Сага о Сакши́. Книга 3. Последний удар сердца (гет)

— Сдавайтесь! — повелительно выкрикнула Вилан.

К ней, всё так же молча, обернулись все. Она сидела на спине Финниаса, приставив нож к его горлу. Его руки были накрепко связаны за спиной.

Синда единственная, кто не слышал и не видел ничего кругом. Она летела к императору, который замер посреди побоища, приготовившись к её атаке и своему ответному удару. В его руках полыхал рыжий с чёрными дымными завитками огонь. На окровавленных губах застыла насмешливая зовущая усмешка. Кобылица спешила прямо навстречу своей гибели, и, судя по её виду, ей было всё равно. Бай Лин тоже приготовился драться до конца. Кто знал его, те понимали: его трудно напугать, и не какой-то спятившей лошади. Было очевидно, что он убьёт её безо всякой жалости и сразу же, как только дотянется.

— Синда! Если дорожишь жизнью единственного сына, стой. Я не шучу.

Синда остановилась так резко, что чуть не упала. Увидев сына пленённым, она закричала что-то на исконном гортанном наречии кентавров, — похоже, это были бранные выкрики. Она понеслась в обратном направлении, видимо, намереваясь сшибить и затоптать Вилан, раз в прошлый раз не вышло.

— Я сказала: стой! Или увидишь его смерть!

Жу Лань, подойдя, хотел набросить верёвочную петлю на шею Финниаса, но Вилан знаком остановила его: он и так связан и стоит неподвижно, не сопротивляясь.

— Мама! — окликнул её сын. — Смирись! Ты погубишь всех, кто ещё жив.

Только слова сына заставили Синду отказаться от дальнейшего боя. Она сражалась бы до конца, но увидеть его в руках врагов было худшим из того, что она могла бы себе представить. В отчаянии она склонила голову с развевающимися рыжими волосами и упала, колени глухо стукнулись оземь.

— Пощади... — её голос, охрипший и севший, прозвучал посреди поля боя, по которому гулял ветер, и разнёсся до самых его краёв. — Пощади его! Хотя бы его...

— Пощады проси у императора. Но твой сын намного разумнее своих родичей и не по своей воле участвовал в бойне. И потому я буду свидетельствовать в его защиту.

Вилан прошептала на ухо Финниасу: "Довези меня до императора и стой спокойно. Я не позволю причинить тебе вред!".

Медленно и осторожно ступая по земле, Финниас двинулся у сторону неподвижно стоящего Сакши. Перешагивая через погибших и, где возможно, обходя их, стуча копытами, он приблизился к императору, слегка присел, согнув колени, и Вилан соскользнула на землю. К ним тотчас же побежали уцелевшие драконы, окружили, заслонили, стали щитом, хотя его величество и сам мог создать щит лучше. Финниаса взяли под стражу.

Кентавры в отдалении сбились в толпу. Солнце стояло в зените, освещая ужасающую картину встречи двух рас. Исподлобья они бросали на победителей хмурые, не утратившие враждебности взгляды, но в них больше не было прежней ярости. Они потерпели поражение в честной битве и понимали это. Их разоружили и взяли под стражу. Драконы ходили по полю, собирали оружие, относили в лазарет раненых, оттаскивали в стороны погибших. Кентаврам позволили забрать тех, кто был ещё жив, и оказать помощь.

Синда не сводила глаз с сына. Она уже не выглядела такой буйной и сумасшедшей. Скорее она напоминала взбесившуюся кобылу, которую ударом между глаз привели в чувство. Она подошла к мужу и, опустившись рядом, погладила по голове. Из глаз свирепой женщины лились слёзы при виде обгорелых ран от огненных мечей.

В воздухе раздался шум и рокот: на поле один за другим опускались десятки драконов. Подмога прибыла слишком, но, по счастью, не катастрофически поздно. Их встретили полным иронии дружным смехом (даже кентавры не сдержали невесёлый смешок), и первым рассмеялся император.

Вилан достала платок и вытерла губы Бай Лина: тёмная кровь медленно стекала изо рта к подбородку, он был совсем бледен, и она удивлялась тому, что он ещё держится на ногах. Но когда Бай Лин пошатнулся, его немедленно подхватили и понесли в шатёр. Сильфида полетела следом. Лететь было легче, чем идти. Ноги не слушались и так и норовили подогнуться. Тем не менее, увидев командиров, Вилан направилась прямо к ним.

— Господа военачальники, есть разговор.

— Ваше величество?

— Пленник — мой давний друг. Он не предатель и не зачинщик: Финниас не сражался с нами, и я это видела и могу засвидетельствовать, если моё слово здесь чего-нибудь стоит. Кроме того, он сдался сам, по своей воле, чтобы спасти соплеменников. Он находится под моей личной защитой. Это ясно?

— Да, ваше величество.

— Его до́лжно охранять. Но следует проявлять к нему уважение. Он не сделал ничего, за что можно было бы его презирать.

— Есть!

— Нужно отвести ему достаточно удобный шатёр, предложить воды и фруктов. Кроме того, Финниас один из немногих, кто умеет рисовать. Дайте ему бумагу, перо и тушь и попросите нарисовать напавшего на них дракона, как он помнит его. Это в обоюдных интересах. Я могу на вас положиться?

— Да, ваше величество.

— Я прослежу, — добавил Жу Лань.

— Я навещу его, когда буду уверена, что с его величеством всё в порядке.

Императора уложили на кровать. По знаку целителя все вышли. Полковой лекарь Дуань Ши пытался воспрепятствовать Вилан даже войти в шатёр. Всё же такое зрелище не для нежных женских глаз и нервов. Не хватало ещё тратить время на лишившуюся чувств императрицу.

— Простите, повелительница, его величество серьёзно ранен. Вам лучше...

Но Вилан только покачала головой:

— Я сама вылечу своего мужа, помощь мне не нужна.

— Вы?! Ваше величество, вы всего лишь женщина...

— Господин Дуань, альвы и сильфы — врачеватели от природы. Это у нас в крови. Пожалуйста, займитесь другими ранеными. И пусть Бижу будет неподалёку, мне может что-нибудь понадобиться.

Если лекарь и хотел что-то возразить, то счёл за самое разумное промолчать, дождался кивка его величества, отвесил поклон и ушёл.

Бай Лин скривился от боли, сжал зубы и схватился за плечо. Вилан увидела то, чего не замечала до того: расползшееся по тёмной ткани верхнего платья пятно крови. Кираса защитила его от удара в сердце, и чей-то меч, скользнув по металлу, пронзил грудь над нагрудной пластиной.

Вилан принялась снимать с Бай Лина доспехи и одежду. Он молчал, напрягая тело, чтобы удержать дрожь, и смотрел на жену настороженным изучающим взглядом, ища промельк брезгливости, страха или отвращения. Может быть, он и не вполне доверял ей как лекарю, но вспомнил, что прежде она тоже лечила его сама и он всё ещё жив.

Вилан, добравшись наконец до раны от клинка, вздохнула, собираясь с мыслями. Один только раз она едва слышно ахнула, увидев опоясавший его след от Чёрной плети: будто молния захлестнулась вокруг тела, чёрные страшные кровоточащие узоры, похожие на ветвистые трещины, обвивали спину, грудь и бока. Не будто. Теперь он знал: это и есть прирученная молния.

Вымыв как следует руки, она обтёрла раны тряпками, смоченными в горячей воде, а Бай Лин думал о том, что, вероятно, столичные барышни из Чунхуа хлопнулись бы в обморок от такого зрелища. А Ви ободряюще улыбалась ему и не отводила глаза от повреждений, не падала без чувств. Клинок прошёл насквозь, и, просунув руку под плечи мужа, Вилан приподняла его, обтёрла края выходного отверстия, обработала раневые отверстия неким обеззараживающим порошком, зажала двумя чистыми сухими тряпками, обмотала бинтами из холстины.

Это дало минуту времени на подготовку, и, усадив мужа поудобнее, она отбросила намокшие и потяжелевшие от крови тряпки, прижала к ранам горячие ладони. Кровь всё ещё сочилась; с трудом преодолевая настойчивое желание тела вытянуться на кровати и забыться в беспамятстве, Бай Лин сосредоточил всё своё внимание на врачевательнице, сидящей рядом. Он цеплялся за каждую мелочь: разглядывал растрёпанные, сколотые в небрежный узел волосы, царапины на щеке и руках, закрытые глаза, разорванную в нескольких местах одежду...

Вилан, склонившись к самому его плечу, шептала что-то неразборчивое на странном певучем языке, похожем на стук дождевых капель, шуршание степной осенней травы, плеск речных вод, свист ветра под крышей, зов из дальней дали и треск сухих дров в очаге. Она заговаривала его раны, почти касаясь их губами. Бай Лин чувствовал её дыхание, подобно сквозняку холодившее кожу. Он пытался понять, именно так и должна поступать настоящая жена, или Вилан делает то, за что её осудили бы светские дамы, считающие себя изящными цветами, вид крови у которых должен непременно, согласно правилам женского аристократического этикета, вызывать ужас и головокружение? Да, они бы испуганно обмахивались веерами, а Вилан, руки которой все в его крови, выставила целителя и лечит мужа сама. Ви. Никто не делал для него больше. Только мать.

В гневе она крикнула, что в змеиной норе жить лучше, чем рядом с ним. И она же поехала сюда, зная, что будет бой и что может помочь. Вилан не из тех, кто рядом, только пока всё хорошо. Он вспомнил, как сегодня она стояла посреди умерших и раненых, а Карг торопился к ней, размахивая плетью. Вспомнил, как всё внутри остановилось. Мир остановился. Были только Вилан, он сам и Карг. И, летя к ней и налету закрывая собой, знал: даже не попроси она прощения за свои жестокие обвинения, он всё равно сделал бы это. А ещё понял, что отдаст всё. Отдаст кровь — всю до капли. Отдаст тело — до последней клетки. Не оставит себе ничего. Согласится на вечную му́ку. На любые жертвы. Потому что есть ради кого. Потому что есть они — двое. И чем дальше, тем крепче он прикипал к ней сердцем, тем сильнее она западала в душу, становилась ближе, чем могли описать любые слова. Створки его сердца, как створки раковины, приоткрылись, впустили внутрь одно существо и захлопнулись навеки. Хорошо это или плохо, но больше они никого не впустят и никого не выпустят.

Вилан наконец подняла голову, встретилась с ним взглядом и измученно улыбнулась. Когда она убрала ладони с его плеча, кровь перестала и края ран почти затянулись. Замыв бурые пятна, Вилан вынула из сумки коробочку, зачерпнула пальцами целебную жёлтую мазь, пахнущую травами, бережно смазала ею повреждённые места. Потом помогла надеть нижнюю короткую рубаху и завязать завязки. Не сводя с Вилан задумчивого взгляда, он позволил уложить себя и укрыть одеялом. Наверное, это самое важное: понять, на что ты готов ради того, кто по-настоящему дорог. И ради хотя бы одной безумной надежды на счастье. Потому что больше у него нет ничего, кроме Ви и вот этой надежды.

Она поднялась на ноги и хотела выйти из шатра.

— Не уходи!

— Сейчас вернусь.

Вилан подняла входное полотнище. По обе стороны входа в шатёр императора дежурили стражники, Бижу сидел рядом в ожидании приказов своей госпожи. Увидев её, он вскочил на ноги. Поразительно, что этому парнишке тоже пришлось поучаствовать в сече, вид у него был совсем невесёлый и какой-то слегка примороженный.

Она сунула ему в руки мешочек с травами:

— Вот, приготовишь отвар. Смешай в кру́жке по щепотке пряной овражницы, красной бархо́тки и луговой виле́и, залей кипящей водой, и пусть покипит минут пять. Процедишь и принесёшь сюда.

Бижу убежал. Вилан вдохнула свежего весеннего воздуха, закрыла глаза и подставила лицо послеполуденное солнцу. В мире всё так спокойно, гармонично и естественно. Почему люди, драконы, кентавры и другие расы всегда за что-то воюют и с кем-то борются? Почему нельзя всем соизмерять свои интересы и оберегать всеобщий покой? Почему нельзя каждому взять на себя ответственность за всеобщую безопасность не только друг от друга, но и от себя самого?

Пока она стояла, очищаясь ветром и солнечным светом, подошёл и стал рядом Жу Лань. Он не решился нарушить тишину, и Вилан нехотя повернулась к нему. Всё так же безмолвно он протянул ей листы бумаги, выражение лица помощника первого генерала было таким напряжённым, что сильфида встревожилась ещё до того как увидала рисунки. И не напрасно. Не сговариваясь, они посмотрели друг на друга и один за другим вошли в шатёр.

Император стоял посреди комнаты и завязывал поясом верхнее платье. Вилан хотела воспротивиться, но взглядом он сказал ей: некогда разлёживаться, проблема требует немедленного решения. Оставалось только смириться с его волей. Когда Бай Лин увидел того, кого изобразил Финниас, Вилан поняла: он подозревал уже давно. Выслушивая объяснения обоих, император приводил себя в порядок, чтобы не выглядеть слабым и больным перед окружающими. Выпив приготовленный целебный напиток, он вышел, оставив Вилан и Жу Ланя в молчании глядеть друг на друга.

Вилан страшно хотелось лечь и поспать хотя бы немного. Но она поняла, что хотел сказать Бай Лин: император должен встретиться с племенем ещё раз, ведь для этого они приехали, и императрица тоже должна присутствовать. Вилан умылась, переоделась в сменную одежду, которую на всякий случай взяла с собой, причесалась. Словно не было побоища. Но оно было. Как закрыть на это глаза? Как сделать вид, что ничего не случилось?

Прибывшие драконы имели страшно сконфуженный вид. На самом деле, их вины в том не было. Когда его величество потребовал объяснений, рассказали, что кто-то ранил дорогой посланца. Он еле дотянул до столицы, передал поручение и умер. Его путь занял слишком много времени. Что ж, хорошо, что это происшествие не имело фатальных последствий.

Наконец император вышел, чтобы встретиться с воинственными людьми-конями. За руку он вёл свою жену как соправительницу своей страны — в знак предельной официальности повторной встречи. Кентавры с опаской приблизились к холму, на котором стоял Сакши. Они видели, на что способен владыка пламенных драконов, которые окружили кучку оставшихся в живых людоконей и раскрыли крылья, преграждая им возможные пути бегства.

— Я, Борго, сын Ме́хана, спрашиваю тебя: что ты скажешь нам, Сакши? — вперёд вышел кентавр, один из самых могучих и почти не раненый в схватке. — Ты пленил нас в честном бою. Мы признаём это. Охваченные горем за смерть наших братьев и сыновей, мы напали на вас. Мы признаём это. Наш вожак Карг мёртв, ты убил его в честном бою. Мы признаём это. Ты мог убить нас всех, но мы ещё живы. Мы признаём это. Мы пришли, чтобы требовать от тебя справедливости, но совершили несправедливость сами. Мы признаём это. Так что ты скажешь нам?

Бай Лин помолчал, собираясь с мыслями. Честно сказать, он не знал, что им ответить. Этот народ он видел впервые и не успел ознакомиться с его историей и особенностями.

— Войну начинают командиры, с солдат спроса нет. Я не считаю ва́с виновными в этом бою. Его начали не вы, но ваш вожак. Теперь он мёртв, и этого следовало ожидать. Изберите нового вожака, и пусть он говорит со мной от лица своего народа.

Император стоял, заложив руки за спину, его голос звучал холодно и плавно, как хлопья летящего снега в безветренную погоду, выразительно и мягко и в сочетании с его почти совершенной красотой вызывал даже некое чувство вины у тех, кто осмелился напасть на него. Вилан, стоявшая рядом, знала, что ему полегчало только немного и что он ни за что не воспользуется своим правом сесть, не выкажет слабости перед чужими.

— Что будет с моим сыном? — Синда подняла голову, и в её глазах было столько боли и мольбы, что Вилан стало её жаль. Похоже, этот день изменил всю её жизнь.

По знаку императора привели Финниаса. Без кандалов и конвоя.

— Он свободен. Я уважаю того, кто ради спасения своих сородичей не пожалел своей жизни. На это способны немногие.

В молчании кентавры и драконы смотрели, как Финниас спускается с холма и подходит к матери, как та хватает его за руки и плачет, не стыдясь своих слёз.

Бай Лин подождал несколько минут, пока совещались людокони. Интересно, конечно, как выбирают вожака стада в десять тысяч голов в присутствии самое большее ста пятидесяти? Впрочем, это не его забота, как там у них происходит управление стадом. Главное сделать так, чтобы худшее осталось позади. Бай Лин отвернулся и украдкой от Вилан прижал ладонь к груди. Заметит — расстроится. Она и так сделала больше, чем кто-либо на её месте. Плечо болело, кожа на спине и боках словно треснула. Он не видел, что там сзади. Ви промыла и залечила всё, но боль не утихала. Впрочем, это всего лишь боль, он потерпит. Если бы не огненный щит, Чёрная плеть убила бы его. Но от её удара щит разлетелся вдребезги, хорошо, что Вилан вовремя среагировала...

— Мы выбрали вожака!

Кентавры расступились, являя на свет своего нового предводителя. Им ожидаемо оказался сын Карга и Синды. Племя оценило его заслугу в прекращении боевых действий и преданность своему народу.

— Отвечаю тебе, Финниас, сын Карга, и тебе, Борго, сын Ме́хана. Отвечаю всем вам. Тот, кого ты сумел опознать, — Бай Лин высоко поднял над головой рисунок, — прежде был вторым командиром моей армии. К сожалению, за некую провинность я отослал его служить моему наместнику в страну за морем. Однако, как выяснилось сегодня, его вина гораздо серьезнее: он пытался убить свою государыню и развязать войну между нашими расами. За это он будет предан публичной казни, как только его найдут и схватят. Я даю своё слово. Довольно ли вам этого?

Финниас почтительно склонил голову.

— Сакши так молод — ещё почти жеребёнок. Но его мудрость войдёт в наши легенды. Племя кентавров благодарит владыку пламенных за терпение и справедливость.

Император усмехнулся: смысл этих слов вполне ясен, но всё же жеребёнком его ни разу не называли. Сам-то Финниас намного ли старше? Ему больше шести сотен лет, невозмутимо пожала плечами Вилан.

— Пойдём спать, а? — взмолилась она сонным голосом. — Я вот-вот засну там, где стою. Ведь и тебе нужен отдых.

Она казалась такой милой, что вызвала широкую искреннюю улыбку у своего супруга. Бай Лин наклонился и взял её на руки. Нет, не то чтобы подхватил. Плечо адски болело и трещины в коже зудели, но это было так приятно... Ви, конечно, всполошилась: "Что ты делаешь?! Ты нездоров!", но потом обвила руками его шею и сама вся прижалась, прямо как травка поползень.

— Так странно... Здесь, в нижнем мире, мне постоянно хочется спать...

На повелителя смотрели кто любопытно, кто смущённо, кто неловко от приоткрывшейся интимной жизни владыки, кто понимающе, кто ухмыляясь. Те, кто поумнее, сразу притворились объектами природы. Остальные под предупреждающим взглядом его величества торопливо делали вид, что изначально смотрели в другую сторону и вообще их тут нет. Император не собирался ничего объяснять. Он это делает, потому что муж. Не потому, что у них образцово-показательный союз, который демонстрируют как медаль всем желающим. А потому, что семья, в которой, да, всякое бывает, но она есть и над ней трудятся двое. Что не ясно? Один только Сунь Чжао глядел на господина честными-пречестными собачьими глазами, и за эту всегдашнюю преданность, за то, что он в любой ситуации по-настоящему на стороне своего повелителя, Бай Лин был ему благодарен.

Пламенные драконы не любят лежать в сырой земле. Огонь тянется к огню, и их тела предают стихии, дарящей им жизнь и в последний раз этой жизнью их наполняющей. Догорели погребальные костры, прах павших разнёс ветер. Кентавры, тихо ступая, ушли в леса. Опустело русло древней реки, земля впитала кровь. Драконы остались на этом краю своих земель до утра.

Когда Вилан наконец выспалась, на землю опустился глубокий вечер. В шатре она была одна. В коконе из тщательно подоткнутого со всех сторон одеяла было уютно, по углам стояли недавно принесённые жаровни с горячими углями, о том, чтобы ей было тепло, кто-то побеспокоился. Кто-то внимательный и заботливый. За стенками то тут, то там доносились негромкие голоса и ржание лошадей, какое-то постукивание. Звуки мирного быта. Она поправила постель, накинула ханьфу и тёплый стёганый плащ, отороченный мехом, и вышла на улицу.

Тёмно-синее небо вызвездило. Везде горели костры, вокруг них сидели мужчины. Время ужина. Вилан, которая с утра выпила только немножко чая и съела одно яблоко, захотелось есть. Она уже решила найти полевую кухню, когда её заметил пробиравшийся между палатками Жу Лань. За сегодняшний день они по нескольку раз спасли друг другу жизнь, поэтому само собой получилось, что неформальное, неуставное общение стало позволительным.

— Ваше величество! Как вы себя чувствуете? Я видел, как вам досталось дубиной от этой лошади — матери нового вожака.

— Ничего, — отозвалась сильфида. — В голове уже не так гудит. Только не говорите об этом его величеству. Ему-то намного хуже.

— Это будет непросто, — тихо проговорил Жу Лань, глядя на что-то за её спиной.

Вилан повернулась. В двух шагах от неё стоял Бай Лин. Как обычно, при полном параде. Одни почему-то всегда выглядят наилучшим образом, у других что-то да не в порядке.

К вечеру приморозило, дыхание превращалось в пар. Тёмно-синие одежды его величества, украшенные серебряной вышивкой, напоминали небосвод. И выражение его лица тоже было не теплее. Однако он не был в дурном расположении духа. Вилан уже достаточно знала его, чтобы сразу понять: у него есть вопросы, и он хочет получить на них ответы. Честные ответы. Если у него есть вопросы, рано или поздно он их задаст. Бай Лин не хитрит, и если верит — значит, верит, а если не верит — значит, не верит. И потому обманывать его, как минимум, нечестно и глупо.

Жу Лань с облегчением убрался, оставив повелителей наедине. А то ещё припомнит император, что его жена была ранена, а от него скрыли. Ну, не скрыли, а не доложили. Это не одно и то же, хотя для него разница, пожалуй, будет невелика.

— Ви, я хочу знать: почему ты сразу не сказала мне обо всех этих покушениях? Почему молчала так долго?

Вилан поморщилась. От этой темы её начало тошнить. Она столько об этом думала, что стало казаться, что об этом знают уже все и обсуждено всё тысячу раз.

— Потому что доказательств нет. Отец учил меня, что нельзя бросаться обвинениями, если не можешь их доказать. А у меня по-прежнему ничего нет, кроме одной-единственной обмолвки Су Лу, да и то я только пару дней назад поняла, о чём он говорил. А ведь всё лежит на поверхности.

— И о чём же? — насторожился Бай Лин.

— Помнишь тот день, когда У Юнь напал на меня? Что тебе тогда сказал Су Лу? "Я слишком поздно заметил и подоспел в последний миг...".

— Помню. И что?

— Он действительно подоспел в последний миг. Когда понял, что У Юнь возится со мной слишком долго, что вот-вот ты посмотришь вниз и увидишь нас бьющимися не на жизнь, а насмерть. И если поймаешь У Юня живым, то обязательно выпытаешь, почему он напал на меня. И У Юнь расскажет, не выдержит пыток. И тогда...

— ...тогда он выдал бы Су Лу.

— Вот именно. Су Лу ждал, когда У Юнь покончит со мной, и убил его сам, в последний момент, когда ждать было уже нельзя. Понимаешь?

Бай Лин кивнул и замолчал. Стало ещё холоднее, он зябко передёрнул плечами, подышал в ладони.

— А Су Мин? Почему не сказала о том, что она тоже пыталась убить тебя?

— Тут то же самое. Нечем было доказать. И даже если бы ты поверил одним моим словам, её бы замучили дознаватели в пыточной камере. Я права?

— А если бы ей удалось?..

— Не удалось бы. Я наложила заклинание обратной связи. Всё плохое, что она творила в отношении меня, возвращалось ей. Она быстро поняла, чем это ей грозит.

— Ви!..

— А-Лин, я убила её у тебя на глазах, а ты даже не спросил, за что.

— Больше не скрывай такие вещи. Я поверю тебе́, даже если это просто слова.

— Ладно.

Они снова надолго замолчали. Вилан хотелось подойти и обнять его, но Бай Лин не расположен к этому, она понимала.

— Откуда ты знаешь У Юня?

— У Юнь... — Вилан вздохнула, мысленно возвращаясь в прошлое. Со времени знакомства с Бай Лином, ей чудилось, прошло не меньше тысячи лет. — Он рыскал по Зелёным Холмам. Он умел становиться почти невидимым, его никто бы не заметил и не стал бы искать, живи он мирно. Но, в силу своей крововай природы, он этого не мог: У Юнь выслеживал альвов не только ради пропитания. Его целью было перекусать и заразить как можно больше из нас. Когда мы нашли нескольких убитых и почти съеденных сородичей из Лесной Стражи, то решили, что к нам пробрался неизвестный хищник. Но после пропали ещё несколько. С этими дело обстояло иначе. Они и выглядеть, и вести себя стали по-другому: злобно, хищно, жестоко, безумно. Это было так страшно — увидеть прекрасных и мудрых юношей жадными до чужой плоти и думающими только о том, как бы разорвать кого-нибудь. Тогда мы поняли, что их кто-то обратил. Цепляясь за остатки разума, они привели нас к логову У Юня, которое он устроил на самой границе наших земель. Наверное, счёл, что здесь богатая страна с мирными безответными жителями и тут-то ему и жить на приволье. Они умоляли нас убить их, чтобы не сделаться такими, как их "создатель". Ничего не оставалось, как исполнить их мольбы. Мы преследовали У Юня больше недели, и всякий раз он уходил от нас. Во имя павших товарищей мы поклялись убить его, где бы ни встретили.

Бай Лин слушал её рассказ, и в его голове появился образ: события его жизни как трава, а её — как земля, которая лежит под этой травой и из которой эта трава выросла. Вечная земля и молодая зелёная поросль. Может ли такое быть? Нет, конечно, не может. Но как странно это: то, что происходит с ним, с ней уже случалось. Как будто Ви ходила этими дорогами, а теперь ими идёт он. Но ведь они ровесники. Как такое может быть?

— Я рада, что, так или иначе, но с этим чудовищем покончено.

— Сколько тебе лет? — вопрос вырвался сам собой, прежде, чем Бай Лин вспомнил о приличиях.

— Достаточно, чтобы знать многое и многого не знать, — ушла от ответа сильфида.

Уткнувшись в тёмно-синий шёлк платья А-Лина, Вилан дремала. Она вполне отдохнула до позднего ужина. Но ему нужен был продолжительный сон, и она легла тоже. Больше здесь всё равно нечем заняться.

Поначалу под сомкнутыми веками кружились образы мест и существ, виденных давно и недавно. Одно видение сменяло другое: дворец ЦзеЛю, горный хребет между Чунхуа и Страной Зелёных Холмов. Радужное море. Ворота Ливэя. Мальви. Цветочные лавки столицы. Красные свадебные одежды. "Ледяные" украшения. Ло Фэн, его дивная беспощадная красота. Ужасный взгляд прекрасных алых глаз. Совсем близко. Совсем рядом. Тихий соблазнительный голос...

— Ви?

Темница, воздух которой пронизали солнечные лучи. Кандалы — тяжёлые, холодные, безучастные... "Моей смерти хочешь?!". Занавес над императорской кроватью... Она лежит, не может пошевелиться. Тело не слушается, голос не звучит, крик замирает не родившись. Даже ресниц не поднять. Сердце как молот — жёсткое, гулкое, бесчувственное...

— Ви!

Ночной воздух. Тёмная вода... Водоворот. Внутри чернота. Всё так быстро движется! Вода давит, почти расплющивает. Вилан несётся по бесконечному кругу, улетая всё дальше...

— Ви, что с тобой?!

"Отпусти!". Её затягивает внутрь. Ничего не видать, только сумасшедшая карусель воронки. "Я найду тебя! Дождись!..". А потом — берег... Жидкая глина обнимает со всех сторон, облепляет обессилевшие тело, мешает двигаться. Над головой небо. И никого... Никого!

Вилан проснулась от собственного вскрика. Её так подбросило на кровати, что она столкнулась лбом со склонившимся над ней обеспокоенным Бай Лином. Неожиданный удар и боль отогнали затянувшийся кошмар. Бай Лин схватился за лоб, глядя тяжело дышащую жену с укоризной и опасением.

Вытаращив глаза, в шатёр вбежали стражники с копьями наперевес.

— Ваше величество!.. Что?.. Что такое?..

Вилан рухнула обратно на валик-подголовник, натягивая одеяло на голову.

— Ничего. Просто дурной сон, — Бай Лин знаком отпустил стражу. — Возвращайтесь на пост.

Прямо в этот момент Вилан не в состоянии была говорить. Флёр сна ещё не совсем рассеялся, и было стыдно, что она наделала столько шума.

— Наверное, весь я переполошила лагерь... Что они все подумают!

— Что ты увидела мышь на своём одеяле и напугала её до смерти, — Бай Лин, отшутившись, деликатно обошёл эту тему.

На самом деле, Вилан понимала, что он хочет сказать: думать — не их дело. И ей не пристало переживать, кто что подумает. Она та, кто на самом верху.

— Что тебе снилось? Расскажи.

Вилан потрясла головой, отказываясь вспоминать увиденное. Бай Лин не стал бы уделять этому внимание: кошмар он и есть кошмар, его каждый видел в жизни хотя бы раз. Тем более, после таких событий, как нынешние, это вполне понятно. Но не так давно такой вот кошмар Вилан буквально спас жизни и ему, и Сунь Чжао в городе Ну́о.

Бай Лин терпеливо выдохнул и мягко, но настойчиво повторил:

— Расскажи.

— Я видела нас — тебя и себя. Мы стояли на берегу реки. Позади — неразрешимое. Впереди — неизвестное. А между ними был переход, и мы вошли в воду. Нас подстерегла страшная воронка — чёрная и будто бы живая, меня в неё унесло первой. Я слышала твой голос вслед: "Я тебя найду! Дождись меня!". Меня выбросило из воды на берег. Я ждала и искала тебя, но там больше никого не было. И потянулись тысячелетия. Где-то, с кем-то, о чём-то... Мы с тобой встретились случайно, на небесном судне. А-Лин, тысячелетия — это так долго! Они пролетают, когда никого не ждёшь. Но когда разлучаешься с теми, кто дорог, — тянутся нескончаемо.

— Это только сон, Ви.

Вилан кивнула и, немного надавив на его плечо, уложила на спину, подобралась поближе, положила голову на его грудь. Бережно баюкая её в своих объятиях, он проговорил:

— Спи. Я посторожу.

Последним промелькнуло видение пятнадцатого принца, стоявшего позади трона Линь Чао среди других его детей от наложниц в день прибытия сильфов в Чунхуа. И никто даже догадывался, какой на самом деле он замечательный, думала Вилан, соскальзывая в сон.