Золотая Лилия и Тёмный Соблазн (гет)

Примечания:

Иллюстрация к главе https://vk.com/photo97211035_457249618

Мы на грани бытияПравим Бал ЗабвенияНе горюй, не плачь о техКого оставишь на землеИм не удержать тебяТанцуй со мнойИди ко мне(рок-опера «Орфей» — Бал Забвения)

Лилит едва дождалась, когда гости разойдутся. Бесспорно, этот вечер вышел восхитительным. Но вот музыка стихла. И наступило странное время. Часть её купалась в лучах внимания, принимала комплименты от гостей и хозяина бала да получала удовольствие от вечера. Позабыв обо всём тревожном, она предвкушала приятное продолжение ночи. Другая её часть с беспокойством ожидала, что начатая ссора может продолжиться.

После бала Астарион, снедаемый тревогой, разрушил ожидания обеих. Что-то поглотило его настолько, что он едва смог ответить на прямые вопросы. В глазах неприятная тоска. Он поцеловал её в лоб и пожелал доброй ночи. Рассеянно сообщил, что спать будет у себя, чтобы не тревожить её сон. Это повторялось всё чаще. Последние недели хоть раз он пропадал у себя на целую ночь, не желал «навёрстывать упущенное» утром и будто отстранялся от неё, душа одиночеством и ощущением ненужности.

Близость с ним смешивала боль с удовольствием, но после мир будто растворялся. На короткий остаток ночи или утра он был не вознесённым вампиром, а только Астарионом. Её Астарионом. Она научилась терпеть боль и не шипеть от гематом ради этих моментов. Ради его мечтательного взгляда, обращённого к ней, и сонного шёпота. Ради объятий, от которых сердце заходилось безумным боем щемящей нежности.

Его любовь порой отравляла, но у неё не было иной и даже за такую она желала бороться.

Она не позволила ему уйти. Догнала. Рявкнула на слуг с нетипичным ей презрением, разогнав всех. И впилась в его губы требовательным поцелуем. Кусала до крови, как он её после вознесения. Шептала свои требования и отказывалась от переговоров. К дьяволу все его дела! Она хочет его! Сейчас же! У него есть вечность на дела и встречи, а эту ночь он отдаст ей…

Его объятия превратились в капкан, от которого заныли рёбра. Лилит вновь врезалась в стену, но голова была подхвачена его рукой за мгновение до удара. Поцелуй из требовательного стал хищным. Из прокушенных губ проступили рубиновые капельки крови. Языки сплелись двумя кобрами. Движение губ кружило голову. По телу томной волной пронеслось сладострастие, затмевая всё на свете. Первый нетерпеливый стон погас в поцелуе. Второй разнесло эхо по бальному залу, когда Астарион прихватил зубами её шею, клеймя хозяйской меткой. След обещал продержаться не меньше недели, но Лилит утопала в восторге, переплетающимся с неистовым желанием, и позволяла делать с собой всё.

Кончики ушей дрожали от его голодного шёпота.

— Моё маленькое сокровище, ты полна сюрпризов сегодня…

Застёжка платья быстро сдалась под его напором. В планах, в восторженных грёзах их близость должна была остаться достаточно терпеливой, чтобы они дошли хоть до одной из спален. Вжиматься в холодные стены зала не хотелось ничуть. Но её вновь никто не спросил.

— Постой. Не здесь, — попыталась было она его остановить, когда он задрал её юбку до самого бедра.

— Здесь, — рыкнул он, почти по-звериному вгрызаясь в неё. — Это мой дворец. Ты моя женщина. Я буду брать тебя там, где пожелаю…

Остатки былой нежности облетели осенними листьями. Желание пьянило, но кривило губы прокисшим вином. Страстный порыв теперь начинал пугать. Астарион не просто загорелся идеей спонтанного секса прямо там, где он проводит свои званые вечера, но и пожелал совсем не сдерживаться этой ночью. Его прикосновения были повсюду. Боль вторила каждому его движению, а кости едва справлялись. Несколько раз Лилит была уверена, что он что-нибудь ей сломает. От его улыбки становилось по-настоящему страшно, настолько она была плотоядной.

Тело предательски отзывалось даже на такие ласки. Расцветая новыми синяками, она чувствовала, как по коже бегут мурашки. Низ живота сладко тянуло. Его колючие поцелуи терзали кожу, срывали дыхание и выпытывали из неё жаркие стоны. Больно. Страшно. Но ещё. Пожалуйста. Больше! Между ног становилось невыносимо горячо и скользко. Его поцелуи сжигали её и душили. Ломали и подчиняли. Выпускали кровь и нежились в её едва слышных всхлипах. Ей хотелось кричать и защищаться, царапаться и требовать большего. Хотелось бежать, но ещё больше она жаждала остаться.

От грубости в уголках глаз наметились слезинки, которые ему безумно нравилось сцеловывать. Она задрожала, когда он медленно, словно развязывая бант на долгожданном подарке, раздвигал её ноги. Даже в их первый раз в лесу она так не дрожала. Она не сдержала крика от мучительно неизбежного наслаждения и боли в момент слияния тел. От каждого его движения чувства скручивались канатом, обвиваясь вокруг её шеи удавкой. Невыносимые и восхитительные.

В этот раз они оставались почти полностью в одежде. Это могло стать яркой и будоражащей игрой, если бы он позволил ей быть игроком, а не игрушкой. Он всё реже допускал её прикосновений, не разрешал ей увлечь его на спину и оказаться сверху, он захватывал и подчинял её каждый раз. С накатывающей болью напоминал, что она принадлежит ему. Вдавливал в холодный каменный пол, легко сжимая в руках пляшущее от неукротимого сладострастия тело. Экстаз от его прикосновений сливался с агонией. Непреодолимая волна яркого мучительного исступления поглотила её и пульсировала в каждом участке тела, запомнившим клейма Астариона, пока она не закричала от собственного блаженства.

Кульминация обрушилась на неё словно удар палача. Яркая, болезненная и ошеломляющая. Отчего-то хотелось свернуться клубочком и заплакать. Надеяться, что он обнимет и успокоит. Момент восторга плотской страсти схлынул до обиды быстро. Лилит чувствовала себя разбитой, использованной и растоптанной. И если в вопросах любви она не знала, как правильно и нормально, то близость с Астарионом точно не должна была выглядеть так. Даже после вознесения он умел быть другим, не причинять излишней боли.

— Ты обиделась, моя милая? Разве ты не этого хотела? — прошептал он в её плечо, обхватывая руками, словно удав мышонка.

Этого, но не здесь. И не так. Лилит хотелось больше нежности от него. Больше заботы о её чувствах. Меньше боли. Хотелось чувствовать его по-настоящему, без ауры бесконечного обладания. Как в прежние времена. Она желала больше его самого, настоящего Астариона без его цинично-едкой золотой маски. Но нежное сердце ужалили его слова довольного хозяина. Ему понравилась её инициативность. Она вымучено улыбнулась в ответ на одобрение. Питомца похвалили и потрепали по холке. Но дальше ночь пошла по его сценарию. Он сослался на занятость и поспешил уйти. Она шла своеобразной тропой позора в мятом платье до своей спальни, чувствуя из темноты взгляд того самого отродья.

Лютня встретила её как верный друг. Пальцы привычно коснулись колков и легли на струны. Тёмную спальню, освещаемую одной лишь лампой, окутала магия музыки. Едва заметным глазу сиянием она коснулась кожи, мягко стирая следы бурного завершения бала. Лилит поёжилась, представляя, как бы выглядела, если бы всё заживало своим естественным ходом.

Этой ночью вдохновение стало ей утешением. Оно вело её руку по свитку. Новые четверостишия либретто воплощались в жизнь. Перо едва поспевало за вспыхивающими в фантазии словами. Итоговый вариант немного отличался от её импровизации на балу. Особенно сцена соблазнения Рейстлином жрицы. После секса с Астарионом она вышла холодной и колючей, почти что циничной и жёсткой. Лилит переписывала её три раза, но под утро передумала и оставила как есть. Теперь ледяной, жестокий и циничный Рейстлин, запросто использующий жрицу, лишь отчасти скрываясь, стал казаться правильным. Работа близка к завершению, недоставало только музыки, но и она уже скользила на краешке сознания, когда предрассветное небо намекнуло, что пора отправляться спать.

Лилит натянула на себя рубаху, в которой спала весь их пройденный путь. Ей хотелось надеяться, что грубая ткань помнит всё, что с ними произошло, от изумрудной рощи и до Врат Балдура. Что в ней впечатались частички приключений. Слуги Астариона бережно стирали её, возвращая благоухающую лавандой. Он скрипел зубами и дарил ей сундуки самых изысканных ночных сорочек, одна другой краше, но Лилит не надела ни одну из них. Она желала во сне чувствовать себя как в лагере, когда они перебивались той пищей, которую найдут, вокруг была постоянная опасность, но… это было прекрасное время.

Ужасное и прекрасное.

Она схватила с полки плюшевого медвесыча и в обнимку с ним юркнула под одеяло, сворачиваясь клубочком. Накопившаяся усталость будто только того и ждала. Едва голова коснулась подушки, она попала в когтистые лапы старых кошмаров. Последние недели они всё чаще возвращались. Тёмный Соблазн. Образ её худшей стороны, стремящейся процарапать себе путь на поверхность. Занять место своего жалкого претендента. Весь сон походил на бег по зеркальному лабиринту, но из каждого отражения на неё смотрели алые глаза, горящие ненавистью.

Чем дальше, тем больше зеркала трескались и в трещины пробивались окровавленные руки. Две пары окровавленных рук. Жадно сминающих чёрное стекло. Брызги крови подгоняли бежать быстрее. Подальше от своей тёмной стороны, желающей поскорее вцепиться в горло сопернице…

* * *

Лилит вынырнула из сна поздним утром. Город ожил и кипел своей громкой повседневной суетой, пробивающейся в открытое окно обрывками шума. Она недовольно поморщилась. Слышать город и не иметь возможности гулять по нему в любой момент, когда захочется, удручало.

Когда они вошли во Врата Балдура, его шум наполнял её восторгом, желанием гулять по нему, пока ноги в кровь не сотрутся, вдохнуть запах каждого цветка, заглянуть под каждый камень и, как любила делать Шэдоухарт, просто забраться под вечер на крышу и смотреть. Гордо и свободно. С бокалом вина. Даже самого дешёвого, на которое Астарион смотрел, как на склянку с ядом.

Последние недели Лилит лишь слушала. Жизнь бурлила в городе, так близко и так далеко. Они перестали гулять вместе, а одну её Астарион не выпускал. Подобрать к нему ключик становилось всё труднее. Оковы ощутимо давили. Однажды она не выдержала и выскочила на улицу. Целый день она бродила по городу, по узким каменным улочкам, даже заглянула к Джахейре, но той не оказалось дома. Однако когда Лилит вернулась, её встретил Астарион...

Больше она не пыталась выйти в город без него.

Она шевельнулась, порываясь закрыть окно, заглушить все звуки и дальше праздно спать. Но внезапно почувствовала, что не может сдвинуться с места. Вокруг неё сомкнулись тёплые сонные объятия Астариона. Такие редкие, что от радостного волнения дыхание застыло в горле. Он с чуткой к её хрупкости силой прижимал Лилит к груди. Его мерное дыхание чуть шевелило пряди её волос. Он пришёл.

— Тише, засыпай, моё маленькое сокровище. Ты спала всё утро так беспокойно… — прошептал он, согревая дыханием её затылок.

— Мне снились кошмары. Тёмный Соблазн, — прошептала она, по-детски прижавшись к нему в поисках защиты. Его руки она обхватила своими, чтобы ощущение его рядом казалось полнее.

— Всё в прошлом, любовь моя. Всё закончилось. Ты здесь. Со мной. Навсегда, — ворковал он с ней, поглаживая по голове. Словно питомца. Но ей слишком нравилось, чтобы роптать.

Они лежали так до времени второго завтрака, который по грозному окрику хозяина оставили на столике тени-слуги. Впервые за долгое время его близость была такой приятной, мягкой и оберегающей. Их ночная страсть, взявшая слишком много боли, была прощена и забыта.

В конце концов, она сама пожелала немедленной близости, не уточнив, где и как.

Завтрак искушал аппетитными запахами, но больше всего Лилит нравилось оставаться в руках возлюбленного и верить, что случится чудо, и всё будет по-старому. Как было в их лучшее время. Улучив момент, она белкой перепрыгнула через Астариона и обняла его со спины, прижимаясь лбом к его плечу. Вольность встретила его искренний смех. Теперь он обхватывал её руки, обнимающие его.

— Восхитительно…

— Жаль, мы так не делали сразу в лагере. Столько времени провели порознь в этих дубовых спальных мешках, — проворчала она, с ужасом ожидая привычной утренней рутины. Он непременно уйдёт. У него всегда дела.

— Некоторые личности в нашем лагере обладали излишне старомодными взглядами. А с занудством Уилла никакого нормального сна не было бы.

— Я бы сказала, что у меня кошмары и ты оберегаешь меня от них. Ну а потом, чтобы не вызывать подозрения, — что кошмары у тебя и я по-дружески помогаю тебе в ответ.

— Главное, чтобы он третьим не залез в палатку с предложением своей помощи…

От подобного варианта событий Лилит громко расхохоталась. Вскоре они смеялись вместе. Утро протекало даже слишком великолепно. Они нежились в объятиях друг друга и дурачились. Но по сердцу скребло понимание — это ненадолго. Наконец, она не выдержала и, заключив его в крепкие объятия, прошептала:

— Я могу забрать тебя себе ещё немного?

Хрупкая надежда теплилась в её совсем не хрупкой хватке.

— Ещё немного? — непривычно беззаботно усмехнулся он. — Сегодня, любовь моя, я весь твой. Я перенёс все дела ночью, чтобы у нас был весь этот день и немного больше.

Совесть больно куснула. Он вновь старался ради неё, а она так глупо обиделась. А до того ещё и некрасиво поссорилась с ним.

— Правда? Ура! — по-детски вскочила она с кровати с восторженным визгом, но с подозрением замерла: — Нет, подожди, но у тебя каждый день есть встречи и кто-нибудь точно ждёт твоей аудиенции…

— Сегодня у меня не просто кто-нибудь — сегодня у меня ты! Моё маленькое сокровище. Как ты скажешь, так мы день и проведём…

Утро просто не могло стать ещё лучше. Теперь она радостно скакала вокруг него, улавливая чуть снисходительную улыбку. Но не злую и не колкую, как обычно. Скорее так родитель смотрит на непоседливого ребёнка.

— Мне так жаль, что я вчера наговорила… — попыталась было она извиниться, но он властно поднял ладонь, прерывая её сбивчивую речь.

— Это была маленькая глупая размолвка. Мелочь, недостойная внимания, — отмахнулся он с пренебрежением и добавил с почти тёплой улыбкой: — Сегодня я не хочу видеть печаль на твоём лице! Это наш день и он должен быть счастливым.

Первым её желанием стал город. Она могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз за последние пару месяцев выходила на улицу. Ради такого случая она позволила Астариону выбрать, во что ей одеться. Её любимый поистрепавшийся наряд барда его раздражал до выражения лица человека, страдающего от зубной боли. Но это был их день. Она послушно натянула на себя платье и, под его грозным взглядом, отодвинула в сторону удобные сапоги в пользу красивых туфелек.

Город стоил того, чтобы нарядиться для него как кукла. Пользуясь возможностью, Лилит радостно кружила под музыку уличных музыкантов и, не снижая темпов танца, выхватывала из-за спины скрипку, чтобы подхватить мелодию и сделать её богаче. Внимание всех проходящих мимо горожан было ей обеспечено.

Что же Астарион? Он смотрел на неё странным взглядом, в котором читалось что-то нетерпеливое, но в некотором роде печальное, зато не проявлял неодобрения и позволял ей дурачиться сколько угодно. На его счастье цирк из города уехал и пока не возвращался. Зато в башне магов давал открытую лекцию о стихийной магии драконорождённый маг-путешественник Тиберий Стормвинд.⁽¹⁾ Несмотря на возмущение Астариона, что лекции магов скучны до скрипа зубов, Лилит с детским хохотом потащила его «скрипеть зубами вместе». Стоит ли сказать, что сидел он с видом мученика, в то время как Лилит влюблёнными глазами смотрела на лектора и едва не хлопала в ладоши от того, что красный драконорожденный маг носил пенсне, которое изящным движением снимал всякий раз, когда творил магию.

— Боги, а я считал Гейла занудой, — простонал вампир, когда они вновь вышли на залитые солнцем улицы города.

— А мне понравилось. Особенно его демонстрации дыхания огнём и его миленькое пенсне, — хихикала она, порхая вокруг него, словно пикси. — Пенсне. Как такая мелочь может быть такой прелестной? О, даже жаль, что его вместе с нами тогда не похитили…

— Я даже не знаю, чего бояться больше в данном случае, — проворчал он в ответ. — Что у Гейла появится конкурент в занудстве или что конкурент появится у меня.

В ответ Лилит громко расхохоталась.

— Его пенсне миленькое. Но не настолько…

Полуденный жар сам погнал их к берегу Чионтар. По памяти Лилит бежала к маленькой бухточке под храмом Открытой Длани. Астарион, несмотря на куда большую выносливость и скорость, едва за ней поспевал. Поддразнивая вампира, она сбросила с ног туфельки, подхватила юбку платья и зашла в прохладные воды до колена. Сам лорд вампир предпочел обходить реку стороной, за что получил в свой адрес десяток колких бардских шуточек о вампирах и их водобоязни. Не страшась его гнева, Лилит ещё и безжалостно брызгалась, а потом с хохотом убегала поглубже, забираясь по самое бедро.

— Любовь моя, ты однажды выйдешь из воды… — с угрожающей улыбкой протянул он, намекая на страшную расправу.

Она в ответ ещё сильнее его обрызгала, за что была немедленно выловлена и под её возмущённый визг, прерывающийся на хохот, отшлёпана по мягкому месту. Благо, свидетелей такого интимного стыда не нашлось. Как и последовавших страстных объятий, опасно качнувшихся в сторону слишком возмутительного времяпрепровождения на свежем воздухе. Особенно днём. Особенно вблизи окон храма Открытой Длани.

Позже они прятались в тени деревьев на гранитной лавочке. Астарион сидел. Лилит лежала головой на его коленях, поджав ноги, чтобы поместиться вдвоём. В прохладной тени они пробыли достаточно долго, чтобы неуёмный детский восторг подстегнул заговорить о её почти завершённом творении. И гордиться было чем. Даже Астарион остался под сильным впечатлением, когда заметил лицо её первого зрителя. Едва ли древний вампир, выглядящий, как сын голиафа и огра, был сам по себе настолько сентиментальным. Такой сильный эффект она ещё не производила на толпу.

Астарион не удержался от мягкой снисходительной улыбки, словно с ним действительно разговаривал наивный ребёнок, настолько радостно она описывала внесённые изменения и мимоходом планировала отдать творение миру в качестве мюзикла, который увидят все… для начала все жители Балдура. Перебирая непослушные пряди её вороных волос, он с улыбкой то поддразнивал её, то действительно спрашивал о героях и их приключениях. Пока Лилит не обронила пару слов о внешности Рейстлина:

— Так-так-так, любовь моя, опиши-ка ещё раз его внешность. И подробнее, — потребовал он, почуяв неладное.

— Чёрный маг худощав, бледен, но на лицо вполне привлекателен. Волосы его поседели до белизны, а глаза необычного цвета, ой… — Лилит пискнула, когда Астарион приподнял её лицо к себе, невольно тряхнув своими белыми кудрями.

— Дорогая моя, а тебе не кажется… — медленно и угрожающе начал он.

— Любые совпадения случайны! Вы с ним вообще не похожи. Волосы у Рейстлина длинные, а глаза жёлтые, а не красные. Он человек, а не эльф. И зрачки у него в форме песочных часов! — поспешила она совершенно по-авторски сделать непринуждённый вид. — К тому же на лицо он просто относительно хорош собой, а не дьявольски красив, как некоторые.

— Ну-ну, — недоверчиво кивнул он, вновь одаривая её терпеливой родительской улыбкой, которой удостаиваются только самые шаловливые, но всё же любимые дети. — А как выглядит та жрица, которую он так запросто использовал?

— Ну… она человек, длинные тёмные волосы, красивая… на меня вообще ни разу не похожа! — сразу добавила Лилит, краснея от широкой улыбки Астариона. — Она носит белое жреческое платье…

— Тогда действительно ничего общего. Тебя в платье загнать сложнее, чем убить дракона! — беззлобно расхохотался он под её возмущённый писк.

Стоило ей проявить своё возмущение чуть более бурно, как он начал её щекотать.

* * *

Едва зной чуть спал, настало время снова гулять. Жадно оббегать каждую улочку. Купить у мальчишки-газетчика свежий номер Балдурского Вестника просто чтобы было. Хотя главная статья повеселила своим названием. «Самая милая кошечка Балдура». И, кажется, по требованиям верных читателей на последнюю страницу вернули головоломки.

Лилит с удовольствием окунулась в беспокойное движение самой жизни города. Астарион будто находился и рядом с ней и в своих мыслях одновременно. Он оживал, когда она начинала шалить или намеренно привлекала его внимание, но едва она переключалась на что-то интересное, на его лице застывало странное выражение. Беспокойство. Беспокойство, которое вызывает у него раздражение. А следом гнев из-за того, что он не может с этим беспокойством справиться. Но гнев, тщательно скрываемый за саркастической улыбкой, которая прекрасно подошла бы акуле. Она успела выучить несколько таких сложных его настроений, наслаиваемых друг на друга.

Она старалась выводить его из такого состояния, зная, что обратно он мог вернуться до мурашек лютым. Для «лечения» она, как в далёком прошлом у Лунных Башен, просто обняла его, уткнувшись в плечо и не отпускала, пока не почувствовала, что его странное напряжение спадает. Так, стоя в тени высоких деревьев, они на какое-то время выпали из реальности. Замерев в её объятиях на несколько секунд, словно вновь никак не мог привыкнуть к такой простой ласке, он рассеянно гладил её по волосам, не сразу обняв в ответ. Непрошеный момент близости нахлынул неожиданно и без предупреждения, напоминая им обоим о том, как тонко и хрупко всё начиналось.

Он наконец-то очнулся и вышел из мрачных чертогов разума. Его пугающая хищная улыбка погасла. Вместо неё в глазах читалось что-то печальное, подтачивающее его. И надежда, разгорающаяся всё ярче, пока он обнимал Лилит. Слов не требовалось. В такие редкие моменты казалось, что всё лишнее осыпается песком, оставляя только ощущение чего-то прекрасного между ними. Чего-то достойного.

Как когда между ними всё только начиналось, он протянул ей ладонь, в которую она с готовностью вложила свою руку. Теперь город проплывал перед глазами, словно в тёплой ламповой дымке. Всё было точно так же, но чуточку лучше. Чуточку прекраснее. Всё, что попадалось на глаза, вызывало прилив вдохновения. Небо, ветерок, пролетающие птицы, зной дня и холодок тени — всё было каким-то правильно завершённым. Переполняющим. Лилит не могла перестать улыбаться, понимая, где кроется источник всего прекрасного. Во всяком случае, где он кроется для неё.

Простой смертный голод заставил их немного задержаться в Эльфийской Песне. Там, конечно, готовили не самые лучшие повара Балдура, да и Астарион предлагал выбрать место куда более изысканное, но воспоминания тянули именно в таверну, где они жили своей большой компанией-семьёй, засыпали под игривое чириканье медвесычика и ели то, что есть. И та еда казалась восхитительной.

На волне ностальгии по недавним приключениям они начали вспоминать все самые забавные случаи их путешествия. Разумеется, в момент, когда те происходили, они совсем не забавляли. Зато сейчас можно было вволю похохотать над всеми курьёзными моментами и немного расслабиться.

— Лаэзель как-то сказала что-то вроде «Цква. Я разобью твою пищащую коробку, если ты заведёшь её снова». И мне кажется, она не шутила. А мне музыкальная шкатулка слишком сильно нравилась, чтобы рисковать её целостностью. Но и не слушать её было бы грустно…

— И что же ты сделала? Я даже не помню, чтобы у вас был этот конфликт, — искренне удивился Астарион.

— Каждый вечер я глушила её заклинанием. Она с трудом различала звуки, — хихикая призналась Лилит. — И уже не слышала, что я постоянно завожу шкатулку.

— Ах ты дрянная девчонка, — одобрительно протянул он. — Под носом у всех вредила нашему сильному бойцу!

Она довольно захихикала и испытующе посмотрела на него, пригубив охлаждённого вина из бокала.

— Будто я не знаю, кто однажды ночью положил на столик у палатки Гейла блюдо с сапогами, в которые воткнул вилку и нож. Было вообще-то весьма жестоко так намекать на его вынужденную потребность поглощать артефакты! — шутливо пристыдила она его в ответ. — Не говоря о щётке для чистки рогов в подарок Уиллу…

— Дорогая моя, я — вампир, — с привычной самодовольной усмешкой проговорил он. — Было бы странно ожидать от меня чего-то другого. Но от хорошей девочки, которая была жилеткой буквально всем… Ай-яй-яй!

Случаев прошлого накопилось много. Многие из них сейчас либо умиляли, либо смешили. Впрочем, Лилит умело подбирала те, которые никак не могли ранить никого из их спутников и с полусерьёзным укором шикала на Астариона, когда он смеялся слишком уж зло. Плавно разговор перетёк и на Минска с Джахейрой. Мудрую друидку вампир постарался обойти стороной, но Минск и его фразочки не могли не стать предметом нового витка хохота. И если насмешки возлюбленного были весьма недобрыми, Лилит вспоминала рашеменина с теплотой. Ей даже нравилось его слушать. Он никогда ни на кого не обижался. Просто не мог. И на него никто обидеться не мог из-за его характера.

— Так, никаких злых слов о нём! — сквозь смех погрозила она ему пальцем. — Минск хороший. Он вообще считает себя моим дядей!

— Дядей? Как?.. Подожди, у вас есть кровное родство?! — поразился он, едва не подавившись смехом.

— Я не совсем поняла поток его мыслей, если честно. Вроде как предыдущее дитя Баала было ему побратимом… дальше я потеряла его логическую цепочку… поэтому он как бы мой дядя, — призналась она с улыбкой, но добавила уже серьёзнее: — Это было приятно. Знать, что у меня есть как бы дядюшка. У меня вообще никого не было.

Среди разбежавшихся друзей Джахейра и Минск действительно ощущались как семья. Как дальняя родня. Она чуть погрустнела от своего нового благословения и проклятия — Ничьё Дитя. Ничья подруга. Ничья сестра. Никому никто. Без прошлого, без дома и без понимания, что теперь делать с такой свободой.

Она опустила голову. Астарион мягко, за подбородок поднял её лицо к себе, до зрительного контакта.

— Любовь моя, у тебя есть я, — напомнил он с улыбкой, держащейся на границе с хищным оскалом.

Такое заявление просто не могло не подкрепиться аргументом из долгого жадного поцелуя. Но этот день продолжил удивлять. Вместо того чтобы усилить хватку и впиться в её губы со страстью, граничащей с животной, он мягко коснулся её губ своими и поцеловал в лоб. Лилит зарделась от таких перемен, но не посмела о них спрашивать. Таким подарками судьбы она предпочитала радоваться без вопросов.

Ближе к закату они добрались до театра Балдура — небольшого, но гордого здания, выстроенного в виде хитрого амфитеатра. Это место развлекало простой и аристократический люд своими постановками, а под театром явно царил свой собственный мир, включающий не только репетиции и создание новых пьес. Об этом театре ходило немало слухов, но все работники предпочитали держать их маленький внутренний мир в строжайшей тайне.

В будний день театр не давал особенно ярких драматических постановок, ограничиваясь моноспектаклями или юмористическими опереттами. Лилит с жадностью приобрела все театральные буклеты.

— Я хочу знать, что сейчас ставят… чтобы предложить своё, — пояснила она в ответ на приподнятые в удивлении брови Астариона.

Они остались на музыкальную комедию в двух актах. Астарион совсем не интересовался тем, что происходит на сцене, бросая на актёров снисходительные взгляды. Он не отрывал взгляда от Лилит. Ей сценарий не понравился вовсе. Но впечатлила игра актёров и музыка. Они сумели её заинтересовать настолько, что она всего раз или два отвлекалась на пристальный изучающий взгляд вампира, от которого ей становилось немного не по себе.

Он словно планировал её съесть.

— Я могу лучше! — заявила она, когда они вновь вернулись на улицы города.

— Не сомневаюсь…

— Правда! — возмутилась она, чувствуя недоверие в том, как он легко согласился. — Либретто почти готово, осталось чуть подправить. А потом с музыкой определиться… и можно ставить! И оно будет гораздо лучше этого. Как закончу, напишу ещё. Даже парочку комедий запросто придумаю, получше этой. Мне откровенно жаль актёров, в каком второсортном… Астарион! Ну, не смейся!

Пока она кипела своей критикой к просмотренному, он шёл рядом и посмеивался. Лилит желала поскорее написать побольше собственных пьес, чтобы захватить театр, а он лукаво смотрел на неё и старался воздержаться от лишних слов. Он будто смотрел на ребёнка, очаровательно заявляющего, что вот прямо завтра покорит весь мир. Но в ответ на её обиженный тон расхохотался ещё больше. Но прежде чем она добавила что-то ещё, он закружил её на месте.

— Моё маленькое сокровище, — шепнул он ей, крепко прижав к себе, будто всему миру доказывая, что она его, — только пожелай, и я подарю тебе весь этот театр. Но… если ещё раз услышу этот тон, я тебя накажу!

Принимать театр в подарок она не захотела, но окончательно отказываться не стала. Слишком уж был велик соблазн действительно заняться чем-то своим. Одобрение возлюбленного жарко грело её сердечко. В голове выстраивалась идеализированная картина, в которой он будет выстраивать свою паутину власти, она — писать пьесы, а по вечерам они будут рука об руку идти в театр, чтобы наслаждаться постановками. Дабы она осталась в своих грёзах подольше, Астарион подыгрывал ей весь их путь до дворца. Будто невзначай уточнял, что бы она поменяла, как бы правила полученным подарком. И она быстро поддалась на его игру.

Картинка этого прекрасного будущего была такой яркой, что Лилит не заметила, как они вернулись. Небо за окнами окрашивалось в алые цвета, когда она пожелала отмокнуть немного в горячей ванне. Как следует расслабиться после прекрасного дня. Улыбка не покидала её ни на секунду. Вот бы каждый день был таким. Нет, не прямо таким, иначе у неё ноги сотрутся. Но таким, когда они могут беззаботно проводить время вместе и не отвлекаться на неприятные ссоры. Не поднимать мрачные темы разговора и просто быть вместе. Всегда.

Мягко ступая по ковру, в излюбленной рубахе и простых штанах, она чутко прислушивалась. В последних лучах заходящего солнца дворец всё ещё казался милым и совсем не угрожающим. Ей владели исключительно игривые мотивы. Астарион был где-то рядом, так почему бы не вовлечь его в игру в прятки? Водить будет, разумеется, он. Влажные волосы плетьми хлестали её по полотенцу, когда она услышала его шаги и юркнула под плотные портьеры.

Звук шагов обозначил, что сначала их владелец прошёл чуть дальше. Скрип двери возвестил, что он заглянул в ванную комнату, чтобы найти Лилит. Она зажала рот рукой, чтобы не выдать себя рвущимся из груди хихиканьем. Всё это было так глупо, так по-детски, но так смешно и волнительно, что не хотелось прерывать эту игру ни на секунду.

— И где же скрывается моя маленькая прелесть? — протянул он своим самым соблазнительным голосом, в котором чувствовались нотки хищника. — Неужели она решила спрятаться от меня…

Каждый его шаг вблизи её укрытия едва не срывал с неё игривый хохот. Он был слишком близко. И, кажется, он нашёл её сразу. Не стоило добавлять в воду столько лаванды, её шлейф окутывал Лилит, выдавая с головой. И тем не менее, он предпочёл играть с ней и упорно искал её совсем близко, приговаривая «где же ты, моя милая…», но игнорировал её укрытие. Его шаги, казалось, звучали всё дальше. Но, когда она решила, что он ушёл достаточно далеко, её свободу справа и слева сквозь портьеру полностью отобрали его руки.

— Неужели ты думала, что сможешь спрятаться от меня, моя милая маленькая жертва, — его голос обволакивал её, смешиваясь с успокаивающим сладким ароматом лаванды, делая его ещё слаще.

Лилит затаила дыхание, прижавшись спиной к цветному стеклу, нагретому за день. Последние лучи солнца погружали её в алое сияние. Тяжёлое полотно ткани с громким хлопком улетело в сторону. Мрачно довольная фигура Астариона в алом сиянии заката казалась особенно зловещей. Глядя в его голодные рубиновые глаза, Лилит почувствовала себя настоящей жертвой. Наивной маленькой девочкой, рискнувшей заигрывать с сильнейшим из вампиров…

— Попалась!

Обрушившаяся на неё волна щекотки начисто стёрла ощущение зарождающегося первобытного страха и вернула беззаботность игры. Астарион не щадил её и щекотал до визга и мольб о пощаде, но не останавливался. Её попытки вывернуться и убежать были обречены на провал. Ей удавалось отскочить на шаг или два, чтобы следом вновь пропасть в его капкан. И всё же они куда-то шли.

Куда-то он её вёл.

* * *

Лилит поняла, что попала в ловушку точно выверенного плана, когда дверь за её спиной распахнулась и они очутились в его спальне. Вид комнаты отпугивал. Ничего общего с её. Большая, мрачная, холодная и настолько отчуждённо-господская, насколько это возможно. Эта комната казалась воплощением вампирского ритуала, а не местом, где хоть кто-то сможет комфортно спать. Всё слишком заострённое, агрессивное и слишком старинное. Камин с решеткой, сундуки, книжные полки, люстры и скульптуры — трофеи от прошлого владельца, не иначе. Этой неуютной спальней Астарион словно жирно подчёркивал, что отобрал у Касадора всё в отместку за все пытки.

Игривое настроение выветрилось так же быстро, как сбегало тепло из этой комнаты.

Однако пойти против настойчивости возлюбленного она не могла. Он устроил ей такой замечательный день. Вредничать и с визгом сбегать из неприятной спальни будет очень уж неблагодарным действом. Если она его любит, то разве не примет его тёмные стороны? Даже такие тёмные, как эта комната.

Едва она задержалась в дверях, как была подхвачена на руки. С заботливым ворчанием, что полы холодные, он занёс её в самую дальнюю часть спальни и усадил в кресло. В камине уже горел огонь. Лилит поджала ноги и постаралась мило улыбнуться. Астарион с королевской грацией занял соседнее кресло, отправив в неизвестность свой дублет с золотой вышивкой, оставшись в рубахе. Стало так же уютно, как вечерами в их лагере. Как будто они вновь могут просто побыть вместе, обсудить всё, что произошло. Завести шкатулку или позволить Лилит играть на лютне. На столике между ними ожидало вино.

— Надеюсь, не со вкусом уксуса? — хихикнула она, вспоминая, как он ворчал когда-то.

— Никогда… даже не вспоминай, — закатил он глаза и наполнил её бокал. — Для тебя только самое лучшее. Лучшие балы. Лучшие прогулки по городу. Только пожелай — и я всё исполню.

Лилит приняла из его рук вино и послушно отпила. Терпкий вкус приятно прокатился по языку. Плотное крепкое вино. С таким лучше не шутить на голодный желудок, иначе можно легко утратить холодность рассудка. Но ведь рядом с ним можно не бояться, не правда ли? Не в такой прекрасный день.

— Подумай, любовь моя, сколько таких дней мы сможем провести, если время перестанет властвовать над тобой? Я буду беречь тебя, заботиться о тебе, любить тебя. А ты всегда будешь со мной, мы можем провести вечность вместе.

Вампир наклонился чуть ближе к ней. Он смотрел на неё так сосредоточенно, что дыхание сбивалось, а сердце начинало колотиться сильнее. Его желания читались на лице. Желание обладать ею было сильнее всего. Сегодня оно больше льстило, чем отпугивало. В горле пересохло, а единственным напитком оставалось терпкое вино.

— Звучит красиво, — осторожно согласилась Лилит, улыбаясь. День всё ещё вызывал приятные ощущения, хоть так неумолимо закончился.

— Это прекрасно, любовь моя, — едва слышно прошептал он. Ему понравился её ответ, но взгляд будто становился напряжённее. Ещё более хищным, чем когда-либо. — Ты когда-нибудь раздумывала гипотетически над тем, чтобы стать моей правой рукой? Моим консортом?

— Гипотетически… — слово обещало, что за честный ответ ей ничего не грозит. Это ведь не всерьёз. — Но ведь консорт включает в себя необходимость стать вампирским отродьем?

Этой темы она боялась с момента их предыдущего разговора, а та поднималась всё чаще. Но сейчас происходило что-то странное. Его глаза обещали, что на этот раз всё будет иначе. Разговора не следует бояться. Не нужно бояться своих желаний. Под его взглядом она ощущала себя маленькой мышкой в гостях у большого удава.

— О, моя маленькая прелесть, я бы никогда не стал тебя ни к чему принуждать, — мягко продолжил он. — Это всего лишь гипотетические вопросы. Ты и я, немного вина и просто разговор. Однако если бы я предложил тебе, ты бы обдумала эту возможность? Рассудительно.

Она выпила ещё вина, чтобы получить себе небольшую передышку. От его взгляда по коже бегали странные мурашки. Вроде даже не пугливые. Внутри будто начало созревать странное сомнение. Неуверенность.

— Ты задаёшь очень сложные вопросы, — пролепетала она и честно призналась: — Я хочу провести с тобой мою жизнь. Гипотетически я бы хотела стать твоим консортом, но меня пугает идея, что я физически не смогу собой управлять, пока ты мне не разрешишь.

— Моё сокровище, я никогда не стану тебя неволить, — отмахнулся он от её страхов. — Я люблю тебя. Ты такая послушная, зачем мне отдавать приказы? Зато ты останешься такой же прекрасной навсегда, станешь быстрее, сильнее и ещё очаровательнее.

Он мягко коснулся её лица, словно оценивал красивую бесценную вещь, но следом его прикосновения стали по-настоящему нежными. Он провёл кончиками пальцев длинную дорожку от её уха и вниз по скуле, едва касаясь подбородка, коснулся шеи. Грохочущий пульс бился ему навстречу. Тело отозвалось едва осязаемым томлением. Волнением и желанием чего-то… вне плотских утех. Холодком по мыслям вспомнился ещё один талант вампиров.

— А ещё исключительно убедительной, не так ли? — слова должны были прозвучать с намёком, но с губ слетел жалкий полушёпот. — Нечеловечески убедительной⁽²⁾.

— Верно, любовь моя, — он по-хозяйски улыбнулся. — Ты сможешь очаровать кого угодно лишь своей улыбкой и пронзительным взглядом. Я могу задать ещё один вопрос?

Всем своим существом он был одним воплощением соблазнов, которым безумно хотелось поддаться. Его голос. Его слова. Его взгляд. Его улыбка. Они искушали и манили. Уступить. Сдаться. Забыть о собственной воле и признать только его как единственную. Позволить ему владеть ею.

— Да, конечно, задавай, — послушно ответили её губы почти в отрыве от воли. — Гипотетический?

— Разумеется. Скажи мне, если бы я превратил тебя в вампира… — Астарион наклонился чуть ближе, щекоча ухо самым провокационным шепотом. — Ты бы всё ещё любила меня?

— Я… не знаю. Мне кажется, что да — любила бы.

Губы отвечали раньше, чем она ощущала готовность ответить. Лилит попыталась сжать руки в кулаки и с ужасом поняла, что не может. Попыталась отвести взгляд от Астариона и вновь не преуспела. Он свободно приближался к ней и прикасался. Выпивал её взглядом. Лишал возможности выпутаться. А она не могла сдвинуться с места.

— Я стал бы нечеловечески счастливым, если бы мог разделить мою вечность с тобой — моим самым любимым спутником, моим прекрасным сокровищем, — его голос становился всё более кокетливым. Он лился в уши сладким мёдом, заставляя сердце послушно биться только для него. Но его взгляд стал настолько острым, что мог бы резать сталь. — Скажи, ты ведь хочешь сделать меня счастливым?

— Я хочу. Очень хочу, — ответы Лилит не были обманом. Она говорила правду. Произносила её раньше чем успевала подумать. Беспомощно выдавала свои мысли и желания. Единственная волевая попытка выдавила из неё жалкий писк: — Но ведь я уже с тобой.

Ответом ей стала снисходительная улыбка. Словно она вновь очаровательно сказала какую-то глупость.

— Разумеется, моя дорогая. Но вечная любовь намного привлекательнее любви смертной. Мы были бы вместе всегда. Любили бы друг друга всегда. Ты стала бы моей навсегда, — Она упустила момент, когда он поднялся со своего кресла и опустился перед ней на одно колено, обхватив подлокотники кресла, вновь запирая её в капкане. Его голодный взгляд блуждал по её телу, вызывая у неё немедленный отклик. Наконец его глаза хищно огладили взглядом её тонкую шею, порождая дрожь. — Ты должна понять моё желание. Ответь ещё на один вопрос. Последний.

— Гипотетический? — выдохнула она на последних искорках свободной воли.

В предчувствии рокового момента она не могла даже моргнуть. Незаданный вопрос уже опускался на её плечи безжалостной неотвратимостью. Он приблизился ещё больше, щекоча её ключицы дыханием.

— Гипотетический, душа моя, гипотетический, — усмехнулся он, но в его голосе теперь звучала толика волнения. Каждое его слово отдавалось теплотой на её шее. Его губы почти касались её тонкой кожи. — Ты хочешь, чтобы я обратил тебя?..

1) персонаж из первого состава VoxMachina, не вошедший в сериал. Чисто камео и чисто из-за его пенсне

Вернуться к тексту

2) согласно Ван Рихтену, очарование вампира не равно заклинанию "очарование" (которое не может заставить жертву сделать что-то суицидальное или саморазрушающее). Это коварный фактор их природы, который спутывает разум жертвы, внушая, что подставить шею под укус добровольно — это хорошая идея

Вернуться к тексту