Правдивая история о том, как Драко Малфой вышел и вошел (гет)

Пока Грейнджер невнятно лепетала, на ходу придумывая всякие глупые оправдания для самой-невыносимой-из-Поттеров, Драко искренне наслаждался ситуацией. Выражение округлившихся после жестокого откровения карих глаз воздействовало на его уязвленную гордость, как слезы феникса на смертельный яд. А ведь Грейнджер сочла его драматичным! Теперь-то она понимает, в каком щекотливом положении оказался Драко.

— Лили взбалмошная, это правда, — вздохнула ведьма. — Она взяла самые… ну… не самые лучшие черты обоих родителей.

— Это называется «самые отвратительные», — услужливо подсказал Драко.

— Неправда! Наряду с упорством...

— Ты хотела сказать «упрямством», — не смолчал он и уточнил: — Ослиным.

— Ты несправедлив! Но в чем-то прав. Моя крестница упряма, импульсивна, решительна...

— Твоя крестница? — Малфой так удивился (хотя чему тут удивляться?), что забыл поспорить о характере несносной девчонки.

— Да, — подтвердила Грейнджер, и он сразу стал просчитывать, как использовать полученную информацию. Пригрозить маленькой дряни, что пожалуется крестной? Звучало жалко. Драко отогнал мысль, что именно этим он сейчас и занят. — И когда ставит перед собой цель, идет к ней…

— Не видя берегов.

Эту сентенцию ведьма оспаривать не стала, и Драко пожалел, что не выразился жестче. В споре с ней было что-то безумно привлекательное. Это помимо ностальгии. Грейнджер, защищающая тех, кто ей дорог, — сценка родом из детства.

— Лил — папина дочка. В младенчестве она не слезала у Гарри с рук, может, поэтому… ну… ее потянуло к мужчине постарше.

Омерзительно! Нет, хуже, чем омерзительно.

— Поттер развил в дочери Эдипов комплекс, а отдуваться мне? — почему-то речевой аппарат взбрыкнул и выдал что-то капризно-обиженное вместо неумолимо-обвинительного, как было задумано.

— Комплекс Электры, — поправила всезнайка и тут же заживила воспаленную гордость экстрактом бадьяна: — Поражена! Ты читал Фрейда?

— Я много читаю, — отрезал Драко только самую малость самодовольно, не позволяя увести разговор в сторону: — Если ты полагаешь, что я проникнусь ответными чувствами из сострадания к детской травме…

— Это не травма. И Мерлин упаси меня желать, чтобы ты проникся ответными чувствами. Она же ребенок!

Радовало, что хоть в этом вопросе они достигли консенсуса.

— А разве не о том я распинаюсь столько, сколько я тут уже распинаюсь?! Поганка — взбалмошный ребенок, который считает, что ему все сойдет с рук!

— Ты случайно не себя тридцатигодичной давности описал? — Кем бы ни был ее патронус, внутри Грейнджер точно жила ехидна.

— Нет. Типичного Поттера. — Драко скрестил руки на груди и вскинул бровь. — Время течет, но кое-что не меняется. Поттеры уверены, что выше правил и предписаний.

— Справедливо.

Согласие оппонентки стало неожиданностью, из-за которой была утрачена львиная доля боевого настроя.

— Рад твоему сочувствию, — совсем нерадостно сообщил Драко. — Вот только я предпочел бы ему реальный совет, как избавиться от назойливой девицы.

— Мерлин, как же мне хочется вернуться во времени и рассказать тебе тринадцатилетнему, что спустя почти три десятка лет ты будешь просить моего совета в таком пикантном вопросе! — В карих глазах заплясали смешинки, и завороженный этими маленькими звездочками Малфой сдержал резкую отповедь. — Чтобы действовать, нужно понять, что движет Лили. Мы ведь не хотим ухудшить ситуацию.

Он слабо себе представлял, как ситуацию можно было ухудшить, но опять смолчал, потому что услышал в словах Грейнджер кое-что обнадеживающее: «мы», значит, она согласна помочь даже без шантажа.

— Что движет… Гормоны, — пробурчал он спустя маленькую вечность, которая понадобилась для переваривания информации: самая выдающаяся ведьма поколения на его стороне.

— Очевидно. У девочки отличный вкус.

Сердце сделало неожиданный кульбит. Грейнджер признает его привлекательность! Драко не знал, почему это так его воодушевило (враки, знал), но не смог сдержать самодовольного: «Считаешь меня интересным?».

Ведьма посмотрела на него иронично, но ирония была доброй, что вдохновило его пуще прежнего.

— Малфой, я не буду раздувать твое и без того непомерно раздутое эго. Я уверена, что ты видел себя в зеркале, как уверена и в том, что зеркала развешаны у тебя по всем стенам.

Драко расправил свои не особо широкие плечи, и она-таки хихикнула. Потом задумалась, и задумалась крепко, а потом неожиданно выпалила:

— Может, тебе Лили и представляется этакой ветреной безголовой особой, но она добрая девочка.

— Доброта сама по себе — бесполезное качество, — философски изрек Драко и поймал на себе странный взгляд.

— Знаешь… Нет, не думаю, что стоит рассказывать тебе...

Любопытство подняло голову. И что-то безобразно похожее на надежду. Неужели умнейшая поведает о своей скрытой любви к нему? Ну бред же!

— Ну уж нет, Грейнджер, — капризно протянул Драко, — раз уж начала, говори.

— Лил увлеклась тобой, потому что искренне посочувствовала твоей потере. Прости за напоминание.

Он давно привык, что в любом разговоре рано или поздно всплывает тема его вдовства. Малфой механически закрылся, бросил безразличное «Я в порядке», и, как ни удивительно, это было правдой. Тори, его нежный цветок, его дружочек, покинула мир, не испытывая боли. Он сделал для нее все, что мог, и немного больше, позволил уйти на своих условиях. Конечно, Драко скучал, но кто бы не скучал по одному из самых близких людей?

— Так вот… Когда Минерва пригласила тебя преподавать, у нас с мальчиками… с Гарри и Роном возник спор. Причем прямо при детях, во время ужина, — тон говорил о том, что Грейнджер была недовольна этим фактом. — Альбус поделился надеждой, что ты примешь предложение, ему Скорпиус нарассказывал о твоем таланте, Рон завел песню… Это неважно.

— О Пожирателе смерти, — хмыкнул Драко. Неужели Грейнджер думала, что он будет бежать от факта собственной биографии?

— Да. Я встала на твою защиту и, — она храбро встретила его взгляд, — кажется, упомянула о твоей свежей тогда потере. В контексте неуместности упоминания давно прошедшего, когда вот только что… В общем, у Лил сразу же на глазах выступили слезы. Так что я в какой-то степени виновата. Именно мои слова заронили зерно, которое проросло в ее увлечение. С тех пор мы от нее только о тебе и слышим, но никто не думал, что это… зашло так далеко…

Грейнджер замолчала, а Драко не спешил отвечать, лопаясь от разнонаправленных эмоций: одна его часть ликовала — Грейнджер встала на его защиту в споре с двумя своими орангутангами, вторая же злобно щурилась: из-за ее непрошеного адвокатствования Драко уже три года мучается.

— Ну так сделай что-нибудь! — наконец резюмировал он. Виноватая Грейнджер — его путь из этого тупика.

— Я подумаю… Я уже думаю. Ты мог бы намекнуть Лили, что твое сердце несвободно, но…

Будто не эта мысль пришла ему в голову первой!

— О нет! Я даже тебя не подверг бы такой опасности! — Прозвучало пафосно, но Драко до сих пор содрогался, когда вспоминал покрытое язвами лицо Агнессы Бильбоа, их новой преподавательницы трансфигурации, за которой решил приударить в начале учебного года. — Я несколько раз улыбнулся женщине… Может, не просто улыбнулся, а проявил неприкрытый интерес, но это детали. — И твоя неподражаемая крестница ее прокляла! Она прокляла профессора, Грейнджер!

— И Минерва…

— Она не знает. И Агнесс тоже не знает. Я справился с проклятием, хоть гнусная козявка и пыталась меня шантажировать.

— Шантажировать?

— Рассчитывала обменять контрпроклятие на свидание. Размечталась. Я сварил антидот.

— К проклятию? Опираясь на дополнение Зюскинда к закону Голпалотта? — Искренний интерес потешил эго Драко — мастера зелий, но тот удержался от ответа на интеллектуальную стимуляцию.

— Потом объясню, — обеспечил он себе повод к продолжению общения. — Мы отвлеклись. Роман не выход, это подвергнет объект моего интереса опасности.

— Какое благородство, — к сожалению, в голосе ехидны не было ни восторга, ни умиления. — Не могу не отметить: ты покрываешь и Лили.

Дрянная девчонка тоже так решила.

— Не хотел, чтобы история с ее маниакальной одержимостью вышла наружу. Профессора, в отличие от частных лиц, обязаны заботиться о репутации, — это была совсем не шпилька, ну… может быть, чуть-чуть, — а репутация любимчика старшеклассниц… Грейнджер, не смотри так!

— О, так Лил не первая?

— Я не виноват, что выгодно выделяюсь на фоне остального преподавательского состава! — Язва продолжала буравить его искрящимися глазами, было похоже, что она в шаге от взрыва хохота. — Господи, девчонки и мальчишки всегда влюблялись в профессоров, — пожал он плечами, ненавидя и себя за то, что оправдывается, и Грейнджер за то, что вынудила его делать это. — Еще скажи, что не текла от Снейпа!

Лицо бывшей однокурсницы исказила гримаса чистого ужаса.

— Снейпа?!

Ладно, она всегда была не как все.

— Наши девушки с ума по нему сходили. Но никто, конечно, не продвинулся дальше немого обожания, — последнее вырвалось против воли.

— А что так?

Вопрос прозвучал как обвинение его, Малфоя, в излишней мягкотелости.

— Хочешь что-то сказать — говори! — встал он в позу.

— Вот, размышляю, что произошло бы…

— Обнаружь Гроза Подземелий на своем столе голую студентку? — Теперь уже от воспоминаний передернуло Драко. — Превратил бы во флоббер-червя и пустил бы на зелья.

По-хорошему, теперь Грейнджер должна была преисполниться благодарности, что он не Снейп.

— И даже палочку не доставал бы, — согласилась она вместо этого. — Одним взглядом.

Ладно. Не вышло. Драко вернулся к более интригующей теме. Он почувствовал острую необходимость узнать, интересуется ли Грейнджер талантливыми зельеварами.

— Значит, Снейп не в твоем вкусе? — поддразнивающе спросил он, вскидывая бровь, и ведьму снова перекосило. — Наши девчонки предполагали, что декан… физически одарен. Такой многообещающий нос...

— Сжалься над моим либидо, Малфой! Не заставляй представлять Снейпа без мантии.

У Грейнджер есть либидо. Думать об этом, находясь так близко к ней, было небезопасно. Драко судорожно вздохнул и стал формулировать куртуазный пассаж о том, что готов лично повоздействовать на ее либидо после первой же отмашки. Из очередного витка неуместных мыслей его выбил крик баньши. Нет, самый настоящий крик баньши.

— Напоминалка! — в том же регистре заорала Грейнджер. — Заседание начинается через пять минут. Я уже должна быть в зале, черт! Идем! — поторопила она. — Обещаю, что придумаю, как решить твою проблему.

На этой оптимистической ноте Грейнджер вылетела из кабинета главного аврора.

Дверь хлопнула.