Бедные-несчастные (гет)

1939.

​— Ты точно уезжаешь?

​Сладкий летний зной — привкус меда и малины на губах, липкая кожа под хлопковой тканью рубашек, раскрасневшиеся щеки — ты обгорел или просто пробежался под Солнцем? , — конец июня радовал рассыпавшихся вокруг Черного Озера школьников необычайно теплыми деньками. Компания третьекурсников — шутливое прозвище, вычитанное Томом Риддлом в какой-то книжке и закрепившееся за ними — Вальпургиевы рыцари, — притаились в тени огромного многовекового дуба на холме. Издалека блестела зеркальная гладь озера, по которой плыли несколько беленьких лодочек — мальчики-старшекурсники трансфигурировали их из листочков и палочек — превеликое мастерство — и, пока профессора не видели, катали красивых девчонок.

​— Точно. Мама возражения даже не слушает, — мрачно отозвался Антонин и со злостью вырвал из земли несколько травинок. — Она считает, что в Колдовстворце меня научат большему, чем в Хогвартсе. И что друзей я везде найду.

​— Хогвартс очень хорошая школа. Зачем она тогда отправляла тебя сюда, если теперь решила забрать? — пробурчал Абраксас.

​— А я откуда знаю? Если и выбирать другую, я бы поехал учиться в Дурмстранг.

​— А она что?

​— Она сказала, что очень скучает по мне и ей тяжело, когда я так далеко, — Антонин фыркнул. — После того, как Аня заболела, она стала очень плохо относиться к большим расстояниям.

​— Ей не лучше? — вступил в разговор Лестрейндж.

​Антонин отрицательно качнул головой и принялся терзать сжатые в руке травинки. Аня была его младшей сестрой — четырехлетняя малышка с очаровательными глазищами, как рассказывал друзьям Антонин, души в нем не чаяла, как и он в ней. Уезжая на каникулы, он только и делал, что писал о ней: рассказывал, во что и как они играли, как она его накрасила, как каталась у него на спине и заснула с ним в обнимку. В этом году зимой он втайне от матери потащил ее кататься на коньках на Неве, и они вдвоем провалились под лед. Благо, приставленный к ним домовик тут же вытащил детей и вернул домой, но они оба заболели. И если Антонин поправился быстро, то Анечка до сих пор лежала в постели.

​Конечно, не из-за той простуды. Благодаря ей колдомедики обнаружили другое заболевание, как они выразились, почти поздно, но все эти месяцы оставалась призрачная надежда, что небольшая отсрочка во времени поможет. Аню безрезультатно лечили; ее состояние становилось все хуже и хуже. Иногда Антонин говорил о ней — мама писала, что сестра очень похудела и побледнела, почти не играет. Последние два месяца она постоянно плачет и ждет Тошу, как его называли дома.

​— Я приеду, и она быстро поправится. Это все потому, что скучает, — пробормотал Антонин. Сидевшие вокруг мальчишки переглянулись, но ничего не сказали. Какое-то время они молчали. С озера доносился девичий смех.

​— Профессор Дамблдор, — обратил их внимание на высокую фигуру в легкой фиолетовой мантии и остроугольной шляпе Эйвери. Заинтересованно они наблюдали за тем, как профессор вытаскивает учеников из озера — особенно строптивых он левитировал, — а потом возвращает лодочкам их истинные ипостаси.

​— Я бы дал дополнительные баллы за хорошо усвоенные заклинания, — пробормотал Том.

​— Вместе с отработкой? Кнут и пряник? — поддержал новую тему разговора Эйвери.

​Все чувствовали себя неловко всвязи со скорым отъездом Антонина, и болтовня о мелочах казалась насмешкой. Но им нужно было разговаривать и было о чем — в детстве всегда так, хочется обсудить каждое облако, проплывающее в небе, — поэтому вскоре с их холма доносились взрывы хохота. Антонин натянул на себя маску или правда развеселился и в какой-то момент даже подскочил, чтобы показать пантомиму.

​Он уехал через две недели.

​А через три Том получил его первое и на долгие месяцы последнее письмо, в котором была всего одна строчка: Анечка умерла.

* * *

1970-е.

​Антонин вальяжно расположился в одном из кресел в кабинете Лорда Волдеморта и, закинув ногу на ногу, нетерпеливо постукивал пальцами по колену. Тупая боль в ране, сопровождавшая его все эти дни, стала настолько привычной, что он не замечал ее. Дожидаясь Тома, он уже несколько раз успел обойти комнату кругом, взять, пролистать и поставить на место какие-то не отпечатавшиеся в памяти книги и выкурить четыре сигареты. Стрелка на часах над входной дверью медленно ползла к половине двенадцатого ночи: Том опаздывал уже на полчаса, что совершенно не вязалось с его обычной пунктуальностью.

​От безделья Антонин вспомнил об испуганной журналисточке, которую навестил несколько часов назад. У нее было симпатичное, хотя далеко не красивое личико, ворох белокурых волос, растрепавшихся от промозглого ветра за окном, и очень красивые пальцы — длинные, тонкие, с аккуратным маникюром. На одном из них блестел золотой перстень — как будто бы массивное и старческое украшение для столь юной особы.

​Наверное, жаль, что Антонин настолько сильно припугнул ее — журналисточка оказалась в его вкусе.

​Слабая усмешка тронула губы, и Антонин крутанул собственный серебряный перстень на пальце. Именно в этот момент наконец распахнулась дверь, и поспешным, выдающим нервное напряжение шагом в комнату зашел Том. Худой и бледный в черном костюме с бардовой бабочкой, которую он стянул в ту же секунду, как переступил порог, он напоминал ходячую смерть. Не хватало только косы.

​— Давно ждешь?

​— А давно ты начал опаздывать? — беззлобно огрызнулся Антонин и поднялся. Резкое движение отозвалось толчком под ребрами, и он поморщился. Том пожал ему руку и беспокойно оглядел грудь, словно мог сквозь бинты и рубашку увидеть, как поживает дыра в плоти.

​— Появились срочные дела. Старый Яксли продал информацию, что с молчаливого разрешения Министерства неизвестное количество русских боевиков пересекло границу, чтобы найти похитителя Философского камня. Видимо, ты наследил.

​— Сколько Яксли взял в этот раз?

​— Парочку древних артефактов, — поморщился Том. — Хорошо, что я спас жизнь Абраксасу, и он идет на уступки. Но больше я не смогу просить о подобной услуге.

​— Нужно приручить старика. Я пару раз видел его сынка — баловень судьбы, пропадает на балах и в кабаках и не знает горести. Удивительно, что он до сих пор не искал встречи с тобой.

​— Хочешь сделать из такого тунеядца Пожирателя Смерти? — недовольно спросил Том. Антонин пожал плечами.

​— Почему бы и нет? Все равно надо нянчиться с детишками. Одним больше, одним меньше, какая разница?

​Том приблизился к своему столу и принялся механически перебирать бумаги. Конечно же, он не раздумывал над этим предложением — Яксли мало его беспокоили. Он мог бы с легкостью найти способ не идти на уступки старику в следующий раз или заручиться его поддержкой и благоговейным уважением, не прибегая к шантажу через сына, но у него было слишком много проблем, чтобы думать о таких мелочах.

​— Рад, что вы с Ричардом еще не убили друг друга.

​— Судя по последним новостям, меня убьет далеко не он, — короткий, хриплый смешок сорвался с губ Антонина. Том не поднял головы и ничего не ответил. Несколько минут только и было слышно, что треск поленьев в камине.

​— Ты не хочешь уехать?

​— Меня не так легко поймать.

​— Сейчас легко. Макнейры так и не смогли выяснить, что это за проклятье. Ты, быть может, умираешь и сам об этом не подозреваешь.

​— Значит, этим хваленым боевикам стоит поторопиться.

​Том раздраженно откинул от себя бумаги и вздернул подбородок.

​— Не время для шуток!

​— А я и не шучу.

​Они схлестнулись взглядами. Одно мгновение, позволившее обнажить не пережитые, задавленные эмоции — блеснуть и утонуть в глубине глаз неизвестно откуда взявшейся ненависти (ты с-л-и-ш-к-о-м много про меня знаешь) и больной, необъяснимой привязанности (за тобой в пучину, в Адское пекло), — одно резко оборвавшееся мгновение. Не до конца понимая, почему, но оба мага сконфуженно отвели глаза. Слишком остро чувствовалось то неосознанное и утерянное, то, что сменило их отношения с «Том» и «Антонин» на «Волдеморт» и «Долохов».

​— Зайди утром к Эйвери, он извлечет твои воспоминания обо всей операции. Нужно тщательно изучить произошедшее, чтобы понять, с какой стороны ожидать проблем и насколько большими они будут. Помимо этого, давай приставим к тебе охрану? Переедь к Лестрейнджам — их много и их дом хорошо защищен.

​— А еще там прикормленные зверята Блэков, которым только дай приказ, и они любому глотку порвут.

​— Это ради твоей безопасности.

​— Так ли важна моя безопасность?

​Том не ответил. Он выудил из нагрудного кармана небольшой бархатный мешочек, развязал нитки и ему на руку вывалился Философский камень. В его гладкой, словно живой поверхности отразилось пламя — волной облизало и спряталось в тени — Том сжал пальцы и опустил руку.

​— Ты уверен, что это не фальшивка? — вдруг спросил он.

​— Конечно, — раздраженно отозвался Антонин. — Еще бы я жизнью рисковал ради фальшивки, — он помедлил, прежде чем спросить: — С ним что-то не так?

​— Да нет. Я занимаюсь его изучением.

​Этот разговор — рваный, непоследовательный, грубый, оставил неприятное впечатление. У Антонина было тяжело и неспокойно на сердце, когда он оставил Тома Лорда Волдеморта и утонул в густой, ласково обнявшей его ночной тьме. Почему-то именно в тот вечер он понял, что того Тома Риддла, которого он знал, больше нет.

​(Как странно, он ведь видел, что Том убивал.

​Он сам первый раз убил из-за Тома.

​

Они занимались незаконной деятельностью.

​Он рисковал жизнью ради него.

​Он сшил для себя шкуру чудовища.

​Все ради Тома.

​Так почему именно сегодня Том Риддл превратился для него в Лорда Волдеморта?)

​Прежде, чем трансгрессировать, Антонин несколькими заклинаниями проверил местность вокруг. Никого. Тугой узел беспокойства свернулся в желудке, натянулись казалось бы стальные нервы.

​Что было не так с Философским камнем? И где Антонин успел наследить?

* * *

1944.

​— Добро пожаловать в «Горбин и Бэркс»! — с сияющей улыбкой Том направился к пришедшему посетителю — звякнул колокольчик на двери, предупреждающий о госте. Заканчивался первый месяц стажировки, и Том настолько хорошо справлялся со своей работой, привлекая новых клиентов и угождая постоянным, что хозяева собирались взять его в обход еще трех недель обучения на официальную ставку.

​Том вынырнул из-за стеллажа и замер — порог переступил высокий, широкоплечий маг с коротко стриженным ежиком черных волос, блестящими в ярком дневном свете зелеными глазами и с до боли знакомым лицом. В голове пронеслись десятки знакомых, но нужное имя ворвалось в поток резко и необдуманно — гость приподнял брови и улыбнулся той улыбкой, которую Том не сумел забыть. Что-то непривычно теплое разлилось в груди.

​— Антонин! Ты?

​— Том! — низкий, чуть хриплый (словно надломленный) голос. — Как рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим? — Антонин приблизился и сердечно пожал ему руку, с любопытством разглядывая школьного друга. — Я скучал. Как закончил Колдовстворец, сразу отправился в Британию. Очень хотелось с вами повидаться. Жаль, что не успел на выпускной — долго не одобряли международный портал. Абраксас сказал, что я найду тебя здесь.

​— Ты уже со всеми увиделся?

​Антонин фыркнул и рассмеялся.

​— Конечно, нет! Я только помнил, где живет Абраксас, потому что как-то гостил у него. Считай, что ты первый, к кому я пришел. Смотрю, ты неплохо устроился. Такие лавочки гребут баснословные деньги, — сказал он, мельком оглядевшись по сторонам.

​Из подсобки послышалось шарканье Горбина.

​— Владелец? — шепотом спросил Антонин, и его глаза блеснули до боли лукавым блеском.

​— У меня стажировка, — так же тихо отозвался Том. — Пока не взяли. Перерыв на обед через полчаса. Дождешься?

​— Конечно, дождусь. У меня в Британии три мешочка галлеонов, да и только. Не пустишь переночевать? У Малфоев просто смотр невест — Абраксас уже на стенку лезет.

​Том поспешно кивнул и попытался совладать с улыбкой, которая сама расползалась на губах.

​— Полчаса и я в твоем распоряжении, — поспешно проговорил он.

​— Тебя за язык не тянули! — расхохотался довольный как кот, наевшийся сметаны, Антонин.

* * *

1970-е.

​В рассветном алом мареве старая, но все еще работающая лавочка Горбина и Бэркса, пустившая корни в древнем, прогнившем здании из черного дерева, казалась пятном краски, которое неуклюжий художник уронил на холст и, не заметив, так и оставил на картине. До нее единственной не дотягивались тонкие солнечные лучи, она была первой тенью, осмелившейся выползти в мир дня — открывала проход в вечную болотную ночь — Лютный переулок.

​

Антонин раздумывал над тем, какой именно защитный артефакт хотел бы приобрести, остановившись напротив и докуривая белоснежную полоску сигареты. Горький привкус отпечатался на языке, и он уже потянулся за ментоловой конфетой (всегда хранил парочку в кармане куртки), когда дверь круглосуточно работающей лавочки приоткрылась и из нее выскользнула тонкая женская фигурка. Волшебница поспешно натягивала капюшон, но Антонин успел заметить светлые барашьи локоны — облако вместо волос.

​Он усмехнулся, бросил сигарету под ноги и затушил носком ботинка.

​Рита Скитер, не оглядываясь и опустив голову, поспешно шла, почти бежала как можно дальше от Лютного переулка. Казалось, стыд и страх облепили ее — она то и дело водила плечами, будто пыталась стряхнуть их.

​Антонин догнал Риту на повороте и остановил, положив руку на плечо. Развернул к себе и, пока Рита не успела опомниться, выудил из ее кармана только что спрятанный мешочек. Отступил на шаг — Рита направила на него волшебную палочку. Ее глаза расширились, когда она узнала его — кровь мгновенно отлила от ее лица.

​

В мешочке оказалась красивая брошь с агатом. Антонин не коснулся ее (Горбин и Бэркс не стали бы продавать обычные побрякушки). Он выудил свою палочку и шепнул заклинание.

​— Какая прелесть. А у вас хороший вкус, мисс Скитер, — улыбнулся он и спрятал брошь обратно в мешочек, после чего с совершенно невинным видом (насколько это было возможно в данной ситуации) протянул его владелице. Брови Риты взлетели, но она ничего не сказала. — Защитные заклинания на брошке сильные, но они вам не сильно помогут. Если говорить про меня, то дадут всего две минуты форы.

​— Почему мы говорим о вас? — наконец Рита разлепила губы и что-то сказала. Антонин оживился.

​— А почему бы не обо мне?

​— Что вам нужно?

Вы.

​Антонин ничего не ответил, продолжая рассматривать ее. Переступив через сомнения, Рита забрала мешочек из его рук и спрятала в карман мантии. Палочка все так же была направлена на него. В прошлый раз — нож, сегодня — волшебная палочка. Что будет под рукой мисс Скитер в их следующую встречу?

​— Не волнуйтесь, я не следил за вами и был тут по своим делам.

​— Значит, идите, куда шли, — осмелев, отозвалась Рита и собиралась уже развернуться и броситься прочь, но Антонин придержал ее за локоть. Он продолжал улыбаться и не проявлял и грамма враждебности (словно это не он недавно угрожал ей в ее же собственном доме).

​— Мои дела подождут. Впереди целый день. Не хотите выпить кофе, мисс Скитер?

​Рот Риты непроизвольно распахнулся. Второй раз так ослышаться она не могла.

​— Вы… вы в своем уме?

​— Абсолютно! Я знаю прекрасную кофейню тут неподалеку, вы останетесь в восторге, — взяв ее под руку и не дожидаясь, пока она найдет способ вывернуться и сбежать, Антонин потащил ее прочь от лавки Горбина и Бэркса. Кофейня встретила их ароматом свежесваренного кофе, теплом разожжённого камина и пустотой — они были первыми посетителями.

​Антонин отодвинул стул для Риты и сделал заказ на двоих.

​— Вы не спросили, что я буду.

​— Вы сейчас не в том настроении, чтобы пить кофе, я же знаю, — расслабленно устроившись на стуле напротив, отозвался он. — И я позволил себе вольность выбрать на свой вкус. Надеюсь, вы останетесь довольны.

​— Все наше знакомство вы позволяете себе одни только вольности, — съязвила Рита. Антонин, словно ребенок, состроил ей гримасу, и Рита тут же передразнила его, заставив расхохотаться. 

​Она была напряжена и отдавала отчет каждому своему действию — казалось, она даже просчитывала наперед, под каким градусом должна поднять руку, чтобы сделать глоток из принесенной ей чашки. Антонина это забавляло.

​— Расскажите мне о себе, мисс Скитер.

​— Уверена, вы обо мне знаете даже больше, чем я. Лучше скажите, как вас зовут.

​— Антонин Долохов. Знакомое имечко?

​Даже если и было знакомым, Рита виду не подала.

​— Давно вы работаете с Лордом Волдемортом? — прищурилась она.

​— Берете у меня интервью? — притворно изумившись, воскликнул Антонин. Он резко наклонился к ней над столом, из-за чего рана отдала под ребра тупой болью, и склонил голову набок, разглядывая вмиг залившееся краской лицо Риты.

​— Это неплохая идея для колонки: интервью с Пожирателями Смерти. Я согласую эту мысль с мистером Эйвери, — поспешно пробормотала Рита и притянула кружку к губам.

​

Антонин, продолжая улыбаться, откинулся на спинку стула. Он рассматривал Риту, пока она допивала кофе, и сложно было сказать, о чем именно думал — о самой взволновавшейся журналисточке, которая сидела напротив, о предстоящем занятии с выданными ему на растерзание учениками, о своей все еще не зажившей ране, о преследовании (как много известно боевикам о воре? Ищут ли они кого-то определенного?) или о том, что впервые за долгое время он переживал?

​— Кофе выпито, а мне пора! — со звоном поставив чашку на блюдце, воскликнула Рита и поднялась. Антонин тут же встал и хотел было помочь ей натянуть мантию, но Рита сделала шаг назад, увидев, как он протягивает руку, и вновь состроила гримаску. — Я, как эмансипированная и самодостаточная женщина справлюсь сама и с этим, и с тем, чтобы в одиночестве добраться домой. Неприятно было познакомиться, мистер Долохов. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся, — протараторила она и бросилась прочь. Промурлыкал колокольчик над дверью кофейни.

​

Опустившись обратно на стул, Антонин смотрел вслед стремительно удаляющейся фигурке Риты Скитер, пока она не скрылась за поворотом.

​От нее приятно пахло, у нее была мягкая рука, красивый голос и очаровательные глазища. Развевавшиеся на ветру кудряшки смешно спадали на лоб, и она постоянно поправляла их, уже не замечая этого жеста. Она была молода и еще не устала от жизни. Совала нос, куда не стоит. Огрызалась, кому не следует. Решала проблемы по мере их поступления.

​Антонину показалось, что Рита Скитер была легкой. И этого было достаточно, чтобы он запомнил ее имя.

​(Антонин очень устал. Он не просто хотел отвлечься на какую-нибудь ерунду, он знал, что ему это необходимо.

​Рита Скитер попалась под руку.

​Ничего больше).