Приговоренные друг к другу (гет)

«Еще одна популярная теория — что Узы Долга стали запоздалой местью Мерлина за вероломство вейлы Нимуэ. Исторические свидетельства давно опровергли эту побасенку, доказав, что Нимуэ была не вейлой, а лесной нимфой. Но миф оказался на диво живучим; он популярен и по сей день. Многие волшебники не любят вейл и используют историю Нимуэ как оправдание для своей ненависти».

(Отрывок из книги Барнабаса Бушара «Вейлы: Мифы и реальность»).

Флёр нахмурилась, когда её окружила стена из режущего песка. Наскоро возведённый куполообразный щит пока держался, но следовало поторопиться с ответом.

Проплавив в песчаной стене брешь невербальной «горелкой Бунзена», Флёр шагнула вперёд, внимательно следя за тем, чтобы не наступить на раскалëнное стекло. Щит-купол за спиной вейлы плавно трансформировался в прозрачную стену, способную принять на себя ярость пустынного ветра.

Выпад палочкой — и сине-белая вспышка молнии ударила в защиту её противника. За первым таранным ударом последовало ещё несколько. Флёр била под разными углами, пробуя одно заклинание за другим, чтобы экспериментальным путем определить слабое место в щитах. На закуску у неё уже было готово заклинание, которое гарантированно прошло бы сквозь ослабленную защиту. Отчаянный ход, но француженка чувствовала, что истратила слишком много магической силы, а бой нужно было заканчивать.

Снова выпад; щит завибрировал и погас.

— Сонорус! Флёр, я сдаюсь, — крикнул Билл Уизли. — Третий раунд за тобой.

* * *

Оставив Флёр приходить в себя за чашкой кофе, Билл занялся восстановлением тренировочной площадки. После поединка её испятнали свежие выбоины и подпалины. Увы, современный тренировочный зал с Круговой Защитой был для взломщика проклятий не по карману.

Рутинная работа помогала отвлечься от беспокойных мыслей о том, какая муха укусила француженку.

После того, как Флёр поселилась в «Ракушке», они уже много раз спарринговали. Но то, что продемонстрировала сегодня вейла, ничуть не напоминало её обычный стиль боя. Ни обманных движений, ни настороженных заранее ловушек, ни филигранно отточенных связок заклинаний. Только неуклонный напор, жесткий обстрел проклятиями, а в финале — попытка силового взлома его щитов.

«Прямо скажем, не самая лучшая тактика, когда против тебя выступает разрушитель проклятий. Для моей профессии щиты — это как миноискатель для маггловских саперов».

Жёсткая стратегия француженки вынудила Билла отвечать в том же духе. Под конец он даже переключился с дуэльных заклинаний на боевые, так что его гостью после поединка во множестве украшали ссадины и царапины. А вейла настолько увлеклась боем, что даже ничего не заметила, пока он не призвал круглое зеркало из спальни и не продемонстрировал Флёр её отражение.

«Спасибо Шэрон за ликбез по лечебной магии, который она устроила мне в Перу, пока мы отсиживались в дешёвой гостинице и ждали проводников. Иначе пришлось бы тащить Флёр прямиком в Мунго. А потом ещё объясняться с целителями, почему она выглядит, как будто обнималась с Дракучей Ивой».

* * *

Оттянуть неизбежное объяснение с Биллом помог в буквальном смысле свалившийся ей на голову филин.

Бальтазару не очень-то понравилось длительное путешествие. Это было легко понять, даже не заглядывая в янтарные глаза семейного филина. Задобрив пернатого почтальона ломтиками бекона и плошкой с чистой водой, Флёр наконец-то получила молчаливое дозволение забрать у него письма. Их оказалось сразу три — два от родителей, и коротенькое письмецо от Габриэль.

Конвертик, украшенный единорогами и мотыльками, был вскрыт первым. Габриэль посвятила целых две страницы восторженному описанию похода в театр, и пересказу магической версии «Щелкунчика». Родители пообещали взять ее на спектакль ещё прошлым летом, но в тот раз помешала забастовка цветочных фейри, оккупировавших театры. Флёр улыбнулась, представив, как Габриэль старательно выводит строчки, склонив голову на бок и высунув язык. Как ни пыталась maman отучить Габи от этой привычки, ничего не помогало.

Львиную долю оставшегося письма составляли жалобы на плохую погоду, страдания из-за отсутствия «любимой сестрички Флёр» и недовольство тем, что не вышло перед отъездом из Хогвартса увидеться с Гарри Поттером.

Флёр аккуратно сложила письмо и убрала обратно в цветастый конвертик. Она уже не могла вспомнить, была ли когда-нибудь такой же весёлой и беззаботной, как младшая сестренка. Флёр слишком рано пришлось столкнуться с тем, как обычные люди относятся к вейлам. И это знание отравляло ей жизнь.

Послание отца, по контрасту с письмом от Габриэль, было очень серьёзным, почти официальным. Жан-Клод подробно описывал реакцию французского Министерства магии на последние новости из Англии, а в постскриптуме просил её обязательно написать, если удастся услышать что-то важное.

Она знала, что отец уделял ситуации в Англии пристальное внимание. Причём задолго до Кубка мира по квиддичу, испорченного экстремистами в масках.

«Это плохой признак, Флёр, — сказал ей отец после возвращения в Париж. — Впервые со времён исчезновения британского Тёмного Лорда его слуги решились на открытое выступление. Дальше будет только хуже, тут и к прорицателю не ходи. Ты точно хочешь участвовать в Турнире?»

К сожалению, Флёр было нечего добавить к тому, что она узнала после Третьего Испытания. Вполне возможно, что Биллу было известно больше — о близких отношениях Дамблдора и семьи Уизли не знал только ленивый. Но ей совсем не хотелось подвергать семейные узы Билла испытанию, устраивая ему допрос.

Убрав отцовское письмо в шкатулку, специально зачарованную для хранения корреспонденции, Флёр с неохотой вскрыла письмо матери.

Ее худшие опасения оправдались: maman каким-то образом пронюхала об Узах Долга.

* * *

Поведение Флёр продолжало ставить Билла в тупик.

Он был на сто процентов уверен, что собеседование у гоблинов пройдёт благополучно. Лично проэкзаменовав юную вейлу по чарам, рунам и нумерологии, Билл твёрдо знал: те, кто считали Флёр всего лишь хорошеньким личиком, сильно заблуждались.

Коньком экс-чемпионки Шармбатона оказались сканирующие чары. Флёр могла определить основной рисунок защиты, не задев внешний периметр. С такими талантами для неё нашлось бы место в любой команде взломщиков проклятий.

Собственно говоря, на это Билл и рассчитывал с самого начала — пригласить Флёр в команду Джонса в качестве стажёра, как только она подпишет контракт с Гринготтсом. Он посчитал, что это станет великолепной возможностью познакомиться с красавицей-француженкой поближе.

Смерть Джонса грозила поставить на его планах крест. Нет команды — нет и стажëров.

* * *

Иногда Флёр жалела, что у потомков вейл начисто отсутствует пророческий дар. Разве рискнула бы она участвовать в Турнире Трёх Волшебников, будь у неё хоть намек, чем всё закончится?

Первое Испытание. Разъярëнная тёмно-зелёная рептилия, готовая защищать свою кладку яиц до конца. Идиоты-зрители, своими восторженными воплями разбудившие драконицу, которую Флёр с таким трудом усыпила. Страх, что ожоги на ногах останутся у неё навсегда. К счастью, обошлось; хогвартская целительница знала свое дело.

Второе Испытание. Паника, когда она поняла, что Габриэль пропала. Смесь злости и страха, когда Флёр осознала истинный смысл того дурацкого стишка. Сильнейшее желание испепелить надутого болвана Бэгмена с его неуместным остроумием. Стая водяных чертей, напавшая на неё из засады. Беспомощность, когда у нее выбили палочку, и ей казалось, что она вот-вот утонет. И горячая благодарность, когда Флёр увидела, как Гарри Поттер вытаскивает Габриэль из воды.

Но Третье Испытание оказалось самым страшным. Лабиринт, полный монстров и ловушек. Виктор Крам с остекленевшими глазами, обрушивший на неё пыточное заклинание. Дикая боль, выворачивающая суставы и сводящая с ума. И Гарри Поттер, вынырнувший из-за поворота в лабиринте и влепивший Петрификус в спину болгарина, когда она готова была потерять сознание от боли.

* * *

Когда Флёр было одиннадцать, мать поймала её за чтением романчика в мягкой обложке. Она как раз дошла до сцены, в которой шотландский лорд, только что спасший похищенную разбойниками вейлу, случайно прикоснулся к её руке. Автор книги многословно расписывала соединëнные руки, окутанные золотым сиянием, и чёрную гриву горца, развевающуюся под невидимым ветром.

«Эту макулатуру пишут волшебники, которые видели вейл только на картинках, — строго сказала ей мать, бросив книжку в камин. — В жизни такого не бывает».

И действительно, не было никаких внешних признаков, что после лабиринта между ней и Гарри Поттером что-то изменилось. Ни золотого сияния, ни разливающегося внутри тепла, ни ангельского пения в ушах. А взъерошенный подросток в поцарапанных круглых очках не превратился у неё на глазах в Прекрасного Принца.

Наверное, где-то в глубине души Флёр, так и не искоренившая в себе романтическую жилку, ждала чего-то подобного. И когда ничего не случилось, она позволила себе расслабиться.

Вот почему слова Гроботёса повергли её в шок.