Дитя пепельной земли (джен)

— Пепельный монстр вон там, за углом! Догоняем, Айри!

— У, врешь, не уйдешь! — Айри с улюлюканьем бросилась на пепельное чудовище, размахивая гуарьей костью. С противоположной стороны, из-за гуарятни семьи Ротеран, заходил ее напарник, доблестный ординатор Ревус, плюясь из трубочки соком вредозобника — это означало опасную магию. Но монстр, ловко крутанувшись, оказался позади Айри, в которую тут же и попала темно-красная жидкость.

— Ты парализован, Вечный Страж! Своим же напарником! — захохотало чудовище. Айри с досадой остановилась: неприятно, конечно, но, если играть, так честно!

Чудовище тем временем зачерпнуло полную горсть пепла с земли и щедро размазало по лицу девочки и красным косичкам:

— А теперь ты заражен корпрусом и сам станешь одним из нас, Страж! — объявило чудовище, ловко уворачиваясь от очередного плевка Ревуса.

— Скампы драные! — со злости выругалась Айри. И главное, сама ж предложила этот ход с заражением после того, как старший брат рассказал о том, что такое случается взаправду! А всё, чтоб сложней и интересней играть было. Но делать нечего — теперь они с Дже вдвоем пепельные монстры против единственного ординатора Ревуса… Ну всё, у представителя Храма шансов нет…

— Ревус! Ре-е-евус! Иди ужинать скорей! — резкий голос госпожи Сарвани разнесся едва ли не на полквартала.

— Иду, мама! — откликнулся доблестный ординатор. И обернулся к остановившимся пепельным чудовищам: — Завтра доиграем?

— Ага! — согласилась Дже. Все равно бегать уже было не за кем…

— Меня сейчас тоже мама домой позовет, — добавила Айри.

— Тогда — до завтра!

— До завтра!

Играть за пепельное чудовище Дже нравилось. Это же почти взаправду можно кричать что-нибудь вроде: «Шестой Дом восстал, и Дагот — его слава!». Правда, иные взрослые данмеры, особенно из других городов, заслышав такое, иногда шарахаются прочь, а потом, разглядев детские забавы, грозят и родителям, и в Храм сообщить, но все равно, весело же! Можно подумать, жрецам АльмСиВи делать больше нечего, как детские игры разбирать. Тем более здесь, в Альд’руне, где все ее сверстники постоянно играют в Вечных Стражей и некромантов-вампиров-пепельных чудовищ. Наоборот, было бы странно, если бы она отказывалась играть вместе с ними. А родители… что родители? После того, как Ревус однажды ушел за город искать личинку силт-страйдера, и его разыскивали полночи, родители их компании были уже согласны на любые забавы — только бы не дальше квартала. А папа Дже, понаблюдав однажды за их беготней, поймал Айри за шкирку и объяснил, как правильно держать «дубину»…

При воспоминании о папе Дже сразу стало тоскливо. Ну когда же всё-таки он вернется? Уже почти месяц прошел с того посещения АльмСиВи Красной Горы, а его всё нет и нет…

А дома Дже встретила сильно раздосадованная чем-то Синлалл. Дже видела, как со злости мама чуть не разбила тарелку, и осторожно припомнив все свои недавние шкоды, задумалась, о чем же той стало известно.

Может, о разрисованной соком вредозобника стене гуарятни? Но там был нарисован порт силт-страйдера, вот! Правда, узнать на рисунке силт-страйдера удавалось только Дже, а Ревус сказал, что это никс-гончая... Или мама сердится на то, как они с Айри лазили на крышу трактира? Или...

— Ужинай и ложись спать пораньше, гуаренок, — сказала мама, ставя перед ней тарелку с кусочками запеченных яиц квама. — Завтра с утра мы поедем в поместье Велетов — госпожа Велет прислала письмо с требованием доставить ей заказанный ковёр. Он уже готов, и я думала, что… Впрочем, неважно, — оборвала себя мама. — Нам надо будет выехать как можно раньше, чтобы до темноты успеть добраться до их поместья. А оно далеко на север от Альдруна, почти на полпути к Маар Гану.

Приключение! Настоящее путешествие! Дже аж подпрыгнула от радости. И удивилась, когда мама в ответ на её восторженный писк лишь тяжело вздохнула и принялась ужинать.

— Дже, за городом опасно, — наконец заговорила мама, оборвав её вопросы и радостную болтовню. — Там можно встретить стаи диких алитов или кагути, везде летают скальные наездники. А недавно, говорят, неподалёку видели банду эшлендеров-изгоев. Но серджо Велет требует, чтобы ковёр ей был доставлен на ближайшей неделе, а гонцы из курьерской службы все заняты аж на месяц вперёд. Нам придётся ехать самим.

Выехали они утром — навьючили на Забаву скрученный трубкой ковёр, несколько бурдюков с водой, сумки с рисовыми лепешками и яйцами квама. С собой Дже захватила небольшой заплечный мешок, в котором были спрятаны ее главные сокровища — пепельная статуя и пара хитиновых звезд, подаренных папой. Метать их в цель девочка еще не умела, но повсюду таскала за собой и старалась почаще практиковаться в этом.

Когда позади остались городские ворота, Дже ощутила, как заметно напряглась мама, сжимая в руках защитные амулеты. Но все было тихо — ни меров, ни зверей, лишь ветер шуршал листьями придорожных кустов вредозобника да огненного папоротника. Время от времени издалека доносились крики то ли скальных наездников, то ли скрибов, отчего Синлалл нервно оглядывалась по сторонам. Один раз на дорогу выскочил фуражир квама — бешеный червяк — но почти сразу оказался ухвачен Забавой. Хоть гуары и не были хищниками, съесть мелкую тварюшку, попавшую в пасть, могли с удовольствием. Когда солнце перевалило за полдень, они остановились на привал у зарослей трамы, и Дже наломала колючек — мама очень любила заваривать из них чай.

До поместья они добрались к ночи, как и рассчитывала Синлалл. Пока мама разговаривала с управляющим и самой серджо Велет, Дже потихоньку осматривалась вокруг. На стенах висели по-настоящему изысканные ковры — не хуже тех, что ткали мама и бабушка. Разноцветная посуда на обеденном столе, на подставке для оружия — меч из вулканического стекла, лезвие которого так красиво переливалось оттенками зеленого. А больше — никакой особой роскоши и не было, и когда хозяева поместья пригласили их отужинать вместе, на столе были привычные Дже печеные яйца квама, рисовые лепешки да скрибовое желе.

Ночевать они остались в поместье. Серджо Велет, восхищенная тонкой маминой работой, щедро заплатила и приняла их, как дорогих гостей, да и старший сын ее, Модин Велет, сотник редоранской стражи, был достаточно приветлив. Впрочем, утром настроение хозяев как-то резко изменилось: и мать, и сын выглядели усталыми, невыспавшимися и словно чем-то взволнованными.

А мама с рассветом засобиралась в обратный путь. Теперь они ехали уже почти налегке, только воды и пищи взяли на день пути.

— Ветер поднимается, сэра Ротеран, может скоро начаться буря, — заметил Модин Велет, когда мама прощалась с хозяевами поместья. — Может, переждете у нас, пока не утихнет?

Синлалл заколебалась, но тревожные ноты Песни стали громче и резче. Мелодия говорила, что им не стоит оставаться в поместье, хотя Дже и не понимала, почему. Но потянула маму за руку:

— Мамочка, я домой хочу! Давай поедем, пожалуйста! И папа говорит, что в бури хищники прячутся и скальные наездники меньше летают!

И они выехали. Поначалу Дже с любопытством рассматривала окрестности, но ветер все усиливался, и вскоре в воздухе уже неслись тучи пепла с Красной Горы, застилая дальние холмы. Как всегда во время бури, громче и яснее зазвучала Песня. Её мелодия звала, увлекала за собой, хотелось повернуть куда-то на восток, в сторону от намеченного пути...

Дже уже знала, что именно так возвращаются забытые потомки их Дома — далекие-далекие дети тех детей, которых после разгрома Дома Дагот победители забрали в другие Дома. Забрали только тех, кто был слишком мал, чтобы запомнить родителей, вот только не знали о Песне, связывающей воедино всех, кто происходил из Шестого Дома. Так потом веками и эпохами родичи находили друг друга...

Однако теперь им пришлось шагать против ветра, и Забава дышала все тяжелей и все чаще останавливалась.

— Надо делать привал, — вздохнула мама.

Удобное место обнаружилось сбоку от дороги: несколько скал, между которыми тихо булькал грязевой вулкан и росли кусты огненного папоротника и трамы. Забава тяжело улеглась на землю, мать с дочерью устроились рядом на циновках.

Но сжевав маленькое яйцо квама и рисовую лепешку с куском скаттла, Дже вскочила на ноги. Вокруг было столько интересного! Вон вулкан булькает темно-серой грязью и вздыхает паром — а что будет, если в него бросить камушек-другой? А вон там такой толстенный корень трамы из-под земли торчит — удастся ли на него залезть? А вон выше, на отвесной скале-игле такие удобные борозды, за них ухватиться хорошо!

— Доченька, осторожно! — а это мама увидела её на верхушке скалы.

Ух, как тут высоко! Голова Забавы размером с большое яйцо квама кажется! Ветер дует так, словно хочет её сбросить вниз — но тем интересней подставить ему лицо, раскинуть руки и слушать Песню...

А она изменилась, кстати!

Дже повнимательней вслушалась в изменившуюся мелодию. Та пела о встрече — хорошей, радостной встрече — а ещё о возвращении.

— Тут рядом кто-то из наших, мама! — во весь голос крикнула Дже, свесившись со скалы. — Я позову, хорошо? — и не дожидаясь ответа, спела про себя зов-призыв, как учил её Глава Дагот.

Некоторое время ничего не происходило, но затем через завывания ветра донеслись топот и кряхтение гуаров, голоса меров... Забава, услышав сородичей, громко крикнула — и ей вторил другой гуар. Дже, быстро активировав амулет замедления падения, спрыгнула со скалы, чтобы...

Оказаться перед отрядом эшлендеров, заглянувшим к ним на привал. Девочка попятилась. Она ожидала увидеть либо одинокого путника из Видящих, идущего к Красной Горе, либо кого-то из изменившихся — тех данмеров, которые приобрели иное обличие и стали пепельными существами. Но вот встречи с эшлендерами, да ещё отрядом, не ожидала.

— Смотри, Тайнаб-гулахан, оседлые!

— И что только забыли за городом, а?

Они спешивались, плотным кольцом окружая Синлалл. Дже испуганно попятилась прочь, мама же ухватила её за плечи и притянула к себе.

— Мы с дочерью просто отдыхаем, сэры, — сказала она, вот только голос предательски дрожал, да и пальцы, сжимавшие плечи Дже, тоже подрагивали.

Крепко сложенный эшлендер, одетый в чёрную, хорошо выделанную нетчевую броню и в таком же шлеме, ступил к ним ближе, сжимая в руках хитиновое копье. Подцепил концом лезвия амулеты на шее Синлалл:

— Одета просто, а амулетов зачарованных с полдесятка носишь, — недобро усмехнулся он.

Мама вздрогнула, и её страх передался Дже. Что-то нехорошее должно было случиться, им грозила опасность.

— Ты — мастер артефактов? Или просто богатая госпожа?

— Нет, сэра, совсем нет, — ответила Синлалл, — вы говорите со скромной ткачихой из Альд’руна. У меня нет ни способностей к магии, ни состояния -откуда бы? И заработки мои не столь уж велики. А эти амулеты — подарки родных...

— Так у тебя богатая родня, — заключил предводитель эшлендеров. — Это хорошо — стало быть, они заплатят за тебя с ребёнком хороший выкуп.

— Беги, Дже! — мама рывком толкнула её в колючие придорожные заросли трамы. Песня взвихрилась яростной волной, ударила её. И Дже бросилась наутек. Кажется, колючки рвали ей и одежду, и кожу, но она уже не замечала боли.

— Ловите соплячку! — раздались крики позади. Далеко убежать Дже и не удалось — в спину ударило какое-то заклятие, и тело внезапно перестало её слушаться. Не удавалось шевельнуть ни одним пальцем, и даже дышать стало невероятно тяжело, словно что-то сильно-сильно сдавило грудь.

— Вы с ума сошли! — закричала мама. — Вы же убьёте её! Паралич на ребёнка! Пустите!

Ещё слышались звуки борьбы, мамины крики, но в глазах Дже уже темнело от нехватки воздуха. Кажется, её кто-то подхватил за пояс, куда-то понесли — но мир ускользал и затягивался тьмой.

* * *

Первое, что увидела Дже, приходя в себя — это лицо мамы. Вот только какое-то неправильное: по виску тянулась длинная ссадина, на губах — засохшая кровь. И влажные дорожки от слез на серой коже.

— Мамочка, тебе больно? — она потянулась, указывая на царапину.

— Ничего, Дже, ничего. — Синлалл рывком обняла Дже, прижала к себе. — Главное, что ты пришла в себя, доченька.

Обнимашки от мамы — это, конечно, хорошо и приятно, но Песнь все ещё звучала слишком тревожно. И Дже, посидев минутку, всё же осторожно вывернулась и огляделась.

Они сидели на циновке в каком-то странной тесной комнате с куполообразным потолком. И он, и стены были сделаны из плотной ткани. На вопрос Дже мама объяснила:

— Это шатер эшлендеров. Они живут в таких домах из ткани.

Дже кивнула. Об эшлендерах она была наслышана от старших — особенно дядя Ворин любил рассказывать, как его друг, лорд Неревар, объединял все Великие Дома и кочевые племена. Но вот воочию видеть пустынных кочевников не приходилось. Поэтому девочка продолжила жадно рассматривать все вокруг: плетеные циновки на полу, пучки сушеных трав, подвешенных к опорам, на которых держался шатер, плотную штору, заменяющую вход... Хмурую эшлендерку, пристально рассматривающую их с мамой.

И Песня рядом с ней звучала громче, родством и зовом. Она — Спящий потомок Дома Дагот?

"Дядя Ворин говорил, что наших можно встретить где угодно!"

Дже сползла с маминых колен, подошла к женщине. Та напряглась и отступила подальше:

— Не подходи ко мне, маленькая тварь!

— Сэра, скажите, пожалуйста, а почему вы меня тварью называете? -вежливо, как учила мама, спросила Дже.

— Ты не обманешь меня своим видом, пепельное чудовище! — угрожающе заговорила эшлендерка. — Можешь сколько угодно прикидываться обычным данмерским ребенком, но я умею чуять пепельных тварей, и ты ощущаешься, как одна из них. Хотя ничего такого прежде я не встречала.

Ой, так это она так звучание Песни воспринимает! Дже невольно захихикала:

— Ай! Я тоже вас ощущаю, как пепельное чудовище, сэра, — и быстренько метнулась к маме, когда эшлендерка замахнулась для подзатыльника. — Эй, я не дразнюсь! Правда-правда!

— Прекрати, Дже, — голос мамы был настолько подавленный, что девочка замерла. — Помолчи и не зли её, — сказала она, но метнула недобрый взгляд на надсмотрщицу.

Чтобы не огорчать маму и не злить странную эшлендерку, Дже устроилась на циновке и затихла. Но сидеть и бояться ей быстро надоело, рассматривать стены тоже становилось скучно. Зато в шатре был не пол, а земля! Обычная земля, укрытая пеплом, как повсюду в Эшленде.

Девочка тихонько пошарила вокруг себя, обнаружила отломок какой-то веточки и принялась вычерчивать в пепле даэдрические знаки. Это было сложно — их ведь так много! Дже уже научилась писать их почти все… ну почти.

— Мама, а как пишется "е"? А "н"? — пришлось уточнять. Зато мама наконец отвлеклась от своих переживаний и обратила внимание на дочку.

— "Телванни" пишется с двумя "н", — поправила Синлалл. — и в конце буква "и".

— А как она пишется? Я забыла...

Урок правописания оказался прерван, когда за тканевой стеной послышались близкие голоса, и спустя минуту в шатер шагнул тот самый предводитель эшлендеров. Мама тут же ухватила Дже на руки. Тот окинул их хмурым взглядом, задержавшись на Синлалл, и сказал:

— Я послал весть в Альдʼрун о том, что ты с дочерью в моих руках и назначил выкуп за вас двоих в пять тысяч дрейков. Если твоя родня не заплатит до начала следующего месяца, станешь моей младшей женой.

— Не стану, — тихо, но твердо ответила мама.

— Что-что? — насмешливо переспросил эшлендер.

— Не стану я вашей женой — скорее, со скалы брошусь, — глухо отозвалась Синлалл.

— Как хочешь, — хмыкнул тот. — Но тогда твоя малявка пойдёт на корм никс-гончим. Времена сейчас непростые, лишние рты в племени ни к чему.

— Тайнаб-гулахан, — внезапно заговорила до сих пор молчавшая эшлендерка, — лучше бы сразу убить малое чудовище.

"Ой-ей, это обо мне?" — испугалась Дже. И невольно прижалась к маме. А та лишь крепко-крепко обняла её:

— Если с моей Дже что-то случится, я тоже убью себя, — сказала мама. — И тогда вы никакого выкупа не получите.

Но гулахан, предводитель эшлендерского отряда, лишь отмахнулся:

— Ай, прекрати жуть наводить, Ханарай из семьи Ассутланипал. Твоё чутье на пепельных чудовищ ввело тебя на сей раз в заблуждение. Потому довольно меров пугать, пора нам в путь выдвигаться. Слишком близко мы к Альд’руну, слишком легко можем попасться на глаза городской страже...

По его знаку, двое эшлендеров вывели их с матерью наружу, усадили на какого-то чужого гуара. Вокруг стояло ещё пару шатров, подле которых суетилось с десяток эшлендеров: в основном, молодые крепкие парни, да двое девушек, кроме Ханарай. Повод их ящера связали с другими — так, чтобы Синлалл не смогла ускакать прочь. Затем необычайно быстро свернули свой лагерь и загрузили все: и крепления, и свернутые тканевые полотнища на вьючных гуаров. Один из парней коротким свистом подозвал разбежавшихся по округе никс-гончих, и те окружили зверей.

И отряд тронулся в путь.

На востоке уже поднималось солнце, рассекая своими лучами тени среди холмов и острых высоких скал, которыми полнились земли Эшленда. За ночь буря утихла, и о ней напоминал лишь новый слой пепла, что волнами лёг поперёк дорог и троп. Кое-где в нём уже виднелись цепочки звериных следов. Отдохнувшие гуары бежали бодро, перекликиваясь меж собою, со всех сторон слышались разговоры эшлендеров. Синлалл, Дже и их надсмотрщицу, они, впрочем, обтекали, как волна — высокий камень. Мужчины и женщины окликали друг друга, болтали и смеялись, но за полдня Ханарай лишь однажды обратилась к кому-то из своих сородичей, да ответил тот коротко и неохотно. Потому эшлендерка все чаще только оглядывалась на пленниц и, наконец, заговорила сама:

— Зря ты, оседлая, гулахану отказываешь, — сказала она матери Дже, после того, как Тайнаб в очередной раз оглянулся на них. — Будешь его младшей женой — так он и охотник хороший — без добычи не возвращается, разве что в голодные годы. И о родных заботится — его жены и дети в дорогих, тончайших шелках ходят, что с континента н'вахи везут...

— Раз он такой глава семьи хороший, что ж сама за него не пойдёшь? — огрызнулась мама.

— Да! — воскликнула Дже. — Ни за кого моя мама не пойдет, у меня папа есть! И он заберет нас с мамой домой… — тут она на миг запнулась, раздумывая, а потом добавила: — а вам всем покажет, где слоады зимуют!

Эшлендерка только фыркнула:

— Что ж твой папа в Альдʼруне наших посланников не встретил, что за выкупом приехали? Да вас одних в пепельные пустоши отпустил — надоели вы ему, видно! Или избавиться от вас нарочно хочет, или просто не нужны вы ему, — рассуждала Ханарай.

Мама ничего не ответила, лишь прикусила губы, и украдкой смахнула слезы. А Дже внезапно ужасно разозлилась. Её папа сражался с ложными богами АльмСиВи и погиб, а эта вредная тётка смеет придумывать про него всякие гадости!

— И ничего не нужны! — воскликнула Дже. — Вы, сэра, говорите сами не зная что! Папа мой уехал сражаться с ложными богами Трибунала, и скоро вернётся! А вы выдумываете гадости всякие.

— С ложными богами? — изумилась Ханарай, уставившись на девочку. — Разве ваша семья не поклоняются АльмСиВи, как все оседлые?

— А вот и нет! — заявила Дже, несмотря на предостегающие щипки мамы. Она уже набрала воздуха для продолжения тирады, но тут раздался окрик гулахана: "Привал!"

Скептически хмыкнув, Ханарай ушла к остальным женщинам помогать с обедом, а за пленницами оставили присматривать двух парней. Те, впрочем, болтали меж собой о каких-то общих знакомых, и лишь приглядывали за Синлалл и Дже. Из еды им выдали пару рисовых лепешек, да ещё немного воды, за которую тут же ухватилась Дже — после полудня среди пустошей пить хотелось безумно.

Впрочем, привал был недолгим: через час, не больше, Тайнаб-гулахан снова приказал трогаться. Они явно стремились уйти подальше от Альд’руна, держа путь на север. К вечеру отряд углубился в лабиринт высоких скал и холмов.

— Обойдем Маар Ган с востока и спустимся в фояду, а по ней — на север, ближе к берегу, — ответил гулахан на вопрос одного из своих меров. — Там уж и стойбище наше рядом.

— А там гуары пройдут разве? — усомнился тот. — За Маар Ганом горы почти неприступны, да и в фояде недоброе творится последние годы. Пепельных чудовищ там видят все чаще... Да и девка из племени Уршилаку недавно пошла охотиться на скальных наездников близ Друскашти и не вернулась, и тела даже не нашли, чтоб в гробнице племени похоронить.

— Вот поэтому разделимся, — распорядился гулахан. — Оседлых проведём через фояду — там нас точно редоранская стража не найдёт. Пойду я, Ханарай — пепельных чудовищ не пропустим... Ещё братья Эрамареллаку пойдут. А все остальные поведут гуаров к стойбищу обычными дорогами Западного Нагорья. Если встретите стражу, скажете, что ни про какую похищенную оседлую не знаете, ясно? — обратился он к слушавшим его прочим эшлендерам.

Решение гулахана идти по фояде, казалось, обеспокоило многих. Прежние беззаботные разговоры с пересмеиваниями смолкли,и эшлендеры стали вспоминать своих сородичей, так или иначе сгинувших в тех краях. Кто-то даже попытался отговорить Тайнаба от этой затеи, но тот на все предупреждения лишь отмахивался:

— О пепельных чудовищах Ханарай предупредит, а больше там бояться нечего.

Отгорело закатное пламя в ущельях меж скалами, ночная пелена опустилась на землю, а их отряд всё двигался вперёд. Гуары уже перестали перекликаться, и всё чаще раздавались резкие крики погонщиков и щелчки кнутов, которыми подгоняли останавливающихся животных. Даже никс-гончие уже не носились большими прыжками вокруг, а медленно трусили следом за караваном, опустив хоботки к земле.

— Тайнаб-гулахан, звери уже устали, да и меры тоже, — заметил один из тех самых братьев эшлендеров, что были его ближайшими помощниками. Лишь тогда тот объявил привал.

Когда мама помогла Дже слезть со спины гуара, девочка попыталась стать и почти сразу вцепилась в мамину юбку: затекшие за день ноги не держали. А ещё отчаянно хотелось спать — и наскоро прожевав очередную брошенную им лепешку, Дже свернулась клубочком в маминых руках. Только прижала к себе покрепче сумку со своими вещами — хорошо, хоть не отобрали.

* * *

Глаза закрылись сами собой, и Дже вновь оказалась в двемерском городе. Она оглянулась вокруг, но дяди Ворина нигде не было видно. Тогда девочка покрутилась по комнате — здесь во сне, дневная усталость пропала, точно ее и не было! — и уселась на край лавового бассейна посредине. Глубоко внизу медленно двигалась раскаленная алая кровь земли. Когда она застывает, вспомнила Дже, то превращается в вулканическое стекло или эбонит — те самые, из которых у данмеров в прежнее время так любили делать и оружие, и доспехи. А в Третью эпоху, папа говорил, эти ценные дары недр забирают себе имперские н’вахи.

Какое-то время Дже сидела, болтая ногами над лавой и негромко мурлыкая в такт звучавшей Песне. А затем мелодия вновь изменилась, и позади раздался негромкий вздох удивления:

— Где это я?

Дже изумленно подскочила, едва не свалившись в лаву. Нет, дядя Ворин иногда призывал в их общее сновидение кого-то из родни, знакомя «молодую госпожу Дома» то с остальными своими братьями, то с прочими родичами и последователями Дома, но чтобы кто-то оказался в её сновидении просто так — не было раньше такого!

А сейчас, прижавшись к стене, здесь стояла и испуганно осматривалась та самая эшлендерка, Ханарай.

— Фе, — сказала Дже, — и во сне от вас спасения нету! Чего сюда явились?

— Разве ж я являлась? — растерянно ответила та. — Никогда прежде я не видела такого, — и она осторожно дотронулась до трубы, исходящей паром.

И тут Дже вспомнила: засыпая, она притянула к себе покрепче сумку с пепельной статуей — а вот дядю Ворина не позвала. И, видимо, сейчас этот сон — только ее собственный. А эшлендерка в нем очутилась, потому что тоже принадлежит к потомкам Дома. Хочешь не хочешь, а они с ней… родственницы, получается.

Но если это ее личный сон… выходит, она может делать здесь всё, что угодно! Может, например, отомстить за все те гадости, что эта тётка говорила о папе, и сбросить её в лаву… Или нет…

«Некоторые потомки нашего Дома, — словно взаправду она услышала дядин голос, вспоминая его объяснения, — по неведению служат другим Великим Домам и даже Храму Трибунала, ложным богам АльмСиВи. Они не знают о своем происхождении, о родстве с нами — и нет их вины в том. Тебе мама ведь читала книжки про Дагота Тайтона? Они, конечно, выдумка — но лишь отчасти, такое восстание наших детей и вправду было… Если тебе придется встретить кого-то из таких Спящих, не стоит их ненавидеть. При возможности, надо объяснить им, кто они, но нет смысла на них обижаться…»

— Ну так посмотрите, — ответила наконец Дже. — Это подземный город двемеров, тех самых, которые в Первую Эпоху были союзниками лорда Неревара, а потом исчезли.

Эшлендерка отлипла от стены не сразу, но все же шаг за шагом принялась осматривать комнату: стены из меди и латуни, гудящие от напора пара и воды трубы. Осторожно заглянула в лавовый бассейн и попятилась. От происходящего девочка испытывала какие-то смешанные чувства: с одной стороны, неприятно, что чужачка, да еще недобрая — именно она предлагала гулахану убить Дже! — рассматривает ее личный уголок, с другой… так забавно смотреть, как взрослая вроде бы данмерка испуганно шарахается от струи пара, вырвавшейся из щели трубы.

Однако все это продолжалось недолго: взвихрилась мелодия Песни, заставив вскинуться их обеих, с гулким скрежетом распахнулись половинки круглой двери, и на пороге появился Дагот Ур. Ханарай с криком ужаса попятилась к стене, а вот Дже радостно бросилась вперед, привычно цепляясь ему за руку.

— Дядя Ворин, наконец-то! А мы с мамой поехали к серджо Велет ковер продавать, — затарахтела она, стремясь поскорее рассказать новости последних трех дней, наполненных событиями, — а на обратном пути я позвала родичей, как вы учили, а нас с мамой взяли эшлендеры в заложники и повезли куда-то…

— Дитя, — дядя слегка сжал ей плечо, — что я говорил тебе о том, как прилично вести себя молодой госпоже из правящей семьи Великого Дома?

— А? — растерялась Дже. Быстро перебрала в голове последние свои действия, но так и не поняла, о чем речь. — А что я сделала не так?

— Для начала молодой госпоже из знатной семьи не следует трещать, как никс-гончие в месяц Утренней звезды. Если рассказываешь, говори последовательно и внятно. Но пока что погоди — потом обсудим случившееся.

С этими словами дядя, чуть отстранив Дже, приблизился к эшлендерке.

— Ханарай Ассултанипал из племени Шашману, потерянное дитя Дома Дагот. Уже много лет ты слышишь мой зов, но предпочитаешь его не слушать. Пьешь травы, притупляющие разум и чувства, просишь шаманку проводить над тобой ритуалы, что защищают от проклятий и порчи…

Женщина попятилась, отчаянно мотая головой:

— Нет, нет… Изыди, проклятый Шармат! — вскрикнула она — и тут же смолкла. Теперь она лишь раскрывала губы, но ни звука не срывалось с них.

Дже фыркнула — прямо-таки вслух.

— Сэра Ханарай, вы серьезно так ничего и поняли? — и осеклась — мама всегда учила: ребенку неприлично влезать в беседу старших!

Но Дагот Ур оглянулся на нее и поманил жестом к себе. Когда Дже приблизилась, положил когтистые ладони ей на плечи и развернул лицом к эшлендерке:

— Расскажи, дочь брата моего, кровь от крови семьи моей, — заговорил он медленно и внушительно, — что случилось позавчера, когда меры племени Шашману встретили тебя и твою матушку, а мою невестку, среди пепельных земель.

— Э-э-э… — растерялась Дже от таких необычных слов, — дядя прежде так никогда с ней не говорил! — но быстро собралась с мыслями и принялась рассказывать о том, как ощутила среди пепельной бури кого-то из родных:

— …и я спела зов-призыв, как вы меня учили, глава Дагот, — почему-то девочке показалось, что сейчас так обращаться правильней. — И подождала немного, а потом на нас с мамой вышел отряд эшлендеров… — закончила она совсем тихо, уставясь в пол и потихоньку ковыряя носком туфельки заклепку, соединявшую металлические листы пола. Было ужасно стыдно и неловко от накатившего осознания, что именно из-за её опрометчивой выходки они с мамой оказались в такой плохой ситуации. Но следовало продолжать.

— …а их гулахан, — Дже с усилием подавила желание заплакать, — сказал, что хочет взять маму младшей женой, а меня скормить никс-гончим, а мама сказала, что бросится со скалы… Это всё из-за меня-а-а! — с трудом сдерживаемые слезы почти прорвались наружу, но в последний момент девочка теперь сама ощутила, что не может больше ни сказать хоть слово, ни расплакаться.

«Тише, племянница, — Ворин крепко сжал ей плечи, а Песня зазвучала тихо и успокаивающе, — молодой госпоже Дома не к лицу рыдания и слабость, в особенности перед одной из обидчиков».

«Она ведь наша родственница…»

«Да, но пока что — не друг тебе».

— Ханарай Ассултанипал, — снова обратился он к эшлендерке, — ты слышишь слова, сказанные дочерью брата моего, дитям от крови Дома моего. Это она тебя позвала, как с древних времен в нашей семье способны родичи звать друг друга. И ты откликнулась на ее призыв, потому что ты — одна из нас.

— Это… неправда… — выдохнула та, — невозможно…

— Ты заблуждаешься из страха и предрассудков, — медленно коснулся Дагот Ур подбородка эшлендерки, заставляя её взглянуть себе в глаза. — Племя, в котором ты живешь, страшится и меня, и меров моего Дома, но тебе опасаться нечего.

— Неправда, — вновь отрицательно помотала головой та. И заговорила, быстро, торопливо, с какой-то отчаянной и обреченной злостью: — Я хорошо помню, как два года назад наше племя на восток от фояды Бани-Дад, столкнулось с пепельными монстрами. Тогда они убивали наших воинов и охотников — и мне тоже пришлось от них отбиваться вместе с остальными. Одно из чудовищ разодрало мне когтями руку до кости, да так, что я чуть кровью до смерти не истекла — это называется «нечего опасаться»?!

— Вот только вспомни, что случилось дальше, Ханарай, — ответил Дагот Ур. — Когда ты, истекая кровью, попятилась прочь, выходя из стычки, чтобы залечить свою рану — разве тебя преследовал кто-то? Даже тот мер, с которым ты дралась — разве он замахнулся хоть раз на тебя, когда тебе самой было уже не боя?

— Нет, — не сразу, видно, вспоминая случившееся, с заметной растерянностью прошептала эшлендерка. — Я еще не могла понять, почему он так легко отпустил меня — хотя его самого никто из наших не атаковал.

— Тот мер ощутил родную кровь в тебе — как и дочь моего брата позавчера, как ощущаю ее я. В Доме Дагот не причиняют вред своим родным — если только те не вынуждают нас защищаться. А твое племя — можешь ли ты сказать то же самое про них, Ханарай Ассултанипал?

С этими словами Дагота Ура комната двемерского города вокруг них медленно растворилась в тенях, из которых потом сплелись юрты эшлендерского стойбища. Ханарай, словно завороженная, шагнула туда, Дже, влекомая любопытством, потянулась следом, но дядя удержал её:

— Тебе нечего там смотреть, племянница. В этом сне Ханарай увидит, как ее племя по-настоящему относится к ней. Как используют ее способности, одновременно страшась и чураясь её самой — как страшатся всего, что не вписывается в привычную картину мира. А что касается тебя, Дже, — тут они с дядей снова оказались в привычной комнате, но уже одни, — слушай меня внимательно. Твоя неосмотрительность и впрямь навлекла несчастье и на тебя, и на Синлалл. А могла навлечь еще худшую беду. Разве я не предупреждал тебя, что многие из наших Спящих потомков служат и лжебогам? Что, если бы это были не эшлендеры, а отряд Вечной Стражи? А иерархи Храма куда больше знают о наших способностях, чем рассказывают обычным мерам. В тебе моментально распознали бы одну из нашего Дома; как думаешь, чем бы это закончилось для тебя и твоей мамы? И не реви: просто впредь тебе следует быть осторожней.

— Я буду, дядя Ворин, — выдавила Дже. Вытерла выступившие слезы и, подавив всхлип, добавила: — Обещаю, буду. Только простите…

— У матери будешь просить прощения, если всё обойдется, — отрезал тот. — Теперь слушай внимательно, запоминай — и при первой же возможности расскажи маме, но так, чтобы не слышал никто из эшлендеров и даже Ханарай. Поняла? — Дже часто-часто закивала. Ворин продолжил: — Фояда Бани-Дад — действительно опасное место, но она — прямая, как копье, развилок и перекрестков почти нет, и там нашим мерам будет намного легче вас найти, чем посреди холмов Западного Нагорья. Поэтому пока вас не поведут по ней, делайте вид, что полностью подчиняетесь эшлендерам. Но как только окажетесь в фояде, вы с матерью должны бежать при первой же возможности. Благо, если ваш гулахан не изменит планы, сбежать от четверых надсмотрщиков будет намного проще, чем от полутора десятков.