Моя мёртвая девушка (гет)

Мы с Тоге пытались друг друга понять. Несмотря на проблему с коммуникацией, ему хотелось общаться. Он расстраивается, потому что не может участвовать в диалогах, ему хочется что-нибудь рассказать и выразить, что он чувствует.

Переживает, как другие люди к нему относятся. Многие думают, раз он не говорит — значит в голове у него пустота. И когда он «слышит» об этом, начинает грустить.

Зачастую его лицо ничего не выражает, но внутри происходит столько всего. Когда он елозит по вискам, я знаю, что происходит: голова идет кругом. Лишь окружающие считают, что ничего не происходит.

Я знаю, потому что сам через это прохожу. Это как агония. Наблюдаешь за стрессом.

Пожалуй, не какая-то жалость вызвала во мне желание его лучше узнать, а именно наша схожесть.

Из-за всех этих беспорядочных чувств я постоянно ощущаю в себе внутренний хаос.

Это, например, как есть тайяки с рыбой и эту рыбу жалеть. Но ты ее ешь и это выглядит лицемерно. Я боюсь общаться с людьми несмотря на то, что мне кажется интересным сближение с ними. Мои логические пути путаются в беспорядке.

Рика сказала, что многие вещи похожи на лабиринты. Противоречия можно найти везде, даже в кольцах Сатурна и в лентах Мебиуса.

Наверное, есть смысл только это принять. Идти извилисто даже если станет лишь хуже.

Рика не всегда понимала Тоге (как, впрочем, и я) и сравнивала его с домашним котом, который молчит, но с интересом смотрит и бродит неподалеку. Рике нравилось делиться информацией с ним: объяснять школьный материал или рассказывать то, что она вычитывала из библиотечных книг. Например, про то, что растения чувствительны к вибрациям и прикосновениям. Они реагируют на ветер и на любое тактильное взаимодействие. Кроны деревьев перестают расти, когда начинают соприкасаться с другими деревьями. Это говорит о том, что они осознают себя и остальных членов своего общества типа как личности. Тоге с уважением слушал, хотя это было не то, чтобы особо для него интересно.

Мелкие перепалки с другими ребятами отходили на второй план. Я чувствовал себя победителем в нерукотворной борьбе: она меня выбрала. И этого было достаточно, чтоб увечья на теле закрывала моя привязанность и любовь к ней. Если бы из меня мог исходить внутренний свет, уверен, он бы проглядывал через каждую рану, через трещину в коже или случайном порезе. На самом деле, я думаю, что понимание — одна из причин, почему она меня выбрала в этой своре.

Рика любила носить белые свободные платья вне школы; легкая, узорчатая ткань. На ней платье выглядело почти невесомым, она изящно кружилась и это напомнило мне о том, как с помощью аппарат накручивают на палочку сахарную вату.

Один раз случайно заглянул ей под платье: внутри него оказался потрескавшийся доспех. Грязный пыльный металл впитывал каждый изъян, и царапину: так я заметил. Рика состоит из них почти вся. Только под легким платьем и улыбкой никто не видит: взгляд слепо прикован к ее красоте. В целом, она этому только радовалась: ей не хотелось демонстрировать неприглядную суть.

А я случайно увидел и это все изменило. И от этого, кажется, Рике стало полегче.

Выяснилась одна забавная деталь: мы все храним то, что хотели бы сокрыт от других. Тоге был уязвлен молчаливой болью. Как мир без чудес. Рика прятала неприглядную правду в себе, модель поведения — лишь маска от домашнего ужаса, в который она возвращается изо дня в день.

Что до меня… я хранил тайну своей привязанности. И боялся ее больше, чем всех остальных. Утопал во внутреннем беспокойстве, увяз в тревогах и в стремлении выйти из этой коробки-земли, куда-нибудь, на орбитальную станцию. Меня в них укутывает, как окутывают жуки, если в них случайно упасть.

Я смотрел на свою руку. По ней ползали мадагаскарские тараканы и издавали шипящие звуки. Я надавил на одного из них. Он шикнул протяжно, как мексиканские маракасы. Забавно.

— Мерзкооо! — вскрикнула Рика, собравшись с ногами на стол, — Убери их, Юта! Убери! Какие они мерзкие! — я валялся в классе биологии на полу, точнее будет сказать, я упал. Упал и рядом зацепил контейнер с мадагаскарскими тараканами, и они побежали на волю. Правда, некоторые из них повели себя вполне дружелюбно и "пожали" протянутую им руку помощи.

Я начал собирать их по очереди. Третий, четвертый, еще один… Их было десять.

— Рика. Они не опасны, — я протянул одного из них, — видишь?

— И-и-и! — она вздрогнула и с визгом ударила меня по руке. Таракан отлетел, Рика прижала руки, — Не показывай, я их ужасно боюсь!

Она забавная, даже когда боится. Я продолжил собирать их, в дверях появилась девчонка из соседнего класса. На лицо — мрачная, будто никогда не слышала о хорошем настроении. Она нахмурила брови, глаза блеснули от линз очков. Глянула на меня, я поспешил отвернулся — не понимаю, что у нее на уме и такие люди меня пугают.

— Чего вы орете тут? — она проследила, за чем я охочусь и выдохнула, — Боже, Рика. Ты меня напугала из-за такой ерунды.

— Маки! Маки! Спаси меня! — она протянула к ней руки.

Так я, Рика, Тоге и Маки начали вместе дружить.

Судя по поведению Маки, я не особо нравился ей, но ей приходилось со мной контактировать из-за Рики. Речи у нее обычно были как наставительные, будто она полководец готовая отправить всех на убой. Вечно меня поправляла, что-то объясняла, нудела под ухом. Но с Рикой она становилась мягче, и эта деталь дала мне понять: даже у такой черствой обертки может существовать сердце.

А бывает и наоборот.

Пятым в нашей компании стал Панда. Его так звали, потому что звали всегда и с тех пор, когда он в первый класс притащился в костюме панды. Отчасти он пугал меня больше, чем Маки, потому что я смотрел много жутких фильмов, где чуваки в масках оказываются поехавшими маньяками и подсознательно ждал, что его обнаружат с трупом кошки, что он жрет препарированных жаб или что-то такое.

Но нет. Панда оказался самым ярким и дружелюбным парнем, которого я когда-либо встречал. Он входил в комнату и наполнял ее аурой дружелюбия и теплообмена. Казалось, его существование связывает всех людей, как огромная телевышка. И с таким набором социальных черт он был, что называется, сердцем компании.

Пусть он был тучный и иногда другие дразнили за лишний вес, я заметил, что даже дразнят его «как-то по-доброму». Типа, если я получаю пинок, я чувствую, как человек намеренно пытается сделать больно или толкает меня с улыбкой или говорит гадости с таким довольным лицом. В случае Панды — другие люди всегда проверяли его реакцию. Говорили, смеялись. Но следили за тем, будет ли ему обидно.

Будет ли обидно мне — никто не следил.

Я привык что, как правило, за меня волновалась Рика, но я думал, что беспокойство очаровательная черта всех девочек. До тех пор, пока не познакомился с Маки.

И вот, меня толкает задира и случилось то, что, как правило, не происходило. Панда, старшеклассник, протянул мне руку, помог подняться и спросил: «Все хорошо?». Он посмеялся, помогая отряхиваться, пока я озадачено смотрел на перегородку чужого носа — своего рода тоже броня и иллюзия зрительного контакта.

— Мы тоже порой дурачимся. Но ты им не позволяй зазнаваться. Круто, когда есть баланс.

Мне он показался каким-то… навязчивым, что ли. Я надеялся, что на этом наш диалог навсегда закончится, но случилось страшное: Панда, душа компаний, обратил на меня внимание. И решил стать моим другом.

Честно признать, я не знаю, почему с таким рвением ему хотелось ко мне пристать. Дело в жалости или в избыточном альтруизме. Может, для таких людей — это что-то нормальное. Но во мне это вызывало жуткую панику. Одно время я пытался держать дистанцию и озираться по сторонам: но где бы я ни был, он с легкостью меня находит, как находит маньяк в хоррор играх. В особенности раздражала его привычка постоянно долбить меня по плечу. Смеясь, его широкая лапа ударялась меж лопаток с хлопком и заземляла меня от бесцельных раздумий. Или, когда он долго хохотал, постоянно стучал мне рукой по плечу, аж приходилось шататься. Просить прекратить было бестолку.

Единственный вариант — привыкать. И со временем, правду рассказывали, что привычка вырабатывается примерно месяц — со временем его тактильные контакты стали казаться мне не настолько противными. Вполне уместными.

И чем чаще панда заглядывал к нам в класс, тем больше пересекался с моими друзьями и там наш ансамбль, наконец, состоялся.