Портовый квартал (джен)

— Шестёрка! Получается, сейчас твой черёд рассказывать, Кардиф, — хмыкнул Брахим, кинув взгляд на кость.

— Выходит, что так. Уговор есть уговор, — кивнул Кардиф.

— Про кого ты нам расскажешь? Тебе, наверно, известны делишки всех портовых жителей, — подал голос Фарим.

— Всех не всех, но о некоторых кое-что слышал. Вон, к примеру, есть у нас мясник Альвин. Его дом стоит неподалёку от портового склада, а возле городской стены он устроил загон, где держит предназначенных на убой овец, — начал свой рассказ хозяин таверны. — Вы наверно знаете, что Альвин — порядочный скупердяй и тратить деньги на выпивку не любит. Но недавно он заявился ко мне в таверну и принялся заказывать пиво кружку за кружкой, а время от времени заливал его шнапсом...

* * *

— Ещё! — бахнул Альвин опустевшей кружкой о барную стойку. Его уныло обвисшие светлые усы украшали хлопья пивной пены.

— Что-то ты сегодня разошёлся, приятель. Как бы Мо не пришлось выволакивать тебя наружу и окунать головой с причала в морскую водицу, чтобы опомнился, — внимательно глядя на клиента, проговорил Кардиф.

— А-а, к Белиару всё! Наливай! — выкрикнул мясник и швырнул на стойку несколько монет.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами хозяин таверны, ловко сгрёб раскатившиеся по доскам золотые кругляши и пододвинул Альвину наполненную кружку. Тот схватил её и принялся пить крупными глотками.

Кардиф окинул таверну цепким взглядом. Всё было в порядке. В дальнем углу Нагур и ещё какие-то мутные типы обсуждали что-то, сдвинув головы над столом и поминутно зыркая по сторонам. Посреди зала размахивали руками и о чём-то увлечённо спорили двое портовых жителей неопределённого рода занятий. Ближе к двери усердно работали челюстями, запивая пивом простой, но обильный ужин, плотники с верфи. Никто не дрался, посуду не бил и не ломал мебель.

— Овца! — опустошив кружку, громко сказал Альвин и снова грохнул кружкой о стойку. — Наливай, држи... дружище Кардиф!

— А не хватит ли с тебя, братишка Альвин? — ухмыльнулся хозяин таверны.

— Лей ещё! Душа рыдает... понимаешь, душа! Чего ухмля... ухымляешься? Думаешь, у мясника не бывает души? — обиделся перепивший посетитель.

— Ну что ты! И в мыслях такого не было. Все мы дети Аданоса — и мясники, и рыбаки, и воры, и даже стражники... — пряча усмешку, проговорил Кардиф.

— И бабы? — уточнил Альвин.

— Насчёт баб точно не скажу, это тебе лучше спросить у Ватраса. Он у нас маг воды всё-таки.

— Не-е... Баб точно не Аданос создал и не Иннос, а сам Белиар! — направив в лицо Кардифа толстый кривоватый палец, заявил мясник.

— Не стану спорить, братишка. Тебе виднее. Похоже, одна из них крепко наступила тебе на хвост. А, может, и не одна?

— Овца! — согласился с хозяином таверны Альвин, пьяно замотав головой. — Вот ты меня понимаешь, дружище! Дай я тебя обниму! — с этими словами мясник навалился на стойку и потянулся к Кардифу, опрокидывая бутылки и кружки.

— Пожалуй, это лишнее, братишка! — спихнул его обратно Кардиф, поймал на лету скатившуюся бутылку и водрузил обратно на стойку. — Лучше расскажи толком, что у тебя произошло.

— Так я ж и говр-рю — овца! — возмутился его непонятливостью Альвин.

— Нет, так не пойдёт! Давай по порядку. А сначала пожуй немного, а то тебя совсем развезло, — Кардиф пододвинул мяснику блюдо с мелко нарезанным сыром, а потом отвлёкся на других посетителей, которые тоже потребовали выпивки. Затем он вновь обратился в Альвину.

— Так кто, говоришь, тебя обидел, братишка Альвин?

— Это всё Люси... Овца!

— Овца?

— Да, моя жена! Она совсем ко мне охладела. Ничего ей не надо! Только жрёт и толстеет, толстеет и жрёт!

С трудом ворочая языком, время от времени давясь сыром и сбиваясь, мясник поведал Кардифу свою печальную историю...

* * *

Альвин доставил торговцу Бальтраму очередную партию баранины и возвращался с рынка домой. Пояс оттягивал мешочек с монетами, и настроение у мясника было приподнятое. Он уже свернул вдоль городской стены в сторону своего дома, как вдруг ему показалось, что кто-то произнёс имя его жены Люси.

Мясник замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, прислушиваясь к разговору, который вели за углом ближайшей хижины местные кумушки.

—...точно тебе говорю!

— Это тот беглый королевский пехотинец, который поселился за складом?

— Да! И она к нему бегает, когда мужа нет дома! Представляешь?

— Не может быть!

— Клянусь Аданосом, всё так и есть!

— А что муж?

— Ни о чём не догадывается...

Увлечённо подслушивающий Альвин сделал шаг вперёд и неосторожно зацепился широкой штаниной за сложенные у стены дрова. Поленница с грохотом раскатилась. Голоса испуганно умолкли, затем послышался задавленный смешок и шаги двух торопливо удаляющихся пар ног.

Мясник выругался сквозь зубы и торопливо направился к своему дому. Хорошая выручка его больше не радовала. Душу терзали мрачные подозрения.

В своё неопрятное, провонявшее бараньими потрохами жилище Альвин ворвался как орк в проломленные ворота миртанского замка. Не хватало лишь топора наперевес и грозного боевого клича.

Люси в доме не было.

— Ага! — сказал мясник и, грозно раздувая ноздри, кинулся обратно.

Он выскочил наружу, свернул налево, в направлении портового склада, и тут же столкнулся с Люси. Она, что-то тихо напевая, полола грядку с репой, которую ещё весной разбила на крохотной полоске земли возле стены дома. Женщина вскинула на него испуганный взгляд, но, узнав мужа, тотчас же успокоилась.

— Альвин!

— Ты где была? — подступил к ней мясник.

— Как где? За водой к колодцу ходила. А потом здесь возилась, — ответила Люси, с недоумением глядя на мужа.

— Точно?

— Да что на тебя нашло? Ты сам не свой! На рынке обсчитали?

— Что? На рынке? А... нет, всё хорошо, — рассеянно ответил Альвин. Он внимательно оглядел окрестности, не заметил ничего подозрительного и, шаркая ногами, направился к загону с овцами.

Вид источника своего дохода неизменно приводил мясника в благодушное расположение духа. Но сегодня созерцание увлечённо жующих овец его не радовало. Подозрения в неверности жены продолжали терзать его душу. Досадливо плюнув, Альвин повернулся и направился к известному на весь Портовый квартал алхимику Игнацу.

Алхимик, по счастью, оказался дома. Он сидел за столом, подперев голову тощими, как лапы падальщика, ладонями, и негромко о чём-то разговаривал с висевшим на стене чучелом гарпии. Но, услышав шаги посетителя, сразу уже умолк и вскочил на ноги.

— Чего тебе? — обернувшись к Альвину, не слишком приветливо спросил он.

— Почтенный Игнац, мне бы это... зелье... — смущённо пробормотал тот.

— Зелье? Какое зелье? Говори толком!

— Зелье... в общем... Ну, ты понимаешь?

— Не понимаю. Не мямли, говори яснее! Живот, что ли, прихватило?

— Да нет же, не живот... Просто, говорят, моя жена Люси... Она... в общем, бегает там к одному... И вот мне бы зелье, чтобы...

— Так тебе нужно зелье силы мужского корня? — понимающе вскинул брови Игнац. — Тогда тебе не повезло. Я не могу приготовить такое зелье — у меня нет нужных ингредиентов.

— Да нет же! Мне нужно, чтобы Люси смотрела только на меня, а на других внимания не обращала, — разозлившись, вернул себе, наконец, дар членораздельной речи Альвин.

— А-а, так речь всего лишь о приворотном зелье! Так бы сразу и сказал.

Игнац взял с полки склянку с густой золотистой жидкостью и протянул мяснику;

— Держи! С тебя пятнадцать монет. Лучше всего давать, подмешав в вино. Но не больше десяти капель в день! Ты меня понял?

— Угу, — кивнул Альвин, расплатился и, ободрённый, заспешил домой.

Люси удивило, что к ужину её скуповатый супруг достал бутылку красного монастырского, которую приберегал для особого случая. Пока она нарезала хлеб, баранью колбасу и сыр, Альвин наполнил вином две кружки.

— Люси, а у нас зелени нет какой-нибудь к ужину? — спросил он, едва она собралась сесть за стол.

— Найдётся. Сейчас принесу.

Люси встала и направилась к своей грядке, а мясник, бросив ей вслед вороватый взгляд, достал купленную у Игнаца склянку и нацедил в её кружку десяток капель. Потом, вспомнив упитанную фигуру жены, шёпотом помянул Белиара и отсчитал ещё капель двадцать.

Едва он успел спрятать склянку, как вернулась Люси и водрузила на стол пучок свежей зелени. Альвин одобрительно улыбнулся.

— Ну что, выпьем за нашу любовь? — подняв кружку, спросил он.

* * *

— И что, подействовало зелье? — с интересом спросил Кардиф.

— Ага! Подействовало! — грохнул днищем кружки о стойку Альвин. — Эта овца завалилась в кровать и уснула как убитая! И пр-р... проспала до полудня!

— Проспала?

— Да! А потом просыпается и такая: «Ты зачем опоил меня снотворным, мерзавец?!» Мерзавец — это, значит, я. «Ты, говорит, по девкам бегал, пока я спала?»

Кардиф не удержался от ехидного смешка, но сразу же оборвал его под обиженным взглядом пьяного мясника.

— А ты что? — спросил он.

— А я что? Я — к Игнацу. «Ты что мне подсунул?» — спрашиваю. И склянку ему в нос! Он открыл, понюхал, принялся извиняться. Перепутал, говорит. Это, говорит, сонное зелье. Вот, мол, настоящее прирво... приворотное. И даёт мне другую склянку, с виду точно такую же. И знаешь, что? — перешёл Альвин на громкий шёпот.

— Что? — стараясь не морщиться от перегара, наклонился к нему Кардиф.

— Когда я уходил, Игнац меня окликнул! «Эй, говорит, Альвин, не знаешь, где достать яиц?» Я спрашиваю, каких ему надо яиц. Если яиц падальщика или шныга, то это у охотников лучше спросить. А если бараньих, то я могу продать, когда скот забивать стану. А он говорит: «Нет, не то. Мне крысиные яйца нужны». Представляешь?

— Зачем Игнацу крысиные яйца? — удивился хозяин таверны.

— Не знаю! — многозначительно округлил глаза Альвин.

— А зелье? Ты напоил Люси ещё и этой отравой?

— Хотел напоить, да... Не вышло! — с досадой махнул рукой мясник.

— Почему?

— Заметила! Выхватила у меня склянку — и на двор. Я за ней. А она к овечьей поилке и всё туда — бульк! И давай меня крыть последними словами. Мол, и подлец я, и отравитель, и развратник! А овцы тем временем к поилке — и ну хлебать воду с зельем!

— И как? Передохли, небось?

— Ты что! Живые... Глядят на меня влюблёнными глазами и блеют... Жалобно так... — едва не плача, пробормотал Альвин. — А я им не этот... Не какой-нибудь малолетний придурок вроде моего бывшего работника! Этого дурачка отправили на каторгу за... слишком тесную дружбу с овцами. А они, между прочим, презна... предназначались для губернаторского стола...

— Да, братишка... Вот так история! — покачал головой Кардиф.

— История? Да что история! Овцы! Как я теперь их забивать буду? Они же меня лю-ю-юбят! — не сдерживаясь больше, разрыдался мясник.

* * *

— И что Альвин стал делать дальше? — отсмеявшись, спросил Брахим.

— Отправился в «Красный фонарь». Сказал, мол, раз уж Люси всё равно считает его развратником, то пусть у неё для этого хотя бы будут основания, — ответил Кардиф.

Фарим и Брахим снова расхохотались.

— Ну что, пусть теперь Фарим рассказывает? Или опять бросим кость? — дождавшись окончания веселья, спросил хозяин таверны.

— Бросай!