Неважно кто мы. (гет)

Утром Хани проснулась с дикой головной болью, легкой тошнотой, частичным беспамятством и желанием выпить пару тонн воды. Кое-как приняв сидячее положение, она взглянула на часы — Кихена давно нет дома, а значит помочь ей некому и придется проживать ненавистное похмелье в гордом одиночестве. С трудом поднявшись и держась за стены, Хани отправилась на кухню, молясь всем известным и неизвестным богам, чтобы там ее ждал свежеприготовленный заботливой рукой Кихена куриный бульон. К огромному удивлению, кроме бульона на кухне обнаружилась еще и собственная мать. Хани косилась на нее, не скрывая подозрения, и продолжила стоять в дверях.

— Выпей, — она указала рукой на стакан с бурлящей жидкостью на столе.

Хани недовольно скривилась, но все же прошла дальше и выпила, что было велено.

— А ты разве не должна была уехать?

— Самолет сегодня вечером. И вообще, не стыдно так нажираться? — Чонха даже не подняла на нее глаза.

— А тебе-то какое дело? — тут же фыркнула Хани. — На нас что, инопланетяне напали и подменили мою мать тобой?

Хани усмехнулась: прежде мать никогда не интересовалась ее жизнью. Даже когда Хани болела, она не уделяла ей внимания, так как была занята работой или очередным ухажером. На дочь попросту не оставалось сил и времени. К счастью, когда в их доме появился Кихен и окружил ее заботой, Хани перестала чувствовать себя настолько одиноко.

— Ты как с матерью разговариваешь?! — Чонха хлопнула ладонью по столу.

Вместо ответа Хани подошла к плите, достала из ящика тарелку и принялась наливать бульон.

— Вся в своего гада-отца! — продолжала ругаться женщина. — Такая же змея! Как тебя такую еще никто не прибил?!

Хани поставила тарелку на стол, опустила голову, плотно сомкнула челюсть, сжала кулаки, сделала шумный вдох и досчитала до десяти. Нельзя поддаваться, нужно держать себя в руках. Нужно молчать. Так всем будет лучше. Новый глубокий вдох и протяжный выдох, новая порция оскорблений от собственной матери.

— Замолчи, — процедила она сквозь зубы. — Заткнись!

Хани резко ударила ладонями по столешнице, отчего Чонха невольно подпрыгнула и сжалась.

— Как ты смеешь говорить все это?! Тебя никогда не было рядом. Ты всегда выбирала своих мужиков, а не родную дочь! И теперь, спустя столько лет, ты вдруг опомнилась и решила начать меня воспитывать?! А где ты раньше была, а?!

Чонха вздрогнула и замерла, но Хани было уже не остановить. Она никогда прежде не смела перечить матери, даже не пыталась как-то отстоять себя, защититься, и сейчас у нее будто сорвало крышу. Хани кричала на мать, обвиняя в том, что та отсутствовала в ее жизни. Впервые за долгие годы Хани будто освободилась и смогла сбросить оковы, смогла высказать все, что копила больше десяти лет. Когда претензии иссякли, Чонха тихо всхлипывала, закрыв лицо ладонями, а Хани почувствовала песок в горле. Развернувшись на пятках, Хани быстрым шагом пронеслась по коридору, влетела в спальню и со всей дури хлопнула дверью. Подскочив к кровати, Хани упала лицом в подушку и закричала, выплескивая остатки гнева. Когда начали подступать слезы, она перевернулась на спину, уставившись в потолок. Как же хочется уснуть и проснуться когда-нибудь потом, когда мать исчезнет из ее жизни. Хотя бы на время. С момента ухода отца, Хани не помнила ни одного дня, который прошел бы без криков, ругани и упреков. Чонха цеплялась ко всему: не так одета, не так ходит, не так говорит, не так дышит. Хани была повинна во всем. А когда в доме появился Кихен, ссор стало в три раза больше. Мать довольно часто упрекала ее, что она пытается соблазнить парня. Но Хани тогда было всего пятнадцать, она даже не думала ни о чем таком. Да, безусловно, Кихен был ей симпатичен с первых дней, но у нее ни разу не возникало мысли, что можно отбить парня у собственной матери. Конечно, время шло, ее чувства крепли, жить в этом доме становилось все труднее, но она ни разу не посягнула на чужое. Повернувшись лицом к стене, Хани свернулась клубочком, уткнулась носом в колени и всхлипнула. Если ад и существует, то вот он. Вот он, ее собственный котел с пытками. Каждый день видеть любимого человека и знать, что он никогда не ответит взаимностью. Каждый день видеть любимого человека в объятиях другой. И не абы кого, а в объятиях собственной матери. Видеть, как Кихен обнимает и целует Чонху, а не Хани. Слышать их бурные ночи. В такие моменты Хани нередко подходила к окну, смотрела вниз и невольно задумывалась о том, что сделать шаг не так уж и сложно. Так будет проще всем. Ей больше не придется выносить эту пытку, мать перестанет видеть в ней мужа-предателя, Кихен… А что Кихен? Вряд ли его жизнь как-то изменится. На смену одной подруге непременно придет новая. Вряд ли он сильно расстроится.

— Родная, — он нежно провел рукой по ее щеке, — ты же знаешь, что я люблю тебя.

Хани смущенно улыбнулась и уткнулась носом ему в грудь, обнимая за торс. Кихен нежно прижал ее к себе, закрывая от враждебного мира. Они были счастливы.

Познакомились они прошлым летом, на набережной. Хани прогуливалась теплым вечером с Хёрин, а Кихен снимал жизнь города. Две милые девушки в легких летних платьях привлекли его внимание, и он сделал несколько кадров. После они обменялись контактами, чтобы Кихен смог передать им готовые фото. А потом как-то закрутилось. Они стали много общаться, ходили на выставки, гуляли по вечерам. Хани часто позировала ему, а потом помогала с организацией собственных выставок. Они и не заметили, как влюбились друг в друга и их дружба переросла в настоящую чистую любовь. Спустя какое-то время Хани познакомила его с родителями. Мать и отец жили в пригороде Сеула, в уютном домике, и занимались разведением лошадей. Родители тепло приняли выбор дочери и благословили их на дальнейшую жизнь.

Чонха дергано складывала свои вещи в чемодан, давая наставления Кихену. Парень слушал ее вполуха, листая ленту одной из социальных сетей. Он вернулся с работы около двадцати минут назад, но вместо тишины и покоя на голову снова обрушился шквал негатива и ругани. Конечно, можно сказать что он привык к этому, потому что мать и дочь никак не могли мирно жить под одной крышей, но иногда ему так хотелось спокойствия и отсутствия этих вечных разборок... Поэтому сейчас он был счастлив, что Чонха уезжает и вернется лишь через неделю. Целая неделя тишины. Даже не верилось, что такое вообще возможно в этом доме.

— Очень тебя прошу, — застегивая чемодан, воскликнула женщина. — Спуску не давай этой девчонке! А то почувствует свободу и все, — она взяла в руки небольшую сумку и подошла с ней к комоду. — Она и так невыносима, а за эту неделю наверняка совсем с катушек слетит!

Кихен оторвался от чтения новостей и покосился на женщину.

— Она такая, потому что ты не уделяешь ей внимания, — сухо бросил он. — Каждому хочется чувствовать себя любимым и нужным, а ты только и делаешь, что отчитываешь за каждую мелочь.

Чонха раздраженно закатила глаза и, скомкав, швырнула очередное платье в чемодан. Она никогда не прислушивалась к нему — слишком молод, глуп и неопытен, чтобы раздавать советы женщине сорока лет.

— У нее просто мужика нет, — фыркнула та. — Поэтому злобная такая. Так и останется старой девой!

Чонха застегнула молнию и еще раз осмотрела комнату, проверяя, что ничего не забыла. Кихен молча взял чемодан и направился к дверям. Спорить с этой истеричкой бессмысленно. Можно до хрипоты доказывать правильность своей позиции, но результата это не принесет. Последнее время Кихен все чаще стал ловить себя на мысли, что пора сваливать из этого дурдома. Останавливало одно — он не мог бросить Хани. Потому что если Чонха вновь окажется брошенной, она окончательно слетит с катушек и заклюет дочь.

— Хани!

От пропитанного раздражением голоса матери Хани вздрогнула. Сосчитав до десяти, она выбралась из постели, прихватила с тумбочки телефон и вышла в коридор, чтобы попрощаться. Но там она обнаружила только Кихена. Он как всегда выглядел потрясающе — черные вансы, светло голубые джинсы, белая футболка оверсайз, любимая черная шапка, под которую он прятал волосы, чтобы не мешали, и круглые очки в тонкой оправе. Закусив губу, Хани облокотилась на стену и томно выдохнула. К ее счастью, Кихен копался в телефоне и не смотрел на нее, иначе она бы точно сгорела со стыда.

Она при первой же встрече отметила его чувство стиля и природную красоту, а когда они познакомились поближе, то и вовсе потеряла голову. С каждым днем она все сильнее влюблялась в него, мечтая, что однажды все изменится и они будут вместе, но каждый раз ее фантазии рассыпались пылью под ногами жуткого огра, имя которому Ли Чонха.

— Я вернусь через неделю. Надеюсь, обойдется без происшествий, — Чонха обошла Хани и укоризненно посмотрела на нее.

— Да, мам, — буркнула она в ответ.

— Еще пять минут, и начнем опаздывать, — заметил Ки, убирая телефон в карман и подмигивая Хани.

Он знал Чонху как облупленную, и если прямо сейчас не утащит ее, то в доме вновь разразится скандал. Вот только портить вечер ни Кихену, ни Хани не хотелось, поэтому парень сработал на опережение. Попрощавшись с дочерью, Чонха скинула багаж на Кихена и тяжелой поступью вышла из квартиры. Кихен посмотрел на Хани, вздохнул, пожал плечами, попросил ее не скучать и поспешил за женщиной. Хани закрыла за ними дверь, прислонившись к ней спиной, сползла на пол и обхватила голову руками. Ей так не хотелось, чтобы Чонха возвращалась. Хани искренне молилась, чтобы в командировке мама нашла какого-нибудь мужчину лет пятидесяти и укатила с ним на какие-нибудь богом забытые острова, подальше от Сеула. Тогда Кихен станет свободным, и у Хани появится шанс на счастье.

Похмелье все еще не отпускало. Тонкая липкая пленка покрывала тело, голова по-прежнему гудела от любого движения, иногда накатывали приступы тошноты. Не рискнув подняться, Хани на четвереньках заползла в ванную комнату, стянула с себя влажную пижаму, включила теплую воду и перебралась в ванну. Закинув бомбочку и насыпав немного соли для расслабления, Хани взяла телефон и отключила авиарежим. На экране тут же сплошным полотном высветились сообщения от Хёрин.

Хани: Со мной все в порядке, прости, что не отвечала. Привет :)

Хёрин: Хвала небесам! Ты жива! А то я уж начала присматривать тебе венок на могилку…

Хани: Ха-ха, очень смешно. Просто я вчера перебрала и проспала весь день в итоге. Нихрена сделать не успела…

Хёрин: Сегодня воскресенье. Воскресенье это выходной. По воскресеньям надо отдыхать. Чертов ты трудоголик...

Хани: Не зуди. Я почти не помню конец вечера. Помню только, что ты отдала меня Кихену и он забрал меня домой. А еще, я, кажется, отключилась в машине и, к счастью, ничего не сболтнула.

Хёрин: Зато меня вчера Марк атаковал. Просил, чтобы я оставила тебя там. Мол он присмотрит и утром отвезет куда скажешь… Хорошо, что я знаю пароль от твоего мобильника и смогла вызвать Кихена! Он, кстати, был сильно расстроен и взволнован. Ему явно не плевать на тебя. Иначе не стал бы так с тобой носиться.

Хани: Да брось. Он носится со мной как с младшей сестрой, не больше.

Хёрин: Да блось, он носиться ся мной, бла-бла-бла... Знаешь, вчера мне показалось, что ты ему нравишься, как девушка. Так что забудь все, что я говорила про Марка и признайся уже Кихену!

Хани: Ага, а он скажет что любит меня как сестру. А мне еще жить здесь как минимум пару лет. Слишком рискованно. Хотя мать уехала на неделю и все это время мы будем с ним вдвоем. Почти как парочка…

Хёрин: Хм... у меня идея. Ты сейчас одна?

Хани: Ну да, а что?

Хёрин: Приготовь ему ужин и вали спать. Насколько я помню, Чонха никогда не готовила ему. Попробуй завоевать его. Странно звучит конечно, но отбей парня у своей матери! Файтин!

Хани: Я говорила, что ты не в себе, да? Так вот, напоминаю… Ладно, я пойду. Хочу поработать еще перед сном

Закрыв чат, Хани отложила телефон на пол, задержала дыхание и погрузилась под воду. С одной стороны, слова подруги казались дикостью, с другой — лучше попробовать, разочароваться и жалеть, чем не попробовать и жалеть, что даже не попыталась. Но как ей отбить парня у собственной матери? Он же почему-то выбрал ее, а не какую-то ровесницу. Да и разве она может нравиться Кихену, как девушка? Слишком уж фантастично это звучит. Резко вынырнув, Хани взглянула на время. Если ее подсчеты верны, Кихен должен вернуться примерно через два часа. Что ж, кто не рискует, тот не пьет! Быстро ополоснувшись, Хани завернулась в халат и босыми ногами прошлепала на кухню.

Когда Кихен вернулся, в доме царили тишина и полумрак. В коридоре одиноко светил торшер. Практически беззвучно закрыв дверь, Кихен положил ключи на комод, стянул кеды и ушел в ванную. Приняв освежающий душ, Кихен намотал полотенце вокруг бедер и замер в недоумении, обнаружив на запотевшем зеркале нарисованное ранее сердечко. Кихен осмотрелся — в углу небрежной кучкой валялась пижама Хани. Кихен усмехнулся, качнул головой и сгреб грязные вещи в охапку. Закинув одежду в стиральную машину, Кихен взъерошил влажные волосы и вошел в кухню. Чонха высасывала из него все соки, и от этого стресса всегда жутко хотелось есть. На столе его ждала свежеприготовленная курочка, по любимому рецепту, рис, кимчи и бутылочка любимого сока. Рядом выведенная аккуратным почерком записка:

“Приятного аппетита! Надеюсь еда не успеет остыть к твоему приходу ^_^”

Улыбнувшись, Кихен составил тарелки на поднос и ушел в свой кабинет, чтобы ненароком не разбудить Хани. Поставив ужин на стол, Кихен запер дверь и плюхнулся в компьютерное кресло, откидываясь на спинку:

— Как же хорошо, что у нас есть целая неделя свободы.