Осколки личностей (джен)

— Эй, Эндрю! — прошептал Иолотли, тряся его за плечо. — Проснись, соня!

Эндрю проснулся не сразу. После насыщенного событиями дня он, как только переступил порог дома, пообедал кашей из кукурузных зёрен с маисовыми лепёшками, в которые положили фасоль, соус, перец-Чили и помидоры. Потом, сняв с себя грязный свитер и джинсы, лёг спать в углу комнаты на циновке, которую ему щедро предоставил Иолотли. Не проснулся и к ужину, несмотря на ароматный запах приготовленной еды. Проспал бы и всю ночь, если бы его не разбудили.

— Что тебе надо? — недовольно спросил Эндрю, поднимаясь с постели. — Ночь на дворе.

— Пошли мыться, — ответил Иолотли, потянув его за руку.

Эндрю бросил на него недоумевающий взгляд, однако спорить не стал. Встал с пола и, отряхнувшись, поплёлся за ним. О местных традициях он не знал от слова совсем, а потому натыкаться на неприятности в первый же день не хотелось. Быть может, это снова какой-то ритуал, как знак уважения Богам. Что не делай, везде какие-то знаки.

Иолотли шёл с сумкой на плече. Полотенца в ней шуршали, скляночки с лечебными травами, которые Иолотли забыл выложить, когда варил снадобья для храма, стучали друг о друга. Очень хорошо чувствовался запах чего-то, похожего на хозяйственное мыло, которым по обыкновению стирали бельё.

На улице царила прохлада после невыносимо жаркого дня и тишина, изредка прерываемая лаем беспокойных собак. Во всех домах темно. Все вроде бы спали. Эндрю вскинул голову. Всё тёмное небо усыпано тускло мерцавшими звёздами. Лунный свет, проникая сквозь пушистые облака, пронизывал ветви деревьев, падал на улицы скромного городка, заглядывал в его укромные уголки и особенно ярко освещал центральный рынок и храмы, где проводили жертвоприношения.

Они далеко отошли от домов, вышли за пределы городка. Быстро достигли и зарослей. Немного блуждая по ним, нашли нужную тропинку. В траве затаились цикады, лёгкий ветерок беспокоил листья деревьев и лианы, свисающих с ветвей. Никаких хищников, опасностей. И всё так мирно, так безмятежно. Не как днём.

Через полчаса среди густых изумрудных лиан, папоротников и диковинных цветов красного цвета с золотистыми сердцевинами показался водопад. Каскады кристально чистой воды срывались с крутой скалы, разбивались на сотни тысяч мельчайших крупиц, создавая подобие густого тумана. Лунный свет мерцал на водной глади, постоянно перемещался по ряби, по волнам.

— Разве вам не нужно мыться всего два раза в день? — спросил Эндрю, останавливаясь у берега.

— Ты хотел сказать «минимум два раза в день», — с усмешкой произнёс Иолотли. — Давай, заходи в воду.

Эндрю немного постоял на месте, подумал. Лезть в холодную воду не хотелось, особенно после тёплого подобия постели. Но помыться нужно. Он ведь не принимал ванну с тех пор, как появился в этом мире. Грязь прилипла к потной коже, волосы стали похожими на ниточки и наверняка в них образовались комочки пыли. Эндрю, вздохнув, сделал несколько шагов. Холодная вода коснулась его лодыжек, отчего по коже пробежались мурашки.

Иолотли чуть подтолкнул его и, видя, как тот всё ещё привыкает к прохладе, сам пошёл дальше. Оказавшись в воде по пояс, он задержал дыхание, окунулся в неё три раза. После того, как вынырнул, Эндрю заметил, как намокшие густые волосы Иолотли обрамляли его лицо, вода стекала вниз с подбородка, с щёк. Вялость, накопившаяся в течение душного дня, ушла, вернулась бодрость. Он широко улыбался. Его карие глаза сияли от радости, от облегчения.

Эндрю, уже привыкший к прохладе, последовал его примеру. Окунулся пару раз и вынырнул, набирая в лёгкие свежий воздух. Лунный свет блуждал по его обнажённому телу, указывал на маленькие незначительные синячки, царапины. Но это вылечится. Эндрю заметил, что часть грязи смылась, стало даже легче дышать. Он взял корень мыльного дерева и мочалку, сделанную из грубой жёсткой ткани, провёл ими по коже, которая почти сразу приобрела розовый оттенок.

— Скажи, а как вы ориентируетесь во времени? Ну, какой год или день, к примеру, — спросил Эндрю, натирая кожу мылом.

— О, это очень интересно, — ответил Иолотли.

Шквал информации мигом обрушился на Эндрю, не успевшего и глазом моргнуть. Иолотли возбуждённо рассказывал о науке тех людей, одним из которых собирался стать. Были два календаря у них — один солнечный, длившийся триста шестьдесят пять дней. Каждые неделя, месяц для чего-то предназначался. Обычно расписывались сельскохозяйственные циклы, удачные дни для посева семян кукурузы или того же перец-Чили. Но в этом календаре учитывались также и несчастливые дни — дни, когда никто не работал, дабы не навлечь катастрофу.

Второй календарь считался ритуальным. В нём всего двести шестьдесят дней и девятнадцать месяцев, каждый из которых предназначен для какого-то божества. Например, в определенную неделю поклонялись богине Темаскаль, в честь неё люди ходили в одноименные паровые бани, стоящие почти у каждого дома. В календаре имели место быть и пророчества жрецов, наблюдающих за звёздным небом. Все, от мала до велика, верили, что небесные светила могли решать человеческую судьбу.

— Мы с тобой встретились как раз во второй пустой день, — проговорил Иолотли. — Сегодня заканчивается третий.

— Пустой день? Что это значит? — спросил Эндрю, подперев голову рукой.

— У нас по ритуальному календарю после всех месяцев ритуалов идёт пост, — объяснил Иолотли. — Мы соблюдаем его в течение пяти дней и не приносим никаких жертвоприношений.

— А потом что?

— А потом всё по кругу, — ответил Иолотли, усмехнувшись. — Через день-два будем младенцев в жертву приносить.

На душе сразу стало мерзко. Весь радостный настрой Эндрю мигом обрушился от последнего предложения и легкомысленного отношения Иолотли к этому. Жертвоприношение… Слово ужаснее не придумаешь. От утопленных котят слёзы роняешь, сердце болезненно сжимается в груди, а здесь и плохие, и хорошие люди. Все вперемешку. В голову отчего-то начали лезть викинги с их способами приносить людей как дар Богам.

— Но разве это правильно? — вслух произнёс Эндрю. — Людей на тот свет отправлять…

— Если мы не будем этого делать, тогда Боги накажут нас! — воскликнул Иолотли, нахмурившись. — Мои предки так поступали, я буду поступать и дети мои продолжат традицию нашего народа.

Эндрю понял, что сказал лишнее. Как всегда. Жизнь ему ничему не учила. Или точнее он ничему не мог научиться. Всё никак не держал язык за зубами, зная, что его слова могут задеть кого-то. С ним такое случалось и по отношению к матери, и к одноклассникам, и вот теперь к Иолотли. Умом понимал, что нужно молчать, а язык всё равно не слушался. А потом ловил на себе осуждающие взгляды.

Они молчали, слушая звуки природы. Водопад шумел, цикады никак не унимались. Где-то послышалось угуканье совы. Кто-то зашуршал в кустах. Оба смотрели на небо. На тёмном, почти чёрном полотне показалась самая яркая точка, пристроившаяся чуть выше бледного лунного диска. Венера. А ещё выше и Марс приютился.

— Знаешь… — прервал тишину Эндрю. — Нельзя мне здесь долго находиться.

— Почему? — спросил у него Иолотли, подняв на него глаза. — Не переживай, освоишься ещё.

— Дело не в этом, — ответил Эндрю. — Просто всегда чужаком буду чувствовать себя. Да и ответы найти хочу. Зачем я здесь, как сюда попал…

— Мы можем обратиться за помощью к учителю, — проговорил Иолотли, улыбнувшись. — Он всё знает и всем помогает.

Они рассмеялись. Волосы, с которых на плечи падали капли воды, у обоих практически высохли. Поднявшись с земли, Иолотли сложил мыло и полотенца в сумку, обратно закинул её на плечо. Эндрю шёл рядом, посматривая в разные стороны. Заросли, заросли, заросли. Ничего интересного. Иногда ему трудно представлялось, что когда-то вместо высоких многоэтажных домов, сделанных из стекла, росли такие же пустыри и кусты.

Тишину ночи и природы разорвал неожиданный гул, отчего птицы, сидевшие на ветвях деревьев, взмыли вверх. Эндрю остановился, мышцы его напряглись. Опасность? Звери напали? Вся его тревога неожиданно испарилась, когда Иолотли положил руку ему на плечо и улыбнулся, мол, не волнуйся.

— Не переживай, это объявляют четыре утра, — тихо признёс Иолотли. — У людей есть время повеселиться.

По реке неспеша плавали торговцы, лодки которых полны различными товарами: тканями, приправами, глиняными изделиями и даже может быть рабами. Бо́льшая часть людей собралась у центрального рынка. Развели костёр. Воины, уставшие после ночного патруля, и женщины, выспавшиеся после пяти часов сна, танцевали посреди улиц. Движения рук, ног и в целом тела выходили столь изящными, что нельзя не засмотреться. Танцоров окружали малолетние дети, неряшливо хлопающие в ладоши, музыканты, старики, держащие в руках чашки с пульке — алкогольным напитком из забродившего сока агавы.

Иолотли протиснулся сквозь толпу и сел, обняв руками колени, поближе к центру. Эндрю неустанно следовал за ним. Свет огня освещал его лицо, то тускнел, то снова становился ярче. Жар, исходящий от костра, согревал его щёки, лоб. Вскоре они покраснеют, зальются розовой краской.

Эндрю охватило чувство умиротворения. Обычно он испытывал его, когда приезжал к бабушке на летние каникулы после девяти месяцев учёбы и жизни с родителями. И как тогда, находясь на даче, сидел на земле, подогнув под себя ноги, смотрел на костёр или же просто пялился в одну точку, пока вокруг него ютились надоедливые комары. Бабушка же шумела сзади, открывала скрепящие дверцы, гремела алюминиевыми кастрюлями, чтобы набрать в них воду и подогреть. Три месяца лета всегда становились для него небольшим раем.