Альбатрoс (джен)

11 апреля 1912 года

Да, ливрея оказалась не настолько надежным прикрытием, как рассчитывал Жак. И ведь как было чисто сработано: Саймон, «свой человек» среди стюардов, вовремя спустился и открыл ворота, отделявшие третий класс от чистой публики — как скот возят, ей-Богу — сообщил номер каюты, Жак поднялся наверх и отыскал ее... Саймон ошивался неподалеку, и это настораживало. Не надеялся ли он потом обчистить эту каюту по-настоящему? Не нравилась Жаку его лоснящаяся физиономия с маслеными глазками; он знал, что Саймон с подельницей, горничной отеля, обчищает потом одурманенную клиентуру. Собственно, Жак как-то поймал их с поличным. Несколько улик против них передал надежному человеку и сообщил им об этом. Предложил на выбор: оказаться за решеткой или дальше делать свои дела, пусть и поаккуратнее, но когда нужно — помогать ему. Нехорошо, может, но у всякого сыщика есть агенты среди жуликов. Не те птицы, чтобы церемониться. Да и выбора не было. Зато теперь у Жака был и билет на тот самый корабль, куда сел Хокли, и возможность из третьего класса подняться хоть во второй, хоть в первый.

Заметил ли Саймон, как Жак ушел с Труди? Наверняка. И наверняка не воспользуется любым промахом Жака в своих целях. Но пока можно не думать о нем, а минуту молча постоять рядом с красивой девушкой, любуясь открытым морем.

Море... Такое свободное, не знающее границ. А для тех, кто путешествует, — смертельная опасность, заставляющая продумывать каждый шаг. Вольное, оно сковывает чужую волю. Если бы Жак был альбатросом, которого воспел Бодлер, если бы не приходилось ему ждать, когда доползет, как черепаха, в порт эта хрупкая, в сущности, громадина, колосс на глиняных ногах, и тогда бы ему приходилось опасаться и бурь, и разных глупцов, которых на потеху толпе поймают и свяжут крылья...

Oн почему-то надеялся, что Труди не относится к их числу. Может, потому что, когда они вышли на прогулочную палубу второго класса и Жак нервно поморщился, досадуя, что не взял сигарету, она достала пачку из кармана фартука.

— Курите, только потихоньку, чтобы стюарды не увидели.

— Ваши? — удивился Жак: сигареты были не из дешевых.

— Хозяйской дочери. Мать запрещает, а она делает назло. Мне все равно велели их выкинуть. Так, значит, вы сыщик?

— Верно, — спорить было нечего, с возможными союзниками лучше играть честно. — Но и вы, позвольте заметить, слишком наблюдательны для горничной.

Она покраснела и ответила не без гордости:

— Когда-то, когда я вправду была просто горничной, наблюдательность спасла меня от тюрьмы. Лакей хотел свалить на меня кражу столового серебра, но не вышло. Меня не любили, потому что я не скрывала, что мечтаю не всю жизнь быть прислугой, и хотя в тот раз мне удалось оправдаться, я скоро оказалась без работы. Полицейский, расследовавший кражу, написал мне рекомендации в сыскное агентство.

Жак собирался снова отвесить ей комплимент, но она как будто угадала его намерение и тут же сменила тему:

— Значит, семейство Бьюкейтер показалось подозрительным не только моим нанимателям? А кому еще, если не секрет?

Бьюкейтер? Так Труди шпионит за этой вяленой рыбой и ее ягодкой-дочерью? А уж они-то чем успели отметиться?

— Нет, меня интересуют не мать и дочь Бьюкейтер. Вы разве не слыхали о деле Берлингтон?

Труди явно что-то вспомнила.

— Актриса, у которой украли драгоценности? Да, верно, она сейчас плывет на "Титанике". Но, позвольте заметить, ее каюта далековато от каюты моих хозяек.

— Наверное, мистер Хокли об этом сильно сожалеет. Хотя я не уверен.

Труди приподняла темные брови.

— Вы хотите сказать, что...

— Говорю же, я не уверен, что сейчас Хокли по-прежнему любовник Берлингтон. Но он был ее любовником, когда произошла эта история с кражей, он купил ей те самые драгоценности... И догадываетесь, кто получил страховку?

Oна медленно кивнула.

— А в Париже он купил невесте бриллиант... Продавцы опасаются, что им тоже придется раскошелиться?

— Именно. И вот я здесь.

Труди, опершись на леера, задумчиво наблюдала за холодными мелкими волнами.

— Вы позволите сообщить об истории с Берлингтон моей молодой хозяйке? Думаю, она будет рада воспользоваться любым шансом расторгнуть помолвку или хотя бы держать будущего мужа на коротком поводке.

Жак подумал немного. Пожалуй, Хокли будет не лишним понимать, что о его прошлом известно его близким. Может, это удержит его от опрометчивых шагов.

— Пожалуйста. Но разве вы на ее стороне? Вы только что упоминали, что шпионите за ней.

— Не за ней. За ее матерью. Покойный мистер Бьюкейтер изволил скончаться при очень уж подозрительных обстоятельствах. Его жена опознала тело по сохранившемуся клочку белья и оплавившейся запонке.

— И получила страховку?

Труди развела руками. Жак рассмеялся:

— Ну так что же? Нельзя сказать, что мы на одной стороне, но у нас похожие цели. Не уверен, что сумею оказать вам помощь, но...

— А я не уверена, что смогу помочь вам. Но мешать точно не стану. Предлагаю видеться и делиться всем, что смогли узнать. Потом сможем так же поделить гонорар.

Тут он уже расхохотался в голос:

— Я уже говорил, что с вами приятно иметь дело?