо не верил. Он точно знал — это кто-то другой, Данилов жив и подставил Мыцика. И Савин, в общем-то, этого не исключал, хотя на руках у него было заключение об обратном.

— А как узнать наверняка, что это не Данилов? Экспертиза ДНК? — спросил Рома.

— Ну, можно, взять материал, — Андрей Николаевич кивнул на труп, — и сравнить с какой-нибудь личной вещью вашего Данилова. Но результат получите в лучшем случае через месяц. Да и не бесплатно это. Тебе проще и быстрее найти самого Данилова, раз не веришь в его гибель.

— Не верю.

Рома с Женей провели в трупохранилище всего минут пять. А уже на выходе Шилов не к месту вспомнил один свой визит в морг. Тогда он искал пропавшую дочь генерала Калюжного, а нашел клофелинщицу Марусю, которая буквально за день до этого с подругой пыталась усыпить и обокрасть Рому с Джексоном. В том морге пахло кровью и хлоркой, а тут Шилов не чувствовал абсолютно ничего. Даже задался вопросом, может, у него насморк?

Когда вернулись в машину, Рома пересказал Джексону разговор с Ксенией, а тот резко хлопнул себя по лбу:

— Вот я баран, перед носом же пример был…

— Чего?

— Ну, Юлька моя. То есть муженек ее бывший. Тоже ведь смерть свою разыграл, и хрен бы кто что заподозрил, если бы сам не объявился, прошлую жизнь возвращать.

Шилов тоже еле сдержался, чтобы не треснуть себя за дырявую память. Ведь было же! И почему он сам не вспомнил! Может, тогда раньше додумался бы до новой версии.

— Ладно, — выдохнул Шилов не без досады. — Значит, что мы имеем. До сегодняшнего дня у нас были две версии. Первая, менее вероятная — Мыцик действительно взорвал Данилова по личным мотивам. Вторая, более адекватная, Мыцика подставили, и сделал это кто-то третий, кто знал и его, и Данилова.

— Угу, — кивнул Женя. — А следак? Напрягает он…

— Раньше мне казалось, что все его странности из-за Данилова: все-таки товарищ погиб. И Мыцика он топил именно поэтому…

— Типа месть, — поддакнул Джексон.

— Теперь есть третья версия — Данилов жив, хотя есть одни предположения и ни одного факта. Он же подставил Мыцика. А следак Зубченко, возможно, в сговоре с Даниловым. А может быть, и нет. Хотя это маловероятно.

— И что дальше?

Хороший вопрос, подумал Рома. Дальше можно под новым углом посмотреть на невнятный конфликт Мыцика и Данилова и представить, почему после него Данилов вдруг захотел убрать Мыцика с дороги. Можно потрясти следователя и наконец выяснить его роль в этом гнилом деле. Можно натравить Женю на эксперта-техника и разузнать, почему он «не заметил» следы монтажа на записи. Можно пойти к начальству Зубченко и ткнуть его носом в проделки следака: почему задержал без серьезных оснований? Почему мешает экспертам? Почему провел обыск не по правилам? Можно пустить все силы — официальные и неофициальные — на поиски Данилова.

Однако Шилов оставил эти варианты на потом и сказал:

— Дальше будем говорить с Мыциком.

— А как мы к нему попадем? — Джексон хищно улыбнулся. — Тебе все-таки понравилась моя идея с ликвидацией старикашки?

— Нет. Обойдемся менее кровожадными методами, — усмехнулся Рома. — А поможет нам жена Мыцика. Пусть уболтает его нам поверить. Но сперва надо надавить старику на жалость или на совесть. Ну, или на что-нибудь другое…

План у Шилова родился быстро. Цель была проста — увидеться с Мыциком и поговорить. Правда, путь к цели казался усеян преградами: тут и неприкосновенность самого Мыцика вкупе с его — наверняка! — недоверием к полиции как к классу и упрямый Пригов-старший, и неофициальный статус Ромы. Однако особого выбора не было, сидеть без дела отчаянно не хотелось, поэтому Шилов набрал номер Виктора Степановича. Тот ответил быстро. Шилов тут же пошел в атаку и высказал психиатру всего одну, в общем-то, нехитрую просьбу. Пригов долго молчал, а потом проскрипел:

— Это исключено. — А Рома всего-то жалостливо попросил позволить Мыцику увидеться с женой — мол, она так тяжело переживала разлуку. — В изоляторе увидятся или на свободе, как пойдет, — добавил Виктор Степанович чуть погодя.

— Но ведь у вас там разрешены свидания? — не сдавался Шилов. — Они даже на «строгаче» разрешены, а у вас почти больница.

— Нет.

— В виде исключения.

— Нет.

— Ради справедливости.

— Нет.

Мухомор старый, подумал Рома, теряя терпение и красноречие. Но вслух высказаться не решился. А то, чего доброго, Пригов нажалуется сыну, и прощай, чувство долга. Он поразмыслил пару мгновений и выпалил последний довод:

— Ну, войдите в положение, Виктор Степанович. Она, жена его, беременна, поэтому настроение штормит, гормоны гуляют, слезы, сопли и все остальные прелести. Сил моих больше нет ее слушать. А так, может, подуспокоится, увидит, что не превратили мужа в «овощ»…

Шилов перевел дыхание. На том конце звенела многообещающая тишина. На соседнем сидении Джексон сдавленно кашлял в кулак и, похоже, давился смехом.

Ну давай же, чуть не воскликнул Рома и вдруг подумал: интересно, есть ли у старика внуки, а у генерала, соответственно, дети? Однако тут же опомнился: ну какая разница?!

— Кхм, — наконец ожил Пригов. — Ну, раз такое дело… — он явно был смущен. — А вы… уверены, что в ее положении стоит шастать по…

— Уверен, — кивнул Шилов. — Она будет счастлива. Да и я же видел ваше образцовое учреждение, ей наверняка понравится.

— Ну, хорошо. Сегодня вечером — нормально?

— Спрашиваете!

На этом они распрощались, и Рома выдохнул. В горле у него пересохло, ребра будто сдавили легкие, а на лице застыла безумная гримаса. Последний раз он так нагло и отчаянно врал, кажется, в классе пятом — и мать его раскусила. Шилов выдохнул и зыркнул на Женю, который глядел на него ошалело и весело.

— Самое сложное позади. Старик повелся. Теперь на очереди Вера.

Уж где-где, а тут Рома не ожидал подвоха, но Вера по телефону сходу огорошила его неожиданной вестью: она в полиции, в 107 отделе, почти разобралась, но будет очень признательна, если Шилов сможет за ней приехать.

Так Рома и очутился возле отдела полиции. По телефону Вера не объяснила, что занесло ее туда, но дала понять, что закон не нарушала. Ограничилась только весьма туманной фразой: «Это по работе».

Пока Шилов шаг за шагом вспоминал события дня, Вера забралась в машину и устроилась на сидении. Роме показалось, что она злилась. Он хотел уточнить, не разочаровали ли ее здешние стражи порядка, но вместо этого резко вывалил на нее последние новости:

— Данилов жив. Вечером вы увидитесь с мужем. Но при условии, что убедите его поговорить со мной. И, если кто-то будет спрашивать, вы беременны.

* * *

Серега сидел в небольшой комнате, краем уха слушал психиатра, делал вид, что ему интересно, и смотрел на безымянный палец правой руки. Кольца не было — его заставили снять и забрали с другими личными вещами. Не было и следа — носил-то всего ничего.

Эта комната без окон, но со светлыми ровными стенами обычно ничем не пахла. Исключением были лишь моменты, когда с Серегой толковал самый молодой психиатр — белый и тонкий, как альбинос. Сереге казалось, что у того плохо с обонянием, иначе как объяснить его непомерное пользование парфюмом? Пахло, конечно, неплохо: кофейными бобами, ванилью и ликером. Но запаха было слишком много — на самом психиатре, на его стуле, на документах, на халате и даже на ручке двери.

А еще с этим альбиносом было невыносимо скучно, с вторым, по-цыгански смуглым, тоже. Они смотрели на него немного пугливо, а Серега чувствовал себя обезьяной в клетке. Правда, иногда везло, и приходил третий психиатр — невысокий, сухой, быстрый, с колючим взглядом, полная их противоположность. Он назвался Виктором Степановичем. А Серега пригляделся и понял, что этот старик похож на Пригова. О том, что это его отец, он узнал не сразу — заметил как-то фамилию на документах… и не удивился. Просто сил уже никаких не осталось удивляться.

Наудивлялся уже на годы вперед. Спасибо троице паршивцев.

Сначала Данилов, потом Грек и наконец следователь Зубченко. На их фоне Виктор Степанович Пригов смотрелся совсем маленьким и незначительным явлением. Подумаешь, психиатр. Ну и что? Его возникновение ничуть не показалось Сереге «ниточкой» к генералу, поэтому он ни на миллиметр не сошел с намеченного пути: продолжил молчать обо всем, что касалось дела. Да и говорить, по большому счету, казалось не о чем. И генералу передавать тоже. Кому нужны домыслы без тени фактов? Никому! Впрочем, ни альбинос с цыганом, ни Пригов-старший не спрашивали его о взрыве и убийстве, а вели какие-то совершенно нелепые разговоры. Один спрашивал об увлечениях. Другой о снах. А Пригов в прошлый раз признался, что обожает котят.

А все-таки жаль, что сегодня не его очередь. Забавный он. И уж точно поинтереснее молодых.

Пока Серега вяло варился в собственных мыслях, альбинос вскочил со стула и принялся ходить туда-сюда. И навязчивый аромат стал хлестать Серегу то по щекам, то по носу. Деваться от него было решительно некуда, как и от мыслей, что тянулись за ним паровозиком. Мысли эти всецело были о Данилове. Ведь его тоже подвела любовь к одному и тому же парфюму.

А самого Серегу подвели внезапное любопытство и избирательная память.

Он вздохнул — тихо и осторожно, чтобы альбинос не принял это на свой счет. А затем задумался уже, кажется, раз в пятый, над тем, что занимало все его мысли. Что было бы, если бы еще в Крыму он не поддался внезапному любопытству? Если бы просто проигнорировал четвертый или пятый звонок Миши? Если бы не пошел в «охранку» и не встретил там Данилова? Если бы не заговорил с ним? Если бы не учуял знакомый запах? Если бы не догадался, кто все-таки треснул его по голове на поселковой улице?

Что тогда? И где был бы он сам?

Серега думал об этом каждую свободную минуту и никак не мог докопаться до четких и однозначных ответов. Его штормило, и он сравнивал себя с кораблем, который неумолимо приближался к водовороту — вот-вот утонет, спасения нет — но на борту еще суетились матросы, а капитан отдавал команды. Однако в Серегиной ситуации никакого капитана не было — и спасение целиком и полностью ложилось на его плечи.

Сначала Сереге казалось, что, не пойди он тогда ночью за Щепкиным, все бы обошлось: ни шишки на голове, ни перестрелки, ни ранения, ни госпиталя, ни остальных звеньев цепи — ничего. Но потом он хлестко одергивал себя: не пори чушь, наверняка подкрались бы и пристрелили всю спящую группу!

Да, наверное, так бы и случилось. Только Серега понятия не имел, что дальше, потому что обрушилось на него это подозрение уж больно неожиданно и болезненно, как гигантский валун — едва успел отскочить, чтобы не раздавило насмерть. И только он сложил пазл, только решился пойти к Пригову, как вдруг — раз! — и Данилова убили. Когда Серега узнал о взрыве и понял, кому доверили дело, ему показалось, что валун его все-таки раздавил. А пазл взял и рассыпался.

Альбинос чихнул. Серега посмотрел на него весь в себе и буркнул: «Будьте здоровы», а затем ответил на очередной глупый вопрос. Судя по тому, как альбинос кивнул и зашуршал ручкой по бумаге, ответ его полностью устроил. И Серега вернулся к прерванным размышлениям. Сосредоточился и стал проговаривать про себя все, что знал, предполагал и чувствовал — буквально каждую мелочь.

Началось все с неожиданного и очень тихого удара по голове. Когда Серега очнулся, ему показалось, что он абсолютно ничего не запомнил — разве что исчезнувшего за минуту до этого Щепкина. Но он ошибся, было кое-что еще, что напрочь выскользнуло из памяти, а влетело обратно лишь в ноябре.

Потом была перестрелка с обдолбанными наемниками Грека, которая закончилась ранением и госпиталем. А затем позвонил старый приятель Сереги еще по ГРУ Миша — веселый, везучий, авантюрный до мозга костей и вместе с тем настырный и назойливый. В последний раз они виделись за пару дней до Серегиной кавказской командировки, после которой он еще долго неприязненно отзывался о разведке. Миша тогда паковал вещи, его уволили за какую-то неприятную историю. Подробностей Серега не знал, но позже слышал, что приятель «не сломался», и все у него на гражданке хорошо.

По правде говоря, Серега не не понял, радоваться звонку или напрячься, решил сперва выслушать, что тому вдруг понадобилось. И Миша практически сразу перешел к делу: спросил о службе и, не успел Серега закончить фразу о госпитале, выпалил, мол, не хочешь перемен? Затем Миша увлеченно затрещал об охранной фирме, в которой вот-вот получит руководящую должность вместо уволенного директора и теперь ему нужна своя команда. Сереге в фирме светила должность инструктора. От неожиданного предложения Серега смог лишь удивленно растянуться на койке и пробормотать несвязное: «Ну, вообще-то… это не совсем… совсем не мое…» Миша всегда был упрямым, как баран, и затараторил о больших деньгах, о карьерном росте, о свободном графике, о заграничных командировках. А Серега наконец смог прогнать растерянность и включить мозги.

Большие деньги, карьерный рост, свободный график — все это в его картине мира совсем не вязалось с охранными фирмами. Его, бывало, звали в подобные организации, да и куча бывших сослуживцев благодаря им зарабатывали на бутерброд с маслом, но зачастую без икры. А послушать Мишу, так рай какой-то! Так не бывает. И поэтому Серега задел приятеля, мол, что-то ты темнишь, Мишаня. Тот отнекивался еще секунд десять и все же сдался: признался, что никакая это не охранная фирма, а частная военная компания, которым в России не очень-то рады. «Но зато деньги, Серег. Ну, хотя бы на пару месяцев!..» — попытался надавить он еще пару раз, однако Серега твердо стоял на своем, и на том они распрощались. Точнее, Сереге так казалось — до поры до времени.

В Крыму Серегу продержали еще две недели — сначала лечили заживающую как на собаке рану, а потом таскали по допросам, все хотели узнать, кто же все-таки треснул его по голове. Может, он кого-то видел? Что-то слышал? Что-то почувствовал? Кого-то железно подозревал? От постоянного качания головой — нет — в ответ практически на любой вопрос Сереге стало казаться, что шея вот-вот хрустнет. Он, конечно, рассказал в деталях о своей прогулке за Щепкиным, но указывать на него пальцем не решился: мозг вроде был не против, а вот совесть протестовала.

Кроме того, на психику давило еще и чувство вины: перед Приговым — за косо завершенную операцию; перед Чайкой — за то, что, возможно, стоило его как-то прикрыть. Головой-то Серега понимал, что командир не мальчик, но… было неловко. Душу грело лишь одно — скоро все кончится, и он вернется в Питер, домой, к Вере и к привычным служебным будням.

День возвращения выдался неспокойным и вытрепал остатки Серегиных нервов. Следователь с вечными расспросами, завалившийся за подкладку сумки паспорт, найденный только через два часа суматошных поисков, задержанный по непонятной причине самолет, выпавший из кармана и сдохший после жесткого падения смартфон — все они словно сговорились и попытались непонятно за какие грехи добить Серегу. До дома он добрался только в третьем часу ночи — уставший, напряженный каждой клеточкой тела и с пульсирующий в затылке мыслью: душ и спать!

Нога побаливала, из-за этого Серега чувствовал себя до жути неуклюжим. Но включать свет не стал, хотя обстановку запомнил весьма поверхностно. Ему нестерпимо хотелось встать под струи воды — плевать, горячие или холодные. Чтобы смыть с себя крымскую жару, чтобы задышалось легче, чтобы хоть-чуть вернулись силы, чтобы кожа перестала казаться задубевшей чешуей. Но сперва Серега, прихрамывая, добрался до спальни. В полутьме угадывались стол и широкая кровать. Вера выглядела спящей. Серега провел ладонью по крышке ноутбука, что стоял на столе прямо возле двери. Теплый, еще не охладился, значит…

— Не спишь?

— Жду, — через две секунды бодро раздалось с постели, и Вера приподнялась.

Серега в три весьма болезненных шага очутился рядом и присел на край кровати. Вера включила лампу на тумбочке. Серега увидел ее лицо — необычную смесь радости и волнения. Он просто сгреб ее ближе и поцеловал. Тут же из головы будто выбило все слова, все мысли, остались только ощущения: мягкие губы, теплое дыхание, стук в груди все сильнее и сильнее просто от того, что наконец можно расслабиться. Рука Веры опустилась ему на спину — осторожно, словно она боялась сделать ему больно. В пустую Серегину голову вдруг постучалась мысль: правильно ли он сделал, что рассказал ей о ранении по телефону, может, стоило…

Вдруг что-то острое цапнуло его правое бедро.

Серега резко отпрянул от Веры и вытаращился на нескладного взъерошенного котенка. Тот неуклюже возился на кровати, путаясь в одеяле, и отчаянно пытался залезть Сереге на колени. Но ничего не получалось.

Вера охнула и прикрыла рот рукой.

— Это что… кто? — пробормотал Серега и осторожно, двумя пальцами, взял котенка за шкирку.

— Подруга попросила на пару дней приютить, — скороговоркой ответила Вера. — Я хотела тебя предупредить, но ты был вне доступа. Кстати, почему?

— Телефон разбил, — озадаченно отозвался Серега и принялся рассматривать животинку.

Сказать, что котенок маленький, было все равно, что не сказать ничего. Он был крошечный, словно игрушечный, и Серега побоялся его ненароком сломать. Поэтому посмотрел немного, как эта серая малявка дергалась на весу, и вернул котенка на землю, а если точнее — на кровать. Затем он посмотрел на Веру, та явно пыталась угадать его дальнейшую реакцию. Наконец она серьезно, но с каплей жалости спросила:

— Ты же ничего не имеешь против котят?

Затем, видимо, решив не ограничиваться одними словами, Вера придвинулась к нему близко-близко, обняла и нежно коснулась губами его подбородка и шеи. Серега прикрыл глаза и хотел сказать, что колючий — не брился уже почти два дня — но понял, что можно обойтись без этого.

Позже, когда уже во всю светало, а Вера уснула, Серега все-таки залез под душ, потому что сон никак не шел. Вернувшись в спальню, он присел на край кровати и провел рукой по мягким рыжим прядям Веры. Затем глянул на фыркающего возле нее котенка и сказал, немного стесняясь своих слов:

— Можешь хоть кавказскую овчарку привести. Я все равно тебя люблю.

Утром у Сереги было ощущение, будто он не спал. Собственно, так оно и было. В голове хороводом кружились мысли, а котенок, похоже, решил, что Серега — крепость, и битый час пытался на него залезть. Сейчас он носился туда-сюда по кухне и совал нос в каждый уголок, а Серега рассеянно размышлял: интересно, все ли коты в его жизни такие… чудаковатые?

Вера возилась у плиты и не сводила глаз со сковороды, на которой шкворчало что-то аппетитно-ароматное. Точнее, пыталась делать вид. Но Серега чувствовал, что она украдкой смотрела на него: на футболку, под которой ныл синяк после пули в бронежилет; на штанину, под которой прятался бинт. От такого ее внимания ему было неловко. Настолько неловко, что Серега хлебнул кофе из кружки и спросил, чтобы ее отвлечь:

— Ну что, когда в загс? Я хоть сейчас готов, только хожу медленно, можем опоздать. Ты же не передумала?

— Нет, — Вера улыбнулась и покачала головой. — Только… — улыбка стерлась с лица. — Ты, наверное, хочешь знать, почему я вдруг так сразу…

— Нет, — легкомысленно пожал плечами Серега. — Не хочу.

Он действительно не хотел копаться в ее словах и мотивах, но понял это лишь в самолете, на полпути в Питер. Обдумать все как следует в Крыму не было ни времени, ни должной обстановки. А в самолете вдруг стало легко. Радость и смущение от того, что все произошло чертовски неожиданно и как-то не так, как было принято, наконец трансформировались в простое и уверенное понимание, что все правильно и не надо сопротивляться, не надо анализировать, не надо копать вглубь. Да, Вера взяла все в свои руки. Да, это был чрезвычайно крутой поворот. Но… и что?

Что бы Серега сам сделал после того вечера? Долго бы тянул кота за хвост — вот что. Не для того, чтобы заново «узнать» Веру, а потому что не смог бы, как она, сделать резкий первый шаг. Потому что боязно. Потому что трудно выбраться из теплого болота. Потому что, в общем-то, и так все неплохо. Потому что держать дистанцию удобно. Потому что есть болезненный прошлый опыт, который не забыть и не стереть ластиком. Да, тогда было другое — головой Серега понимал, что сравнивать Веру и Олю — не дело. Но эмоции вторили другое и давили на психику: нельзя, нельзя, нельзя!

А тут Вера и ее «женись». Так пусть так и будет. А что дальше — жизнь покажет.

Ответ Сереги Веру как будто бы устроил, и завтрак продолжился как ни в чем не бывало.

— Ну-с, пока все, — громче обычного раздался голос альбиноса, и Серега вздрогнул.

Он растерянно уставился на психиатра, а тот загадочно качался на стуле, словно что-то задумал. Мыслями Серега был еще на кухне, поэтому смог лишь кивнуть. А через пятнадцать минут санитар проводил его обратно в палату. Серега потер лицо ладонью, чувствуя, что с воспоминаниями пора завязывать, но эффект был нулевой. И он, стиснув зубы и улегшись на свою койку, стал вспоминать, что было дальше.

Дальше была спокойная жизнь — вплоть до ноября. Омрачала ее только настырность Миши, который вцепился в Серегину кандидатуру, как изголодавшийся клещ. Когда позвонил в четвертый раз, Серега готов был его послать по всем известному адресу. А после пятого звонка решил отказаться лично, глаза в глаза, и потребовать, чтобы этот авантюрист прямо при нем стер Серегин номер из телефона. Миша выслушал категорический отказ с совершенно убитым видом. Долго вздыхал, охал и ахал. Пару раз попытался уговорить. Размахивал руками, всячески презентуя неплохой офис. Начал рассказывать о клиентах, но прикусил язык. Серега же лишь отмалчивался и отмахивался.

Он уже собирался уходить — и так проторчал здесь минут двадцать, но вдруг Миша пулей вылетел у него из головы. Потому что из-за компьютера в дальней части офиса поднялся человек, в котором Серега сразу узнал Данилова. Тут же он почувствовал неловкость: что делать? Поздороваться? Завести разговор ни о чем? Однако Данилов оказался проворнее и заговорил первый. Чтобы не мешать сотрудникам, предложил выйти в коридор. Хотя разговор был совершенно пустой и подходил к концу, Серега видел, что тот нервничал. А потом он вдруг резко почуял знакомый запах, и его будто снова треснули по башке непонятно чем.

Морской, свежий, приятно-резкий аромат. Он исходил от Данилова.

— Ну, бывай, — сказал Серега, потому что ничего больше в голову не лезло.

В ней, в голове, просто не было свободного места. Одна единственная мысль разбухла и заполнила каждую клеточку: это Данилов был на той улице. А аромат навязчиво щекотал нос, подначивая: да, ты все правильно вспомнил. В груди встрепенулась ярость. В первую очередь, на самого себя. Но лицо оставалось таким же растерянно-удивленным от внезапной встречи с Даниловым. Уж что-что, а физиономию свою, да и тело Серега контролировать умел. А вот глаза — они всегда были сами по себе и не раз выдавали истинное положение дел. Не оплошали и сейчас: в них плескалось все сразу: озарение, злость, недоверие, презрение. Наверное, поэтому Данилов молниеносно осознал свой глупый, просто идиотский прокол и схватил Серегу за рукав. Так крепко и мощно, что Серега опешил на долю секунды, а Данилов уже толкнул его затылком в стену. Но Серега удержался, хотя ощущение накатило такое, словно все силы куда-то стремительно убежали. Осталось лишь тело — пустой сосуд и тонкая оболочка. А внутри только ярость, от которой никакого толку.

Неожиданное открытие не только разъярило, но и, кажется, оглушило, поэтому Серега не сразу услышал Данилова. Он говорил неразборчиво, шипел и вроде бы тоже злился на себя. Или Сереге лишь показалось?.. Наконец Данилов произнес нормально, чеканя каждое слово:

— Ну и что мне с тобой теперь делать?

На лице у него застыла шальная улыбка. И он снова попытался сильно толкнуть Серегу в стену, ухватившись за его воротник дрожащими пальцами. Но Серега вновь удержался — это было несложно, Данилов действовал быстро, но суетливо. Затем он извернулся буквально за мгновение и неуловимым движением сжал тому правое запястье, а еще через две секунды заломил Данилову руку за спину. Тот согнулся пополам и по-шакальи застонал. Серега едва удержался, чтобы не дать ему вдогонку коленом по печени, чтобы выблевал все свою крутость вперемешку с желчью и успокоился. В голове у него немного шумело и пульсировала одна мысль: что это вообще было?..

Раз Данилов так среагировал, значит, Серега все правильно вспомнил и понял. Но что за безрассудство? Вот же непруха! Мало ему было непоняток среди «своих» и обдолбанных боевиков, теперь еще этот, когда у Сереги наконец-то все спокойно, тишь да благодать!

— Это мне что с тобой теперь делать? — ожесточенно спросил Серега и неприязненно отпихнул тяжело дышащего Данилова.

Тот, к Серегиному удивлению, не пошел в атаку, а застыл в кривой позе примерно в метре. Он был растрепан, глаза выпучены, рот скошен — и, кажется, не заметил, как мимо прошли люди. Серега же почувствовал удар стыда под дых и подумал, что зрелище, наверное, было не из приятных. Но ведь он всего-то оборонялся, не полез первый и, собственно… да ему вообще ничего этого не надо! Плевать на Крым, плевать на Данилова! Он просто пришел к Мише — и то чтобы отказаться и разойтись лет на пять-десять.

— Серег, это же останется между нами, да? — вдруг проскрипел Данилов. — Ты все равно ничего не докажешь. Вспомни, из-за тебя уже насели на Щепкина. А я, — он перевел дыхание, — ну, приказали мне, ты просто не в том месте не в то время оказался…

— Грек приказал? — сказал, как сплюнул Серега.

Данилов не шевельнулся, но ответ буквально нацарапался на его взмокшем раскрасневшемся лбу. Серега до боли стиснул зубы — настолько захотелось еще немного ему поддать. За тихое Серегино благополучие, которое только что будто осквернили — напомнили об июньском дерьме.

— Да пошел ты, — процедил он и ушел.

Пока Серега шагал по коридору, спускался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, пересек холл и наконец вышел на парковку к своей машине, его не отпускало какое-то колючее, сволочное предчувствие. Точно это просто так не закончится. А потом, уже сидя за рулем, он вдруг снова увидел Данилова. Тот быстро подошел к какому-то неприметному типу, и они о чем-то заговорили. У Сереги тогда и мысли не возникло о том, что он еще встретится с ним.

Встреча произошла настолько неожиданно, что Серега на несколько минут потерял дар речи. А тип, который, назвался следователем Зубченко, объявил, что его всерьез подозревают в убийстве Данилова. В ответ Серега смог лишь кивнуть и подумал, хорошо, что Вера в командировке.

Затем все закрутилось как в чудовищном водовороте. Вот Серега еще дома, а вот уже в изоляторе — мрачном и сером прожорливом монстре, в котором ему отбило чувство времени. Минуты текли медленно-медленно, а вместе с ними и мысли ворочались чудовищно неохотно. Все, что Серега успел надумать о Данилове, теперь казалось каким-то нелепым, неправильным, бессмысленным. А новые вводные никак не укладывались в перегрето-парализованном мозге.

Следователь приходил то один, то с адвокатом. Но для Сереги эти двое не существовали. Существовало лишь запертое в коконе осознание: все неправильно, не по закону. Именно из-за этого явного «не по закону» возникшая было мысль все-таки заговорить со следователем, попробовать ему все объяснить мигом рассеялась. Он был врагом, а не другом. А какие разговоры с врагами?

Серега так и не придумал, как быть, чувствовал только, что попал в спланированную ловушку, а Зубченко вдруг взял и запер его в дурке.

Ноябрь

Дурка лучше, чем изолятор.

Серега понял это, когда узнал, что ему не положены свидания. Шизикам, паранойикам, имбецилам, неврастеникам, наркоманам, игроманам, алкоголикам — им можно, а ему нет. И сразу же словно гора свалилась с плеч. Нет, Серега не собирался ни от кого отгораживаться, просто ему была необходима пауза: подумать, осознать, решить, как быть дальше. И помочь ему все равно никто не мог. Ни словом, ни делом, ни тем более жалостью.

Серега как раз пытался своеобразно помочь себе — гадал, почему убили Данилова, а не его, что казалось ему логичнее — когда в палату вошел санитар. Он шаркнул взглядом по пациентам, обнаружил Серегу и махнул рукой, мол, пошли. Серега опешил, но подчинился и через десять минут оказался в помещении, где еще не бывал.

— Свидание у тебя, блатной. Сиди, жди, — сказал санитар и вышел, скрипнув дверью.

— Ч-что? — только и смог выдавить Серега.

Он был настолько сбит с толку, что не понял, чему поразился больше: обращению «блатной» или самому факту свидания, которого абсолютно точно не могло быть. Серега же сам слышал, своими ушами, еще в первый день! С какой это радости вдруг его удостоили такой чести?

А может, это Пригов? Уговорил отца или воспользовался связями? Тогда… Серега выдохнул. Если к нему сейчас и правда войдет генерал, тогда, наверное, это неплохо. По крайней мере, лучше, чем Вера или родители. Что сказать Пригову, Серега более-менее представлял, а вот родным… «Я не виноват» — так, что ли? А дальше?

Внезапно струйка холодного пота пробежала по позвоночнику. Серега вздрогнул, поерзал на узковатом стуле и осмотрелся. Комната была маленькая, стены ровные и светлые, из мебели — стол и три стула, один из которых прислонен к стене прямо у двери. А над ним висели квадратные часы. Стрелки показывали полшестого вечера. Серега чуть не присвистнул от неожиданности — день прошел непривычно быстро. Он прислушался, но не услышал приближающихся шагов — только тишину и тиканье стрелок.

Вдруг откуда ни возьмись промчалась мысль: здесь совсем не так, как там. Мыслишка Сереге совсем не понравилась — только этого не хватало, тут вспоминать о тюрьме, и он повертел головой. Но не помогло. Перед глазами упрямо нарисовалась картинка: серое, свежеокрашенное здание на территории колонии — что-то вроде общежития, заляпанная краской железная дверь, на ней предупреждающая наклейка о запрете курения. Если не знать наверняка, ни за что не догадаешься, что там, за дверью, проходят длительные свидания.

Серегу хватило только на одно свидание. На встречу с отцом, который ждал в одной из восемнадцати комнат, он шел как на эшафот, как на расстрел, как на электрический стул. Внутри все дрожало от злости на себя. В голове звенело от напряжения, что охватило еще с вечера. Сколько Серега не рылся в себе полночи, радости от предстоящей встречи так и не нашел. Совсем. Вместо нее вылезли апатия, опустошенность и стыд. А еще в висках стучала мысль, правильно ли он сделал, что уступил и согласился?

Родители практически с самого начала стали уговаривать его на свидание. А Серега держался — и отправляя им электронные, быстрее бумажных, письма, и разговаривая по телефону. Письма давались проще, не так накатывала тоска. А вот во время телефонных разговоров Серега чувствовал, как отчаяние царапало горло, но виду не подавал — ни дрожи в голосе, ни томительных пауз. Да и какие паузы, когда на каждый разговор не больше пятнадцати минут, а затем — щелк! — обрыв. Можно, конечно, набрать снова, но желающих поговорить целая очередь, а борзеть нехорошо.

И все-таки Серега сдался, при первой же возможности, как подошел срок, запросил одно длительное, хотя понятия не имел, как выдержит с отцом три дня в закрытой комнате. Нет, их отношения были не при чем. В другой ситуации Серега бы на раз-два придумал, чем заняться и о чем поговорить — не так уж часто они виделись. Но тут…

Комнатушка с уродливо-оранжевыми стенами. Две кровати, диван, зеркало, шаткая вешалка, два стула, стол и на нем телевизор — все буквально впритык. А в воздухе — запах краски, наверное, надуло через щели и трещинки в запыленно-заляпанном окне с решеткой. Оттуда же тянуло холодом — не май месяц на улице. Серега попал туда только после четырех часов дня, хотя должен был еще с утра, часов в девять. В этой комнате ему определенно было не разойтись, отцу, не уступавшему ему, по большому счету, ни в росте, ни в телосложении, тоже.

Их встреча получилась молчаливой и плохо запомнилась Сереге. Точнее, целостная картинка стерлась из памяти, остались только обрывки разговоров и ощущения. Радости по-прежнему не было, только глухое недоверие: правда, он? Отец был непривычно бледный — потерянный взгляд, тонко поджатые губы, пульсирующая сильнее обычного синеватая жилка на виске. Встретившись с ним глазами, Серега почувствовал, как сердце скакнуло в горло, а еще подумал, что товарищи надзиратели, похоже, от души попрыгали на отцовской гордости.

Серега не запомнил, во что отец был одет. Не запомнил, с чего завязался их поначалу неловкий разговор. Не запомнил, когда страшнейшее напряжение наконец отпустило. Но запомнил, как мысли перепутались в голове, особняком держалась только установка: не болтать о том, что плохо и тяжело; все нормально, все хорошо. Постепенно он опомнился, отец умудрился развязать ему язык. Серега рассказал о том, что один день похож на другой — такой же скучный и невыносимый. Работы нет, а жаль, он бы не увиливал — хоть время шло бы быстрее. А так — только изредка дергали разобраться с мелкими поломками в автопарке. Из досуга — библиотека да спортзал.

В свою очередь отец рассказал о доме, а матери, о себе, мол, все как обычно. Первые час или два слушать Сереге было невыносимо. Его будто протыкали длинными иглами: три в сердце, две в печень, еще по одной в легкие — чтобы сдулись. Но потом отпустило, когда понял, что все неплохо. И когда отец напомнил, что сидеть ему два года, а не пять, десять, двенадцать или больше.

— Терпи, — сказал он. — Что уж теперь…

На второй день Серега чувствовал себя свободнее, хотя где-то в подкорке сидел здравый смысл и нашептывал, чтобы не расслаблялся, потому что скоро — очень скоро! — возвращение в барак и тлен. Отец снова расспрашивал, точно чувствовал, что Серега не договаривал, и во что бы то ни стало хотел узнать все. А Серега лишь отмахивался, хотя, конечно, скрыл некоторые жирные куски правды. Зачем отцу, а через него и маме, знать о плохом? Точнее, не знать, а услышать от него подтверждения.

Скрыл о конфликтах, которые, как он ни старался, вспыхивали с соседями по бараку. Скрыл о некоторых сотрудниках колонии, которых расстрелять мало. Скрыл о тревоге, переходящей в психоз, которая иногда нападала от безысходности. Скрыл, что иногда до бешенства жалел о своем решении связаться с военной службой.

А зачем говорить? Чтобы потом до самого конца свидания смотреть в очумевшие глаза? Или чтобы отец снова, не со зла, разумеется, задался вопросом, как его, Серегу, на эту службу занесло? И не в первый раз вспомнил, как сам по молодости чуть не заделался военным врачом? Хорошо, вовремя оценил свои силы и понял, что со своей непокорностью в погонах он протянет года два — не больше, а потом все равно гражданка.

На третий, последний, день Сереге стало казаться, что и отец чего-то недоговаривал. Уже под вечер ему кое-как удалось разболтать несговорчивого родителя. Но лучше бы он этого не делал. Отец с огромной неохотой и с паузами, словно взвешивая каждое слово, поведал о своем приезде в колонию. Приехал он, как и требовали правила, к восьми утра и должен был попасть в комнату свиданий максимум в десять. Серега, медленно осознавая всю омерзительность ситуации, спросил, как и где он проторчал аж до четырех. Отец непривычно неуверенным тоном стал перечислять: приехал, приняли не сразу, затем заставили зачем-то писать заявление о встрече, тут же проверили, нашли какую-то несущественную ошибку, заставили переписывать. Параллельно как бы невзначай намекнули, что мало приехать, надо еще и раскошелиться. И хотя здравый смысл подсказывал, что это коррупция в чистом виде, увидеться хотелось нестерпимо, поэтому три тысячи деревянных утекли в бездонную уфсиновскую бочку. Потом тщательнейшим образом проверили вещи, вынудили составить список, снова проверили. Затем досмотрели его самого — почти как в военкомате, разве что в трусы не заглянули. На этом отец прервался и усмехнулся, получилось очень невесело, да и выглядел он растоптано. Серега же медленно зверел. А история продолжилась. Проверили, не нашли ничего запрещенного, разрешили одеться и велели ждать. Ждал в общей комнате с кучей народа, наверное, поэтому еще пару раз привлекал внимание сотрудников — донимали странными вопросами и постоянно водили по телу металлоискателем. И наконец в три часа дня завели в корпус с четырьмя комнатами, показали, где кухня и где ванная, после чего завели в комнату и велели ждать.

— Ну, как-то так, — закончил отец, а Серега не нашелся, что ответить, на языке вертелись одни ругательства.

— Но почему так? — кое-как выдавил он. — Это я… осужденный, но ты-то…

— Да ладно, не сахарный, не растаю, — отмахнулся отец.

А Серега надолго замолк. Со стороны все это вроде бы звучало обыденно, местами мерзко, но не так уж ужасно, однако внутри у него гнев, обида, досада, возмущение, вина и стыд слиплись в огромный колючий ком и перекатывались туда-сюда, раздавливая и мысли, и слова. Кончики пальцев на правой руке нестерпимо ныли, словно хотели сжаться в железный кулак и треснуть по чему-нибудь, а лучше — по чьей-нибудь обуревшей морде. Но Серега держался. Из последних сил держался. Потому что знал, один фокус — и он надолго забудет не то что о свиданиях, даже о звонках. И тогда точно свихнется.

Во рту вдруг появился солоновато-металлический привкус. Серега опомнился и разжал невольно сжатые челюсти — видимо, слишком сильно прикусил щеку. В этот же момент отец похлопал его по плечу и виновато произнес:

— Зря я тебе рассказал.

— Не зря, — упрямо возразил Серега.

От отцовского тона ему стало невыносимо тошно. Почему нужно вытерпеть черт знает что, чтобы просто оказаться запертым в этой вонючей комнатке? Почему к отцу, свободному человеку, отношение немногим лучше, чем к нему, Сереге? Почему от встречи в итоге не стало ни радостно, ни спокойно?

Сквозь толщу мрачных мыслей Серега расслышал, как отец что-то сказал о следующем разе, и подумал: ну нет, с него хватит — только если в колонии разом отрубят телефоны и почту.

Вдруг раздался какой-то неприятный звук. Серега за долю секунды выбрался из воспоминаний, хотя запах краски еще немного щекотал нос, и сообразил, что это скрипнула дверь. Сначала показался санитар, а затем отступил назад, и в комнату вошла Вера.

* * *

— Я тебе сейчас все объясню, — выпалила Вера первым делом, как вошла в комнату, и санитар, хмыкнув, оставил их наедине.

Когда она шла по гулкому коридору с высокими потолками, внутри у нее колыхалось робкое, полудохлое волнение, и Вера злилась на себя: сейчас они увидятся, а она даже порадоваться нормально не может! Голова казалась ватной и пустой, долгие объяснения Шилова будто вылетели. И уж тем более она понятия не имела, что скажет Сереже. А он наверняка удивится и растеряется, ведь не очень-то любит всякое… незапланированное и непонятное.

Сережа уставился на Веру с таким видом, будто у нее две головы. И она кивнула сама себе: удивился, очень. Дальше тело сработало само. Вера подошла и легонько коснулась его щеки кончиками пальцев — удивительно, лишь чуть-чуть колючий. Он вздрогнул, но ничего не сказал. Вера пригляделась: вид у него был такой, словно его только что разбудили или отвлекли от глубоких раздумий. У самой Веры на раздумья просто не осталось ни сил, ни желания, поэтому она просто поцеловала, едва коснувшись его губ своими. Сию секунду в голову ударило знакомое ощущение воссоединения с родным человеком. Точно такое же шарахнуло в висках в день их случайной встречи.

Тут же Вера оказалась у Сережи на коленях, он крепко обнял ее и, уткнувшись ей в плечо, спросил:

— Что ты тут делаешь? — Вопрос прозвучал глухо и совсем немного рассерженно.

Вместо ответа Вера поерзала и слегка отстранилась. Она чувствовала себя неловко, но не из-за Сережи или обстановки, а исключительно из-за себя. Ей упорно казалось, что от нее несет сигаретами, кофе, пиццей, пивом, потом и немножко бомжом, который сидел рядом — всей гаммой ароматов, что она нанюхалась сегодня в 107 отделе полиции, хотя ничего там не трогала, пробыла от силы полчаса и потом еще около часа стояла в душе.

Сережа, похоже, заметил ее скованность и спросил одним взглядом: что? Вера прикусила нижнюю губу. Она, в общем-то, не собиралась ничего от него скрывать, но рассчитывала рассказать об этом попозже. Сильно попозже. Однако поведала с легким смущением:

— В полиции сегодня была. Коллегу выручала, просидел ночь в клетке за прогулку без документов. Нанюхалась там и теперь ощущение, что сама пахну этой… гадостью.

— Что за коллега? — как-то совсем невесело усмехнувшись и нахмурившись, спросил Сережа и демонстративно стиснул ее сильнее. Вера успела изумиться: кажется, его больше не удивляло ее внезапное появление. А он продолжил: — Стас?

— Нет, Вад…

От неожиданности Вера чуть не грохнулась с Сережиных колен и уставилась на него так, будто он совершил что-то невероятное. Сережа в свою очередь смотрел на нее, как показалось Вере, снисходительно. Будь ситуация поприятнее, наверняка бы еще улыбкой добил.

— Вы знакомы? — только и смогла она пролепетать.

— Ну так, — пожал плечами Сережа. — Односторонне. Я его видел однажды, когда тебя до работы подкинул. Помнишь?

Вера кивнула. Сережа подвозил ее только один раз. Довольно давно. В начале… нет, в конце августа. Был ли поблизости Стас — ее непосредственный начальник и племянник шефа, который докучал ей уже черт знает сколько и неизменно портил настроение? А кто его знает, многовато времени прошло. Но… как Сережа мог его узнать? Вера ведь не показывала его фото, даже, кажется, имени не называла, а рассказывала от силы раза три: назвала мерзким типом на следующее утро после их встречи; потом уже после возвращения Сережи из командировки как-то вскользь упоминала за ужином; а третий раз был как раз вечером того августовского дня. Стаса тогда как раз сделали ее начальником, и Вера была в печали. И… и все!

— Извини, просто мне тогда показалось, что парень, борзо пялящийся тебе… вслед, — заговорил Сережа, — это и есть тот «мерзкий тип». И я его немного проверил. Ничего особенного, имя, тачка, адрес. На всякий случай. Да и подумал, может, компромат какой отыщется для тебя. И тебе станет полегче. Но он чист.

— Жаль, — искренне вздохнула Вера и тут же опомнилась. — Сереж! Ты… ну… — Все ее журналистское красноречие куда-то убежало, а его внимание вдруг очень тронуло.

Слова так и не нашлись, и Вера просто обняла его. Однако тихонько посидеть так не вышло. Нудный голосок в голове напомнил, что ее сюда пустили для дела, а пообниматься можно и на свободе. Вера и так уже потратила пятнадцать минут из выделенного часа. И о чем они успели поговорить? О Стасе, которого, по-хорошему, должны волки в овраге доедать.

Вера и рада была бы перейти к делу. Но немного опасалась, как отреагирует Сережа. Да и просто, оказалось, дико соскучилась, ведь виделись они последний раз еще раньше его задержания, перед ее командировкой. Словно сто лет назад! Ей даже показалось, что с того момента Сережа немного постарел, и это наблюдение ей не понравилось.

— Так ты не ответила, как ты сюда попала? Не интервью же у меня брать пришла.

— Нет. Мне разрешили прийти, — туманно начала Вера.

Ну не вываливать же на него сразу все, как сделал Шилов, подумала она и сразу же засомневалась: или вываливать? Сама бы она, конечно, предпочла вариант «быстро и резко» — всегда так делала, даже с их женитьбой. Но Сережа выглядел таким измученным, хоть и старался не подавать виду, что у нее язык не поворачивался. В конце концов, Вера сперва спросила о том, что ее саму давно интересовало:

— Сереж, а почему ты ничего не сказал следователю или психиатру этому, Пригову? Он ведь родственник твоего генерала, да?

— Да, родственник, — кивнул Сережа, а первый вопрос будто и не слышал, но чуть позже все-таки продолжил: — Этому следователю мне сказать нечего. Да и психиатру тоже.

— Но…

Вера не закончила — сама не знала, что «но». Всю эту нездоровую ситуацию Вера более-менее разобрала только благодаря Шилову. И только после этого наконец ушел дурацкий навязчивый вопрос обо всем сразу: это все точно происходит по-настоящему? Его версия о том, что Данилов жив, показалась ей вполне реальной, хотя он сразу предупредил, что доказательств нет, есть лишь странности — склеенная запись и невнятные дерганья следователя, совершенно ненужные задержание и экспертиза, давление на экспертов, неправомерный обыск…

Когда Шилов рассказывал про обыск — что провели его, вероятно, со всеми возможными нарушениями — Вера только нервно усмехнулась и вспомнила себя по приезду из командировки. Сережа черт знает где, соседи перешептываются, в квартире похозяйничали посторонние. Ей бы впору тогда возмутиться или испугаться, но на деле она чувствовала только легкое омерзение. От того, что ее дом, оказывается, не такой неприступный, как ей думалось.

— Ты не веришь следователю, — не спросила, а высказала, как нерушимый факт, Вера. — А кому-то другому ты бы поверил? — Ну никак у нее не хватало духу выпалить все прямо.

— Кому?

— Другому следователю или надежному человеку из полиции.

— Ну…

Сережа посмотрел на нее так пристально, что Вере почудилось, что он видит ее насквозь. И она наконец решилась:

— В общем, рассказываю последние новости, а то ты тут как в танке. Твой генерал попросил разобраться в твоем деле одного подполковника. Из полиции. Он начальник уголовного розыска. — Вера на всякий случай поднялась на ноги и чуть-чуть отошла: уж больно, на ее памяти, Сережа недолюбливал полицию. — И он кое-что узнал. Точнее, у него появилась одна версия…

— Какая версия? — как показалось Вере, с неподдельным любопытством спросил Сережа.

— Версия, что… Что Данилов жив. Что вместо него в машине взорвался кто-то другой. И что Данилов подставил тебя непонятно зачем.

Сережа открыл и закрыл рот. Вера его неплохо знала и поняла: подбирал слова. Когда она огорошила его своим «женись» он вел себя примерно так же. Тогда наблюдать за ним было довольно забавно и томительно, сейчас — немножко не по себе.

— Ты серьезно? — спустя целых две минуты переспросил Сережа.

— Да, серьезно. И Шилов, ну, этот подполковник, тоже совсем не похож на шутника. Он хочет с тобой встретиться, потому что никак не может найти мотив и считает, что, может быть, мотив знаешь ты. Велел мне все это тебе передать. Вот, в общем, — быстрее, чем хотела, выдала Вера и перевела дыхание.

Повисла пауза. Длинная. Тяжелая. Для Веры так вообще мучительная. Она чувствовала себя гонцом и гадала, отрубят ей голову или пощадят. А Сережа все молчал и молчал, уставившись в пол и скрепив руки замком.

Минута, две, три, четыре, пять. Было подозрительно тихо. Даже, кажется, часы замерли в ожидании. Только сердце у Веры билось то в положеном месте, то в горле, то в животе, то черт знает где. Она была не железная, молчание Сережи напрягало, и она решила хоть что-то сделать. Подошла к нему, неловко пристроила ладонь на его затылке и тихонько погладила в попытке достучаться. Наконец он вздрогнул — прогресс! — посмотрел на нее немного очумело и спросил последнее, что Вера ждала:

— Помнишь, когда я из командировки вернулся, ты спросила, не хочу ли я знать, почему ты… предложила… так резко?

— Д-да, — пробормотала Вера, не понимая, к чему он клонит.

— И почему же?

Голос у Сережи был странно возбужденный, будто это не он сейчас несколько минут просидел в позе мыслителя с непонятно какими думами в голове. Вера очень захотела уточнить, почему именно сейчас он вдруг заинтересовался, но не посмела — в груди стремительно разрасталось желание выполнить вообще все, что он захочет и попросит. Потому что Сережа тут, а не на свободе — и опять незаслуженно, опять несправедливо, почти как тогда.

— Почему? — бестолково повторила Вера. — Потому что надоело одной, без тебя. И потому что я… — пауза, — испугалась, что ты уйдешь.

Она замолчала и попыталась вспомнить себя в тот день.

Встала не с той ноги. На работе тормозила как никогда в жизни. Как давным-давно говорил ее отец, «забыла сняться с ручника». В очередной раз поцапалась со Стасом — тогда еще просто коллегой. Чтобы не натворить глупостей в запаре, отпросилась пораньше. И чуть позже умудрилась пересечься с Сережей. Наверное, из-за того, что была не в духе, а перед глазами дождь лил стеной, Вера не сразу поняла, кто перед ней. А когда сообразила, почувствовала, как сердце замерло, и подумала, что психологи в умных книжках не врут: мысли правда материальны.

Вера иногда представляла их случайную встречу — но постоянно оказывалась в тупике. Ну увиделись. Ну поговорили: как жизнь, как работа. А потом что? Разошлись или, в лучшем случае, договорились бы увидеться позже? От этой мысли Вере всякий раз становилось неуютно. Словно это все равно что второй поворот не туда, как она называла их расставание. А повторения ей совсем не хотелось. Хотелось исправления той ошибки и, желательно, поскорее, потому что терять еще черт знает сколько времени и жалеть не хотелось.

Пока Вера ждала Сережу из магазина, в голове у нее бесновались мысли одна другой страннее, а внутренний голос капал на мозги: думай, думай, думай. А думалось с самого утра с таким скрипом, что зубы сводило. После скоростного душа стала легче, и Вера вроде бы поняла, чего хочет. Хочет, чтобы Сережа не исчез больше из ее жизни. Вот только оставалось выяснить, чего хочет он сам. Как же это сделать?

Напрямую спроси, но осторожно, помни, что мужчины существа пугливые, подсказал внутренний голос. А потом подкинул идейку, как его задержать: сломай что-нибудь, кран, дверцу шкафа или холодильник, и попроси, чтобы починил.

Вместо того, чтобы послушаться, Вера только фыркнула: и почему Сережа не повстречался ей вчера, когда она была бодра и весела (потому что Стас весь день провел в морге, а потом притащился в офис, но до самого вечера не издал ни звука) или, например, завтра?

Спокойно, сказала себе Вера. Если подумать логически… И кого она обманывала? Подумала уже однажды логически. Додумалась до того, что испугалась своих чувств и поверила, что все было не по-настоящему — лишь легкая влюбленность, приправленная щедрой ложкой опасности и экстрима. Решила, что они с Сережей слишком разные, что не уживутся, что не созрели друг для друга. Ей показалось, что вот-вот эйфория схлынет, чувства рассосутся, и они разбегутся как кошка с собакой. Так зачем до этого доводить? Рвать — так сразу! Сережа, как Вере тогда подумалось, был примерно того же мнения, иначе бы возразил. Но он согласился, и они разошлись.

Свою ошибку Вера осознала лишь года через четыре. Случилось это резко и вроде бы без причины. Просто она проснулась в одно утро и поняла, что жить без Сережи ей не хватает сил. Он нужен рядом. Вот только поезд ушел и увез с собой Сережу черт знает куда. А судьба ни разу за эти годы не удосужилась их свести.

И вот теперь Вера пыталась думать логически. От этого внутренний голос как-то нехорошо хихикнул. Но Вера лишь поморщилась. Итак…

Похоже, Сережа не запихнул их общие воспоминания в какой-нибудь сундук, покрытый пылью. И не воспринимал ее как просто человека из прошлого. Потому что на просто человека из прошлого не смотрят так… необычно. И уж тем более не ходят вместо него в магазин.

Но значило ли это, что они хотели одного и того же? Что Сережа тоже что-то чувствовал и не хотел просто быстро уйти? Вера билась над этими двумя вопросами практически до возвращения Сережи и совершенно перегорела. В голове подавала признаки жизни лишь одна довольно шальная и не очень внятная мыслишка: спросить… предложить прямо… Что спросить? Что предложить? Ну не номерами же обменяться и встретиться как-нибудь! Потому что, как Вера знала по опыту, «как-нибудь» — это скорее всего никогда.

«Женись на мне» вырвалось одновременно внезапно и обдуманно, но совсем не страшно и лишь чуть-чуть волнительно. Вообще-то, Вера хотела сказать по-другому… мягче, но от туманного «давай попробуем снова» ее подозрительно воротило. А внутри вдруг образовалась мощная уверенность. В конце концов, чего ей бояться? И кого бояться? Не Сережу ведь, который был для нее совсем не чужим и очень близким — и пусть, что давно не виделись. Поэтому вышло как вышло, как Вера всегда предпочитала — сразу, без утомительных хождений вокруг да около. И будь что будет.

Вера понятия не имела, как объяснить Сереже все, что варилось и булькало в голове. Когда она спросила его, не хочет ли он знать, слова как-то ровно и легко сложились в предложения, и потому Вера была готова. А сейчас слова словно пугливо отскакивали друг от друга. И Вера ни в какую не могла сформулировать свой порыв: это была попытка наверстать упущенное? Исправить ошибку? Воспользоваться вторым шансом? Залатать душевную травму? Все вместе или вообще что-то другое?

— Сереж, наверное, это глупо, но я даже себе не могу нормально объяснить… — с чувством сказала наконец Вера, ощущая, как краснеет. — Я тогда соображала туго, но очень хотела узнать, по пути ли нам вообще или… Ну, хотел бы ты в принципе на мне жениться…

— Балда ты, — беззлобно перебил он, притянул к себе и снова усадил на колени. — Этот твой Стас достал, да? Хотела, чтобы отвязался от тебя замужней?

Если бы Вера не услышала его голос совсем близко, то решила бы, что он говорил серьезно. Но сейчас уловила веселые нотки, которые ее одновременно порадовали и возмутили.

— Он не мой, это во-первых!

Вера посмотрела на Сережу во все глаза: да чего он улыбается-то, когда только что сидел грустнее грустного? Это его ее слова насмешили? Подумаешь! Каждая женщина имеет право хотя бы пару раз в жизни совершить какой-нибудь… не совсем объяснимый поступок! И нечего смеяться!

— А во-вторых? — спросил Сережа.

— А во-вторых, он все равно не отвязался, — как можно легкомысленнее сказала Вера и понадеялась, что он не решит, что она и правда затеяла все это ради этого прыща.

Это ведь был чистейший бред. У нее и мысли такой не было! Только потом уже, когда осенью они дошли-таки до загса — раньше то времени не было, то лень, то настроение не подходящее — у Веры мелькнула мысль, скорее в шутку, чем всерьез, что, может быть, Стас наконец отстанет. Однако он не отстал — вообще, кажется, ничего не заметил, и отношения с ним продолжали походить на американские горки: то все тихо, то война.

— Уволилась бы ты, а? Чего мучиться? — сказал Сережа участливо и заглянул Вере в глаза, она тут же отругала себя: опять лицом скисла из-за этого Стаса.

— Уволюсь, — пообещала она. — Но позже, после Нового года, как проект доделаем. Я же тебе уже объясняла, мне это важно, и осталось-то совсем чуть-чуть.

— Помню-помню, — кивнул Сережа. — Ну, тогда скажи, что я уголовник-рецидивист и могу его сломать напополам…

Он сдержанно ухмыльнулся. Вера снова заметила, что он подозрительно приободрился. А еще подумала, что подобные фразы наверняка давались ему нелегко — только ради того, чтобы помочь ей продержаться на работе пару месяцев.

— Ты чего вдруг оживился? — не выдержала Вера.

— Так ты же пришла, — вполне искренне ответил Сережа. — Соскучился, даже сам удивлен. Ну и про Данилова новости неплохи. Говоришь, этот Шилов нормальный мент?

— Да. Нормальнее некуда. Так ты готов?

— Можно подумать, у меня есть выбор, — развел руками Сережа, и Вера расслышала в голосе сталь.

---

Примечания:

Долго думала, писать или нет. Короче, 12 и 13 главы мне не нравятся. Переписывала раз пять, но все не то. Опубликованные варианты, скажем так, не нравятся меньше, чем прошлые версии. Не могу объяснить, что именно не устраивает. Просто предупреждаю, что скорее всего они будут переписаны. Но не скоро, в лучшем случае в январе-феврале.

Все-таки выкладываю как есть, потому что, думаю, никто же не придет в восторг от долго ожидания "идеальных" вариантов? Да и остальные главы уже написаны. А эти две не туда и не сюда.

Ноябрь

Рома курил на крыльце главка и чувствовал, что внимание у него сегодня на нуле: мозг то включался, то выключался. А все потому, что он катастрофически не выспался. Всю ночь думал о предстоящей встрече с Мыциком. Из-за этого нервы натянулись струной и повсюду мерещились всякие глупости. Взять хотя бы утро, когда он вышел из дома. Кругом не было ни души, но проснулось ощущение опасности. А затем возле заднего колеса машины послышался подозрительный шорох. Шилов чуть не выхватил ствол, но это была всего лишь соседская рыжая кошка.

Всю дорогу до главка Рома устало размышлял, когда и чем кончится холодная война с Никулиным. Но, как обычно, не додумался ни до чего нового.

От сигареты остался только жалкий окурок, когда к Шилову подошел Орехов и спросил о деле Мыцика. Рома пожал плечами и подумал, как получше сформулировать свои сегодняшние планы о беседе в дурке. Правильные слова так и не нашлись, и он просто сказал:

— Дело движется.

— Надеюсь, не в бездну движется? — хмыкнул Дима.

— Самому интересно, — Шилов поморщился от сигаретного дыма, что лез в глаза.

— Ну-ну, — пробормотал Орехов и хотел еще что-то сказать, но его отвлек телефонный звонок, и через минуту он скрылся за дверями главка.

Рома проводил его взглядом и поймал себя на внезапной мысли: ему совсем не хотелось ехать в дурку и снова повторять одно и то же про свою версию. Интересно, который раз уже? Сначала был Джексон, потом Вера, частично — еще и Дима, теперь вот Мыцик. Утешало одно — если он прав, то скоро все закончится. Он бросил окурок в урну и пошел к машине.

* * *

Серега много, по-настоящему много думал о своем положении. Кое-чего надумал, но ни разу не усомнился в гибели Данилова. И вот оказалось, что он жив, и пазл, почти собранный огромными усилиями, рассыпался на глазах. Правда, тут же собрался новый, но от него голова шла кругом и в мозгу бился единственный вопрос: зачем Данилов это сделал?

Пазл состоял из нескольких элементов. Удар по башке. Ночная перестрелка с боевиками Грека. Сам Грек, который так и не попался. Неслучившиеся диверсии. Похищенная и найденная взрывчатка. Звонок товарища. ЧВК. Данилов. Серегино озарение. Последовавшее за ним подозрение. Парковка, снова Данилов и какой-то тип. Тот же тип уже в роли следователя. Весть о взрыве и гибели Данилова. Изолятор. Дурка.

Между собой элементы не дружили. Точнее, Сереге удалось не без труда подружить некоторые, но общей картины он так и не увидел.

Например, он связал удар по голове и перестрелку. Доказательств не было, но Сереге упорно казалось, что если бы он не пошел в ту ночь за Щепкиным, одной перестрелкой дело бы не ограничилось. Данилов очутился на той улице по наказу Грека. Возможно, чтобы встретить тех боевиков, один из которых был ранен, и сопроводить их куда-то, спрятать, увезти, дать наркоты… что-то еще. Но планам помешал Серега. Данилов вырубил его и уволок не вполне адекватных грековых «шестерок» в пустующий дом, а сам исчез. То, что те решили пострелять, всего лишь выходка их прокуренных мозгов. Зачем они действительно заявились в поселок, могли знать только Данилов и Грек. Так ли это, или Серега все придумал? Он допускал, что ошибся, но чувствовал, что в чем-то прав.

Иначе с чего бы Данилову так психовать в коридоре ЧВК?

Удалось кое-как связать и другое: Данилова, ЧВК и внезапное подозрение — а не связан ли сам Грек с этим «Пламенем»? Насколько знал Серега, до увольнения в компании Данилов занимал должность заместителя директора, то есть Миши, хотя только недавно жил в Крыму и преподавал в училище. Удивительное везение? Вряд ли. А вот Грек мог способствовать карьерному росту из стукачей в замдиры. Но какова его собственная роль в ЧВК? Он знает хозяина? А может, он и есть хозяин? Тут Серега не был уверен даже на пятьдесят процентов, но интуиция чесалась всякий раз, когда он об этом думал.

Была у Сереги еще одна догадка, которая хлипко, но все-таки объединяла Грека, его наемников и странные события в Крыму. Однако от нее его постоянно штормило — уж больно все притянуто за уши, да и недоказуемо никогда в жизни, если только сам Грек не вздумает сознаваться. А что, если кража взрывчатки и последующие эпизоды были чем-то вроде проверки? Экзамена для бойцов ЧВК? Справятся — значит, подходят для настоящей работы; нет — надо избавиться от слабаков. В таком случае, возможно, тот раненный грековский парень — один из слабаков, и выжил каким-то невероятным образом. Но особо сотрудничать со следствием от почему-то не стал.

Остальное практически не срасталось. Откуда взялся Зубченко? Он знал Данилова, а знал ли он Грека? Дело Сереги досталось ему — но случайно или намеренно? Если случайно, то почему он повел себя так непрофессионально? Почему так уверен в том, что именно Серега взорвал Данилова?

Самому Сереге казалось, что Данилова взорвал Грек. Не сам, конечно, а ручонками какого-нибудь наемника из «Пламени». Уж кого-кого, а разных специалистов там наверняка навалом. Но Серега не был уверен в своей версии на все сто, потому что не видел четкой причины. Данилов просто надоел и превратился в «отработанный материал»? Возможно, но почему так сложно? Почему именно взрыв? И почему вскоре после разговора Данилова и Сереги? Это совпадение? А может, Данилов сообщил Греку о том, что Серега его узнал, и был убит за несдержанность? Сделал бы вид, что ничего не было — делов-то… Но даже если так, разве не логичнее было бы вместо Данилова или сразу после убить еще и Серегу, чтобы он не пошел трепаться налево и направо? Грек так и хотел, но не успел, потому что Серегу быстро заперли сначала в изоляторе, а потом в дурке?

А с другой стороны, стал бы Грек вообще дергаться из-за такой мелочи? Он, собственно, где? И если не он убил Данилова, то кто? И почему, черт возьми, Зубченко так вцепился именно в Серегу? Неужели он настолько слеп и глух от потери товарища, а у Данилова не было больше ни одного врага или недоброжелателя?

Серега не был силен в расследованиях и детективами никогда особо не зачитывался. Ему не хватало хладнокровия точно определить, где — просто совпадение, а где — умысел, и отделить одно от другого. Не хватало спокойствия рассмотреть всю троицу: Данилова, Зубченко и Грека — нейтрально, они по умолчанию были для него врагами. Не хватало выдержки, чтобы стерпеть исходивший от следователя скепсис и изложить ему все — от и до. Интуиция подсказывала: побереги силы для кого-то другого, этот все равно не поверит.

И вот наконец появился тот, кто, кажется, готов слушать. Серега убедил себя ему довериться, хотя внутри зудела легкая неприязнь, и он отдавал себе отчет: если бы не Вера, он бы вряд ли стал говорить. Неожиданная версия заставляла переосмыслить едва ли не половину, а то и больше того, что надумал Серега. Однако эта версия всерьез заинтересовала, впереди будто замаячил долгожданный свет, правда, эта болезненная эйфория длилась всего несколько часов, а потом голова затрещала, как бы предупреждая: сейчас взорвусь.

Но это не помешало Сереге всю ночь жонглировать вопросами. С чего начать? Как не запутаться и не запутать этого Шилова? А точно он выслушает или тоже будет упрямо вариться в своей солянке, как Зубченко? И сможет ли вообще помочь? Ни на что другое в голове не хватило места. И размазанная в уголке сознания совесть обиженно шипела: ты Вере-то хоть порадовался, гонцу своему с доброй вестью? Помнишь вообще, о чем говорили? Как дела у нее спросил приличия ради?

Серега попытался отбиться от ее нападок: порадовался, не сразу, но все-таки! Запомнил все! А дела… раз пришла, значит, нормально все, а сантименты можно на попозже оставить, когда выберется из этой свежести. Сам он был очень благодарен Вере за то, что не услышал от нее ни «как дела?», ни «как ты тут?» В обычной жизни он ничего не имел против этого, но в четырех стенах, в тюрьме ли, в дурке или еще где — зачем? Там всегда одинаково — только хреново. Вопрос лишь в том, говорить об этом или нет.

Утром Серега почувствовал себя так, будто его набили ватой — ни мыслей, ни эмоций. Поэтому заговорил он не сразу, сначала рассмотрел своего гостя. Начальник уголовного розыска Шилов представлялся ему несколько иначе, чем был на самом деле. Старше, шире, наглее, безразличнее — именно такие менты всегда попадались Сереге. Этот подполковник тоже выглядел не самым бодрым и заинтересованным, но в глазах сверкало любопытство.

— Как вам вообще сама мысль о том, что Данилов не взорвался? Нравится? — спросил Шилов.

— Как вы до нее додумались? — серьезно спросил Серега, он был бы рад улыбнуться или сделать тон помягче, но мимика и голос плохо слушались.

— Случайно. До таких версий додумываются либо случайно…

— Либо?

— Либо пережив нечто схожее. В моем случае… — Шилов сделал маленькую паузу, — я просто послушал свою жену.

Серега кивнул. Он тоже собирался послушать свою жену («Доверься ему. Он обещал тебя вытащить»), поэтому с готовностью стал слушать дальше: спросит что-то или попросит объясниться?

— Хотя, по правде говоря, язык не поворачивается назвать эту версию версией. Пока только ее тень. И ее нужно подтвердить или опровергнуть, а для этого требуются факты…

Факты? Серега чуть не хмыкнул. То есть им нужно подтвердить, что Данилов жив — и это только начало…

— Давайте так. Сначала я расскажу, почему я отмел две другие версии, а потом вы мне расскажете свою историю, — предложил Шилов. — Первая версия банальная, убийца — вы. Но я в нее не верю. Первое время допускал, а еще она понравилась моему другу и помощнику. Уж простите, у него… несколько предвзятое отношение к военным. Спишем все на контузию, хорошо?

Серега все-таки смог сдержанно улыбнуться. Слышать о том, что, несмотря на «железные доказательства», как орал Зубченко, его виновность выглядит неубедительно, было приятно.

— Все просто. Дело даже не в мотиве, которого я так и не понял, а в удивительном раздолбайстве с вашей стороны. Посудите сами, если бы вы решились убить кого-то, разве стали бы светить свои навыки? Стали бы лезть под камеры? Надевать форму? Держать у себя дома что-то, указывающее на связь с убитым? Ну и вдобавок все, с кем удалось о вас поговорить, отзывались исключительно удивленно и положительно.

Серега почувствовал, что легкое напряжение где-то в животе уходит: слова Шилова успокаивали. И вспомнил, что следователь Зубченко списал Серегино «раздолбайство» на неукротимую жажду убивать, мол, эмоции, какое уж тут спецназовское хладнокровие? У Сереги от воспоминаний защекотало в пальцах — тогда было точно так же, от жажды придушить следователя. А Шилов тем временем продолжил:

— Вторая версия еще смешнее. Мне отчего-то казалось, что убил Данилова и подставил вас кто-то третий, кого знаете вы и кого знал Данилов. Но я так не нашел поблизости никого подходящего на эту роль…

— А почему вы решили, что он должен быть поблизости, а не где-нибудь… далеко? — спросил Серега.

— Интуиция, — отозвался Шилов после короткого раздумья.

Поблизости, значит. Серега задумался, где сейчас мог быть Данилов. Судя по всему, идея с подставой нашла на него наскоком, без особой подготовки, ведь с их встречи до взрыва прошли считанные дни. Хватило ли у него нервов пустить все на самотек или он был где-то рядом? Наблюдал?.. Но зачем?

— Третья версия держится, по большому счету, на нескольких подозрительных странностях. Например, на криво и со спешкой проведенном опознании трупа…

— Как это? — не понял Серега.

— С обгоревшими трупами всегда сложно, а экспертизу ДНК проводят редко, потому что дорого и долго. Этот труп обозвали Даниловым только благодаря тому, что на трупе нашли его жетон. Ну, и признали в качестве доказательства запись, где он садится в машину.

— То есть опознание… как это говорится?.. косвенное?

Шилов кивнул и продолжил:

— Думаю, жетон просто подкинули. На нем есть следы горения, но хрен знает, может, просто в камине каком-нибудь подержали. Вторая странность — смонтированное видео. Оно как бы состоит из двух частей. В первой части прекрасно видно, как Данилов садится в свою машину. А во второй машина взрывается. Невооруженным взглядом монтаж не заметен, но это не значит, что его нет. Вопрос в том, почему мой человек его обнаружил, а эксперт-техник — нет?..

— То есть… — Серега напряженно почесал переносицу. — В машине был другой человек, похожий на Данилова. А если. если это все-таки он, а монтаж… ну, технический брак, сбой системы или что-то типа того?..

— Исключено. Неужели вы думаете, что я обратился к специалисту, который не отличит монтаж и брак? Хотя, конечно, пока я не найду живого Данилова или железные факты, указывающие на это, мне вряд ли поверят с большим удовольствием. Но вы, смотрю, поверили, — Шилов ухмыльнулся.

Они немного помолчали, а затем Серега заговорил:

— Но как это возможно — смонтировать видео, по сути, с чужой камеры? Это же не регистратор какой-нибудь, не мобильник. Или я чего-то не понимаю?

— Я тоже задался этим вопросом. Четкого ответа, увы, так и нет. Скорее всего запись переделали после того, как ее изъял следователь. Наверняка практически сразу после взрыва…

— А подлинник?

— Его уничтожили. Компания, которой принадлежат камеры, просто не хранит записи долго. Увы, я опоздал буквально на день. И, разумеется, охранник, наблюдавший за камерами, ни черта не помнит, кто именно подошел в то утро к машине…

— Могли бы и придержать, — пробормотал Серега. — Все-таки взрыв случился. Мало ли…

— Так у них мысли не возникло, что что-то пойдет не так. Следаку-то они отдали нормальную запись и знать не знали, что ее подкорректируют.

— А есть шанс, что подлинник сохранился у Зубченко? — с надеждой спросил Серега.

Мозги у него работали так усердно, что, казалось, они вот-вот перегреются.

— Шанс есть всегда, — сказал Шилов. — И настоящее видео найти, и понять все-таки, кто взорвался. И найти Данилова, хотя не знаю, в городе он или уже свалил. Я бы на его месте здесь не задерживался.

В этот момент у него в кармане звякнул телефон. Судя по тому, как он уставился на дисплей, пришло сообщение. Серега наблюдал за ним краем глаза и думал, что значит «понять, кто все-таки взорвался»? Намек на новую экспертизу? Но не будет же он тратиться на ДНК-исследование! Сам Шилов тем временем хмыкнул и посмотрел на Серегу. Вид у него стал такой, словно он, как охотничья собака, почуял дичь.

— Труп сейчас проверяют тщательнее. Возможно, что-нибудь из этого выйдет. А мой друг, тот самый контуженный, сейчас наблюдает за Зубченко. На всякий случай. Сразу после вас, я надеюсь, получится с ним потолковать. И о связи с Даниловым, и о том, кто играл его роль, и о записи.

Серега кивнул и почувствовал себя идиотом. Как же так! Ни одного чертового раза не допустил, что Данилов жив!

— М-м, выходит, я вам не так уж и нужен, — заметил он. — Я понятия не имею, где Данилов. Не знаю, кого он мог посадить в машину вместо себя и, главное, каким образом. Не знаю ничего о Зубченко…

— Ну, кое-что знаете. Я вот, например, узнал об их дружбе случайно, а вы?

— Я увидел их вместе на парковке бизнес-центра, тогда, после нашего разговора. Данилов вышел почти сразу после меня, а Зубченко ждал его у своей машины. Они говорили о чем-то, но я не слышал. Да и какая мне была разница, и я быстро уехал.

— Вот как, — задумчиво протянул Шилов. — Но вы не правы, кое для чего вы мне нужны. Именно поэтому я тут, а не с Зубченко.

— Для чего же?

— О чем вы говорили с Даниловым? Почему вдруг он накинулся на вас?

Серега поймал себя на мысли, что не знает, как начать. С командировки? Это долго. А если сказать просто «я кое-что вспомнил и поэтому Данилов сорвался с цепи», яснее Шилову не станет. Он вообще в курсе командировки в Крым? Знает о Греке?

— Это не самая короткая история, — размыто начал Серега. — Началась она в Крыму. Там мне дали по башке и в ту же ночь произошла перестрелка…

— С Греком и его людьми, — подхватил Шилов.

Серега выдохнул: ну хоть разжевывать все-все не придется, можно обойтись широкими мазками.

— Вы догадались, что это был он, а не Щепкин, — продолжил свою мысль Шилов и пояснил, увидев облегченно-удивленный взгляд: — Я расспросил Пригова и сложил два и два. А с чего вдруг вы сообразили?

— Смешно сказать, запах вспомнил. Вроде бы обычный, ничего такого, но в башке как будто лампочка зажглась, что это именно он.

— И вы сказали ему об этом?..

— Нет! Я хотел просто уйти, все равно уже разговор в тупик зашел. Но, видимо, у него чуйка сработала, а меня глаза выдали, я же не ожидал такого! Думал, просто от работы иду отказываться, а там этот…

— Угу, — кивнул Шилов. — Уйти не получилось, потому что Данилов попытался вас… ну, скажем так, развести на драку.

— Типа того, — Серега утомленно почесал затылок, по которому уже пару минут словно стучали молотками. — Он как-то резко распсиховался. И, главное, на пустом месте! Как будто после моих догадок его сразу бы заковали в кандалы… Но ведь это не так. Подумаешь, вспомнил я запах — и чего?

— Может, еще что-то было? Вспомните, — попросил Шилов.

Серега напряг память и пожал плечами:

— Когда он понял, что я догадался, он спросил, мол, это же между нами останется? И напомнил про Щепкина, что его якобы по моим показаниям задержали. Но там не совсем так было с Щепкиным!..

— Да к черту Щепкина, про Данилова давай, — резко велел Шилов, перейдя на «ты», хотя ни он, ни Серега не заметили.

— Потом… — Серега столько раз прокручивал в голове тот разговор, но сейчас не мог ни на чем сосредоточиться. — Потом он сказал, что я просто попался под руку, а он выполнял приказ Грека…

— Сам сказал?

— Нет, он сказал, что ему приказали быть там в ту ночь. А я уже сам додумал, потому что знал, что кто-то из «своих» сливал информацию, и спросил, мол, Грек приказал? Данилов не ответил, но на морде все написано было.

Закончив, Серега выдохнул. Внутри резко полегчало, будто душу излил. Он посмотрел на Шилова, тот явно гадал, в какой именно момент Данилову пришла в голову идея с инсценировкой.

— Что еще надумал? — спросил он. — Времени-то тут много…

— Ну, вообще-то… — Серега чуть стушевался, — я был твердо уверен, что Данилов труп, и мне казалось, что убил… заказал… его Грек. Не знаю, может, просто надоел или из-за нашего разговора. Хотя насчет разговора могу ошибаться, ведь в таком случае ему логично было бы убить и меня…

Он уставился на Шилова. Тот выдержал взгляд, но Серега так и не смог даже близко предположить, о чем он думал. Затем Серега продолжил:

— Еще мне показалось странным, как это так вышло, что Данилов лихо сменил погоны на кресло замдира, причем не в Крыму, а в Питере. И не какой-то торговой компании, а охранки, которая на деле не охранка вовсе.

— Кто хозяин? — спросил Шилов. — Директор не говорил?

Серега покачал головой и припомнил, каким молчаливым тихоней стал Миша, как только он завел об этом разговор.

— Но мне иногда кажется, что это Грек или кто-то, кого он знает. И Данилова в «Пламя» устроил именно он.

— Факты?

— Чего нет, того нет, — Серега развел руками. — Я даже не помню толком, как пришел к этой мысли. Наверное, после того, как вспомнил слова Пригова. Он еще перед командировкой рассказывал, что Грек довольно долго болтался в разных лагерях боевиков. А мутная ЧВК чем не подобный лагерь местного разлива?

— А в Крыму, значит, он своих волчат выгуливал, — пробормотал Шилов к полной Серегиной неожиданности.

Он вскинул на него острый, удивленный взгляд и недоверчиво подумал, чуть не сказав это вслух: может, не такая уж это и притянутая за уши догадка, или мы оба бредим?

— Занятно, — пробормотал Шилов. — А что насчет Зубченко?

— Ничего. Сейчас вроде ясно, он Данилову помогает, а раньше непонятный был…

— Ты даже не пытался с ним объясниться?

— Пытался, то есть нет, хотел, но не вышло, — чертовски неуверенно отозвался Серега. — Когда он меня «топить» стал с бараньим упрямством, как-то сразу отпало желание силы на него тратить. Я решил понаблюдать А потом он меня здесь запер, и я понял, что спешить особо некуда. В то, что меня дураком признают, я не особо верил. Да и законы знаю. После экспертизы он бы меня все равно выпустил скорее всего. Хотя было, конечно, жирное опасение, что у него на уме подлость какая-то. Такому слова лишнего не скажешь, мигом все переиначит против меня. А у меня и так биография так себе, судьи такие любят. Короче, поэтому помолчать решил.

— «В искусстве красноречия главное — умение молчать», — процитировал Шилов кодекс Бусидо.

Серега кивнул — в точку. А Шилов продолжил с весьма мрачным видом:

— И все-таки я в упор не вижу мотива. Нормального мотива, из-за которого стоит так надрываться: взрывник, камеры, следак, левый труп, дурка. Думал, ты мне посущественнее причину стычки назовешь. Ну, допустим, испугался он разоблачения, но…

— Как-то глупо, — сказал Серега. — У меня же на него, по сути, ничего не было, одни предположения. Я точно знаю, что в ту ночь в поселке Данилова не видели. Он на хорошем счету. Проследить его связь с Греком через «Пламя» — теоретически, может получиться, практически, дохлый номер. Ну, максимум бы его немного фээсбэшники потрепали и отпустили.

— Угу. Ты поэтому к Пригову не пошел? Потому что одни догадки были?

— Ну… — Серега вспомнил свои ощущения, когда он гадал, как ему быть, голова тогда казалась квадратной. — Первые дни я вообще не знал, как все ему сформулировать. Да и в городе его не было. А передавать через кого-то… затея выглядела тупой. Я же не знал, что меня вот-вот закроют. А уже здесь мог, наверное, через отца его, но… — Серега потер ноющие виски. — Это я сейчас могу более-менее все объяснить. Буквально как день-два до меня стало доходить, а до этого — тут догадка, здесь догадка. Даже если бы Пригов мне поверил, то не факт, что кто-то выше всерьез послушал бы его, и плевать, что генерал. Уж кого-кого, а генералов везде хватает.

Серега перевел дух. Ему показалось, что вышло запутанно и невнятно, но по-другому не удалось. Через полминуты он продолжил:

— Да и что меня больше всего смущало, так это труп Данилова. Я был уверен, что пока сам не допру, почему в этом обвинили именно меня, говорить точно не стоит. Вот если бы знал, что никакой он не труп…

— Тогда было бы гораздо проще, — подхватил Шилов.

Снова зазвенело молчание. Но оно категорически не нравилось Сереге — напрягало, оглушало, сдавливало неры.

— Что дальше-то со мной будет? — спросил он минут через пять.

— Отпустят.

— Сегодня?

— Да щас, разбежался, посидишь еще день, два или побольше, — немного заторможенно сказал Шилов, он явно был занят другим. — Дело другому следаку передадут, а там уже либо развалится, либо его признают незаконным, либо «заглухарят»… Вариантов много.

— А можно как-нибудь?.. — Серега прикусил язык, но тут же продолжил: — Может, я пригожусь для дела сейчас? Не тут, а на свободе…

Умом Серега понимал, что ему уже секунд тридцать как пора наглухо заткнуться. Но язык был другого мнения — все трепал и трепал. И дело было даже не в большом желании разобраться в деле или помочь Шилову — он не выглядел беспомощным. Просто Серегу до одурения достало просиживать штаны в дурке, осознавая, что дело может в любой момент посыпаться или круто свернуть, и его все равно отпустят. Так почему бы не прямо сейчас?

— Я знаю, что меня до сих пор держат тут только потому, что вы на этом настояли, — продолжил Серега. — Боитесь, что я проблемный? Нет!

— Но ты не домой к жене под крыло просишься, — сказал Шилов. — Возмездие-то в кишках, чую, не просто шевелится, а лягается, а?

Серега хотел возмутиться: какое еще возмездие?! Но понял, что Шилов не далек от истины. Что-то внутри действительно неприятно скреблось и кусалось. И, кажется, с тех самых пор, как Шилов сказал, что собирается сегодня увидеться с Зубченко. Серега не собирался его трогать, даже говорить с ним желания не наблюдалось. Ему просто хотелось увидеть его не на коне — насмотрелся уже, а под конем — прижатым к стенке. Серега ни на минуту не сомневался, что в компании Шилова следователь будет чувствовать себя именно так.

— Да и как я тебя отсюда уведу? Этот старик Пригов вряд ли будет в восторге…

— Ну, придумай что-нибудь, — убедительным и жестким тоном попросил Серега. — Я правда могу пригодиться.

По виду Шилова он догадался, что тот потихоньку злится. Или нет? Но отказываться от своей идеи Серега в упор не хотел: он уже видел себя на воле и во всю представлял перекошенную рожу Зубченко, а позже, возможно, и Данилова. Только бы он был где-то в городе.

— Я понятия не имею, как уболтать Пригова, — твердо произнес Шилов и встал со стула.

— Как ты уболтал его насчет Веры? — Серега готов был удерживать его силой.

— С тобой этот фокус не пройдет.

— Почему?

— Потому что мужчины не беременеют.

— Что?..

Последний вопрос Серега задал уже в полном одиночестве.

* * *

«Данилов дал по башке. Мыцик его узнал. Потолкались в коридоре. Зубченко был рядом. Всего несколько дней. Неизвестный взрывник. Взрыв. Труп. Жетон как доказательства при опознании трупа. Смонтированная запись. ЧВК. Грек. Снова Данилов. Дело у Зубченко».

Шилов вывел последнюю букву в блокноте и посмотрел со стороны. На бумаге все выглядело аккуратно, но не слишком связно. А в голове так вообще слова будто завязались в косичку.

От разговора с Мыциком Рома, по большому счету, не ждал чудес. Хотелось, во-первых, посмотреть на это нечто с богатой биографией вживую и, во-вторых, нащупать-таки мотив: с чего ради Данилов взялся его подставлять. Уговорить Пригова оказалось неожиданно легко: то ли он сам поверил, что Мыцик сидит не за дело, то ли Шилов его просто замучил своими просьбами и визитами. Хотя было-то их всего ничего. А может, Роме просто повезло, и Виктору Степановичу было некогда или неудобно спорить. Одним словом, своего он добился.

Напротив первого пункта Шилов смело нарисовал плюсик. Мыцик не то чтобы понравился ему, но был похож на человека, с которым можно смело иметь дело — и плевать, что знакомы всего-ничего. Наверное, именно поэтому Рома не сразу, но прислушался к его словам и решил вытащить из дурки. Мыцик действительно мог пригодиться и, судя по сообщению Джексона: «притащился домой только что бухой в дрова», — очень скоро. У Шилова в отпуске и в частном расследовании не было в распоряжении взвода спецназа, а у Мыцика были кое-какие преимущества: серьезные навыки и личное знакомство с Даниловым, то есть он мог его узнать даже замаскированного под кого-то другого.

Как именно вызволить Мыцика, Шилов пока не знал, но успокаивал себя: сам из тюрьмы сбегал, задержанных подчиненных спасал — что, с «психом» не справишься? Можно украсть. Можно уговорить Диму помочь. Можно…

Со вторым пунктом было сложнее — серьезного мотива Рома так и не увидел. Да черт возьми, со стороны Мыцика, получается, даже угроз не последовало, ни тебе «жди ментов», ни «суши сухари». И к Пригову он сразу не побежал со своими хлипкими домыслами. С какого же тогда перепугу Данилов развил бурную деятельность?

Шилов думал об этом всю дорогу, пока ехал к Жене. Тот взялся следить за Зубченко еще с вечера. Скучать ему не пришлось. Шилов знал об этом благодаря сообщениям Джексона. Сначала Зубченко пунктуально ушел с работы ровно в шесть часов и добрался до дома. Через час он вызвал такси и уехал в бар, где покуралесил до четырех часов утра. Он бы вряд ли ушел сам — его буквально вышвырнули в связи с закрытием. Затем Зубченко около часа бродил по городу побитой собакой и устроился спать на скамейке. Жене, который следовал за ним практически не скрываясь — тот все равно ни черта не соображал — пришлось минут десять пинать его, чтобы встал и пошел дальше, иначе замерзнет. Сверхкороткий сон явно подкинул Зубченко новую гениальную идею, и еще несколько часов тот провел в круглосуточном кальян-баре: пил, курил, ел и просто каким-то чудом не умер после такого издевательства над организмом. Наконец ближе к обеду Зубченко живой, но, мягко говоря, нетрезвый добрался до дома.

— Сдается мне, он в алкогольной коме, — заявил Джексон, когда Рома забрался в его «мерседес», припаркованный в шумном из-за визга детворы на площадке дворе Зубченко.

— Ждать, пока протрезвеет, не вариант, — сказал Шилов.

Изнутри его щекотало ощущение, что Зубченко — это ключик ко всем вопросам. Но ничем, кроме ощущений, он похвастаться не мог.

Еще вчера, едва разобравшись с Верой, Рома запряг своих вездесущих информаторов на поиски Данилова: где угодно и как угодно.

Затем отправил Алмазова в фирму, которой принадлежали камеры, что засняли взрыв. Он порадовался, что это не какая-то госкорпорация, а страховая компания — значит, мороки будет меньше. Люди там попались адекватные и рассказали, как Зубченко в день взрыва изъял у них записи за всю неделю и больше не приходил. А копию безвозвратно стерли буквально день назад согласно срокам — зачем хранить? Услышав отчет Алмазова, Шилов чуть не взвыл от злости на себя: почему он раньше не догадался сходить в эту компанию?! Алмазов, кажется, принял это на свой счет и смертельно побледнел.

Следующей жертвой стал Савин. Он вызвался тщательно проверить тело, но напомнил, что результат будет нескоро. Зато его железно можно будет приложить к делу. Рома попытался упросить сделать все поскорее. Но Андрей Николаевич был невозмутим:

— Сериалов, что ли, насмотрелся? Поскорее! Иди отсюда, работать мешаешь!

Климов тоже не сидел без дела. Рома поручил ему отталкиваться от того, что Данилов жив, и велел поискать его на всех доступных камерах в последующие после взрыва дни. Выезды из города, заправки, посты ГИБДД — может быть, где-то засветился. Вокзалы, аэропорты, морской порт — тоже, на случай, если он совсем дурак. Олег чуть не всплакнул от объема работы, но Шилов лишь раздраженно отмахнулся. Он задыхался от собственной непривычной заторможенности: почему только сейчас додумался поискать его на камерах?!

Внутренний голос пытался до него докричаться, мол, ты же был уверен, что Данилов труп и тухнет в морге. А осенило тебя буквально только что! Хорош загоняться и других гонять! Но Рома, разумеется, не слушал. Ему требовался живой Данилов — лучше лично, но можно и на камерах, главное — после даты взрыва. Тогда будет не стыдно озвучить версию об инсценировке во всеуслышание, а не только Орехову, который отреагировал довольно обидным: «Ты пьяный, что ли?..»

Разговор с Димой вообще дался Шилову тяжеловато. Друг и начальник в одном лице больше всего в жизни не любил странности. А Рома взял и выдал ему такую жирную странность, что того аж перекосило.

— Так, еще раз, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказал Орехов. — У тебя были две версии. Ты поговорил с женой и появилась третья. Да такая, что все остальное резко стало по боку. И ты уверен, что Данилов жив.

— Да…

— Уверен только потому, что запись с взрывом вызывает сомнения.

— Смонтирована это называется, — подсказал Шилов. — А еще у меня сомнения от того, что наш эксперт следов монтажа почему-то не заметил.

— Что касается самого трупа, — продолжал Дима, — его опознали, как Данилова…

— Предварительно и спешно, потому что следак Зубченко подгонял. Савин вызвался все перепроверить.

— Так, хорошо, — у Орехова вырвался нервный смешок. — То есть теперь мы зависим от Савина и результатов экспертизы.

— Ну, в общем-то, как всегда.

— А эксперт-техник что говорит?

— Ничего. Меня послал, потом я замотался, а сейчас его уже нет, резко ушел на «больняк» и уехал в неизвестном направлении…

С этим экспертом-техником Рома здорово промахнулся и признавал ошибку. Нужно было насесть на него сразу, как только стало ясно, что запись смонтирована — глядишь, раскололся бы. Но Шилова захлестнули другие дела: поговорить с Савиным, организовать Вере встречу с Мыциком, озадачить оперативников из родного убойного, отправить Джексона следить за Зубченко…

И что теперь? Эксперт вне зоны досягаемости. Все пашут в поисках Данилова. А вся надежда — на Зубченко, который, как очень верно предположил Джексон, наверное, уже в глубоком пьяном коматозе.

— Вон то окно… Рома? Рома!

Шилов почувствовал весьма болезненный толчок в плечо и еле отбрехался от мыслей, которые кружили в голове хороводом. Он проморгался и посмотрел на Женю:

— А?

— Бэ. Вон то окно, говорю, на четвертом этаже. Он вчера приехал домой, вошел в подъезд и — через пару минут в той квартире свет зажегся. Ну, а когда уходил, наоборот, свет погас.

Рома посмотрел на пятиэтажку перед собой и прикинул, что это за квартира, судя по окну. Параллельно он размышлял, как быть. Ввалиться в дом и воспользоваться пьянством Зубченко? Глядишь, будет меньше упираться и что-нибудь сболтнет. А он вообще говорить может или лежит там под дверью невменяемый, заблевав все вокруг?

— Пошли, пообщаемся, — наконец решился Шилов, а Джексон поддержал его кровожадной ухмылкой.

* * *

После разговора с Шиловым Серега был не в состоянии спать, есть, слоняться по коридорам, бездельничать. Он смог только лечь на койку и уставиться в потолок. В голове яростно дрались мысли, и Серега явственно ощущал их удары. Раз — по затылку! Два — в лоб! Три — в висок!

Мысль о Данилове была самая болезненная. Она одновременно бодрила и вгоняла в ступор. Зачем же ему понадобилось инсценировать свою смерть, а главное, зачем он подставил Серегу? Испугался наказания? Допустим, но не лучше ли ему было тогда просто сбежать сразу после разговора или взрыва? Однако он поступил по-другому: нашел взрывника, похожего на Серегу, попросил — наверняка! — своего друга Зубченко насесть на него и подкинуть Сереге в квартиру доказательства о слежке. На кой черт? Как будто в изоляторе или дурке Серега не мог бы рассказать правду. Предусмотрительнее было бы просто убить его, Серегу. И с какой радости Зубченко согласился помочь Данилову? Из-за одной только дружбы? Да не может быть!

Вторая мысль была всецело посвящена Шилову. Серега чувствовал, что тот близок к цели. А еще знал, что ему, в общем-то, под силу вытащить его отсюда. И ведь не за просто так, Серега действительно мог для чего-нибудь сгодиться. Он знал Данилова и был с ним одного уровня подготовки. Но Шилов почему-то этого не оценил.

По крайней мере, так Сереге казалось, пока его дурной покой не потревожил все тот же санитар. Выглядел он на этот раз странно, одновременно воодушевленно и сердито. Когда санитар вновь повел Серегу по коридорам, он невольно задумался, уж не избить ли его собираются? Рожа соответствовала. Но санитар завел его в комнату, смахивающую на кладовку: повсюду тряпки, швабры и запах порошка, — вытащил из угла черный пакет и протянул Сереге:

— Переодевайся.

Повторять дважды не пришлось. Серега запихал рвущиеся из глотки вопросы и легкое изумление поглубже — до лучших временем — и за минуту сменил больничные шмотки на обычную одежду. Затем санитар повел его по коридору, свернул, завел под лестницу и вывел через аварийный выход. Впереди в обе стороны тянулся глухой забор. Под ногами хлюпала снежная грязь.

— Лезь через забор.

— А дальше?

— Там машина. Камер здесь нет. Не попадешься.

Серега кивнул и, чувствуя себя героем плохого боевика, подошел к забору. Туда, где была навалена груда всякого хлама — неплохой трамплин. Дальше легко — подтянуться, забраться, спрыгнуть на ту сторону.

А там его ждал Шилов и поприветствовал фразой:

— Ты мне пять штук должен. Цена твоей свободы.

— Пригов убьет, — в свою очередь заявил Серега, когда оба уже сидели в машине и уехали в неизвестном ему направлении.

— Старший или младший? — хмыкнул Шилов.

— Да оба.

Некоторое время они молчали. Сначала Серега таращился на дорогу — ощущение было такое, словно он отсидел пару лет и вот наконец вышел, даже дышалось легче. Потом он осмотрел одежду — штаны в самый раз, кофта с капюшоном маловата, а куртка, наоборот, чуть великовата, но в целом нормально. Только откуда все это?

— Завалялось в закромах главка. Ну, всякое, за чем хозяева так и не пришли, или что периодически используется для работы, — словно прочитал его мысли Шилов. — Я подумал, что в пижамке тебе будет жарко, а в хату к тебе лезть… боюсь, жена не поймет.

— Понял, — послушно кивнул Серега и спросил: — Объясни хоть, куда едем?

В комнате свиданий на «ты» он перешел сам того не заметив, был слишком напряжен и не слишком следил за словами. А после побега, организованного Шиловым, «выкать» казалось глупым.

— К Зубченко в квартиру. Нашлась запись. Настоящая. Я хочу, чтобы ты взглянул.

— Шутишь? — пробормотал Серега, не поверив ушам.

Шилов не ответил. Вид у него был двоякий: вроде бы доволен, а вроде и не очень. Что же он там увидел-то на видео? Или это из-за чего другого? Серега размышлял об этом всю дорогу. Точнее, пытался, но постоянно переключался к ревущей во всю глотку мысли: сейчас он увидит, что произошло в тот день на самом деле.

Наконец «тойота» встала под окнами пятиэтажки. Серега выбрался из машины с замершим сердцем и непослушными ногами, и только беззаботные возгласы детей на качелях и горке заставили его стряхнуть с себя легкое оцепенение.

Спокойно. С чего это он так разволновался?

Пока поднимались по лестнице, Серега пытался представить себе квартиру Зубченко. Но все зыбкие картинки разлетелись в прах, когда он перешагнул порог. Двушка выглядела так, словно в ней похозяйничал маленький смерч. Прихожая и кухня были еще ничего, а вот гостиная, да и спальня (Серега успел заметить краем глаза через открытую дверь) оказались перевернуты с ног на голову. Из спальни так еще несло чем-то мерзким. Под ногами хрустела всякая мелочевка: ручки, фоторамки, зарядники от телефонов и прочих гаджетов, флаконы от парфюма, осколки изящной вазы и, кажется, того, что еще недавно было симпатичным желтым светильником.

В углу свалился на бок еще один длинный светильник. В центре гостиной кверху ножками валялся столик. Экран телевизора, что висел на стене, местами треснул. Настенные часы, казалось, вот-вот рухнут. Накидка для дивана сползла до самого пола.

На самом диване сидели двое: крупный мордатый тип, больше похожий на бандита, чем на мента, и худощавый кудрявый очкарик. Первый, судя по расслабленной позе, в этом бардаке чувствовал себя как рыба в воде. А второй, кажется, вообще ничего, кроме ноутбука у себя на коленях, не видел.

Серега, уставившись на них, задумался, а где, собственно, Зубченко, и хотел уже спросить вслух. Но вдруг услышал откуда-то сбоку какие-то булькающие, хрюкающие, хрипящие звуки.

— Минут двадцать уже унитаз пугает, — сообщил бугай и пристально вытаращился на Серегу.

От его взгляда Сереге стало неуютно. Он в принципе не любил, когда его рассматривали, а последние дни все только этим и занимались, поэтому терпение его было на исходе.

— Сань, — позвал Шилов, и очкарик наконец поднял голову от экрана ноутбука. — Покажи запись.

Через две минуты пошли черно-белые кадры. Две секунды любования пустым двором — наконец появился человек. Качество записи было не ахти, и Сереге пришлось прищуриться, чтобы лучше видеть. По обе стороны от себя он чувствовал выжидающие взгляды и подумал, что без них было бы проще — они давили и будто требовали «опознавай давай!»

Не Данилов. Это Серега понял сразу, и дело было не в версии с инсценировкой, в которую они все отчаянно вцепились. Человек был похож на Данилова ростом, телосложением, да и лицом более-менее, учитывая качество видео, но он совершенно по-другому двигался. Более развязно — бывшие военные, которые всего несколько месяцев, как завязали со службой — даже с преподаванием военной тактики! — так не двигаются. Этот двигался…

Думай, Серега!

…вразвалку или враскачку, как…

Нет! Немыслимо! Серегу осенило, но он испугался своей догадки и, словно пытаясь отбросить ее, всмотрелся в человека. Тот подошел к машине, замер, посмотрел влево, а затем вправо, лицо во второй или третий раз мелькнуло в кадре. Обычное лицо, немолодое, но и нестарое, черты размыты, еле-еле различим разве что нос. Довольно крупный. Волосы очень короткие, светлые. Или это только так кажется на черно-белом фоне?

Бабах! Звука не было, но Серега его словно услышал, а потом сказал задумчиво и чувствуя, как вхолостую щелкает память:

— Еще раз.

— Ты его знаешь? — спросил Шилов.

— Еще раз, — повторил Серега и постарался выровнять голос.

Снова черно-белые кадры. Походка враскачку. Оглянулся раз, оглянулся два. Но лица не распознать — слишком быстро. Подошел к машине, остановился. Опять головой туда-сюда. Теперь времени рассмотреть на долю секунды больше. Нос сразу бросился в глаза. И волосы — короткие-короткие, будто совсем недавно отросли на лысой голове.

И походка. Вразвалку. Враскачку. Морская походка. Военные на суше так не ходят. Так ходят моряки.

— Это, кажется, Грек.

Ноябрь

Данилов взорвал в своей машине Грека и с помощью Зубченко свалил все на Мыцика. Эта вроде бы не самая сложная мысль никак не укладывалась в голове ни вдоль, ни поперек, ни свернувшись клубочком. А все потому, что Рома был уверен — жертвой взрыва стал какой-нибудь наемник из «Пламени», да и СВУ тоже заложил один из бойцов. Возможно, даже один и тот же. Откуда взялась эта уверенность — Шилов не знал, но другие версии практически не рассматривал.

А тут вдруг Грек.

Мыцик опознал его не особо уверенно, но вид у него стал такой, словно он увидел на записи воскресшего Усама бен Ладена. И Рома ему поверил. А затем вспомнил, как часто в их разговоре в комнате свиданий мелькнуло это прозвище. Раз пять или все двадцать пять? Но почему-то Шилов не особо обратил на это внимание. Наверное, потому что он всего один раз в жизни имел дело с террористами — и те в итоге оказались не террористами вовсе. В общем, работать с ними, а точнее, против них, он не умел. Грек же виделся ему едва ли не мифическим существом, который вроде бы есть, а вроде бы его и нет.

— А что тут вообще случилось? — немного пришибленно после своего внезапного открытия спросил Мыцик, оглядываясь.

— Зубченко ловили, — отозвался Рома, попутно пытаясь разложить дело на кусочки с учетом новых обстоятельств.

В гостиной больше никого не было. Саня, который указал на монтаж в видео и нашел в ноутбуке оригинал, сидел на кухне и пытался вытащить хоть что-то полезное из телефона Зубченко. Сам Зубченко продолжал тихо блевать в туалете. Джексон отпросился в магазин, правда, не сказал зачем.

Вопрос Мыцика заставил Шилова вернуться на несколько часов назад. Тогда Рома и Джексон бесцеремонно ввалились в квартиру следака и наткнулись на него в спальне. Он лежал на кровати так расслабленно и тихо, что у Жени возникло подозрение: «Сдох, похоже». Но Зубченко в этот момент так раскатисто всхрапнул, что оба вздрогнули. Сначала Шилов хотел его растормошить, то потом решил, что будет проще обыскать хату без его ведома, а дальше — по ситуации. Они рылись в ноутбуке уже минут десять, когда Зубченко вдруг проснулся и нарисовался в гостиной. Бледно-зеленый, икающий и растрепанный — он немного походил на зомби. Только капающих с губ слюней не хватало для полноты картины. Гостям он не обрадовался. То ли не узнал в них начальника УУР и знаменитого Джексона, то ли просто был настроен крайне недружелюбно.

Рома с Женей едва успели переглянуться — а в них, сидевших на диване, уже полетело все, что попадалось Зубченко под руку. Сначала он выпотрошил настенную полку с канцелярией. Потом швырнул светильник. Затем добрался до зарядника — правда, угодил в свой же телевизор. Довольно долго Шилову и Джексону удавалось уклоняться от импровизированных снарядов. Однако разок Роме больно прилетело по ноге каким-то хлестким шнуром.

А потом Зубченко попал в Женю. Рома не заметил, что именно стукнуло друга по лбу. Вряд ли что-то тяжелое. Даже следа не осталось. Но Джексон рассвирепел. А Зубченко, кажется, слегка протрезвел. И нелепая война сменила локацию — Зубченко в ужасе рванул в спальню, Женя за ним. И, судя по глухим ударам и вскрикам, что расслышал Шилов через дверь и стенку, Зубченко там убивали.

Но убийства все-таки не случилось. Рома даже не знал, радоваться этому или нет. Минут через десять Джексон с рыком: «Тошнотик сраный!» — вернулся в гостиную. С тяжелым пыхтением рухнул на диван и рассказал, что, видимо, от раскаяния Зубченко блюет в спальне как гейзер, и он, Женя, ни за что туда больше не зайдет.

Кое-как Зубченко сам добрался до туалета и заперся там. А Рома с Джексоном вернулись к ноутбуку. Нужного видео они так и не нашли. Но Шилов не сдался и уговорил своего специалиста приехать и покопаться в железе. И тот умудрился найти ту самую запись. Оказалось, что Зубченко ее удалил, но не с концами, а весьма поверхностно.

Теперь у Ромы было доказательство, что Данилов не взорвался. Но человек на записи был ему незнаком, поэтому он решился на вызволение Мыцика из дурки. Интуиция подсказывала, что Мыцик может узнать этого типа. Но она же шептала, что Пригов-старший и Орехов непременно убьют Рому за такую выходку. Но других вариантов не наблюдалось, а план был прост и скор: дать денег санитару. Этот способ еще никогда не подводил, не подвел и сейчас. А раздобыть вещи для Мыцика Шилов велел Климову — тот был только рад отвлечься от поисков Данилова на камерах, и нашел подходящую одежду среди той, что иногда использовалась для работы: слежки и внедрения.

— Так Зубченко сказал что-нибудь?

Очередной вопрос Мыцика выбросил Рому из воспоминаний, и он покачал головой:

— Нет. То есть, когда Джексон дал ему леща, он что-то заорал, то тут же стал блевать, и… ну, сам понимаешь.

— Да щас он все скажет, — раздался из прихожей голос Жени, и через пару секунд он был уже в гостиной.

— Жека, тебе нельзя, — серьезно, хотя не без замешательства напомнил Шилов, зыркнув на бутылку водки у него в руке.

— Это же не мне. Этому, — Джексон кивнул в сторону туалета.

— Куда ему еще?!

— Да ты не понимаешь. Щас он догонится и все нам расскажет…

— Помрет он, а не догонится.

— Ну…

— Тащи его сюда, — сказал Рома. — Так попробуем достучаться.

Через две минуты Зубченко, уже совершенно не холеный и не уверенный, без гаденькой улыбки, но с подозрительным упрямством в выпученных красных глазищах был усажен на стул. Он икнул пару раз, вздрогнул и исподлобья вытаращился на враждебно настроенную троицу. От него разило кислятиной, мылом и пойлом. Но невменяемым он не выглядел.

— Где Данилов? — перешел сразу к делу Шилов.

Ответа не последовало.

— Мы знаем, что он жив.

Никакой реакции.

— А ты помогал ему.

Зубченко будто оглох. Рома не рассчитывал на такую глухую оборону. А Джексон по правую сторону от него недружелюбно оскалился. Мыцик стоял справа, и вид у него был совершенно нечитаемый — будто натянул непроницаемую маску.

— Зачем ты пошел на это? — попробовал Шилов снова. — Деньги? Что он тебе пообещал?

Тишина.

— Мы смотрели видео и знаем, что в машине взорвался Грек. А кем был взрывник?

— Падла, — выплюнул Женя с такой неприязнью, на какую только был способен.

Все это время Зубченко не двигался и походил на большую реалистичную куклу, которая не могла говорить — только смотреть, моргать и вонять. У Ромы зачесались руки, захотелось встряхнуть его как следует, чтобы признание вывалилось из всех дыр. Но он понимал, что вывалиться на него может лишь компот из блевотины и ругательств.

В кармане у него завибрировал смартфон. Шилов взглянул на дисплей — звонил Климов. Неужели с новостями? Он ответил и минут пять слушал без слов, затем сказал:

— Есть адрес, где может быть Данилов. И нам лучше поторопиться…

В этот момент Зубченко сделал то, что ожидали от него меньше всего: он вскочил со стула и кинулся на Рому с таким безумным видом, что Шилов оторопел и обронил телефон. Точнее, Зубченко, попытался до него добраться, но Джексон и Мыцик, не сговариваясь, набросились на него в ответ и еле скрутили. Тот словно превратился в ошалевшую гиену: изворачивался, скулил, царапался, кусался. Угомонился, только когда Мыцик осторожно перекрыл ему кислород, надавив на шею. Сознание Зубченко не потерял, но обмяк и затих.

— Дерется как баба. Взрыдни еще, — коснувшись свежей царапины на щеке, сказал Женя и пнул Зубченко куда придется.

Тот в ответ глухо охнул. А Рома, опомнившись, объявил:

— Ты, — он посмотрел на Мыцика, который выглядел так, словно ничего особенного не случилось, — поедешь со мной. Подробности по дороге…

— Э, а я? — вклинился Джексон.

— На тебе, Жек, это мурло, — Шилов глянул на Зубченко, как на кучку дерьма. — Делай, что хочешь, но он должен рассказать все, что знает. А знает он немало…

— Здрасьте, вы, значит, злодея брать, а я с этим…

— Ты на пенсии…

— А этот вон под следствием, и ничего, — Женя указал пальцем в Мыцика.

— Джексон, — Рома знал, что духарится он только для вида, поэтому терпеливо ждал, пока друг выдохнется.

— А как вы вдвоем-то?..

— Климов с Алмазовым подтянутся.

— Ну… ну ладно.

— Отлично, — Шилов махнул Мыцику, что наблюдал за ними с легким любопытством, и через минуту они уже были на лестнице.

* * *

«Тойота» неслась по городу, ослепленная сотнями фар встречных машин. Серега смотрел в темноту за стеклом, было часов пять или шесть, а уже ничерта не видно. Шилов за рулем пересказывал суть последнего звонка. Серега слушал внимательно и чувствовал себя уверенно. До сего момента его незаметно сковывало собственное положение: обвиняемый в убийстве, беглец из дурки, человек с неоднозначной репутацией. Но теперь Серега чувствовал себя в своей тарелке и представлял, будто просто едет на очередную операцию. Он подготовлен, он вооружен, он не один.

— Данилова засек один мой оперативник. Я велел ему посмотреть камеры на выездах из города, на заправках… ну, там, где можно поймать попутку и попытаться уехать, не особо светясь, — сказал Шилов. — Конечно, он не в розыске, но вряд ли сунется в аэропорт или на вокзалы. Вообще-то, я не особо рассчитывал на успех, но камера трижды засекла его на заправке. Относительно недалеко от нее на трассе стоит гостиница. Из тех, где ночуют дальнобои…

— М-м, дал денег водиле, запрыгнул в фуру, — сообразил Серега. — Конечно, придется время от времени менять транспорт, чтобы гайцы не засекли. Но шанс доехать куда надо неплох.

— На заправке он крутился вчера и сегодня. Есть шанс, что отсиживается в той самой гостинице и там же ищет жадного до денег попутчика.

Серега кивнул. Ситуация в общих чертах была ему ясна: Данилов, возможно, еще в городе, и они едут к нему. Но не давал покоя один вопрос, который Серега озвучил:

— Странно, столько времени прошло. Почему он еще не свалил?

— Поймаем — спросим.

Серега посмотрел на дорогу — темно. Перевел взгляд на ствол у себя в руке. Обычный «макаров» приятно холодил ладонь. Шилов достал его из багажника, и они переглянулись без слов. Уже в машине Шилов сказал:

— Можешь не прятать. Меня обычно не останавливают.

После этой новости Сереге ощутимо полегчало. До этого в голову нет-нет да лезла мысль: что будет, если их тормознут и любопытный страж порядка на дороге потребует документы.

Ехать им было еще прилично, поэтому Серега не стал тратить драгоценные минуты тишины и покоя впустую. Он проговорил про себя последние вводные: Данилов жив. Грек мертв. И, это странно, страшно и смешно, убил его Данилов. Он же закрыл Серегу в дурке ручонками своего друга-алкоголика. Из этого тонко и неуверенно вытекал вывод: вся эта дичь понадобилась Данилову ради избавления от Грека, а Серега… Серега, похоже, просто подвернулся под руку. От этой мысли его пробирала нервная дрожь, а горло начинал щекотать смешок. Он поразмыслил немного и поделился мыслями с Шиловым:

— Ну, вполне может быть, — согласился тот. — Это объясняет отсутствие адекватного мотива…

— А наш разговор…

— Это детский лепет, а не мотив. Меня больше интересуют два вопроса. Почему Зубченко взялся ему помогать? И как Грек так легко сел в его машину?

Серега пожал плечами. Он тоже задавался этими вопросами, но больше его занимал другой: почему именно тюрьма и дурка, а не нож в печень, раз Серега так помешал или так разозлил Данилова своим появлением в ЧВК «Пламя»?

Через двадцать минут впереди задребезжали огоньки. А еще чуть погодя «тойота» неповоротливо остановилась на парковке, заставленной фурами с яркими кабинами. Некоторые тягачи собирались уезжать, другие только приехали, многие таращились включенными фарами, поэтому кругом было светло и шумно, пахло бензином и солярой. К парковке примыкала гостиница: три этажа, тусклая вывеска, свет почти во всех окнах — значит, народу хватало.

— Накинь, — сказал Шилов и достал с заднего сидения бронежилет. — На всякий случай.

В мягкой полутьме Серега разглядел знакомую модель броника. Не самый надежный вариант, но лучше, чем совсем ничего. Он благодарно кивнул, снял куртку, нацепил бронежилет, снова надел куртку — понадобились считанные секунды. И при этом еще мелькнула мысль: а сам-то Шилов в защите? Спрашивать не решился.

Шилов выбрался из машины, Серега — за ним. Ствол он спрятал под куртку и постарался придать лицу устало-безразличное выражение, мол, я вообще тут случайно оказался. Они пошли ко входу, где курили, тянули пиво из банок и громко переговаривались мужчины самых разных возрастов. Никто не обратил на Серегу и Шилова никакого внимания. Никто, кроме двоих парней лет по тридцать. Оба были неуловимо похожи: то ли поведением, то ли выражением лица — и заметно нервничали. Серега успел напрячься, но вспомнил про таинственных Климова и Алмазова и решил, что это наверняка они.

Шилов тоже их заметил и пошел прямо к ним. На Серегу снова уставились как на экспонат в музее. Благо продолжалось это от силы секунд пять, затем Шилов одним взглядом вернул своих людей на рабочие рельсы. Сам Серега с них и не сходил.

— Мы поговорили с местным рабочим классом, — один из парней зыркнул на здание. — Они вспомнили Данилова. Сказали, что он тут уже четыре дня. Днем его не видно, шляется где-то. Уходит рано утром, возвращается под вечер.

— Сейчас он тут? — спросил Шилов.

— Они точно не знают. Но у него оплачено до завтрашнего утра.

— Как считаете, не соврали? Не прикрывают его?

— Нет, — уверенно сказал второй парень, который до этого молчал. — Хозяин говорит, с самого начала почуял, что клиент стремный. А ему проблемы не нужны. Обещал не мешать и даже всячески содействовать.

— Какой номер?

— На третьем этаже.

Серега переглянулся с Шиловым: «Готов?» — «Готов». И в этот момент зазвонил телефон.

* * *

Последние пять минут Рома слепым котенком шел по еле освещенному коридору. Отовсюду тянуло мылом и порошком. Шилов вспомнил план здания, который посмотрел на пару с Мыциком — где-то впереди была прачечная. Пока они старались запомнить расположение помещений, Климов и Алмазов потрошили номер Данилова. Тот представлял собой квадратную комнату: почти всю площадь занимала кровать, кое-как был втиснут шкаф, в углу пыхтел обогреватель. Ничего интересного найти не удалось. Даже личных вещей нигде не было. Видимо, все по-настоящему важное Данилов, которого в гостинице знали как Яковлева, носил с собой.

Изначальный план по захвату был прост: подождать Данилова в номере. Хотя Рома не забыл про подстраховку и отправил Алмазова вниз, следить за входом. Не задерживать в одиночку, а просто наблюдать на тот случай, если Данилов появится и тут же повернет назад. Также Алмазову было велено предупредить хозяина: зайдет Данилов — закрыть вход. В гостинице, судя по плану, также значился аварийный выход, но уже как пару лет был завален всяким хламом. Рома специально велел Климову проверить. Затея бродить по гостинице или парковке Шилову не понравилась, поэтому все четверо просто ждали. Свет в номере был выключен. Дверь заперта. Никаких признаков постороннего присутствия.

Однако тихого задержания не получилось. Данилов словно печенкой почуял засаду. Его шаги услышали после нескольких часов ожидания, практически ночью и в последний момент — когда дверь уже приоткрылась, и в номер робко вполз свет из коридора. Рома велел всем спрятаться так, чтобы Данилов не смог их увидеть, когда войдет — ни в темноте, ни при свете. Да и вряд ли он увидел, скорее почувствовал вязкую тревогу, что заполнила маленький грязный номер.

И Данилов удрал, даже толком не переступив порог.

Бегал он быстро, но и Рома с компанией не отставал. Однако в какой-то момент маячившая впереди спина в коричневой кожаной куртке исчезла. И пришлось разойтись на поиски. Шилов спустился на первый этаж, где номеров не было. Зато были служебные помещения, начиная каморкой для швабр и заканчивая прачечной.

Роме было тревожно. Но вместе с тем он радовался, что навстречу из темноты и глухих углов не выпрыгивали перепуганные люди. Ствол давно был готов к стрельбе, и у Шилова не было никакой уверенности, что рука не дрогнет, появись кто перед ним как черт из табакерки.

Довольно долго ничего не происходило, и Рома даже успел в деталях вспомнить и проговорить звонок Джексона, который сводился к тому, что Зубченко раскололся.

— Короче, ему поплохело шибко, и я предложил: я ему скорую, а он мне весь расклад, — рассказал Женя. — Ну, он поломался минут пятнадцать, но когда блевотина стала больше походить на кровь и ошметки кишков, сдался. Всего он не знает, но кое-что рассказал…

Как именно познакомились Данилов и Грек Зубченко понятия не имел, да и вообще никогда этим не интересовался. Знал только, что случилось это еще в бытность Данилова бойцом спецназа. А также знал, что Грек иногда использовал Данилова как информатора, чтобы быть в курсе, что происходит на его малой родине. Разумеется, информировал его Данилов не за «спасибо», а за хрустящие доллары и евро. Первое время такая ситуация вполне устраивала Данилова, а передача новостей была ему не в тягость. Кто же знал, что однажды Грек вернется в Крым, да еще и не один, а с целой оравой наемников из своей ЧВК, офисы которой были разбросаны в нескольких странах, в том числе в России.

Грек объяснил, что хочет проверить новичков на деле. Устроить своеобразный «курс молодого бойца». Кто справится — станут наемниками «Пламени» и будут участвовать в делах компании: воевать, захватывать судна в море, устраивать хакерские атаки и диверсии, убивать за неплохие деньги. А кто облажается, тому в ЧВК Грека не место. Данилов знал, что со своими ручными наемниками Грек сколотил неплохое состояние: все-таки услуги головорезов востребованы во всем мире. Но сам он участвовать в этой авантюре совершенно не хотел и спросил, почему вдруг Россия? Раньше Грек проверял бойцов подальше от родины, а тут такой риск. Оказалось, что Греку просто стало скучно, и он решил посмотреть своими глазами, на что способны российские силовики, которые не могли выйти на его след уже много лет.

Особо кровожадных планов у Грека не было: всего-то вынести с какого-нибудь охраняемого объекта что-то важное и посмотреть на реакцию спецслужб — поймают его людей или нет. Выбор пал на одну из военчастей, которых в Крыму хватало. Во многом этому поспособствовал сам Данилов: рассказал, что можно украсть и как. Если бы он знал, что после этого станет не просто наблюдателем за этим абсурдом, то, конечно, промолчал бы в тряпочку. Но было поздно: Грек велел втереться в доверие тех, кто станет искать пропажу, и сливать ему и его людям их планы — на всякий случай, чтобы КМБ не превратился в маленькую локальную войну.

Перспектива ходить по краю Данилову не понравилась, но деваться было некуда: он стучал, он предупреждал, он навел группу на тела солдат из части, которые по собственной глупости и жадности помогли людям Грека обчистить часть — зачем им валяться под солнцем и тухнуть? Когда силовики сообразили, что среди них есть предатель, Грек очень развеселился и велел Данилову не опасаться и не особо скрываться. Пусть, мол, они знают и чувствуют, что Греку известен каждый их шаг. Данилов не спорил, но стал думать, как обезопасить себя — на всякий случай. Все-таки ни сильное внимание ФСБ, ни лишние подозрения ему были ни к чему. Ни за какие деньги Грека.

Впрочем, тут Данилову повезло, все подозрения как-то разом свалились на замполита обворованной части Щепкина. А все потому, что тот очень нервничал и сам давал повод смотреть на себя косо: то шлялся повсюду, прислушиваясь и вынюхивая; то шатался среди ночи с бессонницей или бежал к любовнице жаловаться на жизнь. Вот если бы сидел тихо, то, может, и не влип бы.

Затея Грека с виду казалась продуманной до мелочей. Кто же знал, что среди бойцов есть настоящие придурки и трусы. Они-то и спутали карты и Грека, и Данилова. Сам Грек просто хотел понаблюдать за игрой в «кошки-мышки» и распрощаться с теми своими бойцами, кто по собственной тупости попадется в лапы противника. Но получилось все иначе.

Один из бойцов получил пулю. Остальные решили, что он труп, и бросили его в лесу. На него нарвалась группа. А он мало того, что не сдох, так еще и рассказал о финальном аккорде: лежбище своих братьев по оружию. Спецназ явился туда раньше, чем рассчитывал Грек, и вместо того, чтобы пасть под шквальным огнем, расстрелял большинство горе-наемников. Самого Грека там не было, но он был в бешенстве от такого расклада. Узнал о произошедшем он от нескольких беглецов, что смогли скрыться и позвонили ему в панике. Он отправил Данилова встретить их на подходе к поселку и привезти к нему. Но по пути эти ничтожества «сняли стресс» припасенной наркотой. Данилов с радостью расстрелял бы их на месте, но у него не было оружия. Поэтому он был вынужден послушать Грека: выбрался с ними из леса в поселок, чтобы там в ночи сесть за руль и уехать.

Но на их пути возник Мыцик — да так, что никак не обойти незамеченными, и у Данилова сдали нервы. Он подкрался к нему сзади, шарахнул по голове и, вконец растерявшись, спрятал свой обдолбанный балласт в первом попавшемся пустом доме. Им требовалось посидеть тихо всего минут тридцать, пока Данилов пригнал бы машину. Но эти идиоты, один из которых был ранен, истек кровью и умер, открыли стрельбу. И началась такая заварушка, что Данилов еле унес ноги, и лишь чудом никто его не заметил.

Прятки-догонялки, которые так хорошо начались, закончились маленькой катастрофой. Смерть почти всех своих людей Грека не покоробила, но вот обида чуть не задушила. Однако он взял себя в руки и снова избежал наказания, исчезнув как тень. Данилов же за свою работу получил вознаграждение, но гораздо меньше, чем он рассчитывал. И его сильно ужалила ярость на Грека.

Однако тот скоро попытался реабилитироваться. Предложил Данилову перебраться в Питер и занять место замдиректора ЧВК «Пламя». Но не просто так, а чтобы следить за новым директором. Заверил, что работа непыльная и прибыльная. Собственно, насчет второго не соврал, а вот первого… Данилову несколько раз доводилось участвовать в делах ЧВК. так сказать, внештатно, но при старом директоре, с которым они быстро спелись и даже проворачивали за спиной у Грека небольшие махинации. Новый же директор раздражал и напрягал, Данилов чувствовал себя собачонкой на привязи — то нельзя, это нельзя, сделай то, сделай это, проконтролируй то, проконтролируй это. Да и чесалось опасение, не узнает ли Грек о его причастности к махинациям. Он привык к приказам и риску на службе, но тут было другое, унизительное, поэтому ненависть к Греку росла как раковая опухоль — стремительно и болезненно.

А однажды она с треском лопнула. Случилось это после того, как бойцы питерского «Пламени» напортачили с очередным заказом: прикончили не того, и заказчик остался крайне недоволен. Грек признал вину перед клиентом, но взбесился на Данилова — какого черта он это допустил? Почему не поставил директора на место? Возможно, обошлось бы просто ссорой, но Грек все еще не остыл после вскрывшегося в «Пламени» беспредела: левые заказы, перепродажа оружия, мутные клиенты, тогда как сам Грек всегда тщательно подбирал заказы и не работал с кем попало ни за какие деньги. А тут еще нехватка рабочих рук и директор, который справляется абы как. Да и «крыша» Грека — кто-то из ФСБ, Зубченко не знал имени — предупредила его: если «Пламя» не умерит пыл, им всерьез заинтересуются. На Грека, может, и не выйдут — в документах не фигурировали даже его поддельные имена, но он точно потеряет пару тысяч нервных клеток и сумму в долларах с шестью нулями. Что касается Данилова, он был практически уверен, что его подозревали. Но при этом знал — он хороший специалист, и Грек не рискнет рубить с плеча. Но былым доверительным отношениям пришел конец.

Между ними словно пробежала черная кошка. В один день Грек взорвался от того, что Данилов совершенно не следил за положением дел в ЧВК и допустил черт знает что. А сам Данилов возражал, что он не директор, и требовал больше свободы и меньше уничтожающего контроля. Или, раз так, к черту нового директора, он готов занять эту должность и взвалить на себя груз ответственности. Вместо компромисса Грек окончательно озверел, поставил Данилова на счетчик и убрался обратно в Грецию. Снова он приехал только в ноябре — выяснить, почему Данилов не спешит платить по счетам. Он даже не подозревал, что задумала вчерашняя «шестерка».

А Данилов уже с месяц раздумывал, как бы прикончить Грека за все плохое и хорошее. Да так, чтобы обезопасить себя. Наконец придумал — нужно организовать инсценировку своей гибели. Убить вместо себя Грека, а самому уехать куда-нибудь далеко-далеко. Только ни в коем случае не в Грецию. Как это провернуть? Да очень просто: взорваться. И огонь слижет все глупые и бестолковые вопросы. Возможно, когда-нибудь менты допрут, что погиб не Данилов, но он уже будет далеко.

Вопрос, как посадить Грека в свою машину, Данилов решил быстро. Когда тот явился за деньгами, заявил, что ни налички, ни счета в банке у него нет. Зато есть машина. Очень неплохая машина. Данилову пришлось воспользоваться всем своим красноречием, чтобы разбить вдребезги жесточайший скепсис Грека («Нахрена мне твое корыто? Я сотню таких могу купить»). Было трудно и нервно, но он добился своего. И однажды утром Грек сел в уже «заряженную» машину. Это было последнее, что сделал бывший моряк и боевик.

На этом бы Данилов остановился, но когда он только раздумывал над планом убийства Грека, на горизонте снова появился Мыцик. Причем в «Пламени», откуда сам Данилов наконец решил уйти. Сначала Данилов хотел сделать вид, что они незнакомы, но все-таки что-то дернуло его завязать неловкий разговор. Позже он чуть не сожрал себя за это. Если бы не этот идиотский порыв…

Мыцик его опознал, а у Данилова вновь сдали нервы. Он не смог промолчать, потому что почувствовал, что Мыцик опасен. Он не из тех, кто сделает вид, что ничего не было. По крайней мере, ему так показалось. И Данилов решил впихнуть в план еще и его. Есть взрыв. Есть труп. А Мыцик пусть будет взрывником. В «Пламени» Данилов знал каждого бойца и легко подобрал одного максимально похожего на Мыцика. От него требовалось только «зарядить» тачку, а дальше свалить куда-нибудь далеко и надолго.

У самого Данилова забот было полно. Он выцепил Зубченко и предложил ему сделку. Суть ее была в том, что Зубченко делает все, что скажет Данилов, а тот в свою очередь решит главную проблему следака. Едва услышав об этом, Зубченко согласился. Он уже несколько лет жил в страхе перед одной калининградской «шишкой» — бывшим следователем, а ныне бизнесменом и политиком в одном лице. Как этому типу удалось за свою жизнь побывать и тем, и другим, и третьим Зубченко не знал. Но проклинал день, когда по молодости и глупости посмел наехать на него и с тех пор существовал как в клетке: шаг вправо, шаг влево — расстрел. Ни погоны, ни связи не могли помочь Зубченко справиться самостоятельно, потому что у «шишки» связи и возможности были еще круче, а вот Данилов мог. Зубченко знал об этом и решил променять работу на долгожданную безопасность и полную свободу.

Данилов рассказал ему о своем плане: взорвать Грека, «умереть» и выставить виноватым Мыцика. От Зубченко требовалось наплевать на закон и переть, как танк. Мыцика надо закрыть. Любыми способами. Алиби у него наверняка не будет. В квартиру можно подбросить что-нибудь подозрительное и связанное с Даниловым. А главное, на камерах будет взрывник, очень похожий на него. Зубченко согласился. А Данилов невозмутимо продолжил, что с трупом тоже придется повозиться. Он отдал Зубченко свой жетон, который носил всегда и везде, и велел подкинуть его к месту взрыва. И предупредил, что прежде надо его подержать в огне, чтобы вязался со взрывом. Зубченко снова безропотно кивнул.

Потом он поинтересовался, как быть с видеозаписью, на которой ясно видно, что в машину садится Грек. Данилов и тут не растерялся. Приказал забрать запись с камеры максимально быстро, а потом отдать ее одному спецу, который мигом смонтирует все так, будто взорвался все-таки Данилов. Спец отличный, поэтому штатный эксперт ничего не пронюхает. А если еще и денег ему дать, то вообще напишет в заключении любую удобную ересь.

У Зубченко были сомнения, не возникнут ли проблемы с опознанием только по одному жетону. Данилов, злясь, напомнил, кто из них следователь. Велел найти сговорчивого или тупого судмедэксперта и поторопить его. Да и кто, а главное, зачем будет тщательно возиться с опознанием какого-то там Данилова? Семьи у него нет, по документам безработный и совсем не состоятельный. Так что жетона и запись, на которой видно, что именно он сел в машину, должно хватить. Главное, чтобы запись признали подлинной.

Зубченко сделал все, что от него требовалось. Указания добиваться посадки Мыцика Данилов не давал. Велел просто как можно дольше продержать его за решеткой. Чтобы Мыцик измучился от своего положения, чтобы поломал голову над тем, в какую задницу он угодил, чтобы знал свое место и запихал свои подозрения куда подальше. А дальше — что будет, то будет. Если дело и развалится, то Данилов к тому времени будет уже далеко, а Мыцик здорово отхватит по психике.

Сам Данилов собирался буквально на вторые же сутки после взрыва убраться из страны с морского порта на контейнеровозе. Но внезапно план дал трещину. Его просто кинули, взяли денег, а обязательства не выполнили. Контейнеровоз до сих пор стоял в порту. А Данилову пришлось срочно заняться поиском других путей отхода. Он очень разозлился из-за неудачи и решил сорвать гнев на Мыцике — попросил, по возможности, перевести его в дурку, где, по мнению Данилова, было хуже, чем в тюрьме. А затем, подуспокоившись, стал дальше думать о себе. Соваться на вокзалы и в аэропорт он побоялся. Связываться с моряками больше не хотел. Чтобы поднять старые связи и улететь на каком-нибудь вертолете с военного аэродрома, не было времени, да и уверенности, что его не сдадут «свои» же. Решил уехать на какой-нибудь фуре с жадным до денег дальнобойщиком. Для этого поселился в придорожной гостинице и каждый день искал кого-нибудь, готового рискнуть. Нашел только вчера и собирался уехать сегодня то ли поздно ночью, то ли рано утром.

Кто именно согласился помочь Данилову, Зубченко не знал. А говорить сразу побоялся, потому что карьера его практически погублена, а проблема так и не решена. И он испугался, что, если Данилов попадется, то он, Зубченко, вообще останется в дураках.

После всего услышанного у Ромы были неоднозначные чувства. С одной стороны, он восхитился наглой самоуверенности Данилова. А с другой, ему хотелось плеваться от отвращения. У Мыцика рядом с ним (он слышал все по громкой связи) был такой вид, будто ему влепили пощечину. Но обменяться мнениями они не успели — только оба поняли, что Данилов просто так не дастся.

Под ногами что-то зашуршало, и Шилов вздрогнул. Тут же его буквально за шкирку выкинуло из воспоминаний. Он почувствовал, как что-то тонкое коснулось ботинка, и сообразил: это же почти как подвал, значит, мышь. Или крыса. Точнее, хвост. По крайней мере, Данилов точно не был бы так деликатен. Эта мысль успокоила, и Рома пошел дальше.

В этот момент далеко позади грохнул выстрел.

* * *

Серега спускался по лестнице второго этажа и прислушивался к удивительной тишине гостиницы, словно поблизости вовсе не метался в панике преступник, когда увидел внизу Данилова. Он тоже заметил Серегу и рванул куда придется. Серега, ничуть не мешкая, бросился следом.

Данилов явно растерял всякое хладнокровие и походил на крысу, которая ищет дырку, куда можно юркнуть. Но на первом этаже таких дыр не было, только двери — и те предусмотрительно заперты. Данилов бежал быстро, но и Серега не отставал. По пути даже ясно соображал — перед глазами будто был план, и он точно знал, что вот сейчас будет кладовка, впереди, через несколько десятков метров — заваленный хламом аварийный выход, а если прямо сейчас круто свернуть, то упрешься в железную дверь котельной.

Туда-то Данилов и рванул. Серега услышал, как со скрипом открылась тяжелая дверь, и через три секунды вбежал в помещение. Дверь за ним захлопнулась. Сама или?.. Серега обернулся и попытался успокоить себя: не мог Данилов так быстро сориентироваться, вбежать, выскочить и обставить его! Не мог!

Было темно, и еще пять невыносимо долгих секунд глаза привыкали к внезапной ночи. Серега весь подобрался. В темноте раздался шорох — словно ботинком прошлись по бетону. Или Сереге — среди пыхтящего и тихо гудящего оборудования — только показалось?..

Шорох повторился. И на Серегу накинулась тень. Все это время он сжимал ствол одной рукой, и палец давно лежал на спусковом крючке. Раздался выстрел. И тень пугливо ретировалась Сереге за спину. Он видел силуэт, но не слышал ни дыхания, ни шагов. На секунду ему даже показалось, что Данилов порхал над полом.

Серега круто развернулся и вскинул ствол. Он знал: впереди Данилов, дверь и стена, оборудования нет, значит, можно выстрелить снова, но не стал.

Раздался короткий скулеж. И тут наконец-то зажегся свет: Данилов, попятившись к стене, задел выключатель. Серега уставился на него во все глаза и при этом целясь едва ли не в лоб. Данилов стоял удивительно прямо. Пуля, похоже, оцарапала ему правое плечо — рукав разорван, но крови почти нет. Пистолета Серега тоже не увидел и даже слегка разочаровался: хватать безоружного — ощущения не те. Но он мигом прогнал эту мысль и насторожился: взгляд у Данилова был крайне нехороший. Он смотрел куда-то сквозь Серегу и дышал дьявольски неслышно.

Серега тоже не сводил с него глаз, но с каждой секундой внутренности сводило судорогой. Куда он смотрел? Почему так жутко? Что там? В голове чертовски не вовремя завязался спор: обернуться или ну его?..

Одна секунда. Две. Три. Серега понимал, что неплохо бы что-то сказать или прострелить Данилову ногу, а лучше обе, чтобы точно не удрал. Но голос будто пропал, а палец не слушался. А все из-за этого сатанинского взгляда!

И все-таки Серега обернулся. На секунду. На полсекунды. И, разумеется, ничего не увидел. Потому что Данилов погасил свет, дернул дверь, выскочил — и с той стороны подозрительно щелкнуло.

Серега ошеломленно уставился в темноту. Его заперли. Его обставили. От него сбежали.

Ему понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя и перестать слепо таращиться в темноту. Он подошел к двери, нашарил на стене рядом выключатель, зажмурился и яростно шарахнул по двери кулаком. Костяшки обожгло болью. Но Серега почти не почувствовал. Ему одновременно захотелось заорать и рассмеяться. Но вместо этого он бессильно сполз по двери на пол и затих.

Буквально через минуту Серегу выпустил Шилов. Через три минуты они, одновременно злясь на себя и ненавидя Данилова, смотрели на аварийный выход. Хлам не помешал Данилову воспользоваться им. Он просто расшвырял коробки, пакеты, мешки и прочий мусор. Да и деревянная дверь не стала для него серьезной преградой. Она была едва ли не выбита и еле-еле висела на петлях.

Через пять минут Серега и Шилов вышли через эту дверь на улицу. Кругом было темно и безлюдно. По трассе со свистом и таращась фарами пронеслась машина. С парковки не слышалось ни звука.

Серега посмотрел на время: почти два часа ночи, затем перевел взгляд на Шилова: тот затянулся сигаретой и расшифровал его взгляд:

— Фуры проверим. Может, не отказался он от своей идеи, но…

— Слабо верится, — закончил за него Серега.

Оба оказались правы. Максимально быстрая проверка фур и водителей закончилась жирным нулем. Данилов выскользнул, как тень, прямо у них из рук.

Две недели спустя

Рома попытался закурить, но ветер потушил огонек зажигалки. Он стоял в парке в свете фонаря и смотрел куда придется. За спиной у него работали люди: разговаривали, искали, фотографировали. Шилов слышал, как скрипел снег у них под ногами, и явственно чувствовал раздражение, что исходило от всех собравшихся в этот поздний час.

Еще бы им не раздражаться: темень, холодина, ветер. А они кружили вокруг трупа, которому кто-то пару раз ткнул ножом в печень. И все бы ничего, обычное дело. Но труп был непростой — очередная «шишка», время от времени мелькавшая в телевизоре с не очень адекватными заявлениями. Будь это просто какой-то случайный прохожий, Рому, который собирался уже ехать домой, не дернули бы в парк с формулировкой «обозначить внимание главка» — мол, видели и непременно найдем злодея.

А как искать-то? Как у любой «шишки» с длинным и неудержимым языком, у трупа наверняка был целый вагон недоброжелателей. А может, просто оказался не в то время не в том месте. Вот зачем он в девять вечера поперся в парк? Не с любовницей же обжиматься на заснеженной скамейке.

Шилов осмотрелся — кажется, уже раз третий за пятнадцать минут. Взгляд не зацепился ни за что новое: везде пусто, везде снег, везде горят фонари. Следов, конечно, полно, но какой с них прок?

Рома сделал еще одну попытку закурить — получилось, и место убийства перестало казаться таким глухо-безнадежным. Даже вспыхнула уверенность, что начальник убойного отдела Казаков найдет убийцу — из принципа и чтобы «сверху» на мозги не капали. Ресурсов у него хватало.

Краем глаза Шилов вдруг заметил, как из темноты в нескольких десятках метрах — там, откуда он сам пришел, вышла знакомая фигура. Он повернулся и присмотрелся. К месту происшествия шел Орехов. И даже с расстояния Рома видел, что он напряжен и взвинчен. Из-за этого хмыря, что ли, подумал он и неприязненно зыркнул на труп.

Пока Шилов гадал, Дима подошел совсем близко, и он убедился, что ему не почудилось. Начальник и правда был чем-то обеспокоен — держался прямо и смотрел хмуро. Что до самого Ромы, он уже пару дней как вообще ни о чем не волновался. Просто сил не осталось. Перегорел.

— Ну что тут? — спросил Дима быстро. Слишком быстро, а значит, на языке у него вертелось совсем другое.

— Труп, — обыденно заметил Шилов. — Это из-за него ты, Дмитрий Дмитрич, так… напрягся? — не стал он ходить вокруг да около.

— Да нужен он мне, — отмахнулся Орехов, помолчал немного и снова заговорил: — Мне тут позвонили и кое-что рассказали.

— Что? — Рома изобразил на лице крайнюю степень любопытства.

Прежде чем ответить, Дима секунд десять буравил его странным взглядом, который совсем не понравился Шилову. Будто… будто Орехов его в чем-то подозревал.

— Никулину, говорят, башку в камере проломили. Не наглухо, но черт знает, очухается или нет.

— Это не я, — ухмыльнулся Рома и почувствовал, как сердце забилось сильнее. — Башку проломить — не мой метод. Я стреляю. Это надежнее. Слушай, а может, он просто с шконки свалился?

— Может, — со вздохом согласился Дима. — Точно не…

— Точно не я, — чеканя каждое слово, заверил Шилов. — Если бы мог, стал бы столько месяцев ждать, а?

— Ну, твоя правда. А генерал Пригов? Вы же с ним вроде...

— Я ни о чем его не просил.

Рома не врал. С генералом он встретился, когда тот вернулся из своей короткой командировки. Свою часть договора Шилов, в общем-то, выполнил: с Мыцика вот-вот должны были снять все претензии. А задачи вручить настоящего преступника Пригову лично в руки у него никогда не было. Генерал тоже сдержал слово и обещал, если что, помочь по мере сил. Но Никулина они не обсуждали.

В молчании Шилов чувствовал, как на лицо упрямо наползает улыбка, но пока кое-как контролировал себя. А Орехов выглядел так, словно завтра его самого закроют за Никулина. Наконец Дима снова заговорил, точно убеждая самого себя:

— Ты ведь не единственный его враг. И, действительно, как бы ты туда попал. А заказать убийство — не твой стиль. Да?

— Да, — Рома кивнул, а когда Орехов отошел на пару минут, чтобы поближе рассмотреть труп, беззвучно рассмеялся.

* * *

Два месяца спустя

— Физик, иди-ка за мной!

Пригов поймал Серегу в коридоре настолько неожиданно, что он немного растерялся. Вид у генерала был удивительно торжествующий. Серега задумался, уж не пора ли поздравлять с новым званием, но тут же опомнился: да с чего вдруг? Всего пару месяцев назад еще дрючили все, кому не лень! Подозрительно… Вдруг вспомнилась фраза Пригова после того, как от Сереги все отвязались: «В НИИ тебя какой-нибудь запрятать, что ли, чтобы не влипал никуда больше, а?» — и тон тогда у генерала был такой, что Серега не понял, шутил он или говорил всерьез.

— Да не бойся ты, — поторопил Пригов, заметив, что Серега замер в нерешительности.— Покажу кое-что.

Деваться некуда, Серега пошел за генералом, гадая, в чем дело. Соображалось так себе: сначала не выспался, потом четыре часа натаскивал молодняк на свежем — холодном и злом! — воздухе. Промок до нитки и, похоже, так и не смог вдолбить в деревянную голову Евсея хоть что-то полезное. Только вернулся, только сменил форму, только высунулся в коридор, невкусного кофейку выпить из автомата — и вот вам, пожалуйста, Пригов!

На ум так и не пришло ничего нормального. Но зато Серега ужаснулся: уж не подарит ли генерал очередного новичка — так сказать, в честь прошедшего почти месяц назад Нового года? Сереге, конечно, нравилась его работа, но ему бы сперва с состоявшейся группой «наиграться», а потом можно и новую собрать. Однако объяснять все это Пригову он и не подумал. Зачем? Все равно будет так, как генерал пожелает.

Тогда что же он собрался показывать?

Хорошо бы в отпуск, незванно вклинился внутренний голос, и Серега поморщился. Ага, конечно, отпустят его, как же. Отдыхал уже после ранения, да и в дурке было почти как в санатории. А потом его долго таскали по скучным допросам, где он тоже, в общем-то, не напрягался. Но мозг все равно отчаянно рвался в отпуск. А Сереге оставалось лишь вздыхать.

Наконец они пришли. Но не к кабинету Пригова, как Серега рассчитывал, а к глухой комнате допросов. В последний раз Серега бывал там летом или даже раньше, кажется, в мае. Сейчас-то там что делать?

— Готов? — подозрительно спросил Пригов.

— Да, — кивнул Серега, хотя хотел спросить, к чему, собственно?

— Ну, иди, поздоровайся тогда.

Генерал открыл тяжелую стальную дверь и пустил Серегу первым. Тот вошел и замер. В комнате воцарилась мерзлая тишина. За столом сидели двое. Первого, худощавого и в костюме, Серега знать не знал. А вот от второго пропал дар речи. Это был закованный сзади наручниками Данилов. Правда, Серега не сразу его узнал. Плечи осунулись. Светлые волосы уродливо обесцветились. Глаза как будто стали темнее и злее. На подбородке переливался всеми цветами радуги довольно крупный синяк. На скуле краснела ссадина. Потрепало его в бегах.

Через минуту речь вернулась к Сереге, но он все равно не решался спросить Пригова, что это значит и как Данилов умудрился попасться. Во-первых, смущал незнакомый тип, а во-вторых, было неловко нарушать эту торжественную тишину.

— В Польше попался, гаденыш, — сообщил генерал, словно прочитав его мысли. — Что же за два месяца так недалеко удрал?

Серега хотел усмехнуться, но получилось только уставиться на Данилова во все глаза. Он выглядел растоптанным и униженным. Затем Серега покосился на типа в костюме, мелькнула мысль: это поляк, что ли? Поймал и в зубах сюда приволок? Но мысль лопнула, когда тип заговорил на чистом русском:

— Вы пообщайтесь, — он хмыкнул, встал и подошел к двери. — Может, получится. Нам еще ни слова не сказал.

— Пообщаемся, — заверил Пригов таким тоном, что Сереге на секунду стало жутковато. — Ну, Физик, хочешь что-нибудь спросить у старого знакомого?

Удивление прочно засело в голове, и Серега никак не мог от него отделаться. Перед глазами промелькнули события последних дней ноября. После стремительных разборок задержание Сереги признали незаконным. Запись официально объявили смонтированной. Труп стараниями судмедэксперта Савина опознали как Арсения Скворцова, он же Грек, хотя ради этого пришлось очень повозиться с поисками ДНК-материала. Зубченко вот-вот должен был получить путевку в Нижний Тагил. На ЧВК «Пламя», как голодные псы, набросились фээсбэшники. Данилова так и не нашли, объявили в розыск, и за все время он ни разу не мелькал на радарах. Тогда Серега не понял своих ощущений от его исчезновения. Не было ни злости, ни разочарования, разве что легкая досада. А тут вдруг — Польша и вот он, беглец. Все равно что припозднившийся новогодний подарок!

— Как его нашли-то? — пробормотал Серега наконец. — И почему Польша?

— А сейчас он нам все расскажет. Забавная, кстати, история. О том, как непредусмотрительно в бегах нажираться, как свинья, и дразнить польских стражей порядка. Садись, слушай.

Серега присел за стол в предвкушении и с внезапной уверенностью, что Данилов не станет играть в молчанку. А еще скоро очень надолго пропишется в Вологодской области.