Божий дар (гет)

Ариана солгала. Она солгала самой себе, когда сказала, что рада умереть. Она безбожно, кошмарно солгала.

Белая, похожая на бедренную кость палочка утыкалась ей в лицо. Рука, держащая эту палочку, была такой же белой, как и древесина, и к тому же сильно дрожала, будто бы её нарочно трясли.

Геллерт каждый раз смотрел на неё полным высокомерия взглядом. Дьявол.

Его палочка была направлена на неё. Ариана видела, как клубится на её кончике чёрный зародыш страшного заклинания, видела, как эта шишковатая палочка раз за разом рождает зелень, раз за разом рождает смерть.

Привязь не выдержит — вырвется Жадный.

Она стоит на пепелище. Рулоны женских волос, человеческая кожа — из неё перчатки сделали, — несчётная тьма погибших.

Привязь не выдержит…

Маленький ребёнок лежит в колыбельке. Зелёная простынка, зелёные глаза, зелёные всполохи заклинания.

Геллерт крикнул: «Круцио!» — и ужасная боль разлилась по телу Арианы. Она ломала её изнутри, выворачивала наизнанку, вливала в вены огонь вместо крови. И Ариана хотела умереть.

У него испуганные глаза, синие, наполненные слезами. За окнами, стёкла которых усеивали пол, громыхали взрывы и пестрели зелёные пятна. Ариана боялась его, а он боялся её. Вместе они боялись смерти, вместе не хотели умирать.

Мама боялась смерти. Она перебирала карты в руках и всё шептала, шептала, повторяя: «Нет-нет, малышка Ари меня не убьёт, нет…» Но Ариана её убила.

Зелёный луч вырвался из палочки.

Ариана закрыла глаза, а когда открыла — оказалась на окраине Лондона, прямо в мутно-коричневой луже. Она вытерла слёзы со щёк и поднялась.

Нужно было найти братьев.

* * *

Том бежал по улицам Лондона, и грязь хлюпала под ногами. Драккловы фашисты, Мордред их задери, преподнесли лондонцам подарочки на Рождество: вон, с неба их сбрасывают. За спиной, где-то в нескольких кварталах, раздался взрыв, и Том побежал быстрее, проклиная себя за неимоверную дурость.

Он отправился домой на рождественские каникулы. А всё почему? А всё потому, что он хотел попасть в Лютный. Ему нужны были редкие ингредиенты для ритуала, который он намеревался провести. Но купить всё он мог только сейчас, потому что потом поставки мог и не дождаться.

Ему хотелось рыдать и выть от страха. Смерть была так близко, что буквально дышала в затылок. До стены, отделяющей магловский Лондон от магического оставалось ещё далеко, и Том до ужаса боялся, что просто-напросто не успеет добежать: его сотрёт с лица земли сносящим всё взрывом немецкого снаряда.

Нужно было спрятаться, переждать, но Том бежал и никак не мог остановиться…

Перед ним, словно вырастая из-под земли, появилась девчонка с длиннющими белыми патлами, и Том на всём ходу врезался в неё.

— Смотри куда прёшь, идиотка! — крикнул он и собирался было побежать дальше, но девушка схватила его за руку и утянула за собой в ближайший полуразвалившийся дом. Том не понял, как оказался в комнате с блёклыми желтоватыми обоями, и почувствовал непереносимое желание выплеснуть всю злость на эту девчонку. — Куда ты меня притащила, дура?

— Сейчас на улице опасно, — только и сказала она, усаживаясь под окном и натягивая подол платья — такого же грязно-белого цвета, как и волосы, — на ноги. — Присядешь? Под окном безопаснее. Если стёкла вышибет, нас не заденет.

Том хотел было возмутиться, но подумал, что смысл в этом есть, и сел рядом. На улице не переставало громыхать.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросила девушка, и Том фыркнул.

— Я тебе не мальчик, — грубо выплюнул он. Судя по её виду, она была младше его на несколько лет, с щёк её ещё не сошла детская припухлость, и вела себя эта девушка как дура.

— Хорошо, не-мальчик, у тебя есть имя?

— Заткнись.

— А меня Ариана зовут. — Она ковыряла пальцем дырку в своём ботинке — насквозь мокром и грязном. — Я ищу старшего брата, его зовут Аберфорт, ему было пятнадцать в последний раз, когда мы…

— Слушай, мне абсолютно плевать на твоего брата, я просто хочу пережить эту сраную бомбёжку! — перебил её Том.

Ариана поджала губы.

— Хватит орать на меня. От того, что ты на меня орёшь, менее страшно тебе не становится. — Она замолчала, а Том стушевался. Ариана поковырялась в бездонных карманах (Том только сейчас приметил, что одета она так, как одевались в прошлом веке) и вытащила потрёпанную колоду карт. — Хочешь, я тебе погадаю?

Том скривился. Прорицания он ненавидел, в гадания не верил, а тут ещё какая-то магла со своими дурацкими картами.

— Я хорошо гадаю. Меня мама научила, а она хорошо гадала. Всё, что она нагадала, сбылось. — Ариана не обращала на его недовольство совершенно никакого внимания. -Да и, когда гадаешь, становится спокойнее…

Что она соврала, Том понял по её глазам. Она их отводила очень странно. Но останавливать её не стал. Что ж, делать ему всё равно пока нечего, они прячутся в четырёх стенах, на улице — замечательный рождественский бомбопад. Пусть хотя бы эта грязная магла успокоит себя тем, что погадает ему.

Ариана уже выкладывала на немытом деревянном полу рядки из карт рубашками вверх.

— Выбери карту, — сказала она ему.

Том тяжело выдохнул и послушался. У него в руках оказался туз с перевёрнутым красным сердечком.

— Карта означает тебя. То, что она перевёрнута, указывает на твой страх.

— Не нужно быть семи пядей по лбу, чтобы понять, что мне страшно, — процедил Том, глядя, как Ариана укладывает выбранный им туз на место.

— Вот, смотри. — Она ткнула грязным пальцем в две карты: обе шестёрки, бубновая и пиковая. — У тебя две дороги: одна в кущи райские, другая — в огнь адов. По первой пойдёшь — и мир, и счастье, и дни бессмертные, и враг твой — вот, король трефовый — сам в дураках останется.

Том ухмыльнулся. В гадания он никогда не верил, но мысль о Дамблдоре, посрамлённом и униженном, грела душу. То, что этот самый трефовый король, именно Дамблдор, сомнений не оставалось. Кто, как не он, не разрешил Тому остаться на лето в Хогвартсе? К тому же нарисованный на карте король был рыжебород и меч в руке держал — ну точно меч Гриффиндора. А раз эта Ариана сказала про бессмертие, то сейчас Том уж точно на верной дороге. Именно за этим ведь шёл.

Задумавшись, Том не сразу понял, что Ариана продолжила тыкать грязным пальцем в карты.

— А вторая дорога — скорбей путь. Ищешь бессмертия — умрёшь восемь раз, и девятый раз умрёшь при жизни. Ищешь признания — и имя твоё будет забыто и неназываемо никем. Ищешь силы — и она предаст тебя, и от собственных рук придёт погибель. — Голос этой блаженной стал как сталь, как железо. Пропала вся беззаботность, улыбка исчезла. Ариана смотрела на Тома так, как будто он был самым низким человеком на земле. Она подняла руку вверх. — И вот это ты сделаешь — и много раз сделаешь.

Тут же громыхнул взрыв, и в доме, где они сидели, вышибло стёкла. Том судорожно вдохнул и сжался. Воздух вдруг начал кончаться, как будто Тома окунули под воду, голова пошла кругом и грудь ошпарило болью.

Отчего-то казалось, что всё, сказанное этой блаженной, правда.

И снова — совсем рядом — раздался взрыв и с такой силой прокатился по воздуху, прошёл дрожью по земле, что у Тома внутри оборвалось сердце. Он неосознанно начал читать молитвы, хотя и знал, что никакой Бог ему не поможет. Желудок сворачивался в ком и выталкивался из горла. Казалось, ещё чуть-чуть, и Тома вырвет. Или умрёт. Да, он вот сейчас уже умирает, задыхается, впивается ногтями, ломая их, в грязный пол, в потрескавшиеся стены.

Нет, Том никогда не довёл бы людей до такого состояния.

Когда он поднял глаза, он увидел, что эта дура пишет что-то угольком на стене.

— Ты сумасшедшая… Я никогда не стал бы сбрасывать бомбы на мирных людей… — просипел он, но Ариана не ответила. Она старательно выписывала слова: «Meneh, meneh, tekel, upharsin».

— Видишь пикового туза? — спросила она, тыча пальцем в карты. — Он перевёрнут. Большое горе скоро случится. Возможно, даже сегодня.

Снова взорвался сброшенный немцами снаряд, и Том зажал уши. Дышалось всё сложнее и сложнее, и казалось, что он вот-вот упадёт в обморок. В голове, будто бы кинокартинки, проносились сцены: вот, на дом падает бомба, и его, Томовы, внутренности красной кашей размазываются по стене. Вот фашисты расстреливают его. Вот концлагеря, пытки… И всё так красочно, слишком красочно…

— И что мне делать, чтоб избежать этого? — почти плача, прошептал он.

Ариана оторвалась от разглядывания надписи и присела напротив Тома на корточки. В бесцветных глазах мелькнула жалость.

— Не плачь, — так же тихо, как он, прошептала она.

Но Тому не нужна была бесполезная жалость. Он схватил Ариану за руки и крикнул:

— Как этого избежать?! Я не хочу помирать девять раз! Не хочу! Я… Ты врёшь, я стану бессмертным и не умру никогда! Твои пророчества, как и все остальные, это ложь и шарлатанство! Жалкая пародия на магию!

Бесцветные глаза Арианы заполнились гневом. Она вырвала свои кисти из его рук и схватила за ворот рубахи.

— Тогда иди, куда шёл, и умри в первый раз, — прошипела она ему в лицо.

Том смотрел ей прямо в глаза. Ариана больше не выглядела как сумасшедшая. Нет, она выглядела как живое воплощение Смерти — бледная, тощая, с длинными белыми патлами, спускающимися занавесью до пола, с грязными руками.

— Господи… — сорвалось с его губ.

— Избежать чего ты хочешь? — тем временем прорычала она, не выпуская его ворот. — Смерти? Вот этого? — Она ткнула ему в лицо карту пикового туза. — Что ты хочешь, мелкий ты ублюдок? Думаешь, мне приятно смотреть на то, что ты творишь с людьми? Ты такой же, как и те, кого ты так отчаянно боишься, и я, раздери тебя надвое, понятия не имею, как это изменить! Я всего лишь вижу!

Ариана выпустила воротник его рубахи из рук, и Том рухнул на пол.

— Может… Может, мне прибить тебя прямо тут? — прошептала она, снова становясь похожей на безумную. — Если я убью тебя, то умрёшь только ты. Ха-ха… Лучше нам, чтобы один человек умер, нежели чтобы весь народ погиб. Привязь не выдержит…

Внутри Тома зарокотало сердце, он нащупал палочку и направил в лицо сумасшедшей девчонке.

Он не умрёт!

— Ава… — залепетал он, но Ариана вскрикнула, махнула рукой, и палочку Тома переломило надвое. Он с ужасом смотрел, как от неё красными искрами взвивается последняя вспышка магии.

Он лишился единственного, что могло его защитить.

— Ах ты грязная сука! — выдохнул он и бросился на Ариану, но тут его засосало в воронку аппарации. Последнее, что он увидел, была падающая за окном бомба.

* * *

Снова началось. Ариана не могла выбраться из потока времени. Он поглощал её, засасывал, и она снова и снова видела зелень глаз, тьму зелёных вспышек, тысячи, тысячи мёртвых людей с позеленелой кожей.

Она видела, как бы стоя в стороне, саму себя. Она лежит на зелёной душистой траве. Лето, и ей всего пять. Аберфорт рядом рассказывает сказки Бидля. Она лежит в луже, вся грязная, с грязными руками, в потрёпанном материном платье, с пустым взглядом. Она лежит в траве, а на глазах — повязка. Белая ткань укрывает от её глаз её саму.

Ариана потянулась, чтобы стянуть повязку, но ладонь нащупала только кожу — холодную, как будто мёртвую. Шум беснующегося моря наполняет уши. Громадная туча поднимается от горизонта, она пожирает море, но Ариана не может убежать, всё тело налилось свинцом.

Она вскочила на ноги

Туча настигла её, поглощая вместе с синью моря. Туча хватала её за подол беленького платьица, оставляя на нём грязные пятна, цеплялась за лодыжки и шептала тысячами голосов, выла громадным ужасным волком, жадным до крови и власти. Волк щёлкал голодной пастью, брызжа зелёной слюной, тянулся отгрызть Ариане руку. Он нёс за собой тьму, поглощая светила. Он сожрал свет, сожрал жизнь и родил смерть.

Ариана пыталась бежать быстрее. Вон там, на склоне холма, деревенька, где можно укрыться. Но поднявшийся огромный зелёный вал накрыл дома, и Ариана остановилась. Позади — зелёные волны, впереди — жадный ужасный волк. Никто не сможет её спасти.

Хотелось спрятаться. Ариана подняла ладони к лицу, закрывая глаза. Кровь в ней отравлена зеленью. Её силы рождают смерть, от них не избавишься. Она почувствовала, как волк вгрызся ей в глотку. Мазнув пальцами по шее, она взглянула на свои руки. По ним текла красная, как причастное вино, красная, как Божий дар, кровь.

Нужно сражаться с волком.

Воздух начал кончаться, глотку перетянула удавка, Ариана распахнула глаза.

Над ней — тёмно-синее небо. Оно плачет. И на шее — горячие руки. Чужие. Душит её кто-то. Её собственные руки были придавлены к земле, не пошевелить. Не-мальчик сидел на ней и душил. В конце концов он убьёт её, окунув в зелень смерти. Умирать не хотелось, но она ведь уже умирала. Её пожирал волк.

Она пыталась вырваться, пыталась высвободить руки и скинуть с себя Не-мальчика, но тот был намного крепче её. В конце концов Ариана заглянула ему в наполненные слезами глаза. Они похожи на небо — такие же тёмно-синие и тоже плачут.

Не-мальчик с ужасом глядел в её зрачки. Ариана знала, что он там видит. Девять смертей, которые его ждут. Мама тоже видела смерть в её глазах. И отец. И соседка. Все видели.

Он разжал пальцы, и Ариана сделала вдох, закашлялась, скинула его с себя и перевернулась на живот. Кашель никак не стихал, и в какой-то момент она поняла, что кашляет в унисон с громкими рыданиями. Рыдал Не-мальчик, свернувшись, как зародыш в утробе матери. Она провела пальцами по своей глотке.

«Дьявол», — подумала Ариана. Она встала на ноги. Ветер трепал её волосы, пронизывал холодом, терзая потрёпанное материно платье. Он летел с моря — синего, почти кобальтового. Холм, на котором Ариана и Не-мальчик лежали, круто обрывался и белым боком падал в синее море, а вторым, покатым — спускался вниз, и по этому покатому боку рассыпались домики. Ариана хорошо помнила это место.

Насыпное Нагорье. Её дом.