Росинант – конь блеклый, или Ситхи печального образа (джен)

Спать пришлось под кустом. Давненько Дарту Вейдеру так ночевать не доводилось. Зато спалось как в молодости: крепко, сладко и без сновидений. И проснулся сразу бодрым, легко поднялся, просканировал окрестности. Все спокойно. Повелитель спит, завернувшись в плащ ученика.

Тихо спуститься к ручью, чтобы набрать в кувшин воды. Вина и снеди добыть негде. В целях безопасности лорд еще с вечера разогнал всю живность в диапазоне от пастухов до птичек в радиусе не меньше чем десять километров. Особенно птичек. А то повадились тут… С пастухами же погорячился, пожалуй. Впрочем, завтрак для учителя он добудет. Вон три пестрых яичка в брошенном гнезде. Дарт Вейдер осторожно потряс находку у уха. Не бултыхаются, вроде. Может еще не протухли. Вот и десерт: куст с крупными красными ягодами. Ядовитые? Да кто ж их знает. Только метаболизм ситха и не с таким справится. Зато горка ярких ягод на большом и мохнатом листе вместо тарелки смотрятся изысканно. Повелителю понравится.

Хозяйственные хлопоты заставили Повелителя Тьмы улыбаться. Странная передряга делала их с повелителем одинаково нужными друг другу. Товарищами по несчастью. Товарищами. А это обязывает.

— Завтрак готов, повелитель.

— Вареные яйца? Как вы ухитрились?

— Да чего здесь уметь? Жестянка с водой и световой меч: три наносекунды — в крутую, две с половиной — в мешочке.

— Я вас этому не учил.

— И не надо. Это всякий падаван, едва собрав собственный меч, первым делом осваивает.

Вейдер сказал и не заметил, Палпатин же смерил ученика задумчивым взглядом. Впервые за двадцать с лишним лет лорд ситхов вспомнил о джедайской юности без ярости и сарказма. Что-то в них обоих изменилось. Сам Палпатин едва не поблагодарил ученика за завтрак. Вовремя одернул себя: он еще не простил Вейдеру нападение на себя, так пусть ученик угрызениями совести помучается.

— Надо идти, повелитель, — напомнил о себе Дарт Вейдер, стоило императору позавтракать и умыться в ручье.

— Пешком?

— Да, повелитель. Дорога рядом, но за все время наблюдения по ней ничего не проезжало.

* * *

Они уже около часа шли по так называемой дороге: почти звериной грунтовой тропе, постоянно петляющей то в одну то в другую сторону без видимых причин, словно специально наматывая километраж или путая следы.

— Эту дорогу прокладывали не для того чтобы дойти, а для того чтобы устать, — попробовал пошутить Дарт Вейдер.

— Это не дорога, это даже не направление, — поддакнул Дарт Сидиус.

— Или с великого будуна прокладывали…

Идущий первым Вейдер замер, подняв руку в предостерегающем жесте. В лесу кричали. Вопросительный взгляд Вейдера, короткий кивок Палпатина, и оба ситха ломятся сквозь кусты, не особо беспокоясь о бесшумности. И правильно. На их появление на поляне обратило внимание только довольно крупное копытное животное, привязанное к дереву. И то без особого интереса: скосило на ситхов большой карий глаз и вновь потянулось к траве под ногами.

Двум гуманоидам было не до лордов. Один, тот что постарше и потолще, самозабвенно хлестал поясом по голой спине второго, того, что значительно моложе, привязанного к дереву. Второй орал во все горло. Нанося очередной удар, толстяк приговаривал:

— Не нравится? Так другой раз рот разевать не будешь!

— Ой, простите! Ради Бога, простите! Такое больше не повторится! Я буду глядеть во все глаза: ни одна овца больше не пропадет! А-а-а! Не надо!

— Что здесь происходит, любезный?

Палпатин начал переговоры, пока Дарт Вейдер не начал драку. Впрочем, местные к расширению конфликта оказались не склонны. Старший обернулся к подошедшим и вежливо поклонился. Хотя вид у него был такой, словно он призрака Дарта Малака увидел, не меньше. Тем удивительнее то, что словоохотливости разинутый рот и бегающие от одного лорда к другому глазки не помешали.

— Святой отец, этот мальчик приставлен мною смотреть за овцами, но выполняет свою работу так скверно, что мое стадо убывает день ото дня. А когда терпение мое лопнуло, и я наказываю его за нерадивость, он же меня и обвиняет: мол, придираюсь к нему почем зря, чтобы не заплатить.

— А то нет? — шмыгнул носом сопляк.

— А ты, малой, господским добром часом не приторговывал? — решил провести собственное расследование Дарт Вейдер.

Причем весьма решительно, ибо особой разницы между некомпетентностью, халатностью и предательством никогда не видел. Молча рассек удерживающую мальчишку веревку, повернул его лицом к себе, повозил иссеченной спиной по шершавому стволу дерева и, куда ж ситх без этого, слегка придушил.

При этом никакой Силы или сейбера. Все руками (веревку — ножом). В общем демонстрировать свое форсюзерство лорд поостерегся. С отношением к Великой здесь все не так однозначно: толстый овцевод очень четко в своих мыслях идентифицировал императора как инквизитора. Вейдер же разумно предположил, коли здесь есть инквизиторы, то и джедаи водятся, и с властями они не дружат. Только джедаи или все форсюзеры, непонятно пока. Значит, есть смысл не светиться пока.

Парень же уже хрипит и глаза закатывает.

— Вейдер, друг мой, полегче, — захватил роль доброго следователя Палпатин.

Ученик покладисто подчинился.

— Сударь мой, да зачем же так-то? — первым начал бормотать толстяк.

— Не крал я овец! — с новой силой взвыл пастух. — И потерял всего двух! Остальные ночью из загона пропали. Я с пастбища всех в целости пригонял, а утром убыль!

— Как ночью?! И ты молчал, щенок?

— Я не молчал. Я племяннику вашему, господину Хулио, докладывал, а он говорит: «Заткнись, дурак. Не твоего ума дело».

— Как Хулио? — вновь заорал было овцевод, но вдруг смолк, принялся прикидывать что-то в уме, загибая пальцы. — Овечки пропадали тодысь, надысь, да еще на Иванов день. И всякий раз этот опарыш в человечьем обличье в город ездил… И ложечка серебряная, сеньором графом прабабке моей за верную службу подаренная, тогда ж пропала! Ах он неблагодарный! Да он мне!.. Да я его!.. И все, небось шалаве этой — Марии Хуане снес!

— И ничего он не снес пока. Он на свадьбу и отъезд в Севилью копит. Говорит, от вас платы за труды его ждать глупо, а наследства, когда вы помрете, — еще и долго.

— Да ты-то откудова знаешь?

— Уж знаю. Видел, как он деньги в щель под камнем у старого курятника прятал. Реалов пять, не меньше. Как Бог свят, видел! — парень махнул рукой ото лба к животу, а затем к плечам.

— Значит, и ложечка там! — только что задыхавшийся от возмущения крестьянин как-то враз взял себя в руки, вздохнул поглубже и шагнул к мальчишке. — Андресито, мальчик мой! Если ложечка найдется, я тебе всё до последнего песо!.. Все шестьдесят реалов!..

— Шестьдесят три, — боязливо пятился от норовившего его обнять-расцеловать хозяина Андрес.

— Шестьдесят, шестьдесят три, да какая разница, если ты теперь заместо этого Иуды у меня помощником будешь!

От услышанного парень ошалел настолько, что позволил поцеловать себя в лоб. Овцевод же переключился на Дарта Вейдера. Нет, целовать не полез. Ограничился поклоном.

— Сударь мой! Не иначе как Пречистая Дева Мария послала вас ко мне. Спасли, как есть, спасли от разорителя, а то и от убийцы! От змеи подколодной, на груди пригретой избавили! Век за вас, дон Вейдер, Бога молить буду! И за вас, святой отец, уж простите, не знаю имени вашего.

— Найди-ка нам, любезный, какой-нибудь транспорт.

— Тран... Чего?

— Нам в город надо и побыстрее.

— Ага, понял. Я по-городскому не обучен, уж простите. А лошадку мы найдем, не сомневайтесь. Кого хотите спросите, вам всякий скажет Хуан Альдудо из Кинтакара в живности толк знает. Эй, бездельник, чего рот разинул? Натягивай рубаху и дуй в деревню. Приведи сеньорам того серого мерина, что мы надысь у дона Кеханы купили. Это для господина рыцаря. А святому отцу подойдет… Да хотя бы Длинноух!

— Так он же…

— Молчи, дурак! Это животное благородных кровей. Его пращур участвовал в походах на сарацин. Да, ослик немного хром. Но благонравен и послушен, будто и не ослиного племени.

— Уж не надуть ли ты нас решил? — почти ласково осведомился Вейдер.

— Как можно, сударь? Мерин — почти дестриэ. (1) Его прежний хозяин, дон Кехана, большой оригинал: обучил свою лошадь всем боевым приемам. Наверное. Так говорит его экономка. Она — женщина порядочная, почем зря языком молоть не станет. Сейчас дон Кехана серьезно занедужил. Правду сказать, умом тронулся. Вот конь стал и без надобности.

Так под нескончаемую болтовню толстяка-Альдудо они неспешно вернулись на дорогу, где очень скоро встретили Андреса с двумя животными в поводу.

1. Дестрие — рыцарский конь. Не порода, но набор определенных качеств: невысокие, коренастые, способные на быстрый, короткий рывок, в меру агрессивные.