Последний ведьмин ковен (джен)

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244428

Самая жестокая ирония нашей жизни в том, что приходится сочетать тьму и свет, добро и зло, достижения и неудачи.Именно это отличает нас друг от друга, но позволяет оставаться людьми.И в конечном счете ради этого стоит идти на жертвы.

— Здравствуй, кузнец, — вежливо склонила голову женщина во вдовьем платке, — сторгуемся?

— Чего пожелаете, мадемуазель? — склонил седую голову ремесленник, дав знак сыну продолжить его работу, чтобы выйти из наспех созданного цеха к пришелицам.

В городе такие самодельные ремесленные цеха держались не больше сезона, потом либо переезжали на другое место, либо исчезали вместе со своими мастерами. Но у кузнеца в голове назревали весьма амбициозные планы перебраться из селения в город, приобрести комнаты или даже домик и с сыновьями организовать настоящую мастерскую, носящую не временный, а постоянный характер. Не на улицах с такими же сезонными торговцами, а ближе к центру, где настоящие люди, истинные мастера. Нужно лишь собрать денег на первое время и избавиться от лишнего рта.

— За сколько продашь свою дочь? — без предисловий спросила Хельга.

— Свою дочь? — кузнецу казалось, что он ослышался.

Нет, он не был удивлен. Молодых девушек и парней часто покупали у родителей для работы в поместьях или на полях. Кому-то нужны были слуги в путешествие. А кто-то не скрывал, что купленные дети пойдут в рабство. Этот вопрос никого не смущал, особенно если детей рождалось с избытком. Вопрос всегда был только в цене. Кузнец опешил от неверия в такой удачный исход. Он почти смирился, что от девки не получится быстро избавиться, но лелеял надежду получить с паршивой овцы хоть шерсти клок. Госпоже, в которой кузнец признал их соседку, странствующую со своей семьёй, состоящей из одних лишь девок, он был готов продать дочь и за пару монет. Однако крестьянская скупость диктовала назначить хорошую цену, чтобы быстрее переехать в город и обосноваться до холодов.

Женщина поняла его молчание по-своему и протянула массивный мешочек, позвякивающий на весу.

— Этого хватит?

Трясущимися от волнения руками, кузнец развязал мешочек и заглянул внутрь. Столько он не ожидал выручить даже за дом с коровой, если та поправится, что уж говорить о порченной девке. Переезд в город можно будет начинать уже со следующей недели. Если еще и продать дом, то получится сторговаться…

— Кузнец, ты не ответил! — вывел его из грёз голос второй женщины, стоящей поодаль.

— Разумеется, этого более чем хватит. Когда к вам привести Клодию, госпожа? — раскланялся он.

— Мы уезжаем на рассвете. Вечером я сама заберу твою дочь, если ты не против, — кузнец раболепно кивал до хруста в шее, понимая, что за такие деньги спрашивать зачем шестерым женщинам ещё одна, он не смеет. Пусть хоть утопят в болоте, не его печали.

Женщины покинули его до полудня. Той же ночью ковен пополнился седьмой сестрой.

Клодия жадно пила уже третью чашу молока, не понимая откуда появилась такая зверская жажда именно этого напитка. Даже когда коровы перестали давать молоко, девушка не страдала, отдавая предпочтение воде, которой всегда было в достатке. Однако шестеро её «сестёр» смотрели на это проявление нездоровой жажды совершенно спокойно. И за третьей чашей протягивали девушке четвёртую.

После страшной ночи, завершившейся перерождением, минуло несколько дней. На рассвете, ведьмы собрали свои пожитки, переодели новоявленную младшую сестру в удобную для путешествий добротную котту поверх новой камизы, подарили черную мантию и отправились в город, чтобы уже утром в повозке отправиться в неизвестность. Не выходящая дальше леса Клодия, сносила путешествие на удивление спокойно. Её не угнетала дорога, часы мерной езды и неподвижность в течение всего пути.

«Новое тело», а именно так себя ощущала юная ведьма, будто было создано иначе. Более выносливое, менее требовательное и совершенно непознанное. За одну ночь тщедушное тельце выросло на целую голову, стало крепче и заметно округлилось в некоторых местах. Теперь Клодию никто не принимал за ребёнка. Внешне она однозначно выглядела как молодая женщина, ещё не осознающая своей привлекательности. Но повзрослевшее тело с головой выдавали робкий взгляд и привычная боязливость в жестах и поведении. Она словно каждую секунду ожидала удара.

Запомнить имена всех шестерых женщин стало непростой задачей. Память то и дело подводила девушку. Из-за слабой памяти в голову лезли мысли, привитые отцом о собственной никчёмности. До слёз хотелось обратиться к новым сестрам, однако забытые имена вызывали удушающую волну стыда. Младшая не путалась лишь с Патрисией, которую знала будучи дочерью кузнеца, и Хельгой, которая сразу обозначила себя Верховной. В её имени чувствовалась какая-то древняя мощь, которая могла склонить любой, даже самый сильный дух. Она говорила вежливо и ласково с каждой из сестёр, но в их глазах читалась, помимо всего прочего, покорность. Так покоряются главе семьи или королю, но никак не обычной сестре.

— Покойная Анабель наследием своим оставила записи. Немалому тебе предстоит научиться! — вырвала Клодию из раздумий о Верховной, ещё одна сестра.

Она называла своё имя много раз, но девушка постоянно забывала, путалась и робела называть «сестру» по имени. Слишком смуглая для родного края Клодии, с необычными чертами и постоянно отстранённым от реальности выражением лица, она обладала неуловимой привлекательностью. Единожды увидев её лицо, в него хотелось постоянно всматриваться, словно оно может до неузнаваемости измениться в любую секунду. Время от времени «сестра» поворачивала голову в сторону, словно общалась с невидимым собеседником, а её глаза жадно всматривались в пространство. В такие моменты Клодия чувствовала ещё большую неловкость, словно происходило нечто сакральное и закрытое для её понимания.

— Хелена, — дружелюбно улыбнулась смуглянка, — Блуждающие в Дороге молвили, что вновь ты запамятовала моё имя. Нет в том греха. Не будь с собою слишком строгой!

— Вы очень странно разговариваете. Мне тоже так надо будет? — робко теребя рукав, поинтересовалась девушка.

День ото дня ей казалось, что она находится не на своём месте и для добрых сестёр является обузой. Ещё страшнее становилось к ночи, когда она размышляла, сколько времени понадобится старшим, чтобы опознать её никчемность и выбросить бесполезную сестру на улицу. Однако время шло, а «самозванку» никто не уличил.

— Зависит это лишь от твоего на то желания. Не станем принуждать тебя мы двигаться и говорить, как принято. Однако грамоте тебя придется обучить вне твоего на то желания, — пожала плечами Хелена, — сие есть необходимый и самый важный шаг!

— Зачем мне читать и писать?

— Понять всю важность сможешь лишь, когда сей навык ты освоишь! Нам всем пришлось учиться! И все мы преуспели.

Из всех шестерых сестёр, Патрис казалась самой холодной и отстранённой. Однако именно к ней больше всего тянулась Клодия, жадно впитывая все слова целительницы. Возможно, сказывалась робость перед необходимостью принятия стольких «сестёр» в качестве семьи отныне и навеки. Впрочем, Патрис при всей своей холодности никогда не прогоняла от себя юную ведьму и охотно, хоть и нетерпеливо, обучала её всему, что знала сама. В моменты, когда слабая крестьянская память вновь подводила девушку, на помощь приходила Хелена.

— Молоко для ведьмы — это почти живительный эликсир. Оно насыщает нас, пополняет силы и позволяет оставаться долго выносливыми, — по памяти повторяла девушка, выученные уроки, пока они продолжали своё путешествие. — Даже при тяжёлых ранах, обильное питьё молока способно поднять на ноги. Однако молоко должно быть свежим, иначе вся сила из молока исчезнет. Останется только напиток.

— Правильно! — кивнула Хелена. — Напиток сей бесценным мы считаем. Стараемся почаще его пить. Тебе того же придерживаться следует, покуда твое тело не окрепло.

Молоко ведьмы во время пути пили очень жадно. Каждая старалась по мере сил рассказывать что-либо новенькой об их жизни, пока одна повозка сменялась ночлегом, после которого женщины снова отправлялись в путь, всё ближе подбираясь к Дижону. Тереза строго приказала двигаться именно туда, предсказывая там самое безопасное для них место. Провидица тревожно смотрела по ночам на звёзды и негромко шептала, что грядут времена, которые изменят всё.

— Инквизиторы и охотники на ведьм опасны, поскольку им ведомо о нас многое. Они знают, что из всех стихий, ведьмы не способны подчинить себе огонь… — Клодия запнулась. Увы, самую важную информацию об угрозе ковену она никак не могла запомнить.

— Им ведомо бессилие наше пред огнём, и не стесняются они ту слабость против нас использовать. Немало сестёр наших они на гибель обрекли в ярком пламени, — терпеливо напомнила ей Тереза со снисхождением принимая юную неопытность девушки, — запомнить тебе следует, как «Отче наш», что среди душегубов этих скрыты мастера, способные творить особенные амулеты, что силы наши выпивают и слабость поселяют в тело. Коснёшься оного и на земле лежать без чувств ты будешь. Но страх вселяет в нас не только это…

— Почему мы не можем контролировать огонь? — отвлекла её от размышлений травница.

— В стихии этой одна лишь сила разрушения, — вступила в разговор светловолосая Астрид, заставив Клодию одним лишь голосом вжать голову в плечи. — Не быть огню, что не поест земли и воздуха. Сам по себе огонь не существует, путём лишь поглощения он может жить. А нам владеть стихиями дано, что существуют вместе и отдельно, даруют сами жизнь и сами забирают. Земля, вода и воздух нам подвластны и вред не причинят. Прочтёшь об этом ты, лишь только грамоте обучим. В твою красивую головку вложить нам следует немало знаний.

Каждый день заканчивался для Клодии одинаково. Под чутким участием всех сестёр в её обучении, девушка укладывалась спать с гудящей головой. Слишком много знаний она получила за дни путешествия. Намного больше, чем за всю свою жизнь. И хоть сестры терпеливо ждали, пока все знания уложатся в рыжей голове, глядя на них, девушка считала себя слишком глупой, чтобы стать ведьмам равной. Глядя на шесть гордых женщин она видела в себе лишь ничтожество, не обращая внимание на беспрекословно подчиняющиеся ей растения, тянущиеся из земли по первому зову.

— Каждой из сестёр пришлось пройти через сии тернии, — ободряюще похлопала её по плечу Мария, считающаяся самой младшей, пока не появилась Клодия. Из-за таких же рыжих волос, девушка действительно могла походить на её сестру. Во время всех привалов, она бросалась «пообщаться» с лошадьми, предпочитая общество животных человеческому. — Считай себя сейчас младенцем неразумным. Все знания твои из прошлой жизни пустыми стали, лишь стоило переродиться. Не нужно этого стыдиться. Мы все чрез этот путь прошли. Одна Патрис пошла по собственной дороге. Спросить её ты можешь коли интересно, она поделится.

Патрисия не стала скрывать историю своей жизни. Она не стыдилась своих ошибок юности. Пусть бесконтрольный дар вытянул до последней капли жизни пятерых достойных мужей, виновной она себя не считала. Молния тоже невиновна в тех бедах, что устраивает. Патрис никогда не проявляла сентиментальности, из-за чего порой казалась безжалостной. Острые углы, возникающие при общении с ней, успешно сглаживала неземная Хелена. Последние дни пути до Дижона, она рассказывала девушке про своих собеседников.

— Нелюбо им, когда их имя вслух упоминают. Делиться сокровенным наименованием для них есть величайшее доверие, которое не смею я нарушить! — объясняла она, с улыбкой поглядывая в пространство справа от Клодии, общаясь не только с сестрой.

Иные всегда были где-то рядом, пока маленькая Елена росла в семье торговца тканями. От прошлой жизни осталось немного воспоминаний. Только жаркое солнце и яркая ткань повсюду. Отец любил продавать то, что радует глаз. У него покупали даже представители самых высоких сословий. Несмотря на тревожные времена, жители Константинополя, ловили каждый момент для маленькой радости.

Маленькая Елена часто спрашивала Иных о том, как следует поступать отцу в той или иной ситуации и всегда давала самые дельные советы. Юная советчица в глазах отца-торговца стоила десятка сыновей, не уступая в мудрости даже самым ученым мужам. Золотоглазая смугляночка вырастала в миловидную маленькую женщину, о которой со временем должны были бы начать вздыхать молодые женихи. Но судьбу их семейства решила окончательно и бесповоротно пришедшая по человеческие души Чёрная Смерть.

Вороным крылом она накрыла родные улицы города одной совсем нерадостной весной. Отец заболел одним из первых. Корабли с товарами из неведомых стран привезли не только прекрасные яркие ткани, которыми собирался торговать отец, но и страшный мор, безжалостно забиравший всех.

Отцу стало плохо уже к вечеру, после того, как он лично проконтролировал доставку тканей до дома. Ужасная головная боль сковала крепкого мужчину, заставив его слечь и оставить на своём месте юную Елену. Девушка в свои неполные четырнадцать лет отлично справилась с торговлей. Но когда хотела порадовать его следующим утром, то её взору предстал изможденный человек с потемневшим лицом, пугающими мешками под глазами и страшно раздутая шея, словно под кожей выросли клубки ниток. Пройдёт немало времени, прежде чем Елена узнает, что это были бубоны.

— Иных нельзя считать едиными по помыслам, — наставляла Хелена, — живут они не вместе, разнятся по привычкам и морали. Не измеряй их нравственность, пустое то сравнение. Однако взаимодействию с Иными можно научиться. Те знания помогут в сделках или договорах. Но помни, милая сестрица, Иных лишь магия заботит. Она для них и жизнь, и пища, и досуг. Другое им неинтересно. Поэтому лишь тех считают равными для разговоров, кому им есть что предложить.

— А что мы можем предложить им? И что получить? — поинтересовалась Клодия, старательно впитывая знания.

К концу путешествия голова хоть и продолжала гудеть, но новую информацию принимала более охотно. Особенно, если перед обучением не отказывать себе в молоке. Сначала девушка боялась просить добавки и скромно сидела, опустив взгляд к своим коленям. Но когда суровая на вид Патрис поставила перед ней три чаши молока с приказом «пей!», сама собой рухнула стена недопонимания.

Вопреки привычкам прошлой жизни, из материального девушка могла просить всё что душе угодно и получала это практически сразу. Так, на её ногах красовалась подогнанная по ноге удобная обувь от ремесленника, сладившего за пару ночей, пока они ожидали прибытие повозки. Позже на котте появился красивый пояс, на который юная ведьма закрепила собственный кошель.

— Иные знаниями ведают обо всех и обо всём, что происходит здесь. Известно им такое, что и Терезе приходится учиться!

В Дижоне Хельга и её сестры владели собственной просторной усадьбой в два жилых этажа и два этажа, скрытых от глаз под землёй и на чердаке.

— Внимай, моя юная сестра, всегда должны мы обладать подвалом под обителью своею! — вещала Хельга, требуя к себе неукоснительного внимания. — Все наши скрытые от глаз деяния твориться должны только там. Однако то не главная причина. Через подвал иметь должны мы шанс бежать от инквизиции.

Верховная, едва они прибыли на место, организовала юной Клодии патронаж. Едва ли не за руку она водила девушку по дому, раскрывая все его тайны и давала самые подробные приказы о том, что делать можно, нужно или запрещено. Девушка, к своему удивлению внимала словам, запоминая каждую интонацию голоса Верховной. Даже спустя многие месяцы, проснувшись от кошмара ночью, она могла в тончайших подробностях вспомнить и пересказать дословно всё услышанное.

Было что-то невероятное в этой женщине. Достаточно одного присутствия Хельги, чтобы всё существо юной ведьмы тянулась к ней в страхе и уважении. Её приказы необходимо выполнять, запреты чтить, слова помнить, а мудрости беспрекословно следовать. Сама того ещё не осознавая, Клодия видела в Верховной недостижимый идеал, к которому беззаветно стремилась.

Хельга лично показала ей город и все окрестности, научила правильно выбирать и носить местные наряды, чтобы не выделяться, но всё же оставаться привлекательной молодой девушкой. Рука об руку они посетили все ближайшие водоёмы, деревни и леса, про которые Верховная подробно рассказывала юной сестре. Под её присмотром травница начала робко раскрывать свой талант. Чувствовать и тянуть из земли необходимые травы она научилась моментально. Каждая травинка могла «рассказать» ей о своей готовности в использовании в отварах и снадобьях. Не нужно было даже изучать трактаты предыдущей сестры ковена, чтобы уже демонстрировать впечатляющие успехи. Но для одобрения Верховной, Клодия была готова прыгнуть выше собственной головы и лично отправиться за луной и солнцем, если потребуется.

Самым показательным стал случай обучения грамоте. Крестьянский разум уже немаленькой девочки сопротивлялся обучению. Как ни пыталась сама Клодия при поддержке Патрис и Хелены или в одиночку, но буквы не запоминались. Их складывание в конструкции выглядело горсткой хаотично разбросанных палочек, понять этот порядок не выходило. Запоминать, не впитав смысл, было бессмысленно. Девушка не ленилась и честно пыталась освоить навыки чтения, но уже не верила в свои силы. В один из таких дней, когда серые глаза скользили по строкам книги механически, без единой попытки понять, что означает то или иное слово, в библиотеку, где Клодия училась грамоте, явилась Хельга. Обычно Верховная не врывалась к девушке, пока та обучалась, но в тот день сделала исключение.

— Я стараюсь! — подскочила на месте девушка, завидев «старшую сестру».

Однако сразу на её плечи пало смущение из-за собственных слов. Хельга ничего не говорила, лишь села за стол напротив. От её пронзительного взгляда тряслись все поджилки, а чувство стыда должно было уже давно по ощущениям сжечь девушку живьём. Новоявленные сестры относились к младшей с заботой и пониманием. Ни одна из них не обижала её ни недобрым взглядом, ни грубым словом, ни пренебрежением. О том, чтобы кто-то из сестёр поднял на неё руку и речи быть не могло. Все проявляли к ней столько любви, сколько она за всю свою жизнь не видела от отца с братьями. Клодию кормили, учили и наряжали, требуя взамен лишь принимать науку и учиться.

«А я не смогла сделать даже такой малости! Быть может отец прав?» — ужаснулась она, на мгновение решив, что за нерасторопность будет возвращена отцу и братьям.

— Мне греет душу твоё старание, сестра, — мягко улыбнулась Хельга, — лишь дураки считают, что образованность легче, чем крестьянская работа! Сие есть домыслы. Читать, запоминать, учиться и постигать всю жизнь новое — это труд титанов. Сломает недостойных, достойнейших же он возвысит!

От слов Верховной хотелось провалиться сквозь землю. И вновь ни одного дурного слова, ни капли досады или обвинений в неблагодарной лени. Её, Клодию, хвалят за упорство и труд, которых она малодушно уже не проявляет. Её ценят за стремление к знаниям, которое она лишь показывает. От такой незаслуженной теплоты глаза девушки наполнились слезами. Под внимательным материнским взглядом девушка не выдержала и разревелась. Слёзы лились таким потоком, что она не заметила, как Хельга оказалась рядом и ласково погладила непослушные рыжие кудряшки. Отчаянные слёзы постепенно стихали, пока старшая сестра добрым жестом утешала её.

— Я не знаю… — попыталась заговорить сквозь всхлипывания Клодия, — я не знаю, что означает это слово.

Девушка указала пальцем на страницу. Хельга с пониманием посмотрела на слово, которое якобы вызвало такой бурный поток.

— «Терпение». Очень хорошее слово!

✸✸✸

За смертью отца последовали и остальные. Иные старались отвлекать взгляд девочки от складывающейся картины. Прошло меньше недели, но все родственники и даже соседи были отобраны Вороным крылом Чумы. Город стремительно пустел. Знать гибла вслед за простолюдинами. Разница лишь была в простынях, на которых лежало мёртвое тело.

Юная Елена оказалась одна и беззащитна перед мародёрами, которые не заставили себя долго ждать. Её, других детей и прочий незащищённый люд сгоняли, словно овец в трюмы кораблей. Девушка видела причал Константинополя в последний раз в своей жизни, но жестокая судьба не позволила ей даже на минуту остановить взгляд на родном доме, который она покидала. Всех выживших назвали рабами. Впереди её ожидала мучительная вечность плавания среди стремительно развивающейся Чёрной Смерти.

В порт Александрии корабль пришел с умирающей командой, трюмом с единственной выжившей рабыней и всего двумя господами. Кроме Елены, спустя несколько дней умерли все. Полубезумную от всего пережитого девушку, инициированную Иными поскольку только с ними она могла общаться без страха вновь увидеть смерть, её забрали Хельга и Тереза. К тому моменту её новые собеседники стали более значимыми, чем живые люди. Девушка всегда из уважения к тем, кто спасал её от страшных картин неизбежной смерти, поворачивала голову в сторону собеседников и оправдывала их доверие, не открывая непосвященным имена. Сознанием она всегда оставалась к ним ближе, чем к миру людей.

После пролитых слёз над книгой, Клодия стремилась учиться изо всех сил. Игнорируя сон и отдых, она старательно переписывала буквы и слова из книг на специальные дощечки угольком, читала, потом стирала и писала снова. Она старалась по памяти записывать слова веткой на земле или на ровном песке, когда отправлялась за травами. Только бы доказать свою полезность. Оправдать добрые слова Хельги, которая в её глазах стала не просто старшей сестрой или Верховной, а даже матерью. К ней она в первую очередь, чуть робея, бежала за беседой или советом. И при всей любви, которую юная ведьма испытывала к своей наставнице, некий глубинный страх никуда не делся. Он скрывался в моменты, когда Хельга дарила свою улыбку всем, но мгновенно возвращался, едва эта улыбка гасла.

Когда простейшие слова начали складываться в голове Клодии, они с Хеленой сели разбирать записи, оставшиеся после Анабель. Златоглазая ведьма старалась изо всех сил помочь младшей сестрёнке, передавая ей подсказки Иных.

— А ты можешь позвать дух Анабель, чтобы она помогла нам с записями? — как-то спросила Клодия, пытаясь разобрать записи травницы.

Отчего-то погибшая сестра вела все записи справа налево, что усложняло и без того непростой путь познания её работ.

— Сие есть домыслы, дорогая сестра, — усмехнулась в ответ златоглазая, — крестьянский люд зовёт нас некромантами и в вину вменяет страшные деяния с почившими людьми. Однако с мёртвыми мы ничего не можем сделать. Что мёртвое уже, то для меня навеки стихло. Иные такие же живые, как и мы.

— Откуда они, эти Иные? Откуда вообще всё это вообще взялось? Почему я теперь ведьма? Из-за мамы? Или все так могут? — запоздалые вопросы полились, как из рога изобилия.

Немало времени прошло, прежде чем страх, неловкость и робость начали уступать пока слабому, но любопытству. Вываливать свой воз вопросов на Патрис или Хельгу, девушка не решалась. Тереза ей казалась человеком чересчур возвышенным и отстранённым от реального мира. Провидица проводила почти всё своё время, погружаясь в видения. Всё увиденное она либо записывала, либо зарисовывала, позволяла себе немного отдыха на еду и прогулки, а затем снова погружалась в реку времени. Что-то её не на шутку тревожило. Мария и Астрид — милые разговорчивые ведьмы, отчего-то казались Клодии слишком похожими на неё саму, а значит, простодушными. Общающаяся с потусторонним Хелена, так удачно решившая помогать с расшифровкой записей Анабель, казалась самым идеальным вариантом.

— Ты весьма сложные вопросы задаёшь сестрица, — терпеливо выдохнула Хелена с поощрительной улыбкой, — но мы их ожидали и готовились. В рассказе том мне подсобит вот этот элемент одежды!

На стол лег пурпуэн. Хелена аккуратно расстегнула пуговицы и разложила в стороны правую и левую сторону. Клодия с интересом подошла к демонстрируемому предмету и замерла в ожидании ответов на вопросы. Сестра прогладила рукой замшу и отошла в сторону, открывая полный обзор ученице.

— Представить я тебя прошу, что мир наш уподоблен пурпуэну. Совсем не прост он и однородности лишен. Пусть каждую его я часть могу назвать камзолом, однако вот рукав, здесь пуговицы, а это ворот, — касаясь упоминаемых элементов пустилась в рассказ Хелена, — теперь прошу тебя, любимая сестрица, представить будто Магия, что времени древнее, проходит сквозь рукав, питая весь камзол оттуда. Рукав, конечно же, одежды нашей часть, однако посмотри, насколько он отличен от центральной части. Представь теперь, что и законы с животными и жителями вместе всецело отличаются от нас. Живут они вольготно в Рукаве, и лишь немногие решаются к вояжу. Немногих этих я Иными величаю. Однако далеко не все они пришли из Рукава. Намного больше тех, кто перебравшись к середине, решил остаться, и поныне вижу я уже потомков, что родились вдали от Рукава. Для них едою остается все та же Магия, что времени древнее. Она питает мир наш с незапамятных времён. Со временем меняется и люд. Рождаются Иные, которые лицом и телом точно человек, внутри однако всё совсем непросто. Прожить такие могут людской век, как люди постареть и умереть, ничуть соседей не тревожа. Но также им дозволен выбор. Инициировать себя при помощи Иных или без оной они могут. И после жизнь их станет не в Рукаве, но и не в середине. Познать дано таким все части мира!

— А ты там была? — с восторгом спросила Клодия, живо представляя перед глазами мир, в котором существует неведомое место полностью наполненное Древней Магией. Тот самый Рукав, из которого вышло всё чудесное. — Вы посещали Рукав?

— Один раз довелось там побывать. Паломничество то мне не забыть и через сотни лет! — мечтательно зажмурилась Хелена. — Одной лишь мне доступно видеть, каков во всей красе мир Рукава! Лишь я могу вести беседы с любым его эндемиком и гостем. Моим то место я бы желала объявить!

Медленно, но верно, записи Анабель поддавались расшифровке. Обучающаяся с рассвета и до заката грамоте, Клодия с удивлением изучала накопленный опыт веков с Хеленой. Множество записей с бесценными знаниями, которые она не слишком уверенно начала воплощать в жизнь. Благодаря почившей сестре, девушка узнала о множестве скрытых от человеческого глаза трав и растений, наполненных Древней Магией, раскрыть которую в полную мощь помогали настойки, отвары и зелья.

Даже без явных и открытых способностей, как у остальных сестёр, травница обладала небывалой силой, только благодаря знаниям и растущим вокруг неё растениям. В применении тех или иных зелий, Клодии пришла на помощь Патрис. Настойки, чаи и отвары тайно и явно передавались жителям Дижона для наблюдения за последующим результатом. Сначала ведьмы испытывали рецепты Анабель с уже проверенным и описанным результатом, чтобы убедиться в отсутствии неточностей и ошибок. Наблюдали они долго, тщательно и всегда осторожно исправляли все ошибки, «излечивая» внезапно обнаружившийся недуг.

Но даже спустя месяцы Клодия вспоминала ту самую ночь, когда обнажённой телом и душой приняла инициацию под присмотром Патрисии. Растущий опыт не смог притупить ту свежесть неловкости и юношеской стеснительности, когда стоящие перед ней шесть ещё не сестёр, легко избавились от собственных одежд.

У берега семеро нагих ведьм стояли равными, собравшись в единый круг. В черном полотнище неба начала проступать тонким серпом молодая луна.

— Время пришло! — объявила вышедшая вперед ведьма, смахивая с головы вдовий платок, под которым рассыпалась копна длинных волос, кажущихся в темноте цвета паутины. — В этот тёмный час, пусть юная луна нам станет наблюдателем, ковен замыкает круг!

Патрис дала знак Клодии, пребывающей в странном состоянии принятия всего и вся. После всеобъемлющего чувства нового мира, ранее незнакомого, и Иных, наблюдающих за ними со всех сторон, девушка послушно выполняла всё, что ей говорили. Шестеро ведьм встали в круг, заключив в его центр инициированную. Девушка смотрела в незнакомые лица и не могла понять, что происходит и что от неё требуется. Все молчали. Казалось, даже звуки леса утихли.

— Именем стихии воды, наполняющей всё сущее, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — прозвенел в тишине голос ведьмы, с рыжими волосами, заметными даже в непроглядной тьме ночи.

Ровная гладь озера вспенилась в ответ на её слова, а Клодия как никогда раньше, почувствовала движение ледяных горных рек, протекающих под её кожей. Глубоко дыша, девушка ощущала ровную тяжесть океана, а глаза жгло чувством проливаемого дождя.

— Именем стихии земли, рождающей, забирающей и кормящей всё сущее, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — вторил ей голос Патрис.

Движение земли и всех растений в ней заключённых грохотало громче собственного сердца. Девушка кожей чувствовала протекающую в почве настоящую жизнь, не замирающую даже на мгновение. И эта жизнь царила повсюду, обволакивая каждый уголок известного ей мира.

— Именем стихии воздуха, хранящей всё сущее в жизни и смерти, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — отозвалась светловолосая статная девушка с сияющими в темноте глазами цвета бури.

В ответ на её голос, тишина ожила гулом множества голосом. Голоса людей, голоса Иных, голоса растений и животных. Множество голосов. Мириады жизней. С третьей упомянутой стихией, Клодия ощутила, как они смешиваются внутри её тела порождая свои собственные истории. Хроники бурь, катаклизмов, гроз и ураганов. Элементы природы занимали свои места в её теле, плотно связывая с сёстрами, которые уже приняли её в свой круг. Девушка физически ощущала плотно переплетающую её и девушек нить, разорвать которую способна лишь смерть.

— Именем прошлого, даровавшего нам мироздание, нас самих и нашу историю, я именую тебя своей сестрой, — провозгласила девушка с золотыми глазами, — и заключаю в круг!

Мощь хлынувших событий в голову Клодии бросила юное тело на колени. События, путешествия, встречи, жизни, города и лица. Огромный опыт. Память ковена. Его история и сила, держащая всех сестёр вместе, пали на плечи юной ведьмы. Ещё не способная вобрать их в себя, осознать и запомнить, она одними лишь чувствами тянулась к этому бесконечному потоку, зародившемуся на заре цивилизаций. Мощь, связующая её с шестью незнакомками крепла, превращаясь в нерушимые узы, сильнее ненависти, любви, страха и даже крови. Они становились единым организмом в семи телах. С усилием, Клодия встала на ноги.

— Именем грядущего, дарующего нам движение реки самой жизни и времени, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — пропела голосом сирены девушка с тяжёлой копной смоляных кудрей, точёная фигура которой во мраке ночи казалась фарфоровой.

Узы стали предельно крепкими, объединяя круг. Энергетический поток неизвестности будущего такого таинственного, манящего и пугающего. Каждая клеточка тела девушки вибрировала в предвкушении грядущих моментов. Закрыв глаза, она почувствовала, что эти вибрации источает всё живое. Всё стремится к переходу в будущее. Каждое пройденное мгновение двигалось к последующему. Познав узы прошлым и будущим, Клодия ощутила сам поток реки времени.

— Именем настоящего, дарованного прошлым всему живому для сотворения грядущего, соединяющего нити мироздания в единство, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — слова последней шестой ведьмы, начавшей этот необычный ритуал, будто подвёл финальную черту.

Всё ранее пережитое девушкой закружилось в вихре и захватило юное тело. В этом водовороте сил природы и самой жизни, она явственно чувствовала окончательно укрепившиеся узы с сёстрами. Они все проходили сквозь поток всего, как единое создание.

Но одна сестра чувствовалась совсем иначе, чем остальные. Будто флагман, она вела весь круг вперед и направляла поток силы каждой, собирала мощь мироздания и распределяла его между сестрами.

Верховная. Клодия чувствовала с ней особую связь. Родство такой небывалой силы, что даже связь ребенка с матерью блекнет. Её путеводная звезда, её идеал, её предводительница!

С каждым днём Клодия всё больше росла как ведьма, хоть упорно и не замечала этого. Чтение давалось намного легче. Слова она читала медленно, но понимала все написанное в книгах. Работы Анабель становились понятнее. И вот однажды девушка решилась сделать ранее немыслимое. Провидица Тереза к нужному моменту подготовила все письменные принадлежности, чтобы юная ведьма начала робко и коряво писать.

Уверенная в своих силах, пылая желанием порадовать Хельгу, девушка проводила дни и ночи за чтением и письмом, пока не начала делать собственные правки в записях предыдущей травницы. Перешагнув этот невероятно сложный рубеж, юная ведьма осознала, что таких вызовов её стойкости будет немало, а учиться ей предстоит всю последующую жизнь, но теперь это её не пугало. Она впервые начала ощущать ростки чего-то «своего». И пусть весь мир дрогнет перед ней и сёстрами.