Вкус Сахары. 3. Они и мы (гет)

Сразу после ужина Белла извинилась и, сославшись на усталость, ушла к себе. Невыносимо долгий день всё не кончался, хотя, по логике вещей, не мог же быть по-настоящему бесконечным?

На улице темнело, и она выбралась на балкон, чтобы подумать, окинуть взглядом прошедший день. Слишком много всего. Слишком быстро.

Наконец-то жизнь изменилась. За последнее десятилетие в существовании Беллы не случалось ничего значимого лично для неё, сплошное застойное болото, и потихоньку она саму себя, точно старую лодку, поставила на вечный прикол. Но сегодня появилось стойкое ощущение, что старую лодку покрасили, столкнули в воду и пустили в новое рискованное плавание, будто только что построенную.

Наверное, это из-за Орхана. Его слова, его губы и руки разбередили её душу, разбудили сердце, развеяли сонный тягучий покой, посеяли смятение и тоску. Впервые в жизни Белла разрешила себе думать о нём как о любимом человеке, впервые прикоснулась к нему как к мужчине, а не как к боевому товарищу. Но значительность и краткость происшедшего между ними вызвала острое неудовлетворение. Она не успела «распробовать», а потом появился главный ингредиент влюбленности — чувство нехватки присутствия возлюбленного и желание видеть его как можно чаще и дольше.

Мучительная смесь эмоций, беспрестанно ноющий клубок в солнечном сплетении… Белла не знала, что со всем этим делать, и попыталась проанализировать их истоки. Почему Орхан сказал, что их любовь невозможна? Почему они могут видеться только при свидетелях? Может, он и в самом деле женат? Всё возможно, ведь она о нём ничего не знает. Надо держать себя в руках и не показывать чувства. Орхан о них знает, и довольно. Остальное прояснится потом, после.

Белла долго смотрела, как густые сумерки переходят в ночь, как звёзды усеивают небо над Гизой, как над долиной восходит луна — огромная, белая, словно вылепленная из сахарной пудры. Завтра… Завтра ночью они все побегут туда — к пирамидам. Это место будто заворожило её — притягивало, звало, шептало голосом вечности. Они похожи на рифы, стоящие неподвижно в волнах повседневной суеты. И Белле хотелось ухватиться за них и затормозить собственное мчание по течению.

Днём, до приезда дяди, у неё ещё оставалось немного времени. И Белла позвонила Луису на служебный телефон. Столь же коротко, как была написана записка, она пожелала счастливого пути. Проигнорировать это путешествие было нельзя, раз уж оно совершалось по воле оборотницы. Странное дело, чем покладистее и смиреннее вела себя Мэллори, тем сильнее злилась Белла. Вся эта безобразная ситуация никак не подходила к логическому завершению, она вообще не двигалась ни вперёд, ни назад. Неужто стихийница всерьёз полагает, что достаточно простого извинения и объяснений причины убийства, чтобы вернуть дружбу? С другой стороны, а что она ещё должна сделать — убиться лбом об стену? А не лучше ли разойтись в разные стороны и забыть друг о друге?

Белла улеглась в постель и, чтобы немного успокоиться и усмирить раздражение, стала вспоминать глаза Орхана — теперь их цвет казался тёплым и родным, и мерзкий клубок в сплетении перестал ныть и наполнился странным трепетом. А потом она уснула и первый раз за неделю спала без кошмарных сновидений.

14 сентября 1950 г.

Разговор за завтраком тёк лениво и, в основном, бессвязно. Самир и Мелвин готовились после кофе сразу уехать на работу, Джемиль — в клинику, а Суат, как всегда, на занятия в университет. Дома оставалась обычно только хозяйка. Да ещё Белла, которой пока что деваться было некуда.

— В газетах опять пишут о беспорядках на канале, — сообщил Джемиль, неторопливо отхлебывая чёрный несладкий кофе.

— Проклятые англичане! Когда же они уберутся к себе! — в сердцах воскликнула Нуайма.

— А что не так с англичанами? — лениво поинтересовалась Белла, наслаждавшаяся утренней прохладной внутреннего дворика и кофе со сливками и ванильным сахаром.

— Да всё то же, душа моя, — вздохнула тётка.

— А что именно? Простите, я не в курсе текущих событий.

— Ситуация на Суэцком канале, — коротко бросил Самир. — Нескончаемая наглость Великобритании.

— Военные действия закончились ещё в 1914 г., протекторат отменен в 1922-м, но фактически война за Суэцкий канал всё продолжается, — пояснил Мелвин. — По англо-египетскому договору, здесь по-прежнему находятся британские войска, Англия контролирует нашу экономику и внешнюю и внутреннюю политику. И, как это ни оскорбительно, Египет даже теперь, после Второй мировой войны, остаётся британской военной базой.

— Его Величество Фарук I крайне непопулярен у своего народа, — заметил Джемиль.

— Чем же он не угодил? — на всякий случай спросила Белла, предпочитавшая больше слушать, чем говорить. — Я слышала о том, что ваш король — монарх весьма так себе. Но чем конкретно недовольно население?

— Например, его полным пренебрежением к обязанностям главы государства, антинациональной позицией, взяточничеством его госаппарата, непомерным стремлением Его Величества к роскоши и разврату, ярым противостоянием «Вафд», — в двух словах обрисовал Джемиль политический портрет короля.

— Понятно… — оторопело отреагировала Белла. — А «Вафд» — это?..

— Партия национально-освободительного движения. Националисты. Ратуют за переход королевства к конституционной монархии.

— Ну, «Вафд» тоже не слишком расторопны. Шаг вперёд и два назад, как говорится, — Самир со стуком поставил пустую чашку на мраморную столешницу одноногого столика. — Они хотят полного контроля Египтом Суэцкого канала, но пока мало преуспели в этом.

— В общем, у всех аллергия на Великобританию, — подытожила Нуайма.

Вечерами у себя дома, после работы, Белла любила смотреть сохраненный на ноутбуке сериал «Пуаро» с великолепным Дэвидом Суше в главной роли. В одном из эпизодов этого уютнейшего сериала рассказывалось о похищении у египетского принца Фарука рубина необыкновенной ценности — украшения, созданного ещё во времена фараонов. Каждый раз, вспоминая этот эпизод, Белла слышала голос того юного царственного нахала: «Мой отец долго не проживёт… «Вафд» — это скоты!..». Правда, тогда ей казалось, что упоминается BAFTA, и непонятно было, почему этот человек считает работников Британской академии кино и телевизионных искусств скотами. И ещё другие слова: «В интересах Британии, чтобы трон получил принц Фарук…». Но тогда для Беллы это было не более чем обстоятельствами, условиями задачи для премудрого бельгийского детектива. А вот сейчас она увидела всё это в совсем другом свете. Принц Фарук действительно приезжал в Великобританию — это было ещё до войны с Гитлером. Тогда принц учился в британской Королевской военной академии. А теперь, в нынешнем 1950-м году, он уже давно Его королевское Величество Фарук I. И его конфронтация с националистами всё усиливается, ведь король заинтересован в том, чтобы Суэцкий канал курировала Британия, которая ему так нравится!

«Кажется, моя жизнь в Египте походит на игру «Собери мозаику»!» — подумала Белла.

— Хорошо, что я ирландка, а не англичанка.

— Верно. Хотя многие, пожалуй, не увидят разницы.

— А зря, — Мелвин долил себе кофе из кофейника.

— Ирландия боролась за свою независимость — сначала с викингами, потом с англичанами — тысячу лет. В 1922 г. Ирландия перестала быть английской территорией и обрела статус доминиона. А год назад она перестала быть и доминионом и вышла из британского Содружества, — Белла аж порозовела от гордости за свою родину и от того, что многие события, способствовавшие обретению независимости, произошли у неё на глазах. — Я много могу рассказать об этом.

— Прекрасная тема для вечерней беседы, — подала наконец голос Суат. — Тысяча лет борьбы — это так впечатляет!

Мужчины поднялись.

— Дамы, не забудьте, что к обеду мы ждём гостя, — напомнил дядя Мелвин. — Чем порадуете?

— А чего бы вы желали? — осведомилась Нуайма.

— Чего-нибудь неожиданного, — Джемиль с лукавой улыбкой посмотрел прямо в глаза кузине. — Любопытно узнать, что умеет готовить сестрица Белла.

— Что ж, постараюсь вам угодить, — дипломатично отозвалась озадаченная Белла.

После завтрака Нуайма и Белла отправились в Центральную часть Каира, где располагалось множество модных дорогих магазинов и бродили туристы.

Несмотря на обилие иностранцев, даже в самой современной и цивилизованной части Каира мужчины ходили в тюрбанах и галабеях, похожих на ночные рубашки, а женщины укрывались паранжой или хиджабом. И даже здесь можно было увидеть нагруженного осла или верблюда.

Проезжая в автомобиле дядюшки по асфальтированным улицам, то узким, то широким, Белла во все глаза разглядывала местную реальность: парки, роскошные отели, красивые жилые дома, сверкающие в лучах утреннего солнца витрины магазинов…

Перед тем как отправиться на работу, дядя Мелвин выдал им с тетей хорошую такую сумму на покупки: чтобы, сказал он, племянница оделась как следует и обзавелась милыми сердцу женскими штучками.

— Я практически не участвовал в твоей жизни, девочка. В силу сама знаешь каких причин. Но я брат твоего отца, так что, считай, его заместитель. И, как твой младший папа, хочу, чтобы тебе было удобно и хорошо с нами. Здесь ты у себя дома, и тебе нет нужды о чём-то переживать. Мы о тебе позаботимся.

Белла, рассчитывавшая обогатить гардероб всего парой подходящих платьев, хотела было возразить:

— Но вы и так слишком добры… Вы все… Вы приняли меня как…

— …родную?

После этого уточнения Белла наконец успокоилась. Она всё никак не могла принять умом тот факт, что люди, никогда раньше её не видевшие и не знавшие, могут принять её в семью — вот так просто, с открытым сердцем, без условностей и испытаний на честность. Она слишком привыкла жить сама по себе. В Штатах этому быстро учишься. И вдруг почувствовать себя снова не бойцом с жизнью, не гостьей, приехавшей на пару дней, а любимой дочерью, бережно хранимой своей семьёй, — от этого слёзы закипали в глазах.

Город, лишь с виду христианизированный, на самом деле хранил своё древнее величие. Стрелами устремлявшиеся в небо минареты, купола мечетей, жилые дома — арабский архитектурный стиль вызывал ощущение попадания в восточную сказку.

Магазин, в который привела Беллу тётя, поражал не только мраморными полами, обилием зеркал и синей плюшевой мебелью, но и высокими ценами. Впрочем, одежда того стоила: качество тканей, цвета́ и покрой представленных образцов готового платья были отменными.

После двух часов, проведённых за примеркой всего, что подносили продавщицы, Белла вынуждена была признать, что делать такие покупки — непростое дело. Гора свертков всё росла, а тётя всё снимала с вешалок то одну вещь, то другую, подавала племяннице обувь пару за парой, показывала нижнее бельё, сшитое максимально элегантно и тонко по представлениям арабов этого времени. Средства для ухода за кожей и волосами, шарфики, палантины, пояса, сумочки… В итоге, в авто едва осталось место для самих покупательниц и их шофёра.

Когда они вернулись домой, было около часа дня, и, выпив по чашке чаю, женщины отправились на кухню. Тетя Нуайма просто отдала распоряжения поварихе — полной пожилой нубийке: бобовая паста, рис на курином бульоне, запеченный в духовке, обжаренные баклажаны в томатном соусе, фаршированный голубь… Белла осталась готовить сама. Слава богу, нашлось всё, что ей было необходимо, однако служанку на рынок всё же пришлось отправить — за початками кукурузы, и непременно в шелухе.

Кухарка с любопытством смотрела на белую женщину, неплохо говорящую на местном наречии и уверенно управляющуюся с кухонной утварью. От того, что она готовила, пахло необычно и очень вкусно. Ингредиенты были все знакомые. Но блюдо, для которого потребовалась кукурузная шелуха, вызвало особый интерес.

Наконец, управившись с задуманным угощением, Белла, едва живая, вползла в свою комнату. Она думала прилечь отдохнуть — всего на полчасика, ведь время до обеда ещё есть. Но потом поняла, что лучше бы полежать, но в ванне, потому что надевать новый наряд на пыльную потную кожу — это кощунство.

Вот чем хорошо деление дома на мужскую и женскую части — можно не бояться, что мужчины увидят тебя не в том виде. Или зайдут в женскую ванную в неподходящий момент.

Она застонала, погружаясь в горячую пену. Тело заныло. И голова почему-то закружилась, всё поплыло перед глазами. Возможно, это из-за жары. Как люди живут в постоянной сауне? Этого она никак не могла понять.

Белла едва успела одеться к обеду, когда пожаловал пресловутый гость. Она предпочла бы не выходить к столу, а поесть попозже. Но Мелвин запретил и думать: ему нечего стыдиться своей племянницы, а племяннице совсем не обязательно следовать местным традициям, потому что она издалека и пусть не смущается, а ведёт себя как привыкла, тем более что по-другому у неё всё равно не выйдет. Исполненная горячей благодарности, она расцеловала дядюшку, чувствуя, что начинает любить этих людей.

Им всем пришлось подождать, потому что господин Камаль настоял, чтобы изложить своё дело перед совместной трапезой.

Разглядывая себя в зеркале, Белла любовалась новым шёлковым платьем богатого коричневого цвета, немного приталенным, с длинной, до пола, юбкой, суженными у запястий рукавами и широким отложным воротником из белого кружева. Очень дорогой наряд. Волосы она забрала в тяжёлый испанский узел у основания шеи. Всё-таки при посторонних неудобно щеголять совсем уж распущенной гривой. Белла постаралась наложить минимальный макияж — только подчеркнуть зелень глаз и чуть-чуть придать румянца бледной коже. Но образ всё равно получился яркий, и она ничуть об этом не жалела.

Мужчины провели наедине около четверти часа. О чём шла речь, никто из остальных членов семьи даже не догадывался. Впрочем, все и так знали, что едва за уважаемым господином закроется дверь, как глава семейства объявит цель его посещения.

Самир и Джемиль явились только на обед, их рабочий день ещё не закончился. А вот Суат, честно высидев последнее занятие, поспешила домой, где в последнее время стало так интересно.

«Ну, что ты пялишься! — невольно сердилась Белла, чувствуя на себе почти физически взгляд старшего кузена. — Дыру ведь протрёшь. Сейчас же опусти свои бесстыжие глаза!».

Прекрасно понимая, что она тут нечто вроде новой зверушки, тем не менее, считала, что неприлично так пристально разглядывать женщину, буквально принуждая её ответить тем же. К тому же, совершенно неясны были причины такого внимания. Ладно бы она была в возрасте Суат, оно понятно тогда: парень «поплыл», что называется. Но когда тринадцать лет разницы… Или ему нравятся кто постарше? Сознает ли он вообще эту разницу? Белла понимала, что, как и все вервольфы, выглядит намного моложе, чем есть. По сути, на вид ей по-прежнему не больше тридцати. Только усталость внутри не как у тридцатилетней, и всё копится, копится… Алекс бы сказал: «Поклонник появился? Круто. А ты, что, против, что ли? Женщина обязана быть преследуема толпой обожателей, иначе это значит, что она никому не нравится, вот что действительно плохо».

Алекс… Она едва удержала слёзы, готовые пролиться, невзирая на тщательный грим. И в который раз твердила себе: не сейчас, потом, вечером! Как страшно ей не хватало брата, его озорного характера, его безусловной поддержки и крепкого плеча! Раньше Белла никогда ни по кому не плакала — ни по отцу, ни по мужу. Слёзы не приходили, закипая и испаряясь где-то внутри. Она сама себе напоминала гору, внутри которой беснуется непрекращающееся извержение вулкана, а снаружи эта гора покрыта вечными ледниками. Алекс был единственным, чья смерть таки научила её плакать. Алекс…

Господин Махмуд Камаль был старичком почтенной наружности, с большой лысиной и совершенно седыми волосами по краям, маленького роста, носил внушительные очки на цепочке и имел приятные манеры. Кажется, всех присутствующих он знал давно. Когда Мелвин представил ему племянницу, старичок слегка вздрогнул.

Белла нутром почуяла странное поведение мужчин. Глаза не видели и уши не слышали ничего такого, но ей почудилось, что за обычными словами теперь кроется какой-то подтекст. Махмуд-бей был сама вежливость. Однако Белле показалось, что она ему не понравилась. Ах, эти восточане! В глаза расточают любезности, а сами думают всякие гадости. Ну да, это вам не американские грубияны, которые в лицо говорят те самые гадости и путают откровенность с хамством. Как бы то ни было, сказала она себе, мало ли кому она не нравится. Всем угодить невозможно, а о чужом мнении лучше даже и не думать.

Обед удался на славу, кухарка расстаралась. Белла начинала привыкать к здешней кухне, но особой радостью и великим облегчением для неё стали поданные всем столовые приборы. Всё-таки есть руками, когда накрепко привыкла к ножу и вилке, совсем не просто.

Когда перед каждым из обедающих поставили тарелку с чем-то, напоминающим перевязанные веревочками конверты, а в центр стола большой соусник, Мелвин переменился в лице:

— Тамалес! — с чуть ли не священным трепетом прошептал он.

— Я подумала, что это вас удивит, — смущаясь, объяснила Белла.

— Ещё бы! Я сто лет не пробовал настоящей мексиканской еды! — с жаром воскликнул дядя.

— А что это? — разглядывая содержимое своей тарелки, просил господин Камаль. Остальные тоже несколько растерялись. Только хозяин уже разрезал веревочку с одного из своих «конвертиков» и торопливо разворачивал его.

— Мексиканское тамале, — принялась объяснять Белла. — Нечто вроде фаршированных блинчиков из кукурузной муки. Их готовят на пару, потому и заворачивают в кукурузную шелуху, чтобы не распались. Начинка внутри может быть любой — овощи, мясо, фрукты, ягоды… Сегодня здесь курица, традиционно зелёные помидоры, кукурузная мука, сыр и лук. Обычно добавляют ещё острый перец чили, но я не рискнула — вдруг у кого-то непереносимость. Поэтому приготовила сальсу — острый мексиканский соус, в него кладут томаты, чеснок, жгучий красный перец, оливковое масло, лук и приправы. Он не тушится, а подается свежим. В него можно макать тамалес.

Дядюшка между тем уже запустил зубы в один из блинчиков и замычал с набитым ртом. Остальные тоже принялись за незнакомое блюдо и быстро оценили удивительный вкус угощения.

Следующим служанка подала кушанье каждому из присутствующих на отдельной тарелке.

— Энчилада, — представила Белла другое своё творение. — Готовится из мясного фарша, грибов, твердого сыра, овощей и тортильяс с большим количеством разнообразных приправ. Рулеты с начинкой запекают в остром томатном соусе с сыром.

На сладкое был воздушный чизкейк из авокадо, кокосового масла, печенья, сливочного сыра с добавлением мёда и сока лайма. По уверению Беллы, он не нуждался в выпекании.

За столом висела редкая тишина, хотя то один, то другой отдавал должное кулинарному таланту нового члена семьи.

— Значит, вы, госпожа Белла, бывали в других странах? — уточнил Мухмуд-бей, и по его тону нельзя было определить, ставит ли он ей это в заслугу или в вину.

— Да, — кивнула она. — Я бывала во многих странах. Но чаще всего в Мексике. Она покорила меня своей яркой экзотической красотой и удивительными традициями.

— Вы путешествовали одна? Вам не было страшно?

— В основном, меня сопровождал мой брат. Но путешествовать в одиночестве тоже совсем не плохо.

Махмуд-бей вежливо покивал головой. Когда все встали из-за стола, Мелвин наклонился и что-то шепнул гостю, на что тот ответил так же тихо: «Я подожду!».

— Белла, можно тебя на минутку? — окликнул её дядя и, взяв за руку, увёл из общей столовой в женскую гостиную.

— Я сделала что-то не то? — спросила его племянница, очевидно, готовясь к известию, что, поскользнувшись на невидимой банановой шкурке, с размаху села в лужу, подняв тучу брызг.

— Нет, что ты! Всё в полном порядке… — мистер Данн замялся, не зная как приступить к деликатному вопросу, потому что, в общем-то, сам ещё не отошёл от шока. Но делать-то было нечего, и он стремительно нырнул головой вперёд в омут: — Видишь ли, в чём дело… Господин Камаль просит у меня твоей руки.

Мелвин наблюдал за реакцией Беллы. Она даже рот открыла от удивления и с минуту стояла, хлопая ресницами.

— А?

— Ты всё верно услышала. Господин Камаль просит твоей руки у меня, как у твоего старшего родственника.

На этот раз пауза тянулась ещё дольше. Очевидно, молодая женщина пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями, и ей, потрясенной кажущейся абсурдностью ситуации, это не удалось.

— Но это неправильно!!! — она руками всплеснула, изливая беспомощное возмущение. — Я не знаю этого господина! Как я могу даже просто рассматривать кандидатуру человека, которого вижу впервые?! Я не могу выйти за него замуж! Не могу, и всё!!! Так не делается!!!

Мелвин мягко рассмеялся.

— Он не собирается брать тебя в жены, малышка. И твоей руки просит не для себя.

— Час от часу не легче. Значит, ещё кто-то на меня запал… И кто же этот… желающий?

— Его старший внук. Махмуд-бей утверждает, что ты с ним знакома и, возможно, не будешь против.

— Кто он?

— Его зовут Орхан. Я немного знаю его, как и его отца и деда.

Белла приземлилась на диван — ноги внезапно стали слабыми и ненадежными.

— Орхан?..

— Так что мне передать Махмуд-бею?

Белла честно высказала всё, что думала по этому непростому вопросу.

— А теперь… Ты позволишь мне, как брату твоего отца, выдать тебя замуж?