Вкус Сахары. 3. Они и мы (гет)

«А пирамиды совсем близко!» — подумала Белла, прикрывая ладонью глаза от слепящего полуденного солнца. Можно ли было предположить, что когда-нибудь она поселится там, откуда будет их видеть каждый день, и даже не на горизонте, хоть и вдалеке, — памятники великим тайнам, взирающие на людскую суету, полные презрительного молчания.

Дядя Мелвин приехал за ней, не опоздав ни на минуту. И странное дело: рядом с ним не возникло даже секундной неловкости, будто расстались они максимум год назад. Он по-прежнему был тем весёлым парнем с острым взглядом и извечной улыбкой на губах, только тёмные волосы и короткую бороду, скорее даже щетину, сильно пробила седина. Крепкий, поджарый, высокий, он был всё ещё интересным мужчиной.

— Малышка Белла! — он схватил племянницу в объятия и оторвал от пола. — Я тебя помню восьмилетней. Многие женщины с годами становятся неузнаваемыми, а ты всё та же, только подросла немножко.

— И я тебя помню, дядя, — рассмеялась Белла. Удивительно, она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которую любят и балуют. Давно забытое чувство.

Дом дядюшки Мелвина, или, лучше сказать, особняк располагался на усаженной пальмами улице, ещё мало застроенной жилыми домами и нежилыми тоже. Он выглядел внушительным и достаточно большим, в нём даже был внутренний дворик с фонтаном. Больше всего Белле понравились старинные интерьеры, такие, какие она видела в гостинице «Азенет». Атмосфера в ней царила настолько сказочная, что жаль было покидать это восхитительное гнездышко. И она ужасно обрадовалась, что и дядин дом ничуть не современнее.

Ещё более её удивила душевная теплота, с какой к ней отнеслись родственники, — казалось бы, совершенно незнакомые люди. Жена дяди Мелвина, госпожа Нуайма, красивая мулатка, похоже, имела нубийцев в роду. Она вела себя приветливо и притом очень спокойно и сдержанно, но в отсутствии родственного чувства её никак нельзя было бы упрекнуть.

— Хорошо, что ты дала знать о себе, дочка. Мы волновались, что от тебя нет вестей, — сказала тётя, поприветствовав племянницу мужа. — А твой брат? Он присоединится к нам позже?

— Алекс… недавно погиб, — преодолев мучительное душевное сопротивление, ответила Белла, молясь, чтобы не пришлось вдаваться в подробности. Ей пришлось сцепить руки за спиной, чтобы удержать нервную дрожь, охватившую её при упоминании о брате.

— Какое несчастье! Да, всё в руках Аллаха: и жизнь, и смерть. Он лучше знает, что ниспослать нам.

У дяди и тети имелось трое детей: два старших сына и дочь. Самиру было двадцать семь, он получил хорошее образование и занимался проектированием домов промышленно-гражданского назначения. Он был очень похож на свою мать — жгучий брюнет с удлинённым лицом, соболиными бровями вразлет, прямым аккуратным носом и, как у всех арабов, рельефно выписанными губами. От отца ему достались глаза — синевато-зеленые, яркие, будто подсвеченные изнутри. Он не был мулатом, но нубийские черты всё равно проявлялись.

Джемиль, моложе на два года, пожалуй, чуть больше походил на своего отца. Внешность он имел совсем арабскую и выглядел как принц из сказок «Тысячи и одной ночи»: светлая кожа, красивые светло-зеленые волчьи глаза, роскошные брови, точеный нос, соблазнительные губы. В отличие от Самира, как многие арабы, как и Орхан, он носил короткую бороду и волосы до плеч, которые у него были гораздо светлее, чем у брата. Джемиль учился на врача и был пока что интерном, но подающим большие надежды.

Оба молодых человека произвели на Беллу большое впечатление. Надо же, какие красивые люди в этой семье! В них обоих можно влюбиться до сумасшествия. Она искренне порадовалась тому, что её сердце несвободно. «Ох, как несвободно!» — с готовностью напомнило оно. Стоило вспомнить об Орхане, как оно, это сердце, стало походить на подтаявшее мороженое — вот-вот потечёт!

Кузены проявили хорошие манеры. Во всяком случае, внешне. Несмотря на почтительное обхождение, Белла ловила на себе чисто мужские оценивающие взгляды, чувствовалось, что это поколение уже совсем иное и более эмансипированное и раскованное, нежели предыдущее. «Забавно, — подумала Белла. — Они называют меня сестрой, но смотрят как мужчины. Что это — гормоны на жаре проявляются так активно или это чисто волчья сексуальность?».

Время было обеденное, и они перед трапезой впятером сидели в гостиной.

— Суат вот-вот вернётся из университета. Давайте подождем её, — предложила тётка. Вот они и ждали, ведя вполне светскую беседу.

— Изабелла — очень красивое имя, — заметила госпожа Нуайма, очевидно, чтобы заполнить паузу.

Белла задумалась.

— Да. Имя-герб. Имя-эталон. Оно для светских раутов и для того чтобы быть представленной королеве. К нему нужны платье на кринолине и роскошные украшения, чтобы не стыдиться прочей собственной ничтожности. Хотя у некоторых скорее появляется ассоциация с сортом винограда. Поэтому в обычной жизни я предпочитаю быть просто Беллой.

Мелвин, сидевший рядом, засмеялся и обнял её за плечи.

— Твой отец знал, что ты оценишь юмор. К примеру, с имечком Файоннагуала или Сиибхфхайонн ты бы не знала, что делать.

— Согласна. По сравнению с этими гигантами Изабелла Шеннон Данн звучит вполне безобидно.

— А что значит имя Шеннон, сестрица Белла? — спросил Джемиль, устремив на кузину лукавый взгляд.

— Так называется река в Ирландии, на берегу которой я родилась.

— Где живёт твой отец? — продолжила расспросы Нуайма.

— Последние двадцать лет папа жил в США. Он давно умер. Вторая жена отца — Кейтлин, мать Алекса — всё ещё живёт в Америке. У неё там бизнес.

— А твоя мать?

— Да, красавица Блэйтин… — мечтательно вздохнул Мелвин. — Как она?

— Мама осталась в Ирландии, в глуши, в родной деревушке, окруженной лесами и полями. Её не выманишь в большие города.

— Тебе говорили, что ты очень на неё похожа?

— Да, папа часто говорил это.

— Есть у тебя муж, дети? — Нуайма, видимо, твёрдо вознамерилась выяснить, из какой семьи новоявленная племянница.

— Нет.

— Жених?

— Нет.

Белла не сочла, что покривила душой. Орхан сказал о своей любви, но предложения он не сделал и, возможно, не сделает никогда.

— Это мы исправим, — улыбнулся дядюшка.

— Давно ли ты приехала в Египет? — спросила госпожа Нуайма.

— Мы прилетели чуть больше недели назад, — ответила Белла, опять внутренне сжимаясь в комок. — По срочному делу…

Тётка, потянувшись к Белле, деликатно взяла её руки в свои.

— Ты сказала, что твой брат недавно погиб. Его похоронили здесь, на Каирском кладбище?

— Нет, тётя. Его тело кремировано. Завтра наши друзья повезут прах Алекса в домой, в Ирландию, и передадут его вдове и сыновьям.

— Кремировано… — перевернулась Нуайма. — Как страшно!

— Он этого хотел.

Но тут дядя поспешил переменить тему.

— У нас будет время поговорить об этом.

В это время вернулась домой Суат. В отличие от красавцев братьев она не получила красоту от матери и её предков. При вполне посредственной внешности разве что глаза, голубовато-зелёные, с золотистыми искорками, составляли резкий контраст с её чёрными волосами. На вид ей было лет шестнадцать, хотя, как и все волчицы, она выглядела несколько моложе своих лет.

Скользнув по незнакомке любопытным взглядом, Суат обернулась к родителям. Мать, вставая с дивана, привлекла девушку к себе.

— Суат, поздоровайся со своей двоюродной сестрой. Это Белла.

— Старшая сестра! — Суат мило улыбнулась.

— Здравствуй, Суат, — Белла тоже ответила дружелюбной улыбкой. — Приятно познакомиться.

— Ну, а теперь обедать! — распорядился Мелвин.

Всё то время, что уже провела здесь, Белла изо всех сил старалась не обращать внимания на роскошь этого дома. Потому что всё, чего ей хотелось здесь, — это разрыдаться. Культурный шок — состояние жестокое. Она уговаривала себя, что ещё будет время побродить по огромному особняку. И лучше всего одной. Нет, гостиница «Азенет», хоть и невероятно уютная, а всё же гораздо скромнее. Откуда у дяди такое невероятное богатство? Это же не дом, а дворец султана! Тадж Махал какой-то, честное слово!

— Дочка, если ты захочешь перед трапезой переодеться с дороги — я провожу тебя в твою комнату, — понизив голос, любезно проговорила тётка по дороге в столовую.

— Боюсь, мне не во что переодеться пока, — развела руками Белла. — У меня с собой только джинсы и рубашка. Это то, что было на мне, когда нас буквально вырвали из дома по… по сверхважному делу.

— Ничего. Возьми сегодня что-нибудь из моих вещей, — успокоила её Нуайма. — А завтра утром мы поедем по магазинам, и ты сможешь купить себе всё необходимое.

Столовая разбила вдребезги все стереотипы Беллы. Обычно под столовой понимают место с большим столом, накрытым белой скатертью, с расставленными вокруг стульями, и заседание в ней всегда эдакое торжественное. Обычно во всех западных домах так и бывает. А тут…

— Это столовая только для членов семьи, — заявил дядя, втягивая племянницу за плечи в небольшую комнату.

Стены в ней были окрашены в неравномерный серо-зеленый цвет и чем-то очень напоминали фрески. С трёх сторон по периметру комнаты тянулся плюшевый диван однотонного сливового цвета, а к его спинкам были прислонены декоративные подушки с чу́дными восточными узорами — синие, розовые, зелёные, бежевые… В центре, окруженный диваном с трёх сторон, стоял стол из светлого дерева. Он был бы прямоугольным, но со срезанными углами смотрелся куда гармоничнее. На стенах по бокам висели керамические блюда, расписанные под мандалы. Люстра в несколько светильников и брат в углах столовой были выполнены из белого картона, усеянного кружевом вырезанных узоров. А створки раздвижной двери повторяли вырезанные узоры светильников.

Белла застыла на пороге, разглядывая всё это великолепие. Тут не было ничего лишнего, всё к месту и по назначению.

— Входи, милая, — подтолкнул дядя Мелвин. — Здесь мы едим, когда у нас нет гостей. Это место только для своих.

— А гости бывают часто? — спросила Белла. Не потому что действительно хотела знать, просто вопрос сам вертелся на языке.

— Частенько. У нас много друзей.

Оборотница села на диван у торцевой части стола. Интересно. Значит, её уже считают своей, членом семьи, раз привели сюда? Ещё интереснее то, что обычно поверхность обеденного стола расположена на уровне локтей, а этот стол скорее журнальный. Значит, тарелку придётся держать в руках.

— Так не годится, — заметил Самир, усаживаясь напротив неё. — Надо показать сестрице весь дом.

— Конечно, — согласно кивнула мать. — После обеда мы с Суат тебе всё покажем, дочка.

— А нас в компанию не принимаете, значит? — стрельнул глазами Джемиль, устраиваясь рядом с братом.

— А вас-то зачем? — бойко отозвалась Суат. — Вы, что же, дома не знаете? Заблудитесь, если не провести экскурсию?

— Ну, всё может случиться, — усмехнулся Джемиль. — Можно ночью и забрести не туда.

«Надо на ночь дверь запереть! — подумала Белла. — Надеюсь, в здешних дверях есть замки». С другой стороны, чего пугаться! После того как она дважды побывала в полном ужасов Запечатанном городе и вырвалась из него живой и невредимой, стоит ли бояться собственных кузенов? И Алекс бы вырвался, кабы не Мэллори… Нет, нельзя думать об этом сейчас!

Хозяева наперебой принялись угощать новую родственницу. Служанка трижды приходила с подносом, уставленным разнообразными блюдами. Как объяснили Белле, на сегодняшний обед приготовили блюда всех трёх кулинарных традиций, обычных в Египте. Первая и самая древняя — традиционная кухня долины Нила, истоки которой зародились ещё во времена фараонов и пирамид. Для нее характерно обилие мучных блюд и выпечка хлеба, который ещё со времён фараонов был основой рациона египтян. Вторая — арабская кухня (в VII веке Египет был завоёван арабами, что наложило отпечаток на формирование пищевой культуры), из которой заимствованы рыбные блюда. Третья — кухня Османской империи, под власть которой Египет попал в XVI веке. Из Турции пришли разнообразные мясные блюда, подобные кебабам, а также восточные сладости.

Как и в любой незнакомой среде, не обошлось без казусов. Белла не знала, смеяться или удивляться, когда ей сообщили, что здесь не будет ни ложек, ни вилок, ни даже ножей — традиционных столовых приборов европейцев и американцев. Нет бамбуковых палочек, какими пользуются китайцы и японцы. Арабы, оказывается, едят руками. Вот как, интересно, есть традиционный чечевичный суп? А с помощью пшеничной лепешки. Так же, зачерпывая кусочками лепёшки, пришлось есть кошари — блюдо, представляющее собой смесь из вареных макарон, обжаренного риса со специями, перемешанного с чечевицей, политую томатным соусом и сверху сдобренную жареным луком и нутом. Это было очень вкусно. Рыба, жареная гриль, с помидорами и сладким перцем, тоже пришлась ей по вкусу.

— Попробуй курицу под гранатовым соком, — предложила Суат, подставляя новое блюдо.

От мяса Белла со всей возможной деликатностью отказалась, объяснив, что с детских лет вегетарианка. Сотрапезники смотрели на неё с изумлением.

— Как это? — не понял дядюшка. — Ты волк, но не ешь мяса?

— А как же охота? — не удержался от вопроса Самир.

Белле понадобилось несколько секунд собраться с мыслями, чтобы растолковать им то, что у неё самой никогда сомнений не вызывало.

— Однажды в детстве я видела, как забивали свинью на мясо, — наконец ответила она. — С тех пор не могу. По сей день это мой ночной кошмар номер один.

Касательно свиньи ни у кого возражений не было, и она прекрасно знала, почему: для мусульман свинина — строжайшее табу.

— Но, кроме свиней, есть и другие животные… — намекнула Нуайма, сверкнув глазами, похожими на роскошные чёрные жемчужины.

— И они все хотят жить, как и та несчастная свинья. И все осознают, что их хотят убить. И им страшно, больно и ничего не понятно, потому что это с ними делают те, кому они доверяли. Лучше уж охотиться — животное, по крайней мере, тогда хотя бы может убежать или обороняться. Кроме того, поедание мяса ещё не делает волка волком.

— Это верно, — согласился Джемиль.

«А тут, в пустыне, на кого, прости господи, охотиться? — подумала она с досадой. — На змей и шакалов?».

— Простите, что испортила вам аппетит, — сочла нужным извиниться Белла.

— Ты не испортила. Тема неприятная, да, но мы же сами её затронули, — пожал плечами Мелвин.

— А когда ты перекидываешься, сестра? — поднял на неё глаза Самир.

Белла аж вздрогнула. Взгляд у старшего кузена был какой-то пугающий. В сравнении с чёрными, как ночь, бровями, зелено-голубые радужки глаз казались слишком светлыми, от этого мерещилось, что зрачками, как спицами, он пронзает душу того, на кого смотрит. Пожалуй, у них с Ноа есть нечто общее.

— Когда придётся, — опомнившись, ответила она. — А вы?

— Раз в неделю мы уходим за город. Туда, к пирамидам, — Суат махнула рукой в сторону. — Там хорошо и людей не бывает. Можно вдоволь побегать на четырёх лапах. Завтра как раз такой день.

— Хочешь — присоединяйся! — весело подмигнул Джемиль.

— Веди себя прилично, сын мой! — одернула его мать. — Прости его, дочка. Молодежь нынче совсем распустилась. Но Джемиль прав: если решишь пойти с нами, мы будем рады.

«Знали бы вы, до какой степени эта молодежь распустилась в моём времени!» — чуть не ляпнула Белла, но вовремя прикусила язык.

Принесли шербет и сладости: пирог Фытыр, Махалабею (египетский молочный крем) и египетские конфеты из фиников.

Появившаяся в дверях молоденькая востроглазая девушка-служанка затараторила:

— Старший господин, вам звонят!

— Ты спросила, кто? — строго поинтересовался дядя Мелвин.

— Этот человек представился как господин Махмуд Камаль.

— О!

На лице дядюшки появилась задумчивая улыбка. Он извинился перед домашними и вышел.

Белла сделала готок шербета из своего стакана. Раньше она терпеть не могла чай из каркаде. Но здесь лепестки суданской розы были основой и только одним из компонентов. Она не могла бы точно перечислить все остальные, но, судя по вкусу и аромату, в напиток было добавлено много фруктов и специи.

— Что? Почему вы на меня так смотрите? — внезапно она осознала, что все оставшиеся разглядывают её, явно чего-то ожидая.

Суат хихикнула.

— Думаю, мы хотим услышать, почему ты до сих пор не замужем. Это… довольно неприлично — в таком возрасте.

«О господи! Что за отсталые взгляды... Быть женщиной — не повод и не основание, чтобы выйти замуж и стать курицей-наседкой!».

— Я вдова, — выдала Белла неубиенный козырь и разом сделала дальнейшие намеки и пересуды невозможными.

Родственники озадаченно переглянулись.

— Прости нам это любопытство, милая, — извинилась тётя с невесёлой улыбкой. — К Суат посватался молодой человек, и, кажется, ни о чем другом она думать сейчас не может.

— Всё в порядке, — Белла кивнула и неожиданно снова встретилась глазами со старшим кузеном. Интересно, выглядел бы он так же привлекательно без своей тщательно триммингованной двухдневной щетины? Прежде ей не нравились мужчины с растительностью на лице. Белла находила это нечистоплотным и вообще уродским. Но вон же — в этой стране, похоже, почти все носят бороду либо только усы. И никого это не уродует! А Орхана так она и вообще не мыслила другим и была бы резко против, вздумай он сменить иммидж.

Ей вспомнился отрывок из любимого романа:

"— У меня есть борода, — благодушно улыбнулся доктор Монтегю. — Моей жене, — сообщил он, — нравятся бороды. А многим другим женщинам — нет. Чисто выбритый мужчина — не в обиду вам будет сказано, мой мальчик, — по словам моей жены, выглядит не до конца одетым». ⁽¹⁾

Да, наверное, так себя чувствуют арабы в гладко выбритом состоянии — не до конца одетыми.

— Ну, что, идём осматривать дом? — неугомонная Суат вскочила на ноги.

1) Ширли Джексон. Призрак дома на холме

Вернуться к тексту

— Как ты можешь говорить мне такое? — горечь, прозвучавшая в голосе деда, расстроила Орхана. — Ты, моя надежда, моя гордость, заявляешь мне, что собираешься опозорить себя и всю семью, связавшись с иноземной женщиной? С той, для кого имя Аллаха нашего ничего не значит?! Кто после этого возьмёт в жены Навару? Кто отдаст руку своей дочери Рахману? Об этом ты подумал?!

— Моё сердце — для неё. Всё, что есть во мне, я смогу доверить ей одной.

— Мало ли девушек вокруг — скромных, добропорядочных, богобоязненных?

— Может, и немало. Но таких, как она, нет. Если женщина честна и носит в душе Бога, то какая разница, как она Его называет? Не забудь, что Коран с большим уважением и неоднократно отзывается о людях Писания. Наши религиозные убеждения схожи — и тем, что мы верим в единого Бога, и правилами выполнения его законов, ведь они практически одинаковые. А разве не те же их семь заповедей Божьих прописаны в Священной Книге мусульман? Вся разница только в том, как выполняются священные молитвы и выдерживаются посты, но это в большей степени обусловлено религиозными традициями, а обряды, совершаемые в разных религиях, придуманы не Богом, а людьми, хоть и по его заветам.

Махмуд-бей надолго замолчал.

Разговор начался такой приятной новостью: отсутствовавший две недели старший внук наконец-то объявил, что хочет жениться! Давно уж пора, сорок лет — отличный возраст, когда вопрос о создании семьи решается осознанно. Конечно, должность военачальника «Сотни» оставляет мало свободного времени, но ведь брак и продолжение рода — это богоугодное и необходимое дело. Каждый мужчина должен выбрать свою женщину и оставить после себя потомство.

Но едва дед заикнулся о том, что в скором времени на правах старшего в семье (заместо отца), как установлено традициями, подыщет внуку подходящую невесту, Орхан огорошил его тем, что невеста уже имеется, и какая — европейка! Какое бесчестие! Ну, хоть не язычница!

— Наши женщины знают, как быть любящими, верными и достойными жёнами. А что знают об этом те, из стран, где имя Бога ежеминутно поминают всуе, где, не стыдясь, открывают мужчинам не только лица и завлекают их безудержным кокетством?

Орхан, ни разу не заметивший в Белле никакого кокетства, не слышавший пустого упоминания имени Бога, иначе как в молитве, и видевший её без одежды исключительно по воле Осириса, явившегося ему свою посланницу, был изумлен речами деда. Но потом решил о том, что тот попросту ни разу не видел Беллу. Легко судить тех, кого не знаешь.

— То, что Белла родилась и выросла в другой стране и принадлежит другой вере, не делает её дурным человеком и падшей женщиной.

— Разумеется, нет. Но так установлено: брать в жены единоверок, и не нам нарушать обычаи предков.

— Я не знаю, поймешь ли ты мои слова, но постараюсь объяснить, — сотник стоял у окна, разглядывая погруженную в предвечерние тени сонную узкую улицу и не видя её. — Ты мо́жешь найти мне жену, но она будет лишь лицом дома, но не его душой. Она будет удовлетворять своего мужа и не знать его любви и уважения. Она будет хозяйкой холодных камней, а не семейного очага. Она постарается создать уют и согреть дом, но не сможет защитить его и не будет знать, что делать в час беды. Потеряв мужа, она не сможет вырастить сильных детей. Она станет украшением дома, но никогда не сможет быть другом, единомышленником и соратником для своего мужчины. Кого бы выбрал себе ты сам: бесполезную, изнеженную красавицу или женщину, прошедшую с тобой плечом к плечу через огненную бездну без стонов и жалоб, спасая тебе жизнь и бесстрашно шагая вперёд до самого конца?

Слова Орхана несколько поколебали уверенность Махмуда в праведности его гнева. Конечно, если рассматривать вопрос с такого ракурса, то, бесспорно, это справедливые доводы и возразить тут нечего. И всё же, всё же…

— Но от вас отвернутся обе семьи… И общество правоверных!

— Кто отвернётся? — Орхан резко повернулся к деду. — Семья Беллы? Я так не думаю. Ты?

— Нет, конечно…

— Или ты? — он посмотрел на молчавшую сестру.

— Что ты, братец! — попятилась девушка. — Кого ты приведешь в свой дом женой, ту я и буду любить как старшую сестру.

— Или ты? — Орхан бросил взгляд на младшего брата, притаившегося в уголке. Мальчишка потряс головой. — О каком обществе ты говоришь, дедушка? О тех, кто состоит в «Сотне»? Личная преданность — это хорошо, но они служат не мне, а своей Родине и за службу получают жалование.

И опять Махмуд-бей не мог опровергнуть доводы Орхана. Как бы там ни было, Орхан, похоже, полностью уверен в своем выборе. Будь он зелёным юнцом, дед решил бы этот вопрос по-своему. Но как решать за взрослого человека? Тем более что, благодаря ему, многие годы семья ни в чем не знала нужды. Возможно, он и прав: станет ли наугад выбранная барышня настоящей подругой и спутницей своему мужчине? Той, кому можно доверить самое сокровенное и дорогое? Истинный дом там, где тебя ждёт любимая всем твоим существом, а не та, которую выбрали холодная выгода и бестрепетный расчёт.

— На что ты готов ради своей любви? — тихим голосом спросил господин Махмуд, напоследок понадеявшись, что, задав правильный вопрос, таки сумеет заставить внука ещё раз задуматься над будущим. Твёрдый спокойный ответ лишил его и этой иллюзии:

— На всё.

— А… из какой она семьи? — помедлив, поинтересовался старик, потихоньку сдавая позиции.

— Белла племянница Мелвин-бея. Ты его знаешь.

— Знаю, да. Достойный человек. Раз такое дело, пожалуй, надо бы возобновить знакомство…

Дом был невероятен. Наверное, подобное жилище вполне достойно Гарун аль Рашида. Такой особняк стоит несметной суммы денег, и Белла всё раздумывала над тем, чем таким занимается дядя, что приносит ему столь баснословные доходы. Она пробовала расспросить об этом тетю, но та только сделала большие глаза: «Что ты, милая! Разве можно спрашивать мужчину о его делах!». Да, подумала Белла, лучше всего быть овцой: щипать себе травку, плодиться и ни о чем не думать. Интересно, а знают ли тетушка и её дочка, что овца, защищая своего ягненка, способна до смерти забить большую охотничью собаку, в которой видит угрозу малышу? Белла своими глазами видела такое в детстве, иначе тоже не поверила бы. Вот тебе и овца.

Здесь всё поражало воображение. В особенности то, как соседствовали арабские и египетские мотивы в интерьерах. Не совмещались, а именно соседствовали. Сердце каждый раз замирало при переходе из одного помещения в другое.

К примеру внутренний дворик, весь целиком выложенный белым и черно-белым узорчатым кафелем. Пол вокруг фонтанчика и небольшого бассейна был уставлен стилизованными под старину белыми фонариками с ажурными металлическими решётками. На стене, сплошной до крыши третьего этажа, была выложена тончайшая мозаика из кафельных узорных плиток — арабская цветочная мандала. А в огромных глиняных неглазурованных кувшинах с узкими горловинами росло несколько пальм в качестве комнатных растений. Над дверями комнат, выходившими на балкон, были имитированы арки в виде куполов. По вечернему времени дворик освещался также хрустальной люстрой и несколькими бра, а у воды стояли два кресла. Наверное, здесь хорошо любоваться звёздами. И дождя никто не боится — всем ведь известно, что дождь в Египте бывает самое частое раз в году, а то и вообще не случается.

Белле очень понравилось условное деление особняка на мужскую, женскую и общую части. Это было логично и удобно. Тётка пояснила, что наличие женской части позволяет дамам заниматься своими делами, когда к мужчинам приходят их гости, и не надевать хиджаб, кроме того, иметь своё пространство вообще очень удобно, уютно и можно обустроить как угодно.

Сначала ей показали именно эту часть. Помимо комнат обитательниц, здесь были женская гостиная, столовая, музыкальная комната и библиотека, а также ванная. Все эти помещения были отделаны с поистине дворцовым великолепием: длинные диваны в три секции — по периметру комнат, подушки, кресла, софы и пуфики, обитые плюшем и шёлком «огуречных» узоров, кофейные столики явно ручной работы — круглые, с ажурными краями, направленными вниз, в отличие от английских, сверкающие полы, устланые дивными коврами, на стенах мозаичная плитка, кафельные панели и обои из плотного шелка, куполообразные дверные проемы… «Наверное, трудно быть несчастными, живя в таком раю», — заметила про себя Белла.

В ванной комнате её поразил деревянный резной навес — прямо над самой ванной — и витражные окна. А спальня, которую отвели ей, вообще показалась самой уютной на свете. Белла никогда бы не подумала, что это настолько удачное решение — поставить широкую прямоугольную кровать в угол не вдоль стены, а по диагонали, ногами к двери. Спальня была декорирована в египетском стиле: в изножии кровати стоял удивительный красный сундук — красный, с чёрной и золотой отделкой, украшенный маской фараона Тутанхамона и объёмными фигурками персонажей египетской мифологии.

В целом, комната, хоть и небольшая, казалась просторной из-за деревянного блестящего паркета, трёх окон по бокам кровати — двух сдвоенных и одного одиночного. Мебели в ней было мало: высокий узкоий комод, напольная ваза под жёлтый оникс, узкий прикроватный столик с лампой для чтения, довольно массивный туалетный столик с зеркалом в резной деревянной раме, настенное зеркало, обрамленное золотистым металлом, стенной шкаф, кресло и несколько пальм с веерными листьями в больших керамических сосудах-бутылях. А ещё из комнаты можно было выйти на балкон и посидеть в кресле на прохладном воздухе. Белла чуть не запищала от восторга, потому что отсюда было хорошо видно пирамиды. Ей так понравилось новое жилище, что и уходить не хотелось. Это не комната, а покои царевны!

Мужская часть дома, в общем-то, была похожа на женскую, разве что тут куда сильнее был сделан акцент на Египет как страну фараонов. Например, в мужской гостиной все стены, освещаемые неярким рассеянным светом малоприметных бра, были исписаны древними символами, а красные подушки на диване, несколько предметов декора, копия саркофага Тутанхамона и стол со стеклянной столешницей и расписного золотистого металла массивной «ногой» из трёх голов некоего фараона, делали эту гостиную похожей на часть гробницы в Долине Царей. Это выглядело очень впечатляюще.

День угасал, когда дамы вышли в сад. Дом стоял на пока что мало застроенной улице крайним, и между соседскими участками было ещё очень много места. Сад за домом был небольшим, примерно в двадцать квадратных метров. И он тоже был совсем не таким, какие Белла видела раньше. Его ограждали стены высотой в два этажа, увитые плющом и вьющимися розами. Глициния и жакаранда прятались по углам, словно феи с волшебными палочками, готовые творить чудеса. Посредине садика — прудик и несколько статуй. А вокруг — россыпь цветов: желтых, розовых, голубых, белых… Были ещё деревянные качели на толстых канатах и беседка с диванчиком, вся увитая снаружи какими-то лианами с нежными сиреневыми и белыми цветами.

— Здесь восхитительно! — воскликнула Белла. — Настоящий «Таинственный сад»⁽¹⁾!

— Да, у нас здесь хорошо… — улыбнулась Нуайма.

К ужину ожидались гости — некие Адель и Ахмет Саллах. При их упоминании Суат стыдливо (и, как полагала Белла, абсолютно неискренне) опускала глаза, из чего можно было сделать вывод, что один из них — её жених. К этим гостям прилагалась госпожа Шарифа, очевидно, мать.

Дамы ушли готовиться к приёму гостей, а Белла решила насладиться тишиной садика и отсутствием шума от непроезжающих мимо машин. Хорошо, когда дом — последний на улице, тогда кажется, что здесь край света.

Она оставила книгу в беседке и пошла полюбоваться чудными цветами, когда вернулась тётка со стаканом в руке. Жидкость в стакане была оранжевого цвета и, судя по виду, довольно густая.

— Ты, наверное, хочешь пить, дочка. Попробуй — это очень вкусно.

— Спасибо, тётя, — смутилась Белла. — Вы так добры… Не стоило утруждать себя.

— Ради кого же и утруждать себя, как не ради дорогих людей?

К ним вышел Мелвин, пребывавший всё в том же задумчивом настроении.

— Что хотел господин Камаль? — спросила Нуайма, судя по всему, её этот вопрос занимал весь последний час.

— Не знаю, дорогая. Важные дела ведь по телефону не обсуждают. Он попросил о встрече.

— Как ты думаешь, зачем?

— Не знаю. Возможно, хочет намекнуть мне, что у него внучка на выданье, а у нас двое сыновей не женаты.

— Может быть, — кивнула Нуайма. — Но ведь обычно невесту выбирает семья жениха… Когда он придёт?

— Я пригласил его завтра на обед. Постарайся, чтобы ему понравилось.

— Конечно.

Тётка ушла в дом, а дядя присел на скамейку рядом с Беллой. Некоторое время оба молчали. Белле сказать было нечего, и так слишком многое навалилось и требовало обдумывания. А Мелвин, очевидно, собирался с мыслями. И Белла была не настолько глупа, чтобы думать, что всё и так ясно и её ни о чем не станут расспрашивать.

— Расскажи мне о моём брате.

Белла не могла сказать, что не ожидала этого вопроса, но он определённо застал её врасплох.

— Если я не ошибаюсь, ты исчез в 1987-м. Как сквозь землю провалился. Папа не знал, где тебя искать, использовал все свои каналы, чтобы узнать о тебе хоть что-нибудь. Но твои данные сразу засекретили и запретили розыск на самом высоком уровне. Папа очень горевал…

— Бедняга… Я ведь даже попрощаться не успел.

— Вскоре после этого этого отца перевели из ФБР в Секретную службу начальником ещё более секретного подразделения под названием «Ловцы»…

— Охотники на нечисть? — изумился Мелвин.

— Они самые. Регенты сочли, что вервольф в ФБР — пустая трата драгоценного ресурса.

— Занятно. И что он?

— Папе там понравилось, он говорил, что наконец-то смог реализовать себя. Он ведь в «Ловцах» был не один такой. Были и другие со способностями.

— Ты сказала, что он давно умер.

— Да, в 2001-м.

— Как это было?

— Мантикора. Мы ловили её все вместе. Она убила семерых из нас, включая папу. После этого нас с Алексом моментально перевели в Хранилище 13.

— Миссис Фредерик озаботилась?

— Ага.

— И, конечно, не спросила вашего согласия.

— Не спросила.

— А твоя мать?

— Мама осталась в родной глуши. Она же деревенская ведьма и принадлежит тому месту, а место — ей. А быть ведьмой — значит быть там. Её почитают и побаиваются. Всё, что ей нужно, — леса, поля и озёра своей округи.

— А ты — нет? Не такая?

— Я жила с мамой до восьми лет, пока она надеялась, что во мне больше ведьмы, чем волка. Но когда поняла, что всё как раз наоборот, позволила отцу забрать меня. У них ведь так ничего и не вышло, только один момент страсти.

— Да уж, я и то удивлялся: что общего у вервольфов и ведьм?

— Папа тебя не знакомил тебя с Кейтлин?

— Думаю, он не успел.

— Он встретил её в Эдинбурге через три года после моего рождения, а ещё через год родился Алекс.

— Она шотландка?

— Да. Представляешь, она из дальней-предальней ветви клана Данбар. Седьмая вода на киселе, но всё же.

— От Чёрной Агнесс?

— Да.

— Ух ты… — Мелвин одобрительно усмехнулся. — Волчица?

— Да. В этот раз отец не ошибся.

Дядя ласково обнял Беллу за плечи.

— Он не считал любовь к твоей матери ошибкой, девочка. И ни о чем не жалел.

— Откуда ты знаешь?

— Джо сказал мне однажды: Блэйтин открыла ему другую грань мира, благодаря ей он узнал, что такое жизнь, и что есть смерть, и в чём они. Вместе они узнавали мир с той стороны, о какой не может рассказать ни один учитель. Им хватило ума расстаться ровно в тот миг, когда было должно. И потому между ними не было банальной вражды. Твой отец любил её. И любил тебя — дитя счастливой любви.

— Счастливой? Она сгорела как фейерверк.

— Счастливая любовь не обязательно бывает долгой, милая. Жизнь — это не череда дней, это — мгновения.

Гости приехали немного раньше намеченного времени. Ужин подавался в восемь часов, когда окончательно спадала жара и мир остывал.

Мужчины ушли обсуждать дела, а дамы расположились в женской гостиной. Беллу нарядили в длинное платье цвета беж. Ничего особенного, но и не плохо. Мадам Шарифа (так здесь уважительно обращаются к замужним женщинам) благожелательно смотрела на Суат, изо всех сил изображавшую из себя скромницу, а вот племянница хозяина дома ей совсем не понравилась. Наверное, потому что у её сопровождавших, точно оказавшихся мужем и сыном, глаза аж заблестели при виде белокожей иностранки.

«Забавно, — думала Белла, сидя в углу дивана и разглядывая нарядных дам. — Люди Востока всегда так вежливы. Отчего же эта мадам еле сдерживает яд в мой адрес? Чем я-то ей не угодила? Чай не собираюсь замуж за её сынка, а её муж не нужен даже за всю королевскую сокровищницу».

Она бы предпочла остаться в саду или уйти в свою комнату, но тётя сказала, что это невежливо. Хотя Белле казалось, что ещё более невежливо заявить племяннице хозяйки, что, увы, это прекрасное платье совершенно не подходит к рыжим волосам, для него надобно иметь чёрные… Или что её духи в точности такие, какими пользовалась ещё бабушка мадам Шарифы. Белла изо всех сил постаралась не нагрубить гостье в ответ и вслух поздравила себя и пресловутую бабушку с прекрасным вкусом.

Когда подали ужин и все перешли в столовую для приема гостей, Белла обнаружила, что ей придётся сидеть как раз напротив этой неприятной особы. По левую руку от хозяина дома сидели Белла, Самир, Суат и Джемиль. По правую — мадам Шарифа, господин Ахмет, отец жениха, и молодой господин Адель. Нуайма восседала напротив своего мужа, как и полагается жене главы семейства.

Перед началом трапезы дядя Мелвин объявил, что мужчинам удалось обсудить все пункты брачного договора, достичь необходимого взаимопонимания, и теперь можно назначить дату официальной помолвки. И это тема для следующей встречи.

Семьи шумно возрадовались предстоящему празднику и приятным свадебным хлопотам. Белла, которая понятия не имела, каким образом тут случается заключение браков, смотрела во все глаза.

— Суат ужасно довольна, — тихо заметил Самир, чуть наклоняясь к кузине.

— Похоже. Они любят друг друга?

— Не знаю. Главное, что они друг другу подходят и отца устраивает финансовое положение Аделя.

— Отца? Не понимаю… — озадачилась Белла. — Почему этот вопрос решают родители, а не сами молодые?

— Ну как же! Дело отца невесты — устроить дочь наилучшим образом. У вас разве не так?

«У нас — когда? — хотелось спросить Белле. Сейчас или в двадцать первом веке?».

— У на́с, если жених и невеста достаточно взрослые, чтобы создать семью, то они же должны найти средства, чтобы эту семью обеспечить. Родители здесь не причём.

— Хм, необычная точка зрения.

— Я бы сказала, практичная. У нас никто рано в брак не вступает. Люди понимают, что не стоят ещё на ногах достаточно твёрдо, чтобы взять на себя такое обязательство. Многие женщины работают, даже будучи замужем, и это не считается чем-то зазорным. А дети быстро покидают родительское гнездо.

— Сколько лет было тебе, когда ты покинула родительское гнездо? — усмехнулся Самир.

«Хитрый лисонька. Уж больно много хочешь знать!» — Белла мысленно показала ему язык, а вслух ушла от ответа:

— Я с восемнадцати лет работаю на госслужбе.

— Все хотят быть счастливыми. Может быть, однажды и ты тоже захочешь.

1) Френсис Элиза Бёрнетт. Таинственный сад (1911 г.)

Вернуться к тексту

Сразу после ужина Белла извинилась и, сославшись на усталость, ушла к себе. Невыносимо долгий день всё не кончался, хотя, по логике вещей, не мог же быть по-настоящему бесконечным?

На улице темнело, и она выбралась на балкон, чтобы подумать, окинуть взглядом прошедший день. Слишком много всего. Слишком быстро.

Наконец-то жизнь изменилась. За последнее десятилетие в существовании Беллы не случалось ничего значимого лично для неё, сплошное застойное болото, и потихоньку она саму себя, точно старую лодку, поставила на вечный прикол. Но сегодня появилось стойкое ощущение, что старую лодку покрасили, столкнули в воду и пустили в новое рискованное плавание, будто только что построенную.

Наверное, это из-за Орхана. Его слова, его губы и руки разбередили её душу, разбудили сердце, развеяли сонный тягучий покой, посеяли смятение и тоску. Впервые в жизни Белла разрешила себе думать о нём как о любимом человеке, впервые прикоснулась к нему как к мужчине, а не как к боевому товарищу. Но значительность и краткость происшедшего между ними вызвала острое неудовлетворение. Она не успела «распробовать», а потом появился главный ингредиент влюбленности — чувство нехватки присутствия возлюбленного и желание видеть его как можно чаще и дольше.

Мучительная смесь эмоций, беспрестанно ноющий клубок в солнечном сплетении… Белла не знала, что со всем этим делать, и попыталась проанализировать их истоки. Почему Орхан сказал, что их любовь невозможна? Почему они могут видеться только при свидетелях? Может, он и в самом деле женат? Всё возможно, ведь она о нём ничего не знает. Надо держать себя в руках и не показывать чувства. Орхан о них знает, и довольно. Остальное прояснится потом, после.

Белла долго смотрела, как густые сумерки переходят в ночь, как звёзды усеивают небо над Гизой, как над долиной восходит луна — огромная, белая, словно вылепленная из сахарной пудры. Завтра… Завтра ночью они все побегут туда — к пирамидам. Это место будто заворожило её — притягивало, звало, шептало голосом вечности. Они похожи на рифы, стоящие неподвижно в волнах повседневной суеты. И Белле хотелось ухватиться за них и затормозить собственное мчание по течению.

Днём, до приезда дяди, у неё ещё оставалось немного времени. И Белла позвонила Луису на служебный телефон. Столь же коротко, как была написана записка, она пожелала счастливого пути. Проигнорировать это путешествие было нельзя, раз уж оно совершалось по воле оборотницы. Странное дело, чем покладистее и смиреннее вела себя Мэллори, тем сильнее злилась Белла. Вся эта безобразная ситуация никак не подходила к логическому завершению, она вообще не двигалась ни вперёд, ни назад. Неужто стихийница всерьёз полагает, что достаточно простого извинения и объяснений причины убийства, чтобы вернуть дружбу? С другой стороны, а что она ещё должна сделать — убиться лбом об стену? А не лучше ли разойтись в разные стороны и забыть друг о друге?

Белла улеглась в постель и, чтобы немного успокоиться и усмирить раздражение, стала вспоминать глаза Орхана — теперь их цвет казался тёплым и родным, и мерзкий клубок в сплетении перестал ныть и наполнился странным трепетом. А потом она уснула и первый раз за неделю спала без кошмарных сновидений.

14 сентября 1950 г.

Разговор за завтраком тёк лениво и, в основном, бессвязно. Самир и Мелвин готовились после кофе сразу уехать на работу, Джемиль — в клинику, а Суат, как всегда, на занятия в университет. Дома оставалась обычно только хозяйка. Да ещё Белла, которой пока что деваться было некуда.

— В газетах опять пишут о беспорядках на канале, — сообщил Джемиль, неторопливо отхлебывая чёрный несладкий кофе.

— Проклятые англичане! Когда же они уберутся к себе! — в сердцах воскликнула Нуайма.

— А что не так с англичанами? — лениво поинтересовалась Белла, наслаждавшаяся утренней прохладной внутреннего дворика и кофе со сливками и ванильным сахаром.

— Да всё то же, душа моя, — вздохнула тётка.

— А что именно? Простите, я не в курсе текущих событий.

— Ситуация на Суэцком канале, — коротко бросил Самир. — Нескончаемая наглость Великобритании.

— Военные действия закончились ещё в 1914 г., протекторат отменен в 1922-м, но фактически война за Суэцкий канал всё продолжается, — пояснил Мелвин. — По англо-египетскому договору, здесь по-прежнему находятся британские войска, Англия контролирует нашу экономику и внешнюю и внутреннюю политику. И, как это ни оскорбительно, Египет даже теперь, после Второй мировой войны, остаётся британской военной базой.

— Его Величество Фарук I крайне непопулярен у своего народа, — заметил Джемиль.

— Чем же он не угодил? — на всякий случай спросила Белла, предпочитавшая больше слушать, чем говорить. — Я слышала о том, что ваш король — монарх весьма так себе. Но чем конкретно недовольно население?

— Например, его полным пренебрежением к обязанностям главы государства, антинациональной позицией, взяточничеством его госаппарата, непомерным стремлением Его Величества к роскоши и разврату, ярым противостоянием «Вафд», — в двух словах обрисовал Джемиль политический портрет короля.

— Понятно… — оторопело отреагировала Белла. — А «Вафд» — это?..

— Партия национально-освободительного движения. Националисты. Ратуют за переход королевства к конституционной монархии.

— Ну, «Вафд» тоже не слишком расторопны. Шаг вперёд и два назад, как говорится, — Самир со стуком поставил пустую чашку на мраморную столешницу одноногого столика. — Они хотят полного контроля Египтом Суэцкого канала, но пока мало преуспели в этом.

— В общем, у всех аллергия на Великобританию, — подытожила Нуайма.

Вечерами у себя дома, после работы, Белла любила смотреть сохраненный на ноутбуке сериал «Пуаро» с великолепным Дэвидом Суше в главной роли. В одном из эпизодов этого уютнейшего сериала рассказывалось о похищении у египетского принца Фарука рубина необыкновенной ценности — украшения, созданного ещё во времена фараонов. Каждый раз, вспоминая этот эпизод, Белла слышала голос того юного царственного нахала: «Мой отец долго не проживёт… «Вафд» — это скоты!..». Правда, тогда ей казалось, что упоминается BAFTA, и непонятно было, почему этот человек считает работников Британской академии кино и телевизионных искусств скотами. И ещё другие слова: «В интересах Британии, чтобы трон получил принц Фарук…». Но тогда для Беллы это было не более чем обстоятельствами, условиями задачи для премудрого бельгийского детектива. А вот сейчас она увидела всё это в совсем другом свете. Принц Фарук действительно приезжал в Великобританию — это было ещё до войны с Гитлером. Тогда принц учился в британской Королевской военной академии. А теперь, в нынешнем 1950-м году, он уже давно Его королевское Величество Фарук I. И его конфронтация с националистами всё усиливается, ведь король заинтересован в том, чтобы Суэцкий канал курировала Британия, которая ему так нравится!

«Кажется, моя жизнь в Египте походит на игру «Собери мозаику»!» — подумала Белла.

— Хорошо, что я ирландка, а не англичанка.

— Верно. Хотя многие, пожалуй, не увидят разницы.

— А зря, — Мелвин долил себе кофе из кофейника.

— Ирландия боролась за свою независимость — сначала с викингами, потом с англичанами — тысячу лет. В 1922 г. Ирландия перестала быть английской территорией и обрела статус доминиона. А год назад она перестала быть и доминионом и вышла из британского Содружества, — Белла аж порозовела от гордости за свою родину и от того, что многие события, способствовавшие обретению независимости, произошли у неё на глазах. — Я много могу рассказать об этом.

— Прекрасная тема для вечерней беседы, — подала наконец голос Суат. — Тысяча лет борьбы — это так впечатляет!

Мужчины поднялись.

— Дамы, не забудьте, что к обеду мы ждём гостя, — напомнил дядя Мелвин. — Чем порадуете?

— А чего бы вы желали? — осведомилась Нуайма.

— Чего-нибудь неожиданного, — Джемиль с лукавой улыбкой посмотрел прямо в глаза кузине. — Любопытно узнать, что умеет готовить сестрица Белла.

— Что ж, постараюсь вам угодить, — дипломатично отозвалась озадаченная Белла.

После завтрака Нуайма и Белла отправились в Центральную часть Каира, где располагалось множество модных дорогих магазинов и бродили туристы.

Несмотря на обилие иностранцев, даже в самой современной и цивилизованной части Каира мужчины ходили в тюрбанах и галабеях, похожих на ночные рубашки, а женщины укрывались паранжой или хиджабом. И даже здесь можно было увидеть нагруженного осла или верблюда.

Проезжая в автомобиле дядюшки по асфальтированным улицам, то узким, то широким, Белла во все глаза разглядывала местную реальность: парки, роскошные отели, красивые жилые дома, сверкающие в лучах утреннего солнца витрины магазинов…

Перед тем как отправиться на работу, дядя Мелвин выдал им с тетей хорошую такую сумму на покупки: чтобы, сказал он, племянница оделась как следует и обзавелась милыми сердцу женскими штучками.

— Я практически не участвовал в твоей жизни, девочка. В силу сама знаешь каких причин. Но я брат твоего отца, так что, считай, его заместитель. И, как твой младший папа, хочу, чтобы тебе было удобно и хорошо с нами. Здесь ты у себя дома, и тебе нет нужды о чём-то переживать. Мы о тебе позаботимся.

Белла, рассчитывавшая обогатить гардероб всего парой подходящих платьев, хотела было возразить:

— Но вы и так слишком добры… Вы все… Вы приняли меня как…

— …родную?

После этого уточнения Белла наконец успокоилась. Она всё никак не могла принять умом тот факт, что люди, никогда раньше её не видевшие и не знавшие, могут принять её в семью — вот так просто, с открытым сердцем, без условностей и испытаний на честность. Она слишком привыкла жить сама по себе. В Штатах этому быстро учишься. И вдруг почувствовать себя снова не бойцом с жизнью, не гостьей, приехавшей на пару дней, а любимой дочерью, бережно хранимой своей семьёй, — от этого слёзы закипали в глазах.

Город, лишь с виду христианизированный, на самом деле хранил своё древнее величие. Стрелами устремлявшиеся в небо минареты, купола мечетей, жилые дома — арабский архитектурный стиль вызывал ощущение попадания в восточную сказку.

Магазин, в который привела Беллу тётя, поражал не только мраморными полами, обилием зеркал и синей плюшевой мебелью, но и высокими ценами. Впрочем, одежда того стоила: качество тканей, цвета́ и покрой представленных образцов готового платья были отменными.

После двух часов, проведённых за примеркой всего, что подносили продавщицы, Белла вынуждена была признать, что делать такие покупки — непростое дело. Гора свертков всё росла, а тётя всё снимала с вешалок то одну вещь, то другую, подавала племяннице обувь пару за парой, показывала нижнее бельё, сшитое максимально элегантно и тонко по представлениям арабов этого времени. Средства для ухода за кожей и волосами, шарфики, палантины, пояса, сумочки… В итоге, в авто едва осталось место для самих покупательниц и их шофёра.

Когда они вернулись домой, было около часа дня, и, выпив по чашке чаю, женщины отправились на кухню. Тетя Нуайма просто отдала распоряжения поварихе — полной пожилой нубийке: бобовая паста, рис на курином бульоне, запеченный в духовке, обжаренные баклажаны в томатном соусе, фаршированный голубь… Белла осталась готовить сама. Слава богу, нашлось всё, что ей было необходимо, однако служанку на рынок всё же пришлось отправить — за початками кукурузы, и непременно в шелухе.

Кухарка с любопытством смотрела на белую женщину, неплохо говорящую на местном наречии и уверенно управляющуюся с кухонной утварью. От того, что она готовила, пахло необычно и очень вкусно. Ингредиенты были все знакомые. Но блюдо, для которого потребовалась кукурузная шелуха, вызвало особый интерес.

Наконец, управившись с задуманным угощением, Белла, едва живая, вползла в свою комнату. Она думала прилечь отдохнуть — всего на полчасика, ведь время до обеда ещё есть. Но потом поняла, что лучше бы полежать, но в ванне, потому что надевать новый наряд на пыльную потную кожу — это кощунство.

Вот чем хорошо деление дома на мужскую и женскую части — можно не бояться, что мужчины увидят тебя не в том виде. Или зайдут в женскую ванную в неподходящий момент.

Она застонала, погружаясь в горячую пену. Тело заныло. И голова почему-то закружилась, всё поплыло перед глазами. Возможно, это из-за жары. Как люди живут в постоянной сауне? Этого она никак не могла понять.

Белла едва успела одеться к обеду, когда пожаловал пресловутый гость. Она предпочла бы не выходить к столу, а поесть попозже. Но Мелвин запретил и думать: ему нечего стыдиться своей племянницы, а племяннице совсем не обязательно следовать местным традициям, потому что она издалека и пусть не смущается, а ведёт себя как привыкла, тем более что по-другому у неё всё равно не выйдет. Исполненная горячей благодарности, она расцеловала дядюшку, чувствуя, что начинает любить этих людей.

Им всем пришлось подождать, потому что господин Камаль настоял, чтобы изложить своё дело перед совместной трапезой.

Разглядывая себя в зеркале, Белла любовалась новым шёлковым платьем богатого коричневого цвета, немного приталенным, с длинной, до пола, юбкой, суженными у запястий рукавами и широким отложным воротником из белого кружева. Очень дорогой наряд. Волосы она забрала в тяжёлый испанский узел у основания шеи. Всё-таки при посторонних неудобно щеголять совсем уж распущенной гривой. Белла постаралась наложить минимальный макияж — только подчеркнуть зелень глаз и чуть-чуть придать румянца бледной коже. Но образ всё равно получился яркий, и она ничуть об этом не жалела.

Мужчины провели наедине около четверти часа. О чём шла речь, никто из остальных членов семьи даже не догадывался. Впрочем, все и так знали, что едва за уважаемым господином закроется дверь, как глава семейства объявит цель его посещения.

Самир и Джемиль явились только на обед, их рабочий день ещё не закончился. А вот Суат, честно высидев последнее занятие, поспешила домой, где в последнее время стало так интересно.

«Ну, что ты пялишься! — невольно сердилась Белла, чувствуя на себе почти физически взгляд старшего кузена. — Дыру ведь протрёшь. Сейчас же опусти свои бесстыжие глаза!».

Прекрасно понимая, что она тут нечто вроде новой зверушки, тем не менее, считала, что неприлично так пристально разглядывать женщину, буквально принуждая её ответить тем же. К тому же, совершенно неясны были причины такого внимания. Ладно бы она была в возрасте Суат, оно понятно тогда: парень «поплыл», что называется. Но когда тринадцать лет разницы… Или ему нравятся кто постарше? Сознает ли он вообще эту разницу? Белла понимала, что, как и все вервольфы, выглядит намного моложе, чем есть. По сути, на вид ей по-прежнему не больше тридцати. Только усталость внутри не как у тридцатилетней, и всё копится, копится… Алекс бы сказал: «Поклонник появился? Круто. А ты, что, против, что ли? Женщина обязана быть преследуема толпой обожателей, иначе это значит, что она никому не нравится, вот что действительно плохо».

Алекс… Она едва удержала слёзы, готовые пролиться, невзирая на тщательный грим. И в который раз твердила себе: не сейчас, потом, вечером! Как страшно ей не хватало брата, его озорного характера, его безусловной поддержки и крепкого плеча! Раньше Белла никогда ни по кому не плакала — ни по отцу, ни по мужу. Слёзы не приходили, закипая и испаряясь где-то внутри. Она сама себе напоминала гору, внутри которой беснуется непрекращающееся извержение вулкана, а снаружи эта гора покрыта вечными ледниками. Алекс был единственным, чья смерть таки научила её плакать. Алекс…

Господин Махмуд Камаль был старичком почтенной наружности, с большой лысиной и совершенно седыми волосами по краям, маленького роста, носил внушительные очки на цепочке и имел приятные манеры. Кажется, всех присутствующих он знал давно. Когда Мелвин представил ему племянницу, старичок слегка вздрогнул.

Белла нутром почуяла странное поведение мужчин. Глаза не видели и уши не слышали ничего такого, но ей почудилось, что за обычными словами теперь кроется какой-то подтекст. Махмуд-бей был сама вежливость. Однако Белле показалось, что она ему не понравилась. Ах, эти восточане! В глаза расточают любезности, а сами думают всякие гадости. Ну да, это вам не американские грубияны, которые в лицо говорят те самые гадости и путают откровенность с хамством. Как бы то ни было, сказала она себе, мало ли кому она не нравится. Всем угодить невозможно, а о чужом мнении лучше даже и не думать.

Обед удался на славу, кухарка расстаралась. Белла начинала привыкать к здешней кухне, но особой радостью и великим облегчением для неё стали поданные всем столовые приборы. Всё-таки есть руками, когда накрепко привыкла к ножу и вилке, совсем не просто.

Когда перед каждым из обедающих поставили тарелку с чем-то, напоминающим перевязанные веревочками конверты, а в центр стола большой соусник, Мелвин переменился в лице:

— Тамалес! — с чуть ли не священным трепетом прошептал он.

— Я подумала, что это вас удивит, — смущаясь, объяснила Белла.

— Ещё бы! Я сто лет не пробовал настоящей мексиканской еды! — с жаром воскликнул дядя.

— А что это? — разглядывая содержимое своей тарелки, просил господин Камаль. Остальные тоже несколько растерялись. Только хозяин уже разрезал веревочку с одного из своих «конвертиков» и торопливо разворачивал его.

— Мексиканское тамале, — принялась объяснять Белла. — Нечто вроде фаршированных блинчиков из кукурузной муки. Их готовят на пару, потому и заворачивают в кукурузную шелуху, чтобы не распались. Начинка внутри может быть любой — овощи, мясо, фрукты, ягоды… Сегодня здесь курица, традиционно зелёные помидоры, кукурузная мука, сыр и лук. Обычно добавляют ещё острый перец чили, но я не рискнула — вдруг у кого-то непереносимость. Поэтому приготовила сальсу — острый мексиканский соус, в него кладут томаты, чеснок, жгучий красный перец, оливковое масло, лук и приправы. Он не тушится, а подается свежим. В него можно макать тамалес.

Дядюшка между тем уже запустил зубы в один из блинчиков и замычал с набитым ртом. Остальные тоже принялись за незнакомое блюдо и быстро оценили удивительный вкус угощения.

Следующим служанка подала кушанье каждому из присутствующих на отдельной тарелке.

— Энчилада, — представила Белла другое своё творение. — Готовится из мясного фарша, грибов, твердого сыра, овощей и тортильяс с большим количеством разнообразных приправ. Рулеты с начинкой запекают в остром томатном соусе с сыром.

На сладкое был воздушный чизкейк из авокадо, кокосового масла, печенья, сливочного сыра с добавлением мёда и сока лайма. По уверению Беллы, он не нуждался в выпекании.

За столом висела редкая тишина, хотя то один, то другой отдавал должное кулинарному таланту нового члена семьи.

— Значит, вы, госпожа Белла, бывали в других странах? — уточнил Мухмуд-бей, и по его тону нельзя было определить, ставит ли он ей это в заслугу или в вину.

— Да, — кивнула она. — Я бывала во многих странах. Но чаще всего в Мексике. Она покорила меня своей яркой экзотической красотой и удивительными традициями.

— Вы путешествовали одна? Вам не было страшно?

— В основном, меня сопровождал мой брат. Но путешествовать в одиночестве тоже совсем не плохо.

Махмуд-бей вежливо покивал головой. Когда все встали из-за стола, Мелвин наклонился и что-то шепнул гостю, на что тот ответил так же тихо: «Я подожду!».

— Белла, можно тебя на минутку? — окликнул её дядя и, взяв за руку, увёл из общей столовой в женскую гостиную.

— Я сделала что-то не то? — спросила его племянница, очевидно, готовясь к известию, что, поскользнувшись на невидимой банановой шкурке, с размаху села в лужу, подняв тучу брызг.

— Нет, что ты! Всё в полном порядке… — мистер Данн замялся, не зная как приступить к деликатному вопросу, потому что, в общем-то, сам ещё не отошёл от шока. Но делать-то было нечего, и он стремительно нырнул головой вперёд в омут: — Видишь ли, в чём дело… Господин Камаль просит у меня твоей руки.

Мелвин наблюдал за реакцией Беллы. Она даже рот открыла от удивления и с минуту стояла, хлопая ресницами.

— А?

— Ты всё верно услышала. Господин Камаль просит твоей руки у меня, как у твоего старшего родственника.

На этот раз пауза тянулась ещё дольше. Очевидно, молодая женщина пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями, и ей, потрясенной кажущейся абсурдностью ситуации, это не удалось.

— Но это неправильно!!! — она руками всплеснула, изливая беспомощное возмущение. — Я не знаю этого господина! Как я могу даже просто рассматривать кандидатуру человека, которого вижу впервые?! Я не могу выйти за него замуж! Не могу, и всё!!! Так не делается!!!

Мелвин мягко рассмеялся.

— Он не собирается брать тебя в жены, малышка. И твоей руки просит не для себя.

— Час от часу не легче. Значит, ещё кто-то на меня запал… И кто же этот… желающий?

— Его старший внук. Махмуд-бей утверждает, что ты с ним знакома и, возможно, не будешь против.

— Кто он?

— Его зовут Орхан. Я немного знаю его, как и его отца и деда.

Белла приземлилась на диван — ноги внезапно стали слабыми и ненадежными.

— Орхан?..

— Так что мне передать Махмуд-бею?

Белла честно высказала всё, что думала по этому непростому вопросу.

— А теперь… Ты позволишь мне, как брату твоего отца, выдать тебя замуж?

Дядя ушёл, оставив Беллу с пылающими щеками, больно колотящимся о грудную клетку сердцем и ощущением осеннего листка, попавшего в водоворот событий, происходивших со страшной скоростью. Всего неделю она здесь — по своим праздным делам, — и вот уже Орхан зовёт её замуж. Раньше их связывал только Запечатанный город. Потом Запечатанный город остался далеко от них, их отношения вышли за пределы Города, а теперь вот дошло до этого. Он доверяет ей — настолько? Это никак в голове не укладывалось. Наверное, потому, что Белла оказалась не готова к такому его решению. Она даже не успела ещё почувствовать себя любимой им. Замуж… Стать его женой. Засыпать и просыпаться в его объятиях. Узнать все его достоинства и слабости. Видеть его улыбку. Быть его женщиной. Да. И, вместе с тем, снова замуж. Страшно.

Белла прижала ладони к груди, пытаясь смягчить болезненные ощущения. Подойдя к окну, она увидела, как ушёл Махмуд-бей. «Надо обсудить всё это с Лори! Она давно здесь живёт и… Оооооо!..». Да, вот так. Подруги больше нет. Можно позвонить Лайми, но у Лайми сейчас море выплаканных и невыплаканных слез, а свои Белла уже пролила и больше рыдать не хотела. Да и ведь Лайми не знает Орхана, все рассказы золовки останутся всего лишь… словами.

Мелвин нашёл молодую женщину там, где оставил, — в женской гостиной. И понял, что мыслями она где-то очень глубоко в себе, там, где он оставил её и откуда назад она ещё не вернулась.

— Я передал твои слова, — сказал он, усаживаясь на диван напротив племянницы. — Теперь дело за семьёй твоего будущего жениха.

— Мммммм… — Белла с трудом вынырнула откуда-то со дна своих размышлений. — И что они должны?

— Как минимум, назначить конкретный день и время для рассмотрения всех пунктов брачного контракта. И убедить меня в том, что я отдаю девушку из своей семьи в действительно надёжные руки. И в том, что будущий муж сможет обеспечить жену и детей наилучшим образом.

Белла кивнула и надолго замолчала. Судя по выражению лица, подумал Мелвин, мысли скачут в её голове дикими козлами.

— Но прежде чем это произойдёт… — он постарался максимально смягчить тон голоса, чувствуя себя весьма неловко, потому что тема, которую он собирался затронуть, как раз и была неловкой. — Прежде чем всё это начнётся…

— Да?

— Белла, я должен знать…

— Что, дядя?

— Понимаешь, это мир мусульман. И мир мужчин. И Орхан-бей, каких бы широких взглядов ни придерживался, тоже мусульманин и мужчина…

— И что?

Мелвин наконец решился:

— Слушай, я не наивный мечтатель и не вчера родился, чтобы считать, что женщина 21-го века в твоём возрасте всё ещё девственница. Но здесь это не подлежит никакому сомнению: к алтарю девушка должна прийти целомудренной и чистой, как первый снег.

— Ах, вот оно что… — протянула волчица.

— Конечно, если невеста уже была замужем, то никто и слова не скажет, если жених согласен жениться на чьей-то бывшей жене. Словом, если ты не девица, то и затевать всё это не имеет смысла, потому что первая брачная ночь, когда это обнаружится, для тебя обернётся страшным скандалом. И для всех нас тоже. Не думаю, что Орхан закроет глаза на такое.

Закончив обходительную речь (а он изо всех сил постарался сгладить все углы), Мелвин выдохнул.

— Дядя, я уже была замужем, — улыбнулась племянница потугам дядюшки. — Я говорила вчера это тёте Нуайме и кузенам. Я вдова, так что в этом нет ничего непристойного, чего следовало бы стыдиться. Мой муж погиб, выполняя долг перед своей страной, и погиб как герой, что удостоверяет мемориальная доска с его именем.

— Уф! — на этот раз выдох в самом деле принёс облегчение.

«Даже если бы мужа и не существовало, — подумал он, — его стоило бы выдумать ради нас всех!».

15 сентября 1950 г.

Махмуд-бей нисколько не удивился, увидев внука уже на следующий день, — в такой ситуации по-другому и быть не могло. Младшие внуки и так жили с дедом, а Орхану требовалось много времени, чтобы приехать из лагеря, находящегося далеко за городом. Он вообще неохотно бывал в Каире, особенно в том месте, где вырос. Но этот дом он любил.

Войдя в свою гостиную, Махмуд-бей нахмурился. Ему совсем не нравилась идея Орхана жениться на той женщине. В ней чудилось что-то такое… чуждое, непонятное, недоступное пониманию, странное.

Орхан сидел на диване и бережно гладил по голове старого пса, жившего в этом доме много лет в качестве члена семьи. Пёс статуей сидел напротив, внимая ласке и глядя в глаза честно и преданно, и между ними было полное взаимопонимание.

Встретившись взглядом с молчавшим Орханом, Махмуд недовольно дернул плечом:

— Да, да, она согласна.

А потом не без самого его удивившего удовлетворения, появившегося от этой мелкой мести разозлившему его внуку, добавил:

— А ещё передала тебе послание на словах: она, мол, знает, что нам позволено иметь четыре жены. Так вот, сказала: или она будет единственной, либо хоть десять, но без неё. Уже условия ставит, вишь ты!

Орхан, всё так же молча лаская собаку, усмехнулся: это само собой разумелось, но её право оговорить это и внести в брачный договор. Хотя и без того он не стал бы брать себе других супруг, иначе в чем смысл жениться по любви? А в Египте браки по любви такая же редкость, как вода в пустыне.

Всё-таки он не удержался от вопроса:

— Ты видел её?

— Да.

— Голову она не покрыла, конечно?

— Конечно, нет! — зло махнул рукой дед. — Платок не надела , краску с лица не смыла, духи не выветрила.

На сей раз Орхан опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Навара, сидевшая рядом с братом и наблюдавшая за ним, поняла, что ничего другого от этой женщины он и не ждал. Возможно, он и считал иностранцев слегка того, но она, эта Белла, его не разочаровала. Навара никогда не видела старшего брата влюбленным. Если бы речь шла о египтянке, он вряд ли спустил бы это так легко. А сейчас сидит и, смеясь, только головой качает.

Навара была воспитана в старых традициях. Родители были глубоко религиозными людьми. И она бы осудила ту женщину со всем пылом юности и верности обычаям. Но, чтобы вызвать улыбку Орхана, нужно было сперва внушить ему непреходящее доверие и уважение, а она знала, что это совсем непросто. Словом, на это нужно иметь право.

Бывают такие люди, чьи лица улыбка преображает до неузнаваемости. Как будто в темноте луч солнца падает на мелкие грани бриллианта, ослепляя видящих это, и брызги радужных зайчиков искрятся на всех поверхностях. Орхан улыбался редко, и каждый раз для Навары это было потрясением. И если его любимая способна вызвать её, значит, она не так уж плоха.

— Готовит вкусно, — невольно признал дедушка, — хоть и не по-нашему. — Но покорности ты от неё не дождешься, помяни моё слово!

Покорности… Орхану было десять лет, когда между родителями случился диалог, навсегда врезавшийся в память чумазого мальчишки, забежавшего домой попить:

— Что ты всё «да» и «да»! Ну, можешь ты хоть раз сказать «нет»?! — беленился отец.

— Да, дорогой, — отвечала мать, то ли по привычке, то ли оттого, что никак не могла взять в толк, за что на неё сердятся.

Отец досадливо махнул рукой и, взяв сына за плечи, сказал как мужчина мужчине:

— Никогда не женись на той, кто всё время с тобой соглашается. Можно купить попугая, но жениться на нём не стоит.

Орхан много размышлял над услышанным. И даже пытался объяснить матери, но она так и не поняла. Зато он уразумел…

Белла — волк. Стоит ли ожидать от волка покорности? Он полюбил её такую — разумную, здравомыслящую и самостоятельную. Не только женщину, но и личность, притом совсем не похожую на тех, кого он знал. Если она станет похожа на прочих египетских жен, будет ли он любить её всё так же? Это вряд ли. Жена-вещь, жена-пленница — что в этом интересного? А кроме того, есть любовь, которую нельзя купить за деньги. Если мужчина не может внушить к себе любовь, не прибегая к деньгам или насилию, то что же это за мужчина? Но озвучивать эти свои мысли Орхан не стал — дед бы этого не понял. Он и так многого не понимал.

— Но она же из Британии! Как можно было полюбить британку! — нашёл Махмуд новый и, с его точки зрения, наиболее веский довод.

— Она из Ирландии, а ирландцы ненавидят англичан ещё хуже, чем мы.

* * *

Белле казалось, что она живёт не то на чемоданах, не то на бочке с порохом. События проносились мимо, и она успевала только кивать переменам.

Через несколько дней прибыли господин Камаль и Орхан обсудить условия брачного контракта. Дядя обговорил с Беллой то, что непосредственно касалось её и что обязательно должно быть внесено в документ. Например, возможность работать. Орхан при этом посмотрел на Мелвина как на умалишенного, но тот таки отстоял право племянницы найти себя в карьерном плане.

— Да, я знаю, что, если замужняя женщина работает, это говорит людям о том, что у её мужа недостаточно денег, чтобы содержать семью, — сказал дядюшка-адвокат.

— Вот именно.

— Но подумайте вот о чем, Орхан-бей. Белле не нужен человек, на которого придётся молиться с утра до ночи за неимением других дел. Ей нужен мужчина, в чьи объятия она сможет возвращаться вечером и забывать в них обо всем до утра. У вас будет интересная, полная приключений жизнь. Как и прежде. Какая и у неё была до вас. А что остаётся ей? Греметь целыми днями кастрюлями на кухне да возить тряпкой по полу. И встречая вас по вечерам нежной улыбкой, скрывать острое недовольство жизнью? Нельзя просто взять и запереть дома такую женщину, как Белла, и думать, что отныне только в этом счастье и смысл её жизни. Она не такая, как здешние женщины, не подрезайте ей крылья.

— Но так не принято! И неприлично! Женщина выходит замуж для того, чтобы посвятить себя всю мужу, детям и дому. Так заведено предками! — вскипел Махмуд-бей. — Да и где же ей работать? Кто возьмёт на работу замужнюю работницу?

— Ну, например, Хранилище примет её обратно с радостью.

— Хорошо, — согласился, поразмыслив, Орхан. — Ваши доводы логичны. Но здесь дело не только в деньгах. Работа агента Хранилища опасна во всех отношениях. Кому, как не вам, знать это? Самое больше, что я могу разрешить Белле, — чисто бумажную работу и исключительно в здании Хранилища.

Мелвин кивнул.

— Думаю, большего она и сама не хочет. Особенно после того, что ей довелось пережить в Запечатанном городе. Я ещё не знаю, что там было, но догадываюсь, что ничего хорошего.

Затем право путешествовать без сопровождения мужа (например, ездить к родственникам в Клиффтон) в виду занятости последнего. Орхану это тоже не слишком понравилось, но ведь и то, что он постоянно занят, тоже правда. А будущая невестка с детьми не может переехать из Ирландии в Египет. На самом деле, его больше злил сам факт присутствия в их семье этого типа, альфа-самца Ноа. Сразу видать, что своего не упустит. Орхану хватило взгляда, чтобы понять, что тот держит Беллу на длинном поводке до поры до времени, и это ненадолго. И то, что она принадлежит другому мужчине, его не остановит. И что ещё хуже, — он тоже волк, а значит, физически и эмоционально ближе Белле, чем он, Орхан. От одних этих мыслей ему хотелось полностью запретить ей все сношения с той стороной её жизни. Нельзя — это её семья. И он, скрепя сердце, согласился и на это.

— И последнее, Орхан-бей. Белла — иностранка и христианка. В случае вашей смерти…

— Не беспокойтесь, Мелвин-бей. Я всё сделаю правильно.

20 сентября 1950 г.

Когда переговоры были завершены (о чудо чудное — за один день!), Мелвин нашёл племянницу, тихо сидящую в гостиной с книгой.

— Уф! Ну, всё, — сказал он, усаживаясь рядом. — Можно назначать дату помолвки и начать готовиться к приёму.

— Всё обсудили? — Белла закрыла книгу и целиком сосредоточилась на собеседнике.

— Да. Размер подарка семье за дочь, шабка, махр, жильё, затраты со стороны семьи жениха и семьи невесты и т.д. Это дела мужчин, и тебя они не касаются, милая. Со временем всё, что положено, тебе расскажу.

— Знаешь, по-моему, я этому господину не понравилась, — вздохнула Белла.

— Только тем, что не местная, — утешил дядя. — Но, по счастью, ты не за него идёшь, а своему избраннику ты как раз очень даже нравишься.

— И что теперь?

— Теперь вы можете встретиться несколько раз до помолвки, чтобы утвердиться в принятом решении. Разумеется, в присутствии нашей семьи и не прикасаясь друг к другу, — это право вы получите только после свадьбы. Никаких объятий, поцелуев, держаний за руки и прочих проявлений чувств. Всё должно быть безупречно. Тем более что Орхан сам напомнил о необходимости соблюдения традиций.

— И… когда мы увидимся? — конечно, она выхватила слухом самую ценную для себя информацию, мысленно воскресив образ возлюбленного, сильного, всё знающего, уверенного и спокойного.

— Я пригласил его и его семью завтра на ужин. Мы все должны познакомиться и назначить дату помолвки.

Мелвин улыбнулся, и эта улыбка понравилась Белле, она посветлела взглядом:

— Что, дядя?

Он вздохнул:

— Он любит тебя, это видно. Я заломил за тебя такие цены, а Орхан даже не попытался сбить их, просто кивнул и сказал, что не проблема. А ведь здесь, в Египте, торгуются страшно — везде и по любому поводу.

— Вот как? — чуть нервно отозвалась племянница, внезапно вообразив себя коровой на рынке.

— Видела бы ты, как торговались со мной Адель и его папаша! Как будто я должен был вручить им дочь бесплатно!

— Значит, так и сказал, что не проблема?..

— Ну, это можно понять. Его семья отнюдь не бедная. «Сотне» платят очень много.

— А за что?

— Ну как же? За ежедневную ненормированную работу, за верность стране и долгу, за постоянный риск жизни и здоровью, сотникам ещё и доплата за ответственность, руководство, профмастерство… Там много всего. С учётом того, что их быт в лагере и так полностью обеспечивает государство, семьи членов этой организации ни в чем не нуждаются. Так что для Орхан-бея это действительно не проблема.

— А. Ты считаешь, это нормально — покупать женщину?

— А ты считаешь, это нормально — спать с ней задарма? Здесь, в арабских странах, жены обдирают мужей как липку, и оно понятно: женская часть населения обычно наименее защищенная часть общества. На Западе женщины очень дешёвые, но здесь, в Египте, ни одна не пойдёт за неподходящего мужчину, не способного обеспечить свою семью, даже если реальна опасность остаться в старых девах. Об этом стоит задуматься.

— Дядя, а это ничего, что я христианка? — Белла наконец высказала тревоживший её вопрос.

— Ничего, солнышко. Мусульманин может жениться на христианке или даже на иудейке. Такой брачный союз нежелателен, но и не запрещён. Женитьбу на атеистке или язычнице ислам запрещает, да. А вот мусульманка за иноверца не может выйти. Не может, и всё.

Она кивнула и долго молчала, глядя в окно и размышляя о разных вещах и ни о чем конкретном. Сказанное Мелвином всё ещё звучало у неё в голове, когда смысл последних слов дошёл до её разума.

— Не может?.. Это означает, что тебе пришлось…

— …сменить веру? Да, пришлось. Иначе нам с Нуаймой пришлось бы расстаться.

— Ты жалеешь об этом решении?

— Нет. Это был осознанный выбор. Но ты его делать не обязана. Если только сама придешь к такому решению.

* * *

Тем же вечером Мелвин сообщил семье новость о сватовстве к Белле. Он не говорил об этом раньше, поскольку это такое дело, которое, в силу разногласий при обсуждении пунктов брачного контракта, не всегда доходит до помолвки. Но теперь в доме две невесты, и готовиться придётся к двум приемам. Помолвочный приём Суат назначен и состоится через четыре дня, а дату помолвки Беллы мужчины обсудят завтра после ужина. Главное, не ударить в грязь лицом перед семьёй жениха племянницы.

К новости о готовящемся замужестве Беллы все отнеслись по-разному. Суат чуть не прыгала от радости, найдя в кузине подружку по счастью. Теперь будет с кем посекретничать, шепнула она. Тетя, всплеснув руками, тоже заулыбалась и вполне по-матерински обняла Беллу. Всё-таки, что ни говори, а это приятные хлопоты.

Самир, похоже, был неприятно удивлён, но ничего не сказал. А Джемиль, стоя рядом с братом, покусывал губы и тоже молчал.

Зато поздно вечером Белла подслушала разговор, слегка озадачивший её. Ей хотелось посидеть во внутреннем дворике и полюбоваться на звездную россыпь, но вместо этого она различила голоса трёх мужчин — дяди и его сыновей — и забыла о том, зачем пришла.

Они сидели в мужской части дома, на втором этаже, в своей гостиной, но её двери, выходившие на балкон, были отворены, и Белла без труда услышала всё до последнего слова.

— Я тебя не понимаю, Самир. В чем проблема-то?

— Зачем ты допустил это, папа? Не нужна нам никакая помолвка. Отмени это всё, пока не зашло слишком далеко.

— Что значит «отмени»? Белла вправе выйти снова замуж. Она встретила достойного человека, Орхана многие знают и уважают. Он из хорошей семьи.

— Наша семья тоже хорошая, — возразил Самир. — Не следует выпускать её. Я и сам могу жениться на ней.

— И я, — вставил Джемиль. Тембр его был немного выше и мягче, чем у брата.

— Вы? — удивился отец. — Но она же вам двоюродная сестра…

— Законом такой брак не запрещен — мы с ней не махрамные родственники, — заметил старший сын.

— …и намного старше вас обоих.

— Это не имеет значения.

— А что имеет?

— Мы волки, папа. Пару нужно искать среди своих.

— Каким бы замечательным ни был этот Орхан-бей, — высказался Джемиль, — но он человек. Он не знает наших законов и обычаев, он никогда до конца не поймёт Беллу, для него она останется просто зверем. Для нас она — равная, а Орхан всегда будет смотреть на неё сверху вниз. И, кроме того, мы моложе.

— Она подходит нам, а мы — ей — подытожил Самир. — Пусть живёт среди сородичей. Нечего глядеть на сторону.

— Ну, если она выберет кого-то из вас… — примирительно сказал отец.

— Я выбрал её. Здесь невесту себе выбирает мужчина.

— Но только самка решает, какому самцу отдать предпочтение. Не забывай об этом, — Мелвин бросил строгий взгляд на детей и вышел.

— Поглядим, — бросил Самир сквозь зубы.