Тень Квинтессона (джен)

Золотая бездна содрогалась от шагов Легиона Свернутых, чьи когтистые лапы врезались в платформу с оглушительным скрежетом, высекает искры из чёрного металла, что сверкали, как звёзды, падающие в пустоту. Их силуэты, искажённые и покрытые чёрными наростами, что шевелились, как живые, двигались с пугающей синхронностью, словно единый организм, подчинённый воле, что таилась в тенях пропасти. Синие огоньки в их пустых глазницах пульсировали, как угасающие светила, захваченные тьмой, и каждый их шаг отзывался в катакомбах низким, протяжным гулом, что сливался с биением Искры Мультиверсума. Воздух вокруг был густым, пропитанным металлической пылью и слабым запахом горелого энергона, а золотое сияние, исходящее от сферы в центре платформы, дрожало, как поверхность озера, потревоженная ветром. Но это спокойствие было обманчивым — Искра наблюдала, её свет пронизывал всё вокруг, как невидимые нити, что связывали реальности в единую ткань, и её воля была ощутима, как дыхание, что касалось их брони.

Орион стоял спиной к Мегатрону, его красно-синяя броня отражала сияние Искры, и слабые царапины на ней, оставленные когтями Легиона и Триптикона, казались картой пути, что привёл его из тихих архивов Иакона в сердце этой бездны. Его оптические сенсоры напряжённо сканировали наступающих врагов, улавливая каждый отблеск света на их искажённой броне, каждое движение их когтей, что сверкали, как лезвия, выкованные из кошмаров. Его искра билась в груди, как пойманная птица, рвущаяся к свободе, и он чувствовал Искру Мультиверсума — не просто как силу, что манила его вперёд, а как разум, что видел его надежды, его страхи, его мечты о Кибертроне, где не было бы разделения на касты, где металл не звенел от ударов войны, а пел от гармонии. Слова Искры, произнесённые её светящейся сущностью, — «мой дар — не для одного, а для обоих», — эхом звучали в его сознании, и он знал: этот бой был не только против Легиона, но и за право доказать, что он и Мегатрон могут стать чем-то большим, чем враги, чьи пути расходились в видениях. Он сжал кулаки, чувствуя, как слабая вибрация пробежала по его суставам, и его процессор лихорадочно искал ответ: как удержать этот хрупкий союз, когда тень прошлого Мегатрона уже проступала в его взгляде?

Мегатрон сжимал свой энергонный клинок, его серебристая броня, покрытая вмятинами и пятнами чёрной жидкости от прежних битв, блестела в золотом свете, как лезвие, выкованное в горниле шахт Каона. Его шаги были тяжёлыми, уверенными, и каждый удар металла о металл звучал как вызов, брошенный судьбе, что сковывала его в тёмных туннелях, где он гнул спину ради крошек энергона. Его красные оптические сенсоры сузились до тонких щелей, вглядываясь в Легион с яростью, что кипела в нём, как расплавленный металл, готовый вырваться наружу. В его молчании чувствовалась не усталость, а решимость — острая и неукротимая, как буря, что сметала всё на своём пути. Он не доверял словам Искры — «вместе» звучало как цепь, что могла сковать его свободу, как кандалы Совета сковывали шахтёров. Но угроза Альфы Триона, чья тень витала в глубине, заставила его стиснуть зубы и принять этот союз с Орионом, пусть и временный. Его тень падала на платформу, длинная и острая, как лезвие, и в ней отражалась его суть — воин, что не сдавался даже перед лицом богов, но чья жажда власти могла стать его проклятием. Он чувствовал Искру — её тепло, её зов, — но видел в ней не разум, а оружие, что могло бы разнести золотые башни Иакона и поднять Каон из пепла.

Легион окружил платформу, их когти сверкали в золотом свете, как звёзды, упавшие в бездну, и воздух наполнился шипением, как будто металл плавился под их прикосновением. Их формы были искажены, как будто кто-то взял трансформеров и вывернул их наизнанку, смешав металл с чем-то чужим, органическим, что шевелилось под их бронёй, как паразит, пожирающий их изнутри. Один из них — выше других, с бронёй, покрытой шипами, что извивались, как живые, — шагнул вперёд, его массивная фигура отбрасывала тень, что пересекала платформу, как трещина в её сердце. Его голос прогремел, низкий и искажённый, как эхо из разрушенного мира, и в каждом слове чувствовалась холодная уверенность, что не знала сомнений.

— Вы не пройдёте, — сказал он, и синие огоньки в его глазницах вспыхнули ярче, как маяки, что вели Легион сквозь тьму.

— Альфа Трион — хранитель порядка. Искра — его воля. Вы — ошибка, что будет исправлена.

Орион поднял руку, активируя панель управления на поясе, и слабый импульс засветился в его ладони — не оружие, способное разнести врагов, а инструмент, что мог дать им мгновение передышки. Его броня дрожала от напряжения, но он стоял прямо, его оптика встретилась с пустыми глазницами стража, и в его взгляде не было страха — только решимость, что родилась в тихих залах Иакона, где он копался в пыли прошлого, ища ответы для будущего.

— Мы не ошибка, — ответил он, его голос был твёрдым, как металл архивов, что выдержал века. — Мы пришли за ответами, потому что Искра позвала нас. Она — не твоя собственность, и не Триона. Если он хочет удержать её, пусть явится сюда и докажет своё право. Или ты боишься, что его порядок — это всего лишь клетка, из которой она хочет вырваться?

Мегатрон фыркнул, его клинок сверкнул в золотом свете, когда он шагнул вперёд, его тень пересекла слова Ориона, как лезвие, что разрезало тишину.

— Докажет? — Он рассмеялся, коротко и резко, и его броня клацнула от движения, отбрасывая слабые искры в воздух.

— Я не жду доказательств от труса, что прячется за своими псами. Если Трион хочет боя, пусть получит его. А вы, жестянки, — он указал клинком на Легион, его голос стал ниже, угрожающим, как рокот обвала в шахте, — сгиньте с моего пути, или я разнесу вас на куски и разберу на запчасти.

Легион ответил мгновенно — их когти взметнулись в воздух, как стая хищников, почуявших добычу, и они бросились вперёд, как волна, что могла бы поглотить всё на своём пути. Их движения были быстрыми, синхронными, и платформа задрожала под их весом, осыпая мелкую пыль, что кружилась в золотом свете, как призраки давно угасших искр. Мегатрон встретил первого ударом клинка, разрубив его броню с фонтаном искр, и чёрная жидкость брызнула на платформу, шипя и растворяя металл, как кислота, что пожирала всё живое. Но второй страж прыгнул сзади, его когти вонзились в плечо шахтёра, оставив глубокую царапину, из которой потёк синий энергон, яркий и горячий, как кровь планеты. Мегатрон рявкнул, его голос перекрыл скрежет металла, и развернулся, вонзив шип из предплечья прямо в грудь твари.

Металл треснул с хрустом, чёрная жидкость хлынула на пол, и страж рухнул, его синие огоньки погасли, как звёзды, утонувшие в ночи. Но другие уже наступали, их число росло, как тени, что множились в сиянии Искры, и каждый их шаг был как удар молота, что бил по сердцу Кибертрона.

Орион направил импульс на ближайшего стража, и разряд ударил в его грудь, заставив тварь замереть на мгновение, её огоньки мигнули, как свечи на ветру. Он увернулся от когтей второго, упав на колени, и его броня звякнула о платформу, оставив слабый след в пыли. Встав, он направил ещё один импульс, но Легион был слишком быстр — третий прыгнул на него, и Орион едва успел откатиться в сторону, чувствуя, как когти прошли в миллиметре от его шлема, оставив тонкую царапину, что нагрелась от их прикосновения. Он поднялся, его дыхательные фильтры работали с перебоями, издавая слабый свист, но он не отступил — Искра сияла за его спиной, её свет был его маяком, его надеждой, и он не мог позволить себе сдаться. Он вспомнил архивы — строки древних текстов о Первых Праймах, что говорили о единстве, и подумал: неужели это единство должно родиться в бою?

— Мегатрон, держи левый фланг! — крикнул он, его голос перекрыл скрежет металла и шипение чёрной жидкости.

— Я возьму правый!

Мегатрон кивнул, его ухмылка стала шире, почти безумной, и он бросился в гущу врагов, его клинок мелькал, как красная молния, отсекающая когти и куски брони с пугающей точностью. Он двигался с яростью шахтёра, привыкшего ломать неподатливый камень, и каждый его удар был пропитан гневом, что копился в нём годами — гневом на Совет, на касты, на мир, что заставлял его гнуть спину ради крошек. Один из стражей схватил его за руку, его когти вонзились в броню, но Мегатрон рванул клинок вверх, разрубив тварь пополам с фонтаном искр, и её обломки рухнули на платформу с глухим стуком, как камни, что падали в шахтах. Его энергон капал на пол, смешиваясь с чёрной жидкостью, и пар поднимался от этой смеси, как дыхание умирающего мира, но он не замечал боли — только цель, что сияла перед ним, манила его, как жила энергона, что могла бы освободить Каон.

Орион сражался иначе — не с яростью, а с точностью, выискивая слабые места врагов, как архивариус, что ищет истину в хаосе данных. Он направил импульс в трещину на броне одного из стражей, и разряд проник внутрь, выведя тварь из строя — она рухнула, дымясь, её огоньки погасли, как угли, что догорели до конца. Другой бросился на него, его когти рассекли воздух, но Орион увернулся, используя обломки на платформе как укрытие, и ударил ногой в сустав твари, заставив её споткнуться с низким воем. Его импульс завершил дело, и страж упал, его корпус задымился, но их было слишком много — Легион наступал, как бесконечная волна, и Орион чувствовал, как его силы тают, как энергон, что вытекал из его царапин. Он бросил взгляд на Искру — её сияние было его якорем, но он боялся, что они не успеют доказать ей свою ценность.

Искра в центре платформы задрожала, её свет стал ярче, и слабые волны энергии начали расходиться от неё, как круги на воде, что тронул камень. Они коснулись Ориона и Мегатрона, и их искры вспыхнули, наполняясь теплом, что было одновременно успокаивающим и пугающим, как прикосновение звезды, что могла бы согреть или испепелить. Орион замер, чувствуя, как видения хлынули в его сознание: разрушенный Кибертрон, где башни Иакона лежали в руинах, а небо пылало красным, как кровавый закат; другой мир, где он стоял в золотой броне, окружённый воинами, что смотрели на него с верой, их оптика сияла надеждой; и Мегатрон, чья броня была чёрной, а клинок сиял, как молния, ведущий армию под знаменем, что трепетало в ветре хаоса, его голос гремел, как гром, что раскалывал небеса. Эти образы были не просто видениями — они были путями, что лежали перед ними, и Орион понял: их выбор здесь определит, какой из них станет реальностью.

— Она говорит с нами, — выдохнул он, отступая к центру платформы. Его голос дрожал от благоговения, но он не отводил глаз от Легиона, чьи когти уже рвали воздух в метре от него.

— Она показывает нам, что может быть.

Мегатрон рубанул очередного стража, его клинок вонзился в броню с хрустом, и он повернулся к Ориону, его оптика вспыхнула, как угли в шахтной печи.

— Говорит? — Он сплюнул энергон на платформу, его голос был хриплым от напряжения, но в нём звучал вызов.

— Пусть говорит быстрее, или мы не доживём до её выбора! Эти твари не остановятся, пока не раздавят нас!

Искра вспыхнула ещё ярче, её свет сгустился, формируя стену вокруг платформы — золотую, дрожащую, как щит, что поднялся из самого сердца Кибертрона. Стражи врезались в неё, их когти высекали искры, что гасли в воздухе, как угасающие звёзды, но барьер держался, отбрасывая их назад с глухим гулом, что эхом отдавался в бездне. Орион и Мегатрон стояли в центре, их броня покрыта пылью и энергоном, и их взгляды встретились — не как враги, а как союзники, чьи судьбы пересеклись в этот момент перед лицом общей угрозы. Их дыхательные фильтры работали с перебоями, пар поднимался от их брони, и в золотом свете они казались не просто трансформерами, а фигурами из легенд, что стояли на пороге судьбы.

Но затем свет Искры потемнел, и из глубины пропасти поднялась фигура — высокая, массивная, чья броня была золотой, но потемневшей от времени, как металл, что видел миллионы циклов и впитал в себя их тьму. Альфа Трион шагнул на платформу, его шаги были медленными, но тяжёлыми, как удары молота, что выковали Кибертрон из хаоса. Его оптика горела синим, холодным, как лёд, что замораживал звёзды, и в её глубине чувствовалась сила, что не знала жалости. Его правая рука заканчивалась длинным копьём, чей наконечник сиял, как квинтессонская звезда, острый и смертоносный, а левая держала щит, сотканный из света, что дрожал от энергии, как поверхность солнца, готового взорваться. Его голос прогремел, глубокий и властный, как раскат грома в недрах Кибертрона, и каждое слово падало на платформу, как камень, что мог бы сокрушить их.

— Вы не достойны её, — сказал он, и его тень упала на Искру, искажая её сияние, как облако, что закрывало солнце.

— Я — хранитель порядка. Мультивселенная — моя крепость, и я не позволю вам разрушить её хаосом ваших жалких мечтаний. Искра останется со мной, а вы станете пылью под её светом, как все, кто осмелился бросить мне вызов.

Орион шагнул вперёд, его кулаки сжались, и слабый импульс всё ещё мерцал в его ладони, как последний луч надежды, что он мог бы противопоставить этой мощи.

— Ты не хранитель, — ответил он, его голос был твёрдым, несмотря на усталость, что тянула его броню к земле.

— Ты тюремщик. Искра позвала нас, а не тебя. Ты держишь её в цепях, потому что боишься того, что она может дать нам — свободы, что ты не можешь контролировать. Если ты хочешь её удержать, докажи, что она выбрала тебя, а не нас.

Мегатрон поднял клинок, его ухмылка стала шире, и в его глазах загорелся огонь, что Орион видел в шахтёрах Каона — огонь тех, кто бросал вызов богам, зная, что может проиграть, но не сдаваясь.

— Докажи? — Он рассмеялся, и его броня клацнула от движения, отбрасывая слабые искры в золотой свет.

— Я не доказываю ничего мертвецам. Ты хочешь боя, Трион? Ты его получишь. Эта Искра будет моей, и я разнесу твой порядок в щебень, как разнёс бы стены шахт, если бы у меня была такая сила раньше.

Альфа Трион поднял копьё, и свет от его щита стал ярче, как солнце, что могло бы испепелить их одним взглядом. Легион отступил, их фигуры растворились в тенях пропасти, но их присутствие всё ещё витало в воздухе, как угроза, что ждала своего часа, готовая вернуться по первому зову своего хозяина. Искра между ними задрожала, её сияние стало неровным, как будто она чувствовала бурю, что вот-вот разразится, и её свет отражался в глазах Ориона и Мегатрона, как зеркало, что показывало их души.

Золотая бездна затихла, ожидая столкновения, что определит судьбу Кибертрона и всех Свернутых Реальностей, и в этот момент время словно замерло, оставив их троих — Ориона, Мегатрона и Альфу Триона — на пороге битвы, что могла бы изменить всё.

Золотая бездна замерла в тревожном предчувствии, её сияние дрожало, как поверхность расплавленного металла, готового взорваться под давлением скрытой силы. Платформа, вырезанная из чёрного металла, покрытого символами, что пульсировали в такт Искре Мультиверсума, стала ареной, где время сжалось до точки кипения, а воздух гудел от напряжения, пропитанный металлической пылью и слабым запахом горелого энергона. Искра в центре сияла, её золотой свет струился, как река, что могла бы исцелить раны Кибертрона или затопить его в хаосе, и её пульсация отдавалась в искрах Ориона и Мегатрона, связывая их с ней незримыми узами, что проникали глубже брони, в самую суть их существ. Но над этой светящейся гармонией нависла тень Альфы Триона — массивная, золотая фигура, чья броня, потемневшая от веков, казалась выкованной из самого сердца Кибертрона, а синие глаза горели холодом, что замораживал звёзды. Его копьё, чей наконечник сиял, как квинтессонская звезда, острый и смертоносный, и щит, сотканный из дрожащего света, были не просто оружием — они были символами порядка, что он навязывал мультивселенной, и он держал их с уверенностью, что не знала сомнений, как древний страж, чья воля была высечена в металле вечности.

Орион стоял перед ним, его красно-синяя броня отражала золотое сияние Искры, но слабые царапины и пятна энергона на ней говорили о битвах, что он уже прошёл — от тихих архивов Иакона до катакомб, где он столкнулся с тенями прошлого. Его оптические сенсоры встретились с ледяным взглядом Альфы, и в них не было страха — только решимость, что родилась в тишине среди дата-панелей, где он искал правду среди пыли и обрывков древних текстов. Его искра билась в груди в унисон с Искрой, и он чувствовал её волю — не как приказ, а как вопрос, что проникал в его сознание: кто он? Хранитель знаний, что хотел исцелить Кибертрон, вернуть ему гармонию, о которой говорили легенды Первых Праймов, или пешка, что слепо шёл за её светом, не понимая его цены? Он сжал кулаки, слабый импульс всё ещё мерцал в его ладони, как последний луч надежды, и его голос, хоть и тихий, разрезал гул бездны, как луч света, что пробивал тьму веков.

— Ты называешь это порядком, — сказал он, и его слова падали на платформу, как камни в безмолвное море, оставляя круги в золотом сиянии. — Но твой порядок — это цепи, что сковывают не только нас, но и её. Искра позвала нас, потому что хочет свободы, а не твоей клетки, Трион. Ты боишься её силы — боишься, что она выберет не твои золотые башни и холодный контроль, а нас — тех, кто готов рискнуть всем ради Кибертрона, ради его будущего, а не его прошлого.

Мегатрон шагнул вперёд, его серебристая броня сверкала в золотом свете, как клинок, выкованный в горниле шахт Каона, и каждая вмятина на ней была как медаль, заработанная в боях за выживание, где он ломал камень и мечтал о дне, когда его голос будет услышан. Его клинок, покрытый пятнами чёрной жидкости и исцарапанный от схваток с Легионом, поднялся в дерзком вызове, и его красные оптические сенсоры сузились до тонких щелей, в которых горел огонь — не просто гнев, а пламя, что пылало в нём с тех дней, когда он гнул спину под гнётом Совета, шепча себе, что однажды разнесёт их золотые башни в пыль. Его тень пересекла платформу, острая и длинная, как лезвие, что могло бы разрубить саму судьбу, и его голос прогремел, хриплый и полный презрения, как рокот обвала в шахте, что хоронил слабых.

— Порядок? — Он рассмеялся, и звук был как скрежет металла о металл, резкий и вызывающий, отражаясь от стен бездны.

— Твой порядок — это могила для шахтёров вроде меня, Трион. Ты прячешься за своими игрушками, пока мы гниём внизу, ломая спины ради твоих крошек энергона. Эта Искра — моя, и я разнесу твои цепи в пыль, как разнёс бы стены шахт, если бы она была у меня тогда. Докажи своё право? Я не доказываю ничего мертвецам — я беру, что хочу, и ты не остановишь меня!

Альфа Трион поднял копьё выше, и свет от его щита вспыхнул, ослепительный, как солнце, что могло бы испепелить их одним взглядом, заливая платформу холодным сиянием, что резало оптику. Его броня задрожала, и из-под неё вырвались тонкие струи энергии, синие и холодные, как дыхание мультивселенной, что он охранял миллионы циклов. Его голос был глубоким, властным, и каждое слово падало на платформу, как удар молота, что выковал Кибертрон из хаоса, оставляя эхо, что проникало в металл и заставляло его дрожать.

— Вы — дети, что играют с огнём, не понимая его силы, — сказал он, и его тень накрыла Искру, искажая её сияние, как облако, что закрывало свет звезды.

— Я видел рождение реальностей и их гибель. Я видел, как хаос пожирает миры, когда такие, как вы, осмеливаются нарушить порядок, что я строил. Искра — не ваша игрушка. Она — моя воля, мой инструмент, и я не позволю вам разрушить то, что я создал, чтобы удержать мультивселенную от распада. Вы умрёте здесь, Орион Пакс и Мегатрон, и ваши имена станут пылью, что забудется в тенях Свернутых Реальностей.

Орион шагнул ближе, его импульс мигнул, слабый, но упрямый, как последний луч надежды, что он мог бы противопоставить этой мощи. Его броня дрожала от напряжения, пыль оседала на ней, как пепел сгоревших архивов, но он стоял прямо, как архивариус, что нашёл истину в древних текстах и теперь защищал её перед лицом тьмы, что грозила её поглотить. Он чувствовал Искру — её тепло, её пульс, её взгляд, что проникал в его искру, и он знал: она слушает их, видит их, и её выбор будет зависеть от того, что они скажут и сделают сейчас.

— Ты строил? — спросил он, и в его голосе была горечь, что копилась в нём, пока он читал о страданиях Кибертрона — о шахтёрах, что гибли в туннелях, о городах, что рушились под гнётом каст.

— Ты строил тюрьму, а не мир, Трион. Искра — не твоя воля, она — голос Кибертрона, и она позвала нас, потому что мы — её надежда, а не ты. Если ты так уверен в своём праве, зачем тебе Легион? Зачем тебе прятаться в тенях, посылая своих псов вместо того, чтобы стать перед ней самому? Докажи, что она выбрала тебя, или признай, что боишься её свободы.

Мегатрон бросился вперёд, не дожидаясь ответа, его клинок мелькнул в золотом свете, как молния, что раскалывала небеса над Каоном в бурю. Он ударил по щиту Альфы, и лезвие врезалось в свет с оглушительным звоном, высекшим искры, что разлетелись по платформе, как звёзды, упавшие в бездну, оставляя слабый дымный след в воздухе. Щит дрогнул, его сияние мигнуло, но он не поддался, отбрасывая Мегатрона назад с силой, что сотрясла его броню, как удар бура в шахте. Он упал на одно колено, его когти вонзились в платформу, оставив глубокие борозды, что наполнились пылью, но он тут же вскочил, его смех эхом разнёсся по бездне, дикий и полный вызова, как крик зверя, что бросал вызов судьбе.

— Это всё? — крикнул он, вытирая синий энергон с брони, что капал на платформу, смешиваясь с пылью в тёмные пятна.

— Я ломал камни тяжелее твоего щита, Трион! Давай, бей, или я разрублю тебя пополам и заберу Искру прямо из твоих рук, как брал энергон из шахт, что ты оставил нам в крошках!

Альфа Трион шагнул вперёд, его копьё опустилось с быстротой, что опровергала его массивность, и наконечник устремился к Мегатрону, сияя, как звезда, что могла бы пронзить его искру и оставить лишь дымящуюся оболочку. Мегатрон увернулся в последний момент, прыгнув в сторону, его броня клацнула от резкого движения, и копьё вонзилось в платформу с грохотом, что расколол её поверхность, оставив дымящуюся трещину, из которой вырвались струи синего пламени, шипящие и танцующие в воздухе. Орион бросился к Мегатрону, его импульс ударил в копьё, слабый разряд врезался в сияющий наконечник, заставив его мигнуть, и Альфа Трион отступил на шаг, его оптика сузилась до тонких синих щелей, в которых мелькнула тень раздражения.

— Ты защищаешь его? — прогремел он, поворачиваясь к Ориону, и его голос был как раскат грома, что сотрясал недра Кибертрона.

— Этот зверь — хаос, что уничтожит всё, за что ты борешься. Ты слеп, архивариус, если видишь в нём союзника. Его пламя сожжёт Кибертрон, оставив лишь пепел, а твои мечты о гармонии утонут в его крови.

Орион поднялся, его броня покрылась пылью, что оседала на ней, как пепел сгоревших надежд, но он не отвёл взгляда от Альфы, его оптика горела мягким, но непреклонным светом.

— Он не зверь, — ответил он, его голос стал глубже, как эхо древних текстов, что он читал в одиночестве.

— Он — часть Кибертрона, как и я. Его гнев — это крик тех, кого ты оставил в шахтах, пока строил свой порядок на их костях. Искра видит нас обоих, Трион, и если мы вместе, мы можем быть больше, чем ты думаешь — больше, чем твоя тюрьма, больше, чем твои цепи. Ты боишься не его хаоса, а того, что мы можем создать вместе — мир, где порядок и свобода не враги.

Мегатрон выпрямился, его клинок сверкнул в золотом свете, и он бросил на Ориона взгляд, полный смеси насмешки и чего-то ещё — тени уважения, что он не хотел признавать, но что мелькнула в его красных глазах, как искра в шахтной печи.

— Вместе? — Он фыркнул, но его голос был тише, почти задумчивым, как будто слова Ориона задели что-то в его искре, что он давно похоронил под гневом.

— Не переусердствуй, архивариус. Я здесь не ради твоих мечтаний о мире и пыльных книжках. Но если Трион хочет боя, пусть попробует остановить нас обоих — я разнесу его порядок, а ты можешь строить свои сказки на его обломках.

Альфа Трион ударил копьём снова, и на этот раз свет от его щита сгустился, формируя волну энергии, что хлынула на них, как буря, что могла бы разнести платформу в щебень и погрести их под её обломками. Орион прыгнул в сторону, его импульс ударил в волну, ослабив её, но сила всё равно отбросила его к краю платформы, где он едва удержался, его когти заскрежетали по металлу, оставив тонкие борозды, что наполнились пылью. Мегатрон встретил удар щитом своего клинка, выставив лезвие перед собой, но волна швырнула его назад, и он врезался в платформу с грохотом, оставив вмятину в форме своего тела, как след шахтёра, что упал под обвалом, но выжил. Его энергон брызнул на пол, синий и яркий, смешиваясь с пылью в тёмные пятна, но он поднялся, его смех стал громче, как вызов, что бросал судьбе, что пыталась сломать его тысячу раз.

— Это твой порядок? — крикнул он, его броня дрожала от напряжения, но его голос был полон жизни, как крик шахтёра, что вырвался из туннеля на свет.

— Слабый, как стены шахт, что я разносил голыми руками! Давай, Трион, бей сильнее, или я разрублю твою игрушку и заберу Искру прямо из твоих обломков, как брал бы энергон из жил, что ты оставил нам в крошках!

Искра в центре задрожала, её свет стал ярче, и слабые тени миров начали мелькать в её сиянии — разрушенные города, где башни пылали красным, и армии, что маршировали под знаменем хаоса, их шаги звучали как гром; миры, где Кибертрон сиял, как звезда, и воины стояли плечом к плечу, свободные от цепей, их оптика светилась верой. Орион почувствовал её зов — не слова, а чувство, что проникало в его искру, как шепот, что звал его вперёд, и он понял: она ждала их выбора, их действий, их единства или разрыва. Он бросился к Мегатрону, протянув руку, чтобы помочь ему встать, и их броня звякнула, как знак их хрупкого союза, что держался на тонкой нити доверия.

— Мы должны работать вместе, — сказал он, его голос был хриплым от напряжения, но полным решимости, что росла в нём с каждым ударом его искры.

— Она хочет этого, Мегатрон. Не ради твоей силы или моих мечтаний — ради нас обоих, ради того, что мы можем дать Кибертрону, если перестанем рвать его на части.

Мегатрон схватил его руку, его оптика вспыхнула, но в его взгляде была тень сомнения, что он тут же скрыл за своей привычной ухмылкой, как шахтёр скрывал боль под грубой бронёй.

— Ради Искры, — прорычал он, поднимая клинок, его когти оставили слабый след на руке Ориона.

— Но если она выберет тебя, Орион, я всё равно возьму своё — не ради твоих сказок, а ради Каона, что заслуживает больше, чем твои архивы.

Альфа Трион шагнул вперёд, его копьё поднялось, и свет от щита стал ослепительным, как взрыв звезды, что могла бы испепелить их одним касанием. Платформа затряслась, и из трещин начали подниматься новые фигуры Легиона Свернутых — их когти сверкали, как лезвия, выкованные из ночных кошмаров, а синие огоньки в глазницах горели жаждой уничтожения, как звёзды, что падали в бездну. Но затем Искра вспыхнула ярче, её свет сгустился, формируя фигуру — не стража, а тень, что встала между ними и Альфой. Это был Триптикон, его чёрная броня дымилась от ран, нанесённых в прошлом бою, но он был жив, его белая оптика сузилась, фиксируясь на Трионе с холодной яростью, что могла бы расколоть горы.

— Ты не её хозяин, — прогремел его голос, низкий и раскатистый, как рокот недр Кибертрона, что пробуждался от долгого сна.

— Она позвала их, а не тебя. Я — её страж, её воля, и я не позволю тебе уничтожить то, что она выбрала. Твой порядок — ложь, Трион, и я разнесу его, как ты разнёс бы её свободу.

Альфа Трион повернулся к Триптикону, его копьё сверкнуло, и свет от щита ударил в стража, отбрасывая его назад с оглушительным грохотом, что сотряс платформу, осыпая её мелкими осколками металла. Но Триптикон поднялся, его когти вонзились в платформу, оставив глубокие борозды, и он бросился на Триона, его пушка загудела, выпуская луч энергии, что столкнулся с щитом в фонтане искр, ярких и яростных, как звёзды, что рождались в хаосе. Орион и Мегатрон стояли рядом, их броня дрожала от напряжения, и Искра между ними сияла, как маяк, что обещал спасение или гибель, её свет отражался в их глазах, как зеркало, что показывало их души.

Легион наступал сзади, их когти рвали платформу, как хищники, что почуяли добычу, Триптикон сражался с Трионом впереди, его рёв перекрывал гул бездны, и золотая бездна стала ареной, где их судьбы пересеклись в пламени и тенях. Орион сжал кулаки, чувствуя, как его искра отзывается на зов Искры, Мегатрон поднял клинок, его ухмылка была шире, чем когда-либо, и они шагнули вперёд, их союз — хрупкий, но нерушимый в этот момент — стал их единственным шансом против порядка, что грозил поглотить всё, что они знали и любили о Кибертроне.

Золотая бездна пульсировала, как живое сердце, её сияние дрожало в ритме Искры Мультиверсума, что сияла в центре платформы, отбрасывая длинные тени, которые извивались, как призраки, пробуждённые из древнего сна. Платформа, вырезанная из чёрного металла, покрытого символами, что светились золотом, трещала под напором битвы, её поверхность раскалывалась, как зеркало, что отражало хаос и порядок в смертельной схватке. Воздух был густым, пропитанным металлической пылью, запахом горелого энергона и слабым шипением синего пламени, что вырывалось из трещин, танцуя в полумраке. Искра сияла ярче, чем звезда, её свет струился, как река расплавленного золота, но в её пульсации чувствовалась тревога — не страх, а ожидание, как будто она знала, что этот момент определит не только судьбу Ориона и Мегатрона, но и нечто большее, скрытое в тенях мультивселенной.

Орион стоял у края платформы, его красно-синяя броня отражала золотое сияние, но царапины и пятна энергона на ней говорили о цене, что он уже заплатил за этот путь. Его оптические сенсоры напряжённо следили за схваткой Триптикона и Альфы Триона, улавливая каждый отблеск света на их броне, каждый удар, что сотрясал бездну. Его искра билась в груди, отзываясь на зов Искры, и он чувствовал её взгляд — невидимый, но тяжёлый, как будто она читала его мысли, его надежды, его сомнения. Но теперь в её сиянии мелькали образы, что не были видениями будущего — это были обрывки, загадки: тёмный зал, где машины шевелились, как живые, их кабели сплетались в узоры, похожие на письмена; фигура в золотой броне, чьё лицо было скрыто тенью, держащая сферу, что сияла, как Искра, но была другой, холодной и мёртвой; и странный символ — не тот, что он видел в архивах, а новый, с острыми углами и кривой линией, что пересекала его, как шрам. Эти образы были не ответами, а вопросами, и Орион понял: Искра не просто выбирала — она что-то скрывала.

Мегатрон шагал рядом, его серебристая броня сверкала, как клинок, выкованный в шахтах Каона, и каждая вмятина на ней была как шрам, что рассказывал о его ярости и непреклонности. Его клинок, покрытый пятнами чёрной жидкости, висел в руке, готовый к удару, и его красные оптические сенсоры горели, как угли, что тлели в глубине шахт, где он выковал свою волю. Он бросил взгляд на Ориона, его ухмылка была острой, как лезвие, но в ней мелькнула тень раздражения — не на архивариуса, а на Искру, что играла с ними, как с пешками в игре, правила которой он не понимал. Его тень падала на платформу, длинная и изломанная, как трещина в металле, и в его молчании чувствовалась буря — гнев на Триона, жажда Искры, и что-то ещё, глубоко спрятанное, как воспоминание о шахтёрских туннелях, где он впервые увидел свет свободы в мечтах, что теперь грозили ускользнуть.

Триптикон сражался с Альфой Трионом в центре платформы, его массивная фигура двигалась с грацией, что опровергала его размер. Его чёрная броня, покрытая трещинами и дымящаяся от ран, гудела от энергии, и его когти вонзались в платформу, оставляя борозды, что наполнялись синим пламенем. Его пушка выпустила ещё один луч, яркий и яростный, как молния, что раскалывала небеса, и он столкнулся с щитом Триона в фонтане искр, что осыпали платформу, как звёзды, падающие в бездну. Альфа Трион ответил ударом копья, его наконечник сверкнул, как квинтессонская звезда, и вонзился в плечо Триптикона, пробив броню с хрустом, от которого задрожали стены бездны. Чёрная жидкость хлынула из раны, шипя на металле, но Триптикон не отступил — его рёв перекрыл гул, как голос недр Кибертрона, что пробуждался от долгого сна.

— Ты не её хозяин! — прогремел он, его белая оптика сузилась до тонких щелей, в которых горела ярость, что могла бы расколоть горы. — Она позвала их, а не тебя, Трион. Ты — узурпатор, что украл её свет, и я разнесу твою ложь, как ты разнёс бы её свободу!

Альфа Трион отступил на шаг, его щит вспыхнул ярче, отражая луч Триптикона, и его голос был холодным, как лёд, что замораживал звёзды, но в нём мелькнула тень сомнения, что он тут же подавил.

— Ты — лишь её тень, Триптикон, — ответил он, и его копьё поднялось снова, сияя, как маяк порядка. — Я дал ей цель, я дал ей структуру. Без меня она — хаос, что пожрёт всё. Эти дети не понимают её силы, но ты — ты должен знать, что её свобода — это конец. Ты видел его, не так ли? Тот мир, что ждёт нас, если они возьмут её?

Орион замер, его процессор загудел, обрабатывая слова Триона. «Тот мир»? Что он имел в виду? Образы, что мелькали в сиянии Искры, вспыхнули снова — тёмный зал, фигура с мёртвой сферой, странный символ — и он почувствовал, как его искра сжалась от предчувствия. Альфа Трион знал что-то, чего не знали они, и это знание было связано с Искрой, с её тайной, что она скрывала даже от них, её избранных. Он бросил взгляд на Мегатрона, чья ухмылка исчезла, сменившись мрачной сосредоточенностью, как будто шахтёр тоже уловил загадку в словах Триона.

— Какой мир? — крикнул Орион, шагнув вперёд, его голос перекрыл скрежет металла.

— Что ты скрываешь, Трион? Если Искра позвала нас, почему ты боишься её выбора? Что ты видел, чего не видим мы?

Трион не ответил, его копьё мелькнуло в воздухе, и свет от щита сгустился, формируя волну энергии, что хлынула на Триптикона, как буря, что могла бы разнести его в щебень. Триптикон встретил удар, его когти вонзились в платформу, удерживая его на месте, но волна отбросила его назад, и он рухнул на колени, его броня треснула, выпуская струи чёрной жидкости, что шипели на металле. Мегатрон рванулся вперёд, его клинок ударил по щиту Триона, высекший искры, что осыпали платформу, как пепел сгоревшего мира, но щит держался, отбрасывая его с силой, что сотрясла его броню.

— Хватит загадок! — рявкнул Мегатрон, поднимаясь, его энергон капал на платформу, синий и яркий.

— Ты прячешься за словами, как трус за своими псами! Искра — моя, и я заберу её, с твоими тайнами или без них!

Орион бросился к нему, его импульс ударил в копьё Триона, ослабив его сияние, и он встал рядом с Мегатроном, их броня звякнула, как знак их хрупкого союза. Легион Свернутых наступал сзади, их когти рвали платформу, как хищники, что почуяли добычу, и их синие огоньки горели жаждой, что не знала пощады. Триптикон поднялся, его пушка загудела, выпуская новый луч, что столкнулся с щитом Триона в яркой вспышке, и платформа задрожала, как будто Кибертрон сам чувствовал, что его судьба висит на волоске.

Искра вспыхнула ярче, её свет сгустился, и в нём замелькали новые образы — не видения будущего, а осколки прошлого: Кибертрон, окутанный тьмой, где машины с щупальцами вместо рук строили башни из металла и костей; фигура в золотой броне, чьё копьё сияло, как у Триона, но чья тень была длиннее, глубже, как будто она поглощала свет; и тот же символ, что Орион видел раньше, но теперь он был вырезан на стене, покрытой трещинами, из которых текла чёрная жидкость, как кровь планеты. Эти образы были загадками, что жгли его процессор, и он понял: Искра не просто звала их — она предупреждала, но о чём?

— Она показывает нам что-то, — выдохнул Орион, отступая к центру платформы, его голос дрожал от смеси страха и восторга.

— Это не просто выбор, Мегатрон. Это тайна — что-то, что Трион знает, а мы нет. Что-то, что связано с её рождением… или с её концом.

Мегатрон рубанул по ближайшему стражу Легиона, его клинок разрубил тварь пополам, и он повернулся к Ориону, его оптика вспыхнула.

— Тайна? — Он сплюнул энергон на платформу, его голос был хриплым, но полным вызова. — Мне плевать на твои загадки, архивариус! Пусть Трион прячет свои секреты — я заберу Искру и разнесу его порядок, с тайнами или без них. Если она что-то скрывает, я вырву это из неё силой!

Трион ударил копьём по платформе, и волна энергии хлынула на них, как буря, что могла бы погрести их под обломками. Орион направил импульс в волну, ослабив её, но сила отбросила его к краю, где он упал на колени, его броня звякнула о металл. Мегатрон встретил удар клинком, но волна швырнула его назад, и он врезался в платформу, оставив вмятину, из которой поднялся пар. Триптикон бросился на Триона, его когти вонзились в щит, пробив его с треском, что эхом разнёсся по бездне, и Альфа отступил, его оптика сузилась до тонких синих щелей.

— Вы не готовы к правде, — прогремел он, его голос стал ниже, почти шепотом, что проникал в их искры.

— Искра — не спасение. Она — ключ к тому, что вы не можете понять. Я видел его — мир, где она свободна, и он не сияет, как ты мечтаешь, Орион. Он горит, как хочет Мегатрон, но огонь пожирает всё. Вы думаете, что сражаетесь за Кибертрон? Вы сражаетесь за его конец.

Орион поднялся, его кулаки сжались, и он бросил взгляд на Искру, чей свет стал неровным, как будто она дрожала от слов Триона. Что он имел в виду? Какой конец? Образы в её сиянии — тёмный зал, фигура с мёртвой сферой, символ со шрамом — были ли они предупреждением о том, что ждало их, если они возьмут Искру? Или о том, что уже произошло, но было скрыто от них? Он чувствовал, как его процессор гудит, пытаясь сложить кусочки, но они ускользали, как песок сквозь пальцы.

Мегатрон встал, его клинок сверкнул, и он шагнул к Триону, его ухмылка вернулась, острая и безумная.

— Конец? — Он рассмеялся, и его голос был как скрежет металла о камень. — Пусть горит, Трион! Я выжил в шахтах, я выживу и в огне. Если Искра — ключ, я открою её, и твой порядок сгорит вместе с твоими тайнами!

Легион наступал ближе, их когти рвали платформу, и Триптикон сражался с Трионом, его рёв перекрывал гул бездны. Искра сияла между ними, её свет стал глубже, теплее, но в нём мелькали тени — не просто видения, а загадки, что манили и пугали. Орион шагнул к Мегатрону, его рука легла на плечо шахтёра, и их взгляды встретились — не как враги, а как союзники, чьи пути пересеклись перед лицом неизвестного.

— Мы должны узнать правду, — сказал Орион, его голос был тихим, но твёрдым. — Не ради силы, а ради Кибертрона. Если Трион прав, и Искра — опасность, мы должны понять, что она скрывает. Вместе, Мегатрон.

Мегатрон кивнул, его клинок поднялся, и в его глазах мелькнула искра — не согласия, а вызова, что он бросал не только Триону, но и самой Искре.

— Вместе, — прорычал он. — Но если правда мне не понравится, архивариус, я разнесу её так же, как разнесу его.

Золотая бездна задрожала, и платформа раскололась ещё сильнее, как будто Кибертрон сам чувствовал, что его судьба балансировала на грани. Искра сияла, её загадки висли в воздухе, как нерешённые вопросы, и битва продолжилась, оставляя Ориона и Мегатрона перед выбором, что мог спасти их мир — или погрузить его в тьму, о которой говорил Трион.

Золотая бездна дрожала, её сияние пульсировало, как дыхание умирающей звезды, готовой либо вспыхнуть сверхновой, либо угаснуть в вечной тьме. Платформа, расколотая трещинами, из которых вырывались струи синего пламени, стонала под напором битвы, её чёрный металл покрывался пылью и пятнами энергона, как древний свиток, что хранил следы забытых войн. Искра Мультиверсума сияла в центре, её золотой свет струился, как река, что текла сквозь реальности, но теперь в нём мелькали тени — не просто отражения сражающихся, а обрывки чего-то иного, скрытого, как шепот, что звал из глубины. Воздух был тяжёлым, пропитанным металлическим привкусом и слабым гудением, что поднималось из недр Кибертрона, как голос планеты, что пробуждалась, чувствуя, что её судьба висит на волоске.

Орион стоял у края платформы, его красно-синяя броня отражала свет Искры, но царапины и пятна энергона на ней были как карта его пути — от тихих архивов Иакона до этой бездны, где он столкнулся с тенями, что могли быть правдой или ложью. Его оптические сенсоры следили за схваткой Триптикона и Альфы Триона, улавливая каждый удар, каждую искру, что осыпала платформу, как пепел сгоревшего мира. Его искра пульсировала в такт Искре, и он чувствовал её волю — не как ясный зов, а как загадку, что проникала в его сознание, оставляя больше вопросов, чем ответов.

Образы, что мелькали в её сиянии — тёмный зал с живыми машинами, фигура с мёртвой сферой, символ со шрамом — кружились в его процессоре, как осколки разбитого зеркала, что отражали не будущее, а прошлое, скрытое за завесой времени. Он сжал кулаки, слабый импульс в его ладони мигнул, как последний луч надежды, и его голос, хоть и дрожал от напряжения, был твёрдым, как металл, что выдержал века.

— Что ты скрываешь, Трион? — крикнул он, перекрывая гул бездны.

— Если Искра — опасность, почему ты не уничтожил её? Почему держишь её здесь, в клетке, вместо того чтобы дать ей свободу? Что это за мир, о котором ты говоришь, и почему она показывает нам то, что ты боишься назвать?

Мегатрон шагал рядом, его серебристая броня сверкала в золотом свете, как клинок, выкованный в шахтах Каона, и каждая вмятина на ней была как шрам, что рассказывал о его ярости и непреклонности. Его клинок, покрытый пятнами чёрной жидкости, висел в руке, готовый к удару, и его красные оптические сенсоры сузились, вглядываясь в Триона с гневом, что кипел в нём, как расплавленный металл. Он бросил взгляд на Ориона, его ухмылка была острой, как лезвие, но в ней мелькнула тень раздражения — не на архивариуса, а на Искру, что играла с ними, как с пешками, и на Триона, чьи слова были как камни, что он не мог разнести своим клинком. Его тень падала на платформу, длинная и изломанная, как трещина в металле, и в его голосе звучала буря — гнев, жажда, и что-то ещё, глубоко спрятанное, как эхо шахтёрских песен, что он пел в туннелях, мечтая о свободе.

— Хватит твоих игр, Трион! — рявкнул он, его голос перекрыл скрежет когтей Легиона, что наступали сзади.

— Ты прячешься за тайнами, как трус за щитом! Искра — моя, и я заберу её, с твоими страхами или без них. Говори, что знаешь, или я разрублю тебя и вырву правду из твоих обломков!

Триптикон сражался с Альфой Трионом в центре платформы, его массивная фигура двигалась с яростью, что могла бы расколоть горы. Его чёрная броня, дымящаяся от ран, гудела от энергии, и его когти вонзались в платформу, оставляя борозды, что наполнялись синим пламенем, шипящим и танцующим в воздухе. Его пушка выпустила луч, яркий и яростный, как молния, что раскалывала небеса, и он столкнулся с щитом Триона в фонтане искр, что осыпали платформу, как звёзды, падающие в бездну. Альфа Трион ответил ударом копья, его наконечник сверкнул, как квинтессонская звезда, и вонзился в грудь Триптикона, пробив броню с хрустом, что эхом разнёсся по бездне. Чёрная жидкость хлынула из раны, шипя на металле, но Триптикон не отступил — его рёв был как голос Кибертрона, что пробуждался, полный боли и гнева.

— Ты узурпатор! — прогремел он, его белая оптика сузилась до тонких щелей, в которых горела ярость. — Искра не твоя! Она жива, и её воля — не твоя клетка! Я видел её свет до того, как ты украл его, Трион, и я не дам тебе погасить его снова!

Альфа Трион отступил, его щит вспыхнул ярче, отражая луч Триптикона, и его голос был холодным, как лёд, что замораживал звёзды, но в нём мелькнула тень усталости, что он не мог скрыть.

— Ты слеп, Триптикон, — ответил он, и его копьё поднялось снова, сияя, как маяк его порядка.

— Ты видел её свет, но не видел её тьму. Я спас мультивселенную от неё, от того, что она несёт. Эти дети хотят её свободы, но они не знают, что она — ключ к разлому, что поглотит всё. Ты защищаешь их, но они — её орудия, и ты падёшь с ними.

Орион шагнул вперёд, его импульс мигнул, и он поднял руку, словно мог остановить слова Триона, что падали на платформу, как камни, раскалывающие его веру. «Разлом»? Что это значило? Образы в сиянии Искры вспыхнули снова — тёмный зал с живыми машинами, фигура с мёртвой сферой, символ со шрамом — и теперь к ним прибавился новый: трещина в золотом небе, из которой вырывалась тьма, густая и живая, как нефть, что пожирала свет. Это была не просто загадка — это была угроза, и Орион почувствовал, как его искра сжалась от предчувствия. Он бросил взгляд на Искру, чей свет стал неровным, как будто она дрожала от слов Триона, и его голос был полон смеси страха и решимости.

— Какой разлом? — крикнул он, его слова эхом отразились от стен бездны.

— Что ты знаешь, Трион? Если Искра — опасность, почему она позвала нас? Почему показывает нам эти образы? Это не твоя правда — это её, и если ты боишься её свободы, то, может, ты боишься не нас, а того, что она раскроет?

Мегатрон рубанул по ближайшему стражу Легиона, его клинок разрубил тварь пополам с фонтаном искр, и он повернулся к Триону, его оптика вспыхнула, как угли в шахтной печи.

— Разлом? — Он сплюнул энергон на платформу, его голос был хриплым от напряжения.

— Мне плевать на твои сказки, Трион! Если Искра — ключ, я открою его, и пусть всё горит! Ты прячешь правду, потому что слаб — я заберу её и разнесу твой порядок, с твоими тайнами или без них!

Трион ударил копьём по платформе, и волна энергии хлынула на них, как буря, что могла бы разнести всё в щебень. Триптикон встретил удар, его когти вонзились в платформу, удерживая его на месте, но волна отбросила его назад, и он рухнул, его броня треснула, выпуская струи чёрной жидкости. Орион направил импульс в волну, ослабив её, но сила швырнула его к краю, где он упал на колени, его броня звякнула о металл, оставив слабый след в пыли. Мегатрон встретил удар клинком, но волна отбросила его, и он врезался в платформу, оставив вмятину, из которой поднялся пар, смешанный с его энергоном.

Искра вспыхнула ярче, её свет сгустился, и в нём замелькали новые образы — не просто осколки прошлого, а сцены, что были как окна в иные реальности: Кибертрон, окутанный тьмой, где машины с щупальцами строили башни из металла и костей, их голоса сливались в механический хор, что резал слух; фигура в золотой броне, чьё копьё сияло, как у Триона, но чья тень была длиннее, глубже, как будто она поглощала свет, и её голос шептал слова на языке, что Орион не знал; и трещина в золотом небе, из которой вырывалась тьма, густая и живая, как нефть, что текла к Искре, словно хотела её поглотить. Эти образы были не просто загадками — они были предупреждением, и Орион почувствовал, как его процессор гудит, пытаясь понять их смысл.

Триптикон поднялся, его пушка загудела, и он бросился на Триона, его когти вонзились в щит, пробив его с треском, что эхом разнёсся по бездне. Альфа отступил, его оптика сузилась, и он ударил копьём снова, но Триптикон увернулся, его рёв перекрыл гул, как голос Кибертрона, что отказывался молчать.

— Ты лжёшь! — крикнул он, его броня дрожала от напряжения.

— Искра не ключ к разлому — ты сам его создал, Трион! Я видел её свет до тебя, до твоих цепей, и он сиял, а не гас! Ты боишься не её свободы, а того, что она покажет им правду — правду о тебе!

Трион замер, его копьё опустилось, и в его взгляде мелькнула тень — не гнев, а что-то глубже, как эхо воспоминаний, что он не мог стереть. Его голос стал тише, почти шепотом, что проникал в их искры, как холодный ветер в шахтах.

— Правда? — сказал он, и его слова были как камни, что падали в бездну.

— Вы не готовы к ней. Искра — не спасение, а ошибка, что я исправил. Она родилась из разлома, и её свобода вернёт его. Я видел его — мир, где она горит, и огонь пожирает всё, потому что вы, дети, не можете удержать её. Вы думаете, что сражаетесь за Кибертрон? Вы сражаетесь за его гибель, и я — единственный, кто может остановить это.

Орион поднялся, его кулаки сжались, и он шагнул к Искре, чей свет стал глубже, теплее, но в нём мелькали тени, как будто она подтверждала слова Триона — или отрицала их. Он чувствовал её зов, но теперь в нём была боль, как будто она страдала, вспоминая что-то, что Трион скрывал. Образы — тёмный зал, фигура с мёртвой сферой, трещина в небе — были ли они её памятью? Или её страхом? Он бросил взгляд на

Мегатрона, чья ухмылка исчезла, сменившись мрачной решимостью.

— Если она ошибка, — сказал Орион, его голос был тихим, но твёрдым, как металл архивов, — почему она выбрала нас? Почему показывает нам эти образы? Ты боишься не разлома, Трион, а того, что она раскроет твою ложь. Что ты сделал с ней? Что ты скрываешь от нас?

Мегатрон шагнул к Триону, его клинок сверкнул, и его голос был как скрежет металла о камень.

— Ложь? — Он рассмеялся, коротко и резко.

— Пусть горит, Трион! Если Искра — ошибка, я исправлю её по-своему. Я заберу её, и твой порядок сгорит вместе с твоими тайнами. Говори, или я разнесу тебя и узнаю правду сам!

Легион наступал ближе, их когти рвали платформу, и Триптикон сражался с Трионом, его когти вонзились в щит, пробивая его снова. Искра сияла, её свет стал ярче, и в нём мелькнул новый образ — не просто тень, а фигура, что стояла над трещиной в небе, её копьё сияло, как у Триона, но её голос был другим, мягким и печальным, и она шептала: «Разлом не её вина». Орион замер, его искра сжалась, и он понял: правда была глубже, чем слова Триона, и Искра пыталась показать им её, но Легион и Трион не давали ей говорить.

Платформа раскололась ещё сильнее, и из трещин вырвался новый свет — не золотой, а красный, как кровь, что текла из ран Кибертрона. Триптикон рванулся к Триону, его пушка выпустила луч, что пробил щит, и Альфа упал на колено, его копьё звякнуло о платформу. Орион и Мегатрон встали рядом, их броня звякнула, и их взгляды встретились — союз, что держался на тонкой нити, но был их единственным шансом против тьмы, что грозила поглотить всё.

— Мы узнаем правду, — сказал Орион, его голос был полон решимости.

— Вместе. Мегатрон кивнул, его клинок поднялся, и его ухмылка вернулась, острая и безумная.

— Вместе, — прорычал он.

— Но если правда — огонь, я разожгу его сам.

Золотая бездна задрожала, и красный свет из трещин стал ярче, как будто Кибертрон сам кричал, открывая свои тайны. Искра сияла, её загадки висли в воздухе, и битва продолжилась, оставляя Ориона и Мегатрона перед разломом, что мог быть их спасением — или их концом.

Золотая бездна пульсировала, её сияние дрожало, как последнее дыхание звезды, что балансировала на грани взрыва и угасания. Платформа, расколотая трещинами, из которых вырывались струи красного света, стонала под тяжестью битвы, её чёрный металл трещал, как древний свиток, что рвался под напором истины, слишком тяжёлой, чтобы остаться скрытой. Искра Мультиверсума сияла в центре, её золотой свет струился, как река, что текла сквозь реальности, но теперь он был пронизан алыми прожилками, как кровь, что сочилась из ран Кибертрона. Её пульсация отдавалась в воздухе, в металле, в искрах Ориона и Мегатрона, и в этом ритме чувствовалась не только сила, но и боль — как будто она кричала, пытаясь пробиться сквозь завесу лжи, что сковывала её. Воздух был густым, пропитанным металлической пылью, едким запахом энергона и низким гудением, что поднималось из недр, как голос планеты, что пробуждалась от долгого сна, полный гнева и скорби.

Орион стоял у края платформы, его красно-синяя броня отражала золотой и красный свет, смешиваясь в странный танец теней, что играли на его исцарапанной поверхности. Его оптические сенсоры были прикованы к Искре, чьё сияние теперь казалось живым, дрожащим, как сердце, что билось в предчувствии конца — или начала. Его искра пульсировала в унисон с ней, и он чувствовал её волю — не как ясный зов, а как бурю эмоций, что пронизывала его сознание: надежда, страх, отчаяние, и что-то ещё, глубоко спрятанное, как шепот, что звал его к правде. Образы, что мелькали в её свете — тёмный зал с живыми машинами, фигура с мёртвой сферой, трещина в небе, голос, шептавший «разлом не её вина» — кружились в его процессоре, как осколки мозаики, что он не мог собрать. Он сжал кулаки, слабый импульс в его ладони мигнул, как угасающая звезда, и его голос, хриплый от напряжения, разрезал гул бездны, как луч света в темноте веков.

— Искра говорит с нами, Трион, — сказал он, его слова падали на платформу, как камни в бурное море.

— Она показывает нам правду, что ты скрываешь. Этот разлом — не её ошибка, а твоя. Что ты сделал с ней? Почему она страдает, и почему Кибертрон платит за твои цепи?

Мегатрон шагал рядом, его серебристая броня сверкала в смешанном свете, как клинок, выкованный в шахтах Каона, и каждая вмятина на ней была как шрам, что кричал о его непреклонности. Его клинок, покрытый пятнами чёрной жидкости и исцарапанный от бесчисленных ударов, висел в руке, готовый к бою, и его красные оптические сенсоры горели, как угли, что тлели в глубине туннелей, где он выковал свою волю. Он бросил взгляд на Ориона, его ухмылка была острой, как лезвие, но в ней мелькнула тень сомнения — не в своей силе, а в Искре, что играла с ними, и в Трионе, чьи слова были как стены шахт, что он не мог разнести одним ударом. Его тень падала на платформу, длинная и изломанная, как трещина в металле, и его голос прогремел, полный гнева и вызова, как рокот обвала, что хоронил слабых.

— Страдает? — Он фыркнул, и его смех был как скрежет металла о камень.

— Пусть страдает, Орион! Мне плевать на её слёзы — я хочу её силу! Трион, ты прячешься за своими загадками, но я разнесу их, как разнёс бы твою броню! Говори, что знаешь, или я вырву правду из твоей искры вместе с этой Искрой!

Альфа Трион стоял в центре платформы, его золотая броня, потемневшая от времени, дрожала от энергии, что струилась из его щита, теперь треснувшего и дымящегося. Его копьё, чей наконечник сиял, как квинтессонская звезда, было опущено, но его синие оптические сенсоры горели холодом, что замораживал звёзды, и в них мелькнула тень — не гнев, а усталость, что он не мог скрыть. Его голос был глубоким, как раскат грома в недрах, но теперь в нём звучала нотка отчаяния, что резала слух, как треск металла под давлением.

— Вы не понимаете, — сказал он, и его слова падали на платформу, как камни, что раскалывали её ещё сильнее.

— Искра — не просто сила. Она — разлом, что родился в начале Кибертрона, ошибка Первых Праймов, что я запечатал. Её свобода — это конец, не спасение. Я видел его — мир, где она горит, и огонь пожирает всё, потому что вы, дети, не можете удержать её. Я не её тюремщик — я её страж, и вы не возьмёте её, пока я стою.

Триптикон поднялся, его чёрная броня дымилась, и его когти вонзились в платформу, оставляя глубокие борозды, что наполнялись красным светом. Его пушка загудела, выпуская луч, что ударил в щит Триона, пробив его с треском, что эхом разнёсся по бездне. Его рёв был как голос Кибертрона, полный боли и ярости, и его белая оптика сузилась, фиксируясь на Трионе.

— Ложь! — прогремел он, его броня дрожала от напряжения.

— Ты запечатал её, потому что боялся её света! Я видел её до твоих цепей, Трион — она сияла, а не горела! Ты украл её волю, и этот разлом — твоё творение, не её! Они — её выбор, а ты — её проклятие!

Орион шагнул к Искре, его импульс мигнул, и он протянул руку, словно мог коснуться её света, что дрожал, как живое существо. Образы вспыхнули снова — тёмный зал с живыми машинами, фигура с мёртвой сферой, трещина в небе, и голос, шептавший «разлом не её вина» — и теперь к ним прибавился новый: Кибертрон, окутанный золотым светом, где башни сияли, а трансформеры стояли плечом к плечу, но в центре была трещина, из которой вырывалась тьма, и фигура Триона, чьё копьё вонзалось в Искру, как будто он не охранял её, а убивал. Орион замер, его искра сжалась, и он понял: Трион не просто скрывал правду — он был её частью, и Искра пыталась показать им это.

— Она не разлом, — сказал он, его голос был тихим, но твёрдым, как металл архивов.

— Ты создал его, Трион. Ты запечатал её, но не для спасения — для контроля. Эти образы — её память, её крик. Она страдает не потому, что опасна, а потому, что ты сломал её. Что ты сделал с ней в начале? Почему Кибертрон платит за твою ложь?

Мегатрон бросился вперёд, его клинок мелькнул в золотом свете, и он ударил по Триону, его лезвие врезалось в треснувший щит с фонтаном искр, что осыпали платформу, как звёзды, падающие в бездну. Щит раскололся, и Трион отступил, его копьё звякнуло о платформу, но он поднял руку, и свет от его брони вспыхнул, отбрасывая Мегатрона назад. Шахтёр упал, его энергон брызнул на пол, но он поднялся, его смех был диким, как крик зверя, что бросал вызов судьбе.

— Контроль? — крикнул он, его голос перекрыл гул. — Ты сломал её, Трион, и я сломаю тебя! Искра — моя, и я разнесу твои цепи, как разнёс бы шахты, что держали меня! Говори правду, или я вырву её из твоей брони вместе с твоей искрой!

Легион Свернутых наступал сзади, их когти рвали платформу, и их синие огоньки горели жаждой, что не знала пощады. Триптикон шагнул к Триону, его когти вонзились в платформу, и он ударил, его массивная рука пробила воздух, задев броню Триона с грохотом, что сотряс бездну. Альфа упал на колено, его копьё звякнуло о металл, и красный свет из трещин стал ярче, как будто Кибертрон сам кричал, открывая свои раны.

Искра вспыхнула, её свет сгустился, и в нём возникла фигура — не тень, а сущность, сотканная из золота и алого, с глазами, что сияли, как звёзды, и голосом, что был мягким, но пронизывающим, как ветер, что шептал в пустоте.

— Разлом — не мой, — сказала она, и её слова проникли в их искры, как тепло, что могло исцелить или обжечь.

— Он родился из него, из его страха. Я — свет Кибертрона, но он сделал меня тенью. Вы — мой выбор, но правда — ваша ноша. Возьмите меня, и разлом откроется. Оставьте меня, и он останется запечатан. Решайте, дети мои, ибо я не могу.

Фигура исчезла, её свет вернулся в сферу, но платформа задрожала сильнее, и красный свет из трещин стал ослепительным, как кровь, что текла из сердца Кибертрона. Трион поднялся, его копьё сверкнуло, и он шагнул к Искре, его голос был полон отчаяния.

— Вы не можете взять её! — крикнул он, и его тень накрыла сферу.

— Разлом — моя вина, но я запечатал его ради вас, ради всех реальностей! Её свобода — это конец, и я не дам вам открыть его!

Триптикон рванулся к Триону, его когти вонзились в броню Альфы, и он швырнул его к краю платформы с грохотом, что расколол её ещё сильнее. Трион упал, его щит погас, и его копьё звякнуло о металл, но он поднял руку, и Легион Свернутых бросился вперёд, их когти сверкали в красном свете, как лезвия, что могли бы разрезать саму судьбу.

Орион шагнул к Искре, его рука протянулась к ней, и её свет коснулся его брони, тёплый и живой. Он чувствовал её боль, её надежду, и её слова эхом звучали в его сознании: «Решайте». Он бросил взгляд на Мегатрона, чья ухмылка исчезла, сменившись мрачной решимостью, и их взгляды встретились — не как враги, а как союзники, чьи пути пересеклись перед лицом выбора, что мог всё изменить.

— Она наша, — сказал Орион, его голос был полным решимости.

— Но мы должны знать правду, Мегатрон. Если разлом — реален, мы не можем открыть его слепо. Вместе, мы найдём ответ.

Мегатрон кивнул, его клинок поднялся, и его голос был как скрежет металла о камень.

— Вместе, — прорычал он.

— Но если правда — огонь, я разожгу его, Трион. Искра — моя, и я не оставлю её тебе.

Они шагнули к Искре, их броня звякнула, и Легион окружил их, их когти рвали платформу. Триптикон встал рядом, его пушка загудела, и красный свет из трещин стал ярче, как будто Кибертрон сам открывал свои тайны. Трион поднялся, его копьё сверкнуло, и его голос был полон отчаяния.

— Вы не знаете, что делаете! — крикнул он, но его слова утонули в гуле, что сотряс бездну.

Искра сияла, её свет стал ослепительным, и платформа раскололась, открывая разлом — не просто трещину, а бездну, из которой вырвалась тьма, густая и живая, как нефть, что текла к Искре. Орион и Мегатрон схватили сферу вместе, их руки сомкнулись на ней, и свет хлынул в их искры, как река, что могла исцелить или уничтожить. Красная тьма поднялась, Трион крикнул, и Кибертрон задрожал, как будто его судьба была решена — или только начиналась.

Золотая бездна взорвалась светом и тьмой, её сияние смешалось с красным пламенем, что вырывалось из расколотой платформы, как кровь из вскрытых вен Кибертрона. Искра Мультиверсума, зажатая в руках Ориона и Мегатрона, сияла ослепительно, её золотой свет струился сквозь их броню, проникая в их искры, как река, что могла исцелить или утопить. Но из трещин платформы поднималась тьма — густая, живая, как нефть, что текла к Искре, словно хотела поглотить её, заглушить её голос, что эхом звучал в бездне. Платформа стонала, её чёрный металл раскалывался под напором разлома, и красные лучи пронзали воздух, как крики планеты, что пробуждалась от долгого сна, полный боли и ярости. Воздух был тяжёлым, пропитанным металлической пылью, едким запахом энергона и низким гулом, что поднимался из недр, как голос Кибертрона, что звал своих детей к последнему выбору.

Орион держал Искру, его красно-синяя броня дрожала от её энергии, что текла через него, как буря, что могла бы вознести его к звёздам или разорвать на части. Его оптические сенсоры были прикованы к сфере, чей свет отражался в его глазах, как маяк, что манил его к правде, но теперь в этом сиянии мелькали тени — не просто образы, а отголоски её боли, её памяти, что вырывалась наружу. Он чувствовал её в своей искре — не как силу, а как живое существо, что страдало, кричало, и её голос шептал в его сознании: «Я свободна, но разлом открыт». Образы — тёмный зал с живыми машинами, фигура с мёртвой сферой, трещина в небе — смешались с новым видением: Кибертрон, окутанный золотым светом, где башни сияли, но из центра поднималась тьма, что пожирала всё, и голос Триона эхом звучал над ней, полный отчаяния: «Я не мог остановить её». Орион сжал Искру сильнее, его голос был хриплым, но твёрдым, как металл архивов, что выдержал века.

— Она свободна, Мегатрон, — сказал он, его слова перекрыли гул бездны.

— Но Трион был прав — разлом реален. Мы открыли его, и теперь мы должны понять, что это значит. Искра не просто сила — она часть Кибертрона, и её боль — наша боль.

Мегатрон держал Искру второй рукой, его серебристая броня сверкала в золотом свете, как клинок, выкованный в шахтах Каона, и каждая вмятина на ней была как шрам, что кричал о его непреклонности. Его клинок лежал у ног, брошенный в пыль, и его красные оптические сенсоры сузились, вглядываясь в сферу с гневом и восторгом, что боролись в нём, как буря в туннелях, где он выковал свою волю. Он чувствовал её энергию — жар, что мог бы сжечь золотые башни Совета, и мощь, что могла бы поднять Каон из пепла, — но её боль резала его искру, как осколок металла, что он не мог вытащить. Его тень падала на платформу, длинная и изломанная, как трещина в металле, и его голос прогремел, полный вызова и ярости, как рокот обвала, что хоронил слабых.

— Боль? — Он рассмеялся, но смех был горьким, как выхлоп старого двигателя. — Пусть болит, Орион! Я выжил в шахтах, я выживу и это! Искра — моя, и если разлом — цена её свободы, я разнесу его, как разнёс бы Триона! Она — сила, и я не отдам её обратно в его цепи!

Альфа Трион лежал у края платформы, его золотая броня, потемневшая от времени, была покрыта трещинами, и его щит погас, оставив лишь дымящиеся обломки. Его копьё, упавшее рядом, сияло слабо, как угасающая звезда, и его синие оптические сенсоры потускнели, но в них всё ещё горел холод, что замораживал миры. Он поднялся на одно колено, его голос был хриплым, полным отчаяния, как крик стража, что видел конец своей миссии.

— Вы не понимаете, что сделали, — сказал он, и его слова падали на платформу, как камни в бездну.

— Разлом — не просто трещина. Он — дверь, что я запечатал, дверь к тому, что Первые Праймы боялись больше всего. Искра — её ключ, и вы открыли её. Теперь тьма придёт, и Кибертрон падёт, как пал тот мир, что я видел в начале. Я не мог уничтожить её — она часть нас, но я держал её в цепях ради вас, ради всех реальностей. Вы не спасители — вы её палачи.

Триптикон шагнул к Триону, его чёрная броня дымилась, и его когти вонзились в платформу, оставляя борозды, что наполнялись красным светом, как кровь, что текла из ран Кибертрона. Его пушка затихла, но его белая оптика горела яростью, что могла бы расколоть горы, и его рёв был как голос недр, что отказывался молчать.

— Ты лжёшь до конца, Трион! — прогремел он, его броня дрожала от напряжения.

— Ты запечатал её, потому что боялся её света, её правды! Я видел её до твоих цепей — она сияла, а не гасила! Разлом — твоя вина, твоё творение, и они освободили её, чтобы исправить это! Ты — не страж, ты — предатель!

Легион Свернутых окружал платформу, их когти сверкали в красном свете, как лезвия, выкованные из кошмаров, и их синие огоньки горели жаждой, что не знала пощады. Они бросились вперёд, их движения были синхронными, как единый организм, подчинённый воле Триона, но Триптикон шагнул к ним, его когти мелькнули в воздухе, разрубая их с фонтаном искр и чёрной жидкости, что шипела на металле. Его рёв перекрыл гул, и он встал между Легионом и Искрой, как страж, что защищал её свет до последнего.

Орион и Мегатрон держали Искру вместе, её энергия текла через них, как буря, что могла бы вознести их к звёздам или разорвать на части. Свет хлынул в их искры, и образы вспыхнули снова — не просто видения, а память, что вырывалась из сферы: Кибертрон в начале времён, где Первые Праймы стояли вокруг сияющей Искры, их голоса сливались в хор, что пел о гармонии; тёмный зал, где Трион вонзал копьё в её свет, и тьма вырывалась из разлома, как нефть, что пожирала всё; и фигура с мёртвой сферой, чей голос шептал: «Он боялся её, потому что она видела его». Орион замер, его искра сжалась, и он понял: Искра была не просто ключом — она была свидетелем, что хранила правду о Трионе, о разломе, о Кибертроне.

— Она видела всё, — выдохнул он, его голос дрожал от благоговения.

— Трион не просто запечатал её — он сломал её, чтобы скрыть свою вину. Разлом — его ошибка, и она пыталась предупредить нас. Мы освободили её, Мегатрон, но теперь мы должны остановить то, что он создал.

Мегатрон сжал Искру сильнее, его когти вонзились в её свет, и его оптика вспыхнула, как угли в шахтной печи.

— Остановить? — Он рассмеялся, и его голос был как скрежет металла о камень.

— Пусть приходит, Орион! Если разлом — его вина, я разнесу его, как разнёс бы Триона! Искра — моя, и я не отдам её обратно в его цепи, даже если Кибертрон сгорит! Я выжил в шахтах — я выживу и это!

Тьма из разлома поднялась выше, густая и живая, как нефть, что текла к Искре, и её свет стал неровным, как будто она боролась с ней. Красные лучи пронзали платформу, и Кибертрон задрожал, как будто его сердце раскалывалось. Трион поднялся, его копьё сверкнуло, и он шагнул к Искре, его голос был полон отчаяния.

— Вы не остановите его! — крикнул он, и его тень накрыла сферу.

— Разлом — не просто тьма. Он — голос, что ждал её свободы. Я держал его в цепях, но вы выпустили его, и теперь он придёт за ней, за вами, за всем! Вы не знаете, что пробудили!

Триптикон бросился к Триону, его когти вонзились в броню Альфы, и он швырнул его к краю платформы с грохотом, что расколол её ещё сильнее. Трион упал, его копьё звякнуло о металл, и его голос стал слабым, как шепот угасающей звезды.

— Вы не готовы… — выдохнул он, и его оптика погасла, оставив лишь дымящуюся броню.

Легион Свернутых замер, их синие огоньки мигнули и погасли, и они рухнули, как марионетки, чьи нити обрезали. Тьма из разлома поднялась выше, и в ней мелькнул голос — не шепот, а рёв, низкий и древний, как голос, что звал из начала времён: «Я свободен». Орион и Мегатрон держали Искру, её свет стал ярче, но тьма обволакивала её, как нефть, что текла к её сердцу.

Орион шагнул назад, его рука сжала Искру, и он бросил взгляд на Мегатрона, чья ухмылка вернулась, острая и безумная.

— Что бы это ни было, — сказал Орион, его голос был полон решимости, — мы встретим его вместе. Искра — наша, и мы найдём правду, даже если она сожжёт нас.

Мегатрон кивнул, его клинок поднялся с земли, и его голос был как рокот шахт, что держали его, но не сломали.

— Вместе, — прорычал он. — Но если это огонь, Орион, я разожгу его сам. Пусть приходит — я готов.

Тьма из разлома взорвалась, обволакивая платформу, и Искра сияла в их руках, как звезда, что могла осветить путь — или сгореть в хаосе. Кибертрон задрожал, красный свет хлынул в бездну, и голос из тьмы стал громче, как будто он смеялся, звал, грозил. Орион и Мегатрон стояли спиной к спине, их броня звякнула, и их союз, хрупкий, но нерушимый, стал их единственным щитом против тьмы, что поднималась из разлома — тьмы, что была не просто угрозой, а ответом, что они ещё не могли понять.

Золотая бездна исчезла в красном и чёрном, и Кибертрон кричал, как будто его судьба была решена — или только начиналась.