Мой Майрон (гет)

Так хочется остановиться,

Сказать своим светлым порывам: «Хватит!»

Легко заблудиться

В мире хитрых стратегий и тактик.

Музыкальная группа Flëur, "Кто-то"

Когда она вернулась в комнату, то осознание совершённого нахлынуло на нее. Что она наделала? Привлекла внимание Саурона к Минас Тириту. Её сердце билось так сильно, что она едва могла дышать. Она знала, что должна всё исправить, отвлечь его, но как? Если дело уже сделано, то стоит ли попытаться еще раз?

Дождавшись ночи, она уже не ложилась, а выскользнула из комнаты. Положив ладонь на Палантир, она испытала знакомое уже ощущение чужой воли в ее сознании.

— Ты вернулась, — сказал Саурон, его голос был мягким, почти ласковым. — Поведай же, дева, что тебе нужно? Чего ты хочешь? Власти? Защиты? Богатства?

— Нет, — прошептала она. — Мне это не нужно. Я пришла говорить с тобой. Спросить.

Ужаснувшись своей дерзости, Аэлин замолчала.

Она не видела его лица (а было ли оно?), но будто почувствовала: Саурон улыбнулся, и в его улыбке было что-то зловещее.

— Как странно. Что ты желаешь узнать, дева?

— Ты был светлым Майа… (тут он будто равнодушно отмахнулся, но она продолжила).

— Чего ты хотел достичь? Какой была твоя цель?

— Моя цель? — медленно протянул он. — Посмотри вокруг, смертная. Даже ты можешь видеть, что этот мир погряз в хаосе, медленно разрушаясь слабостью и жадностью людских владык. Даже бессмертные эльфы подвержены порокам, падают и предают самих себя. Разве не нужно было создать порядок, чтобы всякий служил единой цели? Жизнь каждого была подчинена единому замыслу? Избавить этот мир от страданий?

— А разве сейчас страдания прекратились?

— Ты видишь очень мало в своем мирке. Чтобы исцелить мир, порой нужны тысячелетия. Нельзя создать новое, не разрушив старого.

— Но кому нужен ТАКОЙ порядок? На крови, на боли и страхе? Без любви, без сострадания, без жалости?

— А… Вот что беспокоит тебя. Но разве то, что ты назвала (в голосе его зазвучало презрение) — эти смертные чувства — не несут еще больше хаоса? Они делают вас очень слабыми и уязвимыми. Живущие погружаются в трясину своих бесконечных желаний, и в конце концов она поглощает их. Я выбрал путь, на котором нет места их лицемерию. Ты считаешь, я жесток? Но разве я заставлял кого-то служить мне? Все — все приходили добровольно, когда я давал им то, что они хотели. Не моя вина, что насытить их не сможет и сам Эру.

— Многие не подчинились тебе, а ты убиваешь их…

Голос зазвучал тише, мягче, убаюкивающе.

— Ничто великое не может осуществиться без жертв. Если, в конце концов, воцарится порядок — МОЙ порядок! — и страдания прекратятся, кто сможет сказать, что эти жертвы были напрасны?

— Но порядок, построенный на страхе, — это не порядок, — еще раз возразила Аэлин. — Это тюрьма.

— Чрезмерная свобода развращает. Только в системе сдержек и противовесов общество может двигаться дальше и созидать. Понятно тебе это, о ученая дева?

— А где же красота в таком мире?

— Красота в великой гармонии и равновесии контроля и порядка! Какая еще красота нужна тебе?

Аэлин замолчала, не в силах подобрать слова. Но в её сознании, будто вспышки света, замелькали образы: ранний рассвет, окутывающий берег величественного моря, лёгкий ветер, ласкающий лицо, пронзительные крики чаек, кружащих в небе… Нежный цветок, дрожащие капли росы… Восход луны, плывущий над безмолвным лугом, и терпкий аромат вечерней прохлады, сжимающий душу странной надеждой и трепетным ожиданием. Перед её глазами внезапно возникло то самое изображение из книги — пылающие решимостью глаза, упрямо сжатые губы… Аэлин, смущённая, опустила ресницы и крепко сжала ладонь на холодной поверхности Палантира.

Легкий презрительный смешок.

— Вот, значит, как… А кому нужно то, что ты называешь красотой? И что это? Всего лишь восход светила, тепло которого нужно для жизни. Всего лишь растения. Всего лишь иное светило, чтобы люди не спотыкались ночью. В этом есть польза, и только.

— Я не знаю, как объяснить. Может быть, это отголоски той, настоящей гармонии, задуманной Эру?

— Что тебе знать о замыслах Эру, глупая девчонка?