Последний ведьмин ковен (джен)

Цикл «Мир, подобный Пурпуэну»

Сказка старая, как само время. Чудовище, красавица и добрая фея-наставница. Ровный путь сюжета приводит к счастливому финалу. Фея-наставница учит доброй житейской мудрости, красавица расколдовывает чудовище, и все живут долго и счастливо. Но что, если фея вовсе не фея, а циничная ведьма-интриганка, отправившая красавицу на съедение чудовищу, чтобы потешить своё самолюбие? Что, если проклятие с чудовища не снять, да и он сам не стремится стать кем-то другим? Что, если и красавица стремится к совсем другой концовке этой истории? Тогда всё заканчивается в тёмной пещере ведьмы-интриганки, одержимой властью настолько, что ресурсом для достижения цели становятся её самые близкие.

Красавица больше не красавица. Отныне она сама отчасти ведьма, а отчасти чудовище. Рука об руку они вот-вот свергнут ведьму-интриганку и построят своё «долго и счастливо», навсегда похоронив пещеру в прошлом. Возможно, это единственно достижимый финал для такой истории.

Под землёй холодно. Им всегда холодно после одного особенного последнего чаепития с сестрой, которой они доверяли, как себе. Они не дышат, не могут шевелиться и не живут, хотя и умереть не могут. Не могли. Всё, что им оставалось до недавнего времени, — это мысли. И боль от растущих сквозь тела цветов. Доказательство, что всё ещё живы.

«Подумать только, мы бежали в Город, чтобы избежать смертной участи и не быть похороненными в земле. И что теперь?»

«От судьбы не уйти. Бежать можно сколько угодно. Но финишная линия рано или поздно настигнет!»

По языку в горло проскальзывают горько-сладкие капли. Смертоносная чёрная арника. Поцелует нежное сердечко, и оно остановится навсегда. Таким стал их финал. Смерть в угрюмой пещере, превращёнными в беспомощные живые грядки для морозника. Где-то в глубине пещер судьба настигает последнюю ведьму ковена.

«Каждый умирает в одиночестве. Кажется, так говорят. Что бы ни случилось, как бы не повернулась жизнь, но даже в кругу друзей или семьи смерть настигает каждого по отдельности. Ни путь праведника, ни путь грешника не подстелют соломки… но я рада, что наша незавидная участь подарила нам единую на всех смерть. Даже в этот страшный час мы не одиноки!»

Гаснущий хор разумов вспоминает давнее время, будто ищет тот момент, когда пути назад не осталось…

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244367

Не ты выбираешь свою судьбу, она выбирает тебя.И те, кто знал тебя до того, как судьба взяла тебя за руку, не могут осознать всю полноту изменений.Но ты — инструмент совершенного замысла и можешь всю жизнь ожидать своей очереди

Июль в тот год стоял непривычно знойным, отчего женщина то и дело стряхивала капли пота со своего лба. Радовало, что, кроме лёгкого покрывала на голове, ей не было надобности ничего носить, будучи незамужней. Она наблюдала за этим невзрачным домиком уже несколько недель. Ничего особенного. За прошедшие годы не изменился ни капли. Отец семейства со своими старшими сыновьями исправно латали его каждый сезон так, как учили их деды, а дедов — их деды.

«Минуют столетия, но они так и продолжат латать дом по велению предков!» — хмыкнула Патрисия, поигрывая пушистым кончиком чёрной косы.

Слежка ей давалась непросто, по большей части из-за глазастых старших сыновей кузнеца, за чьим домом она старалась незаметно приглядывать, как по совпадению находя себе множество занятий недалече. Высокие плечистые наследники стареющего ремесленника с гордостью осваивали мастерство, но горячие сердца и ветер в голове регулярно поворачивали их в сторону крепкой осанистой молодой соседки со смоляными кудрями, что так часто услаждала их взгляд своим присутствием.

От их сальных взглядов ведьма лишь брезгливо приподнимала крылья носа, словно улавливала отвратительный запах. Целью наблюдения были совсем не старшие сыновья, не средние и даже не крепкий, несмотря на возраст, вдовец. Уже несколько недель Патрисия высматривала младшую дочь кузнеца, самого нелюбимого ребенка в семье.

Тощая и мелкая рыжая девушка нечасто попадалась на глаза, всё время проводя в тяжелой для юного организма работе. Сколько лет уже минуло? Пятнадцать? Шестнадцать? Патрис не считала, но помнила ясно, как вчера, как к дверям их дома почти на коленях приполз старший сын кузнеца, тогда совсем ещё юный малец, и умолял помочь матери с её бременем. Роды шли очень тяжело. Один из двух в ту грозовую ночь не должен был выкарабкаться. Усталая женщина, чью красоту в точности переняла юная дочь, едва слышным шепотом указала ведьме, кому предстоит дожить до рассвета.

Стараниями черноволосой знахарки, взявшей на себя роль повитухи, мать успела перед смертью увидеть дочь, поцеловать сморщенный лобик и судорожно выдохнуть имя. Девочка и сама родилась почти мёртвой. Силами ведьмы «переливать» реку жизни из одного тела в другое, энергия угасающей матери окончательно привела в мир младенца.

На рассвете Патрисия покинула дом овдовевшего кузнеца, чтобы вернуться спустя годы уже за почти сформировавшейся девушкой, которой ещё до рождения Тереза предрекла стать одной из семерых ведьм древнего ковена.

Когда их провидица напророчила начало непростых времен, они спешно покинули деревню, дав обещание вернуться. Несколько лет они кочевали от одного поселения к другому. Три года даже умудрились жить в качестве монахинь уединённого женского монастыря. Последние десять лет шесть необычных женщин провели в Дижоне. Жить под крылом Филиппа Доброго порекомендовала Тереза, безошибочно предрекая в главном городе герцогства Бургундского самый безопасный для них период. В то неспокойное время, она фактически начала управлять ковеном, подвинув Верховную ведьму. Без её точных прогнозов, откуда ждать беды, шансов избежать очередного гонения на ведьм почти не было. Через пятилетие она предсказывала начало новых витков охоты, заставляя ковен жить в постоянном напряжении. Будто им и без того не доставало хлопот!

В точности по её прогнозу, в 1430 году в западно-альпийских областях Европы началось очередное гонение на ведьм. Дело казалось привычным, а принципы выживания среди агрессивной недалекой толпы выверены. Вести себя тихо, не высовываться, а если выпадет такой шанс, держаться как можно ближе к местной церкви, какой бы она ни была. По возможности, оставаться самой серой и незаметной. Идеально, если получится сойти за монахинь монастыря с могущественными покровителями.

Однако ведьмин ковен под предводительством Хельги уже имел огромный опыт выживания. Каждая из ведьм на собственном опыте знала, что вблизи бушующей фанатизмом толпы никакие правила не работают, кроме одного — заблаговременно скрыться с дороги, а лучше вообще исчезнуть из буйного поселения на полвека, пока люди не успокоятся. У постоянного кочевания с места на место было множество положительных сторон. Больше знаний, больше знакомств, больше опыта и меньше риска, что кто-то их запомнит и успеет оговорить. Однако на незнакомок всегда нервно косились. Жить им под вечным подозрением, если бы верховная не умела подчинять себе человеческий разум.

Хельга и Тереза как самые древние, вызывающие абсолютное уважение у Патрисии, ведьмы привлекали в ковен исключительно полезных новичков. Ковен никогда не разрастался больше чем на семерых ведьм. В предыдущей охоте на ведьм в Южной Фландрии, они на долгое тридцатилетие лишились талантливой травницы Анабель. Даже самая способная ведьма не способна подчинить огонь, поэтому он для всех смертелен. А когда толпа доходит до пика своей жестокой натуры и желает видеть лишь казнь и кровь, то ни контроль разума, ни игры с погодой их не остановят. Останется лишь беспомощно наблюдать за экзекуцией. Как сказала после казни Тереза, предначертанные события не изменит даже самый искусный провидец.

На закате девушка, а на вид тощая девчушка, скрылась в отчем доме, покинуть который собиралась только на рассвете, чтобы надоить их единственную больную корову. Оценив, что наблюдать больше не за чем, Патрисия вернулась в дом.

— Добрый вечер, дорогие сестры, — поприветствовала она пятерых женщин, которых знала уже не одно десятилетие, — мой дозор на сегодня завершён!

— Переведи дух, милая сестрёнка, — улыбнулась ей Тереза, колдуя у печи, — наступает час ужина. За трапезой мы всё обсудим!

— Любуюсь я твоим мастерством орудовать травами и невольно спрашиваю себя: а так ли травница нам необходима? — усмехнулась Мария, увлеченно наглаживая рыжего, как она сама, кота. Пушистый друг с серьёзностью, не присущей животному, касался мягкой лапкой бледного веснушчатого лица, продолжая им одним доступный диалог.

— Мария, поберегись создавать пищу для пересудов, так открыто милуясь с котом у самого окна! — шепотом проговорила Хелена, глядя в пустоту. — Коли тобой любуются Живущие в Лесу, то и наши соседи могут заметить лишнего! Друзья мои молвят, что нынче в деревне неспокойно!

— Терпение, дорогая сестра. Недолог час, найдём седьмую и покинем это место в ту же ночь! — ободряюще похлопала её по смуглому плечу Хельга, не снимая даже в помещении платка, закрывающего полностью волосы и шею, как принято было только у вдов.

— Могу ли я смениться кем-нибудь на завтра? Эти взоры сыновей кузнеца могут привлечь ненужные пересуды! — хмуро поинтересовалась Патрис, не слишком надеясь на успех своей просьбы.

— Ты удивишься, милая сестра, — повернулась к ней Тереза, давая знак, что пора накрывать на стол, — но именно крамольные их мысли, насчитывающие, сколько сыновей ты способна подарить, твой самый сильный щит. При крепкой красоте своей и дородной фигуре, твои истинные деяния закрытыми для них остаются. Иная из сестёр может вызвать подозрение. Но покуда их думы только лишь о том, как сорвать с тебя платье, ты в безопасности от любых опасных домыслов того семейства.

«Придётся мне нести свой крест, будучи не худой, как эти бледные аристократические леди, но здоровой и сильной!» — тяжело выдохнула Патрис.

Шесть женщин совместно накрыли на стол и единодушно кивнув друг другу, принялись за вечернюю трапезу. Какие бы важные не принесла Патрисия новости, собственное здоровье и сытость были превыше всего. Любой пропущенный ужин в условиях постоянной угрозы охоты на ведьм мог очень сильно ударить по самочувствию, если после него придётся неделями и месяцами скрываться от людей и голодать, подпитываясь одной лишь магией.

— Изволь говорить, Патрисия, мы все внимаем! — сложила домиком ладони Хельга, поворачиваясь всем телом к ведьме.

Патрис переводила взгляд от одного лица к другому. Внимательный взгляд Терезы, любопытство на лицах Марии и Астрид, самых младших на вид из их «семьи», всегда расфокусированный взгляд Хелены и ожидание на холёном лице Хельги. Как никогда раньше ей не хотелось разочаровывать, но с каждым днём она приносила всё меньшие порции наблюдений.

— Отец и братья ей в вину вменяют гибель матушки её в расцвете лет. От них поддержки да ласкового слова она не ожидает. Но не совершат ли душегубство, когда произойдут грядущие события, я не ведаю. Сама девочка здоровьем не обижена, хоть и работает тяжело не по годам. Однако… — ведьма тяжело вздохнула, — я не узрела никаких подсказок, что в ней растёт хотя бы искорка таланта! Девица разговаривает с одуванчиками и любит собирать различные коренья с травами. Но недостаточно того, чтобы встать с нами в путь единый. Тереза…

— Грядущее открыто для меня, и путь её просматриваю чисто! — не дала ей озвучить свои сомнения провидица. — Предначертанного никому не миновать, мы лишь приблизить сможем час. Напомню я тебе, что твой талант лишь к полувеку жизни по-настоящему расцвел, а до того считала ты себя самой бестолковой! Я чувствую готовность в девочке. Пора нам начинать! Не столь долгим, как хотелось, будет это спокойное время, грядёт великая и страшная охота. А нам нужна седьмая!

— Ты уверена, что её время пришло? — уточнила Хельга.

— Живущие в доме девочки молвят, что в ней созрел талант. Но отец готовит её на выданье местному пастуху. Наше время на исходе! — ответила вместо Терезы Хелена, чуть повернув голову в сторону от стола.

В качестве уважения ко всем незримым сущностям, она никогда не называла их самих, а лишь указывала, где их встретила или каково их основное занятие. Из-за её склонности поворачивать голову в сторону разговаривающего с ней собеседника, говорящая с иными Хелена слыла блаженной. Увы, не во всех городах и деревнях эту особенность воспринимали доброжелательно. Кто-то действительно видел в блаженных Господне благословение, но были и те, кто сразу готовил вилы и костер для бесноватой.

— Почиет кузнеца корова со дня на день. Худо ей. Стара стала, — отметила Мария, — за новую корову или сумму достойную для покупки таковой, кузнец не только дочь продаст в наши руки, но и одного из сыновей добавит!

— Лакомится девочка бобами и фасолью, — заметила Хелена, — суеверные селяне потусторонним проявлением воспримут это.

— Могу я положить начало, — предложила Астрид, — лишь только непогода продлится седмицы дольше, крестьяне переживать начнут за посевы. Изрядный дождь недобрым знаменем станет, но коли управимся до молодой луны, то ощутимого урона не нанесём.

— Пусть ночью град их беспокоит, дорогая сестра, — сложила руки на столе Хельга, тщательно обдумывая складывающуюся ситуацию, — Мария, в грядущую седмицу коровы пусть доиться перестанут. На силы твои уповаем!

— Я привлеку к работе зайцев, за две седмицы крестьянам не видать и капли молока. С рассветом я приготовлю всё к событиям, — кивнула рыжая, словно оленёнок, девушка. — Истоскуюсь я по вкусу молочка сладкого, но дело впереди страстей…

— Недолго будешь тосковать, если сладим споро! — ободряюще улыбнулась ей Верховная, прежде чем вернулась к распределению поручений. — Хелена, живущие в доме пусть распространяют тяжёлые думы и телесную слабость всем жителям. Кроме девочки. Мы с Терезой завтра наведаемся на воскресное служение. Во время проповеди жена старосты во власти видений тревожных окажется. Не сдержит ни жеста, ни крика. Устрашит она всех прихожан, предречёт великие беды и объявит виновной в том девочку. Патрисия, тебе поручаю быть к ней ближе всех! Присматривай, дабы не случилось душегубства и не нанесли урона непоправимого. До молодой луны осталось десять дней. К великому дню она должна быть достаточно опустошена, чтобы принять свою новую сущность!

Со следующего утра маленькая французская деревня окунулась в кошмар, сравнимый лишь с библейскими карами. Словно из рога изобилия, неприятности встречали на каждом шагу. Утренняя служба в церкви заставила истово молиться всех богобоязненных жителей деревни до самой ночи, после того, как жена старосты, словно бесноватая, начала выкрикивать страшные слова, обещая невзгоды за то, что среди их паствы скрываются чёрные овцы. Выгибаясь всем своим телом до хруста, она вцепилась в запястье дочери кузнеца и не разжимала капкана пальцев, пока силы не покинули её и она не лишилась чувств. Бледную, икающую от ужаса девочку, судорожно высвобождающую руку из хватки неподвижных пальцев, все прихожане провожали очень нехорошим взглядом. Лишь две молодые женщины, одна из которых носила на голове траурный платок, смотрели на девочку с вежливым интересом.

Не успели страсти по шокирующей службе утихнуть, как все коровы, словно услышавшие предсказания старостихи, перестали давать молоко. Потеря разом всего молока деревни стала тяжелым ударом, от которого селяне могли не оправиться. До первого урожая оставалось не менее месяца, а все зимние запасы давно были съедены. Жизнь крестьян и молоко были связаны самым крепким узлом, и такая потеря если не грозила голодной смертью, то пугала как минимум. Курицы исправно неслись, в водоёмах оставалась рыба, из соседней деревни удалось выменять очерствевшего пахучего хлеба на пару дней.

По ночам в домах росли угрюмые мысли, а ужас и безысходность давили даже самых веселых и непринужденных жителей. Хуже всего становилось после полуночи, когда небывалый крупный град начинал бить в крыши домов, словно требуя выдать чёрных овец, спрятавшихся в праведной пастве. Активные и игривые дети стали квёлыми и усталыми. Каждое утро их сил становилось меньше. Но угнетающая слабость пала не только на детей, даже молодые мужчины начали замечать, что здоровье стремительно начинает их оставлять.

Вслух никто ничего не говорил о маленькой Клодии, что по случайности оказалась на пути старостихи во время припадка, однако на дочь кузнеца с подозрением смотрели все. Пятнадцать лет, девка на выданье, собой хороша, но волосы эти рыжие и глаза такие серые… Со временем одни только взгляды начали вырастать в шепотки. Языкастые соседи прошлись по волосам, по веснушкам, по белой коже и всем родинкам девочки. Ей припоминали каждое мгновение жизни, которое могло случиться вскоре до, после или рядом с какой-либо чертовщиной. А история её рождения, забравшего жизнь матери, и вовсе начала обрастать страшными деталями. Мол, и скот в тот день бесновался, словно страшное что-то чувствовал, и луна была кровавая на небе, и чертей близ их дома кто-то видел. Люди жевали заплесневелый хлеб и продолжали судачить.

Неизбалованная лаской Клодия после припадка жены старосты погрузилась в свой собственный персональный ад, когда только одуванчики могли выслушать её горькие отчаянные стенания. С пропажей молока, о ближайшем замужестве не могло быть и речи. Ни один селянин не желал иметь дело с «приносящей беды». Судьба открывалась незавидная: или в монастырь, если с такой дурной славой примут, или уходить в леса и не позорить семью, становясь старой девой. Отец и братья девочку не щадили, считая виноватой и в своих, и в чужих горестях. Отец не стеснялся девочку поколачивать, всё же не трогая лицо, чтобы «девка сохранила товарный вид» для случайного гостя деревни, которому её можно будет отдать. Старшие братья с нехорошими улыбками всё чаще стали зажимать сестру по углам, и, пока отец не видит, совсем не по-братски трогали формирующееся женское тело.

Девушка в отчаянии заламывала руки, исповедуясь приходскому отцу, однако с его стороны встречала лишь пренебрежение, перерастающее с каждым днём в обвинение. Открыто ходить по деревне юная дева боялась, сталкиваясь каждый день со всё более враждебными взглядами. Лишь шестеро живущих вместе женщин если и смотрели на неё, то лишь с любопытством. Казалось, они загадали ей загадку, и всё ждут, когда она даст им правильный ответ. Патрисия, самая привлекательная из них, порой подкармливала голодающую девушку. Иногда Клодия встречала её в лесу, будто случайно проходящую теми же тропами. Каждая такая «случайность» грела юное сердце и давало немного сил дожить до следующего дня. Крепкая черноволосая красавица часто рассказывала про лесное озеро, к которому ведёт любая тропинка, на какую ни ступи. Голосом сказочницы она ведала Клодии, что всякий искупавшийся в этом озере получает то, чего желает больше всего на свете.

«Мамочка!» — плакала она каждый день на поле одуванчиков, незаметно убегая в полдень после того, как завершала уборку курятника.

На её плечах оставалось всё хозяйство, а также поиск в лесу всего съестного, что насытит голодные животы отца и братьев. Сама Клодия ела только после того, как заканчивали трапезу мужчины. Часто на столе не оставалось еды, и она ложилась спать голодной. Чтобы совсем не падать в обморок, когда тело словно начинало парить, а в голове селился приятный тёплый туман, девочка ела в лесу всё, что могло найтись на пути.

День ото дня становилось всё хуже. Непогода стояла уже десятый день. Град больше не пугал селян, лишь угнетал и наращивал в ведьмин час злобу, которая давно нашла себе рыжеволосую цель. Неизвестно, что останавливало жителей проклятой деревушки от самосуда над бедной девушкой, но кроме недобрых слов и взглядов, сопровождающихся будто бы случайными тычками и пинками, злодеяний девушка не видела.

Глядя на субтильное тельце, всё ниже притягивающееся к земле от нахлынувших невзгод, Патрис против приказа начала общаться с девушкой, вместо того, чтобы оставаться исключительно на расстоянии. Рыжий воробушек, как она мысленно прозвала Клодию, напоминала ведьме её саму в молодости по поступкам, ибо внешнего сходства между ними не было.

Тогда, давным-давно в прошлой жизни, она была такой же послушной дочерью. В голове не смели зреть мысли без почтения к отцу и матери. Впрочем, её растили в спокойствии и принятии. Под жарким римским солнцем, она росла кроткой девушкой, не знающей телесных наказаний. Она и её брат-близнец должны были со временем выполнить свой долг перед отчим домом. Молодая черноволосая и черноокая красавица, что с двенадцати лет одним лишь взглядом пленяла сердца всех местных юношей, была обещана замуж достойному молодому человеку. Брату подобрали подходящую невесту и прочили будущее опоры отчего дома.

На тот момент юная Патриция не знала горестей, будучи послушной дочерью и целомудренной наречённой. В решающий день она не плакала, не позволяла себе волнения и всячески демонстрировала своё достоинство и выдержку. Молодой супруг, видевший её несколько раз перед свадьбой, выглядел очарованным пленительной знойной девой с крепким здоровым телом, способным подарить множество сильных сыновей. Однако утро после первой брачной ночью омрачилось отчаянным плачем юной Патриции.

Нежный и чуткий в их первую ночь супруг наутро лежал бездыханным в их ложе. Пока возвращённую в отчий дом вдову успокаивали мать с братом, главы семейства ломали головы над необычной смертью молодого здорового юноши. Тело ещё накануне крепкого и сильного молодого мужчины, утром стало хрупким и ломким. Кости крошились, словно карамель, а в смоляных кудрях поселилось серебро. Казалось, на брачном ложе найден дряхлый старик, рассыпавшийся от старости и немощи.

В тот раз они решили, что молодого жениха отравил на свадьбе кто-то из тайных недругов. Юная безутешная вдова вернулась в отчий дом, чтобы очень недолго пробыть безутешной и вдовой. Несмотря на свершившийся союз, когда стало ясно, что беременность не наступила, на горизонте появились ещё женихи. На второй своей свадьбе юная Патриция робко улыбалась в глаза жениху и скромно краснела от каждого комплимента в свою честь. Столь скорая свадьба смущала её, но в глазах гостей лишь добавляла очарования молодой невесте. Увы, утро её вновь не пощадило. Исполнив свой брачный долг девушка быстро уснула, чтобы проснуться в объятиях мертвого тела. Ещё один молодой жених, умерший за ночь от старческой немощи. Прежде чем девушку окрестили вечной вдовой и начали сторониться, словно проклятой, еще три жениха рискнули взять в жёны прекрасную, словно заря, смуглянку.

✸✸✸

Апогей боли настиг Клодию там, где она не могла ожидать. На десятый день отец, подарив девушке утреннюю пощёчину за нерасторопность, вместе со старшим братом, который из всей семьи почти не обижал её, уехали в ближайший город, чтобы попытать там счастье. Ремесленник планировал продать свои работы и набрать при возможности заказов. Младшая дочь с двумя старшими братьями осталась на несколько дней в одном доме ожидать возвращения старших мужчин.

То, какими взглядами окинули девушку братья, заставило её выбиваться из сил весь оставшийся день, чтобы вся работа была выполнена идеально. Дом сверкал чистотой, вся одежда была перестирана, немногочисленные животные накормлены, посуда вымыта, а на стол вовремя подана вся еда, которую успела приготовить и собрать девушка. С ледяным сердцем она подавала братьям еду. В голове бились мысли о том, что она работала хорошо, и её не должны наказать и смотреть на неё так не должны.

С наступающей темнотой Клодия, чувствуя неладное, быстро сбросила с себя верхнее платье и устроилась спать на лавке, накрывшись грубым покрывалом до самых бровей. Она уже предчувствовала, что и без того адские деньки этой ночью даруют ей нечто из ряда вон выходящее. Тело ломило от усталости, но бьющийся в голове ужас не позволял быстро отойти в мир без сновидений. Она чувствовала, что братья не спят. Она слышала их заговорщицкий шепот. Она кожей ощущала их приближение.

— Не притворяйся, сестрица, мы знаем, что ты не спишь! — услышала она над самым своим ухом, прежде чем её грубо стащили с лавки на холодный пол.

На столе тлела коптилка на жиру, отпугивая мрак. В свете этого едва тлеющего огонька, лица братьев напоминали девушке изображения демонов, как она их представляла в совсем нежном возрасте. Сильные жилистые парни, проводящие часы за тяжёлым ремеслом, должны были стать для неё надёжной опорой, против которой не сладит ни один налётчик. Их священным долг с самого её рождения — оберегать её честь, пока не передадут в руки мужа. Но за последние дни всё поменялось. Девушка, боялась всех жителей деревни, не замечая, что самые страшные взгляды охаживают её тело в доме.

— Отец с нас шкуры спустит, если попортим девку, — обнадежили её неуверенные слова.

— Отец сказал, что Клодия уже порченная, женихи ее не берут. Старой девой станет, — девушка от ужаса переводила взгляд от одного брата на другого, не совсем понимая, что происходит. По бледным щекам стекали бороздки слёз. Она чувствовала, что вот-вот произойдет нечто страшное, но поняла весь ужас грядущего только когда услышала свой приговор. — Не пропадать же добру!

Она знала, что кричать бесполезно, но ничего не могла с собой поделать. Сердце разрывалось от боли, несправедливости и обиды. Обиды на всё. На мать, которая дала жизнь в этом неправедном мире и оставила с ненавидящими её отцом и братьями. Обида на семью, которая платила ей лишь жестокостью и пренебрежением в ответ на любые её попытки быть хорошей, нужной и идеальной дочерью. Обида на недалёких селян, что обвиняли её в спину за то, к чему она непричастна. Обида на приходского священника, который не даровал ей покоя, а лишь обвинил, показав, что пастух не умнее и не мудрее своей паствы.

Обида на себя, не успевшую сбежать, пока была возможность. Не отбивавшуюся, когда нижнее платье грубо задрали, а её ноги силой развели в стороны. Обида на своё застывшее в ужасе тело, безвольно позволившее братьям творить с ней нечто запретное и непотребное. Даже собственное тело предало её, оказавшись игрушкой в жестоких играх мужчин, которых она считала своей семьёй. Боль, беспомощность и отвращение в горьких слезах, противно скатывающихся с глаз, заливаясь в уши.

— Не принеси в подоле, сестричка, — услышала она, сквозь судорожные всхлипывания, — а завтра отстирай от крови покрывало, пока отец не увидел. И не добавил от себя!

Она чувствовала себя грязной и испорченной. Девушка сжалась в комочек на полу, зажимая рот, чтобы не издавать ни звука. Но слёзы остановить не могла. После надругательства над телом, хотелось лишь сжаться в комок и выть, словно раненая волчица. Но страх не ушел, даже когда до её уха донёсся храп братьев. Если она их разбудит, то они её точно побьют или продолжат…

Набросив на плечи такое же осквернённое, как и она сама, покрывало, девушка схватила обувь и выскользнула из дома в ночную прохладу. Вопреки ставшему привычным граду, эта ночь оставалась кристально чистой. Тонким серпом на небе мерцала молодая луна. Привычным шагом Клодия направилась в лес, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться в бег. Рыдания рвались из груди и она их больше не сдерживала, то и дело падая на колени, скуля побитой собакой. Но виток истерических рыданий отпускал, и она поднималась на ноги, чтобы продолжить идти. Она не знала, куда идёт и зачем, но чувствовала, что не идти просто не может.

Она не спрашивала, за что с ней так. Словно та самая многократно битая собака, Клодия привыкла к жестокости. Привыкла к ненависти, к презрению и постоянным ударам. Она привыкла, что лишь одуванчики слушали её слова. Привыкла к пустоте, живущей внутри неё, привыкла к безысходности. Она не боялась смерти, но отчего-то к ней не стремилась.

Ноги нащупали тропинку и сами несли её вглубь леса. В голове назревала ранее незнакомая мрачная решимость. Словно этот последний и самый страшный акт насилия разбил скорлупу яйца, из которого начало проглядывать Нечто. Но только проглядывать. Тело отзывалось болью, но девушка даже не думала останавливаться. Чем дальше она уходила в лес, тем отчетливее понимала, что не сможет найти дорогу домой даже при свете дня. Тем спокойнее опускалось на её плечи осознание, что домой она не вернётся.

Тропинка резко вильнула в сторону. Деревья расступились и перед ней открылся вид на поблескивающее скупыми бликами при молодой луне озеро. Но оно стало не главным открытием. У озера стояла Патрисия. Та самая добрая женщина, что подкармливала её. Та гордая красавица, о плечах которой с вожделением шептались братья.

«Возможно, даже сегодня они думали о ней, когда…» — горестное воспоминание заставило её зажмуриться.

Пока дорога несла её вперед, слёзы постепенно начали высыхать, уступая место злости? Как она может злиться? Она хорошая девушка! Хорошие не думают плохого и не злятся!

— Доброй ночи, воробушек, — повернулась к ней Патрис, но, оглядев с головы до ног, будто ночной мрак совершенно не стеснял её взор, мрачно произнесла: — Увы, я вижу, доброты этой ночи ты не познала. И даже напротив, вкусила чашу боли до самого дна!

— Мои братья… — всхлипнула Клодия, но не смогла продолжить.

— Коль ожидаешь от меня ты утешения, знай, оно неведомо мне! О благородстве, сострадании и доблести ты слушай в сказках, — сурово оборвала её «добрая самаритянка», заставив девушку напряжённо застыть. — Но этой ночью… ты вольна загадать желание! Достаточно искупаться в озере. Не страшись леса, девочка, он позаботится о твоей нежной душе!

Клодия неуверенно посмотрела на безмятежную гладь озера. Трудно поверить сказке Патрис после всего пережитого. Тупая ноющая боль в теле никуда не делась. Раненая душа продолжала страдать. Она не плакала только потому, что слёзы закончились, но пройдёт ночь, и они вернутся. А когда со старшим братом вернётся отец…

Девушка робко переступала с ноги на ногу, всё больше ощущая холод, заползающий под нижнее платье. Патрис была абсолютно уверена в словах и не сотрясала воздух лишними доказательствами своей правоты. Но поверить в озеро, которое исполняет желания? Женщина неподвижно стояла, завороженная безмятежностью водной глади. Казалось, она не замечает присутствия Клодии. Молчание затягивалось. Девушка понимала, что если не решится на глупый поступок прямо сейчас, то путь ей уготован всего один. Рывком она сбросила с себя платье с покрывалом, разулась и быстрым шагом направилась к берегу, боясь, что передумает или струсит.

От холодной воды кожа покрывалась противными мурашками, но Клодия, всхлипывая от вернувшегося витка истерики, продолжая идти в глубину. Твёрдое песчаное дно не мешало ногам нести тело вперед. Однако когда девушка зашла в чёрную воду по пояс, песок превратился в мягкую вязкую субстанцию. Ноги по самые щиколотки провалились в это странное подобие трясины и продолжали погружаться дальше. Клодия активно дёргала ногами, пыталась помочь себе руками и барахталась изо всех сил, однако лишь глубже погружалась. Она окинула взглядом берег и с ужасом осознала, что приняла за безобидное озеро самое настоящее болото.

Тело погрузилось по самые плечи, когда девушка начала отчаянно кричать:

— Патрисия, прошу, помогите! — девичий визг разнёсся эхом над поверхностью ложного озера.

— Не думала, что помощь в изъявлении желаний может требоваться! — громко и отчётливо, словно женщина говорила девушке в самое ухо, услышала Клодия.

— Меня сейчас затянет под воду! Помогите!

— Таково твоё желание? — Патрисия неподвижно стояла на берегу, но голос доносился до адресата точно.

— Что?

— Настало время желать, покуда теплятся в тебе какие-то искры, девочка! — женщина не реагировала на панику и попытки тонкого тельца выбраться из озера. — Желай!

— Я хочу жить! Пожалуйста, вытащи меня из озера!

— Только лишь жить? К тебе с презрением относятся и родные, и соседи, тело твоё осквернили, но ты жила, когда бросилась в озеро! Неужели таково твоё желание?

— Я желаю, чтобы сегодняшнего вечера не было! — отплёвываясь от воды, крикнула Клодия.

— Нечестивые помыслы твоих братьев не исчезнут с этим днём. Не этой ночью, так следующей. Не следующей, так через седмицу, когда батюшка снова отправится в город. А коли с терпением не сладят, то прямо в лесу возьмут тебя силой! Действительно желаешь?

— Я… кха, я желаю, чтобы меня не считали проклятой и не ненавидели! — прокричала девушка, задирая голову, чтобы не захлебнуться. — Чтобы прекратили…

— Сегодня ты им милый друг, но завтра хлынет дождь, и снова окрестят тебя ведьмой бесноватой. Не ограничатся они тогда лишь взглядами. Костру предадут твоё тело! Этого желаешь? — Спокойно и уверенно Патрис разбивала девичьи желания. — Тебе и вправду нечего желать?

— Я… — голову девушки затянуло под воду.

Время на разговоры, на загадывание желаний и пустую болтовню закончилось. Осталась лишь темнота и холодная вода, сомкнувшаяся над головой, чтобы уже не отпускать. Девушка отчаянно билась, осознавая, что это бесполезно. Скоро закончился воздух, скоро топь затянет её с головой, скоро всё закончится.

«Братья больше не сделают с тобой ничего непотребного. Отец больше не ударит, — услышала она в своей голове чужой голос, не похожий на Патрис, — больше никакой ненависти. Ни семья, ни соседи больше не посмотрят на тебя с неприязнью. Сейчас ты исчезнешь, и этого вечера будто не было никогда. Ты ведь этого хотела?»

Клодия забилась ещё отчаяннее. Со стороны берега, которую она каким-то чудом определяла под водой, она чувствовала что-то. Руку помощи, к которой хотелось воззвать. К которой она изо всех сил тянулась. Немой крик «помоги» высвободил драгоценный воздух, поднявшийся на поверхность. Жить осталось ещё меньше.

«Почему ты продолжаешь биться? Ради чего? Чего ты сейчас хочешь, маленькая девочка?»

Девушка отчаянно зажмурилась. От воды глаза болели, а в непроглядной тьме разницы между закрытыми и открытыми глазами нет. Отчаяние заполняет каждую клеточку тела. Руки всё тянутся к берегу. Что-то внутри уверенно призывает помощь, которая откликается? Топь неумолимо затягивает дальше.

«У тебя заканчивается время, девочка. Пора наконец осознать, чего ты хочешь! И бороться за это! Или умереть, как жила — в грязи!» — насмешливо поторапливал её голос в голове.

Нечто окончательно разбило скорлупу, в которой покоилось. Уверенно протянув руку к берегу, оно крепко вцепилось в то, что ощущалось той самой «помощью». Один рывок. С ног будто срывают кожу, но тело стремительно движется. Уже не вниз, но вверх к воздуху, к жизни, к тому, чего она всей душой желает!

Патрис с интересом поглядывала на дрожащую девичью фигурку. Полулежащая на берегу девушка судорожно кашляла, цеплялась за корни одуванчика, но выглядела живее всех живых. Клодия даже не осознавала, что её вытащили на берег именно длинные крепкие корни, что она продолжала сжимать в кулачке. Вытащили, когда она сама их к себе призвала. Подсознательно. Ещё не приняв свою новую сущность. Сомнения в предсказании Терезы относительно седьмой стремительно испарились.

Последний раз она сомневалась в её словах тогда, давным-давно, когда встретила провидицу, будучи изгнанницей, живущей в лесу. Прошло два десятилетия после пятого похороненного мужа. Её окрестили ведьмой, проклятой, клеймили самыми ужасными словами, а после и раскалённым железом. Дабы не смела идти в селения к людям и сгинула среди зверья. Семья сторонилась её, как порождения потустороннего. И вот, изнеженная дева оказалась изгнана из отчего дома.

Две декады выпестовали из домашнего цветочка знахарку-отшельницу, без обучения постигшую невероятного уровня врачевания. Упав камнем на самое дно отчаяния, она обрела там неожиданно твёрдую опору и силы, чтобы продолжить жить. Казалось, с её тела облетела шелуха, скрывающая под обманчивой изнеженностью цепкую, волевую женщину. Предательство семьи, друзей и всех, кто её знал, навсегда перечеркнуло ей путь обратно домой, даже в мыслях. Шёпот из иных миров вёл её верной дорогой, пока она не обрела заброшенный домик, который со временем обжила.

Время от времени рядом появлялись путники. Все, как один, будто притягивались к её жилищу, будучи ранеными или захворавшими. Первый раз сама Патриция была удивлена тому, как точно её руки знают, что делать, её внутренний голос шепчет, как поступить и что сказать, а перед глазами мысленно выстраивается некая искристая река, сотканная из света неизвестных ей цветов. Позже она назвала её рекой жизни и могла осушать, наполнять или переливать её, словно воду в сосуде.

Десятилетия в суровых условиях должны были состарить и сделать грубым юное тело, однако Патриция оставалась такой же молодой, как в день своей первой свадьбы. Тереза нашла её уже известной под именем «Тиша Целительница». Патриция позволила в последний раз произнести своё имя по-старому, когда провидица объяснила ей как устроен мир, как появляются в мире ведьмы, и что длительная юность её с не девичьей выносливостью получена из пятерых осушенных юной женой мужчин.

— Я хочу другой жизни, — сдавленно проговорила Клодия, поднимая полный ярости взгляд на ведьму, стоящую перед ней, — хочу быть сильной! Чтобы ни один человек не посмел смотреть на меня косо, чтобы обо мне боялись говорить с неуважением, и чтобы никто не мог до меня даже пальцем дотронуться! Пусть хоть в обмен на это сгорит вся эта треклятая деревня с моей семьёй вместе!

С каждым словом голос девочки набирал всё большую силу. Серо-голубые глаза горели одержимостью. Последние слова она с ненавистью выкрикнула, искренне желая, чтобы они проклятьем пали на дом отца. В ответ на крик лес будто пробудился. По воде озера, по земле и по воздуху пошли вибрации. Клодия растерянно замолкла, услышав отовсюду голоса. Неведомые доселе звуки, странный гул, пронзающий душу насквозь. Казалось, она не только слышит, но ощущает эти голоса кожей, пробует их на языке и даже обоняет их. Голоса наполняли всё вокруг. Девушка закрыла глаза и погрузилась в чувственное осязание множества источников этих голосов. Словно, кроме них с Патрис, совсем рядом обретается тьма неизвестных ей существ, способных говорить так необычно.

— Ощутила их, верно? — ухмыльнулась Патрисия, ничуть не удивляясь миру, что внезапно наполнился неведомыми звуками.

Рывком, она силой подняла Клодию на ноги, придерживая одной рукой за шею и без труда развернула в сторону голосов.

— А теперь скажи это Им! Скажи, что ты этого по-настоящему хочешь! — скомандовала она. — Громко скажи, чтобы все услышали!

— ДА! — на пределе сил закричала девушка, открывая глаза.

Рука Патрис покинула шею. Но девушка не упала. Обнажённая телом, душой и помыслами, она предстала перед теми, кого не мог различить человеческий глаз. Но она их чувствовала. Пропитывалась их словами. Нечто внутри разливалось по венам огненной волной, внимая голосам и подчиняясь их шепоту. Несмотря на холодную ночь и мокрое нагое тело, девушка чувствовала, как по каждой клеточке тела проносится живой огонь. Сжигающий былое слабое тело, создавая на его месте новое, более сильное.

Прошлое рванулось к её телу, облепляя, словно скорлупа. Теперь сама Клодия ощущала себя запертой, как до того Нечто. Но уверенность и злость, с которой она выкрикнула в ночную тьму свой ответ, не исчезли. Они лишь стали сильнее. Удар по скорлупе. Ещё удар. К чёрту их всех. Пусть горят в аду! Голод и мор всей деревне! Пусть исчезнут. Пусть исчезнет затравленная маленькая девочка. Отныне и навеки, она — кто-то другой. Что-то другое! Последний удар и скорлупа разлетается. Тело ничком падает на траву. Крепкое, сильное и уже без позорной боли там.

Девушка открыла глаза, растерянно вглядываясь в ночную тьму, которая перестала быть непроглядной. Глаза всё видели. Уши слышали теперь не только шепот множества голосов, но и различали, кому какой голос принадлежит. Теперь она их видела. Множества самых необычных сущностей, из любопытства явившихся на её крик, чтобы посмотреть на рождение юной ведьмы. Она ощущала себя несмышлёным младенцем, только учащимся познавать мир.

Перед глазами Клодии предстали шесть молодых девушек. Одетые в простую, но добротно пошитую одежду. Поверх платьев надеты чёрные мантии, с капюшонами, наброшенными на лицо. Заметив внимание девушки к своим персонам, одна из них сделала шаг вперед. Одновременно все шестеро опустили капюшоны на плечи, являя седьмой свои лица. Вышедшая вперед женщина казалась старше остальных и носила на голове вдовий платок.

— С рождением тебя, дорогая сестра! — объявила она, раскрывая для обнаженной девушки свои объятия.

Примечания:

Следующая часть выйдет уже в следующем году.

Пусть сначала закончится Город, а затем перейдём полностью к предыстории.

Выпуск глав, скорее всего, буду выпускать по такому же расписанию — пятница 6:00 по МСК

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244428

Самая жестокая ирония нашей жизни в том, что приходится сочетать тьму и свет, добро и зло, достижения и неудачи.Именно это отличает нас друг от друга, но позволяет оставаться людьми.И в конечном счете ради этого стоит идти на жертвы.

— Здравствуй, кузнец, — вежливо склонила голову женщина во вдовьем платке, — сторгуемся?

— Чего пожелаете, мадемуазель? — склонил седую голову ремесленник, дав знак сыну продолжить его работу, чтобы выйти из наспех созданного цеха к пришелицам.

В городе такие самодельные ремесленные цеха держались не больше сезона, потом либо переезжали на другое место, либо исчезали вместе со своими мастерами. Но у кузнеца в голове назревали весьма амбициозные планы перебраться из селения в город, приобрести комнаты или даже домик и с сыновьями организовать настоящую мастерскую, носящую не временный, а постоянный характер. Не на улицах с такими же сезонными торговцами, а ближе к центру, где настоящие люди, истинные мастера. Нужно лишь собрать денег на первое время и избавиться от лишнего рта.

— За сколько продашь свою дочь? — без предисловий спросила Хельга.

— Свою дочь? — кузнецу казалось, что он ослышался.

Нет, он не был удивлен. Молодых девушек и парней часто покупали у родителей для работы в поместьях или на полях. Кому-то нужны были слуги в путешествие. А кто-то не скрывал, что купленные дети пойдут в рабство. Этот вопрос никого не смущал, особенно если детей рождалось с избытком. Вопрос всегда был только в цене. Кузнец опешил от неверия в такой удачный исход. Он почти смирился, что от девки не получится быстро избавиться, но лелеял надежду получить с паршивой овцы хоть шерсти клок. Госпоже, в которой кузнец признал их соседку, странствующую со своей семьёй, состоящей из одних лишь девок, он был готов продать дочь и за пару монет. Однако крестьянская скупость диктовала назначить хорошую цену, чтобы быстрее переехать в город и обосноваться до холодов.

Женщина поняла его молчание по-своему и протянула массивный мешочек, позвякивающий на весу.

— Этого хватит?

Трясущимися от волнения руками, кузнец развязал мешочек и заглянул внутрь. Столько он не ожидал выручить даже за дом с коровой, если та поправится, что уж говорить о порченной девке. Переезд в город можно будет начинать уже со следующей недели. Если еще и продать дом, то получится сторговаться…

— Кузнец, ты не ответил! — вывел его из грёз голос второй женщины, стоящей поодаль.

— Разумеется, этого более чем хватит. Когда к вам привести Клодию, госпожа? — раскланялся он.

— Мы уезжаем на рассвете. Вечером я сама заберу твою дочь, если ты не против, — кузнец раболепно кивал до хруста в шее, понимая, что за такие деньги спрашивать зачем шестерым женщинам ещё одна, он не смеет. Пусть хоть утопят в болоте, не его печали.

Женщины покинули его до полудня. Той же ночью ковен пополнился седьмой сестрой.

Клодия жадно пила уже третью чашу молока, не понимая откуда появилась такая зверская жажда именно этого напитка. Даже когда коровы перестали давать молоко, девушка не страдала, отдавая предпочтение воде, которой всегда было в достатке. Однако шестеро её «сестёр» смотрели на это проявление нездоровой жажды совершенно спокойно. И за третьей чашей протягивали девушке четвёртую.

После страшной ночи, завершившейся перерождением, минуло несколько дней. На рассвете, ведьмы собрали свои пожитки, переодели новоявленную младшую сестру в удобную для путешествий добротную котту поверх новой камизы, подарили черную мантию и отправились в город, чтобы уже утром в повозке отправиться в неизвестность. Не выходящая дальше леса Клодия, сносила путешествие на удивление спокойно. Её не угнетала дорога, часы мерной езды и неподвижность в течение всего пути.

«Новое тело», а именно так себя ощущала юная ведьма, будто было создано иначе. Более выносливое, менее требовательное и совершенно непознанное. За одну ночь тщедушное тельце выросло на целую голову, стало крепче и заметно округлилось в некоторых местах. Теперь Клодию никто не принимал за ребёнка. Внешне она однозначно выглядела как молодая женщина, ещё не осознающая своей привлекательности. Но повзрослевшее тело с головой выдавали робкий взгляд и привычная боязливость в жестах и поведении. Она словно каждую секунду ожидала удара.

Запомнить имена всех шестерых женщин стало непростой задачей. Память то и дело подводила девушку. Из-за слабой памяти в голову лезли мысли, привитые отцом о собственной никчёмности. До слёз хотелось обратиться к новым сестрам, однако забытые имена вызывали удушающую волну стыда. Младшая не путалась лишь с Патрисией, которую знала будучи дочерью кузнеца, и Хельгой, которая сразу обозначила себя Верховной. В её имени чувствовалась какая-то древняя мощь, которая могла склонить любой, даже самый сильный дух. Она говорила вежливо и ласково с каждой из сестёр, но в их глазах читалась, помимо всего прочего, покорность. Так покоряются главе семьи или королю, но никак не обычной сестре.

— Покойная Анабель наследием своим оставила записи. Немалому тебе предстоит научиться! — вырвала Клодию из раздумий о Верховной, ещё одна сестра.

Она называла своё имя много раз, но девушка постоянно забывала, путалась и робела называть «сестру» по имени. Слишком смуглая для родного края Клодии, с необычными чертами и постоянно отстранённым от реальности выражением лица, она обладала неуловимой привлекательностью. Единожды увидев её лицо, в него хотелось постоянно всматриваться, словно оно может до неузнаваемости измениться в любую секунду. Время от времени «сестра» поворачивала голову в сторону, словно общалась с невидимым собеседником, а её глаза жадно всматривались в пространство. В такие моменты Клодия чувствовала ещё большую неловкость, словно происходило нечто сакральное и закрытое для её понимания.

— Хелена, — дружелюбно улыбнулась смуглянка, — Блуждающие в Дороге молвили, что вновь ты запамятовала моё имя. Нет в том греха. Не будь с собою слишком строгой!

— Вы очень странно разговариваете. Мне тоже так надо будет? — робко теребя рукав, поинтересовалась девушка.

День ото дня ей казалось, что она находится не на своём месте и для добрых сестёр является обузой. Ещё страшнее становилось к ночи, когда она размышляла, сколько времени понадобится старшим, чтобы опознать её никчемность и выбросить бесполезную сестру на улицу. Однако время шло, а «самозванку» никто не уличил.

— Зависит это лишь от твоего на то желания. Не станем принуждать тебя мы двигаться и говорить, как принято. Однако грамоте тебя придется обучить вне твоего на то желания, — пожала плечами Хелена, — сие есть необходимый и самый важный шаг!

— Зачем мне читать и писать?

— Понять всю важность сможешь лишь, когда сей навык ты освоишь! Нам всем пришлось учиться! И все мы преуспели.

Из всех шестерых сестёр, Патрис казалась самой холодной и отстранённой. Однако именно к ней больше всего тянулась Клодия, жадно впитывая все слова целительницы. Возможно, сказывалась робость перед необходимостью принятия стольких «сестёр» в качестве семьи отныне и навеки. Впрочем, Патрис при всей своей холодности никогда не прогоняла от себя юную ведьму и охотно, хоть и нетерпеливо, обучала её всему, что знала сама. В моменты, когда слабая крестьянская память вновь подводила девушку, на помощь приходила Хелена.

— Молоко для ведьмы — это почти живительный эликсир. Оно насыщает нас, пополняет силы и позволяет оставаться долго выносливыми, — по памяти повторяла девушка, выученные уроки, пока они продолжали своё путешествие. — Даже при тяжёлых ранах, обильное питьё молока способно поднять на ноги. Однако молоко должно быть свежим, иначе вся сила из молока исчезнет. Останется только напиток.

— Правильно! — кивнула Хелена. — Напиток сей бесценным мы считаем. Стараемся почаще его пить. Тебе того же придерживаться следует, покуда твое тело не окрепло.

Молоко ведьмы во время пути пили очень жадно. Каждая старалась по мере сил рассказывать что-либо новенькой об их жизни, пока одна повозка сменялась ночлегом, после которого женщины снова отправлялись в путь, всё ближе подбираясь к Дижону. Тереза строго приказала двигаться именно туда, предсказывая там самое безопасное для них место. Провидица тревожно смотрела по ночам на звёзды и негромко шептала, что грядут времена, которые изменят всё.

— Инквизиторы и охотники на ведьм опасны, поскольку им ведомо о нас многое. Они знают, что из всех стихий, ведьмы не способны подчинить себе огонь… — Клодия запнулась. Увы, самую важную информацию об угрозе ковену она никак не могла запомнить.

— Им ведомо бессилие наше пред огнём, и не стесняются они ту слабость против нас использовать. Немало сестёр наших они на гибель обрекли в ярком пламени, — терпеливо напомнила ей Тереза со снисхождением принимая юную неопытность девушки, — запомнить тебе следует, как «Отче наш», что среди душегубов этих скрыты мастера, способные творить особенные амулеты, что силы наши выпивают и слабость поселяют в тело. Коснёшься оного и на земле лежать без чувств ты будешь. Но страх вселяет в нас не только это…

— Почему мы не можем контролировать огонь? — отвлекла её от размышлений травница.

— В стихии этой одна лишь сила разрушения, — вступила в разговор светловолосая Астрид, заставив Клодию одним лишь голосом вжать голову в плечи. — Не быть огню, что не поест земли и воздуха. Сам по себе огонь не существует, путём лишь поглощения он может жить. А нам владеть стихиями дано, что существуют вместе и отдельно, даруют сами жизнь и сами забирают. Земля, вода и воздух нам подвластны и вред не причинят. Прочтёшь об этом ты, лишь только грамоте обучим. В твою красивую головку вложить нам следует немало знаний.

Каждый день заканчивался для Клодии одинаково. Под чутким участием всех сестёр в её обучении, девушка укладывалась спать с гудящей головой. Слишком много знаний она получила за дни путешествия. Намного больше, чем за всю свою жизнь. И хоть сестры терпеливо ждали, пока все знания уложатся в рыжей голове, глядя на них, девушка считала себя слишком глупой, чтобы стать ведьмам равной. Глядя на шесть гордых женщин она видела в себе лишь ничтожество, не обращая внимание на беспрекословно подчиняющиеся ей растения, тянущиеся из земли по первому зову.

— Каждой из сестёр пришлось пройти через сии тернии, — ободряюще похлопала её по плечу Мария, считающаяся самой младшей, пока не появилась Клодия. Из-за таких же рыжих волос, девушка действительно могла походить на её сестру. Во время всех привалов, она бросалась «пообщаться» с лошадьми, предпочитая общество животных человеческому. — Считай себя сейчас младенцем неразумным. Все знания твои из прошлой жизни пустыми стали, лишь стоило переродиться. Не нужно этого стыдиться. Мы все чрез этот путь прошли. Одна Патрис пошла по собственной дороге. Спросить её ты можешь коли интересно, она поделится.

Патрисия не стала скрывать историю своей жизни. Она не стыдилась своих ошибок юности. Пусть бесконтрольный дар вытянул до последней капли жизни пятерых достойных мужей, виновной она себя не считала. Молния тоже невиновна в тех бедах, что устраивает. Патрис никогда не проявляла сентиментальности, из-за чего порой казалась безжалостной. Острые углы, возникающие при общении с ней, успешно сглаживала неземная Хелена. Последние дни пути до Дижона, она рассказывала девушке про своих собеседников.

— Нелюбо им, когда их имя вслух упоминают. Делиться сокровенным наименованием для них есть величайшее доверие, которое не смею я нарушить! — объясняла она, с улыбкой поглядывая в пространство справа от Клодии, общаясь не только с сестрой.

Иные всегда были где-то рядом, пока маленькая Елена росла в семье торговца тканями. От прошлой жизни осталось немного воспоминаний. Только жаркое солнце и яркая ткань повсюду. Отец любил продавать то, что радует глаз. У него покупали даже представители самых высоких сословий. Несмотря на тревожные времена, жители Константинополя, ловили каждый момент для маленькой радости.

Маленькая Елена часто спрашивала Иных о том, как следует поступать отцу в той или иной ситуации и всегда давала самые дельные советы. Юная советчица в глазах отца-торговца стоила десятка сыновей, не уступая в мудрости даже самым ученым мужам. Золотоглазая смугляночка вырастала в миловидную маленькую женщину, о которой со временем должны были бы начать вздыхать молодые женихи. Но судьбу их семейства решила окончательно и бесповоротно пришедшая по человеческие души Чёрная Смерть.

Вороным крылом она накрыла родные улицы города одной совсем нерадостной весной. Отец заболел одним из первых. Корабли с товарами из неведомых стран привезли не только прекрасные яркие ткани, которыми собирался торговать отец, но и страшный мор, безжалостно забиравший всех.

Отцу стало плохо уже к вечеру, после того, как он лично проконтролировал доставку тканей до дома. Ужасная головная боль сковала крепкого мужчину, заставив его слечь и оставить на своём месте юную Елену. Девушка в свои неполные четырнадцать лет отлично справилась с торговлей. Но когда хотела порадовать его следующим утром, то её взору предстал изможденный человек с потемневшим лицом, пугающими мешками под глазами и страшно раздутая шея, словно под кожей выросли клубки ниток. Пройдёт немало времени, прежде чем Елена узнает, что это были бубоны.

— Иных нельзя считать едиными по помыслам, — наставляла Хелена, — живут они не вместе, разнятся по привычкам и морали. Не измеряй их нравственность, пустое то сравнение. Однако взаимодействию с Иными можно научиться. Те знания помогут в сделках или договорах. Но помни, милая сестрица, Иных лишь магия заботит. Она для них и жизнь, и пища, и досуг. Другое им неинтересно. Поэтому лишь тех считают равными для разговоров, кому им есть что предложить.

— А что мы можем предложить им? И что получить? — поинтересовалась Клодия, старательно впитывая знания.

К концу путешествия голова хоть и продолжала гудеть, но новую информацию принимала более охотно. Особенно, если перед обучением не отказывать себе в молоке. Сначала девушка боялась просить добавки и скромно сидела, опустив взгляд к своим коленям. Но когда суровая на вид Патрис поставила перед ней три чаши молока с приказом «пей!», сама собой рухнула стена недопонимания.

Вопреки привычкам прошлой жизни, из материального девушка могла просить всё что душе угодно и получала это практически сразу. Так, на её ногах красовалась подогнанная по ноге удобная обувь от ремесленника, сладившего за пару ночей, пока они ожидали прибытие повозки. Позже на котте появился красивый пояс, на который юная ведьма закрепила собственный кошель.

— Иные знаниями ведают обо всех и обо всём, что происходит здесь. Известно им такое, что и Терезе приходится учиться!

В Дижоне Хельга и её сестры владели собственной просторной усадьбой в два жилых этажа и два этажа, скрытых от глаз под землёй и на чердаке.

— Внимай, моя юная сестра, всегда должны мы обладать подвалом под обителью своею! — вещала Хельга, требуя к себе неукоснительного внимания. — Все наши скрытые от глаз деяния твориться должны только там. Однако то не главная причина. Через подвал иметь должны мы шанс бежать от инквизиции.

Верховная, едва они прибыли на место, организовала юной Клодии патронаж. Едва ли не за руку она водила девушку по дому, раскрывая все его тайны и давала самые подробные приказы о том, что делать можно, нужно или запрещено. Девушка, к своему удивлению внимала словам, запоминая каждую интонацию голоса Верховной. Даже спустя многие месяцы, проснувшись от кошмара ночью, она могла в тончайших подробностях вспомнить и пересказать дословно всё услышанное.

Было что-то невероятное в этой женщине. Достаточно одного присутствия Хельги, чтобы всё существо юной ведьмы тянулась к ней в страхе и уважении. Её приказы необходимо выполнять, запреты чтить, слова помнить, а мудрости беспрекословно следовать. Сама того ещё не осознавая, Клодия видела в Верховной недостижимый идеал, к которому беззаветно стремилась.

Хельга лично показала ей город и все окрестности, научила правильно выбирать и носить местные наряды, чтобы не выделяться, но всё же оставаться привлекательной молодой девушкой. Рука об руку они посетили все ближайшие водоёмы, деревни и леса, про которые Верховная подробно рассказывала юной сестре. Под её присмотром травница начала робко раскрывать свой талант. Чувствовать и тянуть из земли необходимые травы она научилась моментально. Каждая травинка могла «рассказать» ей о своей готовности в использовании в отварах и снадобьях. Не нужно было даже изучать трактаты предыдущей сестры ковена, чтобы уже демонстрировать впечатляющие успехи. Но для одобрения Верховной, Клодия была готова прыгнуть выше собственной головы и лично отправиться за луной и солнцем, если потребуется.

Самым показательным стал случай обучения грамоте. Крестьянский разум уже немаленькой девочки сопротивлялся обучению. Как ни пыталась сама Клодия при поддержке Патрис и Хелены или в одиночку, но буквы не запоминались. Их складывание в конструкции выглядело горсткой хаотично разбросанных палочек, понять этот порядок не выходило. Запоминать, не впитав смысл, было бессмысленно. Девушка не ленилась и честно пыталась освоить навыки чтения, но уже не верила в свои силы. В один из таких дней, когда серые глаза скользили по строкам книги механически, без единой попытки понять, что означает то или иное слово, в библиотеку, где Клодия училась грамоте, явилась Хельга. Обычно Верховная не врывалась к девушке, пока та обучалась, но в тот день сделала исключение.

— Я стараюсь! — подскочила на месте девушка, завидев «старшую сестру».

Однако сразу на её плечи пало смущение из-за собственных слов. Хельга ничего не говорила, лишь села за стол напротив. От её пронзительного взгляда тряслись все поджилки, а чувство стыда должно было уже давно по ощущениям сжечь девушку живьём. Новоявленные сестры относились к младшей с заботой и пониманием. Ни одна из них не обижала её ни недобрым взглядом, ни грубым словом, ни пренебрежением. О том, чтобы кто-то из сестёр поднял на неё руку и речи быть не могло. Все проявляли к ней столько любви, сколько она за всю свою жизнь не видела от отца с братьями. Клодию кормили, учили и наряжали, требуя взамен лишь принимать науку и учиться.

«А я не смогла сделать даже такой малости! Быть может отец прав?» — ужаснулась она, на мгновение решив, что за нерасторопность будет возвращена отцу и братьям.

— Мне греет душу твоё старание, сестра, — мягко улыбнулась Хельга, — лишь дураки считают, что образованность легче, чем крестьянская работа! Сие есть домыслы. Читать, запоминать, учиться и постигать всю жизнь новое — это труд титанов. Сломает недостойных, достойнейших же он возвысит!

От слов Верховной хотелось провалиться сквозь землю. И вновь ни одного дурного слова, ни капли досады или обвинений в неблагодарной лени. Её, Клодию, хвалят за упорство и труд, которых она малодушно уже не проявляет. Её ценят за стремление к знаниям, которое она лишь показывает. От такой незаслуженной теплоты глаза девушки наполнились слезами. Под внимательным материнским взглядом девушка не выдержала и разревелась. Слёзы лились таким потоком, что она не заметила, как Хельга оказалась рядом и ласково погладила непослушные рыжие кудряшки. Отчаянные слёзы постепенно стихали, пока старшая сестра добрым жестом утешала её.

— Я не знаю… — попыталась заговорить сквозь всхлипывания Клодия, — я не знаю, что означает это слово.

Девушка указала пальцем на страницу. Хельга с пониманием посмотрела на слово, которое якобы вызвало такой бурный поток.

— «Терпение». Очень хорошее слово!

✸✸✸

За смертью отца последовали и остальные. Иные старались отвлекать взгляд девочки от складывающейся картины. Прошло меньше недели, но все родственники и даже соседи были отобраны Вороным крылом Чумы. Город стремительно пустел. Знать гибла вслед за простолюдинами. Разница лишь была в простынях, на которых лежало мёртвое тело.

Юная Елена оказалась одна и беззащитна перед мародёрами, которые не заставили себя долго ждать. Её, других детей и прочий незащищённый люд сгоняли, словно овец в трюмы кораблей. Девушка видела причал Константинополя в последний раз в своей жизни, но жестокая судьба не позволила ей даже на минуту остановить взгляд на родном доме, который она покидала. Всех выживших назвали рабами. Впереди её ожидала мучительная вечность плавания среди стремительно развивающейся Чёрной Смерти.

В порт Александрии корабль пришел с умирающей командой, трюмом с единственной выжившей рабыней и всего двумя господами. Кроме Елены, спустя несколько дней умерли все. Полубезумную от всего пережитого девушку, инициированную Иными поскольку только с ними она могла общаться без страха вновь увидеть смерть, её забрали Хельга и Тереза. К тому моменту её новые собеседники стали более значимыми, чем живые люди. Девушка всегда из уважения к тем, кто спасал её от страшных картин неизбежной смерти, поворачивала голову в сторону собеседников и оправдывала их доверие, не открывая непосвященным имена. Сознанием она всегда оставалась к ним ближе, чем к миру людей.

После пролитых слёз над книгой, Клодия стремилась учиться изо всех сил. Игнорируя сон и отдых, она старательно переписывала буквы и слова из книг на специальные дощечки угольком, читала, потом стирала и писала снова. Она старалась по памяти записывать слова веткой на земле или на ровном песке, когда отправлялась за травами. Только бы доказать свою полезность. Оправдать добрые слова Хельги, которая в её глазах стала не просто старшей сестрой или Верховной, а даже матерью. К ней она в первую очередь, чуть робея, бежала за беседой или советом. И при всей любви, которую юная ведьма испытывала к своей наставнице, некий глубинный страх никуда не делся. Он скрывался в моменты, когда Хельга дарила свою улыбку всем, но мгновенно возвращался, едва эта улыбка гасла.

Когда простейшие слова начали складываться в голове Клодии, они с Хеленой сели разбирать записи, оставшиеся после Анабель. Златоглазая ведьма старалась изо всех сил помочь младшей сестрёнке, передавая ей подсказки Иных.

— А ты можешь позвать дух Анабель, чтобы она помогла нам с записями? — как-то спросила Клодия, пытаясь разобрать записи травницы.

Отчего-то погибшая сестра вела все записи справа налево, что усложняло и без того непростой путь познания её работ.

— Сие есть домыслы, дорогая сестра, — усмехнулась в ответ златоглазая, — крестьянский люд зовёт нас некромантами и в вину вменяет страшные деяния с почившими людьми. Однако с мёртвыми мы ничего не можем сделать. Что мёртвое уже, то для меня навеки стихло. Иные такие же живые, как и мы.

— Откуда они, эти Иные? Откуда вообще всё это вообще взялось? Почему я теперь ведьма? Из-за мамы? Или все так могут? — запоздалые вопросы полились, как из рога изобилия.

Немало времени прошло, прежде чем страх, неловкость и робость начали уступать пока слабому, но любопытству. Вываливать свой воз вопросов на Патрис или Хельгу, девушка не решалась. Тереза ей казалась человеком чересчур возвышенным и отстранённым от реального мира. Провидица проводила почти всё своё время, погружаясь в видения. Всё увиденное она либо записывала, либо зарисовывала, позволяла себе немного отдыха на еду и прогулки, а затем снова погружалась в реку времени. Что-то её не на шутку тревожило. Мария и Астрид — милые разговорчивые ведьмы, отчего-то казались Клодии слишком похожими на неё саму, а значит, простодушными. Общающаяся с потусторонним Хелена, так удачно решившая помогать с расшифровкой записей Анабель, казалась самым идеальным вариантом.

— Ты весьма сложные вопросы задаёшь сестрица, — терпеливо выдохнула Хелена с поощрительной улыбкой, — но мы их ожидали и готовились. В рассказе том мне подсобит вот этот элемент одежды!

На стол лег пурпуэн. Хелена аккуратно расстегнула пуговицы и разложила в стороны правую и левую сторону. Клодия с интересом подошла к демонстрируемому предмету и замерла в ожидании ответов на вопросы. Сестра прогладила рукой замшу и отошла в сторону, открывая полный обзор ученице.

— Представить я тебя прошу, что мир наш уподоблен пурпуэну. Совсем не прост он и однородности лишен. Пусть каждую его я часть могу назвать камзолом, однако вот рукав, здесь пуговицы, а это ворот, — касаясь упоминаемых элементов пустилась в рассказ Хелена, — теперь прошу тебя, любимая сестрица, представить будто Магия, что времени древнее, проходит сквозь рукав, питая весь камзол оттуда. Рукав, конечно же, одежды нашей часть, однако посмотри, насколько он отличен от центральной части. Представь теперь, что и законы с животными и жителями вместе всецело отличаются от нас. Живут они вольготно в Рукаве, и лишь немногие решаются к вояжу. Немногих этих я Иными величаю. Однако далеко не все они пришли из Рукава. Намного больше тех, кто перебравшись к середине, решил остаться, и поныне вижу я уже потомков, что родились вдали от Рукава. Для них едою остается все та же Магия, что времени древнее. Она питает мир наш с незапамятных времён. Со временем меняется и люд. Рождаются Иные, которые лицом и телом точно человек, внутри однако всё совсем непросто. Прожить такие могут людской век, как люди постареть и умереть, ничуть соседей не тревожа. Но также им дозволен выбор. Инициировать себя при помощи Иных или без оной они могут. И после жизнь их станет не в Рукаве, но и не в середине. Познать дано таким все части мира!

— А ты там была? — с восторгом спросила Клодия, живо представляя перед глазами мир, в котором существует неведомое место полностью наполненное Древней Магией. Тот самый Рукав, из которого вышло всё чудесное. — Вы посещали Рукав?

— Один раз довелось там побывать. Паломничество то мне не забыть и через сотни лет! — мечтательно зажмурилась Хелена. — Одной лишь мне доступно видеть, каков во всей красе мир Рукава! Лишь я могу вести беседы с любым его эндемиком и гостем. Моим то место я бы желала объявить!

Медленно, но верно, записи Анабель поддавались расшифровке. Обучающаяся с рассвета и до заката грамоте, Клодия с удивлением изучала накопленный опыт веков с Хеленой. Множество записей с бесценными знаниями, которые она не слишком уверенно начала воплощать в жизнь. Благодаря почившей сестре, девушка узнала о множестве скрытых от человеческого глаза трав и растений, наполненных Древней Магией, раскрыть которую в полную мощь помогали настойки, отвары и зелья.

Даже без явных и открытых способностей, как у остальных сестёр, травница обладала небывалой силой, только благодаря знаниям и растущим вокруг неё растениям. В применении тех или иных зелий, Клодии пришла на помощь Патрис. Настойки, чаи и отвары тайно и явно передавались жителям Дижона для наблюдения за последующим результатом. Сначала ведьмы испытывали рецепты Анабель с уже проверенным и описанным результатом, чтобы убедиться в отсутствии неточностей и ошибок. Наблюдали они долго, тщательно и всегда осторожно исправляли все ошибки, «излечивая» внезапно обнаружившийся недуг.

Но даже спустя месяцы Клодия вспоминала ту самую ночь, когда обнажённой телом и душой приняла инициацию под присмотром Патрисии. Растущий опыт не смог притупить ту свежесть неловкости и юношеской стеснительности, когда стоящие перед ней шесть ещё не сестёр, легко избавились от собственных одежд.

У берега семеро нагих ведьм стояли равными, собравшись в единый круг. В черном полотнище неба начала проступать тонким серпом молодая луна.

— Время пришло! — объявила вышедшая вперед ведьма, смахивая с головы вдовий платок, под которым рассыпалась копна длинных волос, кажущихся в темноте цвета паутины. — В этот тёмный час, пусть юная луна нам станет наблюдателем, ковен замыкает круг!

Патрис дала знак Клодии, пребывающей в странном состоянии принятия всего и вся. После всеобъемлющего чувства нового мира, ранее незнакомого, и Иных, наблюдающих за ними со всех сторон, девушка послушно выполняла всё, что ей говорили. Шестеро ведьм встали в круг, заключив в его центр инициированную. Девушка смотрела в незнакомые лица и не могла понять, что происходит и что от неё требуется. Все молчали. Казалось, даже звуки леса утихли.

— Именем стихии воды, наполняющей всё сущее, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — прозвенел в тишине голос ведьмы, с рыжими волосами, заметными даже в непроглядной тьме ночи.

Ровная гладь озера вспенилась в ответ на её слова, а Клодия как никогда раньше, почувствовала движение ледяных горных рек, протекающих под её кожей. Глубоко дыша, девушка ощущала ровную тяжесть океана, а глаза жгло чувством проливаемого дождя.

— Именем стихии земли, рождающей, забирающей и кормящей всё сущее, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — вторил ей голос Патрис.

Движение земли и всех растений в ней заключённых грохотало громче собственного сердца. Девушка кожей чувствовала протекающую в почве настоящую жизнь, не замирающую даже на мгновение. И эта жизнь царила повсюду, обволакивая каждый уголок известного ей мира.

— Именем стихии воздуха, хранящей всё сущее в жизни и смерти, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — отозвалась светловолосая статная девушка с сияющими в темноте глазами цвета бури.

В ответ на её голос, тишина ожила гулом множества голосом. Голоса людей, голоса Иных, голоса растений и животных. Множество голосов. Мириады жизней. С третьей упомянутой стихией, Клодия ощутила, как они смешиваются внутри её тела порождая свои собственные истории. Хроники бурь, катаклизмов, гроз и ураганов. Элементы природы занимали свои места в её теле, плотно связывая с сёстрами, которые уже приняли её в свой круг. Девушка физически ощущала плотно переплетающую её и девушек нить, разорвать которую способна лишь смерть.

— Именем прошлого, даровавшего нам мироздание, нас самих и нашу историю, я именую тебя своей сестрой, — провозгласила девушка с золотыми глазами, — и заключаю в круг!

Мощь хлынувших событий в голову Клодии бросила юное тело на колени. События, путешествия, встречи, жизни, города и лица. Огромный опыт. Память ковена. Его история и сила, держащая всех сестёр вместе, пали на плечи юной ведьмы. Ещё не способная вобрать их в себя, осознать и запомнить, она одними лишь чувствами тянулась к этому бесконечному потоку, зародившемуся на заре цивилизаций. Мощь, связующая её с шестью незнакомками крепла, превращаясь в нерушимые узы, сильнее ненависти, любви, страха и даже крови. Они становились единым организмом в семи телах. С усилием, Клодия встала на ноги.

— Именем грядущего, дарующего нам движение реки самой жизни и времени, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — пропела голосом сирены девушка с тяжёлой копной смоляных кудрей, точёная фигура которой во мраке ночи казалась фарфоровой.

Узы стали предельно крепкими, объединяя круг. Энергетический поток неизвестности будущего такого таинственного, манящего и пугающего. Каждая клеточка тела девушки вибрировала в предвкушении грядущих моментов. Закрыв глаза, она почувствовала, что эти вибрации источает всё живое. Всё стремится к переходу в будущее. Каждое пройденное мгновение двигалось к последующему. Познав узы прошлым и будущим, Клодия ощутила сам поток реки времени.

— Именем настоящего, дарованного прошлым всему живому для сотворения грядущего, соединяющего нити мироздания в единство, я именую тебя своей сестрой и заключаю в круг! — слова последней шестой ведьмы, начавшей этот необычный ритуал, будто подвёл финальную черту.

Всё ранее пережитое девушкой закружилось в вихре и захватило юное тело. В этом водовороте сил природы и самой жизни, она явственно чувствовала окончательно укрепившиеся узы с сёстрами. Они все проходили сквозь поток всего, как единое создание.

Но одна сестра чувствовалась совсем иначе, чем остальные. Будто флагман, она вела весь круг вперед и направляла поток силы каждой, собирала мощь мироздания и распределяла его между сестрами.

Верховная. Клодия чувствовала с ней особую связь. Родство такой небывалой силы, что даже связь ребенка с матерью блекнет. Её путеводная звезда, её идеал, её предводительница!

С каждым днём Клодия всё больше росла как ведьма, хоть упорно и не замечала этого. Чтение давалось намного легче. Слова она читала медленно, но понимала все написанное в книгах. Работы Анабель становились понятнее. И вот однажды девушка решилась сделать ранее немыслимое. Провидица Тереза к нужному моменту подготовила все письменные принадлежности, чтобы юная ведьма начала робко и коряво писать.

Уверенная в своих силах, пылая желанием порадовать Хельгу, девушка проводила дни и ночи за чтением и письмом, пока не начала делать собственные правки в записях предыдущей травницы. Перешагнув этот невероятно сложный рубеж, юная ведьма осознала, что таких вызовов её стойкости будет немало, а учиться ей предстоит всю последующую жизнь, но теперь это её не пугало. Она впервые начала ощущать ростки чего-то «своего». И пусть весь мир дрогнет перед ней и сёстрами.

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244469

Земля достаточно большая, чтобы спрятаться от всего: от судьбы, от бога.Надо только найти местечко подальше…Бегите на край земли, где вновь найдёте безопасность, покой и тишину.И, возможно, на мгновение вы поверите в то, что вам удалось ускользнуть.

Мирное время завершилось, когда напряжённая до предела Тереза объявила, что они должны собираться и переезжать в Аррас. Верховная в ответ на такое заявление лишь коротко кивнула и приказала собирать все необходимые вещи. В свой дом они больше не вернутся. Все шесть ведьм со знанием дела начали стремительно паковать свои пожитки, отбирая наиболее ценные.

Тереза тем временем мрачно смотрела на разложенные перед ней карты Таро и с каждым новым открытым арканом становилась всё мрачнее. Новости карты сообщали ей неутешительные. Невольно Клодия начала хвостом следовать за провидицей, не упуская ту ни на секунду. Вещей у девушки набралось на одну лишь сумку, даже несмотря на прошедшие двадцать пять лет. В теле ведьмы проходящие годы ощущались совсем иначе. Время плавно перетекало из сезона в сезон, а ведьм интересовали их исследования, мирские хлопоты и приумножение талантов. Лишенная старости жизнь выглядела бесконечной лестницей открытий.

Как только грамота наконец уступила напору Клодии, её полностью захватили все ранее совершённые исследования и открытия мудрецов прошлого и настоящего. Вместе с Патрис они продолжали ставить эксперименты на травах, лекарствах и людях, дополняя записи Анабель уже своими открытиями. Все возможные книги на родном языке, что находились в библиотеке, Клодия стремительно прочитала, но, столкнувшись с латынью, осознала необходимость очередного испытания на прочность. Четверти века хватило, чтобы она смогла изучить английский, немецкий, итальянский и латынь в письме и чтении. Вся библиотека не по одному разу была ею прочитана, а затем пополнена новыми фолиантами. Их юная ведьма покидала с тоской, не строя иллюзий о возвращении. В дорогу она взяла лишь их наработки с Патрис, семена необходимых трав и вещи на первое время.

И всё же пытливые глаза юной ведьмы никак не могли оторваться от аристократического лица сестры, однако её интересовала не явная привлекательность тонких черт, но тайны, скрытые в глубине вишнёвых глаз Терезы. Что за великий дар ведёт её вперед, что даже Хельга отходит в тень, практически уступая провидице верховенство? Сестра замечала столь непосредственное любопытство и охотно делилась с младшей своими премудростями.

— Я вижу интерес твой, юная сестрица, так подойди и погляди свободно на действия мои! — с улыбкой позвала она робко прячущуюся в тени Клодию в ночь перед отправлением в новый город. — Подумай и скажи: что горестнее для провидца в этом мире?

— Я думаю, что неизменность бытия, — неуверенно ответила девушка, — дано вам только видеть, но неспособны вы менять грядущий ход!

— Ты верно молвишь, милая сестрица, мне не дано менять судьбы течение. Могу лишь я его увидеть, но недоступны мне секреты изменений. Способна только пройти вброд, покуда мир не унесла волна. И вас я всех переведу вслед за собой.

— Как в этом помогают карты? — удивилась Клодия, указывая на стопки с младшими и старшими арканами.

— Они мне говорят, а я внимаю. Я слышу их слова. Они мне шепчут, какую карту нужно выбирать и что она обозначает в судьбе грядущей. Так знай же, младшая сестра, к нам приближаются большие перемены. Не ровен час, наш мир изменится и безвозвратно! — выкладывала карты на стол Тереза и мелодичным голосом «читала» по ним будущее. — Скрывать себя придётся нам изрядно. И гнать вперёд нас будет книга! Бежать придётся нам, как загнанным зверям, покуда не достигнем мы и времени и места, с которого отчалим в Новый Свет.

— Как скоро? — напряглась Клодия, пугающаяся любого плавания.

— Тебе, я думаю, полутора веков будет вполне достаточно для подготовки к бескрайней водной глади!

Следующим утром семь женщин в тёплых добротных коттах и чёрных скромных мантиях навсегда покинули Дижон. Особняк, долгое время служивший им домом, убежищем и местом для обучения, был возвращен герцогу Бургундскому. Хельга не считала необходимым хранить у себя подарок, который был предоставлен силой её влияния. Тереза не сомневалась, когда объявила, что они никогда не вернутся. Ни одна из них. Провидица никогда не ошибалась.

Благодаря кропотливой работе Жана Лефевра де Сен Реми, Аррас встретил своих гостей вполне приветливо. Все церковники, поджимающие губы при виде любой женщины, вне зависимости от возраста, привлекательности и семейного статуса, напоминали тщательно выдрессированных животных. Исполнение приказа шло без халтуры. Перед «магической харизмой» Хельги не мог устоять ни один человек, даже сильные мужи, правящие в Аррасе. Очень скоро после прибытия женщин, им подарили на бессрочное проживание одну из резиденций, достойных самого герцога или его свиты. Осмотрительно Хельга выбрала самое скромное, однако по мнению Клодии жить им предстояло как королевской свите.

К резиденции прилагались многочисленные слуги. Чтобы избежать неприятностей из-за множества лишних глаз, Хельга лично провела беседу со всеми работниками, тщательно донося до человеческих умишек установки, которые они не нарушили бы даже под угрозой гибели. Клодия с восхищением смотрела, как под мягкими вкрадчивыми словами Верховной меняются лица людей. Они даже не замечали, что она им что-то приказывала. Более того, ни один случайный свидетель не заметил бы в её словах приказ. Казалось, она просто передаёт слугам свои пожелания, которые даже необязательно исполнять или даже ведёт обычные беседы.

— Ни перед смертью, ни перед самым страшным ужасом, сестрёнка, эти люди не предадут слова нашей Верховной! — шепнула девушке Тереза.

Спален в резиденции было столько, что сёстры могли спокойно менять их каждую ночь. Патрис и Клодия, как до этого в Дижоне, предпочли близкие друг к другу комнаты рядом с библиотекой и помещением, которое они смогли переоборудовать в свою лабораторию. Резиденцию окружало достаточно плодородной земли, куда можно было «вытягивать все полезные травы», а во внутренних садах пустовала оранжерея, идеально подходящая для работы с особенно капризными растениями. Стараясь быть полезной, младшая не стала тратить зря время и приступила к своим работам с новыми саженцами.

Хелена с интересом поглядывала в глубину лесов, объясняя удивленной Клодии, что видит там множество Иных, которые облюбовали приятные места и вольготно познают леса. Такой ответ лишь распалил любопытство младшей. Каким должен быть Рукав, если обыкновенный лес для Иных становится невероятной диковинкой. Хелена не отказывала себе в удовольствии точно также бродить по лесу, чтобы пообщаться с близкими по духу собратьями. Чем больше на неё смотрела Клодия в такие моменты, тем больше она видела перед собой не ведьму и не человеческое земное существо, а точно такого же Иного, чьё присутствие лишь ощущала. Сестра больше всех остальных была тем самым звеном между мирами. Ровно посередине между центральной частью и Рукавом. Слишком неземная для того, чтобы задерживаться в одном из миров.

Мария и Астрид в любую свободную секунду тянулись к природе, полностью отстраняясь от мирских хлопот. Мария проводила всё своё время с животными, порой тайком помогая местным вылечить тот или иной недуг домашней скотины. Дикие и домашние животные тянулись к ней, и в беседе с ними предпочитала коротать своё время вторая рыжеволосая ведьма ковена. Однако совсем одичать ей мешали собственные записи, которые она вела, описывая повадки своих друзей. Особенная связь с погодой гнала Астрид на долгие ежедневные прогулки, особенно любимыми среди которых были прогулки в бурю и шторм. Глядя на счастливое лицо девушки в такие моменты, не оставалось место сомнению: она в своей стихии.

Хельга будто черпала свою собственную энергию умиротворения от созерцания окружающих её сестер. Для гармонии с собой ей не требовалось ничего делать, лишь полностью контролировать поведение слуг и мирно читать интересную книгу. Клодия объясняла себе такое невероятное спокойствие огромным опытом Верховной и часто с восхищением сидела рядом со старшей сестрой и тихо писала свои заметки, впитывая исходящие волны безмятежности.

Патрис напротив была самой укоренённой в человеческий мир из ковена. Её неизменно тянуло к людям. Излечивать, бороться с недугами и помогать. Её силой была сама энергия жизни, и она стремилась к ней всей своей душой. Разжигать, поддерживать и, когда перед ней были двое обреченных, перелить энергию из одного в другого, чтобы выжил хотя бы один. И наблюдать. Наблюдать и изучать! Все медицинские трактаты она добывала правдами и неправдами, погружаясь в, как она это называла, Вселенную каждого отдельного человека.

В то время как Хелена уходила в леса, Патрис предпочитала посещать госпитали при монастырях и, облачившись в одежды миссионера-медика, лечить и исцелять. В ход шли отвары, которые они с Клодией совместно создали. Порой ненужные для оздоровления пациента, однако наблюдать за ними в госпиталях было удобнее всего. Ведьма старалась скрывать своё лицо и держать личность в секрете, однако молва быстро раскрывала её.

Тем не менее никто не стремился публично раскрыть личность доброй целительницы, спасающей жизни. Однако этот добрый порыв был взращён и укреплён в непреложную клятву себе и своей совести силами Хельги. Когда охота на ведьм вот-вот покажет свои когти и зубы, крестьянская благодарность принимает неожиданно уродливый вид.

Однако пока сёстры находили в резиденции своё место, Тереза становилась всё более мрачной. С каждым днём она все чаще и чаще раскладывала на столе карты Таро, и новости оставались неутешительными.

Но наиболее пугающей стала картина однажды вечером, когда невовремя зашедшая за сестрой Клодия увидела сестру бесчувственно лежащей на полу. Юная ведьма не сразу заметила, что пол расчерчен незнакомыми ей знаками, заключенными в семь кругов, один внутри другого, мерцающих плотными белыми линиями. Между кругами, помимо надписей и слов на латыни, находились различные элементы природы. В самом центре лежала неподвижная сестра. Неизвестные минералы, цветы, насекомые и несколько маленьких животных. Всех ровно по семь. Самым пугающим выглядело спокойствие и мертвенная неподвижность картины.

Тереза проводила неизвестный ритуал. Сама провидица казалась каменной статуей, не шевелилась и не дышала. Насекомые точно также не шевелились. Паук, бабочка, полевой жук, водомерка, стрекоза, червяк и шершень. Все живые. Их соседи: жаба, мышь, змея, кошка, ворон, заяц и ящерица, находясь в близости друг к другу, оставались не менее неподвижными. Казалось, даже свечи не горели, а замерли во времени. Младшая осторожно подошла ближе. Глаза сестры были открыты, но их карий цвет был полностью скрыт в туманной белой дымке.

Девушка сама замерла на месте, удивлённо вглядываясь в происходящее. После включения её в круг, ритуалов ковен не проводил. Даже самый подозрительный глаз мог бы заметить, что ведьмы всего лишь… живут обычной жизнью и занимаются тем, что больше всего по душе. Почти ничего, что люди ожидают от ведьм, девушки не творили. Самое главное — как и Иные, они предпочитали мирное сосуществование с людьми. Если на свете и существовали ведьмы, предпочитающие вредить роду человеческому, то Клодия таких никогда не встречала на своём пути. За прошедшие годы, кроме сестёр, ведьм она не видела. Порой ей казалось, что их и не существует. Только они семеро на всём белом свете. Однако Хелена непрозрачно намекала на других Иных. Не только ведьм.

— ¡Dios mío! — выдохнула с хрипом Тереза и вскочила на ноги.

Клодия подбежала к кругу, но не решилась его пересекать. Опыт подсказывал, что любая попытка по незнанию вторгнуться в начатый ритуал закончится плохо. Или для кого-то одного, или для всех. Рисковать не хотелось. Провидица ещё не пришла в себя и раскачивалась на одном месте, словно марионетка, глядя в пустоту мутными белыми глазами.

— ¡Dios salve nuestras almas pecadoras! — бормотала она. — Y no nos metas en tentación, mas líbranos del maligno.

Она металась раненым зверем в своём круге, повторяя то обрывочные фразы на своём наречии, то отрывки из молитв. На младшую сестру она не обращала внимания. В голове ведьмы творилось что-то невообразимое. Внешне всегда невозмутимая Тераза была напугана. Что-то подорвало её вековую уверенность в себе. Глядя на старшую сестру, Клодия внутренне сжалась. Какие бы новости не принёс ритуал, они никому не понравятся. Глубокой ночью она затихла. Окинув комнату и младшую сестру осмысленным взглядом, провидица стёрла все барьеры и вышла из круга.

— Созывай всех, милая сестрица, несу я нам дурную весть! — устало проговорила она.

Хельгу Клодия разбудила первой. За ней в столовой мгновенно собрались все сёстры. Бледная словно луна, Тереза нехотя встала во главе стола, как всегда бывало, когда в путь ковен вели пророчества.

— Узрела я события недобрые, — начала она тяжёлым голосом, — по наши души вышел на охоту инквизитор. Предречено ему творить ужасные деяния, коли встретит он нас на своём пути. То будущее мы должны пресечь. Увы, остаться в Аррасе нам более небезопасно. Бежать нам следует и быть воды беззвучнее.

Ведьмы помрачнели. Провидица никогда не ошибается. Если кричит «беда», то нужно убегать, пока беда не явилась к дому. Это Клодия успела выяснить досконально, но никак не могла понять, почему до этого уверенная в прогнозах на будущее Тереза внезапно перечеркнула всё напророченное. Разве может будущее, которое для неё видится свершившимся событием, прямо на глазах кардинально измениться. Однако задавать подобные вопросы на совете круга, да ещё после настолько нехороших новостей, она не решилась. Помимо прочего впервые она увидела в глазах сестёр страх при упоминании инквизитора. Неужели они могут кого-то бояться?

— Решено тогда, дорогие сёстры, — выдохнула Хельга, — готовимся мы спешно покинуть резиденцию. А от тебя, Тереза, ожидаем нового маршрута!

Сёстры почтенно склонили головы и чинно отправились готовиться к отбытию, которое могло произойти в любой момент. Клодия по-привычке следовала приказу. Книг после Дижона прибавилось, но если не брать запасной одежды, то в одну сумку всё поместится. Разобравшись с пожитками и одеждой в путь, девушка украдкой выскользнула из спальни и помчалась к Хелене. Медиум сидела на постели, окружённая разбросанными вещами и отрешённо смотрела в пространство. Иные снова забрали всё её внимание.

— Ты, сестрица, остаёшься неизменной! — покачала головой младшая, соображая, что нужно будет собрать для старшей сестры, витающей в своих особенных облаках.

После прибытия в Аррас прошло не так много времени, и память верно подсказывала, что с собой уносила Хелена из Дижона. Небольшая сумка быстро наполнилась личными вещами и всем необходимым. Тем временем старшая сестра продолжала беззвучно общаться со своими собеседниками, вопрошая нечто тревожное. С задумчивым выражением лица, она повернулась к Клодии.

— И в чём резон нам убегать от инквизитора? — не выдержала младшая. — Нас семеро, а он один, чего страшиться?

— Охотник, следопыт иль инквизитор, — нехотя пустилась в объяснения старшая, наливая из графина у кровати им обеим вино, которое пила чаще, чем воду, — не знает он покоя, покуда не настигнет свою цель. И сколь не прячься от него, искомого всегда он настигает. Страшись, сестра, взращённых в фанатичной вере инквизиторов. Для них нет сладостнее цели, чем ведьма, облачённая огнём.

— А что же талант Терезы или Хельги? Неужто существует ныне тот, кто против них способен устоять? — не поверила девушка, медленно цедя терпкий напиток.

— Иные разными бывают, милая сестрица, таких ты раньше не встречала и посему запоминай: везде найдёт нас инквизитор, везде узнает и везде отправит на костёр! Он слеп лишь в Рукаве и в Городе Живом! Он Древней Магией напитан, он самый стойкий из мужей и против нас рождён быть силой! Незримым он всегда был для Терезы. Он будто тень для времени реки! А Хельги сила для него ничтожна! Он создан точно нам в противовес, возможно, для баланса! Однако приходское воспитание ведёт его дорогой лютого врага! — эмоционально выплёскивала слова златоглазая.

Клодия с тревогой смотрела на неё, отмечая, что никогда не видела её такой напуганной. Если говорящая с Иными девушка, которая для внешнего мира оставалась безучастной, внезапно срывается с места, то бояться должны все.

«Надо бежать!»

— Живущие в лесах мне говорят, что промедление подобно смерти будет, — выдохнула Хелена, — бежать нам следует без промедления. Один вопрос — куда?

— В Рукав бежать? Или в Живой Город? — предположила младшая.

Ночь для всех стала необычным испытанием. Бездумно повторяющая молитвы на родном языке, Тереза сквозь тревоги грядущего всё глубже уходила в прошлое. У каждой из круга есть своя история. Ни одна из сестёр не скрывала своей прошлой жизни. Единственной загадкой оставалась лишь Хельга. Она стала Верховной ведьмой задолго до рождения самой старшей из живущих в ковене сестёр.

Жизнь юной Терезы и до встречи с Хельгой была необычной. Красавица родилась в Леоне, в знатном доме, хотя после инициации едва могла вспомнить свою семью. Кем они были? Как они выглядели? Всё стёрлось из памяти. Возможно, это к лучшему. Малышке было пятнадцать, отец не спешил подбирать достойного жениха из-за тревожных времён. Со дня на день родители ожидали чего-то страшного, а юная дева даже не понимала чего. Их семья была на службе в церкви, когда в городе появились Мавры. Отец пытался защитить жену с дочерью. Тот день не задержался в памяти напуганной девочки. Слишком было страшно. Всё, как в тумане, кроме одного особенного лица и его почти чёрных глаз, ставших решающими в её жизни.

Выжившая, едва вменяемая от пережитого, она пыталась спрятаться в храме, оставшись без родителей. В памяти всплывали руки, что вынесли её на улицу, осторожно придерживая, словно величайшую ценность… а там была настолько пугающая картина, что девушка окончательно лишилась чувств. Молодой военачальник, забравший Терезу из родного города и беззаботной жизни, очарованный пленительной красавицей, решил сделать её своей наложницей. Хотя и не совсем так, как она этого ожидала.

Он держал деву подле себя, а она после пережитого напоминала напуганного зверя, лишенного способности думать и говорить. С тоской глядя на дорогу, всё больше разделяющую её с домом, Тереза понимала, что дороги домой не будет и что рано или поздно случится самое страшное. Однако он не трогал её почти месяц, пока они не вернулись из этого военного похода в его обитель. Его просторное богатое жилище даже сумело пробиться сквозь животный страх красавицы, заставив поразиться от привлекательности своей новой клетки.

Но даже тогда он только кормил Терезу и гладил по голове, когда она засыпала в своём отдельном ложе для сна. Приручал, как дикого зверя. Постепенно он научил их языку, чтобы не продолжать общаться одними только жестами. Тереза наконец узнала его имя. Абдулкаюм. Шло время. Страх уходил, и девушка освоилась. Пыталась быть полезной. Особые предчувствия попали в благодатную почву. Девушка честно предупреждала обо всех грядущих печальных событиях. Военачальник внимательно слушал каждое её слово, единожды убедившись в её точных прогнозах. По любому поводу он старался девушку порадовать. Дарил красивые одежды. Вручал различные подарки и старался почаще вызывать у неё пусть ещё робкую, но улыбку.

✸✸✸

— Он взял наш след! — угрюмо пробормотала Тереза, когда после сборов Клодия заглянула в её спальню. — И с каждым шагом ближе. Настолько, что колеблет всё вокруг в потоке времени. Так мне и удалось его заметить!

Она выглядела бледной и напуганной девочкой. Собранная сумка ждала своего часа у кровати, а сама провидица сидела поверх одеяла, обняв колени. Против инквизитора дар провидицы не спасал. Клодия живо представила, как Тереза пытается разглядеть в потоке времени будущее, однако оно кажется неизменным, а затем для их ковена просто… уходит во тьму или исчезает. Но сама младшая страха не испытывала. Слишком невероятным ей казалось появление кого-то настолько сильного. Она просто не верила, что выход не найдётся.

— Хелена молвила, что не найти ему добычи в Рукаве. И в Городе Живом. Так отчего же там не скрыться от охотника? — осторожно спросила она.

— О Городах Живых тебе не стоит знать, да и Рукав не самый лучший выбор. Однако же, — она обречённо выдохнула, — нам выбор не давали. Охотник видит жертву лишь в центральной части, в иных местах он слепнет. Живые Города родились между Рукавом и серединой. Как в пурпуэне, где шов проходит, соединяя части, присутствует кусочек. Стежки пространства отделяют сию часть от середины, но к Рукаву не допускают. Два сросшихся фрагмента мироздания, что сотворили место перехода. Пройдя сквозь мост такой, мы из центральной части сумеем посетить Рукав. Таким же ходом воротимся обратно. Однако слишком уж для нас места те созданы, чтобы свободно возвращаться.

— Как могут быть подобные места «слишком для нас»?

— Увы, дитя, Иными в человеческих телах являемся все мы и даже инквизитор. Зовут и манят нас места, далёкие от середины пурпуэна. И мы стремимся к ним душой и телом, единожды вкусив их дух. Рукав увидев раз, любимая сестрица, едва ли сможешь позабыть. Твоё там тело, словно надоедливое платье, начнёт мешать и сброшено тотчас же будет. Иной там станешь в полную ты силу, сольёшься с миром демонов и поглотит тебя его поток. Все прожитые годы, всё увиденное там, ты вынести за грань не сдюжишь! Вернувшись в тело, памяти ему передать ты не сумеешь. Одни лишь чувства. И дальше жить тебе в центральной части с тоской по Рукаву. Однако вечно жить мы там не сможем. Удел наш жить иной судьбою. Не в Рукаве, не в середине, блуждать меж ними! — пустилась в философские мышления Тереза.

— А чем же плохи Живые Города?

— Живые Города собой являют сущности разумные. Как демоны из Рукава, питаются от магии, что времени древнее, но также душами всех внутри живущих. Для Городов важны все те, кто в нём найдёт свой дом и жить захочет там до самой смерти. Их Город, словно мать родная, убаюкает и оградит от горестей и бед. Однако матери в таком нелёгком деле помощник нужен из Иных. Особенно по нраву ему ведьмы. Слияние создаст союз особый, что крепче брачного обета. Покуда Город ведьму не отвергнет, им вместе править, сочинять законы и судьбы жителей вершить. Однако не покинет ведьма Город. И никогда свободы от него не обретёт. Такой союз навечно, даже если появится избранница другая, оставит при себе невесту бывшую жестокий Город. Нельзя нам в нём задерживаться долго.

— А если по мосту пройти так быстро, чтобы поймать нас Город не успел, и скрыться в Рукаве, — предложила Клодия, — Хелена молвила о Рукаве с немалой теплотой.

— Одна Хелена и способна всё видеть, чувствовать, запоминать и выносить оттуда памятью. У нас, увы, история другая, — снисходительно улыбнулась провидица, — однако ты права. Не вижу я для нас иного рока. Лишь в Рукаве исчезнет след для инквизитора.

Хельга молча обдумала слова Терезы, также спокойно выслушала доводы Клодии и Хелены, прежде чем вынести окончательный вердикт. Верховная, при упоминании Города и Рукава, побледнела и явно выдала своё неприятие подобных мест. После этого удалилась в свою спальню, попросив девушек не беспокоить её, пока она окончательно всё не решит. Младшая, хоть и знала, что стены резиденции не пропускают звука, а её спальня находится на приличном расстоянии от покоев Хельги, боялась даже случайно громко спрыгнуть с постели.

Слова Терезы вызвали беспокойство. Мысль, что после Рукава она вернётся без воспоминаний о необычном месте, лишь с переживаниями, постепенно начала вырастать в страх. Страх потерять те воспоминания и знания, что уже обрела. Память услужливо подбросила девушке образы её сестёр, часто пишущих в своих книгах что-то. Сохраняющих знания и опыт. Она сама вместе с Патрис начала дополнять записи Анабель, но только рецептами и выводами по применению.

«Я не хочу снова учиться понимать, как этот мир устроен! Хелена красиво рассказывает про пурпуэн, но я не хочу забывать и снова постигать одно и то же!»

Недолго думая, девушка решила начать вести собственные записи. Знания о посвящении, о принятии в круг, о самих ведьмах и о мире, подобном пурпуэну. За кропотливым занятием она провела всю оставшуюся ночь и весь следующий день, прерываясь лишь на еду. Налегая на молоко, она совсем не чувствовала усталости и нужды в отдыхе, старательно подбирая слова для своего творения. К счастью, недостатка в бумаге и чернилах они никогда не испытывали, справедливо ставя их в ранг важных для приобретения вещей.

Остальные сёстры также тихо сидели по комнатам, ожидая решения Хельги. Даже Патрис не осмелилась покинуть резиденцию для врачевания. Просьба Верховной всегда была выше любого закона и для людей, и для сестёр. Активно занимались ведьмовством Тереза и Хелена, стараясь приносить пользу. Медиум постоянно общалась с Иными, стараясь определить, где же прячется инквизитор.

Невидимый для любого поиска, он мог быть обнаружен лишь случайной встречей. Незримые Иные старались помочь своей собеседнице, однако никого похожего на инквизитора не замечали. Тереза раз за разом пытала карты Таро, в надежде увидеть хотя бы мимолётную подсказку на побег. Однако все ответы уходили в глухую темноту. Будущего не видно. Или его не станет волею охотника, или они скроются в Рукаве, который для карт также незрим.

В полночь второго дня ожидания Хельга покинула свою спальню и коротко объявила о скором переезде. После добровольного заточения в своих покоях, Верховная выглядела физически истощенной оболочкой, из которой пробивалась наружу непоколебимая мощь, сравнимая лишь с силой океана. Её воля сильнее самого времени в глазах сестёр. День потребовался Терезе и Хелене, чтобы объединив усилия, найти кратчайший путь к ближайшему Живому Городу.

— Преградою для нас тот Город станет, что не имеет ведьмы во главе. Как ни проси его, ни умоляй, он не отпустит нас, покуда не останется одна с ним навсегда, — шепнула любопытной младшей медиум и продолжила, глядя, как та записывает каждое слово. — Чтобы подобное случилось недопустим и выберем мы Город безопасный, где ведьма правит, а значит и пройти насквозь нам будет проще. Однако голодают Города. Пустых становится всё больше. Творится что-то странное вокруг, живущие в лесу тревогу ощущают. Но что это — неведомо досель.

Совместный поиск на третий день принёс свои плоды. Карта была составлена. С возвращённой уверенностью ковен возглавила Тереза. Младшая чувствовала себя вполне комфортно в дороге. Казалось, её тело было идеально приспособлено для постоянного кочевания с места на место. Дорога в повозке днём. Постоялый двор ночью. Утром снова в путь. Незнакомые места не пугали, лишь вызывали интерес. Свои мысли по поводу предназначения ведьм быть в постоянном движении она тщательно записывала.

Девушка спустя годы после инициации продолжала интересоваться наукой, историей, новыми книгами и, разумеется, травами, что чувствовала своей кожей каждую секунду. Она ощущала, как развиваются под землёй корни, слышала скрип растущих деревьев и видела каждую травинку, как нечто неповторимое и уникальное. Каждый листик особенный. Каждый бутон единственный в своей индивидуальности.

Но всё, что касалось людей, особенно мужчин, вызывало в ней одно лишь отвращение. Даже написанные людьми по-настоящему хорошие книги не могли заставить её сменить гнев на милость. Любые праздники и песнопения она встречала отвращением и старалась держаться от громкой толпы подальше. Пару раз она ловила себя на безумном желании обливать кипящей смолой каждого, что посмеет петь рядом с ней отвратительные песни.

«В церкви они тоже пели песни, когда старостиха в припадке вцепилась в мою руку!» — с яростью думала она.

Во время ужина на постоялом дворе Клодия заметила парня и девушку. Крестьяне. Молодые и беззаботные. Под тяжёлым взглядом юной лишь телом ведьмы они миловались, не скрывая юношеские порывы.

— Омерзительно! — едва слышно выдохнула травница.

— Лишь совершённое с тобой было ужасно. Такому преступлению не будет оправдания. Сие немыслимо между мужчиной и женщиной. Однако так бывает. Как и убийство одним человеком другого. Насилие всё это! И оно чудовищно! — Тереза по-матерински ласково погладила рыжую голову. — Когда всё по согласию и по любви, то боли нет. Наоборот — любовь прекрасна! Слияние воедино двух людей. Скрепление душ. Создание из двух чего-то нового, что может даже даровать новую жизнь!

— Не нужна мне такая любовь! — покачала головой Клодия.

— Я не берусь тебя судить, любимая сестрёнка, прошу лишь помнить, что не всякий негативный опыт становится догматом для мироустройства. Ужасное с тобой в иных условиях прекрасным может оказаться! — Тереза вытащила из колоды Таро карту и показала младшей.

— Императрица! — брови взмыли вверх.

Девушка невольно скользнула взглядом в сторону Верховной. Может существовать лишь одна императрица, и, по мнению Клодии, таковой всегда являлась Хельга.

— В прямом значении сей аркан гласит о плодородии, духовной силе и воспитании! Доверься лишь судьбе, и времени река всё разнесёт по берегам! — ободряюще улыбнулась провидица, со светлой тоской поглядывая на милующихся крестьян.

Военачальник, проявивший чуткость, когда попал в плен кареглазой красавицы, был молод, хорош собой и далеко не беден. Всё больше изучающей мир вокруг себя Терезе не давал покоя вопрос, почему кроме неё наложниц у него не было. Как и жён. Он был очень терпелив со своей единственной наложницей. И очень нежен. В конце концов, девушка сама пришла к нему ночью.

Из единственной наложницы она стала его единственной женой. Приняв веру супруга, Тереза приняла свою новую жизнь и своё новое имя. Гордая носительница имени Самина подарила ему двух сыновей. Кроткая хрупкая красавица одним лишь взглядом и нежным касанием была способна усмирить любую бурю в его сердце ещё до того, как та начинала разрастаться. Сама Тереза считала, что супруг её приручил, а она научилась его любить в ответ.

Однако время было против них. Грянула реконкиста. Благородные христианские воины разрушили их дом, убили всех соседей и друзей. Четыре лошади… как позже узнала безутешная Тереза, это называлось четвертованием. Ему подвергли любимого мужа, его брата и племянника. Под крики матери сыновья, совсем ещё мальчики были заколоты. Когда очередь дошла до прекрасной вдовы, солдаты наглядно продемонстрировали разницу между добровольным союзом и насилием. Много раз.

Именно тогда, в момент полного слома, на Терезу пало полное прозрение. Время перед её глазами разбилось на части, и она увидела все осколки мироздания. Будущее и настоящее. Здесь и везде. Но провидица могла не только видеть. Пока в течении реки не появлялись инквизиторы, она могла ощущать реку времени, как субстанцию, которую можно приманить к себе, подтянуть и создавать для себя возможность получения такого грядущего, какое сама захочет. Разумеется, всё это пришло со временем. А сначала измученное тело нашла Хельга и спасла Терезу.

Путь вёл семёрку неприметных женщин всё дальше от последнего пристанища, когда в Аррасе появился странный господин. Высокий, широкоплечий, невероятно крепкого телосложения для того времени. Он годился бы в рыцари, да и в его походке знающим людям виднелась военная выправка, однако облачён незнакомец был в одежды пастыря.

Короткие волосы блестели от седины, а на лице глубоко поселилось множество морщин. Из-за короткой серебряной бороды он казался совсем почтенным старцем, если бы не живость в движениях и не ясные мальчишеские глаза, хищно просматривающие всё вокруг. Незнакомец цепко смотрел на каждого горожанина, пока шёл к местным органам власти. В ближайших планах стояло обязательное посещение церкви с меткой проповедью, после которой прихожане будут сознательнее смотреть на всех незнакомцев и незнакомок, а после он найдёт ведьмино бывшее пристанище. Немыслимо, чтобы не нашёл. От их логова путь станет более чистым. Ведьмам не сбежать.

«Убей хоть сотню невинных, но не дай уцелеть одной ведьме!» — билось заповедью в мыслях.

Клодия научилась писать даже в трясущейся повозке и тщательно выводила в свою личную книгу слова:

«Хелена называет иными всех, кто не является человеком. Чаще всего она старается описать место обитания своих собеседников или их деятельность, вместо описания имени или внешности, которую может видеть только она. Наша медиум утверждает, что оглашение имени станет оскорбительным нарушением доверия.

Однако со своей стороны хочу уточнить детали, чтобы в дальнейшем не было путаницы. Из ранее упомянутого Рукава выходят чистокровные демоны. Их деятельность я обнаружила в трудах Аристотеля и Платона. Для человеческого глаза они незримы. Даже ведьмы способны их по-настоящему увидеть в момент инициации. В остальное время их видят исключительно медиумы.

Некоторые из демонов охотно взаимодействуют с людьми, порой становясь их ангелами-хранителями. Другие готовы взаимодействовать исключительно путём сделок, договоров и соглашений. Условия следует тщательно изучать. Такие демоны любят обманывать. Есть демоны, которым нравится только сама центральная часть, но не люди. Взаимодействовать они не приучены и не любят данный процесс. Если проявлять настойчивость, можно в ответ получить агрессию. Агрессия демонов опасна для людей и для Иных. Люди не могут причинить вред демону.

«Иными» следует называть тех, кто не является человеком или демоном. Спустя века после взаимной экспансии появились полукровки. Сущности не Рукава и не центральной части. Их двойственность вынуждает Иных постоянно выискивать своё личное место под солнцем, а в некоторых случаях жить поочередно то в Рукаве, то в центральной части. Одними из таких являемся мы, ведьмы.

Иные в человеческих телах. На данный момент сформированы отделимые друг от друга народы иных. Со слов сестёр я могу лишь перечислить некоторых из них: ведьмы, инквизиторы, шаманы, чернокнижники, зверолюди, оживленцы, лесные сущности. Не могу ручаться за всех, ибо даже от инквизитора ведьмы вынуждены бежать, а значит описание станет затруднительным…»

Они шли твёрдым шагом вперед, стараясь не поддаваться страху. Возглавляла семёрку Тереза, однако по правую руку от неё шла Хельга и излучала уверенность, подавляющую любое сомнение сестёр. Живой Город вот-вот должен был принять их в свои объятия.

Старших прогулка по Городу страшила. Слишком уж высока опасность, что он окажется без главенствующей ведьмы и не отпустит их, пока хотя бы одна не останется во главе, а то и потребует всех семерых. Одна Клодия ощущала эмоциональный подъём. Её начатые записи невероятно вдохновляли. Сумбурные в самом начале, они от главы к главе обретали чёткость, сухость и лаконичность. Внезапно помимо обожаемых трав, которых она чувствовала ближе, чем собственный пульс, у юной ведьмы появилась новая страсть. Младшая решила опросить всех сестёр, чтобы с точностью учений греческих математиков описать в своих главах мир, каким он является на самом деле.

В голове у неё уже формировались новые задумки. Обязательно написать об Иных демонического происхождения, с которыми чаще всего разговаривала Хелена. Запутавшая поначалу своей привычкой называть Иными всех, старшая сестра нечасто разговаривала с истинными демонами. Как среди людей рождались Иные, так и среди безликих демонов появлялись полукровки. Телом — демон, а разумом — человек. Чаще всего они любили вступать во взаимодействие с людьми, однако являлись настолько ранимыми, что из-за грубости определенного человека могли ожесточиться по отношению ко всем.

«Эту часть нужно будет как можно подробнее описать!» — с ажиотажем думала Клодия.

Её не страшил Рукав. Всё, что могла, она записала в свою книгу и была готова продолжить её писать по оставленным самой себе подсказкам, если из-за долгого пребывания память пострадает. Она уверенно сжала руку Хелены, радостно предвкушающей долгожданное возвращение в Рукав. Второй рукой она ободряюще накрыла ледяные пальцы Астрид, нервничавшей от неизвестного финала их путешествия. Перед гордыми ведьмами в дорогих, но неприметных чёрных мантиях начал расстилаться туман. Город гостеприимно раскрыл перед ними свои объятия.

Ведьмы, крепко взявшись за руки, решительно направились в туман.

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244500

Что такое душа? Зачем людям мечты?Может, проще не заглядывать в непознанное?Но так уж устроен человек, так велит его сердце, в этом смысл жизни.

Видения Терезы верным компасом вели ковен по Старому Свету в обход намечающейся истории охоты на ведьм. Провидица четко видела, как через две декады с тёплого места в Аррасе их в путь направит булла «всеми силами души», которая войдёт в книгу. Эту книгу будут проклинать все женщины ещё очень долгое время, поскольку несколько лживых строчек на одно слово истины станут приговором для неисчислимого числа обвинённых.

И одной книгой их тяжёлый путь не должен был ограничиться. Твёрдой рукой Тереза вела их по крупным и малым поселениям, всё дальше и дальше от опасных книг. Полтора столетия им был уготован один лишь бег. Быть предельно осторожными. Учиться говорить проще, в том числе между собой. Подстраиваться под местных. Не привлекать внимание. Рискнуть и скрываться в монастырях время от времени. Полтора века, когда Хельга и Тереза должны были пребывать в бесконечном напряжении и даже рисковать, употребляя особенный чай с особенным цветком, способным обострить их силы… однако на их пути появился инквизитор, и точно просматривающееся будущее угасло. Всё увиденное исчезло.

Выбранным Городом уже правила весьма своенравная ведьма, которая за половину запасов семян Клодии, часть снадобий Патрис и копии всех их записей и наработок согласилась отпустить ковен с миром дальше, а на обратном пути не чинить препятствий. По характеру женщина очень напоминала Патрис, посему именно с ней вела все переговоры, игнорируя Хельгу и Терезу.

На глазах удивлённой Клодии, ведьма не поддалась обаянию Верховной. Мало того, при попытке той вмешаться в переговоры, ведьма пригрозила, что вышвырнет всех семерых, если Хельга снова попытается оказать хоть малейшее влияние. От такого ответа побледнели все ведьмы, а младшая с непониманием переводила взгляд с одного лица на другое. Она не поняла причину гнева владычицы Города. Однако на всякий случай запомнила все произнесённые слова.

Хозяйка Города представилась Пенелопой и со знахаркой и травницей общалась миролюбиво. Даже перекинулась парочкой сплетен с Патрис относительно внешнего мира, Клодию потрепала по-матерински по рыжим кудрям и смилостивилась подарить несколько своих мешочков трав и семян, посоветовав изучить искусство приготовления чая. Младшая быстро сообразила, что перед ней оказалась точно такая же травница, и разговор стал более живым. Три ведьмы в иных обстоятельствах идеально бы спелись на месяцы, а то и года совместных экспериментов, однако время и недовольная Хельга прервали их живой диалог. С сожалением троица распрощалась, сердечно обнявшись, и ковен продолжил свой путь.

Когда густой туман Города уступил новой территории, Клодия невольно вцепилась клещом в руку Хелены. Очень уж странное место они перед собой видели. Каждый шаг изменял сознание, заставляя мысли двигаться по неведомой ранее дороге. Глаза не могли понять, что именно они видят, но что-то они определенно видели. Уши что-то улавливали, но это что-то было неизвестным, непонятным и необузданным. Даже что-то чувствующая кожа передавала странные ощущения. Тело чувствовалось лишним в этом мире. Все ощущения только сбивали с толку, в то время, как нечто изнутри рвалось наружу. Как птенец из яйца. Клодия невольно рвалась вперёд из удушающего плена, сковывающего всё восприятие.

Мысли отдельными существами бежали вперед и звали её за собой, и она стремилась за ними. Рывок-другой, и бесформенная удушающая пелена падает, даруя долгожданную свободу. Абсолютную, предельно полную, ранее неиспробованную. Мысли и желания, страхи и опасения, её увлечения и магия стали осязаемыми объектами. Желания можно было погладить, приятные воспоминания приласкать, страхи успокоить и магию обнять, как самого любимого человека.

Все эфемерные мелочи стали выпуклыми, ощутимыми и важными. Клодия чувствовала себя, как самостоятельную Вселенную. Уникальную, прекрасную и невероятно детальную. Увлёкшись лицезрением своего собственного мира, она не обращала внимания на собственное тело, отброшенное, словно старая одежда, на другие Вселенные, разворачивающиеся вокруг неё своим неповторимым сиянием. Рукав гостеприимно принял Иных, мягко разоблачив из ненужных оболочек.

В Город они возвращались в молчании. Возвращение в собственное тело далось болью. Оно казалось чуждым и неудобным. За проведённое время в Рукаве Клодия успела привыкнуть к своему новому облику и с удовольствием резвилась внутри собственной вселенной, а затем дерзко смешивалась с чужой. В этом недолгом игривом слиянии она познавала такую гамму чувств, что самые яркие человеческие впечатления казались ничем. Вся жизнь в человеческой шкурке казалась ничем. В Рукаве совсем иные эмоции, мысли, воспоминания и чувства. Более глубокие, духовные, крепкие и яркие. Мясной костюм первое время казался тесной клеткой. Но с каждым шагом из Рукава предательское сознание всё больше и больше теряло. Всё пережитое, такое важное и бесценное, высыпалось в ничто, как песок сквозь пальцы.

Клодия забыла, как разговаривать, но не смогла сдержать стон разочарования. Рукав казался всем, что может только пожелать ведьма, а угрюмая жизнь в центральной части глупой пыткой Иных, чьё место подальше от людей. Тело колотило от урагана нахлынувших чувств, в которых не последнее место занимали шок от обоняния, осязания, зрения и даже страдание от бьющегося сердца.

Живое тело всем своим существованием стало мучительной ношей после головокружительной свободы Рукава. В Город Клодия вошла, едва сдерживая болезненный вой. Из глаз потоком хлынули слёзы, но Верховная приказала возвращаться, и девушка просто не могла отказать. Всё её существо рвалось обратно к свободе и подальше от неприятного тела, однако ноги послушно волокли мясную тушу вперёд.

Девушка споткнулась и упала. К боли существования присоединилась острая вспышка от удара о твёрдую землю. Сама себе она казалась жалкой и бесхребетной, желающей прекратить всё. Тёплые мягкие руки подняли её под локти. Захлёбываясь слезами, младшая прижалась к неожиданной помощнице, думая, что это Патрис. Однако сестра, ведущая её вперед в своих объятиях, оказалась обладательницей светлых волос, отливающих серебром в безжалостно резком свете солнца. Астрид вела младшую сестру, с пониманием поглаживая её по кудрявой голове. Свой первый опыт возвращения из Рукава она вспоминала с содроганием. В первый раз всем тяжело. Младшая даже неплохо держалась, ей всего лишь требовалась поддержка.

— Из Города выйдем, молока выпьем, и всё пройдёт, — умиротворяюще шептала она младшей, — намного лучше тебе станет. Лишь считанные дни пройдут, забудешь всё, что испытала в Рукаве, и легче сможешь сносить собственное тело. Сосредоточься пока на своём таланте. Чувствуй растения, тяни к себе травы. Древняя магия излечит тебя от тоски.

— Она пахнет, как Рукав! — прошептала Клодия, впервые выдавив из себя звуки.

— Магия, что времени древнее, там родилась. Она всегда им будет пахнуть!

— С возвращением в наш бренный мир! — поприветствовал их на пути из Города насмешливый голос.

Пенелопа почти не изменилась, только одежда у неё выглядела иначе. Неизвестный покров, совсем другие цвета одежды. Котта из кричаще дорогого материала с вышивкой с провокационно низким лифом плотно облегала грудь, пестрела пурпурным цветом и резала глаз прямым силуэтом с линией пояса, спущенной почти до самых бёдер. Горловина и манжеты камизы вызывающе подчеркнуты вышивкой. Вид у хозяйки Города был без преувеличения дерзким. Однако сама Пенелопа явно пребывала в хорошем расположении духа и увела сестёр с тропы в просторную каменную беседку, где их ожидали кувшины с молоком.

— Угощайтесь, — кивнула она на питьё, — вам сейчас лучше выпить призванное Городом, нежели настоящее молоко. Оно пропитано магией Рукава, с ним будет легче вернуться к людям.

— Благодарим тебя за гостеприимство и доброту твою, — чинно склонила голову Хельга.

— Благодарите младшенькую. Её семена так хорошо взялись, что я почти ваша должница. Отличные травы, а саженцы деревьев просто загляденье. Сейчас у меня прекрасные сады! — гордо улыбнулась хозяйка.

— Сады? Но сколько времени минуло? — поразилась Клодия.

Саженцы её фруктовых деревьев оставались весьма капризными и требовались годы, чтобы они прижились и превратились в сады.

— Сто тридцать четыре года, десять месяцев и двадцать два дня. Двадцать три, если считать с сегодняшним.

«Времени я совершенно не чувствовала в Рукаве! Казалось, там прошло мгновение! Или целые эпохи! Или… там время, словно зверь, что любит резвиться, игриво ластиться и снова убегать!»

— Да, девочка, там со временем свои законы, не наше место. Совсем не наше! — покачала головой Пенелопа, игнорируя тяжёлый взгляд Верховной. — Но истинной ведьмой станешь ты лишь после первого паломничества в те края. Теперь ты видела всё!

Она всё же задержала взгляд на Хельге и предупреждающе подняла руку, будто предупреждала о чём-то, лишь им двоим известном.

— Я оставила вам одежду. Она подгоняется под фигуры с помощью шнурков. Всё же одеваться надо в соответствии с новой эпохой, — хозяйка Города склонила голову в насмешливом поклоне, — у вас есть время до заката, чтобы покинуть мои владения. В противном случае пеняйте на себя. И больше чтобы я вас тут не видела!

Колко завершив свою речь, она удалилась, оставив ведьмам добротные коричневые котты с простыми, но хорошо пошитыми камизами. Надев поверх обновок чёрные мантии, ведьмы выпили всё предложенное молоко и скромно отправились в путь. Тереза предрекала им длительное путешествие в неведомые земли подальше от Старого Света. Светловолосая Астрид с неожиданной заботой вела под руку неуверенно ступающую младшую сестру.

В женственной фигуре Астрид едва угадывалась дева-воительница, которой она была в те незапамятные времена, когда острые носы драккаров прорезали бушующие волны на пути в Нортумбрию. Дева копья. Прекрасная и смертоносная, словно валькирия, она с упоением готовилась к этому великому набегу на неведомые берега, когда внезапно налетел шторм и навсегда изменил жизненный путь храброй девы. Рука об руку с супругом они стремились к славным набегам, но вынуждены были трусливыми крысами держаться за свои жизни, пока безжалостная стихия била в волнах их корабль. На молитвы Ньёрду не оставалось ни времени, ни сил. Ориентироваться не выходило. Браться за вёсла бессмысленно.

Когда храбрость покинула Астрид, отдав на растерзание отчаянию, горизонт расчистился. Однако радовалась команда недолго. Тот поход следовало окрестить во всех смыслах неугодным богам. Тот берег, на который они ступили, был защищён лучше всех остальных. Битва предстояла долгой и жаркой. Пусть норманны были измучены суровым плаванием, они оставались опасными воителями. Однако к рассвету участь захватчиков была предрешена.

К своему стыду юная воительница Астрид не пала на поле боя с супругом и братьями по оружию. Её и горстку раненых пленников заключили в кандалы и готовили к показательной экзекуции, дабы напугать всех последующих захватчиков. Несущие Христово знамя защитники Нортумбрии приготовили им позорную казнь, которой удостаивались лишь рабы и равные им по проступкам свободные. Сожжение в срубе. На холме, чтобы видели все.

Верховная, покинув границы Города, быстро вернула себе прежнюю уверенность и лёгкой поступью под руководством Терезы подготовила ковену путешествие на север. Для Клодии очередная вереница повозок и постоялых дворов казалась привычной, однако младшая никак не могла избавиться от ощущения, что все события до Рукава происходили в прошлой жизни. Как она и боялась, память частично пострадала.

Когда воспоминания о Рукаве полностью исчезли, оставив на месте себя болезненную тоску, записи напомнили девушке много из того, что покинуло голову вместе с ними. Хоть повторение опыта с Рукавом больше не планировалось, Клодия, едва совладав с собственными пальцами, принялась пополнять свои записи с не меньшим напором.

По возвращении в центральную часть её вдруг начал терзать вопрос — а где же её место.

В Рукаве всё казалось таким естественным и правильным, что в центральной части она ощущала себя чужой, а впервые взглянув со стороны на то, что делает ковен, девушка поняла, что чужие все семеро. Перед глазами встало кочевое племя Иных, вынужденное постоянно искать новое место под солнцем, потому что постоянного места их изменчивая природа им не предоставила. Непрошеные мысли не давали спать несколько ночей, вынудив Клодию с головой погрузиться в свои записи, чтобы не думать о сложном.

«Про инквизиторов известно немного. По мере изучения их не как угрозы нашего существования, а как Иных, равных нам, открывается интересная картина. Если ведьмами могут становиться исключительно женщины, то среди инквизиторов только мужчины. Наши таланты в некотором роде являются зеркальным отражением друг друга.

Вопреки воздействию травницы или знахарки, каждый инквизитор имеет магическую стойкость ко всем зельям, настоям, насылаемым недугам и даже прямому переливанию жизненного потока. С помощью наших сил мы никак не можем повлиять на инквизитора.

Ещё интереснее просматривается связь между способностью Верховной управлять людьми и ответной силой инквизиторов. Они полностью невосприимчивы к словам и внушению, однако среди людей обладают сильной аурой доверия. В какой бы ситуации инквизитор ни оказался, люди будут стремиться помочь ему всем, чем только можно.

Но самыми страшными для нас стали три сильных таланта.

Первый — это способность любого инквизитора оставаться вне видимого потока реки времени. Отражение сил любого провидца. Действия охотника вызывают колебание в потоке, благодаря которому о его появлении можно догадаться, однако на это способны исключительно опытные провидцы.

Второй — это способность охотника-следопыта. Где бы ни находилась предполагаемая добыча, инквизитор найдёт её. Даже если для этого придется ожидать годами и искать по всему свету. Медленное старение и быстрое залечивание ран — их безусловный помощник. Даже сейчас, спустя сто тридцать лет, мы не можем быть уверены, что он не ищет нас. Более того, как и медиум, инквизиторы чувствуют всех Иных, к счастью для последних, очень поверхностно. Отрадно, что Рукав и Живые Города не принимают инквизиторов и отторгают, как нечто вредоносное, в то время, как мы там желанные гости.

Третий — их способность создавать амулеты, скопление которых создает территорию, полностью подавляющую нас. Лишённые сил Древней Магии и даже обычных физических, оказавшись в кругу таких амулетов, мы становимся беспомощнее младенца.

После всех размышлений, мне кажется, что ведьмы и инквизиторы возникли одновременно, как некая пара, взаимно удерживающая баланс. Хотя больше похоже, что именно инквизиторы являются сдерживающей силой. Громоотводом. Возможно, мне удалось бы развить свою мысль дальше, однако все инквизиторы отбираются и обучаются с раннего детства католическими фанатиками. По окончанию обучения, мирный диалог с ними невозможен…»

Болезненная тоска после Рукава утихла под напором кропотливой работы Клодии над своими записями и практикой с растениями каждую свободную минуту. Немало этому способствовала Астрид, с теплотой помогавшая девушке в восстановлении равновесия и практике. Светловолосая ведьма играючи создавала необходимые погодные условия для трав, цветов и деревьев, также быстро растворяя на глазах все тучки до того, как их мог бы увидеть любопытный люд.

Даже спустя годы совместного проживания, Клодия с восхищением смотрела за животной грацией старшей сестры, когда она в некоем ритуальном танце заставляла сами силы природы танцевать вместе с ней и под её ритм. Зрелище каждый раз завораживало. Увлечённая лишь своими танцами с природой, Астрид до Рукава мало общалась с травницей, ограничиваясь лишь дежурным общением и ёмкими советами в ведовстве. Однако именно в тяжёлый для девушки момент, когда остальные сёстры ковена в одиночку пытались пережить последствия возвращения в тело, отчего-то именно штормовая ведьма подставила своё плечо. Невольно младшая стала тянуться к старшей сестре больше, чем к кому бы то ни было.

По прибытию в город-порт Гавр девушки полностью восстановились после возвращения из Рукава, были полны сил и знаний о свежих новостях, пересудов и сплетнях, набранных от каждого постоялого двора. Поймать ковен на отставании от своего времени уже не смог бы даже самый опытный сыщик. Но мог охотник. Тереза скорбно предрекала в ближайшем будущем страшные суды над ведьмами и тысячи новых жертв на костре инквизиции. Новым временным домом для них был обозначен Форт Каролина в Новой Франции. Осталось за малым — «природным обаянием» Хельги убедить капитана корабля предоставить семёрке отдельную каюту и безопасное плавание до самого Нового Света.

✸✸✸

Сила убеждения Хельги не знала осечек, но помочь Клодии преодолеть морскую болезнь могла только она сама. Все сёстры, кроме Астрид, предпочитали большую часть дня проводить в своей каюте и не показываться на глаза капитану и команде. Сама светловолосая предпочитала оставаться на самом носу корабля и с восхищением смотрела на бушующие волны. Матросы время от времени давали ей небольшие поручения и называли её талисманом, ведь «чудесным образом» именно в её присутствии корабль баловал попутный ветер и идеальная для плавания погода. Капитан радостно просчитывал, что с талисманом их плавание может завершиться за два с половиной месяца вместо ожидаемых трёх.

От добрых знаков даже в виде женщины на корабле никто не торопился избавляться. Клодия впервые задумалась о том, что «идеальная погода» всегда им сопутствовала от момента посвящения её в круг. Туман, когда нужно быть незаметными. Дождь, когда необходимо скрыть следы. Прохлада, когда неторопливо шли пешком. Влажные ночи для растений, тёплые дни для обильного урожая… Астрид незаметно применяла свой талант каждую секунду.

После очередного приступа неприятного недуга, Клодия предпочитала держаться подальше от каюты, где качка ощущалась намного мучительнее. Астрид, единственная из всех проявившая участие, когда младшей это требовалось больше всего, оказалась весьма разговорчивой и охочей на истории из жизни. Закрываться от младшей она не спешила, да и возвращаться к одному лишь слиянию со стихией отчего-то не желала. Спустя неделю после плавания морская болезнь отступила, но разговоры продолжились. Младшая без стеснения держала при себе свои записи, чтобы добавлять в них новые заметки под диктовку старшей.

— Зачем мы существуем, Астрид? — однажды не выдержала Клодия, когда долгий шторм перестал гипнотизировать красотой бушующих волн, и водная гладь успокоилась.

— Ты сложные вопросы задаёшь, сестрица, — усмехнулась штормовая ведьма, перекрикивая шум волн, — а мой ответ не станет для тебя отрадой! Считаю я, что незачем. Мы просто существуем. Как всё вокруг. Как демоны, животные, стихии, как каждый прожитый момент. Он просто есть и радуйся тому!

— Но разве без причины найдём мы своё место на земле?

— А что ты будешь делать, коли причина не понравится тебе? И место на земле противным будет? Всё стерпишь или поищешь лучше? — Астрид с восторгом подставляла своё тело под ветер и брызги, в глазах Клодии становясь воплощением собственной стихии. — Подумай, разве Хельга нас ведет к какой-то цели высшей! Окстись, сестрица, живём мы, чтобы двигаться вперед, а двигаемся, чтобы жить. На том вся цель существования!

— Видимо, влияние на меня оказывали греческие философы, — робко улыбнулась Клодия. — Пытаюсь я найти причину, почему я есть и почему я здесь!

— Я не советую искать. Истина порой наш самый безжалостный палач. Зачем тебе причина? Боишься, что без таковой останешься одна и никому не нужная? — слетевшие слова больно хлестнули по девушке, внезапно вскрыв в ней незакрывшуюся рану.

Рану маленькой ненужной девочки. Растущей среди тех, кому всегда была обузой. Не знавшей правильного примера женщины в семье. Боящейся утратить своих сестёр из-за собственной несостоятельности.

— Тебе поэтому так дороги записи? — кивнула Астрид на исписанные страницы.

— Мне кажется, что если записать о мире всё, что может быть известно, найду я наконец ответ. Мне нужно его знать.

— Тебя вопрос сей мучить начал после Рукава или с момента посвящения? — приобняла старшая травницу, стараясь подбодрить по мере сил.

— Я думаю, меня он мучил с самого рождения.

— Ну что ж, тогда записывай про инквизиторов. Ты едва упомянула амулеты. А это очень важная часть!

«Искусство создания амулетов уходит во времена, когда сожительство инквизиторов и ведьм было естественным и мирным. Чаще всего они предпочитали жить парами. Ходят слухи, что от таких союзов появлялись дети. Впрочем, доказательств тому нет, а бесспорная бесплодность всех практикующих ведьм подтверждена.

Однако именно из этих легенд появляются первые упоминания амулетов. Изначально создаваемые, чтобы задавить силу ведьмы, но не влиять не её здоровье и самочувствие, амулеты предназначались для успешного создания общих детей. Временно подавленная ведьма становилась способной к зачатию и могла спокойно выносить ребёнка. Амулеты развешивались в домах и носились на одежде ведьм. Контакт с кожей нёс негативные последствия.

С момента начала охоты на ведьм. Амулеты стали создаваться с большей угнетающей силой. Думаю, с этого момента можно считать, что перемирие и возможные союзы между ведьмами и инквизиторами завершились…»

В день казни Астрид была уверена, что видит небо в последний раз. Однако ни отличные брёвна, ни пакля, ни смола не смогли выдержать внезапную ударную волну небывалого по силе ливня. Водная стихия, так невзлюбившая Астрид и её братьев по оружию, вдруг встала на их защиту. Из-за бури, в которую перешёл ливень, пленные воины улучили момент и сбежали. Земля стала бесформенной кашей. Плотный покров ливня превратился в заслон. Пленные бежали, а шокированные такой внезапной сменой погоды хозяева упустили возможность их настигнуть сразу.

Никто не вернулся на берег. Никто так и не увидел, что драккар был сожжен. Северяне бежали всё глубже в лес под покровом дождя и бури. Вдогонку летели стрелы. Неумолимо они попадали в цель. Астрид бежала быстро, как ей казалось, и не слышала ничего, кроме собственного сердцебиения. Стрела оцарапала плечо. Деву обожгло болью, но она продолжала бежать по мокрой грязи, не разбирая дороги. Дождь лишь набирал силу. Казалось, ещё немного и она окончательно скроется с глаз преследователей, но те пустили вдогонку собак. Бег стал отчаяннее. Ветки хлестали по лицу, ногам и рукам, срывая кожу до кровавых ран.

Словно решив напоследок защитить деву-воительницу на чуждых землях, Тор ниспослал молнии. Ударившие за спиной девушки в деревья, они вызвали панику у собак, заставив последних отступить. Ушедшая от преследователей раненая дева после скиталась ещё много дней по лесам, не надеясь получить спасение, но не позволяла себе позорной слабости отчаяния. Она шла достаточно долго, чтобы начать ощущать, как мир и она сама взаимно меняются. Догадка о том, что дождь и молнии слал совсем не Тор, сначала казалась кощунством. Но только поначалу.

Голодную, раненную и обессилевшую, но с негасимым огнём в душе, на одной из лесных тропинок встретила Хельга и её пять сестёр. Ковену не хватало ровно одной ведьмы. Впрочем, Астрид не верила в совпадения и довольно быстро разобралась в устройстве окружающей её действительности. Но недостаточно быстро.

За месяцы плавания, по требованию Терезы, ведьмы учились говорить проще, чтобы даже случайно услышанная беседа не стала предметом подозрений. Провидица видела впереди одни лишь тревожные события, выхода из которых она никак не могла найти. В ход пошли даже самые пугающие методы.

Одной штормовой ночью, когда корабль в буйстве волн и ветра послушно двигался по отмеченному маршруту, Тереза рискнула применить опасное средство для усиления своего таланта.

— Это Чёрный Морозник, — прошептала Клодии Астрид, пока на их глазах Тереза специальным образом заваривала и настаивала себе питьё из высушенного тёмно-лилового цветка, — этот цветок вытягивает Древнюю Магию из земли и запирает в себе. Он приоткрывает пространство между центральной частью и Рукавом, прошлым и будущим, между телами и сущностями. Если его правильно готовить и принимать, то все границы мира исчезнут.

— Почему тогда Тереза впервые на моей памяти его принимает? Да ещё и сугубо в кругу? — прошептала в ответ девушка.

Патрис и Хельга были напряжены не меньше, чем провидица, и обе напоминали пантер, готовящихся к прыжку. Осторожно цедящая напиток ведьма словно готовилась нырнуть в морскую пучину, а не выпить отвар и осторожно лечь на подстилку.

— Чёрный Морозник очень ядовитый. Каждый сопротивляется ему по-разному, но если под кожей появятся чёрные отметки, то смерть придёт скоро и неотвратимо. Если такое случится с Терезой, то Патрис сможет взять у нас по капле жизни, чтобы наполнить её и спасти. Однако достаточно лишь упустить момент, и её будет уже не спасти.

— Тсс, — деликатно коснулась руки Астрид Хелена, — живущие в дереве молвят, что сейчас важна тишина!

Глаза Терезы полностью побелели, а тело неестественно замерло, словно окоченев. Казалось, она даже не дышит. Для Клодии и пятерых ведьм время остановилось, пока они в напряжении вглядывались в непроницаемое лицо. Тишина, в которую прорывались звуки бьющихся о бор волн, заполнила каюту ощущением ужаса. Сердце нервно отмеряло удары, заставляя помнить о течении времени. Патрис напряжённо всматривалась в лицо провидицы, осторожно касаясь её висков кончиками пальцев. Лицо Хельги выражало противоречивую гамму эмоций. Верховная вопреки статусу выглядела напуганной.

«Снова инквизитор?» — гадала младшая.

Наконец, шумно выдохнув, Тереза открыла вишнёвые глаза и медленно приподнялась. Подтягивая колени к груди, она окинула каюту мутным взглядом, словно пыталась вспомнить, где находится. В ответ на красноречивый взгляд, которым сверлила её Верховная, провидица тяжело покачала головой.

— Сто лет, — выдохнула она, — дальше я не вижу. Не выходит. Будто барьер стоит.

— Что-то новое появилось среди этого столетия? — негромко поинтересовалась Хельга, от голоса которой все шесть ведьм невольно вжали головы в плечи. Было в её тоне что-то пугающее.

— Нет. Без изменений.

Астрид рассеянно кивнула и под предлогом погоды покинула каюту, выводя вместе с собой Клаудию. Под штормовым ветром они обе смогли расслабленно выдохнуть. Травница поймала себя на странном животном ужасе, который только-только начал её отпускать. Она не понимала, что произошло в каюте, однако новости были пренеприятными по ощущениям.

— Выдохни, когда вернёмся, напряжение тоже вернётся! — перекрикивая бурю, подбодрила её вымокшая до нитки дева-воительница.

Несерьёзное отношение ведьмы к пророчествам Терезы сквозило в каждом жесте. Казалось, Астрид нет никакого дела до будущего, в котором на их пути мог возникнуть инквизитор или кто-то хуже.

— Ты не боишься плохих новостей?

— Будущее настигнет нас, как бы мы ни пытались от него бежать, бегство лишь оттягивает неизбежное и тратит наше время! — во всполохах молний лицо Астрид казалось сияющим. — Твоя предшественница Анабель была обречена стать жертвой охоты на ведьм. Мы пытались увести её с этого пути, но воли судьбы не избежать.

— И что же тогда делать? Смириться?! — сама мысль о смирении ощущалась на языке, как тот страшный момент, когда слабость собственного тела не позволила вырваться и сбежать из дома братьев до того, как случилось ужасное.

— Просто жить! Дождь начинается и заканчивается. Солнце встаёт и садится. Сезоны сменяются. Ничего из этого нельзя замедлить или остановить. Если ты будешь бесконечно скрываться от неизбежности, то сама себя загонишь в тупик, где эта неизбежность тебя настигнет. Вот только драгоценное время, которое можно было провести с пользой, будет безвозвратно потеряно на бег.

— С какой же пользой?

— Моя польза в танцах с погодой. Каждая секунда посвященная единению с родной стихией для меня бесценна. Это особенное чувство, почти как в Рукаве, будто я рассыпаюсь на части и превращаюсь в дождь, в воздух, в грозовые тучи и порывы ветра, — Астрид мечтательно улыбнулась, — я бы с удовольствием стала ветром навсегда. Безграничная свобода и красота движения.

— Разве сейчас ты не свободна? — удивилась Клодия.

Улыбка штормовой ведьмы на мгновение стала печальной, когда она решительно сменила тему:

— Для тебя, моя милая сестрица, я думаю, были бы самыми прекрасными моменты единения с твоими растениями. Я видела, как горят твои глаза, когда ты сидишь со своими записями, а затем чутко и нежно вытягиваешь из земли очередную травинку. Я уверена, что в такие моменты эти травинки становятся чем-то бесценным. Представь, ты могла бы заниматься только этим часы напролёт, — подмигнула она младшей, — выращивать в оранжерее самые капризные цветы, во дворе те, что покрепче, а на опушке леса самых крепышей, которым культура лишь во вред. Описывала бы их и снова растила нечто новое. Только твоё. Ранее не существующее! Мысли творца, ставшие живыми растениями!

«Восхитительно!» — выдохнула Клодия, представив себе только часы работы за растениями. Возможно, вместе с Патрис. Выводить новые виды, возрождать старые, скрещивать и получать новые свойства.

— А теперь представь, что вместо этого ты вынуждена вечно бегать по миру от города к городу только потому, что через несколько лет тебя настигнет охота на ведьм! — мрачно вернула её с небес на землю старшая. — Если такова твоя судьба, как было с Анабель, то бежать можешь сколько угодно. Не убежишь. Но вместо счастливой ведьмы, которая занимается любимым делом отведённое ей роком время, останется загнанная в угол крыса, давно забывшая про покой.

— Но… — девушка растерялась. Мысли о неизбежной гибели гнали ноги подальше от опасности. Однако в словах Астрид смысла было намного больше, чем в бегстве, но всё же. — А если это не моя судьба, и я смогу убежать?

— Тогда тебе придётся держать при себе кого-то, как наша Тереза, для уверенности. Но и она не всесильна. Я тебе так скажу, младшая сестрёнка, — выдохнула с терпеливой улыбкой штормовая ведьма, — я знаю, что хотела бы выбрать. И я точно не стану принуждать тебя делать такой же выбор. Ты сама должна решить.

Младшая рассеянно кивнула и пошла было обратно в сухую каюту, но на полпути передумала и осталась под дождём. Непроглядный мрак ночи освещали ветвистые всполохи молний, каждая из которых вызывала улыбку у Астрид. Недоверчиво поглядывая на светловолосую ведьму, младшая волей-неволей проникалась простыми рецептами её счастья. Просто жить. Просто делать то, что любишь больше всего. Не бежать от своей судьбы и не искать в каждой тени затаившегося Инквизитора.

«Можно ли это назвать счастьем? Можно ли это назвать причиной, почему мы здесь? Или Астрид права, и причины просто не существует?» — раздумывала она, почти не чувствуя ледяных ручейков воды, скатывающихся по лицу.

Остальные ведьмы не рискнули высовываться из каюты. На мгновение перед Клодией начала раскрываться картина семерых женщин, скованных одной цепью. Астрид, мечтающая бежать вслед за ветром навстречу любой участи, что готовит для неё судьба. Патрисия, желающая посвятить свою жизнь врачеванию и только ему одному, найдя в нём своё призвание. Хелена, чьё место несомненно в Рукаве рядом с собеседниками, вдали от центральной части, для которой она чужая. Тереза, утратившая настоящее, став заложницей своего собственного дара в отчаянных попытках вытащить всех семерых из любой неприятности. Мария, оставшаяся для неё загадкой, но предпочитающая, как Хелена и Астрид, проводить свои дни в родной стихии, среди животных. Хельга, чья радость быть окруженной шестью сёстрами, живущими с ней бок о бок столетиями. И она, Клодия, тонущая в океане смятения, вместо того, чтобы просто посвятить себя любимому делу.

Что-то во всём этом казалось неправильным. Неестественным. Гармония не выстраивалась. Но какая деталь всё ломает? На этой мысли девушка вдруг потеряла нить событий, и не могла точно вспомнить, о чём только что думала.

«Наверное, задумалась о новых записях. Надо будет расспросить Хелену и Астрид про других Иных, с которыми мы можем встретиться на своём пути», — решила она.

Штормовой ветер нёс корабль к их новому дому. Всё дальше от Старого Света, куда они больше никогда не вернутся.

Спустя два с половиной месяца после отплытия из города-порта Гавр, корабль с семью необычными пассажирами успешно причалил в Форт Каролина. Удивительно успешное плавание. Капитан и команда с грустью смотрели вслед странным пассажиркам. Именно в присутствии диковинных женщин погода оставалась идеальной для пути, еда не портилась, конфликтов не возникало, крысы не испортили ни единого предмета, никто не болел или выздоравливали спустя считанные часы после заболевания. Не плавание, а песня. Но вот семёрка покинула корабль, и сказка закончилась. Ни капитан, ни матросы не могли этого объяснить, но чувствовали, что больше такого чуда не случится.

В день прибытия сестёр на новую землю, в порт Гавр прибыл незнакомец. Короткие волосы стали полностью седыми, серебряная борода стала гуще. Однако если бы среди жителей Арраса нашёлся долгожитель и внезапно оказался в городе-порте, он бы с удивлением отметил, что морщин на лице странника не стало больше. А ведь прошло более ста лет. Глаза остались такими же по-мальчишески цепкими, а в ловких движениях появилась пугающая грация хищника. Инквизитор не терял зря время за прошедший век.

«Ведьмам не уйти!» — тяжёлый взгляд из-под седых бровей скользил по морской глади, уходящей за горизонт.

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244521

Чтобы выжить, мы держимся за тех, на кого можем положиться.Мы доверяем им свои надежды, наши страхи…Но что случается, когда доверие потеряно?Куда бежать, когда всё, во что мы верим, исчезает на глазах?

После долгого плавания безумно всем хотелось молока. Тем болезненнее стало осознание, что в Новом Свете нет коров. Без молока ведьмы восстанавливались тяжелее. Они провели в Форте Каролина считанные дни, чтобы запастись подходящей одеждой, едой и найти кого-то, кто направлялся бы к реке Святого Лаврентия на мены с инну. Не сразу, но попутчики нашлись. Особенные просьбы Хельги всегда выполнялись неукоснительно и безотказно.

Новая земля ощущалась значительно холоднее и неуютнее привычных городов Старого Света. Возводящиеся прямо на глазах деревянные постройки выглядели грубыми и примитивными жилищами, негодными для комфортной жизни. Юной ведьме они напоминали отчий дом, который она почти забыла. Глядя на рождающийся прямо на глазах город, девушка поймала себя на мысли, что многое из прошлого начинает тускнеть. Яркими и кристально чистыми остаются лишь воспоминания о буднях ведьмы. Однако тоже отчего-то не все. В стройной картинке начали прощупываться пробелы. Что-то мелкое, но важное.

«Кажется, я что-то делала по просьбе… да, что-то делала…» — мучительно пыталась вспомнить девушка, когда её мягко коснулась рука Хелены.

— Ты отстала от нас, задумалась? — с мягкой улыбкой поинтересовалась она, неловко перекидывая на плечо сумку, которую раньше травница не замечала.

— Что это?

Ведьма с гордостью продемонстрировала невероятно ценные инструменты художника. Клодия не знала названия ни одного предмета, но на глаз легко различил холсты, бумагу и инструменты для рисования и письма. У медиума всего этого добра нашлось в избытке.

— Ты меня вдохновила своим примером! Твои записи о нас, об Иных и о демонах… да, я теперь называю их так же, как ты пишешь, чтобы не путаться! — по-детски наивно улыбнулась Хелена. — Я решила рисовать их всех. Нас всех. Я даже когда-то пыталась учиться рисовать, но учили этому ремеслу только мужчин и мальчиков, а постоянно просить Хельгу было бы неуважительно! Вот, смотри. Это ты!

На свет показался лист бумаги с наброском. С удивлением младшая узнала в лёгких линиях свои черты лица. Глаза получились невероятно точно переданными, и линия губ очень похожа. На небольшом листе бумаги располагался весьма добротный набросок лица травницы. Даже без достойного обучения, Хелена демонстрировала явный талант.

— Это… я! — улыбнулась, растрогавшись девушка. — Это великолепно!

— Спасибо, я ра…

— Сёстры, вы нас задерживаете! — негромко пронёсся волной ветра голос Верховной, и девушки, вжав головы в плечи, виновато поспешили к повозке.

Хельга и Тереза, бросая друг на друга красноречивые взгляды, уверенно двигались вперед. Клодия, ступив на новую землю, почувствовала, что Старый Свет и старая жизнь остались безвозвратно ушедшими в прошлое. В пути травница позволила себе даже отстранённо подумать об отце и братьях. От осознания, что в живых нет не только их самих, но и их внуков, она не почувствовала ничего. Они просто когда-то существовали. Сойдя с корабля, девушка громко объявила, что отныне её имя будет звучать на новый манер, соответствующий её стремлению окончательно оставить память о смертной жизни в прошлом. Клаудия.

Сёстры не удивились. Каждая из них вслух повторила её имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Вкус изменился совсем чуть-чуть, но для младшей эти перемены имели огромное значение. Прошлое стиралось из памяти, но одна ночь вгрызлась в самую суть младшей ведьмы и до конца так и не отпустила. Отвращение к мужчинам и тому, что они делают с женщинами, с годами только выросло и укоренилось в её сердце. Боль. Беспомощность. Грязь. Мерзость.

У реки святого Лаврентия находилось постоянное место для обмена между колонистами и инну. И если для колонистов процесс являл собой нечто само собой разумеющееся, то Клаудия впервые видела перед собой людей настолько непохожих на неё и сестёр. Хелена давно считалась сестрой, и её смуглая кожа в глазах девушки не отличалась по цвету со всеми остальными, однако эти люди были совсем другими. Травница старательно впитывала новые образы людей.

Их кожа напоминала отполированный драгоценный камень или отшлифованную до гладкости поверхность дерева. Совсем другие лица. Глаза будто из другого мира. Но главное, всё, что они делали, казалось неземным. Предметы одежды, поделки, украшения — всё это настолько отличалось от привычного мира Клаудии, что она невольно предположила, что местные являются отдельным видом. Не демоны, не люди, не Иные… инну. Местные разговаривали на своём языке, который не понимал никто, даже торгующиеся с ними колонисты. Примитивный язык жестов заменял цивилизованные переговоры.

«И как Хельга планирует договариваться с ними, если они просто её не поймут? Или она знает их язык?» — осенила её мысль о мудрости, а значит, и всеведении Верховной.

Однако Верховная не торопилась начать говорить с местными. Напротив, она молча наблюдала за процессом обмена одних предметов на другие и коршуном смотрела то на одно, то на другое лицо. Хелена, пользуясь случаем, приступила к рисованию, глядя чуть в сторону от всех людей. Медиум явно высматривала среди деревьев Иного. Остальные сёстры вместе с Клаудией с интересом поглядывали на местных.

Мария даже умудрилась завести знакомство с девушкой инну. Не зная языков друг друга, они со смехом знакомились жестами, сравнивали волосы и явно друг другу нравились. Необычный цвет рыжих волос Марии и Клаудии делал их в глазах местных не меньшими диковинками.

Наконец, когда мены закончились, и колонисты распрощались с группой инну, Хельга вышла вперёд. Точно определив во время обмена, кто в группе является лидером, она встала напротив него и протянула руку, будто для рукопожатия. Высокий широкоплечий мужчина с проседью в угольно-чёрных волосах смотрел на неё с интересом, но протягивать вперед свою руку не спешил. Однако странная женщина не шевелилась, и любопытство взяло верх.

Он осторожно на её манер протянул свою руку, неосторожно попав в плен ведьмовских глаз. Напряглись все сёстры разом. Момент тревожный.

Руки соприкоснулись. Не в силах отвести свой взгляд от глаз Верховной, мужчина был обречен подчиниться её просьбе, которую он выполнит, даже если придётся умереть. Хельга лишь касалась его руки и смотрела в глаза. Рукопожатие затягивалось. Даже сама ведьма стала выглядеть уставшей и истощённой, хотя буквально считанные минуты назад сияла полнотой сил. Патрис и Тереза понимали, что с ней происходит, и сделали шаг к своей старшей сестре. Клаудия, нервно сцепив свои руки с Хеленой, боялась дышать, глядя на странное знакомство.

Наконец руки мирно расцепились. Мужчина сделал несколько рассеянных шагов назад. Сама ведьма тоже отступила, почти упав в руки сестёр. От знакомства она болезненно побледнела. На мгновение Клаудии показалось, что под бледной кожей старшей сестры промелькнула черная паутинка. Внимательно присмотревшись, она ничего не увидела и решила, что показалось от переизбытка впечатлений.

Ослабевшей Верховную ещё не приходилось видеть. Колонисты не успели понять, что происходит. Силой быстро восстанавливающейся Хельги, они даже не начали что-либо подозревать и отправились обратно в колонию. В Форт Каролина ведьмы возвращаться не собирались.

Неожиданно, старшая сестра спокойно, пусть и несколько медлительно, заговорила с местными на их языке. Хельга говорила долго. Громко и спокойно она доносила до инну свою волю, а они смотрели на неё такими же глазами, как слуги в Аррасе. Клаудия уже понимала, что происходит. Теперь все присутствующие люди выполнят всё, что попросит Верховная. Выполнят быстро и старательно. Скорее умрут, чем не подчинятся. Вкрадчивая речь подошла к концу, и старшая сестра повернулась ко всем.

— Отныне мы почётные и самые любимые гости племени. Не все ещё об этом знают, но когда нас поведут к первому человеку, всё сразу встанет на места! — улыбнулась она своей покровительственной улыбкой.

Клаудия успела как следует пожалеть о своих мыслях про дома колонистов. Грубые деревянные избы и превосходящие их по размерам не менее грубые деревянные дома казались оплотом цивилизации, когда она увидела жилища инну. Конические трёхметровые шалаши, на каркасе из тонких гибких стволов елей и покрытого корой берёз. Позже кто-то назовёт их вигвамами, но в тот момент девушка с ужасом смотрела и мысленно повторяла «как в них спят?».

Ведьм увели вверх, почти к самым горам. Как самым любимым гостям, им не завязывали глаза, не скрывали тайных троп, а открыто вели к своему поселению. В тот же вечер их познакомили со всем племенем, и статус любимых гостей закрепился до незыблемого уровня. Пожелай того Хельга, им предоставили бы лучшее жилище, даже если для этого пришлось выселить всю семью первого человека племени. А она пожелала.

Растерянно глядя на то, как невероятно счастливы инну оставляют своё жильё ради пришелиц, Клаудия ощутила, как что-то внутри болезненно ёкнуло, но не придала этому значения. Любопытство взяло своё. Внутри шалаша оказалось вполне уютно за счёт шкур различных животных, очага в центре вигвама и постоянной полутьмы даже днём. Место для трапезы и сна. А остальное время принято проводить на свежем воздухе. Само поселение не выглядело старым или длительное время обжитым. Каждая мелочь в этих селениях показывала, что племя ведёт кочевой образ жизни.

«В чём-то они похожи на нас!» — с улыбкой подумала Клаудия, когда после почётного ужина, устроенного всем селением специально для них, она засыпала, глядя на уходящий во тьму купола дымок от очага.

Еловый лапник, устилающий пол их нового дома, отлично сдерживал стужу, а первобытная теснота создавала атмосферу единения. В таких обиталищах жили по десятку человек. Больше одной семьи, однако люди явно должны быть очень дружны, чтобы почти делить одну постель на всех. С сёстрами это действовало как никогда умиротворяюще.

«Не важно, что не так красиво, как в резиденции в Аррасе, зато мы все вместе!» — вдруг подумалось ей.

Общаться на равных с инну могла только Хельга, остальные сёстры учились взаимодействовать точно так же, как учились колонисты. Примитивный язык жестов помог быстро найти взаимопонимание. Даже без усиленного влияния Верховной, местные оставались мирным и бесконфликтным народом. Любые невзгоды они встречали всем племенем у костра за чашкой чая.

Впервые увидев и попробовав чай инну, Клаудия была им очарована. На подкорке мгновенно проступил забытый совет травницы Живого Города, который отчего-то почти вымылся из памяти. Младшая ведьма после лицезрения минуты слабости Хельги внезапно начала подмечать многие детали, просыпающиеся в её памяти. Разговоры с Верховной, которые она не могла вспомнить, поручения, которые забывались после исполнения, и даже собственные мысли, которые начали проступать, словно отражение на впервые вычищенным от грязи зеркале. Из-за этих проступивших обрывков она чувствовала себя неуютно, словно проснулась и осознала, что сидит в клетке. А клетка заперта так давно, что тюремщика давно нет в живых.

Как ни странно, спасали все попытки общения с местными. Охотники и рыболовы, они легко шли на контакт и также открыто пытались преодолеть языковой барьер. Клаудия побаивалась мужчин и предпочитала общаться исключительно с женщинами, наблюдала за ними и училась готовить чай. Туземки не скрывали своих навыков и с радостью обучали травницу своему мастерству. Лёд полностью растаял между ними, когда Клаудия по большому секрету продемонстрировала, что способна поднимать из земли необходимые растения по первому желанию. Новые подруги сначала смотрела на неё с испугом, однако спустя считанные дни общение вновь стало тёплым. Язык жестов начал обогащаться одиночными словами, которые младшая упорно запоминала и записывала, чтобы ни в коем случае не забыть.

Астрид и Мария ещё быстрее влились в племя, став любимыми талисманами охотников и рыболовов. В их присутствии всегда «благоволила удача», и добыча в племя шла самая лучшая. Астрид с удовольствием общалась с рыболовами и проводила с ними все дни. Она, как и Клаудия, достаточно резво начала перебрасываться с местными одиночными словами, но в основном эмоционально размахивала руками, поддерживая общение. Рыбаки считали, что коснуться светлых волос любимой гостьи с утра, — значит, снискать удачу до самого вечера.

На Марию охотники практически молились, когда с самой первой охоты она продемонстрировала мастерство «приманивания» зверя. Не окажись во главе всего мироздания Хельга, то Мария получила бы в глазах племени статус священной женщины. Достаточно было на глазах у всех вызвать карибу, выбрать самого сильного самца, смело приблизиться и надолго замереть с ним, соприкоснувшись лбами. Способность Марии управлять животными смогла поднять её в глазах инну до божества. По имени её почти не звали, бесстрашно нарекли Катипенимитак, решив, что Хозяин Карибу воплотился в женском теле и явился к ним.

Приказов Верховной больше не требовалось. По просьбе девушек, племя предоставило бы им всё необходимое. Мария даже не пыталась наладить словесное общение с инну. Её больше интересовал язык жестов, который они с охотниками совместно расширяли новыми словами. В новом свете рыжая ведьма будто одичала, но при этом выглядела освобождённой. Цивилизация Старого Света её заметно угнетала.

Для Патрис, увлечённой врачеванием, не составило труда найти своё место и в племени инну, сначала встав в подмастерья местной знахарке, а позже и на равных излечивая все недуги племени и соседей. Незаметно для всех, она не только освоила сама местный язык, но ещё и начала обучать знахарку своему языку, чтению и письму.

Хелена, рисующая дни напролёт Иных, демонов и местных, быстро подружилась с первым человеком и его семьёй, когда нарисовала их в полном составе и подарила рисунок. Её альбом пополнялся каждый день новыми набросками, которые становились всё лучше и детальнее. Сначала она ходила на охоту вместе с Марией и упрашивала Хозяйку Карибу призвать какого-нибудь спокойного зверя, чтобы медиум могла его нарисовать. Позже, став более уверенной в рисовании, она начала постепенно запечатлевать только Иных и демонов. Последние не были против. Их смущало упоминание истинных имён, однако собственную внешность они не считали чем-то сакральным и спокойно позировали новоявленной портретистке.

Тереза часто отсутствовала, предпочитая одинокие прогулки совместной активности в общине. Инну, ценящие личную независимость, относились к её выбору с уважением. Провидица, впрочем, тоже успела удивить их, несколько раз на пальцах объяснив свои предсказания о грядущих мелких неприятностях.

Спустя считанные месяцы девушки настолько влились в жизнь племени, что вспоминали постоянные каменные резиденции Старого Света как нечто раздражающее. Кочевая жизнь быстро стала естественной, как дыхание. Инну подарили гостьям одежду, сшитую почти на манер гостей, но из материалов местных. Когда подступили холода, ведьмы с улыбками щеголяли в обновках, созданных чуткими руками женщин племени. Ведьмы по-девичьи хихикали, переоблачившись из традиционных платьев в рубахи-мантии с ноговицами и мокасинами. Мокасины из меха карибу, лося или тюленьей кожи вызвали восторг своим необычным видом и согревающей начинкой. Одежды из кожи и меха, особенно с добавлением бобровых шкурок, сами по себе выглядели очень нарядными, считала Клаудия, однако с бахромой, украшенной бисером и ракушками, они смотрелись почти по-королевски роскошно. Смуглая Хелена, заплетающая волосы на манер женщин инну, выглядела почти как их близкая родственница.

«Почти как сестра!» — хихикали ведьмы, когда весело резвились на природе.

Единственной, кто не разделял всеобщего восторга, оказалась Хельга. С удивлением Клаудия подмечала с каждым днём все больше странностей. Верховная никогда ничем особенно не интересовалась. Так было в Дижоне, в Аррасе и так осталось в Новой Франции. Она никогда ни во что не вовлекалась, ничем не занималась и не испытывала, казалось, никаких эмоций ни от чего. Будто плот, что идёт по течению. Однако при этом она сама создавала течение. Сомнения всё больше подтачивали девушку, вопросы в голове копились всё больше, и с наступлением окончательных холодов, когда травнице просто нечем было заняться, она не выдержала.

В сумерках перед рассветом Верховная любила гулять до ближайшего водоёма. Так было всегда и везде. Незыблемое правило Хельги. Младшая ведьма тихо проследовала за ней. В отличие от сестёр, Хельга не изменяла своему гардеробу. Платье и мантия были утеплены мехом, однако местную одежду Верховная даже в руки отказывалась брать. «Вдовий платок», который она носила, несмотря на смену столетий, остался на ней. Хотя спустя годы, Клаудия стала замечать, что головной убор Верховной, украшенный очельем с грубыми древними височными кольцами, совсем не вдовий. Этот куда древнее.

Мокасины почти скрадывали шаг даже на снегу, однако старшая сестра всё равно услышала, подбирающуюся к ней Клаудию.

— Не спится, младшая сестрёнка? — насмешливо поинтересовалась Верховная, тоном намекая, что знает о целях травницы.

— С тобой что-то происходит Хельга? Или со мной? — неуверенно начала Клаудия.

Она планировала этот разговор, мысленно проговаривала все вопросы и все замечания, относительно поведения всего ковена и его Верховной. Однако стоило оказаться лицом к лицу, и вся решительность испарилась. Она снова чувствовала себя едва оперившимся цыплёнком. Неофиткой, прошедшей инициацию, едва пережив ужасное. Горло сдавило ощущение постыдной беспомощности, и все вопросы покинули голову.

Впрочем, Верховная выглядела удивлённой, даже услышав цыплячьи сдавленные попытки травницы что-то спросить. С тревогой она посмотрела на младшую. Голубые глаза Клаудии не мигая смотрели в серые, с волчьей желтизной, очи Хельги. Впервые младшая поймала себя на том, что такие глаза не способны смотреть на мир по-доброму. Только со скрытым хищным оскалом и стремлением задушить любого противника. Сухие пальцы Верховной легли на виски девушки. От касания стало больно. Что-то внутри болезненно сжалось от резких действий старшей сестры.

— Интересно, — пропела та, наконец убирая руки и отступая от младшей на шаг, — значит, вот как оно начинается…

— Хельга? — осторожно позвала её напуганная Клаудия, видя, что слова адресовались совсем не ей. — Что происходит?

— Старость, девочка моя, — невесело улыбнулась Верховная, — и немощь. Я уже не та, что прежде! И ты тому доказательство. То, что увидела. То, что сейчас думаешь. Все твои вопросы…

— Если тебя беспокоят мои вопросы, то я буду молчать, — смиренно опустила голову Клаудия.

— Нет, девочка, спрашивай. За твою глазастость полагается награда, — выдохнула Верховная, жестом приглашая девушку разделить с ней прогулку вдоль берега. — Ты отличаешься от сестёр, я это сразу заметила. Но только сейчас по-достоинству оценила, насколько твой ум более пытлив. Горячая юность!

Клаудия зарделась от комплимента, ощущая безграничное счастье не просто от признания её, самой младшей из ковена, равной остальным сестрам, но превосходящей их.

— Зачем мы существуем? — задала она самый важный для себя вопрос.

✸✸✸

— Вижу, ты достаточно выросла, чтобы стать по-настоящему сильной ведьмой, раз задаёшь такие сложные вопросы. У меня есть на них ответ. Однако он долгий и не всякому придется по душе. Если ты готова слушать, то я давно готова начать говорить.

Но сперва следует поведать тебе одну старинную легенду. Или сказку, если тебе так будет проще слушать.

Жила-была одна юная девушка, хрупкая и нескладная. В семье из трёх сестёр она была самой младшей. Увы, для своей матери она не была любимым ребенком, и самую чёрную работу поручали именно ей. Из еды она получала самые жалкие крохи. Однако уже тогда нечто неведомое давало силу юному телу становится крепким, сильным и привлекательным. Самые суровые испытания от собственной семьи девушка пережила благодаря своей кукле. В детстве она сделала себе куколку. Маленькую, размером с ладошку, не слишком красивую, однако вложила в неё весь свой юный жар, и творение обрело жизнь. Кукла подчинялась воле девушки, составляла ей компанию в одинокие вечера, когда её запирали, словно рабыню.

И вот однажды, когда возраст дочерей приблизился к выданью, они решили избавиться от младшей. Осенним вечером, мачеха попросила Иного подсобить и забрать из дома весь свет. Когда погас огонь в печи, а коптилка на жиру перестала давать хоть какой-то свет, мать потребовала, чтобы младшая дочь отправилась к лесной ведьме и заработала у неё огня.

Лесная ведьма пугала весь люд настолько, что идти на смерть было не так страшно, как в её обитель. Про неё говорили, что она вечно голодная, худая как скелет. Её маленькая избушка в самом сердце березовой рощи возвышалась на гигантских куриных ногах, забор вокруг был выстроен из человеческих костей, а путешествовала по своим угодьям она, по слухам, в ступе, заметая свои следы метлой.

Именно к этой страшной ведьме направилась девушка, взяв с собой куклу. Ослушаться мать и старших сестёр она не могла. С поклоном она явилась к старухе Ягишне, как её величали в тех краях, просила о работе и об огне для матери и сестёр. Старуха могла съесть девушку в то же мгновение, но отчего-то замешкалась. День за днём она давала ей самую тяжелую, самую чёрную работу, что могла быть в её доме, и заставляла работать старательно и выполнять всё идеально, угрожая в противном случае девушку съесть.

Девушка и её кукла работали усердно и в срок успевали управиться со всей работой. Вечерами, когда настроение у старухи было хорошим, она даже позволяла себе пространные беседы, высмеивая скромную и робкую работницу. Та работала не покладая рук, и удручённая Ягишна вскоре оплатила её работу большим черепом, насаженным на шест. Из глазниц черепа бил пугающий свет.

«Немного огонька для твоих сестричек», — сказала на прощание Ягишна и отправила девушку домой.

Днём глазницы гасли, но ночью сияли ярче солнца. Как было приказано, девушка принесла в тёмный дом матери череп. После сделки с Иным, забравшим свет из дома, в нём гасли факелы, свечи и даже солнечный свет прятался в тень. К черепу домашние повернулись, как к спасению. Однако стоило женщинам сделать шаг к черепу, как он сам повернулся сначала к матери, а потом к сестрам. От взгляда сияющих глазниц мать и сёстры заживо сгорели на глазах младшей дочери. Остался один лишь пепел.

Девушка вернулась к лесной ведьме и вернула ей свой заработанный череп. В ответ Ягишна рассмеялась и поведала девице:

«Не ведаешь, милая, почему я не съела тебя? Нет, не из-за твоей ворожбы с куклой! Разумела я, что ты подобная ведьма, как и я! А нынче ты сама в этом убедилась. Череп душегубит любого человека, который посмеет оказаться пред его очами. Но ведьмам он подвластен. И ты это прекрасно сознавала, милая, пока шла домой. Ты помышляла о том! Ныне тебе предстоит узнать, на что ты ещё способна! Моё тебе напутствие, ведьма-сестрица, долой играть в куклы. Тебе дано подчинять не только предметы. Познай себя, и править будешь людом!»

Больше девушка не встречала лесную ведьму, но слова запомнила. И к своему ужасу признала, что давно ненавидела мать и сестёр за их отношение к ней. Силой черепа она, наконец, от них освободилась и, вернув его Ягишне, шагнула в её дом, чтобы принять инициацию от древней ведьмы.

Но самое главное, Клаудия, лучшая часть ещё впереди!

Верховная не давала младшей прямых ответов. Каждая их беседа будто испытывала на прочность травницу. У Хельги оказалось много историй. Пугающих своими жестокими окончаниями и удушающей моралью. Добро всегда и во всём уступало своему противнику. Только поступки вне совести, вне морали, ради себя и только для себя вели к победе над всеми горестями. Идеал младшей ведьмы стал превращаться в жутковатый идол, окроплённый кровью всех, кто вставал на пути.

Мудрая, превосходная, самая любимая в мире старшая сестра обладала собственным моральным кодексом, который можно было сократить до фразы «если очень хочется, то можно». Восхищение её волей никуда не делось, однако вся картина мира Клаудии пошатнулась. Как же так? Как мудрейшая и древнейшая из них может быть настолько далёкой от христианской доброты?

— Мне даже жаль, что беседовать мы начали так поздно, девочка моя. Увы, только сейчас я начала видеть в тебе потенциал, который раньше воспринимала как угрозу. Ты похожа на меня. Ты сможешь очень далеко пойти! Когда я умру, Верховной должна стать ты!

Ужасная фраза полоснула по сердцу, словно взмах острого ножа. Хельга открывалась постепенно и неохотно, однако в один весенний день, когда инну перебирались на новое место, она раскрыла Клаудии свою тайну.

Закрытая платками шея Верховной впервые показалась перед глазами младшей, напугав её чёрной паутиной, разрастающейся под кожей. Паутина покрывала не всю область декольте. Местами она будто рвалась.

— Патрис делала всё, что могла, однако за пять столетий Чёрный Морозник меня решил забрать! — мрачно усмехнулась Хельга.

Незнакомое название всколыхнуло нечто задавленное внутри многократно. Клаудия непонимающе посмотрела на старшую сестру, и в её голове начали вспыхивать воспоминания, которые раньше будто не существовали. Все её прогулки с Хельгой на новом месте обрывались в памяти, но теперь мозаика складывалась. Она видела, как каждый раз они уходили в тайное место Верховной, как по приказу травница призывала из земли тёмно-лиловые цветы с мясистыми листьями. Как только цветы поднимались над землёй приказом Хельги, девушка выбрасывала из памяти всё, связанное с цветами. Ничего не было. Только беседа.

— Ты! — прошипела в гневе Клаудия и впервые не почувствовала внутреннего давления из-за злых чувств по отношению к Идеалу. — Я…

— Ты была мне жизненно необходима, девочка! Только ты и морозник поддерживали мою власть всё это время. Увы, — выдохнула она, — силы иссякают вместе с жизнью. Больше я не могу принимать морозник.

— Ты постоянно его пила!

— Он усиливает нас, даёт ещё больше могущества. В нём источник Древней Магии. Чистой. Не успевшей развеяться, пока идёт от самого Рукава… но за всё приходится платить. Он убивает. Далеко не сразу, и, какая ирония, далеко не всех! — спокойно ведала Верховная, словно прекрасно знала о пошатнувшейся, но всё такой же крепкой верности младшей. — Теперь он убивает меня. Тереза видела мою смерть, и её не избежать.

Верховная относилась к собственной гибели необычайно спокойно, что шокировало Клаудию не меньше, чем откровения о том, как она безропотно выполняла все команды, а затем послушно забывала их, чтобы не думать и не рассказывать ничего о Хельге. Та, напротив, с каждой беседой открывала девушке всё больше карт, погружая в свои мрачные тайны.

— Однажды наступит такой момент, девочка, когда мир перестанет тебя удивлять. Солнце тебя не согреет. Вода не напоит. И всё человеческое тепло пройдёт сквозь тебя, оставив ледяной, словно статуя в зимний вечер. Только одно будет значить хоть что-то — сила. Ощущение её и власть, что она дарует, будут питать тебя столетиями. И поверь мне, девочка, когда кроме них не останется ничего, ты поймёшь каждый мой поступок и сама будешь действовать также! Замкни круг после моей смерти и веди ковен своей дорогой!

— Как я поведу, если не знаю, куда идти?

— Иди туда, где будет больше всего власти! Там ты сможешь выстроить свой мир!

Годы шли, племя кочевало. Разговоров становилось всё больше, а одежда, скрывавшая скверну на коже Верховной, становилась всё плотнее. Спустя полвека её здоровье начало расшатываться вместе с тревожными событиями. Их племя едва успело уйти в безопасные земли, когда Ирокезы решили начать собственный обмен с бледнолицыми и вырезали на очередных менах всех, кто явился. Увидев поле бойни, Клаудия с ужасом и благодарностью посмотрела на Терезу. Они регулярно ходили обмениваться, чтобы получать от колонистов необходимые мелочи, но после жестокой расправы стало страшно.

Племя ушло подальше в горы, чтобы не столкнуться случайно с агрессией Ирокезов или ответной убийственной волной от белых, не слишком различающих племена. Без влияния Хельги, репутация ведьм уже держалась на их талантах, долгом опыте совместного проживания и близкой дружбе с первым человеком. Впрочем, и причин обижаться на сестёр у инну не было. Совместная кочевая жизнь продолжалась в гармони с природой и обществом.

— Они прогонят нас, как только увидят скверну! — прошептала Хельга, сидя на берегу. Серые глаза стали почти полностью по-волчьи жёлтыми, а некогда русые волосы, выбивающиеся из-под её платка, белыми как паутина.

— Мы можем жить вдали от любого людского поселения, — предложила Клаудия.

— Нельзя уйти от судьбы, свернёшь с намеченной дороги и встретишься с судьбой ты там, куда сошла! — вздохнула Верховная в кругу сестёр. Свою немощь она уже не могла скрыть от них.

Пять ведьм мрачно смотрели на ту, что объединила их в единый круг и угасала на глазах. Кочевая жизнь с миролюбивым племенем в конце концов сыграла с ведьмами злую шутку. Намеренно избегающие все скачки изменяющегося времени, они слишком долго жили в спокойствии и отрешении и опасно расслабились. Слишком легко оказалось привыкнуть к жизни в племени, где свои силы и свою сущность не было нужды прятать. Без необходимости следить за каждым своим словом, жестом, взглядом ведьмы потерялись во времени и упустили момент, когда положенный век подошёл к концу.

— Я не знаю, куда нам идти! — рыдала Тереза, зажимая рвущийся из груди вой кулаком. — Смерть тебя найдёт везде. Нам не сбежать. Тебе не сбежать, Хельга!

— Я знаю, — с печальной улыбкой прошептала Верховная, ласково поглаживая провидицу по смоляным кудрям, — моё время пришло. Почти пришло. Я прошла очень долгий путь! Веди нас туда, где мы должны быть!

— Я вижу отчётливо, как дорога ведёт нас в Сентфор. Небольшое поселение намного южнее, чем мы сейчас находимся. Добираться будем очень-очень долго, — неуверенно пробормотала Тереза, — быть может, лучше остаться здесь?

Ослабевшими руками Хельга обхватила плечи провидицы и внимательно посмотрела в её заплаканное лицо. Им предстояла долгая дорога навстречу смерти одной из них. Каким бы ни было прошлое, эта дорога вела к великой печали.

— Перст Судьбы ведёт нас вперед. Нельзя заставлять его ждать! — уверенно улыбнулась она.

На очередных менах женщины обменяли прекрасные шкуры на платья, соответствующие времени. Множество юбок, не слишком удобная шнуровка, но в чем-то более комфортное, чем камиза и котта. Прощание с инну накануне было тяжелым. За долгие годы совместной жизни ведьмы стали по-настоящему родными. Старики, помнящие времена до странных гостий, успели умереть. Всё племя знало и помнило своих ведьм, как незыблемое благословение природы. И вот они покидали их. Прощальный вечер напоминал печальный праздник, на котором Тереза успела поговорить с юной девушкой племени и подарить ей самодельное ожерелье.

Путь на юг значительно усложнился упадком сил Верховной. Без её умения внушить людям покорность, услужливость и никаких вопросов, порой идти приходилось волчьими тропами.

На закате сил Хельги к месту смерти её вели все сестры. Тереза определяла путь, Астрид скрывала их от опасных глаз, Мария находила все нужные дороги, Хелена договаривалась с Иными, чтобы мирно пропустили в свои владения, где любой другой погибал, Патрис и Клаудия договаривались с людьми. Врачевание и целебные травы на новой земле ценились выше любого золота. Самородки не спасут от лихорадки, не смягчат рудничный кашель и не поднимут на ноги ослабевшего колониста. Зато две девушки в обмен на небольшую услугу вполне могли это сделать.

Путь до Сентфора Хельга провела в полубреду. Лицо она закрывала плотной вуалью, чтобы никто не видел проступающую под кожей чёрную сеточку. Патрис делала всё возможное, чтобы боль не мучила Верховную, а смерть приближалась самой долгой дорогой, но даже её силы были ограничены. Морозник веками копился в теле старшей сестры. Настало время расплаты.

— Не злоупотребляй морозником, Клаудия, — наставляла Хельга, когда пробуждалась, — он сделает тебя сильнее, откроет новые горизонты твоих сил, но взамен затребует втрое больше. Ты видела, что он давал мне. Память любого человека становилась моей добычей. Даже их собственный язык я присваивала себе… но так ли это было нужно? Сейчас я понимаю, что нет!

Поселение Сентфор встретило сестёр угрюмой погодой. Тяжёлые облака душили. Казалось, само поселение — это одна большая клетка. Или так казалось только сёстрам? Увидев предполагаемое место смерти Хельги, Клаудия, впервые с момента их разговора о неспособности младшей читать, расплакалась.

— Лучшая часть, моя дорогая Клаудия, впереди, — ведала ей у берега Верховная, — и вот юная дева осталась совсем одна. Только она и её куколка. За ночь она собрала всё ценное и навсегда покинула отчий дом, который после все жители деревни считали проклятым.

Дорога привела её в город. Не сразу, разумеется. Она начала с соседней деревушки. С доброй бабушки, которая внезапно воспылала к ней радушием и заботилась, как о родной. Следом пришла очередь старосты деревни. Провожатый в город должен быть солидным. Но возникли трудности с его семьёй. Дева училась.

Увы, больше одного человека она не могла заставить себя любить до полного подчинения. Даже травы не помогали. Коварная сила, способная двигать мирами, оказалась заперта границами одного лишь человека. И тогда дева призадумалась, каким должен быть тот один человек. Она училась на своих ошибках. Каждый любящий её человек был выгоднее предыдущего. Выше по статусу, сильнее во власти, богаче и влиятельнее. И вот, спустя год после смерти своей семьи, юная дева уже в красивых нарядах и без робкого взгляда встретилась глазами с самим князем.

Кто мог бы стать более выгодной партией? Шепчущие о ведьмовстве языки были быстро вырваны после громкой свадьбы князя на юной Деве. У власти, когда всё государство было у её ног, она не забыла о той, что дала ей подсказку. Ягишне предоставили царский подарок, оставив в лесу. Там, где она точно его не пропустила бы. Позже в ответ Княгине прислали подарок — древние записи на бересте. Новая подсказка. Как стать сильнее. Необходим был круг из семи разных ведьм. Чем сильнее ведьмы, тем сильнее круг. А с мощью круга границы одного человека расступятся.

Первые ведьмы Княгини были напуганными и слабыми, отобранными у гневных селян. Первый круг с ними оказался слишком слаб. Но сил у Княгини прибавилось. Увы, только у неё. Вся сила круга перешла к ней, и остальные ведьмы быстро умерли от старости. С их смертью Княгиня вновь лишилась сил. Тогда она стала присматриваться к заморским гостьям, высматривать более сильных, а слабых сама обучала. Второй круг стал значительно сильнее. Верховная стала делиться своей мощью с сёстрами, всё же оставляя бо́льший кусок себе.

Именно тогда власть по-настоящему начала пьянить.

Княгиня не подарила князю детей. Она правила после его смерти, а её сил вполне хватало на то, чтобы держать в кулаке всех нужных людей. Годы шли. Управление утомляло, и невольно Княгиня выпивала больше сил, чем следовало. Круг требовалось регулярно пополнять более сильными ведьмами.

Однако стоило одной из ведьм умереть, ковен распадался, и власть Княгини таяла на глазах. Она была достаточно осторожной, и, когда управление целым государством окончательно наскучило, ковен отправился путешествовать по миру. Узнавать новое. Находить новых «сестёр». Да, Княгиня не слишком церемонилась с сёстрами, оказывающимися слабее встреченных ведьм-одиночек. Не всех забирал рок. Кто-то подчинялся приказу уступить место новенькой. Посмертно.

— Однажды меня не станет. Я хочу, чтобы ты заняла моё место. В тебе есть то самое, что было в той Деве, что отправилась к Ягишне на службу. Но помни, деточка, когда пройдут столетия, все мирские удовольствия станут на вкус как пепел. Радость угаснет, восторг исчезнет, грусть померкнет, ярость испарится, и только одно останется с тобой навсегда. Власть. Она всегда будет согревать твои руки. Это ощущение контроля, когда тебе принадлежат жизни. Только она что-то значит, девочка моя. Только власть!

Примечания:

Дурной пример заразителен, особенно когда уважаешь того, кто тебя учит плохому

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244571

Когда настигают самые страшные кошмары, то выбор только один — бежать или сражаться.Мы надеемся, что найдём силы преодолеть свои страхи, но иногда вопреки всему мы бросаемся наутёк.А если кошмар побежит следом?Где тогда от него скрыться?

— Знаешь, непросто в таком признаваться. Даже сейчас, когда её уже нет. Я… прошла через похожие тернии, когда инициировалась. Ты её ещё идеализируешь, Клаудия, но теперь, когда она не влияет ни на кого из нас, можно открыть правду. Вспомни последние деньки перед своим перерождением. Тебе никогда не казалось странным, что всё так внезапно навалилось. Будто кто-то специально строил козни? Снимаем маски? Это были мы. Я сделала так, чтобы коровы не давали молоко. Астрид устраивала холода, которые могли принести неурожай и голод. Хелена и её Иные распространяли среди местных уныние и гнетущее состояние. Тереза предсказывала и подтягивала все нужные нам события, чтобы внешне всё казалось злым умыслом одного конкретного человека, и вся деревня думала только на тебя. Это им успешно внушала Хельга, но не только!

— Нет!

— Да, юная Клаудия, мысли твоих братьев и внезапное стремление совершить нечто страшное и непотребное с собственной сестрой были результатом внушения Верховной. Ей нужно было, чтобы ты как можно скорее прошла через слом. Не нам, а ей нужна была седьмая!

— Я не понимаю! Почему?

— Потому что внутри ковена наши силы возрастают. А силы Хельги в подчинении всех вокруг неё. Она всегда нас контролировала. Управляла или страхом, или трепетом, или любовью. Вспомни, один разговор с ней, и ты готова бежать босиком по стеклу, чтобы порадовать её. И в твоей жизни не случалось ни единого момента, чтобы ты усомнилась в ней, потому что она идеальная и безгрешная! Идол, к которому ты только мечтала приблизиться! Так она нас всех контролировала. При жизни мы бы ни за что не решились даже думать плохо в её сторону. Она говорит — мы слушаем и подчиняемся. Внутри ковена она была настолько сильна, что ни одна из нас никогда бы не решилась бросить ей вызов или попытаться сбежать. Ты будешь ей служить до самой смерти. Вот и всё. Даже не знаю, сколько ведьм было до нас. Просто нам повезло — мы служили до самой её смерти.

— Немало, — мрачно отозвалась Тереза, — на моих глазах сменилось слишком много сестёр. Но для неё я была подарком судьбы. Предыдущая провидица очень уступала мне по силе. А я могла видеть и подбирать лучших кандидаток. Недаром она устроила всё так, чтобы на моих глазах убили и мужа, и сыновей. Позже она намекнула, что ведьмы не должны иметь семей и близких. Только сёстры ковена. А это значит, что если останется кто-то, кто от тебя не откажется, этот «кто-то» скоро умрёт.

— Это всё неправда!

— Я была верной женой, послушной и скромной, когда в манор моего супруга вторглись незваные гости. Супруг отсутствовал по важному делу своего сюзерена, и кроме меня была лишь горстка слуг. Захват был быстрым, сопротивление недолгим, а потом бравые рыцари принудительно устроили аудиенцию в моих покоях! Много раз.

Мария скривилась, спрятав лицо в ладонях. Даже спустя века воспоминания её мучили. Клаудия ощутила лёгкий укол внутри. Сочувствие? Да, она прекрасно помнила тот вечер, когда братья силой стащили её с лавки на деревянный пол. Но уже ночью она переродилась и смогла оставить в прошлом часть кошмаров, отстранившись от них настолько, насколько это возможно. Однако к мужчинам она чувствовала одно только отвращение, а близость считала ненужной пыткой.

— Они «устраивали аудиенцию» каждый вечер. Со мной и моими служанками, — глухо звучал голос Марии, спрятавшей голову в руки, — а супруг просто не мог пробиться с боем в собственный дом. Иногда гостям становилось тоскливо, и они требовали от нас развлечений. Но вкусы у них были далеки от христианской добродетели. Тому, что они творили, самое место в Содоме и Гоморре. Мне казалось, что прошла вечность. Что я всегда жила в этом унизительном плену. Однако в конце концов манор был отвоёван. Но после всего случившегося мужу с первого взгляда опротивела жена на сносях от одного из насильников. Он прогнал меня с пожеланием умереть родами и не позорить его имя незаконнорождёнными детьми!

Мария подняла голову и расхохоталась. По щекам ведьмы текли слёзы. И чем громче становился смех, тем горестнее она выглядела. Тереза с материнским теплом обняла девушку, прекрасно понимая, через что та прошла. Остальные сёстры скромно касались рук рассказчицы, чтобы хотя бы мимолётно подарить толику тепла. Одна лишь травница молчала, пробуя на вкус горькую истину. Её обожаемая Хельга, её идеал, образ совершенства, опорочена неприятной истиной. Собственной реальной личностью.

«Она была лучше! Она была особенной! И я была…»

— Вот тогда меня и «обнаружила» Хельга. Я далеко не сразу догадалась, что именно она виновата во всём, что со мной произошло. Только когда Верховная начала планировать твою инициацию, Клаудия. Годы идут, но её методы не меняются. Погодой привести к нужному месту рыцарей, смутить их разум и убедить взять манор штурмом, а потом «немного подтолкнуть» мысли в нужную сторону. Подтянуть события так, чтобы они легко взяли чужое имущество и обороняли его от законного владельца. Но это ещё не всё! — истерически засмеялась Мария. — Супруг никак не мог отвоевать своё обратно из-за Хельги. Её чарами он испытывал ко мне отвращение и изгнал! Тереза права, у ведьм не может быть иной семьи, чем сёстры. Я… заплатила моим ребёнком за инициацию. Он не пережил моё перерождение!

Трясущуюся в рыданиях девушку обнимали сёстры, а перед Клаудией открывалась истинная картина событий. Жаждущая власти ведьма с талантом к контролю людей, с маниакальной настойчивостью собирала вокруг себя таких же Иных, родившихся среди людей, чтобы стать сильнее, жить бесконечно долго и по мере сил управлять людьми вокруг себя. И только сейчас, после её смерти, они начали находить в себе силы, чтобы признаться. Произнести вслух, как бесчеловечно с ними поступила их Верховная. Быть может, она не была невинной жертвой, сожженной на костре?

— Патрис? — беспомощно посмотрела она в сторону старшей сестры, которую всегда считала второй после Верховной мудрой женщиной.

— Она не устраивала смерть моим женихам. Это, к сожалению, сделала я сама, не совладав с собственными силами. Но клеймо, которое до сих пор обжигает моё плечо, когда вспоминаю о прошлом, на её совести! — гневно выдохнула старшая сестра. — Эти воспоминания проступают только сейчас! Не знаю, почему только после её смерти я действительно прозрела. Её трудами меня прогнали из родного дома, а все соседи были готовы растерзать. Даже семья отреклась от меня. У меня был брат! И родители! А я ведь даже о них не вспоминала с тех самых пор! Тереза упустила меня из-за витка новой охоты на ведьм. Не знаю, как зовут того инквизитора, из-за которого они сбежали с моей родной земли, но благодаря ему я получила целых десять лет только для себя.

— Все те десять лет я чувствовала себя ничтожным пустым местом и была готова на части разорваться, но найти идеальный маршрут, чтобы и охотника обойти, и Патрис найти! — кивнула Тереза. — Так Хельга меня наказывала. Ни днём ни ночью не знать покоя. Искать. Травить себя Морозником, но искать.

— Но хотя бы ты, Хелена! — Клаудия отчаянно металась в надежде найти хоть что-то хорошее в Верховной.

— Корабль с рабами, — прошептала говорящая с Иными, — я плыла в клетке с мёртвыми людьми. В трюме, где только мертвецы и я! К нам так редко заглядывали, что смерти обнаружили не сразу. Это… её работа. Путь наименьшего сопротивления. Она знала, что я не умру от болезни и по прибытию в Александрию буду уже инициированной.

— Астрид? Не могла же она…

— Всё было с её подачи. Хельга со своей провидицей выстроили события так, чтобы мы прибыли не к тому берегу, чтобы нас встречали и чтобы казнь была самой позорной и болезненной. Инициироваться можно не только через слом. Редко, но возможно пройти инициацию перед лицом гибели. Если достаточно долго оставаться на волоске, произойдёт прорыв. Хельга и её ковен уже ждали меня. Придётся тебе, как и нам всем признать, что Верховная держала нас в неволе, подавляя всё, что её не устраивало.

«Но всё выглядело таким хорошим, таким правильным! Хельга, зачем ты так… почему ты нас покинула? Почему не можешь ответить на эти упрёки?»

Сентфор не щадил ведьм. Салемские гонения дошли и до него. Однако не только они одни. Перст Судьбы указал на Хельгу своим кривым изломанным ногтем, когда Тереза почувствовала присутствие Инквизиторов. Представители страшного ордена пришли всего неделей позже, незамеченные провидицей. Однако не заметить их следующим днём не представлялось возможным.

Ранним утром народ Сентфора был согнан, словно скот, на главную площадь. Семеро женщин не посмели ослушаться, почувствовав тяжёлую угнетающую волну влияния инквизиторов. От неё кружилась голова, а ноги едва шли вперед. Сёстры без скрывающего их от лишних вопросов влияния Хельги старались не ходить вместе и держаться на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не поймать косой взгляд.

Кров и хлеб им обеспечила Патрис, метко углядевшая госпиталь при монастыре, который мог бы послужить даже лучшей защитой, чем любая магия. Они послушно молились каждое утро, богобоязненно опускали лица к земле, были милы и приветливы со всеми, но самое главное — изо всех сил помогали лечить всех пациентов. Патрис и травница Клаудия порхали вокруг каждого несчастного, словно бабочки, и жалили, словно осы, когда видели лечение, приводящее к ещё большим недугам.

— Их что учи, что не учи. Как уйду — всю науку разом забудут! — сердито фыркала в сторону молодых послушниц и глуповатых монахинь целительница.

Прошло семь дней, и сёстры наивно позволили себе выдохнуть, считая, что толстые стены кельи могут спасти от охоты на ведьм. Но Салемский рок уже шёл на землю Сентфора.

— В этот славный день, наши храбрые парни вот-вот встретятся с силами Дьявола! — объявил представительно городского управления. — Дикари собираются в лесах прямо за нашим порогом!

— Что? — одними губами прошептала Клаудия, вспоминая дружелюбных инну, ставших для неё почти семьёй.

— Их нет больше! — едва слышно прошептала Тереза, понимая по глазам, о ком спрашивала младшая.

— Господь не встанет на нашу сторону, если среди нас будет место мерзости и тем, кто её совершает! — продолжал разноситься по площади зычный глас. — Из славного города Салема, после успешной расправы над дьявольскими невестами, нам на помощь пришли преподобный Джеймс и его верные люди.

В центр площади вышел человек, один только вид которого заставил всех семерых сестёр в панике опустить головы. Исходящая от него аура душила, не позволяла сделать маленького вздоха, разрывала на части и давила. Давила, как давят крыс тяжёлым сапогом. Через силу Клаудия подняла свой взгляд. Короткие серебряные волосы, густая седая борода. С виду немолод, но взгляд словно у сокола на охоте. Ясный, цепкий и до мурашек опасный. Перст Судьбы привёл их в ловушку.

— Добрые жители Сентфора, я скажу вам только одно: жалости от меня не увидит ни одна ведьма!

Он их не видел. Он даже не смотрел в их сторону. Он просто существовал слишком близко, а они уже задыхались от его присутствия. Безумно хотелось вернуться назад. Пусть смерть настигнет Верховную среди племени инну. Пускай она не будет показываться им на глаза до самой своей смерти, но в Сентфоре им нельзя оставаться. Клаудия подняла на Хельгу решительный взгляд, но встретилась с серо-жёлтыми глазами и поникла. Старшая сестра готова принять свою смерть. Более того, она уже не сможет пережить путь, куда бы то ни было. Она умрёт в Сентфоре. С Инквизитором на пороге или без оного.

Он входил в каждый дом, словно его приглашали. Мимо его взгляда не могла скрыться ни единая деталь. В первый вечер старая женщина, не успевшая даже самостоятельно инициироваться в полноценную ведьму, была повешена за ведьмовство. Не слишком богобоязненная Клаудия, увидев тело, молилась полночи, украдкой стирая катящиеся по щекам слёзы. В голове набатом бился один-единственный вопрос — почему видения Терезы привели их в этот ад?

Однако остальные сёстры выглядели хоть и запуганными, присутствие рядом инквизиторов их почти не трогало. Только утренняя речь на площади завершалась, они выдыхали и спокойно возвращались к своей обычной жизни. Даже столкнувшись однажды с одним из младших инквизиторов, как мысленно окрестила Клаудия помощников преподобного Джеймса, Тереза лишь попросила прощения и отправилась дальше по своим делам.

— Со временем ты научишься держать себя в руках, девочка, — покровительственно заявила одним из вечеров Хельга, — опытные ведьмы учатся зажимать внутри свою силу, как стиснутые в кулак пальцы, и становиться незаметными для инквизиторов. Достаточно незаметными, чтобы случайно не быть обнаруженными. Увы, от пристального внимания это не спасает.

— Я думала, при охоте они как ищейки!

— Нам повезло. Когда мы ушли в Рукав, охотник потерял наш след. Просто так терять след они не могут. Должна быть веская причина, если он никогда не сталкивался с Рукавом, то этой причиной он мог посчитать нашу смерть. В этом случае он прекращает поиски.

— Как мне зажать свою силу, словно кулак? — нервно постукивая пальцами по деревянному столу, спросила ведьма.

— Со следующей встречей уже будешь уметь, — кивнула Хельга, — а сейчас можешь кое-что нам приготовить. Помнишь, как инну заваривали чаи?

Клаудия кивнула. Верховная хозяйским жестом взяла изрядно располневшую книгу Анабель, в которой большая часть записей уже была сделана рукой травницы, и открыла на первой странице.

— «Грёзы охотника», — прочитала девушка.

— Старый рецепт. Не слишком сложный. Так мы с Анабель назвали чай, подавляющий нашу ауру и силу перед инквизиторами. Охотник может касаться, допрашивать и даже в самых сокровенных местах осматривать — не обнаружит ничего ведьминского. Никогда не догадается, — подняла сухой указательный палец старшая сестра, — свари для всех сестёр. Нет, свари для всех монахинь. Добавь в него мяту. Она ни на что не повлияет, а всем послужницам и монахиням скажи, что мятный чай для крепости нервов. Пейте каждое утро. Однажды инквизиторы пойдут дальше, до тех пор не переставайте пить!

— Зачем мы здесь, Хельга? — не выдержала Клаудия. — Не проще было бы остаться в селении инну?

— Им уготована была судьба гибели. Через месяц, после нашего отъезда, их не стало. Ирокезы. С нами и без нас, они были обречены. Мы должны быть здесь. Не знаю почему… — она сложилась пополам, тяжело дыша. Младшая рванулась к ней, но была остановлена предупреждающим жестом. — Мой срок должен завершиться здесь. Моя чёрная кровь уже поёт песнь смерти. Не думаю, что мне придётся долго ждать, прежде чем инквизитор её услышит. Но знай, девочка, на костре мне будет умирать легче, чем от гнилой крови!

«Мятный чай» полюбили все в монастыре и госпитале. Клаудия заготовила трав на несколько зим вперед и спустя несколько дней уже чувствовала себя намного увереннее, встречаясь глазами с инквизиторами. Однако неспособность чувствовать свою истинную сущность угнетала не меньше. Она больше не слышала рост травы, не ощущала пение растений, не видела себя единой с ними в процессе жизни, но ещё осязала, как начинает стареть. Медленно, как и все люди. Но после столетий без изменений каждый прожитый день она ощущала на себе, как отпечаток клейма.

Хуже всех было Верховной. Хельга отказалась пить чай, зная, что он заберёт последние крохи её сил и сражаться с гнилой кровью ведьма уже не сможет. Инквизитор Джеймс почувствовал её через неделю после распития «мятного чая». Возможно, до этого его морочило присутствие, хоть и скрытное, других ведьм ковена, а возможно он наконец взял её след.

Ноябрьским утром с первым снегом, когда Клаудия с молодыми послушницами наводила порядок на улице госпиталя, инквизитор Джеймс силой вывел на городскую площадь ослабевшую Верховную. Бросившуюся на помощь Хельге младшую на ходу перехватила Патрис и заперла в келье. Травница отчаянно кричала и плакала весь день, пока длился недолгий процесс. Настоятельница и монахини предпочли обходить келью стороной и не обращать внимания на стенания неразумной девушки. Для её же блага. Целительница за это их очень тепло благодарила, намекая на дочерние чувства у травницы к внезапно обвиненной женщине. Больше ничего ведьмы сделать не могли. «Мятный чай» ослабил их почти до человеческой беспомощности.

Хельгу не судили. Инквизитор Джеймс снял вуаль, скрывающую её лицо, и весь Сентфор имел возможность наблюдать скверну, полностью поглотившую некогда красивое лицо гордой ведьмы. Сама Верховная не слишком сопротивлялась. Обвинение в ведьмовстве встретила достойно, призналась перед всеми, что является ведьмой, по требованию инквизитора попросила прощения и у Господа, и у добрых жителей Сентфора. Утром её арестовали. На вечер назначили сожжение.

✸✸✸

Сам Джеймс, вопреки былой жестокости по отношению к подозреваемым и уличённым «преступницам», с Хельгой обходился мягко. По его лицу было заметно, что он прекрасно знает о природе недуга ведьмы. Однако даже с учетом некоего кодекса уважения к врагу, он не постеснялся устроить ей допрос.

— Ну здравствуй, старый друг! — улыбнулась через боль Верховная, когда они остались наедине. — Всё-таки ты меня поймал, можешь гордиться собой!

— Много ли чести в том, что настиг больную умирающую львицу, если охота началась в момент её молодости, пика силы и смертельной опасности? — хмыкнул Джеймс. — С твоей гнилой кровью, большей жестокостью станет сохранение твоей жизни, а не костёр!

— С годами никто не молодеет, — пожала плечами она, — а со смертью моих девочек я потеряла свои когти и зубы. Перестала быть гордой львицей.

— Хочешь, чтобы я поверил, что ведьма, от которой сам Люцифер вздрогнет, потеряла весь свой ковен? — злость инквизитора, впрочем, говорила об обратном.

Он не чувствовал поблизости ведьм. Слова Хельги казались ему почти правдивыми.

— Ты слишком долго за нами охотился, — с печальной улыбкой смотрела она в его глаза. Волчья желтизна как никогда казалась искренней.

Опыт подсказывал инквизитору, что ведьмы лгут. Прожитые годы диктовали запытать ведьму, пока не захлебнётся криком. Но как причинить боль древней ведьме, способной терпеть муки собственной гнилой крови без единого звука? Нутро вопило, что она лживое сатанинское создание. Однако в пользу её правдивости встала успешная кампания по истреблению ведьм в Старом Свете и в Новом. Возможно, слишком успешная, однако вид старого врага, лишившегося былой мощи, вынуждал поверить.

Всех послушниц и монахинь по его приказу осмотрели молодые инквизиторы. Чутьё молодняка говорило, что женщины чисты. Ведьм среди них не было обнаружено. Чистая аура христовых невест, тревога за повышенное внимание, но ничего ведьминского. Подавление не сработало ни на одной из них. Амулеты молчали. К полудню женщин отпустили в госпиталь и монастырь.

На закате место казни было готово. В сумерках седовласую женщину в цепях повели последний раз явиться перед толпой. Никто не посмел криво посмотреть на лицо ведьмы, искажённое черной паутиной капилляров. Никто не пытался бросить что-либо в неё. От неё отшатывались. Чумная, прокажённая или проклятая? Её, даже ослабленную и пленённую, боялись. Тереза и Патрис всё же пришли на казнь, строго запретив остальным показывать нос из монастыря. Опоенная сонной настойкой, поданной под видом «мятного чая», Клаудия осталась под присмотром Хелены, Астрид и Марии.

Когда языки огня взметнулись вверх на просмоленных дровах, в глазах Терезы стала очевидной некоторая доля уважения к своему врагу от инквизитора. Хельга горела быстро. Не настолько, чтобы её лицо не исказила агония горящего тела. Тереза смотрела на горящую Верховную без эмоций. В душе постепенно просыпалось то, что старшая сестра в ней давила долгие столетия, и от криков ведьмы она пела. С нарастающим треском пламени, она чувствовала странное очищение, словно страшная казнь действительно была на благо. Невольно на губах проступила улыбка, которую она в ужасе попыталась скрыть. Однако стоило бросить взгляд на Патрис, как стало ясно, что ощущение свободы передалось всем сёстрам.

В келье исступлённо, словно одержимая, смеялась Мария. Рядом с ней безумно улыбалась со слезами на глазах Хелена, а вышедшая на улицу Астрид рыдала от счастья. Цепи, наброшенные на них давным-давно, вдруг натянулись и лопнули. Даже собственные тела они ощущали иначе. Свобода. В ту ночь огонь освободил ведьмин ковен.

Утром лишь одна ведьма металась озлобленной фурией. Остальные пять устало наблюдали за страданиями Клаудии, испытывая уже муки совести за радость от смерти Хельги. Горячая гневная речь Марии на некоторое время притупила стыд, однако слёзы младшей она не осушила. В полдень всех снова собрали на площади. На этот раз жители Сентфора осмелели настолько, чтобы глумиться над останками ведьмы. Место казни начали оплёвывать. Рты жителей городка выплёвывали столько грязи, что мощь былого освобождения загорелась новым огнём. Но на этот раз огонь этот начал питаться от чувств, которые когда-то поддерживала сама Верховная. Последним камнем стала горстка совсем молодых девушек инну, которых приволокли силой в город.

Мария без труда увидела среди девушек ту самую юную девочку из племени, в котором они жили, по подаренному Терезой украшению. Все девушки были слишком напуганы, чтобы говорить или кого-то узнавать. Для обезумевшей от кровавых развлечений толпы юные девушки представлялись очередным мясом. Инквизиторы готовились покинуть «очищенный Сентфор», чтобы присмотреть за соседним городком, где по слухам участились случаи ведьмовства.

«Они же совсем девочки!» — переводила Мария возмущённый взгляд с напуганных туземок на жуткие взгляды местных колонистов.

Статус и семейное положение не имели никакого значения. Красивые юные инну не являлись людьми для белых. Никто не защитит малышек. Они не смогут попросить помощи. Им некуда бежать. Родные племена истреблены, а Ирокезы сделают что-то не менее страшное. Перед глазами рыжей ведьмы встал манор, ставший тюрьмой с изощрёнными мучителями. В лице каждой девочки она видела себя. Но теперь рядом не было Хельги, которая могла всего лишь попросить, и девочки в тот же миг обрели бы свободу.

Надеясь, что девочки сквозь страх всё же поймут её, Мария попыталась жестами успокоить их обещанием помочь. Увы, поняла её слова только девочка с подаренным ожерельем, остальные только косились в ужасе. Вцепившись клещом в руку Терезы, Мария потащила её к преподобной сестре, чтобы слёзно вымаливать христианскую добродетель. Покрестить дикарок, дать им новые имена, позволить обучиться слову Божию, но не превращать в животных, которых начнёт сношать любой желающий под покровом ночи, пока все праведники спят. Слёзные просьбы послушниц, истово молящихся и работающих наравне со всеми женщинами монастыря и госпиталя, тронули женщину. Дав им обещание убедить нужных людей, она отправила сестёр с богом.

— С ума сошла? — шепнула Тереза. — Думаешь, они не сгинут в стенах монастыря?

— В монастыре мы сможем за ними присмотреть, а потом… придумаем что-нибудь! — неуверенно прошептала Мария, вспоминая затравленные взгляды девочек с содроганием.

Так на неё смотрели совсем юные служанки. Только-только набранные из крестьян девочки. Она собиралась обучить их. Но те люди… не люди, животные! То, что они делали с её девочками, которых она обещала оберегать. Девочки не дожили до спасения. Одна после очередного «личного разговора» уже не вернулась живой. Остальные предпочли умереть.

— Хельги больше нет, наши слова ничего не стоят! И силы, когда вернутся, будут совсем не теми! — зашептала Тереза. — Я понимаю, чего ты хочешь Мария. Без Верховной мы бы все давно погибли какой бы мрачной её фигура ни была. Вспомни, с момента появления Клаудии началась эпоха охоты. На костре пока закончила свою жизнь одна из нас, но если мы не будем осторожными, то сгинем следом за ней!

— Знаю, — заплакала девушка, уткнувшись в плечо сестры, — я так устала, Тереза, так устала от этого бесконечного бега. Домов больше нет, наших семей тоже, даже инну сгинули. А без Хельги вернулся этот ядовитый страх! Что нам делать? Нам нужен круг?

— Нам нужно дождаться завтра. Спасти этих девочек… — гладила её по голове Тереза, но нужные слова не подбирались.

— Эти сукины дети должны заплатить за то, что творят!

— Тихо! — испугалась провидица. — Они ещё в Сентфоре! Ни слова, пока Джеймс здесь! Как уйдут…

— Они вернутся! — прошипела Мария. — Всегда возвращаются!

Ночь прошла в тревогах. Впервые на памяти Клаудии, шесть ведьм были заодно. Настроение Марии передалось всем. Стихли страшные откровения о грехах Хельги, которые она застала по пробуждении после ночи казни. Теперь перед шестью ведьмами, не объединёнными в круг, который усиливал каждую из них обоюдной связью, выстраивалось мрачное будущее. Вокруг сгустился мрак. Жизнь в прятках от любого события, что может привлечь к ним внимание, рассыпалась прахом вместе с Верховной.

— Они должны за всё ответить! — прошептала Клаудия, когда монастырь погрузился в темноту ночи.

— Нельзя казнить всех… и ошибаться нельзя! — погладила её по голове Тереза. — Инквизиторы…

Утром инквизиторы покинули Сентфор. Провожал их весь городок. Без принуждения. Убедиться в том, что палачи точно покинули их, хотел каждый житель. Далеко не всем нравилось смотреть, как немногочисленных соседей, друзей и родственников убивают. Никто не хотел оказаться наутро следующим. Сегодня горит сосед, завтра вешают тебя. Суды лишь подтверждают обвинение. Тюрьма заполняется ненадолго. К запаху гниющей плоти не выходило привыкнуть, как и к запаху горящей человечины, чем-то напоминающей свинину. Тела старались побыстрее схоронить в общей яме в лесу и забыть обо всём. Жить дальше без ведьм и инквизиторов.

Преподобная настоятельница монастыря, взяв на подмогу приходского священника, направилась к городскому управлению, чтобы во всех смыслах спасти девочек инну. Мария, нервно сжимала кулаки, вспоминая то глаза самих девочек, то глаза своих служанок. Память заставляла сжиматься от ужаса. Хельга, какой ужасной ни была, не позволяла им возвращаться к былому даже в воспоминаниях и невольно уберегала от ужасных картин прошлого. Однако прошлое дождалось своего часа и начало сводить с ума. Казалось, только лояльная к Верховной Клаудия держится лучше остальных. С удивлением Мария даже мысленно назвала травницу не самым худшим лидером.

Девочек держали взаперти в пустой зимней конюшне, словно животных. Посаженные на цепь, завершающуюся кандалами. От увиденного в конюшне, преподобной подурнело, и она вышла на воздух. Перепуганная её видом Мария, потеряв остатки благоразумия, бросилась в конюшню и остолбенела от увиденного. Они опоздали. Добрые жители Сентфора воспользовались темнотой и безнаказанностью ночи, чтобы поиздеваться над девочками.

Словно в удушающем кошмаре прошлого, Мария смотрела в остекленевшие глаза неподвижных тел. Она уже видела эту картину тогда давным-давно, ей не требовалось гадать, что именно творили ночью мужчины. Не нужно было смотреть на кровоподтёки, гематомы, различные раны и запёкшуюся кровь на худеньких бёдрах. Слёзы катились по щекам без остановки, но ведьма не издала ни звука. Крик только рождался в груди. Крик, который положит конец их пряткам. Крик, начавшийся до завтрака, завершится на закате, когда шесть недобитых ведьм сожгут на костре. Неумолимой волной он поднимался всё выше, когда судорожный всхлип заставил Марию на время забыть обо всём. Одна девочка пережила страшную ночь.

Забыв себя, ведьма метнулась к ней, крича на ходу всем, кто услышит, чтобы несчастную освободили от оков. Совершенно голая, избитая, измученная, но совершенно точно живая девочка. Единственная, прислушавшаяся к Марии. Возможно, вера в слова талисмана их племени удержала её в мире живых. Возможно, ожерелье Терезы, так и не сорванное с длинной шеи. Однако стоило ведьме посмотреть в глаза девочки, как всё встало на свои места. Просыпающаяся после отказа от «мятного чая» сила мгновенно почувствовала родственную энергию. В то утро Мария плакала так, словно все девочки были её детьми. Она заставила приходского священника вспомнить все самые главные слова писания и, повторяя «возлюби ближнего своего», похоронить инну по-человечески.

В полдень отмытую девочку крестили. Под именем Грейс она попала в руки Марии, коршуном отгоняющей от девочки всех. Преподобная попыталась робко напомнить рыжей ведьме, что та сама ещё только послушница, однако встретилась с яростью последней и пожелала удачи в обучении юной Грейс английскому.

«Я никому не дам тебя в обиду! — показала жестами Мария, когда семь ведьм оказались в безопасности темной кельи. — Мы с сёстрами защитим тебя!»

«Мне очень страшно! Там, ночью, случилось что-то странное, когда те люди мучили нас!» — боязливо и не с первой попытки ответила девушка.

— Они должны заплатить за то, что сделали! — рыкнула Клаудия. — Все виновные должны заплатить за свои злодеяния! Инквизиторы ушли, но им мало! Эти стервятники не успокоятся!

— Как мы отделим зёрна от плевел, ты подумала? — поинтересовалась Тереза, жестами передавая слова травницы Грейс.

— Да будь они все прокляты! — выдохнула в гневе Мария. — Все до единого, кто посмеет снова совершить подобные злодеяния!

— Проклятие для всех, кто посмеет навредить нам? — удивилась Хелена, впервые за долгое время возвращаясь в реальность. Печальные события всё дальше увлекали медиума к Иным, общение с которыми заменяло жизнь среди людей.

— Но… хватит ли у нас сил? — засомневалась Астрид. Поймав огонёк ярости в глазах травницы, она спокойно ответила: — Сукины дети должны ответить и здесь, и в аду! Но такое проклятие не продержится долго!

— Замкнём круг, и, пока сила будет бушевать в нас штормовой волной, мы сможем сделать кару для них вечной! — вскочила Мария, но мгновенно снова опустилась к напуганной Грейс, объясняя жестами, что никто не злится на неё или её подруг по несчастью.

«Я боюсь, что они вернутся и сделают с вами страшное!» — ответила девочка.

«То, что с тобой случилось, больше не повторится! Ты теперь одна из нас, девочка! Ты тоже талисман!» — объяснила ей Тереза, пока Мария ласково гладила девочку по волосам.

«Не хочу быть талисманом! Хочу быть дурным знаком для них!» — слёзы брызнули из тёмных ореховых глаз Грейс, до этого держащейся без видимых эмоций.

Страх отступил только когда она полностью ощутила, что находится рядом с понимающими людьми. Девочка, ранее не знавшая тёмных мыслей и желаний, смогла выразить простое, но такое понятное стремление — возмездие.

— Грейс — ведьма? — одними губами спросила Клаудия.

Получив утвердительный ответ, она едва не потеряла дар речи. Голова кружилась от обилия мыслей. Об этом ей говорила Хельга! Время пришло. Судьбоносный момент пришёл, чтобы испытать её на прочность ибо вместо холодной головы будущей Верховной, она представляла собой разгневанную ведьму. Одну из самых яростных, но всё же не возвышающуюся над ними. Равная. А должна стать среди старших самой первой. Она должна кипеть яростью, но руками её станут сёстры. Она должна разжечь их и вести вперёд, показав, что готова взять на себя лидерство, а иначе? Мария? Тереза? Патрисия? Часы бьют судьбоносное время. Пора стать Верховной.

— Мы замкнём круг, сёстры! Молодая луна ждёт нас, и к нужному моменту мы не должны опоздать! — решительно произнесла она, старательно сжимая внутри все свои чувства. Слова Верховной стучали в ушах. Обмануть её ожидания, разочаровать даже её прах казалось самым страшным преступлением. — Пусть проклятие падёт на всякого, кто посмеет причинить вред ведьме! Да будет так!

— Пусть не знает оно времени и не утихнет даже через столетия! — кивнула Мария и поднялась на ноги. Клаудии даже не требовалось разжигать ещё больше её ярость. — Да будет так!

— Пусть не ведает жалости к виноватым, но обходит стороною невиновных! — процедила Патрисия, являя тщательно скрываемую спокойствием бурю чувств. — Да будет так!

— Пусть воздаст оно ровно по всем грехам каждому! Да пройдёт оно в их души и покарает самой страшной казнью! — прошипела Астрид, укрепляя их уверенность в будущем свершении. — Да будет так!

— Пусть не ведают они покоя ни в жизни, ни во смерти. Пусть лишатся покоя, покуда не рухнут на них небеса! Пусть приумножается проклятие с ненавистью человеческой! — не выдержала Тереза. Даже без силы круга её связь с сёстрами оставалась крепкой. Ночью в келье разливалась ядовитая жажда мести, отравляя всех женщин без шанса на здравый смысл. — Да будет так!

— Пусть ненависть человеческая падет на людскую безжалостную натуру! Пусть возрастёт она и не позволит забыть! Пусть напоминает! Пусть не утихнет в веках! Пусть станет человек страшнейшим из Иных и несёт ужас! — яд жажды мести отравил даже флегматичную Хелену, заставив дать проклятью финальное послевкусие. — Да будет так!

«Пусть никто не уйдёт без расплаты! — присоединилась Грейс, почувствовавшая без знания общего языка слова, прогремевшие в маленькой темной келье. — Да будет так!»

И освежёванных животных положат так, чтобы вышел круг, дабы замкнуть всю темную силу. И в центре оставят волчье тело с человеческим разумом и глазами — как символ безжалостной людской натуры. Да ответят же народу за их деяния, в наказание, в напоминание. Да будет кара витать в воздухе, пока не найдет своё пристанище.

Примечания:

Эстетика к главе — https://vk.com/photo97211035_457244622

Как бы человек ни хвастался, его печальная участь в том, что он не может выбрать момент своего триумфа.Он может выбрать лишь то, как он поведёт себя, когда получит вызов судьбы, надеясь, что у него хватит мужества, чтобы этот вызов принять.

Павшее на Сентфор проклятие ощущалось тяжёлой низкой грозовой тучей для всех Иных. Даже постоянные собеседники Хелены предпочли держаться от города на расстоянии, хоть им оно не вредило. Высказанное в момент ярости и отчаяния, когда семь ведьм замкнули круг, превратившись в постоянный ковен, оно уже после озвучивания сорвалось в собственную жизнь и больше не подчинялось никому, даже ведьмам, его создавшим. Впрочем, ни одной ведьме оно никогда не навредило бы, чего нельзя сказать об остальных, особенно об охотниках на ведьм.

Проявление такой необузданной мощи мгновенно привлекло внимание всех инквизиторов, находящихся недалеко, однако ни один не рискнул вернуться в Сентфор. Висящее над городом проклятие мог почувствовать каждый Иной, но для охотников на ведьм сообщение оставалось однозначным — никакой пощады. Кара многократно превзойдёт нанесённый ущерб.

Самые сильные инквизиторы, возглавляемые Джеймсом, всё же рискнули войти в город. К моменту, когда они всё же решились переступить его границы, Сентфор заполонили все ведьмы, уцелевшие в салемской охоте, подтянувшиеся под защиту проклятия. Даже угнетающая атмосфера Сентфора была лучше, чем костёр. А «мятный чай» позволял оставаться незаметными для всех инквизиторов, рискнувших сунуть свой нос в город. Джеймс скрипел зубами, но ничего не мог поделать. Чёрную метку проклятия снять не мог уже никто.

Клаудия ощущала неведомый ранее подъём. Слова Хельги пестрили красками. Она права была абсолютно во всём. С ощущением власти не могло сравниться ничто. Она чувствовала каждую из шести сестёр. Самой себе она казалась пауком, а они были её лапками. Они будут подчинять её воле. Не нужно даже приказывать вслух, они просто сделают и даже не поймут, что приказ исходил от неё. Хельгу эта власть многократно усиляла, позволяя управлять и ведьмами, и людьми, но Клаудия ощущала себя счастливицей, отобравшей у судьбы целых два подарка вместо одного. Контроль, власть и её любимые травы.

Впрочем, Клаудия, как и Хельга до неё, была абсолютно равнодушна ко всем действиям городского управления по отношению к жителям Сентфора. Пока по проклятой земле безнаказанно бродили ведьмы, никем не замеченные, люди могли клеймовать других людей и обвинять в любых грехах.

Глядя на праздник наказаний, вызывающий у толпы безумный восторг, Клаудия искренне улыбалась. Всё неважно. Её помыслы занимал новый эксперимент. Новая книга с записями, взамен завершённых, уже пестрела описанием множества попыток сделать совершенство — новый Чёрный Морозник, способный не только накапливать Древнюю Магию, но и не вредить в ответ ведьмам. Увы, немалое количество экспериментов завершалось провалом. Патриссия помогала по мере сил, уверенная, что безопасный Морозник должен будет помочь многим, однако их труды не достигали успеха и на малую долю. Даже посильная помощь других сестёр со своим опытом не проливала свет на тьму вопроса — а может ли существовать безопасный цветок, дарующий силу, или его яд всегда будет уравновешивающей расплатой для каждого?

Павшее проклятие повлияло на сестёр по-разному. Астрид чувствовала полную свободу и играла с погодой как дитя. Вскоре даже самые старые жители города стали считать, что капризная погода всегда была в их Сентфоре. Постоянство ведьму не радовало, и она высвобождала все свои силы с диким восторгом. Хелена, лишённая постоянного общения с Иными, помогала Марии научить Грейс всему для выживания в новом мире, когда не сбегала подальше от города, чтобы поговорить с Живущими в Лесу. Для рыжеволосой ведьмы Грейс стала обретённым ребенком, которого она опекала с яростью матери-медведицы. Юная Грейс не пугалась их совместных прогулок с животными и постепенно раскрывала в себе талант к манипулированию человеческим разумом. Совершенно непохожая на Хельгу, она создавала иллюзии, в которые любой человек верил безоговорочно.

Тереза, глядя, как ковен вольно-невольно запер себя в границах города, в котором они могли «играть в прятки» с инквизиторами, замыкалась в себе и старалась проводить время в одиночестве, подальше от всех. Даже без явной необходимости она пила «мятный чай» и покидала Сентфор, чтобы бродить по окрестностям.

Воскресным утром всех жителей сумрачного города собрали на площади, чтобы наказать несчастного парня, посмевшего прикоснуться к девушке до венчания. Колодки и удары плетьми. Тереза со смесью ужаса и отвращения смотрела на порку, прежде чем перевела взгляд на Клаудию. Увиденное потрясло её не меньше, чем любая казнь. Травнице не просто не было дела до страданий невиновного парня — она получала удовольствие, глядя, как молодого человека наказывают.

— А как же «возлюби ближнего своего»? — громом пронесся над толпой сильный голос, заглушивший даже отчаянные крики наказываемого «преступника».

— Кто посмел это сказать?! — взревел лидер городского управления, упивающийся своей властью не меньше, чем Клаудия.

— Иисус Христос! — прилетел не менее громкий и дерзкий ответ. — Слышали о таком? Или уже забыли?

Вместе с несколькими, чуть менее напуганными авторитетом власть имущих, горожанами Тереза повернулась на голос наглеца. Громкий бесстрашный глас принадлежал высокому крепко сложенному мужчине, не опускающему свой взгляд ни на секунду. Напротив, подбородок его всегда был вздёрнут чуть вверх, будто в готовности отразить любое нападение или напасть самому. Насмешка делала его волевое лицо почти привлекательным. Даже наличие шрамов от когтей животных, проглядывающих в колючей бороде, его ничуть не портило. Ехидный взгляд упал на лицо Терезы, и ведьма внезапно осознала, что только она продолжает смотреть на лицо смутьяна, а он беззастенчиво рассматривает её. Провидица густо покраснела и поспешила перевести взгляд в сторону.

— Каков наглец, — хмыкнула Клаудия, когда они возвращались в монастырь, ставший за считанные дни обителью ведьм. — Жаль, его не наказали за дерзость. Воскресный день стал бы только лучше.

Послушницы и монахини из числа людей «внезапно» предпочли отправиться в монастырь другой колонии. В Сентфоре остались только те, кто нравился сёстрам. Мать настоятельница осталась прежней. Главенство в госпитале взяла Патриссия, а все пригодные земли обросли травами новой Верховной, одержимой выведением лучшего Морозника.

— Я не испытываю радости от пыток, дорогая сестра, — прохладно ответила Тереза, раздумывая о ещё одной порции «мятного чая» и побега из города на день.

— Не спеши отстраняться, милая сестрица, — вкрадчиво проговорила Клаудия, — я хочу поделиться своей радостью. Моими маленькими успехами.

— Неужели совершенный Морозник дал всходы?

— Однажды даст, — с терпеливой улыбкой ответила травница, в чьи рыжие волосы начали вторгаться серебряные пряди, а небесно-голубые глаза тронула серая дымка. — Я вывела новый цветок. Внешне похож на одуванчик. Его можно добавить в любое зелье, и оно не изменит свои свойства. Однако если зелье с моим новым цветочком выпьет ведьма, то зелье на неё не подействует.

— Интересно, — остановилась Тереза, взвешивая важность открытия.

В руках травницы оказался лёгкий и безопасный способ находить нераскрытых юных ведьм. Даже под носом инквизиторов и любой охоты на ведьм. Никто не поймёт, что произошло, пока не станет слишком поздно. С другой стороны, после возвышения до Верховной, Клаудия начала меняться, и эти изменения Терезу пугали. Казалось, в травницу вселилось худшее от Хельги и примешалось к её тяге экспериментировать. Если раньше она позволяла себе невинные эксперименты над людьми, призванные найти более эффективное лекарство от хвори, то теперь на очереди встали ведьмы. Клаудия была невероятно рада видеть в Сентфоре как можно больше других сестёр, и это пугало ещё больше. Провидица видела в этом гостеприимстве по-настоящему страшные последствия.

«Для выведения безопасного морозника тоже нужны жертвы. Кто-то выживет, а кто-то нет! Или новые сёстры для пополнения ковена, если кто-то из нас «внезапно» умрёт?»

Проклятый город угнетал намного меньше, чем Клаудия. От Верховной хотелось бежать со всех ног, однако круг замкнут, и только смерть освободит от этой связи. К счастью, Верховная слишком замкнулась на своих экспериментах и не ограничивала сестёр в передвижении. Сбежать от круга не сможет ни одна.

После воскресной службы, Тереза покинула Сентфор, за границами города дышалось намного легче. После «мятного чая» немного кружилась голова, как после крепкого вина, но больше всего пьянило отсутствие тяжёлого давления проклятия. Даже на кладбище для самоубийц, нехристей и прочих бедолаг, впавших в немилость, она чувствовала себя окрылённой.

На одном из своих любимых мест, рядом с горной рекой, не стихающей даже в крепкие морозы, она расположилась на камнях с книгой. Запас интересного чтива, в сравнении с библиотекой в Дижоне, был скудным, но лучше, чем ничего.

— Неужели в этом отсталом городе женщинам позволяют читать, не обвинив в ведьмовстве? — услышала она знакомый насмешливый голос.

Тереза подняла взгляд. Незаметно к ней, ведьме-провидице, подкрался утренний наглец и беззастенчиво разглядывал её. Увидев, что Тереза сверлит его недовольным взглядом, визитёр совершенно не смутился, лишь шире улыбнулся, продемонстрировав на удивление здоровые зубы. Вблизи стало понятно, что незнакомец на лицо молод и привлекателен. Образ портили отросшие нечёсаные волосы и колючая борода. Зато медовые глаза завораживали. Отражающийся в них свет гипнотизировал и увлекал, заставляя забыть обо всём на свете.

— В любом случае, мы не в городе, — пробормотала она, вновь утыкаясь в книгу.

— Ты не одобряешь происходящее в городе, — утвердительно заявил он, — но почему-то его не покидаешь!

— Я хочу почитать, если вы не против, мистер…

— Можешь меня звать Джонатан, красавица! — улыбнулся он.

— Я прошу вас оставить меня в покое, мистер Джонатан, — терпеливо пропела Тереза, стараясь дружелюбно улыбнуться, — нам с книгой нужны тишина и пространство!

Ведьма опустила взгляд на чёрные строки и постаралась забыть о существовании этого… Джонатана, появившегося словно наказание за её бездействие. Она чувствовала его взгляд на себе. Чувствовала, что он не ушёл, хоть после её слов, шелест листвы убеждал в обратном. Один его взгляд раздражал. Заставлял испытывать странные чувства. Она… завидовала? Незнакомец просто явился на площадь и парой колких фраз заставил толпу зашевелиться. Провидица не смогла бы добиться подобного успеха и длинной выразительной речью. Строки прыгали перед глазами, а мятежные мысли возвращались к насмешливому взгляду. Чтение не шло. К счастью, его всегда можно было заменить прогулкой.

На следующий день её и книгу ожидал сюрприз. На облюбованном месте для чтения покоился маленький букетик лесных фиалок. Неожиданный намёк на проявление личного интереса.

«Да что он себе позволяет?» — гневно фыркнула Тереза и почти позволила себе по-детски выбросить цветы на землю, но в последний момент смилостивилась и оставила маленький знак внимания.

Впрочем, до конца дня у провидицы язык чесался от колкостей, которые она приготовила для Джонатана. Но хитрец так и не показался. Фиалки она забрала с собой.

В госпитале Клаудия испытывала на заболевших результаты своих экспериментов на цветах. В её талантливых руках к солнцу тянулись травы с удивительными свойствами, способные спасать жизни и изгонять любую хворь, но травница тешила свою одержимость морозником. Вновь и вновь она взывала к непослушному цветку, чтобы родился таким, как ей нужно, однако вместо него проклятая земля Сентфора дарила новые травы или ещё более ядовитые цветы. Свои записи о мире и существах, его населяющих, она давно перестала вести, забросив написанные своей рукой книги в тёмный угол кельи.

— Не знала, что ты любишь фиалки! — удивилась Клаудия, слишком увлечённая очередным витком своих экспериментов над цветами, чтобы заметить, как покраснела Тереза.

Глупый букетик получил своё место у окна, а Тереза начала терять покой. Джонатан появлялся в Сентфоре часто, продавая свою добычу мясникам, но обязательно находил время, чтобы подорвать авторитет лидера городского управления очередной цитатой Евангелия, а затем встретиться глазами с Терезой и обязательно подмигнуть ей так, чтобы щеки провидицы надолго окрасились в алый.

Очередная попытка инквизиторов проверить проклятый город вдоль и поперёк заставила всех ведьм затаиться. Кроме Терезы. Её постоянное распитие «мятного чая» сделало не только непроницаемой для противника, но и уверенной в общении с ними. Бесстрашный взгляд ведьмы обманчиво убеждал каждого, что женщине нечего скрывать. А скрывать было что, особенно от Клаудии.

— Почему ты остаёшься в этом городе? — вместо приветствия объявился рядом с ней охотник. Беззвучно, словно сам обладал какими-то магическими способностями. — Ты не стала монахиней, и супруга у тебя тоже нет!

— Не слишком вежливо так появляться! — фыркнула провидица, стиснув пальцы на обложке книги. Впрочем, уже по привычке.

Джонатан не умел приближаться к ней иначе. Только как к пугливому лесному зверьку, который убежит, едва услышав треск веток под подошвами.

— А скрывать своё имя от того, кто уже представился, разве вежливо? — парировал Джонатан.

— Моё имя Тереза, и у меня был супруг, — выпалила она, сама не зная почему. От невозможности сохранять молчаливое спокойствие она злилась только больше.

— О, — протянул он чуть мягче, но насмешливый взгляд всё также нагло скользил по холеному лицу, — давно было? Ты не носишь траур! И не надеваешь монашеское… одеяние.

— Я свой выбор сделала, мистер Джонатан, я теперь прошу оставить…

— Тебе понравились цветы? — прервал он её.

— Спасибо за букет, — чопорно кивнула она, поднимаясь на ноги, — но больше мне подарков не нужно дарить!

Решив немного привести чувства в равновесие, она направилась в Сентфор длинной дорогой через лес, чтобы не видеть лишний раз горящий дьявольскими углями взгляд Клаудии. Роль Верховной быстро исказила милые черты наивной девочки, желающей всего лишь найти своё место в мире.

«А, может, она искала именно то место, что сейчас заняла? А мы и не замечали?»

— Тереза, — окликнул её Джонатан и протянул букет сорванных на ходу диких роз, — эти цветы тебе больше нравятся, чем фиалки?

В момент вручения подарка медовые глаза не источали вечную насмешку. Напротив, перед древней ведьмой стоял мальчишка, желающий вызвать её интерес к себе, но не знающий, как подступиться. Было в его по-медвежьи неуклюжих попытках привлечь внимание что-то трогательное. Впервые без раздражения, провидица протянула руку, чтобы забрать подарок. Белые цветы алели капельками крови, измаравшими их первозданный цвет. Коварные розы смогли расцарапать даже грубые руки охотника.

— У тебя кровь! — нахмурилась она, касаясь его руки, чтобы посмотреть, насколько серьёзно поранился беспечный смутьян. Джонатан, в свою очередь, сиял от такой внезапной заботы, словно полуденное солнце.

— Всего лишь требовалось немного оцарапаться, чтобы заслужить прикосновение! — с довольным видом заявил он. Тереза лишь терпеливо выдохнула, вынимая из свежих ран шипы. — Если такова цена, то скажи, сколько крови мне пролить в твою честь, чтобы заслужить один поцелуй?

Головки окровавленных роз дрогнули в гневно дёрнувшихся руках провидицы. На языке вертелось столько жестоких слов, чтобы раз и навсегда растоптать наглеца и отвадить его от себя. А по возвращении можно произнести заговор на скорую руку, и охотник навсегда забудет дорогу к ней и даже её лицо. И больше никакого вторжения в её спокойствие. Никаких цветов. Никакого Джонатана.

— Сбрейте свою уродливую бороду, мистер Джонатан, — произнесла она вместо этого, поднесла букет к лицу и вдохнула аромат диких роз. — Розы мне нравятся больше фиалок. Спасибо.

Охотник, поражённо глядя на неё, сделал шаг назад, касаясь пальцами своей клочковатой бороды. Казалось, в этот раз слова достигли цели, и ему было бы проще пролить ради Терезы кровь, но не лишаться бороды. Глядя на эту мальчишескую растерянность, ведьма вдруг улыбнулась открыто и искренне, хоть и с толикой жалости. Проскользнувший сквозь листву солнечный луч запутался в чёрных кудрях, которые ведьма всегда освобождала из пуританских причёсок, оказавшись вне проклятого города. Бледное лицо в рассеянном свете казалось сияющим, словно полная луна, а вишнёвые глаза — ещё более пленительными. Нахальному охотнику хватило одного лишь взгляда, чтобы пропасть навсегда.

Осознание катастрофы сравнимо с влюблённостью. Первая волна проходит незаметной. Слишком уж сильна привязанность к прошлому, что нет сил осознать подступающие изменения. Чуть позже кажется, что изменения слишком незначительны, чтобы обращать на них внимание. Вот-вот пройдет, и всё станет так, как было прежде. Увлечённость сегодняшним днём не позволяет мыслить трезво и оценить приближение точки невозврата. С каждым днём все дальше и дальше, пока движение к конечной точке не превратится в падение, которое уже невозможно остановить или задержать. И всё же влюблённость намного приятнее катастрофы.

Зачастившие в Сентфор инквизиторы вынудили ведьм пить всё больше «мятного чая». Под сенью довлеющего проклятия никто из них не заметил, что мир неумолимо начал меняться. Иные стали появляться всё реже, а демоны спешили вернуться в Рукав. Но откуда ведьмам было знать, если проклятого города все сторонились. Часы, когда магия больше не согревала одним лишь своим существованием, стали появляться всё чаще. Сначала лишь небольшая слабость в полдень, которая быстро проходила, и её далеко не все замечали, но один час в день быстро превратился в два, затем в четыре, и вот былая сила в своём неизменном виде ощущалась исключительно после заката и до рассвета. Падение началось.

✸✸✸

Новая книга щекотала ноздри запахом страниц. В Сентфоре власть Клаудии ограничивалась исключительно волей городского управления, что давило на плечи не слабее тяжелого взгляда инквизитора. Все ведьмы ковена уже по традиции разбегались кто куда сразу после утренней службы в церкви. Однако прибывающие ведьмы смотрели Верховной в рот и впитывали каждое её слово. Несколько наивных девушек добровольно пожелали помогать ей в выведении нового морозника. Умирали они страшно. Намного быстрее и мучительнее, чем Хельга.

Воскресная служба, попытка улыбнуться в лицо одержимой своими экспериментами Клаудии, связь с которой разорвать может только смерть, и побег из города с книгой, чтобы хотя бы на несколько часов отрешиться от проклятого города. «Мятный чай» давно стал утренним напитком. Без способности предвидеть все горестные события спать стало легче, да и каждая встреча с Джонатаном становилась сюрпризом. Порой он просто не приходил. После требования сбрить бороду прошло несколько дней. Сам охотник не появлялся. Зато Терезу неизменно ожидали маленькие букетики диких роз на её любимом месте.

Половина книги прочитана. В этот день дикие розы её не дожидались. Провидица поймала себя на беспокойстве. К неловким ухаживаниям охотника она успела неожиданно для себя привыкнуть. Букетики в качестве подарка, неумелые предложения сопровождать её во время прогулки и с каждым разом все более личные вопросы, с помощью которых Джонатан пытался узнать что-то новое про Терезу. Брошенная фраза про мужа не забылась. Осторожно провидица всё же рассказала про замужество за военным, их двух детей, нападение на дом неприятеля и, как следствие, смерть супруга с детьми. Год, страну и народ она намеренно не называла, стараясь говорить настолько общими словами, насколько это возможно. Знакомый с военным ремеслом и его последствиями лично Джонатан понимающе кивал и не спрашивал о деталях.

Время близилось к полудню, когда Тереза начала заметно нервничать. Охотник не пришёл. Возможно, отправился на охоту к дальним землям. Возможно, его оскорбили слова про бороду. Возможно, интерес к Терезе прошёл также резко, как и появился. Или его язвительные речи довели до беды.

«В любом случае, он всего лишь человек! — стряхнула с себя наваждение Тереза и поднялась на ноги, поправляя платье. — Сколько лет он проживёт?»

Девушка набросила на плечи мантию и направилась к опушке леса. До нежеланного возвращения в проклятый город ещё оставалось время, которое можно потратить на блуждание среди деревьев. Тяжёлой волной на плечи Терезы упало осознание, что нахальный охотник каждый раз отвлекал её от тяжёлых мыслей относительно будущего. Новый ковен оказался ошибкой. Проклятие стало ещё большей ошибкой. Они получили свободу от Хельги. От них требовалось лишь вспомнить, кем были до сковавшего их круга, и уйти каждая в свою сторону. Наконец-то жить. Может недолго, но свободно, а возможно даже счастливо.

«А мы стянули на своей шее удавку ещё сильнее!» — тяжело выдохнула провидица.

— Я надеюсь, что ты так страдаешь из-за меня! — услышала она насмешливый голос, мгновенно растворивший её скорбь поднявшейся волной привычного возмущения. Наглецу хотелось сказать столько колкостей, сколько уместится в дыхании.

Тереза повернулась на голос. Вишнёвые глаза хищно сверкнули. Охотнику следовало бы бояться встреченной на лесной опушке ведьмы. Однако слова застряли в горле. Тот, кто стоял перед ней, казался совершенно незнакомым. Под клочковатой бородой, напоминающей пересохший колючий куст, обнаружилось привлекательное мужественное лицо. Джонатан не только сбрил бороду, но и подрезал патлы, в которые превратились его волосы. Без своего одичавшего облика он выглядел намного моложе, хотя явно чувствовал себя неуютно в «цивилизованной шкуре».

— Джонатан? — удивленно выдохнула она.

— В лесу одной ходить опасно! — продолжил он с усмешкой, которая теперь была не только наглой, но и привлекательной. — Могут напасть, ограбить или украсть что-то ценное!

— У меня нечего красть, мистер Охотник, — с долей снисхождения улыбнулась ведьма.

— Почему же нет? — удивился он, встав непозволительно близко для пуританского общества. — Можно украсть поцелуй!

Без предупреждения он грубо смял её губы, требуя плату за свою бороду немедленно. Даже поцелуем это нападение было трудно назвать. Скорее попытка дикого животного подражать человеку. Терезе оставалось лишь гневно фыркнуть и со всей своей силы оттолкнуть от себя наглеца, прожигающего её обиженным взглядом.

— Вы не медведь, мистер Джонатан! — гневно процедила она, угрожающе надвигаясь на него. Охотник, опешив, невольно начал отступать назад. — А мои губы — не улей со злыми пчёлами! Девушек так не целуют!

Пораженный взгляд мужчины стал по-мальчишески виноватым, будто пастор поймал его за руку на мелком воровстве. Женщина отчитывала его не за наглость. Женщина отчитывала его за неумелость. От её слов он чувствовал себя по-настоящему неуютно. Однако его смущение вызвало у неё ещё одну снисходительную улыбку.

— Не двигайся! — приказала она, приближаясь к нему так близко, что пуританские дамы уже крестились бы и краснели.

За подбородок она приблизила его лицо, улыбнувшись ещё шире, когда подушечки пальцев прошлись по линии его щек. Глядя в медовые глаза, она невольно вспомнила, как краснела сама от неумелой ласки, которую дарила своему мужу во время их первой ночи. Тогда и она не знала, как правильно целовать. Настала её очередь учить.

— Ты поймёшь, что нужно делать, — прошептала она в его губы, — я веду, а ты следуй!

Давно забытое чувство проснулось мгновенно, будто не спало вечным сном несколько столетий. Всё ощущалось как в первый раз. Трепет от первого прикосновения к шершавым горячим губам мужчины. Желание получить больше, чем лишь целомудренный поцелуй. Сладкий момент власти, когда он ещё не решается перехватить инициативу и послушно впитывает каждый момент, каждое движение её губ. С каждым мгновением всё настойчивее и смелее. И вот, когда их губы пришли к гармоничному танцу, дарующему блаженство, Тереза заставила Джонатана снова по-мальчишески робко замереть, когда к движениям губ присоединился её язык. Впрочем, Джонатан учился очень быстро, а уроки Терезы схватывал на лету.

Впервые с момента появления проклятия, Сентфор перестал казаться провидице таким уж плохим. Клаудия не замечала, как изменилось настроение Терезы, не замечала, что только ритуал, сковавший в кольцо ковен, держит подле неё сестёр. От открытого конфликта спасали слухи о салемской чистке и действиях инквизиторов во всех соседних городах. В любви или ненависти к своей Верховной, только вместе сёстры могли уцелеть и не отправиться на костёр. Сила ведьм Сентфора была весьма впечатляющей, однако мощная инквизиторская волна подавления могла раздавить даже армию. Джеймс и его свита всегда были рядом, а Клаудия, при всех её недостатках и фанатизме, умела сделать всё правильно ради выживания. Именно поэтому к ней тянулись даже посторонние ведьмы.

«Она и от самого Дьявола сбежит, если потребуется!» — глядя на неё, качала головой Тереза.

Мир неумолимо падал в пропасть. Слишком много событий отвлекало от этого падения. Опомнились они только тогда, когда стало слишком поздно. Однажды «мятный чай» просто не сработал. Но никто этого не заметил. Напротив, ведьмы посчитали, что свежая порция вышла слишком уж крепкой. Настолько крепкой, что многие пошатывались от слабости. У Терезы и Хелены так темнело в глазах, что одна предпочла провести весь день в келье, а другая была вынуждена использовать трость, чтобы вырваться из города к Джонатану. Тот день они провели без прогулок, оставшись на «своём» месте, скрытом от посторонних глаз глубоко в лесу.

Однако на следующий день слабость не ушла, а инквизиторы вынудили своим присутствием не прерывать приём чая. Слабость не отступала, как бы не пыталась Клаудия смягчить состав чая. Неожиданный побочный эффект заставил её зарыться в свои записи и работы Анабель, чтобы понять, что отравило всех ведьм Сентфора. Но, что хуже, инквизиторы начали чувствовать присутствие ведьм в городе. Зоркие глаза охотников на всё нечистое безошибочно ловили в толпе всех необычных женщин, и только проклятие земли не позволяло казнить их. Инквизиторы не были дураками. Однако кольцо границ города сомкнулось и начало давить.

Клаудия ночами билась над проблемой. Инквизиторы вновь покинули город, ведьмы прекратили приём «испорченного» чая, но слабость не исчезла. Тереза даже начала привыкать к своей «слепоте», когда Верховная всё же нашла ответ. Собрав на рассвете всех сестёр ковена, мрачная травница, чьи глаза все больше напоминали по-волчьи серо-жёлтые очи Хельги, долго молчала, прежде чем озвучить приговор.

— Сёстры, я собрала вас сегодня, чтобы открыть страшную истину. Наш «мятный чай», — она сделала глубокий вдох, оттягивая страшное признание, — давным-давно стал бесполезным.

Шесть пар глаз в воцарившейся тишине сверлили её с непониманием.

— Наша слабость возникла по причине угасания Древней Магии, сёстры. Я не знаю, как это произошло и почему, но она исчезала. По капле. Всё это время она незаметно исчезала. «Мятный чай» искажал наше восприятие, и мы не чувствовали, как изменяется всё. Здесь, в этом городе, я могу слышать дыхание Древней Магии, запечатанной в нашем проклятии. Невероятная мощь ковена, которая нам уже неподвластна. Только проклятие Сентфора и Чёрный Морозник всё ещё несут в себе её остатки. Но и Морозник годится теперь только растущий на земле, осквернённой проклятием. Мы… не отравлены и не больны! Мы — смертные.

Последние слова она выплёвывала в отвращении. Настолько отвратительной для неё стала открывшаяся истина. Снова подобна человеку. Сил не хватит даже для того, чтобы ускорить рост одуванчика. Тело вновь стало постыдно слабым, как в тот… тот отвратительный вечер. Воспоминания о собственной беспомощности отравляли сознание. От навалившейся жестокости мира хотелось бежать. Куда угодно, хоть на тот свет, но не прозябать, как слабая человеческая женщина. Однако даже «прозябание» судьбою не было обещано.

— Не знаю почему, но инквизиторы своих сил не лишились. Или лишились, но не всех. Они охотятся на нас. И теперь им ничто не мешает силой вытащить нас за границы города и сжечь на кострах, — горько завершила она.

— Инквизиторы… у них с Древней магией всё по-другому, — задумчиво пробормотала Патрис, — она при рождении дарует им все таланты. Их чутьё врожденное. Магия его лишь делает тоньше и сильнее. Однако этому Джеймсу хватит опыта переловить всех даже вслепую.

— Если явится, то и уважения от городского управления ему будет предостаточно, чтобы всех виновных выволокли в Салем на суд и казнь, — проговорила Мария, по-матерински прижимая к себе юную Грейс.

— Надо бежать? — неуверенно предложила самая младшая ведьма, выучившая английский под руководством Марии и Хелены.

— Он слеп лишь в Рукаве и в Городе Живом, — выдохнула Астрид, — но прежде чем отправляться в путь, надо знать, куда мы пойдём.

— Я боюсь, что больше не увижу Рукав, — всхлипнула Хелена, — если магия угасла, значит, с Рукавом тоже что-то произошло. Возможно, входа в мир демонов больше нет. Теперь мы сами по себе.

— Мы без сомнения сами по себе, сестрёнка, — выдохнула Мария, — но нам требуется знать, куда идти.

— Существует один ритуал. Если Чёрный Морозник способен накапливать в себе Древнюю Магию, то мы сможем его провести, чтобы найти Живой Город без ведьмы или путь в Рукав, — предложила Астрид.

Мир меняется вне зависимости от желания. Острова появляются и исчезают. Целые континенты могут измениться до неузнаваемости. Одно извержение вулкана способно уничтожить целый город. Кто в этом всём виноват? Может ли быть кто-то ответственен за это? Можно ли предотвратить катаклизмы, меняющие ход истории или единственное на что способны свидетели тех событий это учиться выживать в новых условиях.

Путь в Рукав ритуал не обнаружил, однако молодой сильный Город без ведьмы во главе действительно нашёлся. Единственный шанс на побег от инквизитора, который потерял лишь часть своих сил. Клаудия тоскливо оглядела свои записи. Множество томов, способных посоревноваться с библией по толщине. Кому они нужны? Для кого они с Хеленой составили полный перечень всех известных им Иных с портретами каждого? Для кого они описывали свои впечатления от посещения Рукава и описывали каждое оставшееся воспоминание во всех деталях? Перед Верховной лежало описание мира, который незаметно для всех исчез. Годы трудов, ставшие ничем. Стоило ли брать их с собой?

Клаудия выбрала только записи Анабель и свои наброски по экспериментам. Если Город позволит, она ещё найдёт способ заставить Морозник прижиться на новой земле и прорасти безвредным. Записи, ставшие бесполезными, она не стала сжигать. Лишь спрятала подальше в келье. Быть может, кто-то заинтересуется страшными сказками о прошлом, когда магия ещё была жива. Изменения, явившиеся так неумолимо, медленно и постепенно пришли навсегда, в этом сомнения не было. Клаудия чувствовала, что стала смертной женщиной, что возраст начал постепенно идти дальше к старости. Отныне она слабая как человек.

Сёстры готовились отправляться к Живому Городу немедленно, когда Тереза объявила, что уходит. Ледяным голосом она объявила, что присоединится к ним только через полгода или не присоединится никогда. Шесть пар глаз с удивлением смотрели уже на провидицу, как совсем недавно глазели на Верховную. Причину Тереза не назвала. На все вопросы она вместо ответа повторяла, что уйдёт и вернётся через полгода. Загадку разрешила Мария. Ведьма окинула сестру понимающим взглядом, шагнула к ней ближе и со знанием дела положила ладонь на живот провидицы.

— Когда ты успела?! — поражённо выдохнула она.

— Магия начала иссякать давно, думаю, ещё до смерти Хельги. Поэтому я так плохо видела грядущее. Но выдавливалась по капле, пока её не стало совсем. Возможно, мне хватило половины немощи, чтобы зачать ребёнка, — Тереза улыбнулась странной незнакомой Клаудии улыбкой и погладила сквозь ткани платья свой ещё плоский живот. Когда понимание дошло до каждой из сестёр, она повторила: — Я уйду на полгода. Я не хочу оказаться незамужней женщиной на сносях среди пуритан. Это закончится плохо для обоих. И я не пойду в Город!

— Почему? — удивилась Верховная.

— В Живом Городе дети не рождаются и не живут. Ребёнок умрёт, — пояснила Патрис, ощупывая живот сестры как лекарь с огромным опытом. — Через полгода ребёнок родится, и что тогда?

— Мой сын не умрёт нерождённым в Городе, — процедила Тереза, чувствуя, как по щеке побежала горячая слеза, — и не умрёт от руки инквизитора как сын ведьмы. Он будет жить. Со своим отцом.

— Да будет так! — развела руками Клаудия. Терять провидицу слишком опасно.

Драгоценный Морозник уже дополнял силу предсказания, а значит, мог сделать это ещё раз. Или даже много раз, чего не сказать о способностях других сестёр. С капризом Терезы пришлось считаться, чтобы не потерять возможно единственную ведьму, чьи силы ещё можно пробудить.

После утренней службы Тереза взяла с собой всё необходимое и постаралась одеться потеплее. Весна в Сентфоре выдалась промозглой. Без книг, без лишних вещей. Лишь небольшая сумка. Уверенно шагая по промёрзлой земле, она с улыбкой, от которой пуританки покраснели бы до кончиков пальцев, вспоминала. Зимой Джонатан показывал ей дорогу к охотничьему пристанищу, в котором прятался от бурь и ветров, чтобы сразу по оттепели вернуться на охоту. Домик был крохотным, вкопанным в землю. Очаг, лежбище и закуток для добычи. К тому времени они достаточно узнали друг друга, чтобы ведьма могла признаться себе в возникших чувствах.

Пристанище выглядело таким же грубым и неотёсанным, каким предстал в их первую встречу Джонатан. Только полутьма и огонь создавали образ скрытого в грубости чего-то искреннего и приятного. Всё случилось само собой. Сильный ветер загнал их под крышу. Разгоревшийся огонь в очаге не сразу смог обогреть, как бы они не тянули к нему руки. Джонатан очень быстро учился у Терезы и уже без подсказок знал, когда она хотела, чтобы поцелуи не прерывались, а откровенные прикосновения становились ещё откровеннее и ещё смелее.

Возможно, именно в тот день, в жарком переплетении тел, когда впервые за долгое время Тереза позволила себе быть беспечно счастливой, и зародилась жизнь в ничего не подозревающей уже бывшей ведьме. А возможно, это произошло в любой из последующих дней, когда не было никакого желания останавливаться на достигнутом и использовалась каждая свободная минута, чтобы познавать друг друга. Они всегда после долго лежали в жарких объятиях, не прекращая разговаривать. Рассказывать ту правду, которая имела значение.

Тереза снова улыбнулась искренней восторженной улыбкой, когда увидела охотника, как всегда ожидающего женщину, которой стал одержим с самого первого пересечения взглядов. Под её бдительным контролем он научился целовать её при встрече так нежно, чтобы ощущать ответный трепет. Но в этот раз всё было иначе. Вишнёвые глаза сияли, но казались одновременно и счастливыми, и печальными. Она ничего не сказала, лишь взяла его руку и поднесла к своему животу. Больше подсказок не потребовалось.

Секунда потребовалась, чтобы растерянный взгляд охотника превратился в безумно счастливый, а ноги Терезы оторвались от промерзшей земли.

— Мы уедем из этого города! — поспешно заявил он, когда выпустил Терезу из объятий. — И поженимся. Сразу…

— Я ведьма, — глядя ему в глаза, призналась она.

— А я не верю в ведьм!

Сам собой вспыхнул очень непростой разговор. Вереница разговоров. Он поверил. Но улыбка не сошла с лица охотника. Он лишь покрывал поцелуями лицо своей возлюбленной ведьмы и обещал, что всё будет хорошо.

Они снова шли вперёд. Всё дальше и дальше. Не с сёстрами, как привыкла Тереза. Только они двое. Она обернулась лишь однажды, чтобы посмотреть на проклятый город и не вспоминать о нём шесть подаренных судьбой месяцев. Провидица пообещала себе, что расскажет Джонатану всё о своём прошлом и объяснит, почему должна оставить ребёнка вместе с отцом и покинуть их навсегда. В пути требовалось подобрать правильные слова, чтобы охотник понял угрозу инквизиторов. Их слишком много, а людей на их стороне ещё больше.

Их сын должен жить. Однако с матерью-ведьмой это невозможно. Даже бывшей. Им уготовано ещё много открытий на последующие полгода. Терезе предстояло узнать, что у её избранника имеется солидное имущество от полуслепого отца-старика, всё ещё живого и крепкого, и что она невольно подтолкнула двух упрямцев помириться после многолетней ссоры. Старика-отца совершенно не интересовало происхождение внезапной невестки. Возвращение сына с женой и будущим внуком стало само по себе подарком, который получают без лишних вопросов и с огромной благодарностью. Тереза лишь порадовалась, что беременность пройдёт в большом доме, в котором жили и трудились на благо разрастающейся семьи несколько слуг. Ещё полгода на счастливую жизнь.

Жизнь меняется, и мы вместе с ней. Иногда надо вспоминать, каким ты был, чтобы понять, каким ты хочешь стать.

Он явился к дому Джонатана Хейла в сентябре. Дорогие одежды безо всяких слов говорили о благородном происхождении визитёра или не менее благородном покровителе. Седые волосы, седая борода и россыпь морщин на лице делали облик незваного гостя обманчиво добрым, однако Джонатан по одному только ястребиному взгляду понял, что инквизитор всё-таки нашёл их.

Тереза предупредила обо всём, что случится после её исчезновения. Выпив странный напиток из тёмно-лиловых цветов, жена на время впала в жуткий сон, в котором казалась неподвижным мертвецом. Очнувшись, она говорила уверенно, и супругу оставалось только запоминать. Баюкая на руках новорожденного сына, Тереза улыбалась и плакала, повторяя как молитву, что сын проживёт очень долгую жизнь, оставит после себя немало детей и внуков. Супруг уговорил её остаться на лишь месяц дольше.

И всё же, она бормотала много страшных слов, пока «спала». Джонатан запомнил каждое из них. Появление Калеба сделало его намного серьёзнее и заставило остепениться. Даже привычка дерзить ушла сразу, как только возникли мысли о маленьком сыне. Кто защитит мальчика, если отца закуют в кандалы за острый язык?

Старик-отец умер счастливым. Перед смертью, он утверждал, что прозрел и может рассмотреть внука. Похоронив старика Хейла около пустой могилы Терезы, Джонатан остался с Калебом и слугами, давно ставшими роднее любой семьи. Целый год они жили своим странным семейством, ухаживая за младенцем по очереди.

— Да благословен будет этот дом, — чинно склонил голову гость, когда Джонатан вышел лично на улицу, — моё имя — пастор Джеймс.

Тереза предсказала его приход. Утративший часть способностей инквизитор стал для неё видимым. Она знала, что Джеймс не оставит её и сестёр в покое. Однако старый враг разыскивал исключительно ведьм. Все остальные его не интересовали.

— Доброго дня, пастор Джеймс, моё имя — Джонатан Хейл, чем могу быть любезен? — старательно играя в радушного хозяина большого дома, поздоровался бывший охотник. Глаза тем временем настороженно оглядывали инквизитора.

— Хейл? Значит, мимо вашей лесопилки я проезжал?

Пальцы незнакомца сжимали дорожную сумку, из которой виднелись несколько рукописных книг. Впечатляющие по толщине, однако точно не являющиеся библией. Слишком ценные, чтобы оставлять их в своём экипаже.

— Моего покойного отца, а теперь моей, — сухо кивнул Джонатан. — Могу я вам чем-то помочь?

— Признаться, заплутал, — инквизитор вдруг дружелюбно улыбнулся, будто секунду назад не разыскивал что-то своим пронзительным взглядом, — путь держу в Биддефорд.

Законы гостеприимства требовали помочь заплутавшему путнику. Джеймс получил приглашение в дом, приглашение отобедать и даже точное направление его пути в соседний город, продемонстрированное на карте. От острого глаза инквизитора не укрылся годовалый младенец, громко пискнувший в его присутствии. Представленный глазам гостя, Калеб смотрел на незнакомца спокойно. Когда взгляд инквизитора на мгновение стал хищным, цепкая рука мальчишки едва не схватила его за нос. Мальчик громко засмеялся, а Джеймс с настороженной улыбкой отпрянул.

— Крепкий мальчуган, — улыбнулся уже значительно мягче он, — вырастет сильным!

Человеческий ребенок. Без признаков таланта матери и без реакции на силу подавления. Джеймс всегда был жесток к ведьмам и не щадил ни одну из них, однако убийство человеческих детей его не интересовало. Способности ведьмы не пошли дальше. Дом и его хозяин больше не интересовали визитёра.

— А где же его мать? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Её больше нет с нами, — глухо ответил Джонатан, мысленно добавляя «из-за таких, как ты!», — уже год как похоронили. Сейчас с отцом нас оберегают с небес.

— Соболезную вашей утрате! — склонил голову пастор, собираясь уходить.

— Раз уж вы посетили наш дом, — проговорил заученные слова Джонатан, — могу я попросить вас крестить Калеба?

Тереза бормотала много страшных слов. Страшнее всего звучала фраза о том, кто принесёт ведьмам смерть. Человек в Маске, кем бы он ни был. Отпускать жену обратно в проклятый город Джонатан не желал, да и слуги утирали слёзы, когда она облачилась в платье и чёрную мантию, чтобы покинуть их навсегда.

Он больше не женился. Больше никого не смог так полюбить, как ту необычную женщину с вишнёвыми глазами, околдовавшую его с первого взгляда безо всякой магии. Она ураганом ворвалась в его жизнь и также стремительно покинула, но подарила самое ценное. Их Калеба. Пастор Джеймс крестил мальчика, стал ему крёстным отцом, тепло попрощался и навсегда покинул их дом. Тереза обещала, что крёстный отец Джеймс никогда не обидит мальчика, более того, остальные инквизиторы тоже не появятся.

Это был его подарок Терезе.

Примечания:

Эстетика к эпилогу https://vk.com/photo97211035_457244656

«Мой сын будет жить!» — эти мысли согревали Терезу, когда она шла сквозь туман, полноценно ощущая себя не хозяйкой собственной судьбы, а лишь жертвой её перепутий.

Грейс, не успевшая познать в полной мере, каково это — быть частью ведьминого ковена, почти не страдала, лишившись своих сил. Её гибкий живой ум впитывал, как губка, все открывающиеся возможности. Едва ритуал запечатления ковена с Городом завершился, она отправилась гулять по лесам и горам, желая собственными силами постичь каждую травинку, дерево и камешек.

Позже она обосновалась в горах, получив за одну ночь дом, в точности повторяющий родительское жилище. Лёгкость её непрожитых столетий позволила ей подружиться с Туманом и проводить в его плотных клубах дни напролёт. Чуть позже она даже ненадолго позволила себе влюбиться в художника, который подарил ей страсть к живописи и обучил всему, что знал сам. После его смерти, смуглая чаровница начала сама рисовать картины, мотивы которых ей нашёптывал Город.

Патрис мгновенно вспомнила своё прошлое до ковена и возглавила хиленькую четырёхстенную будку, по недоразумению зовущуюся госпиталем. Под её строгим, но справедливым руководством, здание, весь персонал и методы врачевания бежали в прогресс семимильными шагами. Утратив былую силу, она, как ни странно, чувствовала себя более счастливой. Умения, навыки и рефлексы лесной врачевательницы, спящие в ней столетиями, бодро поднялись и повели путём самой обычной человеческой медицины. Но в этом пути она чувствовала себя на своём месте.

Тереза и Хелена, лишившиеся сил больше остальных, были вынуждены привыкать к человеческому зрению. Хелена то и дело пыталась высматривать в каждом углу Иных, однако кроме Города потусторонних собеседников не существовало. Тереза ощущала себя слепым кротом и даже некоторое время ходила с тростью, гулко ударяя ею по земле перед собой. Мир одного лишь настоящего времени ей казался неполным. На фоне полной «слепоты» времена «мятного чая» казались сказкой.

Порой она почти поддавалась слабости использовать остатки своего личного морозника и под действием правильного чая вновь увидеть все грядущие события. Спасением стал театр, в котором она собрала под своё крыло все мятежные души и позволяла им и себе выплёскивать опасную энергию в различных постановках. Начало положила классика. А позже помогла Хелена.

Говорящая с Иными едва понимала, зачем вообще существует, и почти опустила руки, однако именно личный пример Терезы оживил её и дал стимул найти себя в чём-то новом. Несколько месяцев она следовала тенью за Грейс, как за проводником, способным на собственном примере вдохновлять. Она наблюдала за процессом создания новых картин и пыталась развлекать сестру историями, услышанными от Иных, пока однажды та не выдержала:

— Почему ты не напишешь все эти истории, пока помнишь их? Этих сущностей больше нет, но это не значит, что о них забыто всё. Верни им немного бессмертия на страницах книг!

Хелена пыталась начать писать несколько месяцев. Но вместо этого старательно читала всё, что находилось в библиотеке. Авторы книг прошлого и настоящего стали её наставниками, у которых она училась сначала, как читатель, а позже смогла написать короткую романтическую историю с печальным финалом. Её первая работа сразу привлекла внимание Терезы. История превратилась в пьесу, а Хелена стала автором множества следующих постановок в любительском театре сестры. Выплёскивая историю Иных на бумагу, а после глядя на то, как она отражается в игре горожан, она по-настоящему чувствовала, что заняла правильное место и делает нечто нужное.

Марию жизнь в Городе, лишённом животных, превратила в бледную тень. Рыжеволосая нимфа с чарующей улыбкой превратилась в пепельную леди, как внешне, так и внутренне. Сёстры пытались ей помочь, однако от месяца к месяцу она угасала всё больше, пока просто не исчезла из жизни Города. Она появлялась на общих сборах ковена, больше напоминающих чаепитие клуба по интересам, но оставалась безучастной.

Единственным, что вызывало у неё живой интерес, оказался быт жителей Брантфорда — района, в котором жили все неприкаянные существа, что также не нашли места во внешнем мире. В отличие от Иных они были зримыми для человеческого глаза и имели вполне земные аппетиты. Человеческую плоть они поглощали с большим аппетитом, даже в условиях подкормки Городом. Ночами Мария стояла на возвышении гор или на смотровой площадке и до самого рассвета наблюдала за ночными животными.

Астрид поначалу тоже начала терять краски жизни, превращаясь в серое подобие себя, однако личный пример Грейс и Хелены заставил её крепко задуматься о своём месте в новом мире. Почти год ведьма искала своё признание и делала это искренне, надеясь, что обретя правильный путь, восстановит утраченную гармонию. Свою жилку она обнаружила в организациях мероприятий и ведении печатной деятельности. Нагружая себя снова и снова непомерной ношей, она испытывала удовлетворение от того, как идеально складывается её новый мир, когда она всё успевает.

В Городе появились газеты с заметками, объявлениями и даже личными историями всех желающих жителей. Истории эти печатались в формате городских легенд и находили отклик в каждом читателе.

Клаудия, казалось, и вовсе не растеряла былой силы. В противовес сёстрам, она продолжала величать себя ведьмой, хоть и скромно прибавив к титулу «Чайная». Потеря активных сил её почти не подточила. Напротив, её связь с травами всего лишь перешла на новый уровень, и из ведьмы-травницы она стала травницей-алхимиком. Однако из года в год даже выросшие на территории Города травы теряли свои магические свойства, вынуждая Чайную Ведьму пуститься в эксперименты по выведению новых видов. Впечатляющие результаты и открытие новых видов в ботанике никак не оценивались ею, поскольку ни один из гибридов не сохранял в себе древнюю магию.

С Чёрным Морозником выходило хуже всего. Его запасы заканчивались, земля Города отчего-то не могла принять его семена и даже вытянуть из реального мира остатки цветка оказалось невозможно. Перспектива стать обычной вызывала в Чайной Ведьме приступы ярости, едва глушащиеся внутри. Внешне она оставалась дружелюбной со всеми. Лишь глаза выдавали Древнюю Ведьму. В конце концов она отхватила себе весь Центральный район, тиранически наводняя там тишину.

Предсказанное Терезой появление ярких шатров не заставило себя долго ждать. Не прошло и столетия, как земля между Брантфордом и Центральным районом разошлась, явив территорию Цирка. Город принял всех циркачей на особых условиях, подобных тем, на которых жили брантфордцы. Особенности проклятия Хозяина Цирка Город не смущали, и он щедро делился с проклятыми всем необходимым. Однако условия сосуществования оставались строгими — не объедать Город, или последует изгнание. Условия Директор Цирка принял, и мирное соседство, казалось, почти начало действовать, когда вмешалась Чайная Ведьма.

К моменту появления Цирка Клаудия изменилась до неузнаваемости. Медленно, но верно возраст начал наносить свои отпечатки. Она более не выглядела, как шестнадцатилетняя рыжая девушка с серо-голубыми глазами. Волосы приобрели пепельный оттенок, а в серости глаз навечно поселилась волчья желтизна. Добрым её взгляд назвать было крайне трудно.

Мощь Древней Магии невозможно пропустить, и весь ковен без подготовки притянулся к границам проклятого Цирка. На территории буйно цвёл Морозник, завораживая аурой былого могущества. Каждая из семерых ведьм ощутила на себе огромное желание броситься к цветку и вернуть себе хотя бы тень прошлого. Но и сам Цирк излучал до боли знакомую силу. Ту, что они выплёскивали с гневом, болью и ненавистью в землю Сентфора, в своей слепой мести, в желании карать.

Пощечиной эта мощь настигла их в Городе. Хозяин Цирка оказался носителем их собственного проклятия. Предатель ведьм и, что иронично, единственный обладатель Древней Силы.

«Он принесёт нам смерть!» — окатило Терезу ушатом ледяной воды, когда она увидела лик Человека в Маске — бессменного Директора Цирка Уродов.

Видения не исчезали из её памяти и оставались свежими, словно она только вчера их наблюдала. С тревогой она смотрела на то, как дрожащая от ярости Клаудия вынуждено заключает союз с новым жителем Города, как договаривается об обмене своих трав на драгоценный Морозник, как в глазах Чайной Ведьмы вспыхивает немое объявление войны. Войны, которую никто из ковена не поддержал. Верховной Клаудия оставалась лишь на словах. Способностью подавлять бунт сестер она уже не обладала.

Их противостояние, в которое Директор Цирка вступил скорее из скуки, нежели из опасения, продлилось долгие два века, прежде чем Клаудия нашла способ сделать больно всем, кроме себя любимой. Десятилетие жадного пополнения Цирка и убедительная речь Клаудии об угрозе Человека в Маске толкнули ковен совершить ещё одну ошибку. По мнению Терезы, ещё более непростительную. Живой Город Соловья стараниями ковена превратился в мёртвую пародию на себя. Даже соловьи, единственные настоящие животные Города, покинули эту юдоль скорби.

Жители обратились марионетками, чья жизнь ограничивалась заложенным в их головы расписанием. Вместе с ними волю к жизни потеряла Астрид, чьё предназначение сгинуло вместе с жизнью Города. Мероприятия и газеты не интересовали болванчиков. Так она превратилась в ещё одну пепельную леди. Две тени бродили в Тумане Города и наблюдали по ночам за единственными живыми жителями.

Патрисия удар судьбы выдержала с достоинством. Даже болванчики продолжали болеть и получать травмы, а значит, её работа не завершилась. Более того, из-за неспособности персонала обучаться и воспринимать что-то сложнее простых команд, все непростые случаи врачевательница брала на себя.

Тереза и Хелена устроили своеобразный бунт, когда начали пробуждать свободу воли людей в моменты репетиций. Вне театра люди оставались бесчувственными, словно картонки, однако в театре их внутренняя сущность получала свободу. От жизни на грани опасности и даже восстания против Верховной, Тереза и Хелена чувствовали, что не зря продолжают своё существование, как бы долго оно ни продлилось. Клаудия, ощущавшая иллюзию власти, воспринималась как не меньшая угроза, чем Цирк и его Хозяин.

«Даже в этот страшный час мы не одиноки!» — вторят Патрисии мысли Терезы.

Они не зря опасались Верховной. Теряющая власть Чайная Ведьма стала хуже, чем была Хельга до неё. Ради возвращения того чувства контроля над всем Городом, она решилась на самое страшное. Очередной сбор всех за чашечкой чая завершился сном. Пробудились шесть ведьм, уже став грядкой. Заключённые в собственные неподвижные тела, словно в клетку. Когда сквозь плоть начали прорастать побеги нового Морозника, сомнений не осталось — им до самой смерти быть источником силы Клаудии. Младшая ведьма повторила путь Хельги, взращивая свою силу ресурсами шестерых ведьм, и даже превзошла её.

Проскользнувшие по языку в горло горько-сладкие капли были встречены с горячей благодарностью. Пророчества Терезы всегда сбываются. Смерть им шестерым принёс Человек в Маске, оборвав дни мучительного заточения. Где-то там, против их отравительницы, встала её собственная ученица, ставшая для древних ведьм единственно возможным преемником.

Новому ковену не бывать. Этот был последним.

Примечания:

Итак, это финал!

Семь глав, семь женщин, семь историй

Сольник они получили по причине одной-единственной мысли, что как-то несправедливо обойти их стороной. Всё началось с бонусной главы Кенни, где показала себя Тереза, а дальше — Последний Ведьмин Ковен.

Не советую расходиться. На ведьмах прошлого мы ставим точку, однако нас ждёт Орден Инквизиции, основателем которого стал инквизитор Джеймс.

Спасибо огромное всем, кто меня читал и поддерживал добрым словом. Это безумно приятно и вдохновляюще

https://ficbook.net/readfic/11756916 — Последний Орден Инквизиции уже ждёт своих читателей