Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кисонька-мурысонька, хорошая-пригожая, рыжая-полосатая, головушка лохматая, покажи князю-батюшке да всему честному народу, как лентяй поутру ленится!
Дородный скоморох с выбеленным лицом, на котором пламенели огромные алые веснушки, чуть шевельнул толстым кожаным бичом. Полосатый рыже-черный зверь величиной с жеребенка тотчас вытянулся, будто его хребет сделался вдвое длиннее. Зверь повел пышными усами, широко зевнул и закрыл лапой морду.
Воины засмеялись, женщины ахнули: клыки у зверя были в палец толщиной, а уж в пасти спокойно поместился бы кот. Лейтар, сидящий рядом с братьями и Ниреей, звонко крикнул: «Ух ты!» и забил в ладоши.
— А теперь покажи, как добрая жена любимого мужа встречает!
Зверь мигом вспрыгнул на задние лапы и обвил шею скомороха передними, да так, что толстяк полностью исчез за полосатой тушей. Приближенные и служанки княгини вновь заахали, зашептались: «О боги, страсть-то какая!», «А ну как съест?», «Такой проглотит и не подавится!» А скоморох высунул из-за звериной туши голову и скорчил рожу.
— Умница! — Он почесал зверя за ухом, и тот замурлыкал, что твоя кошка у очага. — А теперь покажи, как злая жена мужа пилит!
Зверь ощетинился, припал к земле и зарычал: сперва низко-протяжно, потом переходя в вой и пронзительный визг. Скоморох схватился за голову и завертелся на месте, будто волчок, а зверь завыл и завизжал еще громче.
Все зрители, начиная от князя и княгини и заканчивая слугами, смеялись на весь двор. А чужеземный зверь и его хозяин знай себе потешали их новыми штуками: и как мальчишки дерутся, и как малое дите ревет, и как вор на ярмарке убегает с краденым. А потом зверь помчался по кругу, словно легконогая нишанская кобылица, а из возка выскочили два мальчика и две девочки, тоже в рогатых шапках и нарядах с колокольцами, и лихо вскочили зверю на спину. Тот будто не заметил — продолжал мчаться, а юные скоморохи на его спине кривлялись и подпрыгивали, кувыркаясь в воздухе.
Лейтар смеялся чуть ли не до колик в животе, лицо его раскраснелось, будто нарумяненное, как у скоморохов, в глазах застыло безмолвное: «Я тоже так хочу!» Глядя на него, Нирея поневоле улыбалась, так, что щеки и губы устали. Старшие братья рядом вполне разделяли восторг. Даже Гелед несколько раз шепнул: «Вот это ловкость! Не каждый воин сумеет…», а озорник Антесан не сводил со скоморохов жадного взора, словно желал запомнить каждое их движение.
Вновь щелкнул кожаный бич, дети соскочили со спины зверя, а сам он скользнул в крытую холстиной клетку. На смену ему уже другие скоморохи вывели ручных медведей, те плясали и били в бубны, да так, что зрители зашлись от смеха. Князь Таглам сделал знак Адришу, и тот поднес хозяину полосатого зверя два кошеля, которые чуть ли не лопались от серебряных монет. Скоморохи раскланялись, на все лады восхваляя щедрых и мудрых правителей Нишани, и вскоре пестрые возки и клетки со зверями потянулись со скрипом к дворцовым воротам.
Лейтар провожал вереницу повозок горящими глазами, словно желал сорваться с места и бежать вслед за ними. Понятно, что скоморохи еще не покидают Тойсею, — они продолжат представление в самом городе, где без того с раннего утра дым коромыслом, а шум ярмарки едва не глушит все звуки на княжеском дворе. Нирея поглядела на братца: он тотчас состроил взрослое лицо и важно кивнул ей. Нет, он не забыл, ради чего нынче устроена вся эта потеха. И не забыл, что для него время потехи вскоре закончится.
— Мне страшно, Нирея… — шепнул Лейтар едва различимо и вытер руки платком, чтобы не измять новый наряд.
К наряду своему он сегодня отнесся на редкость бережно: не мял шапку и подол, не щипал нитки из бахромы пояса и не болтал ногами — сапожки ведь тоже новые. Зато он пошире развел полы кафтана, чтобы лучше было видно вышивку на груди рубахи. Рыжие кудри слегка растрепались, и Лейтар не стал хныкать и дергаться, стоило Нирее взяться за гребенку. Глядя на него, трудно было поверить, что недавно он хохотал до упаду, как обычный нишанский мальчишка. Лицо братца сделалось бледным и суровым, так, что у Ниреи защемило сердце — настолько он стал разом похож и на князя-отца, и на Геледа.
Князь же с княгиней восседали рядом на высоких резных престолах и тихо переговаривались о чем-то. Поневоле они приковывали к себе взоры, вот и сейчас Нирея залюбовалась. Шестнадцать лет держали они сообща Нишани, шестнадцать лет жили душа в душу — на радость своему народу да на страх врагам. Недаром сравнивали князя Таглама с Лэйдо, богом войны и правды, а княгиню Бельгу — с Оглунной, богиней мудрости и памяти, пускай боги эти — не супруги, а брат с сестрой, бывшие когда-то людьми.
Оглянувшись, Нирея заметила, что Лейтар тоже смотрит на отца с матерью, будто спрашивает безмолвно: «Я все верно делаю?» Княгиня в ответ улыбнулась ему, и даже князь, обычно сдержанный, ласково кивнул. А следом кивнули с улыбками сидящие рядом братья с Красного Всхолмья, Насиад и Оннейв.
Хотя сама княгиня звала их обоих братьями, приходились они ей двоюродными племянниками. Оба высоки, статны, светловолосы, улыбчивы — будто солнце, что выглянуло вдруг из-за туч хмурым осенним днем. Насиад был лет на десять моложе княгини и двумя годами старше брата. Они часто бывали в Тойсее и, сколько помнила Нирея, всегда держались весело и приветливо — не то что отец их, Устан, двоюродный брат княгини, который до конца дней своих злился и на нее, и на покойного дядю-князя Киришата за то, что обошли его престолом.
Счастье, что дети его не унаследовали этой злобы, думала Нирея. Недаром Лейтар так любит их обоих, да и они его балуют — вон, нынче утром поднесли богатые подарки. Никого не забыли, всех одарили чужеземной парчой, мехами да утварью драгоценной, а уж как прыгал от радости Лейтар при виде нового деревянного меча — от настоящего не отличить — и красивой золоченой сбруи для коня! Счастье, воистину счастье, что все родичи княжеской семьи живут в мире и разделяют радости и горести. А ведь могло быть совсем иначе.
Нирея поежилась, несмотря на светлый день и бурлящую вокруг реку веселья и предвкушения. Вновь вспомнились ей недавние сплетни о покушениях на жизнь Насиада и Оннейва — хвала богам, оба раза неудачно, зато невинного народу сколько погибло. Стало быть, коли слухи не лгут, осталась еще злоба среди других родичей княжеской семьи. Правда, сама княгиня в это не верила, а она никогда не решает ничего просто так. Зато Нирея собственными ушами слышала, как служанка Вейра приговаривала, укладывая спать свою внучку: «Спи-усни, дитятко, не то Безумец придет!»
Лейтар затеребил руку Ниреи, и она тотчас очнулась, передернула плечами: нашла же время для таких дум! Сзади что-то подозрительно шуршало, и Нирея осторожно потянула из-за спины косу. Вовремя: Антесан уже склонился к ней с тонкой ленточкой, чтобы привязать к лавке. Нирея улыбнулась ему и подмигнула — мол, спрячь, пока отец да старший брат не увидели. По счастью, они и не видели: князь говорил с воеводами, а Гелед, ободряя Лейтара, хлопал его по плечу и шептал что-то.
— Пора, — произнес на весь двор князь и поднялся с престола.
Все встали с мест вслед за князем, сочно прошуршали вышитые наряды. Лейтар круглыми от страха и неведения глазами поглядел сперва на отца, потом на Нирею. Она кивнула ему и слегка подтолкнула в спину: мол, ступай смело, ты справишься. И Лейтар зашагал — твердо, стараясь не бежать, подошел к отцу. Тот положил ему руку на плечо, для чего пришлось изрядно склониться, затем выпрямился, и они вместе неспешно направились к святилищу, что было нарочно устроено в самом дальнем конце княжеского двора.
Княгиня и Насиад с Оннейвом тотчас последовали за ними, затем княжичи, Нирея и воеводы. Все они хранили молчание, тогда как в толпе воинов, приближенных и слуг то и дело слышались шепотки. Жрецы небесных супругов, по обычаю, дожидались на месте, у святилища.
Нирея шла, едва не спотыкаясь, и смаргивала слезы, кровь звенела в ушах. Невыносимо хотелось броситься к братцу, шепнуть ему украдкой: «У тебя все получится», обнять или просто взять за руку. Да не дело это — девке мешаться в мужской, воинский обряд. Благо, сейчас хоть дозволяют матерям и сестрам смотреть на постриг, а в былые времена, как говорили, такие обряды совершали в тайных святилищах вроде Тимрийских топей, что в самом сердце Нишани, где водятся неведомые чудища и мороки, живут могущественные колдуны и даже сходят порой на землю сами боги.
Земля качнулась под ногами, сильная рука подхватила под локоть. Нирея встретила сияющий взор Геледа, и все тревоги ее будто степной ветер унес. «Конечно, он справится, все будет хорошо, и боги пошлют ему добрый знак», — твердила она себе. А Гелед все смотрел на нее — благо, никто не обращал на них внимания. И вновь вспыхнуло сладостным огнем все тело Ниреи, трепыхнулось сердце: кто знает, не придется ли им лет через пять-шесть вот так же вести на пострижение собственного сына?
Святилище ограждал частокол в человеческий рост, с длинных жердей глядели пустыми глазницами птичьи черепа, разинув клювы. Ветер трепал длинные ленты, алые, золотистые и багряные, и крепко увязанные пучки сухих цветов — свежих-то нынче не сыскать. За частоколом виднелись деревянные изваяния Кармира, владыки-неба, и Анавы, богини-солнца, блестящие от душистого масла и тоже украшенные лентами. У низкого каменного жертвенника стояли два длинноволосых, длиннобородых жреца в белых одеяниях. Здесь же фыркал и бил копытом серый в яблоках конь, которого держал под уздцы Уррмас в праздничном суконном кафтане, шитом шелком.
За частокол вошли только князь с Лейтаром и прочими домочадцами, Насиад с Оннейвом и воеводы. Князь низко поклонился сперва богам, потом жрецам, Лейтар повторил за ним. На Нирею он не смотрел, хотя сама она не сводила с него глаз, украдкой теребя кончик косы и ленту в ней. Жрецы поклонились в ответ, и старший по обычаю вопросил, кого князь привел в святилище.
— Я привел пред светлые лики богов нового воина, — произнес князь. — Имя ему Лейтар, он — плоть и кровь моя. Пусть призрят на него владыка неба Кармир и солнцеликая Анава и пусть благословят его на грядущей воинской стезе.
С этими словами князь поднял Лейтара на руки. Тот изо всех сил старался сдерживаться, и пускай лицо его было бледно, зато взор сиял ярче жертвенного костра, уже разведенного жрецами. Все воины и воеводы одновременно выхватили из ножен мечи и высоко воздели их, так, что кругом заметались солнечные отблески на светлой стали. Уррмас подвел коня, и князь поставил ногу Лейтара на стремя, а в руки вложил поводья.
Конь фыркнул, переступил копытами. Глаза Лейтара сверкнули пуще прежнего, он твердо оперся на стремя и вскочил в седло, крепко сжал узорные поводья. Все мужчины дружно крикнули: «Слава!», жрецы воздели руки к небесам, ветер раздул пузырями широкие белые рукава их одеяний. А конь, что доселе приплясывал на месте, замер, как вкопанный, будто впрямь почуял на своей спине истинного воина.
Лейтар сидел в седле прямо, откинув голову и опираясь на укороченные для него стремена. Ветер трепал мягкие медно-рыжие кудри, и казалось издали, что голова юного воина сияет, точно солнце. Лицо его раскраснелось — не то от волнения, не то от счастья, губы разошлись в гордой, почти взрослой мужской улыбке.
Князь протянул ему деревянный меч, сверкающий на солнце не хуже стального, — подарок дядюшек. Лейтар перехватил поводья левой, а правой взмахнул мечом над головой, едва не зацепив шею коня. Конь же не двинулся с места, разве что встряхнул длинной гривой. Лейтар слегка натянул поводья, поднял меч перед собой и заговорил, глядя на изваяния богов и на стоящих рядом служителей их.
— Перед ликами небесных супругов клянусь защищать мою землю словом и делом, душою, сердцем, разумом и мечом! — Лейтар вновь взмахнул оружием. — Клянусь поднимать меч свой лишь за дело правое и справедливое! Не ради золота, не ради пустой славы, но ради защиты тех, кого боги повелят мне защищать. Клянусь в том пред святыми ликами их — Кармира, владыки-неба, и Анавы, владычицы-солнца, могучего Лэйдо и мудрейшей Оглунны. — Лейтар глубоко вздохнул, умолкнув на миг, и звонко выкрикнул на весь двор: — Слава им во веки веков!
Воины вновь подхватили «славу». Взор Ниреи помутнел, она сморгнула слезы, улыбаясь, и огляделась по сторонам. Глаза матери-княгини тоже блестели, она часто моргала и что-то шептала — не иначе, просила благословения богов для меньшого сыночка. Князь, обычно строгий и даже суровый, выглядел довольным, в его темно-русой бороде напрасно пряталась улыбка. Сам же Лейтар пылал, точно вынутый из печки раскаленный уголек.
Нирея и сама вспыхнула — гордостью за братца. Ей вспомнилось, как твердил он много дней слова клятвы, как боялся позабыть их перед лицом богов, боялся осрамить отца и весь свой дом. А она лишь утешала его и повторяла: «Все получится» — и все получилось. Лейтар смышленый, и память у него цепкая. Оглянуться не успеешь — и старших братьев догонит.
Тем временем Лейтар посмотрел на отца, тот молча кивнул ему. Лейтар заткнул меч за пояс — благо, ему нечего бояться порезаться ненароком — перекинул ногу через спину коня и легко, без помощи, спрыгнул на землю. Насиад и Оннейв переглянулись с дружным: «Молодец!», среди воинов тоже послышались одобрительные шепотки. По знаку князя Уррмас увел коня, который шел неохотно и тряс головой под звон блестящей сбруи, будто не желал расставаться с юным своим всадником. А к самому всаднику подошел младший из жрецов с серебряными ножницами в руке.
Во время пострижения Лейтар старался не корчиться, хотя вздрагивал порой, когда холодное серебро касалось кожи. Упали один за другим четыре завитка, будто отлитые из червонного золота, и жрец подхватил их все. Три он отдал старшему, а последний проворно закатал в тонкую восковую лепешку.
— Пусть в сердце воина вечно горит пламя, — произнес старший жрец и бросил в жертвенный огонь один завиток. — Пусть не обагряется его меч кровью понапрасну. — Исчез в огне второй завиток, затем третий. — Пусть сам он станет дуновением владыки неба, искрой госпожи солнца, подобно всем его предкам и ради будущих потомков.
Всякий раз, когда жрец бросал волосы Лейтара в огонь, трепещущие язычки ярко вспыхивали, так, что вспышки отражались в сверкающих изваяниях богов, в броне и оружии собравшихся воинов. Пока старший жрец совершал обряд, младший взял резной ковш, полный воды, и бросил туда восковой комочек с четвертой прядью. Нирея аж привстала на цыпочки, надеясь разглядеть, что будет: поплывет ли воск по воде, указывая на долгую и славную жизнь, или потонет, предвещая беду? Вновь нахлынули невесть откуда недобрые предчувствия, Нирея взмолилась всей душой к богам и зажмурилась. Казалось, сотня лет прошла, прежде чем громыхнул на весь двор голос жреца:
— Плывет!
— Плывет! — подхватили воины и прочие.
Нирея кинулась в порыве к матери-княгине, прижалась лицом к расшитому ее оплечью, надетому поверх душегреи, стиснула в объятиях. «Полно, полно, доченька», — шепнула княгиня, поглаживая ее по спине. И все же видно было, что сама она тревожилась не меньше: на побелевших пальцах и ладонях остались глубокие красные следы от перстней. Зато теперь впрямь нечего бояться. Боги подали добрый знак — стало быть, суждено Лейтару жить долго и сделаться храбрым воином.
Обряд закончился. Князь подвел Лейтара к жрецам, и они по очереди коснулись его темени, а младший даже погладил по голове. Жертвенный огонь загасили той самой водой из ковша. Лейтар вытащил из-за пояса меч и долго смотрел на гладкое, как сталь, дерево, будто видел в нем нечто особенное. А потом вновь сделался самим собой: взмахнул мечом и прыгнул вперед, словно рубил незримого врага.
— Славный удалец у вас растет, сестрица, — произнес с привычной улыбкой Насиад и оглянулся на старших княжичей. — Под стать прочим.
— Глазом моргнуть не успеешь, и твоего сынка приведут пред лики богов, — ответила княгиня. — Раз уж помянули: отчего ты не привез его с собой? Да и Аполе твоей много ли радости на холмы глядеть — потешилась бы здесь.
— Не захотела она ехать, — ответил Насиад, чуть скривившись. — Малой зубами мается, день и ночь криком кричит, а она не может его нянькам оставить. Да и опасно нынче бабам с детьми разъезжать, мало ли кто может подстеречь. Порой и стража да стены не всегда защитой…
— Ну ты нашел, братец, о чем говорить на празднике, — со смехом прервал подошедший Оннейв. — Не слушай его, Бельга, нам ли здесь чего бояться! Понятно, с головой своей Безумец крепко поссорился, да не настолько, чтобы нападать с горстью разбойников на защищенный город.
— А я бы предпочел, чтобы он явился, — сказал неожиданно подошедший князь.
Княгиня и оба брата вздрогнули, вскинули на него глаза. Нирея, шедшая молча позади матери, пригляделась: Лейтар увлеченно говорил что-то Геледу и Антесану, те кивали, улыбались, отвечали — быть может, рассказывали ему о собственных своих посвящениях. Князь-отец исполнил все, что было ему положено по обычаю, и теперь мог ненадолго оставить сына. Поневоле Нирея прислушалась к странной беседе.
— Да, предпочел бы, — повторил князь и прервал взмахом руки возражения братьев. — Не для того, чтобы убить. Для того, чтобы в глаза ему взглянуть да расспросить прямо.
— Так бы он тебе и ответил, брат-князь, — прищурился Насиад. — Думаешь, мы не расспрашивали? Не осталось в нем больше человека, зверь один, и помышляет он только о крови. Даже не верится, что такое могло вправду случиться. Не иначе, злые чары на нем, или темный Хидегов дух вселился.
Ответить никто не успел: Лейтар наболтался с братьями и теперь кинулся к отцу, едва не уткнувшись лицом ему в руку.
— Отец, а когда пир будет? Сейчас, да? А то я проголодался…
Княгиня чуть заметно погрозила ему пальцем, а князь ответил — по обыкновению, сдержанно:
— Потерпи, Лейтар. Сейчас время воинской потехи, пир будет после. И не кривись, взрослому воину это не пристало.
Лейтар со вздохом кивнул, отошел к матери. Она, склонившись, шепнула ему что-то, отчего он вмиг оживился и подскочил к Нирее. Деревянный меч вновь болтался у него за поясом, волосы растрепались после пострижения, зато на праздничном наряде не было ни единой складки, ни единого пятнышка. Нирея приобняла его и слегка смутилась от веселых взглядов, которые бросили на нее Насиад и Оннейв.
— Ты ему что матушка родная, — пошутил меньшой. — Страсть как любит тебя.
— Потому что это моя сестрица, — отозвался Лейтар слегка ревниво, подчеркнув слово «моя», и едва не зарылся головой в складки платья Ниреи.
Она улыбнулась. Лейтар в самом деле ревновал ее ко всем, порой даже к Геледу: «Ты что, Нирея, любишь его больше, чем меня?» или «А когда у тебя будут свои детки, ты их будешь любить сильнее, чем меня?» Что тут можно было ответить? Нирее казалось, особенно в такие мгновения, что любви в ее сердце хватит не то что на всех родичей — на всю Дейну. Да и как можно сказать, что ты любишь кого-то больше, а кого-то меньше? Но малому дитяти трудно это понять. Быть может, в своей новой, мужской жизни Лейтар поймет. Хотя Нирее нравилась его привязанность к ней, и странно было подумать, что теперь ей не придется день и ночь быть рядом с ним.
Князь с семейством и свитой неспешно вернулся к престолам, где они сидели недавно и потешались скоморошьими затеями. Пока совершался обряд, слуги приготовили место для воинских забав: поставили соломенные чучела для стрельбы из лука, огородили участок для борцов. Усаживаясь на лавке рядом с братьями, Нирея в который раз порадовалась мудрости матери-княгини — по ее приказу служанки обносили всех свежими пирогами, яблоками, ягодным взваром и медом. Лейтар тотчас просиял и нахватал с десяток пирожков, да и старшие братья от него не отстали: представления начались утром, а сейчас далеко перевалило за полдень. Некоторые воины есть не стали — видимо, готовились к состязаниям.
Нирея жевала яблоко — Гелед угостил, нарочно, прежде чем она сама успела взять с подноса. Рядом Лейтар облизал малиновые усы от взвара, глаза его вновь сверкали — теперь он ждал воинских состязаний. Антесан наклонился к нему и шепотом предложил самим устроить состязание — кто больше съест пирожков. Нирея нахмурилась и погрозила обоим, взглядом указав на сидящих поодаль князя и княгиню.
— Ну и ладно, я бы все равно победил, — буркнул Антесан и разом откусил полпирога. Да только сверкающие любопытством глаза ничем не спрячешь.
На состязания Нирея смотрела рассеянно, в отличие от братьев. Ее больше радовали их хлопки и выкрики, горящие глаза, сжатые от волнения губы, затаенное дыхание и стиснутые пальцы. Среди воинов она знала не всех. Первым к ограде подошел высокий воин лет тридцати, поигрывая концами вышитого черного пояса, — стало быть, из личной стражи Насиада и Оннейва. Был он темноволос и мрачен на вид, зато казался свитым из упругих стальных прутьев, из которых куют лучшие мечи. Братья с Красного Всхолмья переглянулись и шепнули что-то князю. Воин же назвался Решем и во весь голос предложил любому из княжеской стражи выйти против него.
— Панарет! — окликнул Даррез, один из младших воевод.
Панарета Нирея знала: добродушный, но в меру суровый десятник был женат на дочери Вейры, Толте, старшей стряпухе. Со своего десятка он драл три шкуры, а то и пять, зато к Нирее, как и вообще к молодым девкам, относился почти с отцовской любовью. Порой Нирее казалось, что он лучше любой подружки — и выслушает, и утешит, и мудрый совет даст, а случись беда, так обидчику не поздоровится. «Славный был бы дядька для Лейтара!» — часто думала она, хотя отец-князь мог на сей счет думать иначе.
С поклоном Панарет вышел из рядов воинов. Был он на добрую голову ниже Реша, зато почти вдвое шире: если тот казался звенящим мечом, то десятник — тяжелым боевым топором. Панарет почесал рыжеватую бороду, стряхнул крошки от пирога и без слов отстегнул меч, отдав его ближайшему товарищу.
Оба воина скинули кафтаны, но остались в рубахах, разуваться тоже не стали. Согласно обычаям, бить ногами в честной борьбе запрещалось — только сила и ловкость, только грудь на грудь. На борьбу, в отличие от стрельбы из луков, Нирея не любила смотреть, поэтому она отвела глаза, хотя уши заткнуть не могла. Поневоле ее тревожили хриплые выдохи противников, в голове сами собой рисовались багровые от напряжения лица, оскаленные зубы, вздувшиеся под готовыми треснуть рубахами могучие мышцы. Кругом стояла тишина, лишь рядом, справа, шуршала ткань — это Лейтар мял и комкал свой пояс. Антесан и Гелед глядели, как завороженные, и все казалось застывшим, пока тишина не разорвалась глухим ударом и вскриком, а затем — торжествующими голосами княжеских воинов. Значит, победил Панарет.
Нирея подняла голову. Лицо десятника напоминало цветом ларокское вино, рубаха промокла насквозь. Он поклонился князю и княгине, вскинул руки и громким криком ответил на ликования товарищей. При этом он краем глаза поглядывал на побежденного Реша: тот лежал навзничь на земле, тоже красный и потный, и сейчас потихоньку приподнимался на локте, потирая ребра.
Князь наклонился к Насиаду и развел руками. Тот лишь улыбнулся в ответ: мол, бывает. Когда Панарет подошел к своим, набросил на плечи кафтан и взял меч, Нирея расслышала его слова: «Силен, долговязый, вцепился, будто клещ». Невольно она глянула на Реша — тоже одетый, он шел, чуть хромая, к своим господам, и на мрачном его лице мелькнула досада пополам со злобой.
— Знай наших, — бросил довольный Антесан и обернулся к Лейтару. — Правда, братец?
Лейтар закивал, блестя глазами, и тотчас принялся заедать недавнее волнение припрятанным пирожком. Нирея выдохнула с облегчением, сама не зная, почему. Тем временем состязания борцов продолжались, но никто не смог сравниться с Панаретом и Решем. Возможно, потому, что в поединках княжеских воинов друг с другом не было столь явного соперничества вперемешку с затаенной злостью — только желание показать свою силу и удаль перед князем и его гостями.
Когда разошлись последние борцы, по знаку князя несколько слуг во главе с Адришем поднесли победителям по серебряному чеканному запястью. Победители поклонились под ликующие крики зрителей, слуги живо убрали ограду — настал черед состязаний в стрельбе. Теперь Нирея оживилась — еще и потому, что знала об одной задумке Геледа. А он тотчас исполнил ее: поднялся с лавки и зашагал к отцу.
— Отец, дозволь и мне, — произнес он с поклоном.
Князь улыбнулся.
— Дозволяю. — Он поднялся с престола и снял с руки золотое запястье. — Вот награда победителю!
Вновь разлетелись по всему двору ликующие крики. Лейтар от волнения полез на плечи Антесану. Нирея со своего места видела, как просиял Гелед, какой взгляд он бросил на нее: мол, нынче же вечером подарю тебе отцовскую награду! И пускай сердце ее жаждало иной награды, она улыбнулась в ответ. Хотя кольнуло на миг тревогой: среди княжеских воинов немало отменных стрелков — как бы не опечалился Гелед, если случится ему проиграть.
Стрелков оказалось человек двадцать. Были среди них и воины Насиада, и княжеские стражи, в том числе трое из десятка Панарета. Веселый вихрастый Ридам, как знала Нирея, не отличался меткостью в стрельбе и все же увязался с товарищами. Он и спустил тетиву первым — стрела со свистом пролетела мимо чучела и звонко впилась в бревенчатую стену.
— Ай да ловок! Пальцем в небо! — прогудел кто-то на весь двор.
Воины расхохотались, совсем как на недавних скоморошьих представлениях. А Ридам как ни в чем не бывало хохотал вместе со всеми, почесал вихры и, прихватив лук, зашагал к своему десятнику, который тотчас отвесил ему шутливый подзатыльник.
Засвистели в прохладном воздухе другие стрелы. Чучела тряслись от попаданий, одно даже опрокинулось — в него угодили разом две стрелы. Нирея невольно привстала: одна из стрел была Геледа. Другая — Граса, воина из десятка Панарета.
Грас этот был подлинной девичьей печалью. Белокурый румяный красавец свел с ума всех девок во дворце, да ни одну не жаловал своей лаской. И жены не брал, хотя было ему почти тридцать лет. Про неприступного воина говорили много, но чаще всего — о невесте, безвременно умершей много лет назад. Говорили, что она, умирая до свадьбы и брачного ложа, взяла с Граса клятву, что он женится на меньшой ее сестре. Вот он и ждал, пока новая невестушка подрастет, и держал клятву в память о невольно покинувшей его суженой.
Слуги подняли упавшее чучело. Десятники во главе с воеводой Даррезом считали попадания: в руку или ногу — слабо, в туловище — хорошо, а выше всего ценились попадания в голову, особенно в глаза, кое-как намалеванные углем. Стрелы Геледа и Граса обе торчали из головы чучела. И тут Нирея увидела, как помрачнел княжич ее возлюбленный, как поникли его плечи. Его стрела угодила в лоб, тогда как другая вонзилась в черный кружок «глаза».
Когда воевода громко объявил имя победителя, тот не изменился в лице. Молча он поклонился Геледу, затем воеводе и зашагал к князю, который сделал ему знак рукой. Нирея же сидела ни жива ни мертва и лишь пыталась поймать взгляд Геледа: мол, не победы твои дороги мне, а ты сам. И он, казалось, понял ее, чуть улыбнулся, растаял без следа гневный румянец. Воины расходились по местам, к ним присоединился и Грас, перед тем спрятав княжеский подарок.
Гелед вернулся на место. Нирея не знала, что сказать ему, даже меньшие братья притихли. Но он заговорил сам, ровно и спокойно:
— Счастлив князь, которому служат такие воины.
У Ниреи защемило сердце, на глаза навернулись слезы — почти благоговейные. Совладав с собой, она тихо ответила с улыбкой:
— Счастлива страна, где правит великодушный князь.
Вот теперь он сам улыбнулся, вновь засиял его взор, и Нирея поняла: ее слова ему дороже самых богатых даров и самых славных побед. Да и князь с княгиней, видимо, гордились сыном, умеющим в столь юном возрасте достойно принять проигрыш. И не только они.
— Хороший у тебя наследник, брат-князь, — расслышала Нирея слова Оннейва. — Бывает, и взрослые воины сердятся, как мальчишки, проигравши. Принять поражение порой труднее, чем одержать победу. Да и неизвестно, где больше славы.
Ответа князя Нирея не различила, лишь заметила, что он сдержанно кивнул. Тем временем состязания продолжились, хотя столь щедрых даров князь больше не сулил никому. Немало отличились воины с Красного Всхолмья, словно жаждали расквитаться за проигрыш Реша. Но теперь Нирея не слишком внимательно следила за зрелищем. Близился вечер, небо затянули тучи, готовые разразиться дождем, и стрелкам стало много труднее из-за ветра. Лейтар же, казалось, успел позабыть о съеденных пирогах и все спрашивал, когда уже начнется пир.
Дождь хлынул внезапно, порыв ветра опрокинул продырявленные чучела. Многие воины рассмеялись, кто-то с досадой выдохнул, глядя на небо. Из дворца выбежали слуги и служанки с переносными навесами непромокаемого южного сукна, чтобы укрыть княжескую семью от дождя. Князь же пренебрег этим, как и Насиад с Оннейвом. Гелед и Антесан присоединились к отцу, Лейтар не отстал. Князь со смехом подхватил его на руки, посадил на плечо и зашагал к дворцу, где уже приготовлен был пир. Княгиня с Ниреей и женщины из свиты поспешили укрыться под навесами и так последовали за мужчинами, перешептываясь и смахивая с лиц случайные брызги.
Со стен пиршественного покоя глядели резные лики богов и князей-предков, ярко пылал очаг и свечи на круглых трехногих подсвечниках искусной работы. Столы покрывали несколько скатертей — по обычаю их снимали после каждой перемены блюд; верхней лежала алая камчатная. Князь сидел во главе стола, по левую руку от него — Насиад и Оннейв, по правую — старшие сыновья, затем воеводы, советники и приближенные, каждый по своему чину — за этим зорко следили стольники. Княгиня со своими приближенными сидела на другой стороне стола, напротив мужа. С нею рядом устроился было Лейтар, но мать качнула головой и знаком велела ему идти к отцу.
Внесли первую перемену: запеченные колбасы, квашеную капусту, соленые грибы, мелкую дичь, печеную рыбу, пылающие огнем от южных приправ похлебки из курицы, заправленные дробленой пшеницей или мелко перетертым крутым тестом, жареные говяжьи и бараньи туши и к ним подливы из пряных трав или кислых ягод — крупная дичь вроде кабанов или оленей ожидалась во второй перемене.
Лишь только все расселись и смолкли шепотки, шуршание и скрип скамей, князь поднял первую чашу в благодарение богам и следом вторую — во славу новопостриженного юного воина. Со своего места близ матери Нирея смотрела, как князь усадил Лейтара к себе на колени и дал пригубить из своей чаши — это был последний обряд, означающий преемство воинской стези. Дружно стукнули по столу осушенные чаши, серебряные и резные деревянные, кто-то довольно крякнул, кто-то утирал усы. Слуги же взялись разделывать жаркое и первый кусок, сочащийся душистым прозрачным жиром, поднесли князю.
Князь отхватил ножом от куска толстый ломоть, наколол его на лезвие и подал Лейтару. Тот поморщился: он не слишком любил жареное мясо, предпочитая пирожки и пряники. Но обряд есть обряд — пришлось исполнить положенное до конца и съесть весь ломоть. Новую рубаху забрызгало соком и жиром, зато Лейтар с довольным видом жевал мясо и порой поглядывал на другую сторону стола, где сидели мать и Нирея, будто вновь спрашивал: я все верно делаю?
— Молодец, сынок, — негромко произнес князь, когда Лейтар положил нож на стол. — Теперь ты настоящий воин.
— Кого в дядьки ему дашь, Таглам? — спросил Насиад, осушая уже третью чашу ларокского вина. — Или не решил пока?
— Увидим, — ответил князь. — Порой дядьку сами боги посылают, именно такого, какой нужен. А нам они открывают глаза, чтобы мы увидели нужного.
Поедающий колбасу Антесан при этих словах хитро прищурился, будто хотел сказать что-нибудь вроде: «Надо бы построже», но промолчал — при отце он не давал воли своему озорному нраву. Лейтар же вновь устремил взгляд на мать и Нирею и заерзал на коленях отца.
— Устал? — спросил князь. — Привыкай, теперь твое место здесь, с мужчинами. Силу и удаль показывают не только в бою и в состязаниях.
— Если слишком сильно натянуть тетиву, она порвется, — тихо сказал Гелед, перехватив взгляд Лейтара. — Дозволь, князь-отец, сегодня вернуться Лейтару к матушке. Нам ты дозволял.
Князь, казалось, задумался на миг — и кивнул.
— Хорошо. — Он погладил Лейтара по растрепанной голове. — Ступай к матушке, да помни, что ты теперь воин, а не дитя малое.
Довольный Лейтар не позабыл поклониться отцу, проворно обежал длинный стол, чудом не снеся слуг и стольников с блюдами и чашами, и уселся между матерью и Ниреей. Пока он взбирался на скамью и поглядывал вокруг с хозяйским видом, приближенные княгини умильно улыбались и шептали: «Ах, какой удалец!», «Красавчик!», «Огонь-парнишка!» Шептали украдкой, но Нирея все равно расслышала — и сама не поняла, приятны ей эти слова или нет. Впрочем, ей тут же сделалось не до чужого пустословия.
На женской половине стола было меньше мяса, зато больше плодов, варенья, пирогов и сладостей. Лейтар глянул на Нирею, та кивнула. Пока на мужской половине под сочный гул хмельных голосов Насиад поднимал чашу во здравие князя и его дома, Лейтар мигом сжевал два медовых пряника и потянулся за следующим.
![]() |
Аполлина Рияавтор
|
Денис Куницын
Благодарю от всей души за такой развернутый отзыв. Да, имена - моя беда, но без них, на мой взгляд, еще хуже. Даже третьестепенный или эпизодический персонаж кажется живее с именем. Мне приятно, что вам понравилось. Не знаю, понравится ли дальше. Истории у меня своеобразные, далекие от современных трендов. Еще раз благодарю за отклик. |
![]() |
|
Аполлина Рия
>>Благодарю от всей души за такой развернутый отзыв. Спасибо на добром слове >>>Не знаю, понравится ли дальше. Истории у меня своеобразные, далекие от современных трендов. Я сыт трендами по горло, сам не в тренде. Конечно, по уму мне стоило бы начать чтение с уже законченной истории, но тут меня зацепило в описании, что Лейтар мелкий. Мне интересна была бы как история взросления, так и история борьбы с участием ребенка. Вот почему. Надоели крутые супергерои, морда кирпичом - все нипочем ) Посмотрим, как будут справляться ваши княжичи. 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |