Куда приводит ложь (гет)

1.

 

Оскар Педро Гарсия Рохас родился в начале января, и тетя Пепа устроила в Энканто настоящий хаос: на городок обрушились ливни, ураган и снегопад, завершившиеся радугой во все небо. Как сказала Джульетта, подавая Мирабель стакан с лимонадом, если бы их магия не исчезла, то точно такая же буря эмоций была бы на рождении Марии Хосефы. Первые дни после рождения сына Мирабель помнила слабо — в основном, только свое желание спать, которое перекрывало все остальное. Абуэла сияла, словно солнце, забирая правнука (или, все-таки, внука?..) на прогулку по городу, и Мирабель была ей искренне благодарна. На самом деле, вся семья ей ненавязчиво помогала с Оскаром, давая возможность отдохнуть и перевести дух. Его крестины, которые, по старой традиции, провели через месяц после рождения, из скромного семейного торжества превратились в праздник для всего Энканто. Альма вышла из церкви вместе с Мирабель, державшей на руках сына, и обвела взглядом собравшихся на площади горожан, громко называя его имя.

Вернувшись в Каситу, Мирабель, уложив ребенка, которому пока весь этот шум мало о чем говорил, спустилась в патио, где сразу столкнулась с Долорес.

— А я-то думала, крестины Марихо⁽¹⁾ были грандиозным торжеством, — с улыбкой сказала кузина, покачивая головой. — Поздравляю, Мира. Дальше будет… ну, немного легче.

— Не верю, — Мирабель слабо улыбнулась, глядя на Мариано, который вместе с Каситой ловил свою слишком активную дочь. Долорес вздохнула и пожала плечами:

— Как мне сказала моя мама, первые двадцать лет самые сложные, а потом уже гораздо проще. Иногда, — добавила Долорес, нахмурившись, и обернулась, находя взглядом Камило. Тот замер, не донеся эмпанаду до рта, и непонимающе поднял брови. — Пойду-ка я устрою своему братцу взбучку.

Мирабель проводила ее взглядом и решила не задавать лишних вопросов. В конце концов, у них с Исабеллой и Луизой тоже были исключительно их, «между нами, сестрами», дела и разговоры, о которых не знали ни родители, ни кузены.

Папа уже играл на пианино, и Мирабель узнала ритм сальсы — родителям очень понравилась та пластинка, которую они с Луизой подарили маме на день рождения. Дядя Феликс, широко улыбаясь, пригласил ее на танец, и Мирабель с удовольствием согласилась. Краем глаза она заметила абуэлу, разговаривавшую о чем-то с Бруно — вид у него был понурым, и он смотрел на свою мать слишком пристально. Альма, вздохнув, покачала головой и погладила его по щеке. Бруно накрыл ее ладонь своей, слабо улыбнулся, и кивнув, произнес что-то — абуэла, просияв, сжала его руку и отошла к другим горожанам, а Бруно так и смотрел ей в след, прижимая ладонь к своей щеке. Дядя Феликс крутанул ее на месте, и Мирабель, отвлекшись, почти сразу потеряла Бруно из виду — если уж что он и умел лучше, чем писать свои сценарии, так это исчезать в толпе.

Мирабель с неудовольствием поняла, что уже не может, как раньше, плясать дольше всех — ноги слегка загудели, и после еще парочки танцев с Луизой и Исой, она отошла к стене, опускаясь на кушетку. Концы черной шали защекотали руки, когда Мирабель слегка наклонилась, поправляя ремешок сандалии.

— Мирабелита? Отдыхаешь? — абуэла села рядом, и Мирабель с довольным вздохом придвинулась ближе, пристроив голову на ее плече. — Как ты, девочка моя?

— Пока еще не знаю, — честно призналась Мирабель и неловко хихикнула. — Думаю, тебе с тройняшками было гораздо тяжелее.

— О, первые года три я очень хочу забыть, — с чувством призналась Альма, и они переглянулись, обменявшись понимающими улыбками. — К счастью, дети растут, Мирабелита. Возможно, сейчас еще рано об этом говорить, но Осито тоже не будет вечным младенцем. Он будет расти, становиться все более самостоятельным… Ошибаться, конечно, куда без этого. И я очень прошу тебя — не старайся его уберечь от всего. Некоторые вещи лучше узнать на своем опыте… и раньше.

— Постараюсь, — немного неуверенно пообещала Мирабель, и Альма осторожно поправила шаль на ее плече.

— Какие-то планы на будущее у тебя есть? — спросила она, и Мирабель рассеянно кивнула:

— Да. Я, конечно, надеюсь, что со мной опять свяжутся из Кали, но даже если нет — я уже придумала. В соседнем городе можно будет набирать заказы, шить вещи, и собрать оставшуюся сумму для моего ателье. Я все-таки хочу попробовать, абуэла, — добавила Мирабель, почувствовав ее вздох. — Это… это действительно моя мечта. Если не получится, то тогда уже махну рукой и сдамся, но я должна попробовать…

— Милая, я не против того, чтобы ты стремилась к чему-то большему, чем коротать дни здесь, в нашем слегка замшелом краю чудес, — Альма слегка сжала ее руку. — Я говорю о другом. О том, кого ты впустишь в свою жизнь, когда память о твоем покойном муже окончательно останется в прошлом.

Мирабель затихла, глядя прямо перед собой. Об этом она не думала, даже тени таких мыслей не появлялось у нее в голове — да и когда? Рождение сына, и хаос, который он принес в ее жизнь, не давали времени на лишние размышления.

— Траур не будет длиться вечно, ты ведь помнишь? — негромко сказала Альма, и Мирабель вздрогнула. — Прошлое должно оставаться в прошлом, как бы сильно ты не любила этого человека. А твое будущее ждет тебя. Я… знаю, что пока что тебе это тяжело принять, но однажды ты встретишь человека, который затронет твое сердце и заставит его петь. И когда это случиться — не бойся снова полюбить.

— А ты… любила кого-то, кроме абуэло? — если бы еще пять лет назад кто-то сказал Мирабель, что она задаст этот вопрос Альме, она бы рассмеялась и постучала пальцем по лбу, но жизнь иногда бывает чертовски непредсказуемой. Альма покачала головой:

— В Энканто не было никого, кто мог бы для меня хоть немного сравниться с Педро. Но ты… Я повторюсь, Мирабелита, перед тобой лежит весь мир. Не закрывай свое сердце и не закрывайся в Энканто. И тем более, не забывай про свои мечты. Не надо больше жертв, хорошо?

— Я помню, абуэла, — Мирабель прикрыла глаза, слушая музыку. Мимо них промчалась Мария Хосефа, заливаясь звонким смехом, и Касита осторожно поддержала девочку, не дав ей споткнуться. Альма поймала правнучку и поцеловала в макушку.

— Интересно, какой у нее будет дар, — с улыбкой сказала Мирабель, и Альма пожала плечами:

— Дары не так важны, я это уже поняла. Что она будет любить, какой будет ее мечта — это гораздо важнее. Но, — со вздохом призналась она, — мне тоже любопытно, какой будет ее дверь.

— Осталось потерпеть еще три годика с небольшим, и узнаем, — Мирабель айкнула, когда двоюродная племянница перебралась к ней на колени и, боднув в лоб, спрыгнула на пол, убегая дальше. Касита осторожно подтолкнула ее под пятки, и Мирабель поднялась с кушетки. — Кажется, я нужна наверху.

Подойдя к своей спальне и открыв дверь, Мирабель даже вздрогнула, увидев темную фигуру возле колыбельки. Бруно обернулся к ней с немного растерянной улыбкой, покачивая на руках недовольно хныкавшего Оскара.

— Извини. Я не хотел так вламываться, и вообще шел в свою комнату, но Касита меня практически впихнула сюда, — торопливо сказал он, и Мирабель успокаивающе подняла руку, подходя ближе. Касита пригасила свечи, оставив только парочку у дверей, и их тени на стене прильнули друг к другу — несмотря на расстояние между телами.

— Все в порядке, — Мирабель осторожно забрала Оскара, машинально заметив, что Бруно держал ребенка гораздо уверенней, чем она сама. Учитывая количество племянников, это и неудивительно. Мирабель отогнала мысль, что он и ее так держал, в самый дальний уголок разума, заперев на замок. Это уже пройденный этап. — У тебя и абуэлы все хорошо? Ты выглядел очень… подавленным, когда она с тобой говорила.

Бруно еле заметно вздрогнул и тут же широко улыбнулся, глядя на Мирабель со странным выражением на лице:

— Да, все… все нормально. Просто она мне сказала, что если вдруг меня опять посетит идея сбежать — разумеется, из лучших побуждений, — она разыщет меня в любой точке света и задаст такую трепку, что я прилечу в Энканто быстрее ветра.

Мирабель сдавленно рассмеялась и Оскар заерзал у нее в руках:

— Ты же не собирался этого делать?

— Нет, — в голосе Бруно самую малость не хватало твердости, но в глаза он ей посмотрел прямо. — Нет, я не собираюсь опять уходить. Даже из лучших побуждений.

Протянув руку, он осторожно провел тыльной стороной пальца по щеке Оскара и, помедлив, точно так же погладил Мирабель — и тут же, словно обжегшись, отдернул руку, пряча ее за спину.

— Ну, в общем, не буду вам мешать, — скомкано пробормотал Бруно, выходя за дверь. Мирабель, покачав головой, тихо попросила Каситу погасить свечи, оставляя уютную темноту.

* * *

Через пару дней после крестин Оскара, Мирабель проснулась от тихого звука — словно среди ночи тетя Пепа устроила дождь, и теперь редкие капли срывались с черепицы, ударяясь о подоконник. Она сонно приподнялась на локте — Оскар спал в своей колыбельке возле ее кровати, все в порядке… Мирабель села и нахмурилась — ставни были плотно закрыты, не пропуская солнечные лучи.

— Касита? — шепотом окликнула она дом, но тот впервые не отреагировал на ее голос. Мирабель торопливо схватила очки и огляделась, тут же испуганно замирая — с потолка у ее двери срывались капли воды. Вскочив на ноги, она выбежала из спальни, озираясь по сторонам — по стенам текла вода, словно дом… плакал? Краем глаза уловив что-то неправильное, Мирабель обернулась, упираясь взглядом в погасшую дверь абуэлы.

Утро было пасмурным и дождливым — и в этот день бы никто не упрекнул тетю Пепу в излишней эмоциональности. Они с Джульеттой зашли в комнату абуэлы, плотно затворив за собой дверь, а Бруно, постояв пару секунд в коридоре, спустился вниз и вышел из дома, направляясь в город. Мирабель накрыла на стол, но завтракать никто не мог — пустые стулья причиняли почти что физическую боль. Бруно вернулся через полчаса, идя рядом с падре Флоресом в траурном облачении. Коротко выразив соболезнования, падре поднялся на второй этаж, заходя в комнату абуэлы — Джульетта и Пепа выскользнули оттуда, держась за руки. Бруно шагнул к ним, прижимая к себе, и они притихли втроем, разделяя боль.

Касита молчала, неподвижная и скорбящая, и только тихий звук падающих капель бил по нервам. Жители подходили к дому, шепотом выражая соболезнования и готовность помочь с похоронами. Мирабель рассеянно мыла чистые тарелки, не зная чем занять себя. Поднявшись в детскую, она взяла Оскара на руки, заглядывая в его лицо — то, как он хмурился, до боли напомнило абуэлу, и она зажмурилась, ложась с сыном поверх покрывала на своей кровати.

Ближе к вечеру она вышла из спальни и вздрогнула, заметив сухие колючие побеги, разросшиеся у двери Исабеллы. Мирабель осторожно толкнула дверь в ее комнату и остановилась на пороге. Комната старшей сестры всегда была похожа на райский сад, а теперь здесь все заросло терниями. Сухие, ломкие колючие ветви кривились и переплетались, скручиваясь между собой, а в самом центре сидела Исабелла, сжавшись в комочек и обхватив себя за плечи. Мирабель кое-как добралась до нее, расцарапав руки и ноги острыми шипами, и, не зная что сказать, села рядом. Она знала, что Иса была любимицей абуэлы, и что Исабелла тоже была привязана к ней даже сильнее, чем к маме.

— Я не знаю, что мне теперь делать, — тихо прошептала Исабелла, оборачиваясь к ней, и они обняли друг друга. Иса, всхлипнув, расплакалась, и Мирабель погладила ее по волосам. Раздался шорох — подняв голову, она увидела, как сухие терновые ветви медленно опадали на пол, рассыпаясь в мелкую труху.

За стенами дома шел дождь, а воздух становился все холоднее, и к утру весь Энканто оказался заключен в прозрачный ледяной панцирь — каждая ветка, каждый лист и цветок застыли, еле слышно звеня на ветру. После похорон все разошлись по домам, ежась от стылого холода — дыхание вырывалось облачком, а ледяной дождь окончательно сменился снегом. Мирабель, стоя у окна, смотрела на падающие снежинки, чувствуя гнетущую пустоту внутри. Абуэла была единственной из всей семьи, знавшей правду о них с Бруно, и с ее смертью Мирабель казалось, что из-под ног выбили опору. Абуэла казалась вечной, как солнце и луна в небе, незыблемой, как вся земля, и теперь они остались без нее.

Убедившись, что Оскар крепко спит, она тихо спустилась вниз — Касита зажгла пару свечей, и Мирабель стало немного легче: дом потихоньку оживал, пусть царящий в нем холод так никуда и не делся. На полутемной кухне она наткнулась на Бруно, молча сидевшего у кухонного стола. Услышав ее шаги, он поднял голову, и Мирабель неуверенно подошла ближе, положив руку на плечо, чувствуя тепло его тела через тонкую ткань траурной рубашки.

— Ты как? — спросила она, и Бруно чуть шевельнулся, на мгновение прислоняясь к ее пальцам щекой.

— У меня было несколько месяцев, чтобы смириться с этим днем. Но все равно это… больно.

Мирабель молча наклонила голову, не убирая руки с его плеча, и лишь спустя несколько секунд сообразила:

— Погоди, что значит, «несколько месяцев»?

— Непроизвольные видения, — Бруно не поворачиваясь к ней, продолжал разглядывать стол. — Точнее, одно, но мне хватило.

В памяти вспыхнуло воспоминание — кровь на раковине, на его руках, на бинтах, — и Мирабель вздрогнула, крепче сжимая пальцы на его плече.

— Ты хочешь сказать, что еще с октября знал, что абуэла… — не договорив, она обогнула табурет, становясь перед ним, и Бруно кивнул, поднимая на нее взгляд. — И ты никому не сказал?

— И как бы это выглядело? «О, нет, Бруно нагадал своей матери смерть, он действительно проклинает своими пророчествами!»…

— Но это же не так! — с пылом возразила Мирабель, и смолкла, снова натолкнувшись на его усталый взгляд.

— Думаешь, это кого-то действительно волнует?.. Да и знаешь, не хотел всем портить жизнь… как всегда.

— А самому себе? — тихо спросила Мирабель, и он пожал плечами. Вздохнув, Мирабель провела холодными пальцами у него по лицу, заправляя отросшие пряди волос за ухо, и Бруно, поймав ее пальцы, поднес их к губам, согревая дыханием. Что-то изменилось — прислушавшись, Мирабель разобрала перестук капель за стенами дома. Бруно, оттолкнувшись от стула, поднялся на ноги и, вдвоем подойдя к приоткрытому окну, они увидели, что лед, сковавший все дома и растения, начал таять — прозрачные капли падали на землю, словно Энканто прощался с Альмой. Вернувшись в патио, они остановились, стоило только глянуть на второй этаж: дверь абуэлы медленно растворялась в стене. Мирабель вздрогнула, мурашки побежали по телу, и Бруно обнял ее, не отрывая взгляда от постепенно исчезавших очертаний двери.

 

2.

 

После смерти абуэлы прошел месяц, когда в Каситу снова заглянул падре Флорес. Заметив Мирабель, сидевшую в патио вместе с Оскаром, он подошел к ней, сжимая в руках две толстые тетради.

— Сеньора Гарсия? Мы можем с вами поговорить?

Мирабель слегка поежилась, настороженная его тоном. Подхватив Оскара, пытавшегося поймать кисточки на ее шали, на руки, она встала с плетеной кушетки.

— Конечно. Вы хотите кофе? Или…

— Нет, я бы… — падре Флорес огляделся, чуть хмуря брови. — Мы можем поговорить в вашей комнате?

Мирабель, коротко кивнув, поднялась на второй этаж. Ее дверь изменилась — это случилось где-то через неделю после похорон. Поверх рисунков, оставленных ее семьей, четко проступал ее собственный силуэт — с широкой улыбкой на губах, открытыми глазами и корзинкой для рукоделия в руках. Магии у нее так и не появилось, да и комната была не волшебной, но все-таки… все-таки, что-то действительно поменялось. Пропустив падре Флореса, Мирабель вошла за ним следом и прикрыла дверь.

— Сеньора, разговор у нас будет очень… серьезным, и я бы хотел, чтобы никто нас не услышал, — негромко попросил падре, положив тетради на ее стол, и Мирабель, вспомнив абуэлу, немного неуверенно попросила:

— Касита? Ты не могла бы нас… укрыть? — она вздрогнула, когда увидела слабое золотое свечение от двери и от окна — выходит, Касита действительно признала ее за хозяйку дома? Падре Флорес благодарно кивнул и приглашающе взмахнул рукой в сторону стула. — В чем дело?

— Дело в той работе, которую выполняла ваша абуэла, — падре Флорес, переступив с ноги на ногу, удивленно оглянулся — Касита придвинула ему второй стул. — Благодарю… Знаете, можно сказать, что это тот случай, когда имя полностью соответствует действительности — Альма была настоящей душой Энканто.

Мирабель, удивленно вздернув брови, слушала падре Флореса: то, что она считала обычными прогулками по городу и обменом любезностями, было довольно сложным дипломатическим шествием — Альма знала, кто из соседей кого недолюбливает, чьи деды, еще жившие в старом городе, враждовали, передав эту вражду своим внукам, кто кому нравился, и своими разговорами она приглушала ссоры, выполняя самой себе данное обещание не допустить раздора в Энканто.

— Во время исповеди многое слышишь, — сказал падре Флорес, указав на тетради. — И мы с доньей Альмой вместе следили за настроением горожан. Но сейчас… я понимаю, сеньора Гарсия, вы…

— Пожалуйста, просто зовите меня по имени, — взмолилась Мирабель, и священник кивнул:

— Сеньора Мирабель, я понимаю, что вам сейчас нелегко, как и всей вашей семье, но в одиночку мне трудно справится.

— Но что я могу? — растерянно спросила Мирабель. Черт возьми, ей было только двадцать два года, по сравнению с опытом абуэлы она как бабочка рядом с кондором. Падре Флорес ободряюще улыбнулся ей:

— Вы можете разговаривать с людьми. Расспрашивать их о проблемах, сочувствовать… Порой, вовремя высказанное слово способно остановить целую битву. К тому же, вы умная молодая женщина, и многие, особенно старожилы, видят в вас юную Альму.

Мирабель промолчала, вспоминая, как эти же самые горожане смотрели на нее после того, как ушло Чудо. Любовь легко становится ненавистью, и если она по неопытности загубит труды абуэлы — она себе этого никогда не простит. Оскар начал зевать на ее руках, и она переложила его в кроватку — Касита мягко качнула ее из стороны в сторону, убаюкивая ребенка. Мирабель вернулась на свое место, рассеянно теребя концы траурной шали, после чего спросила:

— А если я скажу что-то такое, что все испортит?

— Для этого у вас есть я. Я не говорю вам, что вы должны броситься в огонь в одиночку. Просто помогите мне немного.

Мирабель бросила взгляд на швейную машинку, к которой так и не удалось прикоснуться после рождения Осито, после чего решительно расправила плечи.

— Конечно, падре. Я буду рада вам помочь.

«И пусть семья тобой гордится» — отдалось у нее где-то внутри, но Мирабель уже привычно задвинула эту мысль в самый темный уголок. Просияв, падре раскрыл обе тетради, рассказывая о проблемах, и скелетах в шкафах, таящихся почти в каждом семействе, и Мирабель внимательно слушала его, одновременно читая записи абуэлы. Волосы, отросшие за долгое время, лезли в глаза, и она вытащила ленточку из ящика письменного стола, стягивая их в тугой пучок на затылке.

На следующее утро она, примотав к себе Оскара, как это было принято у молодых матерей Энканто, отправилась на прогулку по городу. Падре Флорес вскоре присоединился к ней, обходя прихожан. Это казалось до боли простым — расспросить о самочувствии, обсудить погоду и урожай, согласиться, что ледяной дождь, конечно, не принес пользы, но и сильно навредить не успел… Она улыбалась, кивала, сочувствовала, поддерживала — каждый день, день за днем. Это был хитроумный танец — если первым навестить Гонсало, то сеньор Алонсо будет хмурить брови, но если сначала заглянуть к Алонсо, то сеньор Гонсало вообще откажется говорить, и поэтому между этими двумя сеньорами нелишним будет посетить сеньору Озму, и хорошенько слушать ее слова: она была сплетницей, и еще похлеще, чем Долорес, и Мирабель только гадала, почему даже ее всеслышащая кузина не знает вещи, которые ей за чашкой кофе пересказывала сеньора Озма.

Одновременно с этим, Мирабель снова пришлось достать старые тетради с расчетами — конечно, были ее мама и тетя Пепа, но мама и без того работала каждый день, обеспечивая жителей чудодейственной едой, а тетя Пепа… ну, она поливала поля. К счастью, на помощь Мирабель пришли папа и дядя Феликс, и она не чувствовала, что задыхается. Только голова болела с каждым днем все сильнее, да еще и Оскар, который был ее чудом и отрадой глаз, все чаще капризничал — и она совсем не понимала, в чем причина.

Однажды днем, когда она уже закончила свою прогулку по «ключевым точкам», как это шутливо называл падре Флорес, ее остановила какая-то девушка, окликнув: «Сеньора Мирабель!» Обернувшись, Мирабель заметила синие ленты в двух косах и немного нахмурилась — что-то было связано с этими лентами, или она уже путается?..

— Сеньора Мирабель, я… простите, что отвлекаю, — девушка, смутившись, отступила и Мирабель, опомнившись, приветливо улыбнулась.

— Все в порядке, просто я задумалась. Что-то случилось?

— Да, — девушка кивнула и немного неуверенно протянула руку. — Стакан лимонада?

Мирабель с радостью согласилась: от разговоров першило в горле, а ноги просто гудели — все-таки, ребенок прибавлял в весе. Устроившись в патио, под тенью деревьев, девушка, чинно сложив руки на подоле длинной юбки, сказала:

— Меня зовут Ребека, сеньора, и я хотела у вас попросить совета. Я хочу… уехать отсюда. Вы можете рассказать, что там, за этими горами, какой там мир?

Мирабель задумчиво уставилась на нее. Ребека… в памяти что-то шевельнулось, но почему-то вместо ответа она снова вспомнила изрезанные ладони Бруно и вздрогнула, отвлекаясь от мыслей.

— Конечно. Могу сказать, что одеваются там уже не так строго, — Мирабель слабо улыбнулась, и, откашлявшись, начала перечислять все, что видела. Ребека внимательно ее слушала, уточняя детали, и с каждым словом решимость в ее глазах только разгоралась.

— Ребека, а почему ты хочешь уехать? — наконец, спросила Мирабель, и ее собеседница запнулась. Помолчав с минуту, она упрямо мотнула головой:

— Это, наверное, глупая причина, сеньора. Просто я знаю, что мне тут не будет покоя… в ближайшее время точно. А сидеть и улыбаться на людях, чтобы дома плакать в подушку, я уже не хочу.

— Тебя кто-то обидел? — Мирабель мгновенно выпрямилась, и Ребека испуганно замахала руками:

— Нет, нет, сеньора! Я… я сама ошиблась. Ничего страшного не произошло, просто... просто я хочу увидеть Колумбию во всей ее красе. Спасибо, сеньора, вы мне очень помогли.

Мирабель продолжала думать о Ребеке даже вернувшись домой. Ее память упорно сопротивлялась, и голова от этого болела еще сильнее. Мирабель прошла на кухню, беря арепу из неприкосновенного запаса, но почему-то мамина еда впервые не сработала — боль не ушла, а словно усилилась. Она промучилась до позднего вечера, когда, с трудом уложив Оскара, который в этот вечер был особенно капризным и громким, спустилась вниз. Мама, выслушав ее, ласково поцеловала Мирабель в лоб и приготовила пандебоно — но даже он не помог. Мирабель, сжевав мягкий хлеб, натянуто улыбнулась и сообщила, что все в порядке, чтобы не беспокоить маму, и Джульетта, облегченно улыбнувшись, обняла ее.

Среди ночи, проснувшись от плача Оскара, и кое-как убаюкав его, Мирабель спустилась вниз и, не дойдя до кухни, опустилась на ступеньку лестницы. Головная боль, словно сотня разъяренных пчел, жалила ее изнутри, и она, зажмурившись, почти расплакалась. Что, если чудо снова угасает из-за нее? Что, если она подведет память абуэлы, что, если она ошибается, если сделает что-то непоправимое, даст неверный совет?..

— Мирабель?.. — она вздрогнула, оборачиваясь. Бруно стоял наверху лестницы, напряженно глядя на нее. Они почти не виделись эти недели — только и удавалось что переброситься парой слов за завтраком и ужином, а сейчас он стоял и выглядел немного… испуганным?

— Что-то случилось? — Мирабель выпрямилась, ребром ладони стирая слезы. — Видения?

— Нет, — он покачал головой, спускаясь и садясь рядом с ней. — Я проспал ужин, решил нагрянуть на кухню… и увидел тебя. Что случилось?

— Ничего. Все в… — Мирабель осеклась, когда он провел кончиком пальца у нее под глазами и красноречиво уставился на влажный след. — Хорошо, все немного не в порядке. Я не в порядке. Я ни с чем не могу справиться, я не знаю, почему мой ребенок рыдает по ночам, у меня голова пухнет от того, сколько всего нужно помнить, я боюсь, что мамина еда перестанет действовать и чудо уйдет, потому что я ошибаюсь, моя головная боль меня просто убивает, и, черт побери, я хочу спать, но я так устала, что не могу даже уснуть! — ее голос постепенно повышался, и конец фразы она почти выкрикнула, тут же испуганно прижав ладонь ко рту и оглядываясь — нет, вроде, никто не проснулся.

— Почему ты опять пытаешься все взвалить на себя? — спросил Бруно, и Мирабель поморщилась, отворачивая лицо:

— Я не делаю ничего… тяжелого. Просто хожу и разговариваю. Абуэла как-то умудрялась со всем справиться в одиночку, а у нее было трое детей.

— А ты не думаешь, что именно потому что она со всем справлялась сама, она и стала такой, какой была? — Бруно дотронулся до ее руки. — Да, наша мама была сильной, и видит Бог, я ее до сих пор люблю, но она внутри вся словно заледенела, чтобы выдержать все, что на нее свалилось. А выпечка Джульетты работает. Просто она не может вылечить усталость.

— Но голову-то можно излечить? — обиженно отозвалась Мирабель, и Бруно слегка подтолкнул ее плечом:

— Как человек, у которого с детства были мигрени, против которых дар моей сестры бессилен, я нашел свой способ уменьшить боль. Разрешишь?

— Он включает в себя гильотину? — почти с надеждой спросила Мирабель и Бруно, рассмеявшись, пересел к ней за спину.

— К счастью, нет. Так, теперь бы еще сообразить, как это делать на чужой голове, а не на собственной… — Бруно потер ладони и зарылся пальцами в ее волосы. Мирабель дернулась от неожиданности и напряглась. Это будило слишком много воспоминаний — тех, которые она так тщательно запирала на замок в своей душе, которые пыталась стереть…

— Я тут, к слову, новый сценарий пишу, — светским тоном произнес Бруно, и ей почти стало стыдно. Вот образец взрослого разумного человека — он смог переступить через их ошибку, и теперь относится к ней, как к своей племяннице, и ничего больше, так почему у нее по спине озноб бежит от каждого движения пальцев?! — Хочешь послушать?

— Всегда рада, — отозвалась Мирабель, закрыв глаза и сняв очки, осторожно пристроив их рядом с собой на ступеньке. Спокойные, размеренные движения приносили облегчение, которое не давали арепы: от затылка снизу вверх, чуть потянуть, пропуская волосы сквозь пальцы, и снова на затылок, мягко нажимая на горящую от боли кожу…

— В общем, один мелкий воришка по имени Мигель Родригез, стал свидетелем разборок между двумя кланами мафиози, и, спасая свою жизнь, быстро убежал, заодно прихватив у них деньги. Я этот момент чуть позже еще распишу… — Бруно обхватил ее голову ладонями, осторожно нажимая на виски. — Он запрыгнул в первый попавшийся поезд, и там он случайно подслушал разговор двух девушек, ожидающих приезда богатой тетушки, которая недавно овдовела. Смекнув, где можно спрятаться, он доезжает с ними до одной станции, и, подглядев, где их дом, отправляется в лавку готовой одежды, и переодевается в женщину.

Мирабель, не удержавшись, фыркнула:

— Ты шутишь!

Бруно отозвался веселым смехом, проводя по ее лбу кончиками пальцев:

— Нет. И на следующий день он приезжает к этим девушкам, назвавшись доньей Розой, их тетушкой. Племянницы лезут из кожи вон, чтобы «тетушка» указала их в завещании, а сам Мигель понимает, что случайно влюбился в одну из них, и начинает паниковать — ведь если обман раскроется, головорезы мафиози его разыщут, он видел их машины и знакомые лица… Но это еще не все. По соседству с ними живет полковник в отставке, и он проникается любовью к «донье Розе».

Головная боль исчезла не до конца, но сейчас она хотя бы не была убийственной. Мирабель бездумно откинулась назад, опираясь спиной на его грудь и Бруно, увлекшись пересказом, даже не заметил этого, машинально обняв ее и прижав ближе.

— Набравшись храбрости, он приходит к ним в час сиесты, и открывает свое сердце. «Донья Роза, — говорит он. — Я старый солдат, и я не знаю слов любви, но вы, моя прекрасная донья, озарили мою жизнь подобно восходу солнца над пустыней!»… — Бруно наклонил голову, с улыбкой глядя на нее, и Мирабель замерла. Она его любила. Она до сих пор его любила, и сейчас это понимание ударило наотмашь, ломая все те хлипкие убеждения, что все осталось в прошлом, и она к нему ничего не чувствует. Улыбка исчезла с лица Бруно и он, разжав руки, быстро пересел вниз, на одну ступеньку с ней — разве что отодвинувшись максимально далеко.

— Бедный полковник, — Мирабель отвернулась, стараясь чтобы голос звучал ровно и спокойно — словно ничего и не произошло. — Его сердце будет разбито.

— Да, увы. Но в конце концов, он женится на второй девушке… когда приедет настоящая донья Роза, — Бруно крепко зажал ладони коленями. — Что скажешь?

— Гениально, — искренне отозвалась Мирабель. — И спасибо. Голова уже не болит.

— Всегда рад помочь, — они оба замолчали, и в наступившей тишине скрип входной двери прозвучал, как гром небесный. Мирабель, глазам своим не веря, уставилась на застывшего у входа Камило. Вспомнив, что лучшая защита — это нападение, Камило тут же выпрямился, глядя на них с привычным нахальством:

— Полуночные секреты от всей семьи? И о чем беседуете?

— Да вот, обсуждаем, что тебе на свадьбу дарить, — невозмутимо отозвался Бруно и Камило, моментально растерявшись, вздрогнул:

— Что? К-какая свадьба? На ком? Когда?!

— На Ребеке, — Бруно смотрел на своего племянника уже без тени дружелюбия. — Помнишь? Синие ленты…

Мирабель, ахнув, хлопнула себя по колену: вот откуда ей знакомо ее имя! Камило моментально взъерошился.

— Я не… Да какая свадьба, я не… Она со мной не… Да мы расстались уже давно!

— А если расстались, то какого черта ты ведешь себя как собака на сене? — Бруно поднялся на ноги, и Мирабель заметила зеленоватое свечение в его глазах. — Долго ты ей еще голову будешь морочить? Если расстались, то перестань глазеть на каждого, кто с ней заговорит, как голодный ягуар, и крутиться рядом с ней. Дай ей время тебя забыть и выкинуть из головы… — Бруно замолчал. Свечение в глазах погасло, и он уже гораздо тише договорил. — Если она тебе нужна — женись. А если не хочешь или не можешь этого сделать — исчезни из ее жизни.

— Да понял я, понял! Может, хватит уже родственных нотаций? — огрызнулся Камило, и Бруно махнул рукой. Кузен просочился между ними, ворча себе под нос, что в их доме слишком много родственников, и до слуха Мирабель донесся легкий стук его двери. Выждав еще пару секунд, она надела очки и в упор уставилась на Бруно, так и стоявшего, вцепившись в перила.

— Бруно? Ты же не собираешься исчезать? — спокойно спросила Мирабель, и он, не поворачиваясь, покачал головой:

— Учитывая обещание, которое я дал матери? Если я нарушу слово, то, боюсь, она даже с того света исполнит свою угрозу. Ладно, — он встряхнулся и повернулся к ней с легкой улыбкой. — И правда, хватит уже полуночничать, тебе пора спать.

Проводив ее до двери в спальню, он пожелал доброй ночи и ушел, привычно сутулясь и глядя в пол — Мирабель дождалась, когда он свернет в небольшой коридорчик, ведущий в его комнату, и только тогда закрыла дверь.

Проснулась Мирабель от восхитительного чувства, что она отдохнула. Сонно приоткрыв глаза, она уставилась на пробивающиеся сквозь прикрытые ставни солнечные лучи, расчертившие пол светлыми полосками, и, сообразив, что это уже не рассвет, вскочила с кровати. Колыбель была пустой, и Мирабель быстро сбежала вниз, остановившись в патио — мама сидела с Оскаром на кушетке, умиленно воркуя что-то ему на ушко.

— Милая, — заметив ее, Джульетта отвлеклась от внука. — Совсем необязательно доводить себя до такого состояния. Я, конечно, тоже хороша, надо было раньше спохватиться, но…

Мирабель подошла к ним и села рядом — Оскар, просияв, словно солнце, потянулся к ней.

— Мне и Пепите было проще, мы постоянно вами жонглировали, давая друг другу отдых, да и Брунито тоже соглашался помочь, хоть и ворчал, что ничего не понимает в детях, — сказала мама с улыбкой. — Я думаю, жизнь моя, что город может потерпеть пару дней в неделю и самостоятельно разобраться со своими проблемами, большинство из которых и протухшего яйца не стоят.

Мирабель неуверенно кивнула, и мама, забрав Оскара, поднялась с кушетки.

— Я приготовила кучуко, — сказала она. — Иди поешь, а потом сразу возвращайся в постель и постарайся снова поспать. Рекомендация врача, между прочим. А этот очаровательный сеньор, я думаю, будет рад посидеть немного со своей абуэлитой.

Джульетта подула ему на макушку, покрытую тонкими и пушистыми каштановыми волосами, и Оскар довольно захихикал, пытаясь поймать ее.

 

3.

 

Мирабель растянулась на покрывале, наблюдая за Оскаром и Луизой — держась за ее палец, он пытался ползти, но пока что ему это не удавалось. Судя по насупленным бровям и сосредоточенному виду, он не собирался сдаваться, и тихо пыхтел, ерзая на покрывале.

— Он просто чудо, — Луиза влюбленно смотрела на своего племянника. — Давай, мой хороший, ты сможешь… Иса, глянь, он хмурится точно так же, как и ты!

— Чудесно, — Исабелла бросила в их сторону короткий взгляд и натянуто улыбнулась. — Чудесный мальчик.

Мирабель слегка пошевелилась, пытаясь найти удобное положение, а потом, махнув рукой, устроилась головой на коленях у Исабеллы — та, ехидно прищурившись, сорвала травинку и принялась щекотать ей нос.

— Я вот думаю, на кого он будет больше похож, — вслух размышляла Луиза. — Вроде, на абуэлу, а вроде и нет…

— Вырастет и узнаем, — Иса пожала плечами. Перестав щекотать Мирабель, она уперлась ладонями в покрывало и чуть прищурилась — рядом с Оскаром закружились мелкие цветочки, и он, тут же отпустив палец Луизы, попытался их поймать. На дороге, огибавшей холм, показался сеньор Ортиз, и, заметив их компанию, всплеснул руками и начал подниматься к ним.

— Мирабель? Мирабе-е-ель! Тут особое послание для самой неосо… — договорить он не успел — вырвавшаяся из-под земли лоза обвилась вокруг лодыжки и вздернула его в воздух. Сеньор Ортиз замахал руками, превращаясь в Камило. — Эй, это я! Просто решил пошутить!

— Дураком был, дураком помрешь. И шутки у тебя тоже дурацкие, — сухо заявила Исабелла, роняя его на землю. Камило вскочил на ноги, отряхиваясь от сора и с деланной невозмутимостью поправил волосы. После того, как Ребекка уехала из Энканто, он почти неделю ходил надутым и постоянно поддевал Мирабель, словно это она была виновата в произошедшем, но постепенно успокоился… Видимо, не совсем.

— В любом случае, Мирабель, тебе письмо, — он сунул ей в руки конверт и, заметив Оскара, превратился в точную копию Мирабель. Раскинув руки, Камило проворковал: «Иди ко мне, mi corazón!», но Оскар, нахмурившись, отвернулся к настоящей Мирабель.

— Какой умный мальчик, — проворчал Камило, становясь собой.

— Весь в отца, — машинально отозвалась Мирабель, дочитав письмо и, рухнув на спину, уставилась в небо. Киностудия в Кали вновь предлагала ей работу с возможностью заключения постоянного контракта — начиналась работа над исторической драмой, посвященной Симону Боливару. Этот фильм собирались выпустить как раз к 170-летию с его рождения, в июле следующего года, съемки должны будут проводиться в Колумбии, Венесуэле и Эквадоре, а значит — придется очень долго и много работать над костюмами, чтобы не сорвать процесс… Мирабель села, чувствуя азарт в груди. Вот только… она задумчиво взглянула на Оскара и, подхватив его на руки, потерлась носом о нос.

— Луиза, ты бы не хотела снова поехать в Кали? — спросила Мирабель, и, подняв глаза на сестру, сразу поняла ответ. Луиза, вжав голову в плечи, замялась, после чего неуверенно улыбнулась.

— Д-да. Да, конечно. Никаких проблем.

— Что такое? — Мирабель чуть нахмурилась, но вместо сестры ответил Камило, растянувшийся на траве.

— Она в нашего гончара влу-убилась. Причем, это у них взаимно, и я слышал от Долорес, что Хоакин уже поговорил со своей матушкой, чтобы та посетила тетю Джули с интересным предложением…

— Правда? — Мирабель уставилась на Луизу, которая смущенно кивнула. Боже, ей следовало обращать немного больше внимания на свою собственную семью, и поменьше думать о проблемах горожан. — Лу, это же здорово!

— Да… Мира, я бы очень хотела поехать с тобой, правда. Но… — Мирабель махнула рукой. Разлучать влюбленную парочку у нее бы не хватило совести. Исабелла, не дожидаясь вопроса, нацепила на лицо самую широкую улыбку, прямо как во время неудачной помолвки с Мариано, и прощебетала:

— Я с радостью тебе помогу. Это будет идеальная поездка вместе с моей любимой сестрой и чудесным племянником! Не могу дождаться!

Мирабель недоверчиво прищурилась, не сводя со старшей сестрицы внимательного взгляда, и улыбка на лице Исабеллы пошла трещинами, пока не исчезла совсем.

— Мирабель, без обид, но я терпеть не могу детей. После трех лет они очаровашки, я не спорю, но маленькие… Это не мое. Я люблю тебя, я, правда, люблю Осито, но… Но если надо тебе помочь, я готова, — решительно закончила Исабелла. Принцип самопожертвования слишком глубоко пророс в их семье, и нужно было это менять. Мирабель, вздохнув, обхватила Исабеллу свободной рукой за шею и легонько стукнулась с ней лбом:

— Исабелла Мадригаль, ну ты и дурища.

— Сама такая, — Иса, рассмеявшись, сотворила два цветочных венка, упавших на головы Мирабель и Оскара.

— Я могу помочь, вообще-то, — слегка уязвленно протянул Камило, и Мирабель смерила его насмешливым взглядом:

— Ага, чтобы я метлой выгоняла кучу влюбленных в тебя девиц из квартиры, где нам придется поселиться? Нет уж, спасибо.

— Ну, я не виноват, что девушки меня любят, — Камило картинно выпятил грудь и получил цветочный залп в лицо. — Иса, это не смешно!

— Ты просто очарователен с этими лепестками, торчащими в волосах, — промурлыкала Исабелла. — Герой-любовник всей страны.

Вручив Оскара Луизе, которая явно при взгляде на него представляла своих будущих детей, Мирабель решительно поднялась с покрывала и отряхнула юбку от мелких цветов.

— И далеко ты? — уточнил Камило, вытащив последний лепесточек из кудрей. Мирабель пожала плечами:

— Просить родственной помощи, конечно.

На самом деле, она бы не удивилась, если бы Бруно отказался — после той своей пламенной речи в адрес Камило, он словно вообще перестал высовываться из башни, только однажды уехав на неделю — передать свою рукопись на радиостудию в Ибаге. Но в любом случае, попытаться стоило. Мирабель, миновав песочную завесу, с тоской уставилась на тянущиеся вверх лестницы. Черт возьми, может, это шутки памяти, или освещения, но они кажется стали еще выше… Тяжело вздохнув, она начала восхождение, уже на середине пути прокляв все, что только можно. Последние пролеты ей хотелось преодолеть на четвереньках, и она привалилась к скале, пытаясь отдышаться. Подняв голову, она уставилась на сидевшего на самом краю провала Бруно, беспечно покачивающего ногой и что-то писавшего в тетради. Он выглядел так, словно у него была еще жизнь или две в запасе, и Мирабель вздрогнула.

— Ты что, совсем с ума сошел? — сипло поинтересовалась она, добираясь до верхней площадки. Бруно, не поднимая головы, махнул ей рукой:

— А что такого? Удобно, свет удачно падает, опять же…

— И тебя не смущает пропасть под ногами? — Мирабель уперлась ладонями в колени и, выдохнув, осторожно разогнулась. — Ты же свалиться можешь.

— Кое-кто, не будем называть имен, — Бруно поднял голову, с хитринкой глядя на нее, — перемахнул через эту самую пропасть на полуистлевшей веревке.

Мирабель махнула рукой и с сомнением взглянула на подвесной мост — он, хотя бы, выглядел крепким и был целым:

— Что тут сказать… Я была молода, безрассудна и мне были нужны ответы.

Бруно негромко рассмеялся, поднимаясь на ноги и переходя мост.

— Прости, но я просто обязан увековечить эту фразу в своем сценарии.

— То есть, я теперь еще и твоя муза? — Мирабель картинно уперла руку в бедро, и Бруно кивнул:

— Бессменная. Итак, ты же не просто так сюда поднялась? Тебе нужно видение?

— На самом деле мне нужна твоя помощь. Меня опять зовут в Кали, и я очень хочу туда поехать, но вот Оскар…. Мне нужен кто-то, кто за ним присмотрит, пока я буду торчать за швейной машинкой. Луиза, оказывается, без пяти минут помолвлена, а Иса не любит детей.

Бруно резко хлопнул себя по лбу:

— Боже, а я уже три дня пытаюсь подобрать слова, чтобы сказать, что у нее будет крепкий и счастливый брак, но без детей!

— Скажи как есть, она будет летать от счастья, — посоветовала Мирабель, глядя вниз. — Слушай, а может мы просто спрыгнем и понадеемся, что не сломаем себе все кости?..

— Даже не вздумай, — Бруно на всякий случай схватил ее за руку. — Лучше будем спускаться медленно и аккуратно.

— Я серьезно, Бруно, почему ты не можешь сделать этот путь короче? — проворчала Мирабель, идя за ним. Теплые пальцы держали ее запястье, и она только надеялась, что участившийся пульс Бруно спишет на бесконечные ступеньки.

— Это что-то подсознательное, я не могу этим управлять. Так что именно ты хочешь от меня? Чтобы я поехал с тобой?

— Если тебе не трудно, — коротко согласилась Мирабель. Бруно снова остановился, потирая подбородок. Где-то с еле слышным шелестом просыпался песок и Мирабель быстро задрала голову, оглядываясь — не хотелось бы, чтобы их смело песчаной лавиной…

— Я… да, ничего сложного. Когда там начнется твоя головная боль?

— К двадцатому июня я уже должна быть в Кали, — отозвалась она, и Бруно кивнул.

— Отлично, месяц на сборы — этого точно хватит. Никаких проблем, поеду.

* * *

Для Оскара, которому только исполнилось полгода, даже короткая поездка в соседний город была грандиозным событием, не говоря уже о поезде, и это закончилось тем, что перевозбужденный и уставший от новых впечатлений ребенок отказывался спать. Мирабель только мысленно благословила свою маму, которая посоветовала выкупить целое купе, чтобы разместиться с комфортом. Она тихо мурлыкала колыбельные ему на ушко, и Оскар жалобно хныкал, обхватив ее за шею.

— Можно? — попросил Бруно, забирая ребенка — тот захныкал немного громче. — Так вот, к злоключениям Родригеса… Через месяц после того, как он выдал себя за донью Розу, в поместье прибыла таинственная дама, инкогнито. Знаешь, что такое инкогнито, Осито? Это кто-то, скрывающий свое имя и звание, чтобы остаться неузнанным. И вот эта таинственная незнакомка очень быстро выводит Мигеля на чистую воду — потому что это именно она настоящая донья Роза, и, по совместительству, она вдова главаря банды мафиози, которые охотятся за Мигелем. И в тот миг, когда его обман раскрывается, кажется, что все пропало, безвыходная ситуация… И тут одна из племянниц доньи Розы бросается в ноги своей тетушке, умоляя сохранить жизнь этому парню, к которому она успела привязаться, даже несмотря на его обман. Донья Роза нехотя соглашается, не без помощи того самого полковника с разбитым сердцем, и Мигель остается жив.

Мирабель заворожено следила за тем, как Оскар начал успокаиваться, и, постепенно затихнув, уснул.

— Весь в мать, — негромко произнес Бруно, погладив его по спине и пересев поудобней. Мирабель с улыбкой заметила:

— Может, это и есть твой настоящий дар, убаюкивать детей?

— Ах, так вот оно что! А я-то думал, предвидение, — Бруно подмигнул ей. — Кстати, ты заметила? Он очень похож на Альму — тот же нос, те же брови…

— Интересно, что в нем будет от тебя, — Мирабель вытянула ноги на своей полке, и Бруно еле заметно напрягся:

— Надеюсь, что ничего плохого.

Они оба замолчали, вслушиваясь в стук колес. За окном мелькали мелкие, порой на десяток домов, поселения, равнины, покрытые пышной зеленью, заросшие лесами горы маячили вдалеке…

— Больше года прошло, — тихо сказал Бруно, глядя куда-то в потолок. Мирабель кивнула, зябко передернув плечами, и машинально запахнула шаль на груди. — Ты… уже можешь снять траур. Даже наш падре Флорес не осудит.

— Пока не хочу, — коротко ответила Мирабель, садясь прямо и глядя в окно. Эта тонкая черная ткань на ее плечах превратилась в броню, которая защищала от чужих взглядов и позволяла оттянуть принятие решений на неопределенно-долгий срок. Бруно ничего не ответил, все так же глядя в никуда и держа на руках их ребенка.

Новое жилье для нее и Оскара Бруно нашел сам. Мирабель хватило двух минут, чтобы рассмотреть две небольшие, но уютные комнаты, чистую кухню и горшочки с геранью и алоэ на подоконниках, чтобы сразу влюбиться в это место. Единственный минус — вместо ванны здесь был только душ, но этот недостаток был слишком несущественным. Хозяйка квартиры, сеньора Петра, сухопарая пожилая женщина в черном платье и с темным платком на голове, ненадолго задержала взгляд на шали, на кольце, и кивнула Мирабель.

— Могу вам отдать детскую кровать и коляску, — бесстрастно сказала сеньора Петра. — Мне они уже больше никогда не пригодятся, так хоть послужат напоследок. И да, запаситесь свечами. С этого года по выходным и по средам с одиннадцати вечера до шести утра отключают свет.

Мирабель искренне поблагодарила ее — теперь у Оскара появилась его собственная комната, пусть и на время, но все же. Бруно нашел себе жилье где-то неподалеку — адрес он не назвал, только махнул рукой и сказал, что небольшие прогулки полезны для здоровья. Он приходил утром, за пять минут до ее ухода, забирал ключи и, пожелав удачного дня, закрывал за ней дверь, а вечером Бруно, усадив Оскара в коляску, поджидал ее у студии, и домой они возвращались вместе. Мирабель иногда рассказывала о том, как прошел ее день — первое время она подолгу сидела в библиотеке, рассматривая и изучая моду того века, чтобы не ошибиться и не испортить все впечатление о фильме неправильным покроем мундира или платья, и Бруно слушал ее с искренним интересом. Обратный путь занимал полчаса, и Бруно неизменно прощался с ней на пороге, не заходя в квартиру — словно избегал ситуации, когда они будут вдвоем. Дома Мирабель ожидал ужин — может, с ее точки зрения там было слишком много соли, но… Завтраки она стала готовить в двойном объеме, как и кофе.

На работе скучать было некогда — эта атмосфера до боли напомнила ей ателье в Боготе. Женщины и девушки живо обсуждали новости и светские сплетни — что у министра Турбая родился уже третий ребенок, Клаудия Консуэлло, и что его жена Нидия, которая, к слову, была его племянницей, выглядит просто потрясающе, что генерал Пинилья собирается дать женщинам право голосовать и даже больше, занимать руководящие должности — эдак, однажды, можно будет и министрами стать!.. С каждым днем Мирабель все больше убеждалась в том, что в Энканто для нее слишком тесно. Она любила свой дом, свою семью и родной городок, но ей там было слишком мало места.

Порой к ним забегали из постановочного отдела — чтобы согласовать некоторые элементы в декорациях: было бы обидно, если бы чей-то наряд потерялся в обстановке, или, напротив, перетянул все внимание на себя. Один из декораторов, Николас, появлялся с завидным постоянством, всякий раз стараясь поговорить именно с Мирабель, и зазывал ее на обеденный перерыв в кафе.

— Почему ты с ним не пойдешь? — спросила Марта Луиза, работавшая вместе с Мирабель, и та пожала плечами, демонстративно потыкав пальцем в шаль.

— Я вдова, у меня ребенок… Кафе — это уже не для меня.

— Ты решила себя похоронить заживо? — поинтересовалась Габриэла, оторвавшись от вышивки. — У нас, вроде, не Индия, где вдов сжигают вместе с мужем…

— Серьезно? — еще одна девушка выронила портняжный мелок, глядя на них с ужасом. — В Индии сжигают вдов?!

— Да, но речь сейчас не об этом, — Габриэла покачала головой. — Мирабель, мы же не предлагаем тебе что-то неприличное…

— Вроде горизонтальной сальсы на всю ночь, — захихикала Тереса и тут же получила в голову мотком кружева. — Все, все, я уже молчу!

— Так вот, не слушай эту распутницу, — Габриэла набросила на себя белый платок, скромно опуская глаза к полу, словно Дева Мария. — Но и хоронить себя раньше времени не стоит.

Мирабель, застонав, засунула голову под отрез атласа. Ладно, возможно в некоторых вопросах ее больше устраивали замшелые правила приличия Энканто. Под конец рабочего дня Николас все-таки ее нашел, и зашагал рядом:

— Я слышал, в среду новый фильм будут показывать, может, сходим вместе?

— Николас, — она повернулась к нему, демонстративно подергав шаль. — Я вдова.

— Я знаю, — просто ответил он. — И я не предлагаю чего-то… непристойного. Если хочешь, мы можем взять билеты через два кресла друг от друга. Просто фильм, говорят, прекрасный.

Мирабель отвернулась, еще издали заметив Бруно и Оскара. Николас запнулся, с сомнением переводя взгляд с них на Мирабель.

— Мой… дядя Бруно согласился мне помочь, — Мирабель поморщилась от собственного слишком ровного голоса. Николас широко улыбнулся:

— Это хорошо, когда семья дружная. У меня два младших брата, да и племянники тоже есть… Я знаю, что такое дети и как с ними трудно бывает.

Бруно неторопливо дошел до них и вежливо кивнул. Николас шагнул к нему, протягивая руку, и они обменялись рукопожатием.

— О чем беседа? — спросил Бруно, и Мирабель дернула плечом:

— Ни о чем.

— Пытаюсь уговорить вашу племянницу пойти в кино в среду, — простодушно ответил Николас, и Бруно удивленно взглянул на нее.

— И ты против? Мирабель, правда, сходи, развейся. Нельзя же все время только работать, нужно и отдыхать — вспомни, что ты все время говоришь Луизе. А траур не может длиться вечно, — добавил он, и Мирабель прищурилась.

— А Оскар?..

— Ну, значит, я посижу с ним и вечером. Мне не сложно, и кстати, он отличный соавтор. Такие сюжетные повороты выдает, я не успеваю записывать. Гений, настоящий гений.

— Весь в отца, — буркнула Мирабель и Бруно замолчал, пристально глядя на нее.

— Спасибо, сеньор Мадригаль! — обрадовался Николас, даже не заметив их взглядов. — Мирабель? Так что?

— Пойдем, — сухо согласилась она. — В среду, после работы? Отлично.

Обратный путь до дома они оба молчали. Бруно смотрел на дорогу отрешенно-спокойным взглядом, а Мирабель впервые ничего не хотелось говорить.

 

4.

 

Мирабель сидела в темном зале кинотеатра, чувствуя, как внутри закипает злость на главных героев. Стоило побольше узнать о фильме, на который ее позвал Николас — это была мелодрама, причем, по сравнению с сюжетами Бруно, она проигрывала по всем пунктам. Два главных героя, Алоиз и Каталина, были без памяти влюблены друг в друга, но их родители враждовали между собой, и никак не могли дать согласие на брак. И вместо того, чтобы сделать хоть что-то, и Алоиз, и Каталина, как покорные ягнята, опустили руки, расставаясь друг с другом под завывание ветра и проливной дождь. Мирабель смотрела эту сцену с поджатыми губами, и в памяти у нее вертелся едкий голос Бруно: «Они используют друг друга, чтобы быть несчастными — и упиваются своими страданиями». Впрочем, другие зрительницы то и дело всхлипывали, промакивая глаза кружевными платочками, так что Мирабель в своем скептицизме была одинокой. Закончилось все тоже банально: встретившись спустя двадцать лет — уже обзаведясь семьями, эти двое томно обменивались взглядами с разных концов бальной залы, символизируя любовь, пронесшуюся через года.

— Неплохой фильм, — задумчиво сказал Николас, когда они вышли из кинотеатра. Стоило торопиться — был уже десять, и оставался всего час до отключения света. — Они так любили друг друга…

— Любили? — Мирабель сердито встряхнула головой. — Они любили себя, а другой человек — это так, зеркало, в котором приятно любоваться своим отражением. Если бы они друг друга любили, то им было бы плевать на родительское одобрение! Нашли бы способ быть вместе, а не делать несчастными себя, да еще и своих супругов. А в результате они даже не попытались что-то изменить, сдались и опустили руки, как…

Она резко замолчала. Легко обвинять других в том, в чем себя винить боишься. Николас издал неловкий смешок.

— Хорошо, я понял, мелодрамы с тобой лучше не смотреть. А комедии?

— Николас, прости, но нет. Я тут поняла, что все-таки люблю своего мужа, — Мирабель провернула кольцо на пальце. — И мне плевать, что он мертв, я его и на том свете достану.

Николас непонимающе уставился на нее, но Мирабель это уже не волновало. Она запрыгнула в подошедший автобус, доезжая до своей улицы, и осторожно открыла дверь в квартиру. Здесь царила та самая домашняя тишина, которая, если прислушаться, распадалась на множество звуков: тихое гудение холодильника, ток воды в трубах, шум машин с улицы, редкие голоса… На цыпочках пройдя в детскую, Мирабель остановилась на пороге — Бруно спал на кушетке, приставленной к кроватке Оскара, просунув ладонь сквозь прутья. Мирабель тихо выдохнула, чувствуя, как злость улетучивается. Помедлив, она вышла, прикрыв дверь и, переодевшись, оставила траурную шаль на стуле в своей комнате. Нельзя все время прятаться от жизни.

Пройдя на кухню, Мирабель мельком глянула на часы — у нее было еще полчаса до отключения света. Должно хватить, чтобы поужинать и вымыть посуду. Она как раз прикончила тарелку цыпленка с рисом, когда лампа погасла — видимо, или часы отставали, или, что вероятней, городское управление решило, что пятнадцать минут роли не сыграют. Вполголоса чертыхнувшись, она поднялась из-за стола, направляясь к шкафу в коридоре, где лежали свечи, и врезалась во что-то твердое и теплое.

— Ох, Боже, мой нос, — сдавленным шепотом выдохнул Бруно, и Мирабель виновато пробормотала: «Извини». — Да нет, все в порядке… Хорошо, что у меня нелюбопытные соседи, а то пришлось бы сказать, что моя племянница поколачивает меня по средам…

— Между прочим, я тоже ударилась, — Мирабель тихо хихикнула, на ощупь достав свечи. — Идем, посмотрю, что с твоим носом…

С третьей попытки она зажгла свечу и окинула лицо Бруно придирчивым взглядом.

— Даже синяка не будет, — сообщила Мирабель, отворачиваясь к раковине. — Спасибо за ужин.

— Всегда пожалуйста. — Бруно страдальчески вздохнул. — Синяка, может, и нет, но больно… Как фильм?

— О, знаешь, навевает воспоминания о прошлом, — Мирабель, отряхнув руки от воды, повернулась к нему. — В частности, о разговоре про то, что люди обожают портить себе жизнь. И я хочу узнать, Бруно… Долго еще будет это продолжаться? Тебе не кажется, что это бред? Почему я, будучи замужем, должна ходить на свидания с другими мужчинами?

Бруно моментально посерьезнел и выпрямился.

— Мирабель, ты не замужем, — ровным тоном сказал он. — Ты и сама это знаешь.

— Замужем. Тебе напомнить, как это было? Ты спросил, согласна ли я…

— Я помню! — Бруно прикрыл лицо ладонью. — И, поверь, я действительно старался об этом забыть. Пойми… — он опустил руку, глядя ей в глаза. — Я часть твоего прошлого. Это уже не изменить. Но будущее… Оно открыто для тебя.

— «Ваше будущее ждет» — насмешливо процитировала Мирабель. — Я помню, что на твоем постаменте вырезано. Так вот, Бруно, я люблю тебя. До сих пор. И я бы хотела, чтобы ты был не только частью моего прошлого, но так же и настоящего, и будущего.

— Если бы все сложилось иначе, если бы мы признались друг другу раньше, этого бы не случилось, — Бруно опустил голову, постукивая пальцами по столу.

— А если бы признались позже, когда Оскар уже пошел в школу, это бы уже стало несущественной мелочью. Да боже мой, Турбай женат на своей племяннице, и единственное, что волнует людей — это насколько хорошо он справляется со своими министерскими обязанностями, и где одевается Нидия. Всё! Мы не какие-то уникальные и неповторимые, — Мирабель, поколебавшись, стащила с пальца кольцо и, шагнув вперед, положила его на стол — металл глухо звякнул о дерево. Она снова вернулась к раковине и сложила руки на груди. — Один вопрос, и один ответ, Бруно. Да или нет. Ты любишь меня?

Бруно взял кольцо, бездумно вертя его в пальцах, и Мирабель напряглась. Сальсу танцуют двое, и если он скажет «нет», то ей придется смириться с этим. Бруно тяжело вздохнул, прокатывая кольцо между большим и указательным пальцем, и поднимая на нее взгляд.

— Знаешь, любовь моя, ты весь мир сможешь перевернуть, найдя опору в самой себе.

Он поднялся на ноги, подходя к ней, и Мирабель задержала дыхание. Бруно, помедлив, взял ее за правую руку.

— Значит, «да»? — Мирабель казалось, что она сейчас свалится — ноги тряслись и отказывались ее держать.

— Это всегда было «да», — признался он, глядя ей в глаза. — Как бы я ни пытался себя переубедить. Как бы я себя за это ни ненавидел. Согласна снова взять меня в законные мужья?

— Всегда.

Бруно надел кольцо на безымянный палец и шагнул еще ближе, опуская руки по обеим сторонам от нее. Он приблизился к ее губам, и Мирабель закрыла глаза. Она так скучала по нему, она так остро желала его прикосновений, что ее почти начало знобить. Поцелуй был мягким, медленным, мучительно неторопливым, распаляющим и без того сильное желание. Мирабель улыбнулась, чувствуя, как он скользнул языком по ее губам, раскрывая их, углубляя поцелуй, и обвила его шею руками. Сердце бешено частило в груди, и когда Бруно нехотя отстранился, она взяла его за запястье.

— Абуэла сказала мне, чтобы я не боялась любить, — шепнула Мирабель. — Что если я встречу человека, который заставит мое сердце петь, чтобы я не отталкивала его и сделала шаг вперед, — она приложила его ладонь к своей груди, и у Бруно вырвался гортанный стон. — Мое сердце поет рядом с тобой.

— А мое сердце сейчас разорвется, и я умру в объятиях любимой женщины, — Бруно прислонился к ее лбу, пока его пальцы мягко обводили ее грудь. — В принципе, не самая плохая смерть…

Мирабель фыркнула, даже не пытаясь унять дрожь, пробегавшую по спине от каждого движения, и потерлась носом о его подбородок.

— Даже не вздумай умирать в ближайшие лет пятьдесят, Бруно, — сказала она, оставляя поцелуи на колючей щеке. — Я побыла вдовой достаточно, так что теперь я хочу быть счастливой женой.

Она расстегнула пару верхних пуговиц на его рубашке и притихла. После возвращения в Энканто, что неудивительно, она не видела его без одежды, и сейчас недоверчиво подцепила тонкую цепочку, на которой висел крест… и золотое кольцо.

— Ты можешь не верить, но мама постаралась мне дать достойное воспитание, — Бруно, в очередной раз пряча неловкость за шутливостью, попытался отстраниться. — Пообещал жениться — так сделай.

— И когда ты их купил? — уточнила Мирабель, положив ладонь ему на плечо.

— Ну, где-то в промежутке между «Вы можете поцеловать невесту» и «О, я твой дядя, как здорово что мы это узнали до того, как приехали знакомиться с семьями».

Мирабель, не выдержав, засмеялась, упираясь в него лбом. Очки опасно съехали вниз, и она подхватила их в последнюю секунду.

— Да, теперь мы точно можем над этим шутить, — выдохнула она, отложив очки на столешницу, и провела губами по его шее — Бруно дернулся от ее прикосновения, запрокидывая голову. Мирабель осторожно расстегнула цепочку, снимая кольцо, и взяла его за руку. — Ну что, так ты согласен опять взять меня в законные жены?

— Да, — Бруно не сводил с нее глаз, словно стараясь запомнить этот момент, когда ободок кольца оказался на его безымянном пальце. Мирабель прижалась к его губам, пока внутри волной поднимались облегчение и счастье, расстегивая оставшиеся пуговицы на его рубашке и скользя по груди и животу ладонями. Бруно только судорожно вздохнул, когда она снова опустилась к его шее, оставляя там поцелуи и, не удержавшись, слегка прикусывая кожу на ключице.

— Если ты не прекратишь, наша вторая брачная ночь пройдет на полу возле раковины, — хрипло предупредил он, прижимая ее к себе и проталкивая колено между ног.

— Где же твое воспитание? — поддразнила Мирабель, запрокидывая голову и чувствуя его смех у своего горла. Нервы звенели, натянутые до предела, отзываясь на каждое его движение, каждый выдох, каждое касание. Она действительно была готова наброситься на него прямо на кухне, но из детской комнаты донеслось слегка неуверенное хныканье.

— Проза жизни, — Мирабель, встряхнувшись, попыталась найти очки. Бруно провел слегка дрожащими руками по лицу, возвращаясь к реальности, и шагнул к выходу из кухни.

— Я пойду к сыну. Раз уж я все равно здесь.

Мирабель рассеянно кивнула, доставая из холодильника бутылочку с молоком — при большой доле везения (ну, или имея под рукой провидца) в Кали можно было раздобыть детское питание, и быстро разогрев в кастрюльке, отнесла бутылочку в детскую. Сердце гулко стучало у нее в груди, но она старательно не позволяла себе думать о возможной реакции семьи на эту новость. Это ее жизнь, ее выбор — и ей жить с этим. Да, будь все иначе, вырасти они под одной крышей, она бы никогда не взглянула на Бруно иначе, он был бы как дядя Феликс — любимый родственник, и не больше. Но так случилось, что они прожили пятнадцать лет, не зная друг друга, и вместо дяди она увидела мужчину. И чувства — это не электричество, их так просто не выключить поворотом рубильника.

К счастью, Оскар почти и не проснулся, и бутылочка с теплым молоком сработала безотказно. Мирабель, убедившись, что из кроватки не доносится никаких прочих звуков, кроме сонного дыхания, в упор взглянула на Бруно, кивнув в сторону своей комнаты.

— Нервничаешь? — тихо спросила Мирабель, когда он, прикрыв дверь, шагнул к ней, обнимая и прижимая к себе — так, что она чувствовала бивший его озноб.

— Нет, что ты, у меня ведь нет никаких оснований для этого, — отозвался Бруно, водя ладонями по ее телу. — Ни малейших… оснований…

Юбка соскользнула на пол, и Мирабель нетерпеливо отпихнула ее ногой подальше, отправляя следом рубашку Бруно. Кровать подрезала ее под колени и Мирабель с приглушенным вскриком упала, утянув Бруно за собой. Он успел выставить руки, и теперь навис над ней с улыбкой, от которой в животе скручивались раскаленные добела спирали. Бруно медленно наклонился к ней — отросшие волосы скользнули по плечам, отгораживая их от мира, — и замер в миллиметре от губ, поддразнивая близостью. Мирабель с наигранной сердитостью фыркнула и прищурилась, ласкающе ведя кончиками пальцев по его спине — так, что Бруно невольно выгнулся в ответ. В эту игру можно играть вдвоем — она слегка шевельнулась, закидывая ногу ему на бедро и прижимая ближе к себе. В этот раз все было иначе — они заново узнавали друг друга, вспоминая, как прикасаться, чтобы с губ сорвался довольный вздох или тихий стон, чтобы по телу прошла дрожь, чтобы чужое удовольствие ощущалось как собственное. И на этот раз действительно не было лжи.

* * *

— Какие планы теперь? — Бруно прижал ее к себе спиной и теперь пытался аккуратно отодвинуться от ее волос, лезших в лицо. Мирабель, приподнявшись, заправила их на одну сторону и поудобней устроилась на его руке.

— Когда мне заплатят за эту работу, будет достаточно денег, чтобы перебраться в Боготу и купить свое ателье. Ну и запас на время, пока обзаведусь постоянным клиентами.

— Не хочешь и дальше с киностудией работать?

— Нет. Точнее… как хозяйка ателье — да, это возможно. Как постоянный художник по костюмам… это слишком свяжет руки, — Мирабель примолкла, разглядывая стену, на которой шевелились ночные тени. — Думаешь, не получится?

— Я уже говорил, милая, ты можешь все. Но поначалу будет сложно, — Бруно потерся носом о ее ухо и Мирабель, разомлев, зажмурилась. — Не хочешь остаться в Энканто?

— Не могу. Мне там слишком тесно, я словно связана по рукам и ногам: там другая жизнь, другие взгляды, и меняться они будут еще очень долго. И я не хочу… и не могу, наверное, пойти по стопам абуэлы. Я благодарна ей, что она меня поддержала, что она в меня поверила, но я просто не могу быть ее копией. Я обязательно сделаю что-то иначе, ошибусь в чем-то, а в Энканто все слишком привыкли полагаться на ее слово. Я не хочу, чтобы они слепо верили моим решениям, и потом меня же во всем обвинили.

— Семье скажем? — теплое дыхание щекотало затылок, и это было долгожданно-прекрасным ощущением.

— Конечно. Я уже устала врать и изворачиваться.

— Кажется, кто-то писал, что говорить правду легко и приятно, — задумчиво произнес Бруно. — Думаю, это не всегда так. Но врать еще тяжелее.

Мирабель кивнула, и повернулась к нему лицом, стараясь не разорвать теплых объятий. Она не знала, поймет ли семья или их окончательно превратят в двух неназываемых персон, но больше тащить за спиной этот груз она не хотела. Даже если она станет разочарованием семьи.

Утром Мирабель впервые чуть не проспала, и собиралась в суматохе. Убегать пришлось без завтрака, и только вбегая за ворота студии, она спохватилась, что так и не переодела кольцо. А с другой стороны, надевать его снова на левую руку не хотелось из какого-то почти суеверного страха. На работе, однако, больший фурор вызвало ее появление без траурной шали.

— Так-так, свидание состоялось и было удачным? — с любопытством протянула Марта Лючия, и Мирабель помотала головой. — Погоди-ка… и кольцо на другом пальце? Что-то случилось? Мирабель?!

— Пообщалась с мужем, — наконец, ответила Мирабель, ненадолго отвлекаясь от швейной машинки. — И мы решили возобновить наш брак.

— Мирабель, подожди… он же умер! О чем ты вообще говоришь?!

— Ты ходила к медиуму? — благоговейно прошептала Тереса, и Мирабель с серьезным видом кивнула:

— Да. Теперь у меня очень… высокодуховный брак.

— О. Боже. Мой. Надеюсь, обойдется без непорочного зачатия, — пробормотала Габриэла, и Мирабель, вздрогнув, постучала по дереву. Как бы она ни любила Оскара, больше детей ей не хотелось… в ближайшее время точно.

 

5.

 

В Энканто они возвратились уже в конце октября. После недолгой беседы они на время сняли кольца, чтобы не оглушать новостью прямо с порога, и теперь Мирабель с легким раздражением теребила брошь на блузке. Оскар, у которого начали резаться зубы, причем сразу два одновременно, постоянно куксился и притихал только у нее на руках — даже Бруно с его даром убаюкивания не справлялся.

— Ничего, думаю, Джульетта ему поможет, — успокаивающе заметил Бруно. — Когда вы все были маленькими, она готовила вам фруктовый лед. Учитывая усталость Пепы, недостатка в снеге на тот момент не было.

Мирабель слабо улыбнулась — разговор с родителями ее немного пугал, но поворачивать назад она не собиралась.

Луиза обрадовалась их возвращению, наверное, даже больше, чем родители. Оказывается, помолвка уже успела состояться, и в начале ноября была запланирована свадьба.

— Я была готова ее сдвинуть, чтобы ты и дядя Бруно успели, — призналась Луиза, помогая им спуститься. — Осито, мой милый, как же я по тебе соскучилась!..

— К счастью, обойдемся без таких жертв, — улыбнулась Мирабель, разминая спину. — А платье?..

— Уже готово, — успокоила ее Луиза. — Я просто хотела, чтобы моя сестренка побывала на моей… ох, ты сняла траур?!

Мирабель не успела ответить — вся семья вышла их встречать. Джульетта звонко расцеловала ее в щеки, тут же забирая Оскара из рук Луизы — тот слегка оживился, что-то вдохновенно лепеча ей, и Мирабель отвлеклась от папы, крепко обнявшего ее.

— Мам, у него зубы…

— Ничего страшного, я сейчас сделаю манговый крем. Будешь манго, Осито, радость моя? — Джульетта потерлась носом о его щеку. — Милая, я рада, что ты ожила. Работа по душе тебя окрыляет.

— Спасибо, — Мирабель кривовато улыбнулась, обмениваясь взглядами с Бруно. Он еле заметно кивнул ей, подхватывая чемоданы и занося их в дом. Естественно, вся суматоха растянулась до позднего вечера: Мирабель полюбовалась платьем Луизы, в котором сестра выглядела сказочной принцессой, поздравила Долорес с грядущим пополнением — на семейном гобелене от них с Мариано протянулось еще два ростка, похихикала с Исабеллой, которая беззлобно заметила, что Долорес точно не успокоится, пока не осчастливит Мариано пятью детьми, потискала Антонио и осторожно познакомилась с его новым другом — точнее, с подругой Парса, Рани… Зайдя в свою комнату, Мирабель, издав слабый стон, повалилась на кровать даже не раздеваясь. Иногда ее семьи было слишком много. Оскар уже спал в детской, под присмотром Каситы, и в спальне была только она одна… не считая дома.

— Скучала по мне? — тихо спросила Мирабель, и Касита отозвалась ласковым скрипом и стуком половиц. — Касита… с тобой ведь все будет хорошо, если я уеду?

Касита на какое-то время притихла, а затем шевельнула дверцами шкафа, словно разводила руками: «А у меня есть выбор?»

— Я очень тебя люблю, — Мирабель пересела на пол, прижавшись щекой к стене. — Но я хочу попробовать прожить свою жизнь. Я никогда не стану такой, как она, и, наверное… я и не хочу этого.

Касита неожиданно подтолкнула к ней семейный снимок, сделанный на крестинах Оскара: все вместе, действительно все, и Мирабель улыбнулась, глядя на лицо абуэлы и вспоминая ее слова, что она всегда будет частью их семьи.

Было довольно неуютно спать в одиночестве, и утром Мирабель решительно встала с кровати. Поймут их, или осудят — нет смысла дальше тянуть. После завтрака она поймала маму перед тем, как та скрылась в городе.

— Мама, папа, нам нужно поговорить, — Мирабель надеялась, что звучит спокойно, но Джульетта, мигом встревожившись, быстро обхватила ее лицо ладонями, заглядывая в глаза и проверяя лоб. — Я не заболела, мам! Я уже взрослая.

— Ой, взрослые дети болеют точно так же, — проворчала Джульетта, отпуская ее. — Доживешь до моих лет и сама поймешь. Что-то срочное?

— Да, — Бруно подошел к ним, становясь рядом с Мирабель. — Думаю, в городе потерпят отсутствие целебных ареп.

— Ай, что за тайны… Тин, любовь моя, подожди пока с дровами. Наша дочь хочет с нами поговорить.

— У тебя в комнате, — отозвалась Мирабель и, поколебавшись, улыбнулась отцу. — Папа, пожалуйста, оставь топор на кухне… Ага, спасибо.

Бруно издал сдавленный смешок — судя по всему, нервничал он ничуть не меньше, чем она.

Мамина комната всегда была для Мирабель самой любимой в доме. Она тоже напоминала сад, но вместо цветов здесь росли полезные травы, наполняя воздух запахом мяты, шалфея и мелиссы. Аккуратные дорожки, вымощенные булыжниками, огибали клумбы, в каждую из которых была воткнута табличка с названием растения и кратким описанием от чего именно оно помогает. Родительская спальня стояла чуть в стороне этого сада, напоминая увитую глицинией беседку, укрытую от посторонних глаз кустами шиповника, а для бесед с семьей была небольшая полянка, на которой стояли квадратный столик и две мягкие скамейки. Мирабель села на одну из них и Бруно, не дожидаясь просьбы, опустился рядом. Не вплотную, но достаточно близко, чтобы она чувствовала его тепло. Джульетта села напротив них, прислонившись к Агустину, и немного нервно расправила складки на платье.

— Итак, что же вы мне хотите рассказать? — спросила она. — Ты решила переехать в Кали? Если да, то… я понимаю.

— Нет, это о другом, — Мирабель скомкала в руках подол юбки и тут же заставила себя успокоиться. — Я хочу поговорить о моем муже.

— Хорхе, верно? — Джульетта, встрепенувшись, внимательно взглянула на нее. — Произошла ошибка, и он жив?

— Нет, Джулита, это немного не то, — Бруно на мгновение переплел пальцы в замок, после чего, выдохнув, поднял голову. — Никакого Хорхе Гарсии не было. Был я, взявший это имя.

— И была я, взявшая имя Марианы, — добавила Мирабель, вытирая ладони о юбку. Джульетта заморгала и потрясла головой.

— Погодите… что? О чем вы вообще?.. — она замолчала, переводя взгляд со своего брата на свою дочь.

— Я писал сценарии для радионовелл, и Мирабель была моей помощницей. Мы не узнали друг друга, никогда не говорили о наших семьях… Разве что в общих чертах. И так вышло, что мы сблизились. Очень сильно сблизились. А когда сказали правду, то некоторые вещи уже было не изменить, — Бруно нервно барабанил пальцами по скамейке, и Мирабель чуть заметно качнулась в его сторону, прислоняясь плечом к плечу. Джульетта, выдохнув, сжала виски пальцами:

— Так, стоп. Я ничего не понимаю. Ты говорил, что она влюбилась в твоего соавтора, и теперь выясняется, что никакого соавтора нет. То есть, ты хочешь сказать, что моя дочь… влюбилась в тебя, в моего брата, так?

— Ах ты miércoles… — прошептал Агустин, глядя на них широко распахнутыми глазами. — Ты хочешь сказать, что мой внук…

— Мирабель, ты серьезно? Это правда? — Джульетта пытливо уставилась на нее, и Мирабель кивнула.

— Да. Я полюбила Бруно.

— Но как ты могла его не узнать?!

— Мама, у нас дома было ровно две фотографии дяди Бруно: первая где ему пять лет и он стоит у своей двери с таким видом, словно его по голове пыльным мешком огрели…

— Ну спасибо, милая, — пробормотал Бруно, и Мирабель слегка толкнула его плечом, продолжая говорить.

— … и вторая, где вам по пятнадцать и вы поменялись одеждой, и он сидит в платье тети Пепы под ее кружевным зонтиком. Я сомневаюсь, что хоть кто-то на моем месте бы его узнал! — Мирабель, выдохнув, оперлась на спинку скамейки, пытаясь успокоиться. Руки немного дрожали, и Бруно осторожно накрыл ее пальцы своей ладонью. Агустин даже подпрыгнул на месте, глядя на это:

— Убери руки от…

— Папа!

— Тихо всем! — вдруг прикрикнула Джульетта. Поднявшись со скамейки, она подошла к клумбе с мятой и, сорвав листик, растерла его между пальцами, поднеся к носу. — Так. Хорошо, что было, то было. Осито — твой сын, Мирабель. Кто отец, это уже не важно. Кто-то еще знает про… вас?

— Абуэла знала. Я все ей рассказала еще тогда.

— Это она придумала идею с ненастоящим замужеством? — мама вернулась на скамейку, и Бруно покачал головой:

— Я. Со мной она поговорила уже после того, как я вернулся с документами. Джульетта, речь сейчас не только о том, что было. Я… люблю Мирабель. Я хочу быть с ней.

— Ты на себя в зеркало смотрел?! — взорвался Агустин и, вскочив с места, начал ходить из стороны в сторону. — Господи, я не понимаю, почему мы вообще это обсуждаем?! Ты ее дядя, она твоя племянница…

— Когда мы начинали работать вместе, мы об этом даже не догадывались! — Мирабель выпрямилась, стискивая юбку в пальцах.

— Да, но теперь-то вы это знаете! Я не понимаю, — вдруг жалобно произнес Агустин, останавливаясь и глядя на них. — Я не понимаю, почему это должно было произойти с нами. Со всеми нами. Ты… ты же ее на руках держал.

— Да, спасибо, Агустин, я помню об этом каждый день, и поверь, я только пару месяцев как перестал думать о том, чтобы пойти и повеситься, — огрызнулся Бруно.

— Если ты ее заставил…

— Да никто меня не заставлял, — Мирабель, вспыхнув, вскочила на ноги. — Я сама, папа, понимаешь? Я сама в него влюбилась. Я сама поняла, что хочу быть с ним. У меня был выбор, мне это твердили и абуэла, и сам Бруно. И мы не одни такие…

— Меня не волнует, что там у других, меня волнуешь ты, потому что ты — моя дочь! — Агустин покачал головой, почти падая на скамейку и обхватывая голову ладонями. — Господи, а ведь еще и свадьба Луситы на носу…

В маминой комнате повисла тяжелая тишина. Мирабель, чувствуя, как ее начинает трясти, снова упала на скамейку, вцепившись в ладонь Бруно, как в якорь. Джульетта наконец подняла голову, нарушая молчание.

— Мира, то, что вы сказали… Я не знаю, что я сейчас чувствую. И что думать обо всем… этом. Я просто… — она глубоко вздохнула, и очень тихо попросила: — Можно мы с Агустином останемся вдвоем?

Мирабель, кивнув, поднялась на ноги. Бруно осторожно дотронулся до ее ладони, и она прислонилась к нему, прячась под руку, словно под крыло. Нет, она понимала, что вряд ли родители с широкими улыбками начнут осыпать их рисом и лепестками роз, благословляя на долгую и счастливую семейную жизнь, но все равно, это оказалось больнее, чем думалось.

Выйдя из комнаты мамы, Мирабель почти сразу наткнулась на Исабеллу и Луизу, глядевших на нее, как на призрака.

— Что? — устало спросила она. — Долорес все слышала?

— Долорес у себя в комнате и спит, — ответила Иса, качая головой. — Просто Касита слегка… изменила панно.

— Вот не могла чуть-чуть подождать? — Мирабель задрала голову к потолку, и дом пристыжено заскрипел балками. — Ладно. Да, мы любим друг друга и Оскар — наш сын. Вопросы?

— Вопросов нет, кроме одного, — задумчиво протянула Исабелла. — Папа жив?

— Цел и невредим, — сухо ответил Бруно, и Исабелла кивнула.

— Тогда все хорошо. Так, Лу, пошли на кухню. Сейчас нам всем не помешает чай с ромашкой. И, возможно, с капелькой рома. Хотя… к черту чай, обойдемся ромом.

Подхватив оторопевшую Луизу под руку, Исабелла настойчиво потянула ее вниз. Мирабель, выдохнув, вопросительно глянула в сторону своей комнаты, и Бруно кивнул.

— Итак, по шкале от «Я расстроила помолвку моей сестры» до «Я развалила дом и убила семейное чудо», этот разговор ближе ко второму, или к первому? — спросила Мирабель, забираясь на кровать с ногами. Бруно уселся на пол рядом с ее кроватью и покачал головой.

— Я думаю, мы только что открыли новый уровень семейных катастроф.

— Хоть в чем-то я первая, ура! — Мирабель с деланным энтузиазмом вскинула руки и, притихнув, уткнулась лбом в колени. Кровать скрипнула — Бруно пересел к ней и обнял, закрывая от всего мира собой. Глаза защипало, и она тихо спросила:

— Как думаешь… абуэла бы нас поняла?

— Не знаю, — Бруно говорил так же тихо. — Но… Она действительно со мной поговорила в тот день, когда я привез фальшивое свидетельство о браке и о смерти. Я, наверное, так в церкви никогда не исповедовался, как ей — все, что было, все, что я чувствую к тебе, что я думаю… Она заставила меня на портрете отца поклясться, что я дам тебе свободу выбора. Не буду напоминать о том, что было, и если в твоей жизни появится кто-то важный — я ни словом, ни делом не встану между вами, и приму твой выбор.

— А ты действительно хотел снова уйти из Энканто? — Мирабель слегка переменила позу, обнимая его и гладя по спине. Бруно чуть шевельнулся.

— Хотел. Потому что, как ни старался, не мог видеть в тебе только свою племянницу. И Оскар… это убивало. У меня всегда были племянники, и я думал, что мне этого достаточно, но оказалось, что нет.

Мирабель, притихнув, пересела к нему на руки, устроившись боком на коленях. Что ж, вряд ли теперь Луиза будет рада их присутствию на свадьбе, да и когда вся остальная семья взглянет на панно… Небо расколол громовой раскат, и Мирабель вздрогнула, пряча лицо на плече Бруно — он сжал руки вокруг нее.

— Ну что, удираем из дома среди ночи и едем в Боготу? — спросила она, храбрясь, и Бруно кивнул.

— Конечно. Пепита обеспечит нужный уровень драмы — громы, молнии, ливень…

— И ветер, обязательно нужен завывающий ветер.

— Если ветер, то я обязан быть в плаще, чтобы он красиво развевался за моей спиной, — Бруно слегка выпрямился, и Мирабель, наконец, рассмеялась.

— И роза в зубах, тогда уж, чтоб образ был завершенным.

— А как я с розой буду произносить финальный монолог, м? — Бруно слегка боднул ее лбом, и Мирабель обхватила его руками за шею. В дверь коротко постучали, и раздался немного неуверенный голос Луизы:

— Мира? Я… можно к тебе?

Бруно разжал руки, выпуская ее, и поднялся с кровати. Мирабель, прерывисто вздохнув, отозвалась:

— Да, конечно, заходи.

Луиза запнулась на пороге, с сомнением глядя на Бруно, который тут же вскинул руки.

— Я уже ухожу. Пойду проверю, насколько высокими стали лестницы на этот раз… — он выскользнул за дверь, и Мирабель перевела взгляд на Луизу, которая, потоптавшись немного, все-таки шагнула к ней и аккуратно села на стул возле стола.

— Значит, ты и дядя Бруно…? — Луиза, кашлянув, уставилась в пол, и Мирабель кивнула. — И вы были… вместе все это время?

— Не совсем, — Мирабель расправила юбку, складывая руки на коленях. Пришлось рассказывать эту историю второй раз за день, и она ненадолго задумалась над тем, чтобы записать ее и вывесить на двери в Каситу, чтобы избавиться от лишних вопросов. — После того, как мы узнали правду друг о друге, мы расстались. Точнее… я не могла его видеть. Мне было плохо без него и рядом с ним, а потом еще и оказалось, что я беременна. Ну и… Все сложно.

— И что теперь будете делать? — тихо спросила Луиза, и Мирабель пожала плечами.

— Уедем в Боготу. Там никому до нас не будет дела.

Луиза вдруг нахмурилась и пересела к ней на кровать, осторожно обнимая за плечи.

— Я надеюсь, вы останетесь на мою свадьбу? Мира, я не шутила, когда говорила, что готова ее сдвинуть.

— Эй, вот не надо таких жертв, — Мирабель слабо улыбнулась. — Лу, я не хочу, чтобы на тебя как-то не так смотрели из-за меня и Бруно…

— Если Хоакин захочет разорвать помолвку из-за таких мелочей — значит, я выбрала не того мужчину, — Луиза пожала плечами. — А до остальных мне дела нет. В конце концов, кто еще, кроме меня может перенести целый дом на спине?

 

6.

 

Оставшиеся полторы недели до свадьбы Луизы прошли под негласным правилом «Мы не говорим об отношениях Бруно и Мирабель». Семья старательно делала вид, что панно не изменилось, не было никаких вопросов и разговоров. Мирабель с каждым часом все больше злилась — их не порицали, с ними говорили так же, как и раньше, но порой в родительских глазах проскакивала искорка надежды, что все это — досадное недоразумение, и скоро младшая доченька одумается и станет правильной. За пять дней до свадьбы терпение у нее окончательно лопнуло, и Мирабель, уложив Оскара на дневной сон рядом с посапывающей Марихо, решительно направилась в комнату Бруно. Только мысль о том, что дети проснутся и устроят дружный рев, не давала ей орать в голос: «Я иду грешить!»

Лестницы действительно стали выше, и это ни капельки не успокоило. Добравшись до пещеры видений, Мирабель, на слегка дрожащих ногах толкнула дверь и уставилась на стопку предсказаний возле Бруно.

— О, я тут как раз закончил, — он обрадовался ее появлению, но Мирабель заметила запавшие щеки и покрасневшие глаза. — Раз уж мы собираемся уехать после свадьбы, хотел предупредить семью о всяких бедах… Все равно я вестник несчастий, так хоть какая-то польза будет.

Мирабель молча — дыхание так и не восстановилось — добралась до него и практически свалилась в руки.

— Злишься? — спросил Бруно, обхватывая ее и устраивая поудобней, и Мирабель кивнула.

— Очень злюсь. Такое чувство, что мне не двадцать два, а двенадцать, и меня все еще можно переубедить родительским неодобрением. Как будто это так, прихоть и блажь, ударившая в голову!.. — она фыркнула, водя носом по его шее и горлу, и Бруно, посмеявшись, слегка отстранился.

— Милая, во-первых, поверь, ты не хочешь заниматься любовью на песке. Просто… серьезно, ты этого не хочешь. Это выглядит безумно романтично и красиво, но ощущения очень… специфические. И, во-вторых… атмосфера немного не та, не думаешь?

— Думаю, — Мирабель, вздохнув, обняла его. — Черт побери, я даже согрешить со своим мужем не могу! Хочу в Боготу!

— Поедем. Сразу после свадьбы Луситы, — успокоил ее Бруно, осторожно опускаясь на песок вместе с ней. Мирабель закрыла глаза, впитывая его тепло, как чахнувшее растение — воду и солнечный свет. Она даже задремала ненадолго, устроив голову на его плече, и проснулась, когда ее собственная рука онемела от неудобного положения. Осторожно, чтобы не разбудить спавшего Бруно, Мирабель поднялась и вышла из его пещеры, оставив легкий поцелуй на его щеке — он сонно улыбнулся, не открывая глаз.

Выйдя из его комнаты, Мирабель нос к носу столкнулась с мамой, которая задержала взгляд на песчинках, оставшихся у нее на одежде и в волосах. Джульетта вздрогнула, отворачиваясь, и Мирабель прикусила язык, с которого так и рвалось: «Мама, мы просто посидели рядом!»

— Луиза говорила, что ты… вы уезжаете в Боготу после ее свадьбы, — наконец, сказала мама, все так же не глядя ей в лицо. — Это из-за нас?

— Нет. Правда, нет. Я еще давно это планировала, открыть там свое швейное ателье. Абуэла меня в этом поддержала, — ответила Мирабель, и Джульетта чуть поморщилась:

— Я не понимаю одного, почему ты с ней обсуждала такие вещи, а не со мной… Мира, я настолько плохая мать?

— Мама, ты замечательная. Просто… — Мирабель нервно прикусила губу, пытаясь найти слова. — Просто вы с папой ведете себя так, словно мне лет пятнадцать, не больше. Я три года прожила в Боготе, нашла работу, жилье — и все это сделала сама. Без волшебных сил нашей семьи. Я уже не ребенок, мама. И то, что я люблю Бруно — это не детские капризы или сиюминутное желание. У меня было время, чтобы во всем этом разобраться, у меня было очень много времени.

— Мне… тяжело это принять, — наконец, призналась Джульетта. — Это все было так неожиданно. Я могу, наверное, понять, почему так случилось, но то, что вы, зная правду, все равно хотите быть вместе… Мне нужно время, Мирабель. Мне действительно нужно время.

— Я понимаю, мама, — согласилась Мирабель, и Джульетта, вздохнув, осторожно стряхнула у нее с плеча песок. — Я просто там уснула.

Мама кивнула и слабо улыбнулась, беря Мирабель под руку.

— Итак, у тебя уже готово торжественное платье на свадьбу сестры? Хочешь, я сделаю тебе прическу, или, может, Иса?..

За ужином Мирабель привычно села на свое место, между мамой и папой, но Джульетта, помедлив, покачала головой и предложила поменяться стульями — чтобы Мирабель сидела рядом с Бруно. Судя по грустным глазам, это решение далось маме непросто, и Мирабель искренне обняла ее.

Свадьба Луизы была действительно волшебным днем — Исабелла, от души расстаравшись, укрыла весь Энканто снежно-белыми орхидеями, и в воздухе плыл сладкий, нежный аромат. Тетя Пепа, держа на руках свою внучку, обеспечивала солнечную погоду, а над шпилем церкви реяла радуга. Мирабель сидела рядом с Бруно, держа на руках Оскара — он уже научился стоять, и теперь все время порывался встать на ноги, а увидев любимую тетушку Луизу в красивом платье, протянул руки, выкрикивая «Лу! Лу!» — и невеста, нарушая торжественность момента, с удовольствием взяла его на руки и расцеловала в щеки. После того, как Хоакин и Луиза обменялись клятвами и, надев кольца, были объявлены мужем и женой, пришло время праздника. Музыка, песни, танцы и тосты за здоровье новобрачных… Не обращая внимания на косые взгляды, Мирабель все-таки вытащила упиравшегося Бруно на танец, не желая стоять у стены весь день. Она кружила вокруг него, и расшитый яркими цветами подол обвивал его ноги, пока Бруно, наконец, не стряхнул с себя скованность и не закрутил ее на месте так, что она чуть не потеряла равновесие.

— Все еще будешь говорить, что не умеешь танцевать? — поддела Мирабель, с удовольствием обнимая его за плечи, выжидая, пока мир не перестанет крутиться вокруг.

— Вообще не умею, — согласился Бруно, покачиваясь в такт музыке и обнимая ее за талию. — Это все твое влияние.

Мирабель рассмеялась, целуя его в подбородок и закрывая глаза. И плевать, что и кто подумает.

Чем ниже опускалось солнце, тем веселее становились танцы и песни. Уже зажгли фонарики, подсвечивая дорогу к Касите, и новоиспеченные муж и жена двинулись в путь, возглавляя толпу праздновавших. Мирабель и Бруно, державший на руках сонного Осито, перемазанного кремом от десертов Джульетты, шли в самом конце. Мирабель скользила взглядом по домам и знакомым с детства улицам, по высоким зеленым горам, запоминая это место. Они будут сюда приезжать, это само собой разумеется, но все-таки… все-таки пришло время покинуть родное гнездо, расправляя крылья. Энканто был и будет ее домом, ее семья останется ее семьей в любом случае, но дальше они пойдут втроем. Она придвинулась к Бруно, осторожно потянув его за локоть:

— Давай понесу?

— Если нам повезет, он сейчас крепко уснет, — негромко ответил Бруно, покачав головой, и Оскар широко зевнул, подтверждая его слова.

За спиной раздалось покашливание, и они обернулись, непонимающе глядя на падре Флореса.

— Лгать церкви, между прочим, тяжкий грех, — с упреком сказал он, догоняя Мирабель и Бруно. — Сеньора Мирабель, уж могли бы хоть мне признаться.

— Нет. Это касалось только нас, — сухо ответила Мирабель, отворачиваясь от падре Флореса.

— Себастьян, ты на праздник идешь? Вот и иди. Молча. Ребенка разбудишь, — Бруно поудобнее сдвинул Оскара, но Флорес упорно шагал рядом.

— Католическая церковь разрешает такие союзы в очень редких случаях, — не сдавался он. Бруно еле слышно хмыкнул.

— Я так думаю, разрешение зависит от суммы пожертвований в эту самую церковь. Извини, но мнение Папы Римского о моей жизни меня вообще не волнует.

— Да и меня тоже, — согласилась Мирабель. — При всем уважении, падре. Или что, вы хотите, чтоб мы вам акведук построили? — она вспомнила прочитанную в библиотеку заметку, и насмешливо вскинула брови. Падре Флорес даже не дрогнул:

— Сутану.

— Что? — Мирабель, сбившись с шага, остановилась, и падре Флорес терпеливо повторил:

— Новую сутану, пожалуйста, сшейте, перед тем, как нас покинете. Эта на локтях уже совсем протерлась, стыдно на людях появляться. — Флорес обогнал их, повернулся лицом и с долей торжественности закончил: — Сим объявляю вас мужем и женой. Аминь.

Бруно остановился, как вкопанный, и почти что с восхищением пробормотал: «Вот ты гад». Падре невозмутимо пожал плечами, разворачиваясь и направляясь к Касите.

— На здоровье.

Мирабель еще пару секунд переваривала услышанное, после чего сдавленно засмеялась, зажимая рот ладонью. Бруно укоризненно покачал головой, красноречиво глянув на безмятежно спавшего Оскара.

— Извини. Я просто так подумала… это что, у нас уже третья брачная ночь?

— Чем больше, тем лучше, — он философски пожал плечами и двинулся в путь. — Предлагаю уже дойти до дома, а то сын у меня, конечно, прекрасный, но тяжелый.

— Он же соткан из солнечного света и пушистых облачков, — процитировала Мирабель, догоняя их.

— Учитывая, что облака весят примерно тонну, а масса солнца вообще превышает все мыслимые числа…

* * *

Отыскать бывшего хозяина ателье было непросто, но Мирабель с истинно фамильным упорством не сдавалась, пока не раздобыла его телефон. Сеньор Вильфредо, согласившись на встречу, сначала заломил несусветную цену, но Мирабель, вспомнив абуэлу, посмотрела на него так же, как Альма, бывало, глядела на расшалившихся внуков, и Вильфредо, сбавив обороты, снизил сумму в половину. Это уже было лучше, и после долгой беседы на полтора часа, он, сдавшись, снизил цену еще на четверть, заявив, что «сеньора его без ножа режет». После визита к нотариусу и в Национальный банк Мирабель осталась с ворохом бумаг, общий смысл которых гласил, что она является владелицей швейного ателье. Торжественно вручив ключи, Вильфредо пожелал ей удачи и быстро удрал. Доехав до своего бывшего места работы, Мирабель поняла, почему он не поехал вместе с ней — за прошедшие годы в помещении стоял запах плесени и крысиного помета, и здесь явно требовался капитальный ремонт. Она устало потерла лоб, и, встряхнувшись, расправила плечи. Никто не обещал, что мечты должны сбываться идеально. Нужно немного постараться, и это место станет именно таким, каким ей хочется.

Вернувшись домой — квартира на этот раз находилась ближе к ателье, Мирабель застала привычную картину: висевшего на ноге у Бруно Оскара, широко улыбавшегося ей во весь рот.

— Твоих генов в нем больше, — проворчал Бруно, пытаясь не упасть. — Тебя можно поздравить, милая?

— Частично. Нужно будет потратить кучу денег и времени на то, чтобы привести там все в божеский вид, — Мирабель, отцепив сына от штанины, поцеловала его в нос. — Что у тебя?

— Ну… директор Мендоса был очень рад моему неожиданному возвращению, — Бруно пожал плечами и слегка горделиво добавил. — Как ни странно, но мои радионовеллы никто не смог обойти в рейтинге, так что он готов взять меня обратно… пока что на испытательный срок, один сценарий. Отдам ему «Визит доньи Розы», все равно как раз закончил ее перепечатывать. Тебе большой привет от Вивиан и Мануэля. Когда они узнали, что мы уже женаты, то чуть не устроили барранкильский карнавал посреди студии. Имей в виду, если ты их не навестишь — они обидятся и сожрут меня живьем.

Мирабель, рассмеявшись, пообещала спасти его от столь страшной участи, и обязательно заглянуть в «Ritmos de Bogotá» в самое ближайшее время. Душу немного грело знание, что хотя бы здесь, в Боготе, кто-то радуется за них.

После свадьбы Луизы они задержались ровно настолько времени, сколько потребовалось на пошив одной сутаны, и уехали в Боготу. Прошло уже две недели — и пусть иногда Мирабель ловила себя на грустных мыслях о доме, той гнетущей беспросветной тоски, которая грызла ее после побега, уже не было. Семья по-прежнему избегала поднимать тему их отношений, кроме, разве что, Луизы и Исабеллы, и Мирабель понимала, что им нужно время, чтобы примириться с этим. И этот путь нужно преодолевать постепенно, шаг за шагом — и может, однажды, из маминых глаз пропадет грусть, а папа сможет смотреть на Бруно без яростного блеска и желания убить.

— И как ты назовешь свое ателье? — спросил Бруно, уже вечером, когда они, уложив Оскара, устроились под мурлыканье радио на кухне.

— Ну… «Энканто» — она улыбнулась в ответ на его смех. — Разве можно было придумать что-то еще?

— На самом деле, нет, — Бруно обнял ее со спины. — Настоящая хозяйка Энканто. Единственная и неповторимая.

— Ну пока еще хозяйка развалин, но дайте мне немного времени… — Мирабель многозначительно хмыкнула и довольно зажмурилась, когда Бруно ее поцеловал.

Их будущее их дождалось.

---

1) уменьшительно-ласкательная форма имени Мария Хосефа

Вернуться к тексту